***
— Кайто–кун! Залезай! Ой, то есть заходи! — ответственного и серьёзного Даичи было не узнать: не глаженный годами тёмно–зелёный халат, белые тапочки с засохшим навеки пятном от кетчупа, непричёсанная череда хаотичных прядей вместо волос и улыбка, которая встречает друга для посиделок, а не клиента. — Извини, я немного не в форме. Никогда не принимал клиентов дома, — мужчина подвинулся, чтобы Кайто вошёл и спокойно переоделся. — Но с этим серийником… — Я мешаю? — Нет, у меня два выходных дня; успею передохнуть, — врач засмеялся так громко, что парню показалось, что он услышал эхо. — Голоден? — Нет, поел. — Тогда просто бутерброды с чаем, — психиатр открыл дверь гостиной. Высокие потолки болотного цвета совсем не подходили комнате в нежных бежевых тонах с мягким диваном и огромным плазменным телевизором. Под ним даже стояла дорогущая игровая приставка, а на ней вновь та самая игра с машинами, в которую играл парень студенческого возраста. — Блин, бли-и-ин, блин! — его машина отставала от другой, сильно напоминающей машину Тоору Сейджи. Нет, слишком напоминавшей. — Сейджи! Парень кричал в гарнитуру, установленную на наушниках, но бесполезно — минивэн Сейджи вырвался вперёд, а «феррари» сына Даичи улетел в кусты. И тот пошёл на отчаянную ложь: — Я в текстурах застрял! — Кайто–кун? — хозяин дома приоткрыл дверь кухни изнутри. — Что такое? — Отвлёкся. Простите. Дворецкий ушёл. Студент позади продолжил кричать: «Блин!», старательно избегая мата.***
— Тут много томатов, я их сильно люблю. Кайто взял один из бутербродов и осмотрелся по сторонам. Кухня Даичи походила на фото из каталога «дизайн кухни на любой вкус». Тут отсутствовали грязь и пыль, а кристально чистая посуда мирно покоилась в навесном шкафу. В какой-то степени кухонная белизна даже вызывала страх. — Тут так чисто… — А, это заслуга моего старшего сына. Он шеф–повар. — Уже или учится? — Уже, ему двадцать пять, — ответил Даичи, и Кайто внимательно посмотрел на мужчину. Простые арифметические задачки дворецкий решал за секунду. — Вам сорок один год. Врач утвердительно кивнул. — Вы стали отцом в шестнадцать? — Хах, мда, ошибки молодости, — мужчина давно вспоминал это со смехом, но безразличный взгляд Кайто выглядел осуждающим. Даичи спокойно откашлялся, предлагая гостю ещё бутерброд. — По дурости, да. — Остальные дети от неё же? — Только второй. Потом мы развелись. Другие двое от второй гражданской жены, но и с ней не сложилось, — пожал плечами Даичи, а дворецкий медленно дожевал бутерброд. Несмотря на то что он задавал вопросы, его взгляд оставался пугающе пустым и незаинтересованным. — Осуждаешь? — Нет. — Надеюсь… Врач доел свою порцию. На тарелке осталось всего четыре изделия. — Что ж, у меня к тебе тоже есть пара вопросов по поводу того, что мне передал инспектор от тебя. — Про Шингу? Я знаю не так много. — Не хочу портить неформальную встречу, но это необходимо. Собеседники синхронно кивнули друг другу. Прозвучал первый вопрос: — Ты сказал, что у него кансайский диалект. Он из Осаки? — Он родился в Киото, позже переехал в Осаку, а потом в Токио, как нам рассказывали в классе. Со стола исчез один из последний бутербродов, за ним ещё один. Собеседники будто бы жевали наперегонки. — И после одного года обучения его отправили к обычным ученикам, выгнав из программы по защите сирот? — Да. — Сколько раз ты видел Шингу до этого? — Вне занятий семь раз, на занятиях — постоянно, оба бутерброда закончились наполовину. — На занятиях случалось что–то странное? — На самих занятиях — нет, кроме тех, про которые я рассказал инспектору. Но одну вещь помню прекрасно — завуч часто посещал занятия Шингу, а тот передавал ему разные сумки. Доев свою закуску, Даичи выпил пару глотков чая и перекрестил руки на столе. — Что за сумки? — Каждый раз разные: то рюкзаки, то походные, то школьные. Но все были заполнены деньгами. Кайто доел свой бутерброд и взял следующий. Он медленно открыл рот, положил край на угол губ и откусил крошечную часть. Потом ещё одну, не говоря ни слова, — так и доел. — Ты знаешь, откуда взялись эти деньги? — В прошлом выпуске было