EDO 2103: эдомоногатари

персонажи: Шинбей, Ханджиро ► Шинбей болтает с Ханджиро на следующий день после бойни в «Нагаоке». Это следующее утро после бойни в «Нагаоке». Шинбей не особо устает. Честно говоря, дельце плевое: немного пострелять по особо шумным, помочь Одзэки в уничтожении той… роботизированной штуки. Ей не особо интересна вся возня во всплывшими данными, сами проебываются, но, тем не менее, на телевидении она делает ужасающе скорбное лицо и копирует поведение Хан-тяна, говоря, что злодеи — повержены. Журналисты просто писаются от восторга, фанаты хвалят своего ангела за сочувствие и месть, и так далее, и так далее… Шинбей, честно говоря, настолько насрать, что плакать можно, но перед камерами она умеет держать улыбку (а еще — вставать в выгодном ракурсе). Сама она уходит без единой царапинки. Ну, еще бы. С нее только и требуется, что стрелять из противотанкового, это дело не такое уж и сложное. Пусть мальчики внизу разбираются, это они особо любят возиться в грязи, особенно такая свинья, как Сакамото, но он родился в грязи и в ней же и помрет — ничего удивительного. Обычно на такие обвинения тот с широкой улыбкой посылает ее нахер, это что-то вроде дежурного обмена любезностями. Ага, ну так вот. А там внизу, в этой бойне, участвует Хан-тян, и, если Шинбей верно слышит, то ему задают жару. Какой-то шиноби; насколько она понимает, тот все же дохнет, и его голову сейчас вскрывают ребятки из аналитики для сочных подробностей обо всем на свете. Если Ханджиро задевают на задании — все, это финал. Сакамото верно линяет куда подальше, ссылаясь на внезапное желание выпить. Комори-сан тоже где-то занят, но ему бояться нечего, потому что уж на кого, так на него Хан-тян руку ни за что не поднимет. Да и он его не боится; в отличие от Сакамото. Шинбей… нет, тоже не боится. Это иррационально, у Хан-тяна с головой не порядок, но ей плевать как-то. Поэтому она дожидается, когда тот возвращается домой — один из тот редких моментов, когда он бывает в своей квартире, просто невероятное дело — и, словно назойливый сосед, зашедший за горошком, барабанит в дверь ногой. Спустя два удара Ханджиро открывает. Удивительно, лицо у него достаточно спокойное. На Шинбей — легкий шелковый халатик поверх обтягушек для разминки. Короче, будь тут Сакамото, уже бы потянул свои загребущие грабли и тут же схватил бы по наглой роже. Взгляд Хан-тяна сначала скользит по ее фигуре снизу вверх, потом останавливается на лице и смотрит, выжидающе. Он не особо любитель размениваться на слова, весь из себя такой серьезный, просто ужас (Шинбей уверена — девственник, а дрочит разве что на свою призрачную Справедливость). Хмурится. — Ты что-то хочешь? — Я та-а-ак удивлена, что застала тебя дома! — Шинбей машет перед его носом бутылкой с дорогим алкоголем. — А ну пошел прочь с порога, Хан-тян, негоже заставлять даму ждать. Такой хмурый, только посмотрите. Вообще она так не разговаривает, но так надо, для момента. Сакамото от такого тона просто в восторге, называет блядским и, когда они пробуют бурную молодость на вкус, просит говорить исключительно так. Ханджиро обычно бесится, когда ему указывают, но, видимо, он принимает тот факт, что это ее стандартное поведение, а потому лишь цокает намеренно показушно и пропускает внутрь. Дома у него Шинбей уже бывала, а потому это пустое необжитое зрелище ее совершенно не удивляет. Скорее удручает. Бедный Хан-тян, быть может, будь он нормальным, то и дома было бы уютно! Все строго, аскетично. Чисто. И крайне пусто. В отличие от помойки Сакамото тут так неуютно, что Шинбей невольно ежится, но решает придержать комментарии при себе: не то, что кому-то есть дело до квартиры Кирино Ханджиро, даже ему