Петля времени

Еще один день, наполненный страхом и зыбкой неизвестностью, догорал, катился к закату. Мир сжимался в кольцо удушающей ловушки и в груди зрело предчувствие некоей страшной неотвратимости. Не отмахнуться от этого чувства, не сбежать и не спрятаться. Вот бы сюда сейчас ее брата — хоть на час! Уж он умел развеять все ее тревоги, умел успокоить и рассмешить, но Оберин был далеко и в ближайшее время, при всем желании, не сможет рядом с ней оказаться. Вот и хорошо, что нет здесь сейчас ни Оберина, ни его горячего нрава, ни его любви к сестре, ничем хорошим его здесь нахождение не закончилось бы — так думает Элия-взрослая, Элия-принцесса, Элия мать и жена. Она, эта Элия, всегда спокойная и мудрая, она улыбается приветливо и кротко, она для каждого находит доброе слово и никогда ничем не выдает своих чувств. Она умеет держать лицо и занимается этим почти круглосуточно, только вот силы ее не безграничны. Что же будет когда руки ее повиснут безвольными плетьми, выронив искусно сделанную маску? Маска конечно же расколется на куски, а на свет выйдет Элия-девочка, добрая и светлая, доверчивая и ужасающе беззащитная. Девочку эту и на миг нельзя оставлять наедине с миром — погибнет непременно и незамедлительно, поэтому Элия не позволяет себе опускать руки, даже когда все в ней кричит от усталости. — Госпожа, — позвал робкий голосок служанки, прерывая поток размышлений. Юная, совсем еще девочка. Здесь в Красном замке Элия всегда старалась такими вот себя окружать — удержать их от неизбежной грязи королевского двора подальше, ну и самой заодно быть в приятном окружении их наивно распахнутых глаз и миловидных лиц. Элия подняла голову на этот тихий призыв и из зеркала на нее уставилось черными глазищами лицо, исхудавшее до остроты и изжелта бледное, словно его из воска вылепили. Она вздрогнула, самой себя на миг устрашившись и самой себе удивившись неприятно, хотя что ж тут удивительного — весь Красный замок затянут паутиной страха и безумием им порожденным, а несчастные его обитатели все больше и больше походят на сухие, выпитые пауком, пустые оболочки — тронь их и они рассыпятся. Кто же засел в центре чудовищной паутины? Сказать бы, что король, да только вот он и сам такая же добыча, закрученная в кокон и неспешно пожираемая. — Принц Рейгар, моя госпожа, — лепечет робко девочка-прислужница, — он здесь. В замке. — Один? — растрепанные волосы хлестнули ее по плечам, когда она отвернулась от зеркала, а короткий вопрос прозвучал излишне резко и громко. — С сиром Эртуром, — голосок дрожит — испугалась, ее служанки к такому тону не привыкли, она всегда с ними добра и ласкова, но все же заканчивает, — и девушкой. Девушкой?! Он же не посмеет… нет! Нет! И снова — нет! Это Элия-девочка в ней не замедлила возмутиться и сразу же отринуть самую неприятную и оскорбительную догадку. Ну конечно, не посмеет он, как же, сразу ядовито прошипела в голове Элия-взрослая, так же как не посмел на глазах всего королевства бросить тот проклятый венок на колени девчонке Старк и после вытворить вещи безумные настолько, что венок на фоне их потерялся и стал совсем незначителен. — Что за девушка? — внутри у нее все дрожит, но голос ровный и безразличный. Она хорошо усвоила главное правило этого паучьего гнезда — не выдавать своих чувств. Никогда не выдавать своих чувств. Никому не доверять — особенно тем, кто вызывает желание довериться. — Я не знаю, моя принцесса, — лепечет девочка, — я ни разу ее не видела раньше. Красивая… Красивая значит, горько усмехнулась про себя Элия, а больше ничего и не успела подумать — в приоткрытых дверях появилась еще одна ее прислужница, эта старше и не так наивна. — Простите за беспокойство, принцесса, но король требует вас к себе немедленно, — глаза ее смотрят тепло и сочувственно. Значит надо собираться и идти. Бежать. Эйрис не любит ждать, любое, даже самое малое, промедление вызывает у него вспышку раздражения, что быстро перетекает в гнев, а гнев начинает немедля искать жертву. Прикрыть глаза на миг. Вдохнуть глубоко и медленно выдохнуть. Открыть глаза. Вот и все — она готова. Ей хватило этого ничтожного клочка времени, чтобы взять себя в руки и натянуть ненавистную маску без которой она погибнет. Умение делать все быстро тоже непременное условие выживания здесь. — Быстро! Помогите мне! Платье! Малиновый бархат с высоким воротником! Бегом! — задорно и весело прозвучало это все, подхлестнуло служанок и вот уже метнулась одна за платьем, вторая за туфлями и прочими сопутствующими мелочами, а сама Элия схватилась за гребень, нещадно раздирая спутанные кудри — не до заботы о волосах сейчас. Причесать гладко и надеть ту строгую диадему черненого серебра с рубиновым цветком, к диадеме в пару хорошо бы длинную широкую цепь свитую из причудливых звеньев, но цепь была подарена братом когда-то и украшена солнцами — королю такое точно придется не по вкусу. Значит и так сойдет, решает она и сразу же выбрасывает из головы все, что касалось внешнего вида, сосредотачивая себя всю на предстоящей встрече с королем. Про Рейгара думать она не желает пока, хотя это и необходимо, но у нее просто нет на это никаких сил, всю ее выпила эта неизвестность, которой он ее подверг и теперь она могла только помолиться про себя, чтобы вычерпать со дна души достаточно выдержки и не сорваться, особенно если опасение окажется верным и муж ее настолько утратил и стыд и разум, что посмел притащить ко двору свою… и вот тут бы употребить грубое и некрасивое словечко, что само на язык просилось, но Элия не могла ничего дурного подумать в сторону этой глупой девчонки с Севера, потому что слишком хорошо она знала своего мужа и знала как он умеет очаровывать. Рука ее за этими размышлениями дернулась машинально к коробке с румянами и она уже схватилась за легкую пуховку, но вовремя опомнилась и оставила эту затею, румянец на ее лице сейчас будет совершенно неуместен, более того, если она к нынешней своей бледности и теням под глазами добавит румянец, то будет выглядеть как бездарная актрисулька из самого захудалого спектакля, что только видывал мир. Ожидающий ее король оказался спокоен и кажется даже рад, что было явлением столь редким, что впору счесть за чудо. Элия присмотрелась внимательно, пока выговаривала слова приветствия и приседала в глубоком реверансе, он и правда был в прекрасном расположении духа. Да он, побери его Неведомый, светился