Легенда о северном ветре

Ослепляюще белый снег хрустел под ногами, а свежий морозец рисовал на щёках румянец. Тоненькие деревья потолстели в своём холодном одеянии, будто бы натянув на себя несколько снежных шуб. Холодный ветер пел свою заунывную песню, словно пытаясь напугать приближающихся по Королевскому Тракту путников. Знал ли ветер, о чём пел? О чём слагал свои куплеты, не скупясь на жестокую правду? Говорили, что этот ветер и сам некогда был человеком. Что он также молился Старым Богам и чтил предков, покоящихся в промёрзлой земле. Что стало с ним? Как мог юноша превратиться в ветер? Легенды ходили разные. Старые женщины, прожившие все свои годы в зиме, любили рассказывать эту историю детям, вылезающих из своих нагретых постелей и не слушающих своих отцов. «Северный ветер… ― начинали свой сказ они, будто были знакомы с ним лично. А может, и были. Кто знал? ― Он был северянином, одним из нас. Заботился о братьях и старой матери, трудился каждый день, даже когда солнце уже давно село. Ни пил, ни гулял, помнил о своём долге и о том, где родился, ― эта фраза была непонятна детям, но стоило им повзрослеть и она обрела особый смысл. ― Была у него одна радость ― пение. Мальчик пел, как соловей, пока потом и кровью добывал своей семье пищу. Его пение радовало старую хворающую мать, каждый вечер перед сном просили спеть его братья, а девицы, проходя мимо него, толкали друг друга и хихикали. Полюбился соседям работящий паренек с крепкими руками и золотым голосом. Так и жили они, пока не пришла голодная зима, ― на этой фразе дети ежились, но их счастье, что они знали об этом только со слов, ― даже крепкие мужчины редко выходили из своих домов, когда ударили морозы. Никто не хотел испытывать милость богов на прочность: женщины пряли у огня, молясь про себя, дети тихо возились у ног матери, будто посерьезнев, а мужчины, хозяева дома, считали запасы и вспоминали свои прошлые годы. Семье юноши с золотым голосом ничего не грозило ― так, по крайней мере, он думал. В кладовой вдоволь лежало засушенного мяса и зерна, нарезанный тонкими ломтями хлеб каждое утро стоял на столе. Дом был прогрет, а все сыты. Юноша чаще пел, чаще придумывал истории своим братьям. Он не боялся зимы и выскальзывал из дома, пока все спали, чтобы поблагодарить Старых Богов за своё покровительство. Юноша верил, что они его слышат. Он кланялся старым деревьям и спящим под снегом валунам, вспоминал в молитве богов замерших ручьев и болотцев, обращался к земле и даже к блеклому солнцу, лениво прячущимся на небосводе. Он знал всех и помнил каждого. Вот только Богам не было дело до юноши с золотым голосом и крепкими руками…». Дени не заметила, как они миновали нескончаемый древний лес и вышли к холмам, на которых стоял Винтерфелл. Джорах Мормонт сухо кашлянул, прерывая свой рассказ. Старый медведь взглянул вперед ― перед воротами их ждала группка облаченных в толстые меха людей, насчитывающая не менее пяти человек. Сколько лет прошло с тех пор, как Джораха принимали в Винтерфелле как желанного гостя? Сколько лет он вспоминал родовое гнездо Старков, нося клеймо преступника? ― Вы рассказывали легенду о северном ветре, ― напомнила Дейенерис, позволив Джораху перевести дух и вспомнить былое. Она понимала, как для него это важно ― вернуться туда, откуда он был изгнан с позором. ― Я закончу свой рассказ вечером, перед отходом ко сну, моя королева. Скоро мы прибудем в Винтерфелл. Вы должны быть готовы к встрече с Хранителем Севера. Дейенерис огорченно вздохнула, но виду не подала. Легенда-легендой, а её визит в сердце Севера гораздо важнее. Позади неё верхом ехали её люди: в наспех сшитых шубах и сапогах, больших по размеру, они с интересом оглядывались вокруг, хоть в дороге они были не одну неделю. Дени их понимала. Её предки были детьми западных земель, где солнце одаривает своей любовью плодородные земли. Она же, в отличии от других драконов, была дочерью моря и шторма. Королева могла назвать некоторые места Эсосса домом, но было ли это правдой? Сейчас она