самому. Кажется, ему откровенно нечем заняться, поэтому даже в собственном доме Хан-тян выглядит, как истукан. Шинбей медленно оглядывает комнату, обходит ее, затем оборачивается. Смотрит ему в глаза. — Как хочешь начать наш диалог? — Я спросил тебя, хочешь ли ты чего-нибудь, — сухо напоминает тот, и Шинбей закатывает глаза. — Это называется «командное единение», дурашка. Я прихожу к тебе, потому что слышу от отдела аналитики, что какой-то умник разбил тебе шлем. Ты довольно хорошо выглядишь, — она осматривает его с головы до пят, но затем поднимается обратно, к лицу. — Ой, а это что? Заживляющие спреи в целом хорошо справляются со своей работой, но Шинбей работает в медиа не первый год и знает, как необходимо иногда, для пафоса, оставит мужественную царапину на лице. Хан-тяну везет: его противник задевает его совсем чуть-чуть, чтобы смотрелось сексуально и показывало величину опасности, мол, дескать, вот такой у нас ужасный враг, что сумел ранить Кирино Ханджиро. Глаза у него краснючие просто жесть, словно он все утро хнычет или нюхает кислоту, но он настолько праведный мальчик, что Шинбей уверена: это все последствия боя. Видимо, внимание на царапине на виске его бесит, отчего Ханджиро отступает на шаг назад, но Шинбей уперта. Подходит к нему вплотную и касается ранки. Заживет быстро, даже шрама не останется. Прикосновения тот терпит явно сквозь силу, смотря на нее из-под полуопущенных ресниц, и Шинбей улыбается. Хлопает по щеке. — Замочил гада? — Как иначе, — рычит он. — Вот и отличненько. Считай, мы сделали им публичную порку и лишили весомой силы. Прекрати дуться, лучше помоги мне найти стаканы. Выпьем, йа-ху! Машет бутылкой и сама начинает рыскать, потому что Хан-тян не реагирует. Но следует за ней на кухоньку (у него квартира студия, так что шагать недалеко) и смотрит за каждым действием. От предложенного алкоголя не отказывается, хотя морщится после того, как отопьет. На публике такое себе не позволяет, но Шинбей знает, что у него вкусы — как у ребенка, и почти вся алкашка ему противна. И даже не из идейных соображений! — Все равно много из них уходит, — наконец, замечает он. Ой, драма-то какая… — И что? — она разводит руки в стороны и подносит свой бокал к его, чокаясь. Выпивает залпом. — Это не наша проблема, а сетевых самураев. Хакера, по информации ищеек, мы уничтожили, ее сервак нашли внизу. То, что там сбежала парочка и замочила шестерок — не плевать ли? — Если какая-то шваль смеет поднимать руку на… — Хан-тян, — капризно тянет Шинбей. — Это все фуфло. Они — крысы, били исподтишка. По-моему, тебе просто надо подумать о том, чтобы дрючить свой отряд немного побольше в плане тренировок, а не нападать на бедных техников. Они и так все поняли. И хватит сердиться, серьезно, морщины появятся. — Только об этом и думаешь, да? Их взгляды пересекаются, и Шинбей перестает улыбаться. Уголки рта опускаются все ниже, и она сводит брови на переносице. Что делает нечасто — как раз из-за морщин. — Ну еще бы. Нам за это платят. — Нам платят за то, что мы защища… — Ой, завали ебало, Хан-тян! — когда Ханджиро начинает свои лекции про справедливость, хочется лезть на стену. Только Комори-сан это и выносит, потому что он тоже тронутый, но ему хотя бы хватает совести не зудеть над ухом. — Нам платят не за защиту, а за рекламу! И ты это знаешь. Да, мы молодцы, что совмещаем, но ты прежде всего лицо для телеэкранов. Или будешь возражать? Она даже не вздрагивает, когда Ханджиро нависает над ней, словно тень. Его взгляд тяжел, зрачок узко сжат, словно игольное ушко. Он в бешенстве. Любой другой бы на ее месте уже обделался бы, но Шинбей плевать, потому что она привыкает. Да и Хан-тян выглядит крайне симпатично, когда