весь! Сиял! И чуть не подпрыгивал на месте от предвкушения. — Ну что ж, — заговорил он наконец и голос его был опасно вкрадчив, — пойдем встретим моего непутевого сына и твоего блудного муженька! Послушаем, что он нам наплетет. Ты как, девочка? Готова, а?! — ему нравится, поняла Элия, его все это забавляет, весело ему и он непременно желает ее видеть участницей этого предстоящего веселья. — Готова, мой король, — уверенно проговорила, еще и улыбнулась недобро — он желает именно такого от нее сейчас, значит ее задача подыграть. — Отлично! — Эйрис весь воссиял, как новенький золотой. Ему явно по душе пришелся ее настрой и такая решительная готовность с ним в паре сейчас выступить против Рейгара. Самой же Элии было сейчас решительно все равно на Эйриса и его нездоровое желание повеселиться, она лишь послушно исполняла требуемое — как и всегда. И конечно все пошло совсем не так как можно было предположить и ничего в том не было удивительного, потому что это же был Рейгар! С ним никогда ничего не бывает просто и все планы летят в самое пекло. Вот и сейчас он предстал перед ней и перед отцом с видом самым невозмутимым, словно он не пропал в неизвестном направлении на несколько месяцев, утащив с собой девицу знатного рода и учинив тем самым скандал с самыми жуткими последствиями, а на пару часов из замка отлучился по пустячной причине и ничего нигде не происходит волнительного и страшного. Эртур тоже с ним и созвучен своему другу, непоколебимо спокоен и даже малость весел. Эти двое ужасно похожи на самом деле, а еще имеют кучу тайн о которых кажется даже этот вездесущий всезнайка-евнух не знает ничего. И совершенно точно Эртур знает о ее муже то, о чем она даже не догадывается. Все это пронеслось где-то на заднем плане ее мыслей сейчас, она вообще была странно спокойна и ничего почти что не чувствовала, хотя боялась ведь, спешно втискиваясь в платье, что не сможет сдержать обиды и гнева. Впрочем и причин для несдержанности у нее не было — Лианны Старк, как она опасалась, с ее мужем не оказалось, а была какая-то красивая будто кукла, облаченная в красное платье и сверкающая роскошными серебряными локонами, девица рядом с Эртуром. И совершенно не ясно, что за девица, где они ее откопали и на кой с собой притащили. — Явился, — мрачно пробурчал Эйрис, хмуря брови и всем видом давая понять, что сыном недоволен до крайности. — Удивительно, что еще дорогу отыскал в родной дом. Ты мне не нравишься, сын! — вынес король вердикт. — Ты как-то подозрительно спокоен… Однако, как я вижу, вкус твой улучшился за время отсутствия — тут признаю, что прямо на глазах растешь и совершенствуешься! Но где ты оставил девку Старк? Пока ты развлекался я тут претерпевал претензии от их песьего племени, так что имею право знать за все свои страдания и неудобства! — Отец мой и король, рад видеть тебя в добром здравии и ужасно сожалею, что стал невольно источником твоих тревог… — полился мягким потоком показного притворного почтения Рейгар, но тут же был решительно перебит. — Ты мне тут голову не пудри! Отвечай что спросил! — потребовал Эйрис. — Леди Лианна… в надежном месте и в полном порядке, — уклончиво ответил Рейгар и тут же склонил примирительно голову и пообещал, пресекая поток королевского возмущения, — если ты желаешь знать я непременно все тебе расскажу, но если позволишь сделаю это позже, сейчас же позволь представить тебе леди Алиру, — он сделал легкий жест в сторону красной девицы, — что прибыла к нам из Асшая. — Да что ты говоришь?! Прямо таки из самого Асшая?! Радость-то какая! — изумился наигранно Эйрис и всплеснул руками в притворном восторге и тут же выгнул иронично бровь. — Ну и зачем твоя красная леди тащилась в такую даль? — Чтобы служить вам, ваша милость, — у нее оказался глубокий голос, мягкий и обволакивающий. Двигалась она плавно, несла себя с достоинством королевы, шурша складками платья цвета крови и неспешно вышагивая навстречу королю, аметистовые глазищи смотрели немигающе, а большой рубин на шее мерно покачивался. Король рассматривал стоящую перед ним девушку с живейшим интересом, а Элия не к месту подумала, что сейчас она тут единственная, кто не имеет глаз фиолетового оттенка, если не считать замершего за спиной короля молчаливой белой-золотой тенью сира Джейме. Эйрис недоверчиво косился на рекой перед ним льющуюся девушку, слушал внимательно ее льстивые речи, чуть подавшись вперед, чем выдавал свою заинтересованность. Говорить эта жрица Огненного бога умела, стоило признать и слова ее ласкали королевское тщеславие на славу, тешили его и баловали. Только вот король наелся подобным обращением вдоволь и к тому же никому не верил, подозревая в обмане даже самых близких, что говорить о всех прочих? Но никого это не смущало — жрица выпевала сладкую песнь; Рейгар был расслаблен и спокоен на первый взгляд, но внутри весь туго натянутая струна, в любую минуту готов вмешаться; на губах Эртура играет лукавая усмешка и сами боги не угадают, что там за ней скрывается. Аметистовые глаза жрицы сузились в ответ на очередной язвительный вопрос короля, ставящий под сомнение все сказанные здесь слова и ее саму, а пухлые губы решительно сжались. В несколько стремительных шагов она оказалась у пылающей жаровни, одернула вверх широкие рукава платья и… погрузила руки в пламя. Происходящее было настолько безумным, что даже удивиться не получалось. Невозможно было даже поверить до конца в реальность происходящего, может и не происходит сейчас ничего на самом деле, а просто снится ей сон. Элия незаметно ущипнула себя за руку — больно. Не спит. И все тут творящееся реально и прежде всего огонь в жаровне и если кто-то из них к нему прикоснется, то сразу же вскрикнет от боли ожога. А даже если в ком-то достанет стойкости и мужества не закричать и сохранить невозмутимость лица, то уж точно не выстоит тонкая человеческая кожа, начнет краснеть, пузыриться, обвисать клочьями и источать кошмарный запах, который ни с каким другим не спутаешь, если хоть раз видел как горит человек — Элия не единожды была вынуждена за таким наблюдать. Руки были изящны и тонки, красивые были руки, как и вся она и они игрались с языками пламени, зачерпывали полной горстью угли, перекатывали их с ладони на ладонь. Она улыбалась тихой счастливой улыбкой и гладила пламя — так мать гладит по голове любимое дитя и руки ее оставались невредимы, разве что в золе