«Театр начинается с вешалки», — знакомая с театрального кружка цитата насмешила переодевавшегося судью. Пожалуй, лишь циничный юмор мог удержать от безумия, когда ты постоянно сталкиваешься со всё новыми и новыми зверскими преступлениями. Маньяк, ответственный за десятки жертв? Сошедшая с ума мать, прикончившая своего пятимесячного младенца? Школа, промывающая парням–сиротам мозги?
На повестке дня — последнее. Мужчина, которому на днях исполнялось пятьдесят лет, за несколько дней выслушал столько людей, что начинал сомневаться, что от кого слышал, но одно знал точно — виновны. Все из арестованных — виновны и другого вердикта совещание не вынесет. На деле, самыми пугающими казались сами факты: то, что происходило в школе, методы, отдельные случаи (а такие были). Но все знали, что этих мужчин не упустят и объявят каждому максимально возможный срок. И пусть японские реалии не позволят этим тварям условно–досрочное через мизерные десять–пятнадцать лет заключения.
А ведь часть общественности требовала осуществить публичную смертную казнь, но вряд ли это преступление подходит под одну из необходимых одиннадцати статей, да и критерии не все, да и публично…
Да под какую вообще статью подходит это преступление, под какие статьи, чего ожидать?
Верхняя пуговица пиджака застегнулась, и это означало, что Араи Иуоо готов к выходу. Его привычка застёгивать пуговицы снизу вверх была давно известна его коллегам. Другой судья, Хирога Сатио, расплылся в ухмылке. Их коллега Кавамура Ёнэ мило рассмеялась, словно попивающая чай английская дама, а не судья.
Именно эти трое займутся этим делом в качестве судий. Лучшие из высоких судов Токио, профессионалы своего дела, как и все, кто собрался на этом заседании.
Прокурор, Кондо Тайко, поправила хвостик и тоненькие очки. Она плохо знала инспектора Накамори, но, лишь услышав о деле, первой вызвалась участвовать в суде. Конечно, нашлось море соперников, что вылилось в настоящую баталию, которую пришлось решать третьим лицам. И женщина была полностью довольна, когда доказала им свою значимость. Осталось не оплошать, а посадят… Да точно посадят, нет вариантов. Главное — добиться пожизненного. И в этом ей поможет подзащитный, который тоже поправил костюм и свои светлые волосы. Сагуру готов к работе, как и прокурор.
Главной проблемой был адвокат. Кто в своём уме согласился бы защищать тех, кого ненавидел весь суд и полиция? Но ответ прост — мир многогранен. И у этих циничных мужчин нашёлся адвокат на высоких каблуках в женственном официальном костюме — Ойси Таю. В студенческие времена была любовницей директора (об этом никто не знал, что удивительно), а сейчас — начинающий адвокат. Её приняли сразу, чтобы кто–то был. Никто другой не соглашался на такое безумство.
Такой была обстановка в суде, когда инспектор Накамори прошёл в зал и занял своё место. Подсудимых уже вывели, их лица легко разглядеть: старые, сутулые, но максимально ухоженные, с лицами добрых и невинных детских волшебников, лишь бы им верили юные, зомбированные дети.
По этим противным лицам быстро пробежали глаза Аоко, прежде чем она спряталась в центре правого ряда. Рядом присел мужчина в теле, весом за сто двадцать килограмм вместе с беременной женой, загораживая для девушки левый ряд. Туда направилась женщина около сорока с высоким пучком, которой некоторые гости почему–то поклонились. Она улыбнулась им и пропустила двух других гостей: девушку и парня под двадцать. Последний занял своё место в спешке, хотя его лицо не выглядело заинтересованным. Спутницы лишь смирились с этим и сели рядом. Молодую пару увлёк разговор, женщина посмотрела на судью.
— Кто–то ещё опаздывает?
Потихоньку зал наполнился зрителями, а подсудимые закончили шушукаться. Они тихо обратились к адвокату, перешёптываясь уже с ним и что–то гордо ему объясняя. Абсолютный слух Сатио заметил это, и подсказал Иуоо начинать.
— Подсудимые, без самодеятельности. Всем встать, суд идёт.
На секунду все поднимаются с мест, кроме толстого мужчины, но и он заставляет себя встать. Первой садится женщина с пучком, за ней потихоньку все остальные, а обвиняемые переводят взгляд с судьи на Сагуру.
С начала суда тот изображает безразличие, свойственное выпускникам школы «Дворецкий в Белом», но, стоит ему пересечься глазами с директором, парень делает глубокий вдох и открывает на секунду закрытые глаза.
