POV Олежа
«Олеж, я тут поговорила с БС. Заявление о твоем отчислении уже готово, но подавать он его не спешит. Говорит, что если поставишь диагноз Звездочкину до конца месяца, то останешься. Я его нахуй хотела послать, но ты сам что думаешь?» Жегший глаза свет экрана погас, и я бросил разрядившийся телефон в сторону. Все это меня уже в край заебало. Переносица адски зудела, тяжелая после прерывистого сна грозилась вот-вот лопнуть, а тут еще и сообщение от любимой сестренки. В последний месяц на каждое слово в мой адрес хотелось лениво шевельнуть язычком, прошептав «Иди нахуй». Именно это я и сказал Борису Сергеевичу, горбатому пидорасу, когда тот в очередной раз завел речь о моем отчислении. Честно, уже поебать, и ты, старая сука, об этом знаешь с третьего курса… Иногда я спрашиваю себя, а почему ты так меня и не вышвырнул? И потом сразу вспоминаю, что ты ебаный дом, которому по кайфу давить на людей… Я вздохнул и перевернулся на бок, накрывшись одеялом. Димка во сне положил руку мне на бедро и что-то пробормотал во сне. В таких случаях прилежный саб должен делать все, что велит хозяин, но я не был никогда прилежным сабом. Я поломанный саб, которого в жизни не подобрал бы ни один доминант. Кроме ебанутого Шашлыка, разумеется. Только ему я и приглянулся… Движением ноги убрав его ладонь с моей жопы, я потянулся за телефоном Побрацкого. Тот, в отличие от меня, пользовался ночным режимом, и глазки мои кровушкой уже не обливались. Недовольный рыжик снова что-то пробурчал, и я, пересилив себя, проигнорировал его. Сейчас есть дело поважнее, чем его потребности… Открыв поиск, я быстро нашел инфу об этом Звездочкине. Оказалось, его поймали совсем недавно, и все сразу поняли, что это будет тяжелый случай. Я быстро пробежался глазами по комментариям специалистов и понял, что меня решили загнать в жопу — никто из стариков не имел и представления о том, что делать с пареньком. Он был основателем какой-то секты, куда попадали все поломанные. Узнав немного больше, я понял, что Звездочкин отрицает необходимость деления людей на сабов и домов. За долгие годы учебы я перерыл всю историю ведения учета психологических отклонений, девиаций, парафилий и расстройств, и мои знания, конечно, все еще оставались довольно поверхностными по сравнению с любым стандартным клиническим психологом или даже психиатром, но мне сразу же стало ясно, почему старики охуели… За всю историю родилось немало поломанных — обычно это домы, стремящиеся на самом деле к подчинению, но никто и никогда даже не пытался оспорить важность деления. Оно всегда оставалось абсолютно незыблемо и было частью нас. Конечно, без проблем не обходится, но посягнуть на то, что высвободило человеческую цивилизацию из оков беспамятства, означало практически святотатство. Неудивительно, что подобное кощунство рассматривается в среде психиатров, как отклонение, но довольно забавно, что никто не знает, что с этим делать… И я не знаю, но… Возможно, мне станет лучше, если я займусь наконец настоящим пациентом. Интересно, что лежит у него на душе? Трудности с постановкой диагноза — не редкость для российской медицины, но речь, как-никак, идет о ведущих специалистах в стране! Неужели они настолько испугались, что даже не поинтересовались личностью своего подопечного? Я встал и подошел к розетке, воткнув в два отверстия вилку зарядника. Энергия наполнила старенький разъебанный самсунг, и экран снова засветился. Я отправил Оле лишь одно слово — «ок», и выключил устройство, давая ему возможность подзарядиться. Пальцы рассвета уже начали возвращать в мир краски, но немного времен на сон у меня, все же оставалось… Я обернулся и встретился глазами со стоявшим в одних трусах Димоном. Ночью он будит меня обычно раз пять, и дело ограничивается обычным сексом, но сейчас в его глазах я видел жажду сессии. — Олеж, — мурлыкнул он полусонно, — можешь сейчас? На его семейниках образовался крупный бугорок. Я закрыл глаза и прикоснулся к нему, вспоминая во всех подробностях наш первый раз…***