очень много «бракованных» дворецких, как их называли. — Сохранивших сознание? — Ну, наверное, что–то такое, — Кайто было сложно рассуждать на тему сознания, да и он точно не догадывался, что произошло. — Шингу говорил, что был у «дедушки». — Дедушки? — «Дедушка принял Люка», «дедушка принял Юто», и так о всех пропавших. Даичи тут же отдёрнул руки от бутерброда. Интерес к закуске пропал. — Ты догадываешься, что с ними произошло? — Не уверен, но, судя по тому, что я видел и слышал, их продали на органы. За окном начался ливень. Как психиатр, Даичи понимал, что Кайто сохраняет спокойствие по самой очевидной причине, но у мужчины задрожали колени. Врач сталкивался с многим, однако как можно молчать? Как можно спокойно открывать рот и класть туда последний бутерброд? Как он откусил его? Подавляя испуг, мужчина вздохнул и спросил: — Те семь раз, которые ты видел его. Где? Кайто вновь замолчал, доедая закуску, а потом продолжал самым спокойным тоном говорить самые неприятные вещи. — Один раз меня сильно избили, потому я толком ничего не помню. Я очнулся в какой–то грузовой машине за коробками. Мне было не видно, что происходило снаружи, но я слышал три голоса: завуча, Шингу и молодого старика. — О чём они говорили? — Старик спросил, сколько дефектных. Завуч рассказывал о парнях, как об «отличном источнике дохода». Старик согласился на покупку. Шингу дали роль доставщика денег. Потом они удалились в другую комнату для подробностей, а я медленно вылез и ушёл. Даичи дослушал всё, не разрывая рук, но потом потянулся в карман и записал всё в рабочий блокнот. А потом немного изменился в лице и очень быстро проговорил: — Стой, а почему Шингу оказался рядом с ними? Кайто лишь пожал плечами. Кое–что он правда не знал. — Ладно, так… Во второй раз? — У меня было отдельное занятие по физкультуре после нескольких дней в больнице. Тогда меня столкнули с лестницы, — Кайто повернулся в сторону плиты, долго смотрел на неё, а потом вновь вернулся к разговору. — Когда я закончил упражнения, я увидел, как Шингу идёт в сторону будки с садовыми инструментами вместе с лопатой. — Ты говорил, что он получил сотрясение лопатой на уроке, да? — Да, но тогда его сотрясение уже прошло. Но дело в том, что лопата в его руках не была садовой лопатой, а совсем другой. — Другой? — Да. А из будки он вытащил настоящую садовую лопату, испачканную в крови, и закопал её. — Закопал лопату? Постой, это была его кровь? Хотя… ты сказал, что сотрясение уже прошло? — Прошла уже пара дней, потому я понятия не имею, чья кровь. Возможно, он убил кого–то или покрывал другого. Мусоросжигатель тогда не работал. Даичи сглотнул. Захотелось успокаивающего чая, а то и красного вина, которое его сын купил сугубо для готовки. Горло пересохло, будто в пустыне. — В третий раз? Кайто громко прокашлялся и рассказал: — Меня снова избили, но в этот раз… — Папа! — собеседники не слышали даже топота: Ватару влетел в комнату максимально внезапно, громко хлопнув дверью. Один вид мальчика разряжал обстановку: розовая футболка, мешковатые шаровары, едва высохшие после стирки носки и большой игрушечный кролик в руках, совершенно не подходящий для двенадцатилетнего ученика средней школы. Однако вскоре всё стало ясно, когда ребёнок показал отвалившуюся лапу. — Иори заигрался. — Господи, да что ж за ребёнок! Как будто я умею шить! В тот момент, когда Даичи хотел принять из рук сына игрушку, Кайто предложил: — Я могу. Тут не так и сложно, много пуха не вышло. Нитки есть? Ватару искренне ему улыбается и кивает, оставляя игрушку дворецкому и выбегая из комнаты. Врач выдыхает. — Сама судьба говорит передохнуть. Точно не сложно? — Нет, всё в порядке, — и вновь дверь неожиданно хлопает. — Кайто–сан, я принёс! На долгие минуты в кухне воцаряется спокойствие и смех: Кайто ловко пришивает лапу к тельцу, Ватару восхищается его навыками, а Даичи наливает всем чая. Но к серьёзном и тяжёлому разговору ещё придётся вернуться, как только ребёнок покинет комнату.***