Ярость, злость, раздражение — максимум эмоций. Мужчины замирают в непонимании, а Сагуру встаёт. У него есть стул, удобный, любимого цвета, но парень
встаёт, возносясь выше над теми, кто так и не смог его сломать, показывая собственное превосходство. Заметно, что садиться дворецкий не собирается, но раздаётся крик на чистом английском:
— Сядь! — седая старушка злостно пробегает глазами по внуку и тот усмехается, разводя руки в стороны и присаживаясь снова.
— Сегодня проводится судебное заседание по делу о преступлении школы «Дворецкий в Белом», совершённом её организаторами.
Мужчины напрягаются, каждый из них опускает голову, услышав своё имя.
— Директор Миура Хисё, заместитель директора и спонсор школы Сакай Уйтиро и главный по воспитательной работе Фурукава Ион.
Мужчины окончательно опустили головы, но адвокат тихо постучала по дереву, успокаивая их. Прокурор повторила её действие в точности, дразня соперницу. Судья прервал их.
— Я судья сегодняшнего дела Араи Иуоо. Мои коллеги — Хирога Сатио и Кавамура Ёне. Прокурор — Кондо Тайко. Адвокат — Ойси Таю. В качестве пострадавшего — Хакуба Сагуру. Присутствует несколько свидетелей и экспертов. Каждый из подсудимых имеет право оспорить решение суда на законных основаниях. А теперь позвольте озвучить обстоятельства.
Все напряглись. В зале присутствовали семьи, купившие дворецких, Накамори с помощниками, Даичи с коллегами, двое офицеров из первого отдела в штатском, обычные гости и необычные, вроде той самой троицы с левого ряда. Такая атмосфера давила, но Аоко думала лишь об одном — когда вынесут обвинение. В ожидании её кулаки сжимались, а глаза не отрывались от судьи. Процесс поглотил её мысли полностью.
— Двадцать два года назад государственная школа Кейдо открыла под своим крылом школу для дворецких «Дворецкий в Белом». В эту школу можно было поступить за плату и получить необходимое образование, однако некоторых парней–сирот приглашали на абсолютно бесплатной основе. Каждый заполнял официальное заявление на поступление, потому избранность была оправдана.
Судья тяжко вздохнул и перевернул страницу папки среднего размера.
— Но школа не была простой: избранные дети были зомбированы ещё в школе, после доучивались на дворецких и продавались за миллионы здесь и заграницей. Каждый из них становился абсолютно недееспособным лицом, не способным принимать собственные решения и испытывать эмоции. Верно, Даичи–сан?
— Да, Ваша честь, — Даичи встал на секунду и снова сел.
— Так было с каждым из пострадавших, кроме подзащитного — Хакубы Сагуру. Сагуру–сан, слово предоставляется Вам.
Парень вновь встал. Кажется, ему так удобнее.
— Ваша честь, хочу заметить, что я не сирота. Тут присутствует моя бабушка…
Старушка кивнула.
— Я успешно восстановил мою фамилию, однако, сколько бы я не искал, я один такой. Я даже нашёл форум хозяев подобных дворецких, там нет подобных мне.
— Абсолютная правда, — Ёнэ берёт в руки маленький пульт, похожий на брелок от ключей и включает огромный проектор позади себя. На стене повисает чат на английском языке, где на неком форуме обсуждают купленных дворецких.
— И ещё позвольте мне слово, Ваша честь, — внимание всех сосредотачивается на прокуроре. — Я перерыла этот форум и нашла двух пользователей, которым достались здравомыслящие дворецкие. Их убили!
В один момент Сагуру перешёл на крик.
— А?! А их имена?!
Женщина покачала плечами.
— Лишь тонна ненависти и возмущений.
— Ясно, — Сагуру упал на стул. В его голове мелькали возможные кандидаты, но суд не останавливался ни на секунду.
— Сагуру, расскажите нам о процессе так называемого «зомбирования».
Парень вновь встал. Он говорил медленно, но постепенно его голос начинал дрожать.
— Сначала ты просто поступаешь в обычную школу. Потом, когда за тобой понаблюдают и проверят необходимыми тестами, тебя приглашают в «программу по защите сирот». Там всё весело, поездки, конкурсы, но вместе с тем коллектив разобщается и настраивается друг против друга, вместе с проверенными тактиками зомбирования, как в сектах. Примерно тут постепенно начинаются уроки воспитания, послушания и телесные наказания в случае неповиновения.
— Насколько жестокие телесные наказания? — внезапно усмехнулась адвокат. Сагуру смело повторил её лицо.
