Second life

Сычен опускается среди макового поля озарённого солнцем. Вокруг витает приторно сладкий запах. Вдалеке он видит купол церкви, переливающийся золотом. Дети бегут к нему, держа в руках катушку с воздушным змеем. Они прыгают вокруг Сычена и падают в цветы. Один из детей преподносит Дуну целый букет, скромно отводя глаза. Сычен целует его в макушку и подталкивает к другим детям. В голове всё это выглядит как идиллия. - Сычен? Он поворачивается назад, но кроме тёмного леса не видит ничего. Голос кажется ему узнаваемым и отдалённым. Он поднимает голову вверх, к солнцу, и слышит громкий треск. - Сычен! Голос не просто зовёт его, он кричит ему. Сычен обеспокоенно кричит головой, но не может никого найти. - Ради Бога, открой глаза. Сычену кажется, что он был где-то вне этого мира. В голове стоит ужасный шум, а в нос бьёт запах гари. Он открывает глаза и понимает, что происходящее было просто сном, а над ним сейчас стоит один из церковных братьев и трясёт за плечи. - Что случилось? В чём дело? - Пожар, Сычен. Собирай документы и беги. В комнате нет источника света, но запах дыма становится всё отчётливее. Дун поднимается с постели в спешке и припадает к тумбочке, вытаскивая из нижнего ящика свои документы. Он берёт свою сумку и бросает туда нужные вещи. Всё происходит очень быстро и вот, но уже стоит на улице, под ночным небом и смотрит как полыхает его единственный дом. Сонных детей сбивают в кучу и пересчитывают. Сычен держит в руках документы и понимает, что больше ему некуда идти. Больше не существует места, где ему всегда будут рады. Вдалеке он слышит вой пожарной сирены, а за ней несколько мини-автобусов. Детей сажают внутрь, передают из вещи и увозят обратно за лес. Теперь их ждёт новый дом, в котором они будут в безопасности. - Их возьмут, а нас оставят. - говорит один из братьев, подходя к Сычену в близь. - Мне очень жаль. Я не знал, что такое может случиться. Если бы можно было это предвидеть. - На всё воля Божья. - Нет, Сычен, Господь здесь не при чём. - брат откашливается и наклоняется достаточно близко, чтобы никто не услышал. - Это всё случайности. Бог не делал того или иного, при чём как плохие поступки, так и хорошие. Всё дело в людях. Кто-то захотел нас стереть с лица земли, и у них получилось уничтожить наш дом. По твоему Бог бы захотел смерти детям-сиротам? - Ты говоришь об этом так спокойно. - Нас с детства учили, что нет ничего лучше, чем следовать заповедям. Делай всё, что тебе сказано. Не греши, не злись, не пей, не поддавайся искушению. Я был в городе и я видел то, что годами порицал. Но знаешь, они такие же люди как и мы. Никакой разницы. Не придавай Богу такого огромного значения, забывая, что простые смертные тоже сделали много хорошего. В такие моменты ты бываешь слеп. Научись делать то, что хочется, а не что сказано. Незнакомые машины ездили по разным сторонам дороги, заглушая своим шумом любые иные звуки. Сычен крепко сжимал в руках сумку, идя вперёд. Ноги сами его вели к поистине безумной идеи. Он был напуган, но более того он очень устал. Его маршрут занял добрый час, когда Сычен наконец смотрел на обшарпанный высоковатый дом, со скрипящим порогом. Он явно не в своём уме, раз решился на это, но другого варианта ему не оставили. Поднимаясь по лестнице в нос бьёт отвратительный запах курева. На кухне заседает человек восемь, подкуривая сигарету друг у друга и рассказывая что-то бурное. Они не обращают внимания на идущего среди них Сычена. Он идёт быстро, прижав сумку к груди и останавливается только когда под ногами хрустит разбитое стекло. Ещё слишком