подъезжала к Винтерфеллу, где веками рождались, жили и умирали суровые короли зимы. Перед ней был их дом, раскинувшийся на десятки внутренних сооружений со своей сложной системой. И ей предстояло встретить новый год здесь, во владениях бесконечного холода, с людьми, научившихся жить в нём, будто сами их сердце и кожа состоят изо льда. Миновав Зимний городок, где, на удивление Дени, кипела жизнь и приготовление к празднеству, они оказались у Южных ворот Винтерфелла. Серый Червь, ехавший с Миссандей чуть позади своей королевы, кивнул свои подчиненным, чтобы те смогли разбрестись по городку ― Старки были щедрыми хозяевами, но Дейенерис не рассчитывала, что они будут кормить её солдат и выделят для них покои. Её люди были этому даже рады: Безупречные, наёмники с далёких земель и парочка самых доверенных дотракийцев вряд ли бы освоились среди бесконечных коридоров и спален зимнего замка. Барристан Селми позаботился о том, чтобы каждому воину выдали по мешочку монет, которых хватило бы на добрый ужин, постель и, возможно, на женщину. Принимая деньги, некоторые наёмники посмеивались, накручивая пышные усы. Только со старым рыцарем шутки были плохи ― Селми недвусмысленно дал понять, что монет должно хватить на ночлег, пищу и нехитрое веселье. Драк между ними и северянами, а также прочих вольностей, он не спустит. Провинившиеся станут снежными бабами для местной детворы. Они подъехали, и Джорах Мормонт успел ощутить жар, пока люди Старков открывали ворота перед ними. Хотел ли он увидеть знакомые лица? Вряд ли. Северяне тяжело принимают перемены, а уж принять его верность королеве, чей отец погубил нескольких Старков и позволял развязать войну, стоившую им многого, они бы не смогли. Джорах это понимал. И главным беспокойством для него снова стала Дейенерис. Лошади остановились, и к ним в мгновение подбежали мальчики-конюхи, наперебой предлагающие свою помощь. Дейенерис она явно не помешала ― каблучки её сапог утопали в снегу, едва она опускала ногу, а свалиться с лошади при первом своём появлении ей явно не хотелось. Джорах ловко спрыгнул, словно последние годы и вовсе не уезжал с Севера, и помог королеве спуститься. Во двор, помимо вышедших слуг, стянулись прочие обитатели Винтерфелла. Караульные, псари, конюхи, кухарки, чьи-то шумные дети, северные лорды, которых можно было узнать по осторожному взгляду и по добротным шубам. Но кто из них был Хранителем Севера? Джорах наткнулся на чей-то острый взгляд и вздрогнул. «Мой бедный медведь», ― подумала Дени и уже пожалела, что взяла его с собой. Подоспевшая Миссандея отчеканила: ― Перед вами Дейенерис Бурерожденная, Неопалимая, королевой Миэрина, Королева андалов, ройнаров и Первых Людей, кхалиси великого травяного моря, Разбивающая Оковы и Матерь Драконов. Дени впервые смутил её длинный титул. Эти простые люди, замотанные в платки и меха, с румяными от мороза лицами, имели по одному имени и призванию. Она была для них чужой, со своим расшитым дорогим тёмным платьем и именем, которое невозможно было запомнить с первого раза. ― Приветствую Вас в Винтерфелле, ― послышался девичий голосок. В нём слышалось лето. Во двор спустилась женщина с волосами цвета осенних листьев, статная, прекрасная. Её приталенное платье из козьей шерсти придавало её движениям какую-то особую легкость. «Цветок, выросший среди льдов», ― подумала про себя Дейенерис, но отметила, что девушка не назвала её «Ваше Величество». ― Моё имя ― Санса Старк. Я являюсь Хранителем Севера. Должно быть, вы устали. Дорога была дальней и трудной, ― она не дала гостям переварить сказанное. Хотя почему они должны были удивляться, если их правитель ― тоже женщина? ― Слуги подготовили вам покои в Гостевом доме. У замка сложное устройство коридоров и переходов, так что вас сопроводят и дадут всё, чего вы только пожелаете. А вечером я буду ждать вас в Большом чертоге на празднество, ― добавила Санса и, выдержав взгляд Дейенерис, устремилась к ней. ― Благодарю вас за распоряжения, леди Старк, ― проговорила драконья королева, поразмыслив, как