бесится, грех не полюбоваться. Натянутая улыбка — такая херня, но его злость… Ох, блин, не будь он таким снобом — она бы пригласила к ним с Сакамото на вечерок! Не только потому что Сакамото будет визжать, как резанный. Тяжело дышит… но потом прикрывает глаза и сцепляет зубы, отступая. Хан-тян — не дурак, и этот спор между ними — что-то вроде милой любезности, как посылы друг друга с Сакамото нахер. Лишь качает головой и отступает, допивая оставшееся в бокале. Требовательно трясет им. Затем падает в кресло (они оба, вообще-то) и раздраженно сипит: — Вчера система «Самурай» меня подвела. Еще бы чуть-чуть, и эта грязь выстрелила бы мне в голову. Понимаешь?.. Насколько они сильны! А мы даже не можем догнать их с самыми совершенными технологиями! — Говорят, что крысы, загнанные в угол, гораздо опасней кошек, — замечает Шинбей. Отпивает немного и смотрит, сквозь сощуренные глаза. Хан-тяну хорошо в гражданском: даже тут стиль ему подбирают лучшие модельеры, поэтому выглядит он с иголочки: эта черная футболочка в обтяжечку, вы посмотрите... Сто процентов, будь его воля, не снимал бы свой боевой костюм, но если он бродит по квартире, как неприкаянное приведение, то, наверное, его сюда отправляют пинком. Она тянет пальчик и ведет по бицепсу, по линии аугментики, и Хан-тян вздрагивает. Но затем смотрит на нее, осуждающе, потому что подобные инсинуации отчего-то не любит. Ну точно, девственник. Черт, ей надо подумать, как заманить его к ним с Сакамото… Столько лет работают вместе, а она даже не видела его нагим! Такое упущение. — У тебя глазюки красные поэтому? — Пришлось врубить ее в экстренном режиме, — признается Ханджиро. — Ой, дай угадаю, тебе потом хуев в панамку насовали за такое, потому что это опасно? Я слышала, Сакамото так пытался, ну ты помнишь. Он не успел, к его же счастью, но техники в унисон орали, что так нельзя. И вообще опасно. Но нет, смотрите, Ханджиро вполне себе жив и здоров… Скорее всего, размышляет Шинбей, нагрузка на нервы реально крайне велика, вот его и отправляют подальше, проветриться. Тут не о чем нервничать, лишь скучать. А ее компания сейчас разбавит и это, и кое-кто наконец-то получит выходной, а не как обычно! Судя по кислой морде — так и есть. Ну, возможно, без криков, как с Сакамото. Хан-тяна боятся, как огня. Почти все в «Накатоми», кто знает, какой он: кроме парочки человек, куда входят люди крайне важные, команды… Но особенно Накатоми Хабакири. Вот этот прямо души в Ханджиро не чает, явно ловит кайф от спаррингов, а Хан-тян исходит на говно. Несолидное поведение, то, се… Тоже тут нашелся, блюститель морали. Хотя… — Голова не болит? — Подавители боли справились отлично. Короче, болит. Но несильно. — Смотри, Хан-тян, техники на своем деле собаку съели. А то получишь кровоизлияние в мозг и умрешь глупой смертью, а так… — Шинбей подвигается ближе, вплотную, отчего тот вновь дергается. Но не успевает ничего сделать, потому что его рука оказывается в крепком захвате лапок самой Шинбей. — Хватит дергаться. Или ты стесняешься? — Оставь меня без своих инсинуаций, — твердо произносит он, пытаясь вырвать руку. — Господи, Хан-тян, из-за того, что ты такой зануда, тебя твои подчиненные и боятся. Кажется, это то ли удивляет его, то ли еще что-то; Ханджиро выглядит озадаченным. — В смысле? Ну, опускает Шинбей, на самом деле не потому, что ты зануда, а потому что ты психопат с таким тонким душевным равновесием, что тебя обосраться как опасаются. Ни в одном из отделов, не считая камикадзе второй Кирино Цукиямы, не состоящий в боевом запасе персонал так не мрет. Но «Накатоми» любят своего золотого мальчика и бережно хранят его тайну, хотя журналюги уже прочуяли пару заскоков. Хорошо, что у