перепачканы сильно. Это не могло быть правдой! Просто не могло! Но и глаза никого из присутствующих тут не обманывали и пламя было самым настоящим — так в чем же подвох? Элия была глубоко убеждена, что подвох есть, потому что невозможно же и в самом деле вот так засунуть руки в огонь и не получить даже покраснения! Да, это трюк, наверняка это какой-то морок, а может колдовство, а может и просто фокус, может они все это придумали заранее и на руки жрицы нанесена какая-то мазь, нарочно вот для такого придуманная… разум ее отчаянно выискивал привычные и разумные объяснения, а вот сердцем она понимала, что нет никакого трюка и сейчас тут развернулось нечто вправду невероятное и все они прикасаются к тайне и к чуду. — Как…? — пораженно прошептал король, когда она протянула ему руки, демонстрируя их полную целостность. — Как ты это сделала? — Я не делала ничего, мой король, — покачались пружинисто серебряные локоны. — И вы можете, если пожелаете, прямо сейчас приказать развести большой костер и я в него войду, а после выйду; одежда моя сгорит конечно, но я сама останусь невредимой и даже ни один волос на голове не будет опален — таков дар моего бога. Владыка Света всегда щедро одаривает своих верных последователей, хранит нас и оберегает, указывает нам путь и мне он указал на вас, поэтому я стою здесь и снова повторяю — я пришла служить вам, быть защитой и опорой. Выслушивать и хранить тайны, советом и действием оберегать от беды. — И что это значит? Что твой бог указал на меня? — глаза короля горели, зрачки были расширены, он хотел поверить, он уже верил и сейчас преодолевал последние крупицы недоверия. — Что вы избраны им, мой король, — не медля ни мгновения ответила она ему, словно ждала этого вопроса и ответ у нее был заранее заготовлен. — Подумайте сами, ну кому же еще стать избранником огненного бога как не королю с кровью богов и драконов? Великие деяния, что станут легендарными — вот ваша судьба, но у вас много врагов, ваша милость. Так много! Враги, явные и скрытые от глаз, окружают вас со всех сторон. Явные совершили непростительное святотатство, подняв меч против своего короля, те же, что таятся в тени плетут бесконечные сети заговоров. Позвольте мне сжечь эти сети! Позвольте уничтожить их всех! Вот и поймали короля, подумала Элия, заглотил приманку его величество так охотно и поспешно, что не почувствовал крючка. Глаза же Эйриса расширились и он громко втянул воздух, руки его дернулись к жрице перед ним и она незамедлительно ответила на этот жест, вкладывая свои руки в испрещенные порезами когтистые лапы короля. Он долго рассматривал ее ладони, трогал, стирал следы золы и словно не мог поверить до конца, хоть и желал этого отчаянно. Рейгар улыбался улыбкой победителя — он достиг своей цели, хоть и непонятно совершенно было в чем она состояла. Элию же всю трясло, ей вдруг сделалось не по себе, всю бросило в жар, а после сразу в холод, вдобавок накатил сильнейший страх и выбил почву из-под ног, она бесшумно попятилась в тень, намереваясь незаметно покинуть тронный зал и была остановлена резким окриком короля. — Ты решила сбежать, Элия?! Что, даже не поцелуешь своего мужа после длительной разлуки? Ну а ты, сын, не желаешь прижать к сердцу возлюбленную супругу? А она-то уж было обрадовалась, что про нее забыли и кукла может ускользнуть обратно в свою кукольную коробку. Она не успела придумать ответ, как к ней направился Рейгар и не замедлил обнять крепко, вот так просто, будто и не было ничего и еще над ухом прошептал: — После меня убьешь, а сейчас улыбнись и покажи моему отцу какая ты любящая жена. Как ей хотелось его оттолкнуть! Она в момент когда он к ней прикоснулся испытала боль, не все эти придумки поэтов метафорические о терзаниях сердца, а самую обычную физическую боль. Но привычка притворяться, чтобы жить оказалась сильнее и она вскинула руки послушно, приобнимая его в ответ и позволяя ему прижаться к ее губам в поцелуе. Внутри же все скручивалось и дрожало в отрицании и отторжении, но она сильная и ей не впервой терпеть, переламывая себя саму — справится и сейчас. Они доиграли до самого конца, когда наконец Эйрис утомился от устроенного для него спектакля, поддался всем для него персонально сплетенным чарам, объявил леди Алиру личной и особенной гостьей короля и в сопровождении Джейме удалился. Джейме, идущий за королем след в след, был сам не свой, ему тоже перепала капля внимания от красной жрицы. — Ваш плащ, сир Джейме, он такой красивый, такой белый, — проговорила она щуря на него глаза, — на таком любая грязь видна издалека, чего не скажешь о плащах черных братьев. Подумайте об этом, сир. Руки их с Рейгаром расстались как только король удалился и сразу стало несколько неловко, когда они вот так остались вчетвером, Рейгар впрочем быстро придумал как от неловкости этой избавиться, а еще вернее просто сбежать. Сцапал за руку эту в красном и уволок за собой, улыбнувшись на прощание одной из самых своих очаровательных улыбок и вот уже они с Эртуром смотрят им вслед. — Позволите проводить вас, моя принцесса? — безотчетно копируя интонацию и даже улыбку ее супруга, обратился к ней рыцарь. Послать бы его куда подальше, все равно от него толку никакого, он как и всегда на стороне Рейгара, но Элия снисходительно кивнула и состроив выражение строгой сосредоточенности на лице двинулась к себе, ощущая за спиной негромкую и ровную поступь рыцаря, а спустя минуту и вовсе о нем забыла, благо, сиру Дейну хватало и ума и такта и воспитания сохранять молчание. Придя к себе, Элия скинула первым делом туфли и рухнула на постель, после чего замерла, уставившись в одну точку — ей надо было крепко подумать обо всем. Привычный мир висел на волоске, а Рейгар снова затеял какую-то игру, будто мало было прежней, что еще не окончилась, но старая игра его уже не интересовала, так же как эта несчастная девочка с Севера и он весь горел и пылал своей новой забавой в красном платье. Элия вздохнула тяжело и устало прикрыла глаза. Ничего она не чувствовала, ни о чем не могла толком думать, серая густая апатия наваливалась на нее, придавливала к мягкому покрывалу и пуховой подушке, усыпляла. Пожалуй ей и правда стоило вздремнуть, чтобы набраться немного сил и сбросить одолевающее ее внезапное безразличие ко всему, потому что у нее нет права на эту неподвижность — здесь ее дети и кроме нее никто о них не позаботится как следует.