рано, чтобы кто-то выходил из своей квартиры, но несколько юношей буквально вываливаются, случайно задевая Сычена и подозрительно оглядывают, но больше не трогают. Дун находит нужную квартиру и мнётся. Он не знает будут ли ему рады или сразу выгонят. Он сжимает свободную руку в кулак и стучит в дверь. Возможно хозяин спит. Сычен теряется в мыслях, но стучит вновь, чуть громче. - Кто? - раздаётся сонный голос по ту сторону, в котором легко распознать нотку раздражения. - Это Сычен. Извини, что разбудил тебя. Дун не успевает опомниться, как дверь открывается. Юта не выглядит рассерженным, даже наоборот, он удивлён. - Ты? - Я не хотел приходить так рано. Я знаю, что я не вовремя. - Ты пришёл сюда сам? - хозяин резко затаскивает его внутрь квартиры. - Совсем один? Как ты мог вообще прийти? - Я не хотел тебя злить. - Я не зол, а шокирован. - Юта усмехается. - На улице темно, хоть глаз коли, а ты прошёл через лес, по трассе и сюда. Ты хоть понимаешь, куда попал? Здесь не то общество людей, к которым ты привык. - Я знаю. На меня никто не обратил внимание. - Естественно на тебя никто не обратил внимание, иначе до меня бы ты навряд ли дошёл целым и невредимым. - он качает головой и осматривает Сычена с ног до головы. - А ты зачем сюда пришёл? Не то, чтобы я не рад, но не думаю, что три утра это подходящее время. У тебя очень печальный вид. - О, верно. Это будет очень странная просьба. - Сычен опускает глаза вниз и собирается духом. - Можно я останусь у тебя на время? Совсем чуть-чуть! Я уеду как только смогу. Буду спать на полу. Обещаю, ты меня даже не заметишь. - Всё отлично, оставайся сколько нужно. Я всё равно не часто бываю дома так, что нет проблем. А твои святые друзья решили тебя на улицу выкинуть? - Сегодня ночью церковь сгорела вместе со всеми постройками. Ничего не осталось. Детей забрали и отвезли, а для нас мест нет. - Ты не ранен? Не надышался дымом? Голова не болит? - Нет-нет, - машет он рукой. - Я в порядке. Пострадала только моя одежда. Теперь у меня с собой нет ничего, кроме этой сумки. - Пустяк, я найду что-нибудь для тебя. Сычен робко садится на край ютиной кровати, замечая что она выглядит совсем не тронутой, заправленной, словно на ней никто и не спал. Юта достаёт подушку, тонкое одеяло и плед. Он стелет всё поближе к батареи, бросая в ту же сторону чистую одежду. - Ты не спал всю ночь? - Что? - Твоя кровать застелена. - отвечает Сычен и проводит по дырявому одеялу рукой. - Я только, что вернулся из больницы. Мой друг побывал в пожаре в Южной части района. Иронично, не так ли? Загорелся целый торговый центр. Он сам оттуда еле вылез. Ещё чуть-чуть и я даже боюсь представить, чтобы произошло. Это уже третий масштабный пожар за короткое время. Такое ощущение, что кто-то яро пытается сжечь этот город дотла. Юта ложится к себе и мгновенно закрывает глаза. Сычен накрывает себя тонким одеялом, волочась по пледу. Он смотрит в потолок. На его собственных глазах горел целый этаж, целый дом, в котором он провёл всё своё детство. Место, где он жил с другими детьми. Рос, учился и чувствовал себя маленьким принцем из детской книги. И всё это покрыл дым, превращая в пепел каждый кусочек его жизни. Теперь у него не осталось ничего. Открыв глаза, первое, что попадается в поле зрения, это множество пищащих аппаратов и белые холодные стены. В комнате пахнет медикаментами, а рядом с кроватью стоит капельница. Доён смотрит как по трубкам стекает раствор. У него колит в голове и мышцах. Боль незнакомая и неприятная ему, но она отходит на второй план, пока он собирает всё по кусочкам. От писка аппарата