Чай допит, смех закончен, Ватару уходит с игрушкой брата, — спасительная минута подошла к концу. Далее лишь мёртвые факты о жестокой жизни, которую вряд ли можно так просто забыть. — Где ты оказался? — продолжил расспрашивать Даичи. — Я убирал склад, когда дверь плотно закрыли снаружи. Я решил, что одноклассники ещё не закончили надо мной издеваться, потому не выглянул сразу. А потом услышал голос Шингу. — И ты выглянул? — Да. Он стоял ко мне спиной и говорил по кнопочному телефону. Таких ни у кого не было. — И что он говорил? — Снова про дедушку и называл цены. Сорок три миллиона, сорок два, сорок четыре. На спине был рюкзак, как мне кажется, с деньгами. Даичи начинал молиться, чтобы Йори снова сломал игрушку, но это было его рабочим заданием. Помолчав, он продолжил «допрос»: — Четвёртый? Кайто немного понурил голову, мешая ложкой в чашке. Потом сказал: — В этот раз я ничего не слышал, потому что сидел на втором этаже и смотрел в окно. У нас был урок рисования… Единственное, что я видел, — это то, то Шингу разговаривал с мальчиком его возраста. — Ваш одноклассник? — Нет, — на лице мужчины проскочило удивление. — Ты его знаешь? — Нет. — Можешь описать? — Каштановые волосы, мешковатая одежда и смуглая кожа. Такое описание вызывало лишь вопросы. — Точно не ваш одноклассник? — У нас была фиксированная школьная форма, а на нём её не было. — И как они разговаривали? Кайто вновь застрял на долгую минуту, и Даичи решился налить им ещё немного чая. Ответ он услышал, когда чашки наполнились: — Как обычные мальчишки. Тот мальчик много жестикулировал и болтал. Врач отпил своего напитка и дал дворецкому его чашечку. — Были ли какие–нибудь странности? — Не то чтобы странность, но, если я хорошо разглядел, Шингу держал в руках маленький детский дневник. Удаляясь, он споткнулся и разомкнул руку, обронив его, а мальчик поднял его и закричал. Но Шингу за дневником не вернулся, и ребёнок сунул его себе под кофту. — Возможно, если они были приятелями, он вернул его позже? — Этого не знаю. — Хорошо, надо принять к сведению, — Даичи сделал несколько торопливых глотков. — Пятый раз? — Обсуждал с завучем продажи, когда я проходил мимо его кабинета. Цены, имена, «дедушку». — Ага… Шестой? — В шестой я лежал в больнице в палате на двоих; за ширмой был Шингу. Они пришли к нему вечером, когда я должен был спать, но у меня была бессонница. И… В этот раз Кайто не просто замер, а встал и прошёлся по кухне: коснулся навесных шкафов, окна; стоя допил чай и вновь обошёл комнату, чтобы позже налить себе ещё немного успокаивающего напитка. Такая внезапность была совсем лишена смысла, пока Кайто не рассказал самую кошмарную историю за вечер. — Вы слышали об убийстве самого опасного барона чёрного рынка? Даичи выпучил глаза. — К тому времени, когда я угодил в больницу, из прошлого выпуска осталось двое учеников. Чтобы продать их, дедушка пригласил к себе самого крупного барона на «рынке», который уже покупал ребят и был доволен этим. Но в этот раз парни не понравились ему, и он закричал на дедушку, угрожая ему ножом, поэтому тот убежал за помощью, — тут Кайто снова замолк почти на минуту. — Когда он вернулся, в комнате лежал труп барона. — Это не тот с многочисленными выстрелами в грудь и голову? — Да. И пистолет был в руках Шингу. Как я понял, его учили обороняться для защиты во время покупок, но этот барон был слишком важной фигурой, потому это назвали «чудовищной ошибкой, которую нужно скрыть». Так Шингу выгнали из программы по защите сирот и смешали с остальными учениками, замяв дело. — Ох… Стой, это шестой раз? Так когда же седьмой? — В седьмой я видел его последний раз, перед «каникулами». У нас вместо них были обязательные поездки и первые курсы дворецких. — И что ты видел? — Я собирался выходить из школы, когда увидел Шингу с тем смуглым мальчиком. Они яростно ссорились и почти подрались, но у мальчика зазвонил телефон, и он убежал. Тогда я крикнул Шингу и спросил, кто это, а он раздражённо сказал мне: «Хейджи», — и скрылся в школьных коридорах. — Хейджи? В памяти Даичи хранилась такая куча пациентов, что всех медийных личностей он вспоминал с трудом, да с таким, что на это уходило минуты две. Зато забить нужное имя в поисковик было несложно. — У него тоже был кансайский диалект? — Да. Врач поднял телефон и показал Кайто. — Он? В новостной ленте красовалась фотография счастливого Хаттори Хейджи. Он улыбался прямо в камеру, а шеф–повар на заднем фоне старался над его заказом. Это была статья о новом Осакском кафе. — Да, он, — кивнул Кайто, и мужчина повернул телефон к себе. В горле снова появилась сухость.***