— Лёгкие — могли дать пощёчину, кулак в щёку или ударить по спине. Средние — избиение одним или тремя лицами. Тяжёлые — длительное избиение одноклассниками по приказу организаторов.
Зал, который минуту назад начал шушукаться, повис в гробовом молчании. Прокурор повернулась к пострадавшему, пока адвокат перечитывала бумаги в своих руках.
— Каким наказаниям Вы подвергались?
Дворецкий вдохнул, подняв голову, и выдохнул в пол. Его голос задрожал ещё сильнее.
— Чаще всего лёгким, не более пяти раз средним и дважды тяжёлому.
Зал переглянулся и зашептался между собой, что прервал судья. Бабушка уставилась на внука в упор, пытаясь сдержать слёзы.
— Сагуру–сан, простите, что заставляем Вас вспоминать.
Парень кивнул судье и слегка прокашлялся.
— Случались ли смерти во время избиений?
— Да. Два случая смерти от средних побоев и пять — от тяжёлого наказания, — Сагуру бросил взгляд на левый ряд, пробежался по последнему ряду и бросил следующую фразу туда. — Так же директор и воспитатель лично избили двух мальчиков до смерти.
— Что?! Кого?! — удивительно, но голос подал заместитель директора. — Умом тронулся!
— А ты чего рот открыл?
Так первые споры начались в течение первых пяти минут. Аудитория зашепталась сильнее, но не могла заглушить криков.
— Может, ты в этом участвовал?
— Я?! Я ничего.
Судья занес молоток, но не успел — Сагуру обратился к нему.
— Ваша честь, я хочу уточнить один момент. Прокурор обладает нужными доказательствами.
Тайко кивнула, передавая судье небольшую серую папку, открытую на конкретной странице.
— На этих фотографиях два моих шестнадцатилетних одноклассника. Сами видите, какому насилию они подвергались. И как раз это…
— ЧЕГО?! Я ЖЕНАТ!
Директор сжал кулаки и открыл рот, чтобы остановить завуча, но тот впал в истерику.
— Ты сам в курсе кто из ВАС это сделал!
— И кто же? Цунеки? Макия? Ничего, что у одного из них была сломана нога? Он на костылях еле–еле ходил!
— Так это сделал второй!
— Второй всё время проводил с ним!
Уйтиро замялся, но нашёл силы усмехнуться и парировать:
— А если ваш больной стоял рядом и наблюдал за всем, прикрывая «брата»? Ты над ними свечку держал?
Адвокат в точности повторила эти слова. Дворецкий не успел ей ответить:
— ТИШИНА!
Один резкий крик судьи, и зал замолкает. Ни переговоров зрителей, ни продолжения спора, ни пары слов от адвоката. Хотя Сагуру и не хотел замолкать — он давно испытывал ненависть к завучу и не мог упустить момент вылить её ему на голову. Как бы ни низко, как бы ни жестоко, но в парня сердце накопилось много черноты. Он не мог остановиться.
— Сагуру, спокойней. Отвечай на вопросы судьи, — голос Тайко успокоил. Её тон мелодичен, как трель соловья, а ещё она была настоящим профессионалом. Суд — место нервов. Каждый его участник должен уметь успокаиваться и успокаивать. — Иуоо–доно, пройдёмся по основным вопросам.
— Хорошо, — судья бросил последний взгляд на фотографии и отдал их коллегам, — Это единственные случаи сексуального насилия?
— По крайней мере, это те, о которых я знаю.
— Откуда у Вас эта папка?
— Я украл её специально. Меня планировали продать в Великобританию, потому я собирал доказательства преступлений, чтобы поговорить об этом с бабушкой. Осознаю, что это преступление, но выбора не было. Тут упомянуты факты о подделке документов, оговоры, взяточничество, описание нанесения телесных повреждений и другое. Часть из сказанного уже известна вам от инспектора Накамори.
— Действительно… Суд примет это во внимание, но это всё равно кража. Что ж, — как бы Иуоо этого не хотелось, он должен был выдавить следующую фразу даже через силу, — подсудимые, вам есть, что сказать?
Директор окончательно понурил голову, а воспитатель глухо захныкал. Адвокат вновь подала им знак, но мужчин поглотило неизвестное чувство. Это не был стыд или вина, скорее обречение, осознание неизбежности. И лишь завуч смеялся, имея под собой прибыльный бизнес и зная все изъяны японской судебной системы.