голова начинает болеть только сильнее. Доён не может подняться, но краем глаза замечает, что в палату кто-то входит. Человек в белом халате устремляет на него свой взор. - Как самочувствие? - спрашивает он отрешённым голосом. - Ужасно. У меня всё болит. Особенно голова. - Кто прописал Вам успокоительное? - Мой лечащий врач. У меня был серьёзный срыв и он сказал, что это облегчит мне жизнь. - Вы принимаете их до сих пор? - Иногда. У меня проблемы со сном, а не так давно я начал странно себя чувствовать. Мне вечно мерещится, что я не один. Кто-то находится рядом, даже в пустой комнате. Я не шизофреник, если Вы хотите это знать. - Я не говорил про шизофрению. - холодно отрезает его слова врач. - Вы знаете почему Вы здесь? - У меня отравление? - У Вас передозировка. Была, но сейчас нам удалось нормализовать. Полежите две недели и отпустят. Врач проверяет капельницу и уходит. Доён остаётся наедине с самим собой. В доме стоит абсолютная тишина, и только движение стрелок часов давит на мозг. Донхёк садится на край кровати и тянется к стулу с аккуратно сложенной одеждой. Он выходит на кухню, где Марк что-то старательно выводит на листе бумаги. Донхёку не хочется прерывать столь сосредоточенного парня, потому он бесшумно садится рядом с ним и принимается за утреннюю трапезу. - Сегодня мы едем к Сун Ланю. - вдруг произносит Марк. - Переоденься, когда закончишь завтрак. Я подожду тебя снаружи. Он исчезает из поля зрения быстро, словно его и не было. Донхёку же ничего не остаётся кроме как следовать его указаниям. Он ясно видит, что что-то начинает неизбежно меняться. Некогда горячее сердце превращается в кусок льда. Донхёк может не спать целую ночь, может оставлять вещи по комнатам, разбивать и уничтожать хрупкие предметы, но Марк молчит. Убирает осколки молча, и так же молча выбрасывает их в урну. Иногда Донхёку слышится приглушённый смех, но обойдя все комнаты, проверив каждый угол он понимает, что это простое воображение и Марк всё так же смотрит в потолок. Хёк чувствует как он меняется. Идеально. На улице оказывается не так холодно, как казалось, но Донхёк чувствует, что мёрзнет изнутри. В машине оказывается ничуть не теплее, будто Марк специально пытается впускать только холод и специально не заводит машину. - Что именно ты хочешь знать от Сун Ланя? - спрашивает Хёк, расположившись рядом на переднем сиденье. - Всё, - отвечает альфа, словно прерывает возможный диалог, но позже добавляет: - Я хочу, чтобы он сказал всё, что знает. Пусть расшифрует каждое слово в папином письме, каждую деталь. Чёрт с два он что-то скроет. Я запомню всё, что он скажет и перепроверю множество раз. - Мне нравится твой план, но не будь слишком самоуверен. - Донхёк тянется руками к его щекам и обхватывает с небывалой осторожностью. - Ты большой молодец. Посмотри, какой ты храбрый. - Я хорош только на словах. - Ты передал Ян Яну то, что я тебе сказал? - Передал. - И что ты почувствовал? - Я бы не смог, - голос надламывается. - Я не могу пытать и убивать людей. Я бы не смог притащить этого адвоката в комнату и оставить их гнить. - А ради меня? Ради своего покойного папы? Ради счастливого будущего, Марк? Ты не монстр, ты берёшь своё. Выкинь всё из головы, это тебе мешает. Ты у меня большой молодец. Мы с тобой обязательно добьёмся правосудия над этими скотами и тогда, Марк, у нас всё будет отлично. Ты мне веришь? - Верю. Ему кажется, что где-то на дне его собственных глаз таиться глупость. Он не знает Донхёка, как Донхёк знает его, но это не мешает ему поклясться в верности. Теперь нет. Они все должны получить по заслугам за