***

Она была одета просто и очень непривычно, если бы не алый рубин, полыхающий на ее шее и такие же алые полыхающие глаза, Даарио и не узнал бы Кинвару, что раньше всегда вышагивала важно в своих красных платьях и постукивая каблучками щегольских красных туфелек, несла себя величественно и неспешно. Сейчас же она быстрым шагом пробежалась через комнату, скинула на ходу широкий темный плащ и уселась в кресло, закидывая стройные ноги в мягких сапожках на низкий пуф. И теперь вот сидела тут как ни в чем не бывало и рассказывала вещи, неправдоподобные настолько, что услышь Даарио все это из уст кого другого, то немедля обозвал бы услышанное небылицами и откровенной ложью, а самого рассказчика сам бы вышвырнул не только из великой пирамиды, а совсем из Миэрина, лично бы гнал пинками до самых городских ворот, а может еще и дубинкой какой в дополнение колотил. Он бы и Кинвару послал куда подальше с ее рассказом и следующими за ним увещеваниями, да только вот очень уж весомый аргумент был в кармане у красной жрицы — большой и крылатый, кружил над городом и казалось, что был ужасно рад оказаться там, где его знают и любят. Так что верить приходилось поневоле. — То есть ты хочешь сказать, что она просто исчезла? — в десятый наверное уже раз переспросил Даарио, чувствуя себя законченным идиотом. — Ну да, — нимало не смутясь, терпеливо ответила ему Кинвара, — с искорками такими — пух-х-х! — она всплеснула руками, видимо таким образом иллюстрируя то самое «пух-х-х!». — И ты значит предлагаешь мне на основании этого ничего не делать? Предлагаешь отсиживать задницу, пока ее убийца ходит где-то там и дышит? — он начинал помаленьку закипать. — Ничего не делать я тебе не предлагаю, — тут же возразила Кинвара, — здесь в Заливе куча дел — вот ими и займись. — Да чтоб тебя! — все-таки вспылил он. — Ты именно что предлагаешь ни хрена ни делать! — Я предлагаю тебе делать то, что должно и предлагаю предоставить тому, кто неизмеримо сильнее и мудрее нас, осуществить замысел, который мы постичь даже не можем в силу смертной своей человеческой природы, — возвысила голос жрица, а рубин на ее шее запульсировал ярче. — Я живу на свете дольше тебя, Даарио Нахарис, — продолжила она, чуть смягчив голос, — и дольше чем прожили многие, дольше чем человек вообще может прожить и уверяю тебя, что в мире сейчас происходит нечто необыкновенное и это связано напрямую со смертью королевы Дейнерис, ее возвращением и последующим исчезновением. И ни я, ни ты не вправе сейчас вмешиваться и мешать ей. — Ей?! — что эта жрица несет? Как такое вообще возможно? — Именно ей, друг мой, — подтвердила Кинвара и поднялась, сделавшись вдруг серьезна и торжественна. — Владыка дал шанс королеве Дейнерис и можешь мне поверить — она им воспользуется. Да что я тебе рассказываю?! Ты знаешь ее куда ближе чем я и лучше меня знаешь, что она всегда совершала невозможные вещи и сейчас пришло время совершить самое невероятное из всех ее деяний. Невероятное настолько, что мы и помыслить о таком не можем! Так что я прошу тебя успокоиться и услышать меня — я предлагаю тебе всего лишь подождать и если вдруг, я не верю в это, но все же говорю про такую вероятность, чтобы тебя успокоить, если вдруг королева, там где она сейчас, потерпит неудачу и ничего вокруг нас не изменится — мы отправимся в Вестерос и оставим от ее врагов лишь горелые кости, а кровь их напитает выжженную землю! Убийца же ее умрет последним, перед смертью вдоволь насладившись зрелищем мира, что был уничтожен по его вине! Я клянусь тебе в этом здесь и сейчас! Клянусь своей силой и всем сущим! Клянусь священным Пламенем Владыки! — последние слова она прокричала громко и они рассыпались гулким и грозным эхом будто по всему миру, а не только по пирамиде, сама же жрица сделалась бледнее себя обычной настолько, что под фарфоровой полупрозрачностью кожи словно бы проступили кости черепа и от всей ее маленькой стройной фигурки повеяло некоей потусторонней зловещей силой, алое свечение глаз и рубина стало таким, что глаза резались об этот свет, темно-кровавые широкие ленты взвихрились, подобно языкам пламени и волосы взметнулись шелковистыми змейками вокруг лица. Испугаться Даарио не успел — сморгнул и иллюзия исчезла, а перед ним снова была Кинвара в скромной добротной одежде, с тугой косой через плечо переброшенной, сидела себе мирно все в том же кресле, словно и не поднималась с него, персик посочнее в вазе высматривала. Говорить о только что ею принесенной клятве и вообще всей этой дикой сцене он не мог — в самом прямом смысле не мог, при каждой попытке сказать что-то язык какая-то неведомая сила припечатывала к небу и приклеивала намертво, а рот нипочем открываться не желал. Ее колдовские штучки, ведьмины проделки — тут и гадать нечего. И ведь даже претензию ей не выскажешь! Кинвара же меж тем увлеченно уплетала персик и делала вид, что никакого касательства к творящимся странностям не имеет. Молчать и дальше было не по себе, поэтому Даарио спросил то, что спросить получилось: — А что Дрогон? Ты теперь его всадница? — С чего ты взял? — вскинула его гостья удивленно брови. — Во мне ни капли нужной крови. — Так ты же… прилетела ведь на нем! Я своими глазами видел! — Ну прилетела и что с того? — таким тоном, будто любой нуждающийся может спокойно к дракону подойти и попросить подбросить, если по пути. Нет, Даарио решительно не понимал эту женщину… — Ты так много времени провел рядом с драконами и так мало о них знаешь, — посетовала жрица, но все же снизошла до объяснения. — Дрогон потерял всех и остался совсем один, ему нужен был друг и он подружился со мной. И дружбой этой жрица несомненно гордилась, оно и понятно, сколько в мире драконов? А сколько людей? И из всего великого множества дракон выбрал ее. Почему бы и не испытывать гордость в конце концов? — Что ты станешь делать дальше? — решился он спросить жрицу. — Не знаю пока, — призналась она, — наверное отправлюсь с Дрогоном дальше, может быть в Асшай… или еще дальше. А что, я уже успела тебя утомить своим обществом? Над принятым решением Даарио и минуты не размышлял. Зачем? Он на протяжении всей своей жизни так поступал, действовал на импульсе, не изводя себя излишними раздумьями и ни разу еще не ошибся. — Я тут подумал, госпожа Кинвара, а не желаешь ли ты остаться в Миэрине? Что? Поможешь мне, тут скоро может стать неспокойно, сама понимаешь — слухи летят быстро и многие пожелают попытаться вернуть старый порядок. — Это из-за Дрогона, да? — проницательно сощурились красные глаза. — Я же сказала уже, что не управляю им и заменить королеву Дейнерис не смогу. — Отчасти из-за него, да, — покаялся Даарио в своей незамысловатой хитрости, — другие ведь не знают, а слухи, как я уже сказал, летят быстро и слух о том, что Дрогон вернулся в Миэрин с всадницей… и я помню как ты и твои… ну другие жрицы помогли тогда навести тут порядок. — Уговорил! — с усмешкой объявила Кинвара. — Мы с Дрогоном остаемся! И шепну тебе по секрету — если совсем будет тяжко, то… я конечно не королева Дейнерис, но думаю, что смогу попросить Дрогона помочь. Это конечно на самый крайний случай. У Даарио с сердца свалился тяжеленный камень. Теперь можно и вздохнуть посвободнее и не изводить себя денно и нощно тревожными мыслями, пытаясь разрешить то, что явно было ему не по плечу. — Только поселиться я предпочла бы где-нибудь не так высоко, уж больно много времени занимает эта беготня по лестницам, — перешла Кинвара к вопросам житейским, — и неплохо бы предупредить пастухов про Дрогона, потому что матери его тут нет сейчас и он вполне может себе позволять прежнее баловство. Словно почуяв, что о нем говорят, Дрогон пролетел совсем недалеко от великой пирамиды, летел медленно, раскинув величественно крылья и что-то там на своем драконьем языке прокричал. — Ему нравится тут, — перевела Кинвара с драконьего на человеческий и сказала задумчиво, — жаль, что он не может поговорить с нами. — И что бы он нам сказал? — недоверчиво вскинул бровь Даарио, испытывая сомнение в способности Дрогона что-то внятное им поведать. — Ну например, рассказал бы про свою мать, — невозмутимо ответила Кинвара, — он ее чувствует. Даже сейчас, будучи разделенным с ней не пространством, а временем. Но говорить на наших языках он не может к сожалению, так что будем довольствоваться тем, что с ней все в порядке и пожелаем ей удачи, — и улыбнулась улыбкой искренней и теплой.