— Ваша честь, нам нечего рассказывать, — минутная дерзкая ирония, а потом мужчина превращается в «невинного» ребёнка». — Мы ведь не нарушили ни один закон. Вы можете доказать, что мы кого–то изнасиловали? А может ограбили? Убили? Мы обычные работники обычной школы–академии. Не мошенники, не банда, не якудза. Что не так?
Зал повис в молчании, а потом взорвался. В криках невозможно было разобрать просьбы судьи прекратить балаган, возмущения Сагуру и переговоры женщины с пучком и парня, с которым пришла её дочь.
— Тишина! ТИШИНА! — пришлось сорваться на крик, и только потом молот сработал, но не прервал дискуссию на левом ряду. Она была тихой, плюс Иуоо, судя по всему, знал гостью и, видимо, в этом причина его безразличия к ней. — Статья о насилии?
— Доказательства? — усмехаясь, судья поднял папки высоко вверх.
— На руках. Адвокат, Вы?
— Абсолютно согласна с моим клиентом. А папка может быть фальсификацией.
— Сомневаюсь, что Сагуру–сан станет нам врать. А теперь, раз вам «нечего сказать», начнём опрос свидетелей. Приглашается свидетель со стороны подсудимого — Коидзуми Акако–сан.
Пожалуй, это единственный день в жизни Акако, когда на её дизайнерское платье никто не обратил внимания. Всех волновали её слова в качестве свидетельницы, а не вырез, заметный всем гостям.
Всё началось с технических вопросов о покупке, а после был задан более серьёзный вопрос:
— Сагуру–сан остался в сознании, но, может, вы что–то за ним замечали?
Девушка замешкалась, потом посмотрела на дворецкого. Тот смотрел на неё так, будто говоря и «нет», и «да». В итоге, он взял себя в руки и кивнул.
— Из–за увиденного у него случились две панические атаки, но что до воспитания, — Сагуру вновь поднялся со стула. Они внимательно посмотрел на «хозяйку».
— Скажи, ладно уж.
Модель прокашлялась и медленно произнесла:
— Если кто–то выглядит так, будто собирается его ударить, он плачет и не двигается.
Зал продолжал молчать. Акако ответила ещё на пару технических вопросов, дважды оскорбила адвоката, за что получила моральную оплеуху от судьи, и уступила место Даичи, который вышел вместе с двумя мужчинами. Это были главы двух семей, дворецких которых знал инспектор Накамори. Их задача — объяснить поведение парней.
Каждый из них был идентичен Кайто.
А потом, когда на глазах Аоко почти навернулись слёзы, вышел инспектор Накамори. Он не сказал ничего, кроме уже известного. Всё по сути, и никто с ним не спорил, пока доставучий завуч не подсказал адвокату, чем можно принизить полицейского.
— Легко говорить. А ведь вы купили у них дворецкого.
Толпа переглянулась и взорвалась ещё сильнее, чем раньше. Покупка Кайто в новостях упоминалась вскользь, да и не во всех, потому это считали слухом. Сейчас же весь гнев зрителей свалился на плечи блюстителя закона. Опозоренный инспектор сжал кулаки, чтобы сдержаться от комментариев, и постарался спокойно ответить, хотя сказанное его никак не оправдывало:
— Да, признаю. У меня не хватало доказательств, и я принял самое рискованное решение.
Толпа вновь замолкла, как и судья.
— Спорно, — Иуоо нашёлся первым. — Мы ещё не решили, будут ли наказаны владельцы дворецких.
— Конечно их нужно наказать! — завуч достал абсолютно всех. — Мы не отвечаем за дворецких вне школы!
— Статья об оставлении на произвол судьбы. Но на половину вы правы. А вы, Инспектор?
— Я понимаю, что могу быть наказан, и готов ответить перед законом.
— Вы достойны похвалы.
Далее вышли несколько сотрудников школы, но их рассказы на деле повествовали о платных учениках, нежели о сиротах–бюджетниках, что подсудимый легко заметил. Следующие попытки как–либо приукрасить жизнь учеников школы были достаточно жалкими, чтобы звучать максимально неубедительно. Их уже никто не слушал.
Всех интересовала папка.
— Спасибо за ваши показания, Кеске–сан. Если на этом всё, предлагаю изучить эту папку и зафиксировать или опровергнуть те случаи, за которые мы можем осудить подсудимых, если этому есть необходимые доказательства.
На этой ноте судья начал чтение, и, постепенно, замолчали все. Тут и в правду были описаны подробности жестоких избиений, отвратительных телесных наказаний и других вопиющих случаев, иногда выходящих за рамки известном людям жестокости.