то, что посмели сделать. Никак иначе. Маршрут, которым располагали по заметкам из писем, был далёк и неприятен. Сун Лань жил в отдалённой местности, а вокруг только густые деревья и пустота. Марк долго петлял по искривлённым дорогам, прежде чем найти нужный дом. Красивый, но старый. Окна были забиты досками, черепица на крыше отвалилась, краска слезла. Донхёк берёт дело в свои руки, приближаясь к порогу и трижды стуча. Вокруг них был удивительно красивый вид, где не пробивался не один лишний и ненужный человек. Абсолютная умиротворённость. - Ты уверен, что мы в нужном месте? Марк отодвигает его и стучит в дверь снова. Тишина. Они обходят дом кругом, заглядывая через щели досок и зовут хозяина по имени. Внутри проглядывается только пыльная мебель и груда грязных вещей. Донхёк находит самую большую лазейку, через которую спокойно может пролезть. Он спрыгивает на пол и из-под ботинок подлетает пыль. Донхёк зажимает нос и рот рукой, и идёт вперёд. Стены и потолок давно начали осыпаться. В некоторых местах начала появляться гниль. Книги в шкафу и на полках покрылись плесенью, и от этого запаха было невыносимо. Донхёк обошёл всё внутри, но натыкался только на сырые старые комнаты. Посреди спальни, прямо над кроватью висел оторванный кусок прямоугольной ткани, сгибающийся пополам. Донхёк поддел пальцами край и потянул на себя. Ткань сорвалась со стены и оказалась у него в руках. На чёрном полотне была нарисована зелёная змея. - Нашёл, что хотел? Голос кажется хриплым и явно прокуренным. Перед Донхёком предстаёт мужчина лет пятидесяти, с тростью в руке. Первое, что бросается в глаза Донхёку - это большой шрам на правой брови. Второе, то, что мужчина отлично выглядит для своих лет. Он протягивает руку и улыбается. - Моё имя Сун Лань, хотя раз ты здесь, то скорее всего ты это уже знаешь. Ты приехал сюда не один. Я уже видел твоего друга на улице, но судя по его блуждающему взгляду он не был мной заинтересован, даже более - он меня не заметил. Тогда, мне предстоит говорить с тобой? - Думаю это неудачная идея. Мне нечего сказать. - Ошибаешься. - Увы. - Донхёк пожимает плечами и делает шаг в сторону выхода. - Даже если это касается Хуан Ренджуна? Донхёк не спешит оборачиваться, продолжая идти к окну, через которое пролез. Он высматривает Марка, который что-то заинтересованно разглядывал в кустах. - Марк! Он реагирует остро, дёрнув головой. Его глаза широко раскрыты, а брови вздёрнуты вверх. Донхёк машет ему рукой и отходит от окна, дав ему место спуститься. - Нашёл я твоего Сун Ланя, а ты, ворона, всё прозевал. Не самый приятный человек, но это должно волновать в последнюю очередь. - Хёк, - Марк зовёт его слишком тихо, но даже заметив, Донхёк продолжает: - Я нашёл у него в спальне рисунок змеи. Похоже на герб или вроде того. Пойди и сам спроси. - Хёк? - Он явно тут не живёт, но вещи оставил. Так и знал, что адрес старый. - Донхёк? - Господи, да что? - Там труп, - Марк указывает рукой себе за плечо, в окно, на то место где стоял раньше. - Он недавний. Разложиться до конца ещё не успел. У паренька половины головы просто...