по-настоящему относится Хранительница Севера к своим гостям. Были ли она рада принять Дейенерис за своим столом или эта была лишь дань сложившимся традициям? ― Мои люди устали, а сама я не выдержала бы ещё одного дня тряски в седле. А холод… Боюсь, детство, проведенное в Эссосе, не подготовило меня к этому. Обернись я сейчас хоть волком, всё равно бы не согрелась. ― Волки тоже мёрзнут, Ваше Величество, ― улыбнувшись, ответила ей Санса. Румянец хорошо смотрелся на её тонких скулах, подчеркивая синий цвет глаз. Северянке понравилась эта открытая королева, проехавшая половину страны, дабы встретить новый год в сердце Севера. Может дом её был в Эссосе, но уважение к традициям континента говорило о её благоразумие и учтивости. Чем не качества для хорошей королевы? ― Но я могу Вам много рассказать о Севере, наших традициях и о Винтерфелле в том числе. В коридорах, например, всегда тепло из-за горячих источников… Хранительница Севера осторожно взяла драконью королеву под локоть, вызвав у той признательную улыбку, и они вместе двинулись в сторону Гостевого дома, минуя любопытных слуг и призраков, наблюдающих за ними с самого прибытия. *** Дени наспех приняла ванную, попросив служанку добавить в горячую ванную каплю благоухающего масла. Горячие пруды под замком служили его обитателям добрую службу: за дубовыми дверьми стоял мороз, от которого стыла кровь, а в покоях было чудесно, как летом. Она насухо вытерлась и принялась сама расчесывать свои волосы, отослав служанку. Дени это успокаивало ― девушка наблюдала, как её локоны переливаются то серебром, то золотом, отдают то пеплом, то снегом. Снегом. Дейенерис вновь вспомнила историю, которую рассказывал ей Джорах. Что стало с северным ветром? Как юноша смог обратиться в ветер? Она обязательно напомнит ему продолжить рассказ, если старый рыцарь не сдержит слова. Дени понимала, под каким впечатлением сейчас Джорах. Застань она живыми в родных краях тех, с кем выросла и чьи семьи дружили с её семьей десятилетиями, она бы тоже волновалась. Дени могла сейчас только гадать, что чувствовал Джорах. Но сейчас её больше занимало другое. Окна Гостевого домика, в котором для королевы отвели покои, выходили прямо на богорощу. Три акра старого леса казались Дени бесконечными — спящие деревья, большие и маленькие, покрывала толстая корка снега, контрастирующая с их чёрными стволами. Казалось, что в этот уголок Винтерфелла не залетали даже птицы. Драконья королева всматривалась в глубину мрачного леса: она видела пруды, которые, как и сказала Санса, не мёрзли, несмотря на суровую зиму — над ними стояло облако пара, и Дени подумала, пробовал ли кто-то окунуться в священные тёплые воды. В богороще никого не было, но ей казалось, что чей-то внимательный взгляд буравит её, оценивая. На неё смотрело чардрево — длинное задумчивое лицо с красными глазами. Глаза были древнее, чем сам Винтерфелл, древнее, чем вечные льды и снега отсюда и до Стены. Мать драконов не верила в богов и никому не молилась, но сейчас словила себя на мысли, что безликим Старым Богам была готова открыть свою душу. «Как открыл им свою душу северный ветер», — она закусила губу, сделав шаг от окна. Она не боялась, нет. Она хотела знать, чем всё кончилось дальше. В дубовую дверь постучали. Странно, что Дейенерис не слышала шагов —бесконечные коридоры были каменными, а камень должен был хорошо отражать звук. Красные глаза чардрева сделали её пугливой, как маленькую девочку. — Ваше Величество, мне велено сопроводить Вас в Большой чертог на празднование, — донесся из-за двери голосок юной служанки. — Если Вы ешё не одеты, я могу помочь… Дверь с шумом отворилась, и королева Дейенерис вышла, полностью готовая к пиру. Платье было в цветах Таргариенов — тёмная тёплая ткань была расшита алыми нитями, а на груди была приколота брошь с ревущим драконом. Волосы она убрала в высокую причёску, подобной то, что видела у Хранительницы Северы. Интересно, оценит ли её Санса? Голову украшала корона. Точная копия той, что была у её матери