них своих людей в департаментах полно, выставили все как милые привычки. Но Хан-тян… В каком-то смысле он действительно милый. Порой бывает тупым и упертым, но если отбросить его дебильные увлечения (справедливостью), то он вполне душка. Зануда, да, но кто без греха? Сакамото так вообще свинья, и ничего же. Шинбей смотрит на него с солнечной улыбкой. Наконец-то Хан-тян перестает вырываться, и она облокачивается на него целиком. Ничего серьезного, на самом деле, снимать с него майку прямо тут она не собирается, такого даже он не вытерпит. Просто приваливается и щелкает пальцами. — Потому что ты зануда. Ну ладно, оставим твои недостатки, ты это не способен исправить… — В смысле «зануда»? — Потому что ты только и делаешь, что упираешься рогом и потом тянешь и тянешь эту тему, — передразнивает она его обычно серьезный тон. — Да ладно, Хан-тян, если ты улыбнешься подчиненным, никто в мире не умрет. Твои хвалебные речи их только пугают, потому что ты держишь дистанцию. — С какой стати мне строить с ними дружеские отношения? — Это взаимное уважение, дурилка. Вот ты же меня уважаешь? Ханджиро задумывается на секунду. — Да, — наконец, произносит. — Ты отличный снайпер. И хорошо держишь лицо на публику, а не как Сакамото, — затем хмурится. — Кстати о нем. Он вообще в курсе, что ты ко мне сейчас липнешь? Вы разве не встречаетесь? Шинбей смеряет его Взглядом. Видимо, настолько эффектно, что даже он замолкает. — Упаси боже меня встречаться с этим бабуином. У нас просто секс по дружбе. Он неотесанный грубиян и свинья. Ты же… — ведет пальчиком по плечу, выше, выше, но останавливается у подбородка. Ханджиро замирает, смотрит на нее крайне пристально, но голову не отводит. — Нет, с тобой я бы тоже не встречалась. Но ты милашка. Я люблю такое в мальчиках. О, смотрите, не выдерживает и закатывает глаза. — Прекрати это. — Ой, не веди себя, как праведный школьник. Я уверена, ты столько писем от фанаток получаешь, что уже не читаешь и все скидываешь на отдел по связям с общественностью. Ну, не секрет, что так у каждого из них. Комори единственный, кто разбирает свою почту лично, вот такой он фанатик бумажной работы, но ему с разными не особо приличными намеками пишут разве что мамочки за сорок и фанатки мужчин постарше. Шинбей прекрасно понимает, почему. Ей это совсем не интересно, она и так грязь слышит каждый раз, когда выходит к фанатам, правда, в отличие от несчастных айдолов «Зетимы», она в состоянии узнать, кто предлагал ей полизать у себя между ног, чтобы найти и лично лишить яиц. Хан-тян, наверное, такое в принципе игнорирует. Приличный мальчик! — Ты когда-нибудь целовался? Вновь страдальческий вздох. — Я не шучу. Прекрати это. — Зануда-а-а. — Не пересекай черту деловых отношений. Служебные романы запрещены. — Это кем еще? — фыркает Шинбей и закатывает глаза. — Да ладно, я тебя уверяю. Любой дурак знает, что Кирино Цукияма, например, не прочь порезвиться со своими мальчиками из камикадзе. Я вон даже помню двух, один волосатый громила, второй — похожий на крысу. — Я не одобряю, — возражает Ханджиро. — Так ты целовался? — Шинбей. — Ну-у-у? — Шинбей. — Значит, нет. Закатывает глаза. Вздыхает. — Целовался. Все. Довольна? — когда она расплывается в довольной улыбке и кивает, на лице Хан-тяна проносится вся агония мира. Ему явно не нравится говорить о подобном. Стесняется что ли? Или просто считает глупостью, более чем вероятно. — Не понимаю, зачем ты пришла. Просто так потратить время? — Мне скучно, тебе скучно. — Мне не скучно, — возражает он, и в ответ Шинбей насмешливо фыркает. — Ой ли? И что же ты делаешь? — Тренируюсь. — Хан-тя-я-ян! Я пожалуюсь врачам! Ты реально пустоголовый, тебе сказали полежать денек! Она резко