нет. Отрублена. - Что? - Прошу прощения, - восклицает Сун Лань, стоя в проходе. - Я не хотел так пугать вас. Но думаю это тоже можно будет рассказать. Как-никак это люди Ренджуна. Давайте присядем. Хозяин, с неуместной вежливостью, приводит их на кухню, подвинув каждому деревянный, пыльный стул. Всё вокруг выглядит шатким и непрочным, и лет десять уже как не пригодным, но собрав волю в кулак, они готовы вдыхать эту грязь до тех пор, пока не получат то, за чем пришли. - Я знал, что рано или поздно вы ко мне придёте. Я просто был уверен. Мы с твоим папой боялись, что кто-то посторонний найдёт письма, но хранить их в моём доме было бы слишком рискованно и тогда я вернул их все до единого. - Откуда вы его знали? - спрашивает Марк, наконец оглашая вопрос, который так долго его изнурял. Сун Лань ему улыбается, отводя глаза в сторону. Он смотрит на дверной проём, который так же как и окна забит досками, и только в редких лучах поступающего солнца можно разглядеть лестницу. - Это скучная история, но возможно она многое тебе расскажет. Обо мне ты наслышан, но кроме имени ничего сказать не сможешь. Ты даже не можешь быть уверен, что я существую и не являюсь плодом твоей больной фантазии. Я вырос далеко отсюда, на ферме со своей семьей. Нас было пятеро. Я вспоминаю это время с большим удовольствием, когда я ещё не умел собирать оружие с закрытыми глаза. Люди с севера приехали по наши души. Моего отца расстреляли на месте, папу и братьев увезли за границу в качестве рабов, а меня оставили. Всю жизнь я хотел знать, почему именно я продолжал дышать, пока всем людям в моем округе перекрывали кислород. Это было самое ужасное время. А потом я вдруг понял, уже сидя там, в кузове большой машины, где сидели такие же неприметные лица как и у меня. Нам всем было не больше шести. Кому-то было и вовсе три. И тогда я понял почему. Конечно, нас никто не станет искать и переживать. Кому нужны деревенские мальчишки. И тогда, я впервые встретился лицом к лицу со своим самым большим страхом. Я даже не вспомню как его зовут, но все в том проклятом городе кличали его Императором. Они поклонялись ему как Божеству, но он был ужасен. Он выбирал только сильных детей, а остальных пускал на костёр. Я видел своими глазами как тело сгорало заживо. И я помню этот крик до сих пор. Я вырос под надзором Императора, и каждую ночь произносил его имя как молитву. Я не хотел забывать человека, который убил мою семью. Я просто не мог. А потом случилось чудо. Я даже и не верил, что такое бывает в жизни, но над объявили скорую кончину Императора. Тогда народ не вздыхал, наоборот, мы ждали худшего. Мы ждали, когда он сменится своим сыном. Он был молод, а я знал, что молодые глупы, ведь я и сам тогда был не старше двадцати. Его сын был другим. Совсем другим. После смерти отца, он выстроил весь народ и дал нам вольную. Армию, которую собирал Император вдруг распустили. Он сказал, что мы свободны если хотим, но если останемся, то застанем настоящий переворот. И мы остались. Но не потому, что верили его словам в тот день. Нет, никогда. После его отца мы готовились к худшему. Мы остались потому что идти было уже некуда и не к кому. И тогда мы ощутили на своей шкуре, какого это, действительно быть свободными. Сын Императора, Ваньин, дал нам еду, дал нам крышу над головой, каждого приказал устроить на работу. Он назвал нас Змеями, и всегда повторял, что мы будем так же неуловимы и поворотливы. Но даже у такой хорошей истории был дурной конец. Когда Ваньину было около тридцати он женился. Вы даже не представляете каким стал наш второй правитель. Я видел его своими глазами, в день, когда они произносили клятвы перед алтарём. Я не чувствовал чего то столь сильного ни к кому, кроме своей семьи. Супруг Ваньина был чертовски сильно похож на моего брата, но увы, он им не был. Несколько лет спустя я получил письмо от брата. Оно было прощальным. Он рассказывал, что их двоих собираются казнить хозяева, и им дали последнее слова. Я несказанно рад, что в тот день они были вместе. Что они покинули этот мир вместе, а не порознь. В тот же год на