Рейлы. Жаль, что никто не узнает её. И никто не расскажет Дени о том, как её мать была прекрасна в этой короне. Присланная к ней девочка-служанка удивилась, но ничего не сказала. Видимо, услышав длинный титул Дейенерис и увидев количество прибывших с ней советников, она ожидала увидеть напыщенную и беспомощную куклу с короной на голове. «Нет уж, — усмехнулась Дени, — пусть Север попробует меня запугать, но не получит моего страха. Дракон даже во льдах остаётся драконом». Она кивнула своим мыслям и направилась за служанкой, стараясь не отставать — заблудиться в бесчисленных коридорах и проходах на радость призраков у неё не было никакого желания. *** Большой чертог в это время уже во всю пировал. С позволения Хранительницы Севера, для этого вечера принесли все длинные столы и лавки, которые могли найти в окрестностях. Говорили, что один лорд привёз дубовый стол прямо из своего замка — так боялся, что на праздничном пиру в Винтерфелла ему не хватит места. Но места хватало на всех. Музыканты лорда Вимана Мандерли едва были слышны среди стоящего гула, пения, хлопанья и улюлюканья. Туда-сюда сновали слуги, наполняя гостям штофы с вином и принося новые дымящиеся закуски. Хранительница Севера восседала на троне Королей Зимы, по-хозяйски оглядывая полный гостей чертог. Санса повзрослела. Волосы цвета осени были убраны в красивую причёску, подчеркивающую точеные скулы и синеву её глаз, а искусно расшитое платье из Белой Гавани облегало её налитую женскую фигуру. Да, пташка выросла. Интересно, что сказал бы Эддард Старк, увидев старшую дочь такой… красивой? Взрослой? Увидев её Хранительницей Севера? «Но отец сложил голову на плахе как изменник, и совета я могу спросить разве что у Родрика Касселя. Тяжела корона, когда остаёшься с ней один на один», — подумала Санса, жестом отослав служанку, предложившую ей тёплого вина. В нём она никогда не находила для себя ничего привлекательного. Люди голосили, плясали, хмельно выкрикивали тосты и поздравления. Тень войны и потерь понемногу оставляла Север в покое, уступая дорогу смеху и веселью. Так, по крайней мере, ей хотелось думать. Поможет ли северянам забыть об их горестях драконья королева? Сансе она показалась вовсе не пустышкой, а жизнь в Королевской Гавани научила её многому. Дейенерис Таргариен проявила уважение к сложившимся традициям, и это нельзя было не приять в счёт. Для старых лордов Севера она всё равно была чужачкой с далёких земель, слушать которую они бы не стали. Вероятно, её направлял сейчас Джорах Мормонт — Север был ему домом, даже если медведь не был для Севера верным сыном. Каждый имел право на ошибку. И дочь не должна была платить цену за ошибки отца. Почти бесшумно, не привлекая ничьего внимания, в празднующий Чертог вошла Арья. Как ей это всегда удавалось? Особенно сейчас, когда она катила массивную коляску укутанного в меха Брана. Младшая сестра быстро отыскала взглядом Сансу, кивнув ей в знак приветствия. Они никогда не были дружны, но война и прожитые горести даже их смогли сделать настоящими сестрами. Теперь Хранительница Севера, утомленно принимая одного из северных лордов в бывших рабочих покоях отца, могла позволить себе улыбку – проходя по коридору, Арья корчила рожицы, горбилась, надувала щёки, изображая тучного гостя. Эддард бы отчитал её за такое поведение, но Эддарда здесь не было. Были только они и Бран, казавшийся старше, чем безмолвные статуи в крипте. Он и сейчас был полон покоя – казалось, веселье и праздник кажутся ему бесполезным. Хотела бы Санса залезть в его голову и узнать, что там происходит, о чём он видит сны и о чём думает, глядя на свою старшую сестру. Но когда его глаза заволакивала пелена, а голос становился чужим, говорящим о том, что не ведают даже Семеро, она отбрасывала это желание прочь. Густой поток звуков притих, когда дубовые отворились ― королева Дейенерис, одетая в расшитое на северный лад тёмно-алое платье, оглядела полный гостей зал, пока её советники шли следом. Скамьи со скрежетом сдвинулись ― люди встали, приветствуя