Обманщик

      Войдя в кабинет шефа, Штирлиц застал Шелленберга одетым в ССовскую черную форму. Тот лишь несколько минут назад возвратился с аудиенции в бункере фюрера, куда был приглашён вместе с Гиммлером и Вольфом, и не успел снять даже кожаную генеральскую шинель с эффектными отворотами широкого воротника на ослепительно-белом подкладе, которую носил с элегантной небрежностью, как умел он один. Под шинелью, на чёрном кителе, красовались Рыцарский Железный Крест* и Крест за военные заслуги*. — Хайль Гитлер! — приветствовал, подняв руку, Штирлиц. — Вы? — Шелленберг глядел с беспокойством и казался удивленным. — Зачем вы вернулись? — Сам не знаю, бригадефюрер, — опустил глаза в пол Штирлиц. Перед этим он успел отметить, как ладно сидел на Шелленберге мундир генерал-майора СС. Этот мундир молодил его и визуально придавал стройной фигуре роста. Шеф СД в обычные дни, приходя на службу, не надевал военной формы, предпочитая элегантные по фигуре английские костюмы-двойки. Работникам контрразведки это дозволялось. Штирлицу иногда думалось, что одеваясь в штатское, Шелленберг желает подчеркнуть свою не принадлежность к созданной Гитлером военной машине, старается хотя бы на уровне внешнего восприятия, пусть и условно, отделить себя от нее. — Я отправил вас в Швейцарию, надеясь, что вы останетесь там! — почти крикнул казавшийся взвинченным Шелленберг, сверкнув глазами. — Каковы мотивы вашего возвращения? — Ну, мою работу в СД ещё никто не отменял, — попробовал отшутиться Штирлиц. Шелленберг отвернулся и напряжённо вздохнул. — Опять прибежали за хорошим кофе и сигаретами? — устало спросил он, опустив голову. — Скоро их проще будет найти у союзников… — Бригадефюрер, я вижу, вы сами только вернулись… — заговорил Штирлиц. — Я могу зайти к вам с докладом по Швейцарии позже. Время пока терпит. Когда вам удобно, чтобы я зашёл? — Вы нужны мне, Штирлиц. Понимаете? — сдавленным голосом проговорил Шелленберг, тоже глядя в пол. — Нужны, — упрямо повторил он и поднял голову. Теперь он в упор глядел на Штирлица. Выразительные глаза шефа СД, как ему показалось, подернулись влагой. Он был бледен и взволнован. Штирлиц решительным движением плотно закрыл дверь и повернул ключ в замочной скважине. — Бригадефюрер, — начал он, понимая, что в любой момент голос может ему изменить. — Вальтер… — Нет, нет, нет… — глухо шептал, мотая головой и пятясь, Шелленберг. «Пропади все пропадом!» — подумал Штирлиц и метнулся к нему, схватив за плечи, чтобы развернуть лицом к себе. — Я здесь, — тихо сказал он, склоняясь к его уху и страдальчески глядя сверху-вниз на казавшегося потерянным и сраженным Шелленберга. Зажатый накрепко в объятиях Штирлица, он отворачивал лицо, склоняя голову, очевидно не зная, куда себя деть от неловкости такого положения. Штирлиц почувствовал исходившую от него волну эмоций, которая мгновенно захлестнула и его самого. Сердце забилось, зашлось, застучало. Вдох прокуренного кабинетного воздуха сменялся напряженным выдохом. Все замерло. Систола-диастола, вдох-выдох, шум в голове и непривычное давление в висках, полное отсутствие мыслей и сильнейшее волнение, которое перехлестывало через край, заставляя подрагивать руки и все тело. Прильнув к нему, Шелленберг шумно выдохнул и вжался лицом в плечо Штирлица. — Вы получили мою шифровку относительно вызова генерала Вольфа в Берлин? — тихо спросил тот, приникая подбородком к густым каштановым волосам на его макушке и гладя по спине. — Да, получил, — прошептал в ответ Шелленберг. — Вот она… Он слегка отстранился, чтобы вытащить из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и болезненно прошептал, не смея поднять глаз: — У меня санкция рейхсфюрера на ваш арест и передачу в гестапо… Штирлиц вздохнул. Он всегда понимал, что этим, вероятнее всего, и закончится его карьера в СС — провалом, разоблачением, допросами и пытками в гестапо. Но отчего-то ему было мучительно сейчас смотреть на прячущего глаза Шелленберга. — И вы не знаете, как ее выполнить? — отстраненно спросил Штирлиц, не переставая гладить его спину. — Не знаю, — кивнул Шелленберг и едва сдержал всхлип. — В чем ваше затруднение? — Вас интересует ответ только на этот вопрос? — Да, меня интересует ответ только на этот вопрос, — твердо повторил Штирлиц. — Почему вы затрудняетесь с выполнением санкции рейхсфюрера на мой арест? Он крепче сжал его плечи. Шелленберг нашел в себе силы поднять голову. Глаза его, как всегда, блестели, но теперь в них не было ни мечтательности, ни веселья. — Потому что я сам совершил преступления, за которые рейхсфюрер, да и любой здравомыслящий человек, должен приказать поставить меня к стенке. — В самом деле? Какие же? Неужели вы не поздравили с очередным днём рождения его любимую суку мальтийской болонки? — Не совсем… — тень улыбки показалась на его лице. — Кое-что посерьезней. Я скрыл от него и от всех информацию о вас. — Очень любопытно. Могу я узнать, о чем речь? — Первые сигналы поступили ко мне ещё в сорок третьем. Но окончательное подтверждение я получил чуть больше месяца назад… Штирлиц решил ждать, пока он закончит свою мысль, и лишь внимательно следил за каждым его движением. — Около месяца назад нами была перехвачена шифровка… из Москвы… предназначавшаяся для резидента… И когда мы расшифровали ее, подобрав ключ с помощью «Энигмы»*, я сопоставил некоторые факты… «Вот как…» — подумал Штирлиц. Оказывалось, этот светлоглазый мальчик давно его переиграл, а сам он, хоть и догадывался, что Шелленбергу что-то известно, хоть и принимал в расчет его ум, талант и опыт, все же, в своей самоуверенности, не мог представить себе масштабов катастрофы. — И когда я все понял, — продолжал Шелленберг, — то уничтожил перехваченную шифровку и все материалы расследования, приказав ликвидировать принимавших в нем участие и подбиравших ключ к шифру моих адъютантов. Он говорил скороговоркой, а когда замолчал, то по старой привычке закусил нижнюю губу. Штирлиц глянул на него с ужасом. — Что вы об этом думаете, Штирлиц? — прозвучало в установившейся на несколько мгновений тишине. — Почему, зная кто я, вы не…? Слова застряли у Штирлица в горле. — Ну, договаривайте же! — почти закричал Шелленберг, отстраняясь. — Почему, зная кто вы, я не сдал вас в гестапо на потеху костоломам Мюллера?! Ответ на этот вопрос интересовал Штирлица больше всего. Ужас положения этого смешливого франта с идеально уложенными волосами, надушенного дорогим одеколоном сейчас открылся ему со всей очевидностью. — Послушайте, Штирлиц, или как вас там!.. — взвился Шелленберг. — У меня тоже есть к вам вопрос! Неужели вы даже сейчас не скажете мне… Неужели не скажете… — исступленно шептал он, ища взглядом глаз Штирлица, который не мог заставить себя взглянуть на него. — Если я арестован, то буду отвечать вам как арестованный. А если я не арестован, то на ваши вопросы я отвечать не буду, — пытаясь взять себя в руки, произнес Штирлиц. — И оставите меня одного блуждать в темном лабиринте?! Я говорю с вами, как с другом… как с лучшим другом… Господи, я даже не знаю вашего имени! — воскликнул Шелленберг. — Вы знаете обо мне самое главное — я разведчик… — Да, — покачал головой Шелленберг, — русский разведчик. Он вытащил из пачки сигарету, подошел к окну и закурил. — Вам также известно, что я вернулся сюда только для того, чтобы вновь увидеть вас. И не жалею об этом. — Нас обоих расстреляют… — иронично заметил Шелленберг, приподняв левый уголок рта. — Вас не тронут, — с уверенностью в меланхолично-усталом голосе парировал Штирлиц, закуривая сигарету из лежавшей на столе для совещаний пачки. — Возьмите документы и ценности, поезжайте домой, соберите вещи и отправляйтесь в Стокгольм к вашему хорошему знакомому графу Бернадоту*. Первое время поживете у него, а потом, когда буря утихнет, скажете, что вы просто солдат, выполнявший приказы, но всегда искавший истины и мира. К тому же у вас серьезно шалит печень, жена и дети на иждивении и богатый опыт борьбы с «красной чумой». Увидите, вас оправдают и быстро оставят в покое. — А вы? — А я отправлюсь на рандеву с Мюллером в гестаповскую пыточную… — Нет, Штирлиц, вы уедете отсюда вместе со мной. Это приказ! — отрезал Шелленберг. — Вы хотите, чтобы я… — Я хочу, чтобы вы были рядом. Всегда. Шелленберг отбросил окурок и решительно шагнул к Штирлицу. — Я готов, — просто и спокойно ответил тот. — Пойдемте. Вместе они покинули здание РСХА, сели в машину Штирлица, заехали в особняк Шелленберга за его вещами и отправились на вокзал к отходящему поезду Берлин-Стокгольм.