свет появился первый наследник. В последующие ещё двое. Это было лучшее время для нас всех. Я дружил с твоим папой ещё до смерти Императора. Он был сильным, но тихим мальчиком, которого я обещал защищать. Когда он встретил нужного человека, то ушёл от змеев и стал жить своей жизнью. Так было лучше для него. - Папа никогда и ничего не говорил о Вас. - отвечает Марк, отходя от истории. - Он хотел забыть об этом всём. Я его прекрасно понимаю. - Чем закончилась эта история? - Конец истории послужил самым худшим временам, - Сун Лань опускает голову и хмыкает. - У Ваньина был брат Санзу. О нём мы почти ничего не знали, только то, что по словам он был болен от рождения, но внешне он был вполне здоров. По городам ползли слухи, что Змеи начали грабить и убивать, но это было чушью. Никто из наших бы никогда не поднял руку на беззащитного человека, тем более если он ничего не сделал. Санзу нашёл своих людей. Он создавал новых Змеев. Он портил репутацию и скидывал всё на брата. Однажды ночью всё это прекратилось. Дом, в котором жил Ваньин горел. Горел долго, прямо полыхал посреди нашей общины. Мы просили о помощи; делали, что могли, но никто даже не попытался. Люди уже нас ненавидели. В тот день, новый Император убил мою вторую семью. Донхёк не видит лица Марка в тот момент, но он ясно чувствует его тяжёлый, напряжённый словно струна взгляд. Он смотрит в то же место, что Сун Лань минуту назад и прикусив высохшие губы, решается спросить. - В письмах Вы говорили о "ключах". Что это значит? - Ключи? - мужчина хмурит брови. Он задумывается на несколько секунд. - Ох да, "ключи". Я даже и не вспомню когда последний раз слышал о них. - Что это значит? И каким образом это может нам помочь? - Как я уже сказал у Ваньина было трое детей. Народ считал их ключами к будущему. - Сун Лань вновь прочищает горло, подвигая трость ближе к себе. - А вот у Санзу всего один, и то внебрачный. Я никогда его не видел в живую, но за последние два года наслышан настолько, что кажется могу его нарисовать. Хуан Ренджун совсем ещё мальчишка. - И этот мальчишка связан со смертью стольких людей, - шипит Марк. - Санзу промывал людям мозги. Он это любил и умел. Это было самое верное оружие против брата. Но если его сын действительно причастен ко всей суматохе, то это означает только две вещи. Марк наклоняется вперёд, жаждя поскорее познать всё, но Сун Лань встаёт из-за стола. Криво опираясь на трость он двинулся в заколоченный проём. Доски давно иссохли, где-то даже заплесневели, но это не мешало мужчине без грамма страха, просунуть туда жилистую руку. По полу послышался неприятный скрежет. Из небольшой щели Сун Лань достаёт железную коробку и подойдя обратно, протягивает Марку. Донхёк поглядывает из-за его плеча, как крышечка слегка поднимается, а под ней лежит стопка фотографий. - Мы любили фотографироваться раньше, когда были все вместе и были достаточно молоды для этого. На одном из фото Ваньин и Санзу вместе, за пару лет до всего происходящего. Ваньин души не чаял в младшем брате. Марк находит это фото только спустя пару минут, читая на задней стороне примечания. На старой, побледневшей фотографии двое братьев кажутся счастливыми, ещё не зная, что произойдёт через пару лет. - Санзу никогда бы не позволил вести своих людей кому-то другому. Даже родному сыну. - Сун Лань оглядывает Марка, ожидая полного внимания. - Это означает, что Санзу нет в живых. И раз Ренджун устроил такие проблемы для города, то значит он готовился. Должно быть Санзу нет в живых уже года два точно. Ренджун нашёл всех тех, кто когда-то служил Ваньину и присылает