отсаживается в сторону и с призывом ударяет по коленям. Мол, ложись. Фанатки бы сейчас локти себе искусали, но тут она главная, и пусть только этот упертый баран попробует… Нет, он пробует. Засранец. Когда Хан-тян качает головой, намекая, что это чересчур, Шинбей ударяет сильнее и проводит ему Лекцию: это не та вещь, которую можно просто пересказать, но она кратко зачитывает ему то, что он портит весь настрой, и если медики сказали дать голове немного отдохнуть, то надо лежать и не рыпаться, иначе это как-нибудь да отразится на здоровье. Да и вообще какой нормальный мужчина откажется, только какой-нибудь козел недоразвитый, потому что козел развитый — читать «Сакамото» — бы прямо сейчас сюда и прыгнул. Видимо, даже у несгибаемого Кирино Ханджиро находится порог терпения, который можно сломить. Он опускает голову на колени и лежит, скрестив руки. Молчание. Это сцена из какого-то ситкома? — И что я должен был ощутить? — Тепло моего тела и мою искреннюю заботу о тебе, Хан-тян. Шинбей позволяет себе погладить его по волосам. Структура… черт, у него волосы лучше, чем у нее. А можно ей таких стилистов? Или хотя бы шампунь? Нет, ну вы посмотрите… Еще вчера бегает весь потный и в крови (так пахнут мужчины, обычно говорит Сакамото, после чего его гонят в душ), а сегодня волосы шелковистые, как в рекламе. Но что-то она не слышит никаких возражений снизу, значит, хотя бы это его устраивает. Ой, да неужели. Включает телевизор. Там — какое-то глупое шоу, кажется, «Улыбки Акихабары». Ее нелюбимый жанр, такое дерьмо. Ведущий, похожий на клоуна, скачет по сцене туда-сюда, пока на диванчике сидит какая-то айдол рядом со старикашкой. Скукотень. Хан-тян смотрит на это отсутствующим взглядом. Затем выдает: — Единственное, что я чувствую — что у тебя крайне костлявые коленки. Не выдерживая, Шинбей резко поднимает одну, давая импровизированного пинка в ухо. На нее мгновенно смотрят чьи-то раздраженные глазенки. Но не уходит… Смешной какой. — Я хотя бы не хромирована по самую жопу. — Это необходимость, — возражает он. — В тебе все равно имплантов больше, чем в этой девочке. Они оба смотрят на экран. Айдол задорным голоском что-то чирикает. — Ну, ее работа — хорошо петь, а не стрелять. А мне надо отдачу снижать до минимума. — Вот видишь, — выдыхает Хан-тян тоном «я же говорил». — Но мои импланты это фуфло полное на твоем фоне. Тебе надо слушаться техников, — критично замечает Шинбей, водя пальцем по ожогу на скуле. — Если ты опять повторишь такое, то когда-нибудь у тебя натурально спекутся мозги. Понимаю, ты у нас мистер совершенство, но должна же быть какая-то мера. Ой, и вот не надо мне тут про неспящее зло! Если ты будешь так поступать раз за разом, то минус здоровье, — загибает пальчик, — и минус один защитник Эдо. Расслабь булки, Хан-тян. Ребятки все настроят на более быстрое реагирование. А ты им там, не знаю, принеси пиццы. — Пиццы? Теперь он выглядит почти заинтригованным. — Да они же хорьки из отдела разработок. Ты бы видел их табуны в столовке. И каждый раз есть сраная пицца. Ананасовая. — Комори-сан тоже любит ананасы. — Фу-у-у! Ладно, это все шуточки. Шинбей все равно на ананасы, потому что пиццу и консерванты она старается не есть: надо поддерживать фигуру. А хорьки из отдела разработки заботятся только о том, чтобы их снаряжение работало. Плевать даже, если мацают его своими жирными пальчиками, пока стреляет на убой — все замечательно. Хан-тян кривит губы. — Это их работа. Так пусть выполняют ее на должном уровне. Их должна радовать не пицца, а сама возможность принять участие в устранении грязи в городе. — Опять начинаешь… — Разве тебе самой это не нравится? Их взгляды пересекаются. Шинбей фыркает. — За что