— Ах, — Даичи тяжко вздохнул, включая зажигание. Скоро на ровной дороге возникнут крутые повороты, и он сконцентрируется, что позволит хотя бы на некоторое время забыть увиденное и услышанное. Но ладно услышанное, а вчера? — Вчера нашли ещё одно тело, ты знал? — Ещё одно? — Как думаешь, чьё? — пока дорога оставалась линейной, Даичи умудрялся оборачиваться. Времени на обсуждение пока хватало. — Неужели «дедушки»? — К сожалению, нет. Это был труп учительницы французского, — это знатно удивило Кайто. — Постойте, Шингу был влюблён в неё… Как она была убита? — Убийца отрезал ей левую руку сначала по кисть, потом по локоть, потом, — Даичи неловко замолчал, его колени дрожали, — отрубил руку по плечи, долго душил и в конце концов всадил ей в сердце отвёртку. Дворецкий опустил голову вниз, а врач больше не поворачивался, — началась дорога, полная крутых поворотов. Но пару фраз психиатр сказал: — Влюблён, говоришь? — Да. — На теле нашли следы многократного изнасилования. Собеседники снова замолчали. И так много рассказали за один день, что хотелось поговорить о чём–то глупом, вроде тех же вывесок и билбордов, но машину трясло так, что волновала лишь собственная безопасность. Так и доехали — молча.***
— О, у тебя тоже вино дома лежит? — стол находился напротив холодильника, и Даичи всё прекрасно видел. Кайто достал алкоголь. — Да, это для готовки. И инспектор вчера выпил бокал. Вы тоже хотите? — После того, что ты рассказал, мне нужны три бутылки коньяка, так что уж от бокала не откажусь. Дворецкий поставил напиток на стол, а сам полез в тумбу за бокалами. В глаза бросилась упаковка с двумя бокалами, но отделить один от другого никак не выходило из–за упаковки, потому Кайто поставил на стол оба и спокойно разделил. — Полный? — Ага, — один бокал был заполнен до краёв и подвинут к врачу, а другой парень собирался убрать, когда мужчина спросил: — А ты пил? — У нас были курсы сомелье, но там пил буквально по несколько глотков. А так — нет. Вопрос казался немного неожиданным даже для Кайто. Настолько, что он решился на собственный. — А почему Вы спрашиваете? — Поскольку алкоголь влияет на поведение, мне стало интересно, как будет выглядеть твоё. Дворецкий удивлённо уставился на мужчину. Бокал в его руках долго висел в воздухе, а потом парень поставил его на стол. Одним движением он наполнил его почти до краёв. — Эй, мне просто было интересно! Тем более, не много ли?! Ты же несовершеннолетний! — Я немного, — и, слегка вдохнув запах напитка, Кайто осушил половину бокала в несколько глотков. Даичи уже хотелось себя ударить, но единственное, что он пока услышал это… рыгание? — Ой, — отрыгнув, парень прикрыл лицо, — а не крепковато? — Шестнадцать процентов. — Ой… мы пили те, что по девять… Но сказанного не воротишь, а сделанного — тем более. Даичи, которого шестнадцать больше не брали, встал как самый трезвый и открыл холодильник. — Может, есть чего от опьянения? — Нет, нету… Ох… Голова кружилась, а ноги медленно подкашивались. Состояние не из приятных, будто вот–вот сломаешь стул и свалишься на пол, а то и температура достигнет тридцати девяти или больше. А перед глазами внезапно поплыли те картины, которые Кайто с радостью бы напрочь забыл. — Да, шестнадцать для тебя — многовато! Выбора было мало, да и он вообще не стоял. Вряд ли Кайто сам дойдёт до комнаты, и Даичи уже собирался взять его на руки, но в этот момент раздался протяжный звонок в дверь. Врач посмотрел на пациента, поразмыслил и ушёл открывать, стоило девушке позвонить во второй раз. — Я… Даичи–сан! — это была Аоко, и слава богу. — Вы довезли Кайто? Сейчас сниму обувь… — Аоко–тян, Кайто–кун… Он… Аоко замерла, снимая левый кроссовок. Самые худшие мысли шли вперёд неприятных, но Даичи высказал всё раньше, чем она успела бурно среагировать: — Он выпил вино, которое лежало в холодильнике, и ему стало плохо. Уличная обувь моментально сменилась на тапочки. На наряд не было времени. — Срочно на кухню!***