Это был летний день. В шестнадцать лет психосексуальное развитие большинства подростков позволяло им пройти тестирование, а некоторым — даже получить партнера. Для этого специально отведен июль. В октябре мне должно было исполниться уже семнадцать, и мой возраст уже считался неидеальным для проверки. Мол, если зачатие происходит в начале года, то велик риск развития поломанного ребенка, поэтому всех родителей предостерегают от ебли в это время, но моим родителям, очевидно было поебать. С первыми двумя кандидатами на мое очко у меня не сложилось — я им не понравился, показался слишком старым. Третий оказался педофилом, проникнувшим на территорию Центра нелегально. Ну, а четвертым оказался Димон Шашлык. Мы гуляли по парку Центра, специально созданному для таких целей. Первым делом Дима спросил: — Я у тебя первый по счету? Этот вопрос вполне мог загубить мне очередное свидание, поэтому я соврал: — Да, первый, а что? — Да так, — улыбнулся Дима, — ты у меня шестой, — я посмотрел на него с ужасом, н что он лишь рассмеялся: — Будешь теперь меня брезговать? Мне не привыкать… Он смущенно почесал затылок, но я даже не думал о том, чтобы отказываться от него. Наоборот: в те годы я уже был нацелен на карьеру психиатра, поэтому меня привлекали необычные люди. Это его откровение возбудило во мне блядский интерес, за который мне потом придется долго расплачиваться. — Не буду. Мне даже интересно… А почему тебя никто не выбрал? — Я показался им долбоебом, — усмехнулся Шашлык. — И они были правы… — Что ж, я тоже долбоеб, — я позволил себе улыбнуться. Мы распизделись о какой-то херне, которую я в памяти, конечно, даже не уложил. Димка показался мне приятным парнем, хоть и немного странным. Он играл на гитаре, хотя с глубокой древности известно, что музыка нужна сабмиссиву для того, чтобы привлечь своего дома. Поэтому для настоящих доминантов музицирование считается зашкваром. — Я не люблю суши, — рассказывал Димка очень увлеченно. — Так что давай закажем что-то кроме них, ок? — Ну ладно… У меня нет особых предпочтений в еде, — в тот момент я даже не подозревал, чем обернется для меня эта прогулка. Сначала в нос ударил странный запах. Шашлык не заметил его, но мое обоняние оказалось немного острее. Это не принесло никакой пользы, потому что было уже поздно, когда я понял, что это за запах. Из чащи вышел огромный черный медведь. Димка лишь тогда заткнулся, когда услышал оглушительный рев. — Бежим, — одними губами прошептал я, схватив его за край рубашки. Он впал в странный транс и оставался абсолютно неподвижным. Зверь разозлился и встал на задание лапы, возвысившись над нами огромной черной тенью. Я не помню точно свои чувства, но помню, что от резкого испуга на сердце остался настоящий шрам, заживший через пару дней. Но, не это было концом этой истории, и даже не наша смерть, и не мой коматоз, в котором я на самом деле нахожусь по сей день, не подозревая об этом. Нет, ничего этого не случилось… Дима молча зашел за меня и содрал шорты. Ничего не понимая, я тупо стоял перед зверем и глядел в его черную грудь. Почему-то мне стало спокойнее, и я закрыл глаза, чувствуя, как он входит в меня без смазки.На тот момент я уже неплохо размял свое колечко, но это почти не помогло — его хуй был огромный и каменный. Никакой мысли даже не возникло — мы едва знакомы, стоим перед рычащим медведем, но не убегаем. Навалившись на меня всем телом, Дима прикусил мою шкурку на загривке и сладостно прошептал на ушко: — Прости… О том дне я больше ничего не помню, кроме того, что кончил на траву перед медведем. Судя по всему, перед тем, как нас спасли, произошло что-то еще, потому что с тех пор я ношу на лице три длинных царапины, оставленных когтями медведя…