***

      Когда уже за полночь они пересекли границу с Данией, дремавший сидя в купе первого класса рядом со Штирлицем и положив голову ему на плечо, Шелленберг встрепенулся. Он заглянул Штирлицу в глаза своими серо-голубыми сонными глазами и тихо спросил, склонившись к его уху: — Теперь я могу рассчитывать, что вы скажете мне свое имя? — Только если вы захотите перейти на «ты», — притянув его к себе и крепко обнимая, также тихо ответил Штирлиц. — Вы всегда обманывайте мои ожидания, — притворно-обиженно сказал Шелленберг. — Обманывать ожидания — моя профессия, — пошутил Штирлиц. — И потом, вы не похожи на того, кто строит иллюзии и многого ждет от других. — Вы слишком хорошо меня знаете. А я напротив — ничего не знаю о вас, кроме того, что вы величайший обманщик. Штирлиц мягко улыбнулся. Он заметил, что Шелленберг смотрел на него знакомым очарованным и чарующим взглядом, каким смотрел в ту ночь, когда они пили игристое вино на вилле в Бабельсберге. В его глазах мягко мерцали тёплые огоньки. — Обещаю, что больше не буду, — заглядевшись, примирительно пообещал Штирлиц. — Называйте меня вашим секретным именем, уверен, оно мне понравится. — Если я назову его, оно уже не будет секретным, штандартенфюрер Юстас, — нежно промурлыкал Шелленберг в самое ухо, припадая к нему горячими губами. — Максим, — смущенно усмехнулся Штирлиц. — С Юстасом покончено раз и навсегда. Должен сказать, вы умеете добиваться своего, бригадефюрер. Шелленберг торжествующе засмеялся и обнял в ответ. Оказавшись в его объятиях, Штирлиц почувствовал себя так хорошо, так спокойно и правильно, что тоже не сдержал смеха. — Приятно познакомиться, Максим… — поцеловав его висок, прошептал Шелленберг. — Взаимно, Вальтер...