Одному дворецкому выжгли слово «слуга» на спине за плохую сервировку стола. Он подал не тот чай.
Трёх других отправили в больницу в качестве доноров почек ради денег. Очевидно, почему они не могли отказать. Такая процедура была не редкой.
Мужская проституция? На полставки в качестве меры воспитания.
Представьте что–то жестокое, что не лишает жизни и здоровья конечностей, но оказывает некоторый физический вред, ломает психику и, в некоторых случаях, приносит левым людям деньги. Представили? Это здесь есть. Всё это здесь есть.
Главное, чтобы эти парни работали, а само «воспитание» могло быть любым.
Уши не то, что вяли, а полностью обваливались, стремясь убежать из комнаты. Директор, внезапно, уснул (или сделал вид, что спит), а воспитатель только–только вышел из истерики и замолк. Адвокат постоянно что–то говорила, но на неё нападала разъярённая толпа. Судья, даже если это против правил, не хотел это останавливать, но должен был спросить о дополнительной информации.
Толпа молчала, завуч смирился (всё ещё надеясь на условно–досрочное), а адвокат вновь попыталась осудить факты, описанные в папке, но всё, что она сказала, разрушалось одним словом Сагуру, коротким убедительным доводом от Тайко или перечитыванием упомянутого отрывка от Иуоо. Женщина тоже не сдавалась, поглядывая на каждого из подсудимых, но субъективные зрители перешли на личные оскорбления.
В этом театре абсурда не хватало только гнилых помидоров.
— Все, сказанное здесь принято во внимание. Суд удаляется для принятия решения.
Зрители зашептались между собой, а адвокат беспомощно вздохнула. Ей и так не много заплатили, а теперь она точно не получит обещанные «призовые» от бизнесмена или новую работу.
***
Хлопок двери, и судьи покидают комнату для совещаний. Иуоо подходит к своему месту и громко произносит текст, которого ждали абсолютно все, кроме подсудимых.
— Решение суда постановляет признать Миуру Хисё, Сакая Уйтиро и Фурукава Иона виновными по статьям № 106, 155, 162, 165, 172, 176, 177, 178, 181, 197, 204, 205, 206, 208–1, 208–2, 217, 218, 219, 220, 222, 223, 224, 226 уголовного кодекса Японии и приговорить всех троих к пожизненному заключению. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Подсудимые, последнего слово?
После объявления приговора, никто из арестованных так и не нашёлся что сказать.
Дальше лишь формальности, ускоренные гневными криками толпы. Наверное, единственными спокойными всё ещё оставались лишь женщина с пучком и парень двадцати лет рядом с ней. Сама Аоко разговорилась со старушкой справа от себя в разъярённом возмущении, а толстый мужчина с другой стороны настолько разорался, что пару раз ударил студентку полицейской академии по спине.
Под этот гомон и крики подсудимых увели, а толпа потихоньку разошлась. Женщину с пучком задержали в дверях, и она осталась, а молодая пара помахала ей, прощаясь, и спешно удалилась. Аоко же встала минутами позже, дожидаясь отца, который дожидался Даичи, что ждал Сагуру, а за последним, по очевидным причинам, последовала Акако.
Вся эта компания ни на секунду не затыкалась о суде, пока все не разошлись по домам.
«Нет, это был не театр. Цирк–шапито — не меньше», — усмехнулся Иуоо, расстёгивая верхнюю пуговицу пиджака и укладывая серую папку в архив.
***
— Успокойся, успокойся. Это только твое третье дело, всё в порядке, — женщина с пучком вытерла слёзы адвоката–новичка.
— Но я так мало…
— Говорила? Да, но ты старалась. Тем более то, что ты взялась за дело, от которого все отказались — признак деловой хватки,.
Таю понимала, что не может сказать «семпаю» о личных мотивах, а нажаловаться на малую сумму — стыдно для новичка. Девушка просто бросилась на женщину.
— Эри–сенпай!
Эри погладила девушку по волосам. Какими мразями не были преступники, девушку стоило пожалеть.
— Мидори–сан, чаю.
— Сейчас, — когда секретарь ушла, Таю подняла глаза. Её дрожащий голос тихо спросил:
— Проводите меня до дома?
Женщина неудобно замялась.
— У меня встреча с мужем, мм… Может, у тебя есть друг или подруга?
Во взгляде девушки чёрным по белому читалось её одиночество, но она не хотела показывать ни страха, ни боли перед сенпаем. Тем более она уже была слишком эмоциональной для адвоката, потому через силу выдавила:
— Да, есть… двоюродный брат.
Эри поверила ей.