иногда своих людей. Мы явно ему не по душе. - Труп снаружи это человек Ренджуна? - Всё верно, - ухмыляется мужчина. - И он тут не один. Вокруг дома, в лесу, ближе к озеру. Они здесь везде. Я был ближе всех к Ваньину и его семье, и теперь его назойливый племянничек хочет, чтобы я выведал ему все секреты. - А во-вторых? - спрашивает Донхёк меж делом. - Вы сказали, что суматоха в городе означает только две вещи. И какая же вторая? - Он узнал, что влияние Ваньина можно восстановить и теперь ищет "ключи". - Сун Лань берёт коробку из рук Марка и достаёт такое же застаренное семейное фото. - Дети Ваньина живы. Все трое. - Невозможно. - на выдохе с усмешкой говорит Донхёк. - Ещё как возможно. Если судьба не распорядилась иначе, все они сейчас живы и здоровы. В ту ночь каждый из нас пытался спасти хотя бы чью-то жизнь и нам это удалось. Об этом никто не знал, кроме пары человек, но скорее всего они уже мертвы. - Папа тоже знал об этом. Знал и писал Вам письма. - Марк сжимает челюсть и прикрывает глаза. Теперь пазл собрался. - Успокойся. Он тоже был змеем, а значит был готов к смерти ещё тогда. Я остался единственным кто знает о их жизни. - И где они сейчас? - Понятие не имею. Я не знаю, что случилось с ними позже. Марк шумно вздыхает и облокотившись на спинку стула, закрывает лицо руками. Донхёк позади него встаёт с места и, прикрыв нос рукавом и откашлявшись, тянет альфу вверх. Они выходят из дома тем же путём, через окно. В этот раз глянув на труп у них не возникает вопросов. В новом семнадцатиэтажном доме открывается намного больше видов, чем в потускневшей и до смешного идеальной квартире Доёна. Белые стены сменились нежно-серыми. Чону был готов прыгать от счастья при виде панорамных окон и большой, светлой гостиной. Тогда он с лёгкостью, без зазрения совести мог забыть на какие деньги куплено это великолепие. Эйфория, которую он ждал так долго, наконец его настигла. День за днём места в квартире становилось всё меньше, а расставленной и разбросанной одежды всё больше. Лукас не был ничуть удивлён новому месту, которое должно было стать его домом. Его тяготила мысль о том, что однажды что-то пойдёт не так. Что-то обязательно пойдёт не по плану. Но сейчас он старательно улыбается Чону на каждое его слово и вбивает себе в голову, что ничего не произойдёт. Лукас старательно драит всю кухню, пока Чону перебирает в гостиной диски. - Как насчёт "Шерлока Холмса"? - Детективы не для меня, знаешь же. Пусть будет что-то из разряда "Отряд самоубийц". - Как скажешь. Лукас усмехается и скидывает мокрую тряпку с рук. Он мотает головой, разминая шею и оборачивается к столу, поднимая молчавший телефон. На экране высвечивается сообщение от папы, с временем, когда нужно прийти. Зачем, он не объяснять и не думал. Лукас кладёт телефон в карман домашних штанов и уходит в гостиную, присаживаясь на пол рядом с диваном. Чону выбрасывает диски в сторону и подтягивает к себе компьютер. Он хмурится и морщит нос, когда Лукас кладёт свою ладонь ему на голову. За окном ещё светло, но всего каких-то пару часов и темнота пожирает комнату, чернеют стены. Чону прикрыл глаза на секунду, но в итоге мирно спал облокотившись Лукасу на плечо. Ничто не могло быть прекраснее, чем ровное дыхание под ухом, еле слышное в тишине. Но даже тогда Лукас не мог расслабиться. Нет, не сегодня. Он ещё многое должен сделать и успеть, прежде чем потонуть в омуте. Лукас себя ненавидел. Смотрел на всё вокруг себя и ненавидел мысль о том, кем стал. Кем пришлось стать ради этого. В кармане вибрирует телефон и он знает, что расплата за содеянное близка.