***

Торговца тканями они довели до трясущихся рук, заикания и нервических подергиваний правого глаза менее чем за час. Рейгару не нравилось ничего, а понять что именно он хочет не было возможности, поэтому бедняга, уже не пытаясь даже что-то спросить, бегал покорной рысцой по указке ее брата, подтаскивая все новые и новые отрезы красных тканей. Дени тоже уже успела устать от этой круговерти, но стояла послушно и позволяла примерять на себя весь этот бесконечный поток красного. — Нет, ну это вообще никуда не годится, — решительно отметал Рейгар очередной вариант, — в таком только лестницы в Красном замке мести, да и то не факт, что парадную доверят, максимум незаметные задворки. А в этом у тебя глаза становятся больными и красными, ты на кролика делаешься похожа — желаешь, чтоб тебя подали на ужин с розмарином или предпочитаешь базилик? Что? Ах, ты не кролик, ты дракон? Ну так и будь драконом, кто ж тебе мешает? Это еще что такое? Сними немедленно! У тебя в нем вид скорбный и мрачный до крайности, мы кого-то хороним разве? Вот когда будем, тогда и вернемся за этой тканью, пошьем тебе из нее траурный наряд, а пока положи гадость. О, а вот это вроде бы ничего… не блеск конечно, но вполне пристойно… повернись-ка! И покрутись. Да! Кажется мы нашли что-то стоящее и тебе определенно идет этот оттенок. Эртур, скажи же ей и правда идет? Эртур…? Эртур?! Ты что уснул?! Пока они мучились выбором ткани, сир Эртур и правда присел на какой-то колченогий табуретик в углу и обнявши большой рулон фиолетового бархата так крепко, словно рулон тот приходился ему ближайшим и любимейшим родственником, прикорнул тихонько и теперь вид имел недовольный, смешной и беззащитный — как и всякий человек, бесцеремонно разбуженный. — Ой, смотри как трогательно он заснул на лиловом бархате — прямо в цвет глаз, ну и на гербе Дейнов поле такого примерно оттенка, — веселился Рейгар, правда веселье его недолго продлилось — ровно до того момента как его с головой накрыло чем-то шуршащим и зеленым, а из-за плеча его выглянул довольный сир Дейн. — Не придумал другого способа заставить его замолчать, — виновато развел он руками и предусмотрительно зашел Дейнерис за спину, выставляя ее на манер щита между собой и Рейгаром, который выпутавшись из шуршащей зеленой тафты, тут же не замедлил ужаснуться: — Оно зеленое! Не мог что-то более мне подходящее по цвету взять? Пакость какая! Давай купим всю, что есть и отправим Тайвину в подарок? Анонимно! Дени молча закатила глаза, сзади громко и страдальчески вздохнул Эртур. Конечно никаких тайных подарков Тайвину Ланнистеру они отправлять не стали, хотя сама идея как-то озадачить и выбить из равновесия лорда Утеса в голове Рейгара засела накрепко и тут Дени его понимала прекрасно и всецело поддерживала, хоть самой ей не довелось видеть лорда Тайвина ни в той, ни в этой жизни, но ей довольно было и того уже, что он Ланнистер — это по умолчанию было плохо настолько, что только Старки могли быть хуже. Из выбранной красной ткани за остаток дня и за ночь ей было пошито два платья и был сделан заказ еще на несколько и когда портной и его супруга приступили к работе, они погрузились в решение других задач, а именно, сир Эртур был отправлен, по его же собственным словам, лишить мастера ювелирного дела сна и отдыха, а по словам Рейгара сделать этого человека богаче, чем он был вчера. Дени и Рейгар оставались в небольшой комнатушке на чердачке неприметного домика, на первом этаже коего располагалась тихая и малолюдная таверна, на втором несколько комнат, вроде как сдающихся, но подозрительно пустующих. Сюда они пробрались незамеченными, вошли и вовсе с черного хода, продравшись предварительно через густые заросли жасминовых кустов, что вход этот надежно маскировали. Брата ее тут знали, судя по всему, хорошо, так же как и верного его друга, а значит не впервые они тут прячутся, подумала Дени. Знать бы вот только от кого? И кому принадлежит эта таверна в которой сидит три с половиной человека, один из которых натирает стаканы за стойкой и совсем не посетитель, а тот который половинка и вовсе щуплый мальчишка лет шести с бойкими глазками, что тут же куда-то унесся с поручением? И еще более странная крохотная гостиница на втором этаже, в аккуратных чистеньких комнатках которой не живет никто, даже пыль? Странное местечко, но ей тут нравилось, а у Рейгара так и вовсе прямо на лице читалось, что наконец-то он дома, когда он счастливо вспрыгнул на подоконник и принялся созерцать через разноцветные стеклышки улицу внизу. Дени облюбовала себе потрепанный плюшевый пуф и окно в пол, выходящее на заросший сад на заднем дворе и поволокла было уже пуф к окну, но вмешался Эртур, пуф у нее отобрал, до окошка его моментально дотащил и даже откинул плотную льняную портьеру, впуская в чердачную комнатку солнечный свет, еще и подушку под ноги подбросить ей успел. — Только я тебя умоляю, Рейгар, сиди тут и не вздумай носа высунуть в город пока я не вернусь, — сердечно попросил рыцарь, прежде чем покинуть их. — Если он не усидит и все же соберется — не стесняйся и просто расколоти вот этот кувшин ему об голову, только постарайся не убить, — и Эртур вручил ей расписанный незамысловатыми узорами глиняный кувшин в коем плескалась вода и стоял букетик веселеньких желтых колокольчиков. Дени прикрыла глаза, сжимая неровные бока кувшина. Она все еще не могла поверить до конца в случившееся, все было словно вчера — Драконий Камень, одиночество и предательство, решимость вызревшая на этой благодатной почве, небо и пламя, мощь дракона в ее руках и люди внизу. Никого не было рядом, когда в уши ее заливался переливчатый колокольный звон, а она глотала слезы и никак не могла решиться и сделать необходимое. Никто ее не понял после — там. Зато Рейгар удивился тому как долго она себя сдерживала. Он вообще ее поразил в самое сердце и одновременно страшно разочаровал, вызвал восхищение и еще целую кучу противоречивых чувств, лишь одно она могла сказать уверенно — ее брат в реальности не имел почти ничего общего с образом, живущим в ее голове все эти годы. — Я поверить не могу, что это ты и что ты — вот такой, — высказывала она ему все свои скачущие мысли, — смотрю на тебя и ловлю себя на мысли — неужто это и правда мой брат? Тот самый Рейгар, прекрасный и благородный рыцарь, недостижимый идеал, сияющее совершенство — вот кого я видела когда думала о тебе, да все так о тебе говорили, с затаенным восторгом и с придыханием! И кого же я в итоге вижу перед собой? — Живого человека? — выгнул задорно бровь Рейгар, ничуть не обиженный ее не самыми приятными откровениями, а напротив внимательно ее слушающий. — Интригана и лицедея! — выпалила она тогда. — И человека, чья