ты сражаешься? — За бабло и славу. — Невероятно, — скрипит Хан-тян зубами. — То есть, тебя может перекупить любая шавка. — Пусть попробует! У них нет столько денег, сколько у «Накатоми». Ой, да ладно, Хан-тян, ты всегда это знал. Не надо мне тут нотации читать, я просто хочу сделать карьеру и свалить на покой в куче денег. Чтобы быть до самой старости окруженной симпатичными мальчиками. Главное же, что мы работаем вместе, а цель… — Иного человека на твоем месте я бы уже убил. — Так чего не делаешь, зассал? Подобный лексикон всегда вызывает у него вот это выражение, когда Хан-тян сводит брови на переносице и делает вид, что ему больно даже слышать подобное. Ну такое он только в их тесной команде практикует. И всегда так реагирует на Сакамото. Тот, конечно, позволяет себе вольности, но в основном старательно избегает вещей, что заставляют Кирино Ханджиро плеваться пеной. Шоу продолжается, неимоверно глупое. Айдол фальшиво смеется, заметно по крохотным мимическим движениям. Старик рядом охает, но никому нет до него дела, все смотрят только на девчонку и ее крайне раздраженного менеджера, похожего на змею, готовую к броску. Наверное, рассеянно думается Шинбей, поэтому люди и смотрят это дерьмо — просто надо отключить мысли. Она продолжает возюкать по чужим волосам, в одном темпе, потом задумывается — странно, не слышно никаких комментариев снизу. Опускает взгляд… Ой, мысленно произносит. Уснул. Ну, наверное, не зря ему дают целый выходной. Хотя, может, ему просто реально скучно. Шинбей не знает. Ее это и не особо интересует, потому что осторожно, насколько вообще можно, она достает из кармана халатика телефон (бессмысленная редкость в эти дни, скорее для понтов) и делает фотографию себя вместе с Хан-тяном и тут же сбрасывает все в секретный чатик.

ШИНБЕЙ ТАНАКО ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА ДОСКУ «ТРИ НЕБЕСНЫХ ИМПЕРАТОРА (год без цензуры)»

> ШИНБЕЙ: Хоба > САКАМОТО: как говорится а нахуя мне эта информация > ШИНБЕЙ: Ты его когда-нибудь таким видел???? Нет!!! > САКАМОТО: не то что хотел > САКАМОТО: понятно они там ебланят а мне работать > САКАМОТО: мировая несправедливость > САКАМОТО: а можно мне отгул > КОМОРИ: Нет. > САКАМОТО: да епт > КОМОРИ: Шинбей-кун, прекрати третировать Кирино-куна. Сакамото-кун, жду перевода. > ШИНБЕЙ: Какого еще перевода > САКАМОТО: я с тобой больше спорить на бабло не буду жадюга > ШИНБЕЙ: АЛЛО??? Оказывается, у Комори-сана еще хватает какого-то чувства юмора, когда они с мартыном Сакамото спорят на то, видел ли кто-нибудь, как Хан-тян спит. Вот засранцы!.. И без нее! Если бы Шинбей участвовала, она бы уже давно выиграла, потому что нет ничего проще, чем очаровать мужчину, даже если это упертый и повернутый на справедливости баран. Но посмотрите на него… Вряд ли спит глубоко, но когда спит — такой очаровашка, даром, что не орет и не хмурится. Сейчас он похож на кота, который может цапнуть тебя в любой момент, если не так положить руку. > ШИНБЕЙ: Комори-сан это правда что вы любите ананасы??? > КОМОРИ: Да. > САКАМОТО: а потом он скажет что любит пиццу с ананасами > КОМОРИ: А что не так с пиццей с ананасами? > ШИНБЕЙ: Все с вами понятно отряд извращенцев а еще че-то про Хан-тяна говорите > САКАМОТО: это кто тут еще извращенец я тут самый чистый и приличный человек > ШИНБЕЙ: Папка за пятое июля > САКАМОТО: молчу — Что ты там печатаешь?.. Видимо, пока она увлечена перепиской, просыпается Хан-тян. Голос после неожиданного сна у него хрипит, выглядит, конечно, не как на постерах и в рекламе — взъерошенный и щурящий глаза, умилительное зрелище. Слепо моргает, смотрит на нее крайне недовольно, но интереса к переписке не проявляет. Но она понимает — соврет, и он