Кайто совсем забыл Альберта. Это был главный хулиган из тех, кто травил его. Возможно, его память заблокировала это, но сейчас он вновь увидел парня со шрамом от ожога на лице. Тот парень был очень трусливым и тешился унижением других, как некоторые из хулиганов. Кайто попадал из–за него и его банды в больницу несколько раз. А Тогами? Тогами всё это и начал. Этот мальчик был уверенным, спортивным, и девчонки (основная школа была общей) влюблялись в него за один лишь взгляд — его авторитет нельзя было подавить. И уж тем более нельзя было игнорировать, как это делал Кайто, один раз подшутив над ним с помощью обычных водяных бомб в шариках. И расплачивался за это всё остальное время. Потом в голове всплыл учитель биологии — его нелюбимый учитель. Этот мужчина любил показывать всё настолько наглядно, что каждое животное, которое они находили, нужно было препарировать, будь это щенок или воробей. А во время занятий по анатомии они вовсе посещали самый настоящий морг и трогали настоящие трупы. Один из них был расчленён, потому Кайто совсем не боялся смерти. Но он боялся осуждения, боли, быть брошеным, как тогда, и главное — боялся быть одиноким: лежать вот так с температурой и пытаться вспомнить, как сбить её, понимая, что в больнице тебя никто не встретит. От такого хотелось поскорее загнуться, но один голос вывел его из отчаяния одной лишь ноткой. — Кайто! Ты совсем из ума выжил?! Даже в таких словах парень не слышал осуждения, ведь в синих глазах застыло лишь беспокойство. А на её руках вообще одолевала приятная и расслабленная ностальгия по их первому совместному дню. Даже если половина спортивных девушек может поднять парня на руки, то не каждая будет нести так аккуратно, как эта девушка, и при этом легко. Не каждая сможет так на него смотреть и легко поднимать настроение. Действительно не каждая. Его комната, кровать и размеренная работа — заслуга двоих человек, инспектора и Аоко, и понятно, чья по большей части. И Кайто совсем не путал тепло алкоголя в горле с теплом в сердце и руке, которая всё ещё держала её за ладонь, даже лёжа. — Аоко–сама. Когда девушка убедилась, что Кайто находится в одном положении, она заглянула ему в глаза. Тот улыбнулся ей: — Спасибо. Спасибо за всё. — Ты что, умирать собрался? А ведь и правда — время для благодарности не ахти: щёки почти красные, лоб горит, положение лёжа на кровати… но когда ещё? — Нет, просто спасибо. Вы так много для меня сделали, что я не знаю, как могу вам отплатить. Аоко посмотрела на него. Сквозь губы пробивался смешок, но девушка подавила его. Её глаза были спокойны, а слова — искренни, как никогда. — Кайто, — она взяла его за руку, — я тоже благодарна за то, что ты для нас делаешь. Спасибо тебе. — Но я просто работаю. — Работаешь и помогаешь нам. Ты уже член семьи, которого я хочу защищать, понимаешь? Синие глаза дворецкого заблестели, как никогда ранее, и, будто бы это сказка, в которой одно действие или слово может всё исцелить, безвольный дворецкий превратился в живого парня, который может крепко взять девушку за обе руки и ответить ей. — Тогда, раз я член семьи, то я тоже буду защищать тебя. Это вызывало приятную улыбку. — Только не переусердствуй. Парень кивнул. Сейчас он улыбнулся так искренне, что никто бы не поверил в историю о школе «Дворецкий в белом» — это был обычный человек, который готов честно выразить свои искренние чувства. — Аоко–сама, ты мне нравишься. А потом глаза поплыли и, по законам всех сёдзе, парень провалился в сон. Осталось лишь отпустить его ладони и немного накрыть одеялом. Аоко совсем не знала, в каком смысле Кайто мог это сказать. Для «нравишься, как член семьи» у него была слишком яркая улыбка, для «как девушка» — разве не рано? Тут было то ли что–то третье, то ли всё по частям и вперемешку; не разобрать. И студентка просто потрепала его волосы. Она сама точно не знала, что к нему испытывает.