смелость граничит с безумием, кто видит нечто большее, чем способны схватить человеческие глаза… знаешь, мне говорили, что я похожа на тебя и теперь я понимаю о чем они говорили. Конечно все это было странно и им обоим было нелегко принимать неприятную правду, но они старались и постепенно все складывалось. А вот к сиру Эртуру она сразу прониклась симпатией — еще в Башне Радости, в ту страшную и самую необычную ночь в ее жизни, если конечно можно назвать жизнью ее нынешнее состояние. В ту ночь было сказано все, все вопросы, поначалу робкие и неловкие были заданы, ответы тоже прозвучали. Позади было понимание случившегося, шок и паника, всплески неверия, предположения, что все это сон или все они сошли с ума, а может и вовсе умерли и попали в адскую посмертную ловушку. Была еще попытка куда-то вот прямо сейчас бежать, что-то непонятное делать и наконец окончательное понимание, принятие и смирение. В один из моментов этого кошмара она осознала, что на ней нет ни клочка и она сидит перед двумя мужчинами в чем мать родила и сразу ощутив несвойственную ей неловкость, обняла себя за плечи, а сир Эртур на жест этот отреагировал моментально, вскочил, куда-то резво метнулся и вернулся через мгновение с белым плащом в руках, в плащ этот ее осторожно укутал, старательно при том не позволяя себе опустить взгляд ниже линии ее ключиц. А позже, когда она не выдержала и выпустила свой гнев и свою боль, именно Эртур перехватил ее и держал крепко, пока она рвалась из его рук и шипела разъяренной змеюкой сквозь зубы, что раз уж у нее приключилось столь удачное посмертие, то она сейчас просто пойдет и решит главную проблему — свою личную и всей династии в целом, что она голыми руками вырвет, зубами выгрызет из-под сердца волчьей суки ублюдка, который угробил абсолютно все… белого рыцаря не смутили страшные слова, выползающие из ее рта, не испугали пылающие глаза и ее отчаяние, дошедшее до самого края — его вообще ничего в этой жизни не пугало и в той, что за чертой — тоже. В неприметный домик-таверну-гостиницу-черт-знает-что-вообще-такое вернулся белый рыцарь, облаченный временно в неприметное серое, уже ближе к ночи, когда сумерки сменялись темнотой, принеся с собой выполненное по ее эскизу ожерелье с большим рубином, заметно исхудавший кошелек, коробку печеных яблок в карамели и свою завораживающую улыбку, при одном только взгляде на которую становилось легче дышать. Вот потому и был ее брат так беспечен и вел себя порой как расшалившийся ребенок, она бы тоже так смогла наверное, будь у нее свой такой сир Эртур, но увы, Дейнов ей не перепало в той ее жизни. Зато там у нее был сир Барристан и был сир Джорах, только вот оба они ее непростительно рано покинули, но здесь они оба живы и она сможет их увидеть, подумала она с улыбкой, надкусывая с хрустом карамельную глазурь. Она смотрела на необычайно нежный закат, какие случаются только здесь, на границе с Дорном и думала, думала, думала и никак не могла ничего придумать. Позади была болезненная пустота, взлеты и падения, любовь и истеричное обожание, паутина лжи и предательство и разумеется смерть, что теперь всегда стояла у нее за плечом. Впереди же была сплошная неизвестность и непроглядная тьма. Дени смотрела на солнечный диск, заваливающийся за горизонт и думала куда ей теперь податься, что делать и делать ли вообще хоть что-то. Мысль ее все сильнее склонялась в сторону безразличного недеяния и она ощущала себя беспомощным ребенком, к тому же еще и потерянным, никому не нужным и позабытым всеми без исключения. Да и помнить было некому — многие из тех, кто ее знали просто еще не родились, а те кто уже успели прийти в этот мир ничего не знали о ней. И самой ее тут не было. Тень. Призрак. Игрушка жестокого бога. Дени сморгнула с ресниц слезинки и стиснула зубы. Она не станет плакать, не станет. Она перешагнет боль и предательство, выпутается из ловушки чужого мира и времени и пойдет вперед и только вперед, потому что стоит хоть раз оглянуться назад и все — ты пропала. — Только не плачь пожалуйста, — прозвучал рядом совсем мелодичный голос… ну да, ее брата. Злая шутка богов. Или дар. Смотря с какой стороны посмотреть, впрочем сейчас Дени ни с какой стороны смотреть не желала, ей было отвратительно, чудовищно от всего случившегося с ней, ей надо было как-то все уложить в голове, принять всю невероятность произошедшего в полном объеме и желательно еще при том рассудок не утратить. — Уйди! — потребовала Дени, упрямо глядя на пламенеющую линию горизонта. Ну конечно, так он тебя и послушался, усмехнулась она про себя и оказалась права — никуда он не ушел, а присел рядом с ней на горячую каменную поверхность, отполированную до приятной шелковистой гладкости ветрами и песками, несколько мгновений посозерцал вместе с ней закат и после решительным жестом привлек ее к себе, абсолютно игнорируя слабое сопротивление. — Я на каком-то непонятном языке сказала сейчас? — нашипела она на него раздраженно, безрезультатно пытаясь выкрутиться из его рук, держал он крепко и отпускать не намеревался. — На вполне понятном, но все равно не уйду, не отпущу и не оставлю одну сидеть тут и рыдать, — был ей немедленный ответ. — С чего ты взял, что я собралась рыдать?! — возмутилась она тут же. — Не дождетесь! Ясно тебе?! — и с ужасом осознала, что противореча только что ею сказанному по щекам катятся слезы. — Ясно, — согласился с ней Рейгар, старательно делая вид, что не замечает ее мокрых щек и покрасневших глаз. — Что теперь будет? После того как ты все узнал? — не хотела спрашивать, но вопрос слетел сам собой, потому что ответ был жизненно важен. Он долго молчал, уставившись слепо в надвигающуюся тьму и только крепче прижимал ее к себе, словно преодолевал внутри себя нечто, переламывал что-то и принимал некое решение. — Мы все исправим и распутаем этот проклятый клубок, — наконец прервал он молчание. Он развернул ее к себе и глаза его во мраке были совсем темными: — Ты со мной? Дени кивнула — не потому что у нее не было выбора — он был, она знала и чувствовала, что если она пожелает уплыть в Эссос и там прожить в спокойствии сколько отпустят боги, он не станет ей препятствовать и даже окажет всю возможную помощь, но она не желала ни Эссоса, ни покоя, ни забвения — она как и прежде желала подчинить мир своей воле и к желанию старому прибавилось новое — исправить все плохое, что случилось с ее близкими. — Знаешь, я когда слушал твой рассказ… спутанный и нестройный, уж не сочти за претензию, — продолжил он говорить как ни в чем не бывало, — кое-чем заинтересовался, вернее кое-кем… — Неужели сыночком драгоценным? — не удержалась она и воткнула в него эту иголку. — О нем даже не проси говорить сверх необходимого, мне