разозлится. Хан-тян ненавидит, когда ему врут, а люди предпочитают так делать, потому что боятся его до мокрых штанишек. Короче, замкнутый круг. Но никто не говорит, что нельзя немного приукрашивать, поэтому Шинбей пожимает плечами. — В нашем общем чатике сру Сакамото. — У вас есть чат? — Да, и если бы ты не был пипиской, которая игнорирует разговоры, то знал бы. Выжидающе смотрит, мол, ну и где приглашение. Шинбей фыркает: вряд ли он будет там особо много сидеть, он вообще не про соцсети, но чтобы унять его зуд — без проблем. Она в имитации бурной и правильной деятельности настоящий эксперт. Пока он рядом поднимается и хрустит шеей, попутно жалуясь, что дневной сон не для него, Шинбей срочно созывает сбор:

ШИНБЕЙ ТАНАКО СОЗДАЕТ ДОСКУ «ТРИ ИМПЕРАТОРА И МАРТЫШКА»

> ШИНБЕЙ: КОРОЧЕ > ШИНБЕЙ: У нас форс-мажор > ШИНБЕЙ: Хан-тян прознал про чат > САКАМОТО: вот и нехуй его было фоткать > ШИНБЕЙ: Заткнись обезьяна > ШИНБЕЙ: Делаем вид, что мы общались тут и раньше, все поняли??? > КОМОРИ: Почему нельзя пригласить его в предыдущий? > ШИНБЕЙ: Там настройка что можно читать сообщения пока тебя не было чтобы Сакамото не пропускал ничего за время своего бана > ШИНБЕЙ: А мы ему там все косточки перемывали > САКАМОТО: так вот зачем…

ШИНБЕЙ ТАНАКО ПРИГЛАШАЕТ КИРИНО ХАНДЖИРО

> ШИНБЕЙ: Добро пожаловать в интернет, сейчас я тебе все покажу > КОМОРИ: Здравствуй. > САКАМОТО: короче я ее потом жамк за жопку сочная просто персик а она мне и говорит ой господин сакамото а вы знали что на самом деле мне пятьдесят лет и тут я обомлел думаю ну ничего себе ныне импланты может мне один такой танако посоветовать а то она плоская как смерть > КИРИНО: Я уже жалею, что пришел сюда. > ШИНБЕЙ: Я тебя убью Наонари!!!!!! — Никогда не спал днем, — раздается голос рядом. Ханджиро поднимается на ноги, хрустит шеей, смачно, и Шинбей гадает, это импланты или еще оставшиеся у него кости. Он все еще выглядит помятым, но хотя бы не таким вылизанным. Любо дорого смотреть. Если бы девчонки у интернете увидели, загрызли бы ее за одно только прикосновение к их идолу, но они могут только слюни пускать, а Шинбей — щупать его… Ну, ладно, не за разные места, но хотя бы за какие-то. Хорош. Жаль, что тронутый на голову. Но хорош. Но сейчас он выглядит почти нормально. Вероятно, дело еще и в дурацкой шуточке Сакамото, потому что когда он выдает что-то эдакое реакция Хан-тяна обычно необычайно нормальна — то есть, закатывание глазок и ворчание. Она чуть поудобнее устраивается на диване, пока Хан-тян рядом ходит кругами, разминаясь. Часть прядей у него заминается и смешно торчит, что для него, обычно вылизанного до блеска, непривычно. Затем они смотрят друг на друга. — Но хорошо же? — Что? — моргает тот. — Поспать днем. Побездельничать. — Каждая секунда, которую я трачу тут, могла пойти на благое дело. — Твой отдых — такое же благое дело. Разве нет? Защитник Эдо должен не моргать каждую секунду, потому что у него капилляры в глазах полопались, а стойко смотреть в лицо опасности. С этим аргументом Хан-тян спорить не может, и пожимает плечами. Шинбей фыркает. — Если ты уснул, значит, организм сам просил. Да ладно, завтра уже оклемаешься, и глаза будут получше выглядеть. И вообще, потом будешь на дебильных ток-шоу рассказывать, как вот однажды отрубился после работы, уверяю, рейтинги взлетят. Люди обожают, когда в их стойких кумирах есть немного человечного. Долгое время Хан-тян смотрит на нее. Он тоже много знает о психологии толпы, о том, как смотреть в камеру, чтобы выглядеть лучше. Не хуже Шинбей. Но у него отсутствует понимание нормальных людей, он лишь чуть-чуть его проявляет, тут, в их маленьком отряде. Но не то, что они сами самые адекватные в