неприятно это. — Нет, он меня не интересует, — отверг Рейгар ее язвительную догадку, а следующие его слова заставили Дени удивленно приоткрыть рот, — расскажи мне все, что помнишь об этом странном юноше, о Брандоне Старке. Так они и разговаривали то об одном, то о другом, порой Рейгар спрашивал ее о ком-то просто из любопытства, а о ком-то с целью сделать выводы и принять решения, смеялся, уточнял и грустил конечно же. И слушал о драконах, раскрыв глаза широко и не мигая, будто ребенок сказку перед сном, драконы его очаровывали одной лишь возможностью своего существования в мире. — Я хочу туда, к тебе, в твой мир и в твое время, — шептал он зачарованно, — хочу увидеть их, услышать их рев и шорох крыльев, ощутить жар, прикоснуться, увидеть тебя в небе, осознать что это возможно — сесть и полететь. Ты знаешь, я ведь видел сны о драконах, видел крылатые тени, пламя из пасти, пепел и даже во сне чуял сладкий запах — ты понимаешь о чем я, не так ли? На самом деле запах этот скверный, но мне во снах было сладко и я уверен — тебе тоже. До высоких двойных дверей, покрытых узором кованых золотистых завитков, было всего десять шагов, сделать которые Дени не находила в себе сил. Остановилась и смотрела на двери, понимая кто там за ними и не могла заставить себя сдвинуться с места. Рейгар, который ее и привел сюда, сразу после встречи в тронном зале, мягко взял ее за локоть и Дени дернулась, вырываясь, отшатнулась и сделала шаг назад — на это только силы и отыскались. — Я не могу, прости, нет, не сейчас, пожалуйста, давай придем завтра, ты иди конечно, я подожду тебя здесь, а после уж… — Дени, — он решительно ухватил ее за плечи и развернул к себе, прерывая ее беспомощный лепет и заставляя смотреть себе в глаза, — ты мечтала об этой встрече все время пути в столицу, а если подумать так и вовсе всю жизнь и сейчас в нескольких шагах от того, что считала несбыточным и что стало реальным, ты остановилась и не можешь? Прости, сестренка, но я не верю тебе, потому что ты можешь абсолютно все. Дени всхлипнула, и ничего не смогла сказать, только поддалась ему, позволила себя обнять и вести, тихо-тихо, мелкими робкими шагами, слушая его голос: — Вот так, моя девочка. Еще шаг и еще один. Ты не одна, я с тобой и всегда буду… Так они и шли, на каждое его слово она делала крохотный шажок и расстояние до дверей неумолимо сокращалось, пока совсем не свелось к нулю. Королева Рейла была красива какой-то небесной красотой, Дени никогда такой не встречала, она словно не из плоти была сделана, а из облаков и тумана соткана. Легкая и воздушная, удивительная, ни на кого не похожая. Шелест платья, вопреки ожиданиям совсем не тяжелого и не красно-черного, а легкого сиреневого, струящиеся по плечам косы, перевитые жемчужными нитями, тонкие руки, белая кожа с просвечивающими венами, очень острое и выразительное лицо и невероятные глаза, того самого оттенка что и у самой Дени — глубокий и сияющий аметистовый. Слова, слова… много слов и много улыбок. Королева обнимала сына, смеялась и счастливо улыбалась, как маленькому ему волосы приглаживала и с интересом посматривала на служительницу Огненного бога из Эссоса, расспрашивала о ничего не значащей ерунде, вроде как ей нравится Вестерос и его столица, была приветлива и дружелюбна, не догадываясь конечно же кто на самом деле сейчас сидит напротив нее в тонконогом кресле с гнутой спинкой. Дени тоже улыбалась и говорила, говорила, говорила… ничего не значащий бред, а внутри все разрывалось от боли, горело и рассыпалось пеплом и казалось ей, что на том месте где положено быть сердцу, у нее сидит маленькая сереброволосая девочка, кричит и колотит сжатыми кулачками изнутри. И как же Дени хотелось с криком «Мама! Мамочка!» броситься вперед, в ноги той, что дала ей жизнь, спрятать лицо у нее на коленях и почувствовать наконец, то чего так не хватало и то чего никогда она не знала — умиротворяющую силу материнских объятий. Но она сидела и играла свою роль, не подавая виду, что вся она внутри себя сгорает и умирает — потому что так было правильно, потому что она сама настояла на таком решении. — Очаровательна, — шепнула королева сыну на прощание, — приводи ее ко мне еще, если получится конечно. Гулкие широкие коридоры Красного замка отличались отменной акустикой и любой звук раскатывался длинным эхом — сейчас это был звук сдавленных рыданий, которыми Дейнерис давилась и в попытках удержать их, зажимала себе рот и зажмурив глаза бежала вслепую, рискуя врезаться во что-то или в кого-то, остановилась только когда Рейгар ее поймал, прижал к себе и ее рыдания наконец утонули в складках его одежды. Ни сил, ни мыслей — ничего, только слезы и ощущение ужасающей несправедливости — почему, ну почему именно она была лишена матери? Почему ей умереть и воскреснуть потребовалось, чтобы увидеть ее? Почему другие получают эту привилегию просто так, для них это в порядке вещей, они даже не задумываются как им всем повезло! И как же она ненавидела их всех — мерзких крыс, что посмели пойти против своего короля — каким бы он ни был. Желание всю эту свору мятежников уничтожить горело в ней уже давно, плясало и трепетало жарким пламенем, а сейчас вот угасло и охладело, утвердилось и стало совсем уж непоколебимо. И как же сильно она жалела, что нет с ней Дрогона! Как бы просто было все тогда завершить! Слезы постепенно иссякли и она наконец смогла отстраниться и посмотреть на Рейгара — он был спокоен, на губах легкий намек на улыбку, только вот она слышала, пока к нему прижималась, как бешено колотилось сердце и сейчас видела как горело темное пламя в его глазах. Видимо не она одна сейчас утвердилась в решении, принятом на границе дня и ночи, когда солнце уже завалилось за линию горизонта и тьма укутала не только мир, но и души людей в нем живущих. — Пойдем, — потянул он ее за руку и Дени послушно пошла. — Куда мы направляемся? — Ко мне. Нам надо переодеться, — брат ее порой бывал не в меру разговорчив, а порой, вот как сейчас, невыносимо краток. — А… так меня же должны поселить… ну где-то там… — начала было она удивленно. — Может и должны, только что тебе одной там делать? На самом деле я просто не желаю с тобой расставаться надолго — можешь считать за каприз. А еще от меня всегда можно сбежать незаметно, чем мы сейчас и займемся. — Пойдут слухи, — констатировала Дени очевидный факт. — Уже пошли, — отмахнулся он от нее беспечно, — наверняка уже по всему замку разнесли, что принц настолько утратил совесть, что привез любовницу прямо ко двору. Пускай болтают мне не жалко, про меня и не такое сочиняли. — Только вот супруга твоя не обрадуется, когда эти сплетни долетят до ее ушей, а они долетят, — напомнила Дени. — Она и так не знала, что