понимании простого обывателя. Впрочем, какая разница? Шинбей главное заработать местечко потеплее, например, попасть в управление каким-нибудь отделом или в совет директоров (мечта), а остальное — бесполезное. Молчат немного, потом Хан-тян поднимает на нее взгляд. — Может быть. Мне больше нравится вариант без слабостей. — Поверь, девчонки бы на тебя еще больше штабелями вешались, увидь тебя сейчас. Ханджиро сужает глаза и цедит: — Мне надо заботится не об этом. — А зря! Мог бы побеспокоиться! Лишние деньги в бюджет «Накатоми» — больше вооружения. Эта крамольная мыслишка явно не посещает его честный ум, и Хан-тян сводит брови с таким видом, будто спрашивая «ты серьезно сейчас про весь этот бред?». Но знает — что да. Серьезно. Не недооценивайте платежеспособность девочек-подростков, любящих симпатичных красавчиков, они побогаче некоторых отаку. > САКАМОТО: ладно признавайтесь вы там переспали или че вместе тусите > КОМОРИ: Не лезь в чужую личную жизнь. > САКАМОТО: ой да лааааадно тебе тоже наверняка интересно > ШИНБЕЙ: Завали ебучку > САКАМОТО: емае кирино-сан ну ты там приласкай что ли свою даму или че > КИРИНО: Она в этом не заинтересована. > ШИНБЕЙ: Или же… > ШИНБЕЙ: ( ͡° ͜ʖ ͡°) > САКАМОТО: ( ͡° ͜ʖ ͡°) > КИРИНО: Просто невероятно. Комори-сан, как Вы терпите эти клоунов. > КОМОРИ: Крайне просто. > КОМОРИ: ( ͡° ͜ʖ ͡°) В жизни Хан-тян поднимает на нее крайне раздраженный взгляд. Он невероятно поражен предательством Комори-сана, это очевидно, хотя тот наверняка просто поддается глупому настроению и решает пошутить. Проблема в том, что Комори-сан не может в юмор и мимикрирует Сакамото, а тот — эталон дерьмовых шутников. Даром, что про говно не болтает. — Ты пытаешься меня соблазнить? — Это юмор, Хан-тян. Мы так шутим. Я боюсь, если мы с тобой потрахаемся, ты меня сломаешь напополам. Вообще-то, без шуток, она знает, на что он способен. Особенно если увлечется. Вряд ли, конечно, он еще не настолько поехавший, но, как говорится, вероятность есть… Да и дерьмовый юмор Сакамото невероятно заразителен. Вздыхая, Шинбей тоскливо смотрит на пустой бокал и вслух замечает: — Нам стоит почаще выпивать. — У меня много дел. — У тебя дела не круглосуточно. Это, блин, традиция, пить с коллегами. — Что-то я не вижу, чтобы ты звала остальных. — Ну вот Комори-сан наверняка работает двадцать четыре на семь, а обезьянам алкоголь нельзя, они от этого болеют. Хан-тян все равно хмурится. — Работу и отношения надо держать раздельно. — Ой да ла-а-адно, мы же все понимаем границы. Я тебя под венец тащить не буду, мне менеджер не позволит. Ты че, если спекулянты, что мы ебемся, узнают, то сорвут большой куш, а мне это нафиг не надо. Ну так? Как товарищи по очистке Эдо. Можно перемыть косточки менеджерам и техникам. Она поднимает пустой бокал, мол, как тебе тост. Некоторое время Хан-тян напряженно молчит, смотря на нее исподлобья. Это выглядело бы угрожающе, не будь у него замяты волосы и не полопайся капилляры в глазах: так он скорее похож на крайне сердитого кота. Ну, наверное. Шинбей не особо любит животных, видела их только на старых съемках. Она выжидающе смотрит в ответ, и, затем, Хан-тян наконец вздыхает. Кивает. — Ладно. Если только очень иногда. — Замечательно, — плотоядно улыбается она. Затем они синхронно смотрят в чат. О нет. > САКАМОТО: короче жду сочных подробностей и фоточек подмигиваю Хан-тян и Шинбей обмениваются многозначительными взглядами. В глазах так и читается желание убить. Никаких мировых фондов по защите дикой природы больше и в помине нет, так что никто их не остановит. Замечательно. — По-моему, одна обезьяна крайне сильно жаждет сверхурочных. — Какая интересная мысль. Меня она посетила тоже. Хана тебе, мартышка.