думать там, в тронном зале, неужто так обязательно ее мучить? — ее до крайности возмущало такое его отношение к Элии, которая совсем ни в чем не была виновата и никак не уходило из мыслей ее лицо и выражение затравленной обреченности в глубине больших темных глаз. — Меньше всего меня сейчас заботит ее радость — как бы ужасно это ни звучало, — и впрямь ужасно, но зато честно, подумала Дени. — Ты не любишь ее. — Нет, не люблю. — И леди Лианну тоже. Кого же ты любишь, брат? — Всех остальных, — отшутился он и чуть серьезнее добавил, — не спеши меня в бессердечии обвинять. Я каждый раз пытаюсь и не могу. Элия, Лианна и другие, все они… прекрасны на самом деле, только вот слишком уж обычные. Нет огонька, понимаешь? Ничего Дени ему не ответила, а только вздохнула тихонько. Еще как понимала, сама этот «огонек» искала и никак не находила, а когда нашла… лучше бы так и оставалась с легкими влюбленностями и ничего не значащими увлечениями. Была бы беззаботна, спокойна и счастлива, а главное — жива. В покоях Рейгара было тихо и уютно, потрескивал огонь в округлой пасти низкого камина, трепетал язычок на высокой витой свече разноцветного воска у зеркала, было много всего плюшевого и бархатного, кресла какие-то низкие и даже на вид удобные настолько, что хотелось немедля в одно из них с ногами забраться и не вставать никогда, что Дени тут же и проделала, предоставив Рейгару самому разбираться в их вещах, что были поначалу немногочисленны, но немногочисленность эта таяла как снег под солнцем по мере их приближения к столице и совсем сошла на нет в самой столице. Рейгар тем временем выискал все нужное и выложил перед ней стопку черной одежды — штаны, тонкая рубашка, неприметный короткий камзольчик и мягкий плащ с широким капюшоном, и высокие сапоги на шнуровке добавил. — Вот, переодевайся и заплети волосы, чтобы под капюшоном спрятать. — Куда мы все-таки идем? — потребовала она от него ответа, вспомнив, что так и не выяснила этого. — Тебе необходимо отвлечься, да и мне тоже, — пояснил он расплывчато, — обещаю, что тебе будет интересно и готов на что угодно поспорить, что такого ты еще никогда не делала, потому что было не с кем — теперь есть. Одевайся! Пока переодевалась, вспоминала как они собирали ее перед отъездом из Башни Радости, там это было непросто, потому что требовалось ей решительно все и хоть это «все» можно было без проблем купить в первом же населенном людьми месте, до места этого сперва было необходимо добраться, в результате ее обряжали с чужого плеча. Вся одежда была ей велика, а с обувью проблема и вовсе грозила стать неразрешимой, потому что это позаимствованные у брата или у сира Дейна рубашку или штаны можно было перетянуть ремнем покрепче, а с сапогами такой трюк не проделаешь. Разрешилось все тем, что пришел Рейгар и выставил перед ней сильно поношенные сапожки явно на женскую ногу шитые. — Примерь, вроде должны подойти тебе, — неуверенно проговорил он, — если и будут великоваты, то самую малость… до ближайшего городка доехать хватит, а больше и не надо. — Где ты их добыл? — удивилась она. — Надеюсь, не у леди Старк одолжил? Лучше она прямо отсюда голой уйдет прямо в Эссос и в таком виде пройдет через все Дотракийское море, чем хоть нитку с плеча этой девки наденет. — У одной милой леди, что прибирает тут и занимается готовкой, — поспешил Рейгар успокоить ее. — Обобрал значит бедную женщину, — не сдержалась она от ехидного смешка. — Это еще кто кого обобрал! — с таким же точно смешком ответил ей брат. Сапоги пусть и не идеально, но вполне ей подошли, а та служанка еще и синий узорчатый платок ей чуть попозже принесла, видимо тронутая такой щедростью принца. Платок оказался очень кстати, был он большим и из приятной легкой ткани, его было удобно закручивать вокруг головы, увязывая с косами, так что они не доставляли неудобств в дороге. В общем покидая Башню Радости выглядела она более чем странно, хоть впечатление нищей оборванки не производила и на том спасибо, решила она. Платок кстати так и сохранила, даже когда обзавелась всеми необходимыми и не очень вещами, что сидели на ней уже идеально, чем-то ей полюбился кусок узорчатой ткани, успел он для нее стать чем-то чуть больше чем просто вещь — воспоминанием о тех самых первых днях и ночах здесь, в мире, где она была не одна. Когда она была уже почти полностью готова, только косу переплести потуже оставалось, сир Эртур бесшумной тенью через двери просочился, потому что сказать, что он вошел у нее язык бы не повернулся. Одет он был опять же неприметно, как и большую часть времени, что она его видела, и на первый взгляд был безоружен, зато уже на второй взгляд обнаруживалась рукоять кинжала за поясом и еще одна выглядывала из голенища левого сапога. И Дени была уверена, что если его рассмотреть получше то еще много интересного и острого отыщется. Войдя в комнату и прикрыв за собой дверь, рыцарь немедленно закатил глаза и проворчал, что Рейгар вечно собирается как девица перед балом, после пересек комнату и склонился к ней, целуя руку. — Ты чудесно выглядишь, принцесса, — и тут же предложил, — давай бросим Рейгара тут одного у зеркала прихорашиваться и вдвоем сбежим? — Предатель! — тут же обличил его Рейгар. — Что, привык быть моей единственной дамой сердца и не выносишь конкуренции? — не остался в долгу сир Дейн. — Конечно, — нимало не смутясь, отозвался Рейгар, — сам разбаловал, вот и пожинай ожидаемые последствия. Такие их шутливые перепалки были уже привычны для ушей Дени, она никогда в них не влезала, но всегда с интересом слушала, они смешили ее и позволяли прикоснуться к чему-то такому, чего у нее самой никогда ранее не было, потому что как верно заметил Рейгар — ей просто не с кем было шутить, не с кем творить безобидные глупости, у нее на протяжении большей части ее жизни был только Визерис — такой же потерянный ребенок как и она, окутанный бесконечным страхом. — Ну все, я готов! — из полумрака вышел Рейгар, тоже одетый крайне скромно и увязавший свои роскошные волосы в тугой узел на затылке. Остановился на секунду посмотрел сначала на Дени, после на сира Дейна взгляд перевел и кивнул чуть заметно, рыцарь немедленно повернулся к входным дверям и опустил тяжелый засов, закрывая их изнутри. — А? А мы разве…? Мы же собирались… — начала было Дени удивляться и не понимать, но Рейгар взял ее за руку уверенно и шепнул над ухом: — Сегодняшней ночью мы пройдем другим путем, — и задул свечу. Дернулся кованый канделябр вмурованный в стену и что-то в темноте заскрипело тяжело, словно нечто массивное сдвинулось с места неохотно и Рейгар потянул ее за собой, а сзади на плечо легла рука сира Эртура и Дени, глубоко вдохнув, смело шагнула в темноту и неизвестность.