королеву, избавившую их от войны и одарившую их своей щедростью. У Джораха Мормонта позади неё сжалось сердце. Он давно не видел столько улыбающихся лиц в Винтерфелле. Хранительница Севера встала со своего трона, подняв кубок, наполненный элем. Как она его не любила. Не любила и вино, и даже спустя году никак не могла взять в толк, почему королева Серсея могла пить его целыми штофами. Сейчас её поднятый полный кубок был знаком почтения, и, что важнее для северян, признания. Пусть её подданные боятся Дейенерис и её людей, но выбор дочери лорда Эддарда они оспорить не посмеют. Войдя в залу, Дейенерис уловила сотни незнакомых ей запахов: то были зажаренные зубры, птицы, рыбы, печенные пироги, хрустящие караваи, парные овощи с последнего урожая, дымящиеся вина, эль и пряный мёд, который гости резво пили за Хранительницу и за процветание Севера. Поднимут ли они свои кубки за неё, новую королеву? Джорах сопроводил её до стола, где собрались Старки и самые ближайшие к Хранительнице лорды. Он не знал, остаться ему или удалиться в зал, к другим рыцарям своей королевы – Мормонт сомневался, что выдержит взгляды старых друзей, в которых не было ничего, кроме презрения. «Выдержу, если королева Дейенерис прикажет мне остаться», – сказал он себе и страхи прошлого перестали мучить его, как и совесть. Дейенерис была благодарна и крепкой руке Джораха, и улыбке Сансе, которой она одарила её, едва завидев. Корона казалась сейчас свинцовой. Ей казалось, что весь Большой Чертог рассматривает её, оценивает, как то чардрево в богороще. К чему страх? Это и её народ тоже. «Северяне тебе такой же народ, как драконы тебе дети. Это лишь слова, пустота, лишь ветер, – шептал ей мерзкий голос Мирри Маз Дуур, и струйка пота потекла по её спине под меховым платьем, – ты врёшь себе, девочка. Ты слишком далеко забралась, маленькая принцесса…». — Как Вам пришлись Ваши покои, Ваше Величество? – спросила Санса, и реальность вновь вернулась, унося с собой пыль пустыни и запах конской крови назад, откуда они пришли вместе с голосом ведьмы. – Гостевой дом не велик, но гостям всегда нравился вид на богорощу. Она навевает необычайный покой, – добавила она, потянувшись за ножом, чтобы разрезать ножку фазана. Весьма странно, ведь её сестра расправлялась сейчас с другой частью фазана голыми руками. — Навевает покой и порождает вопросы, – Дейенерис была честна. Если она собралась узнать северян, почему не быть с ними честной? Фиалковые глаза оглядели массивный стол, уставленный горячими яствами, присматриваясь. Пожалуй, она попробует пирог с дичью. Рыб, птиц и овощей она наелась ещё в Эссосе. – Должно быть, богороще тысячи лет? В ней даже пахнет по-другому, не так как за пределами Винтерфелла и Зимнего городка. — И кажется, будто древние боги наблюдают за вами, даже если вы смотрите на богорощу сквозь толщею стекла? – Брандон Старк шевельнулся в своём кресле, а голос его, на удивление, был глубоким и спокойным. Он не повысил интонации, не задал вопроса. Он будто бы был уверен в том, что спрашивает. Взглянув на юношу, Дени была готова поклясться, что это так. — Именно так. Я мало знаю о богах, хотя Визерис в детстве много рассказывал мне об истории Вестероса, восполняя хоть так пробелы в образовании принцессы. Он свято верил, что однажды мы вернёмся домой. И что вернуться мы должны подготовленными. Ей было горько об этом вспоминать, но такова была правда. И хитрить перед Старками она не собиралась. — Но Вы же вернулись, Дейенерис, – мягко ответила Санса, но от Дени не скрылось, что перед этим она обвела взглядом семью, которая у неё осталась. Лазурь её глаз на мгновение почернела. Юная волчица. Драконья королева почему-то была уверена, что Санса защитит свою семью любой ценой, не позволив себе ещё раз испытать горечь утраты. Даже если её брат и сестра в защите не нуждались. — Вернулась, заплатив за это большую цену. И сделаю всё возможное, чтобы эта цена была оправдана. — Я давно не помню такого веселья, – заметила Арья, довольно откинувшись на стул после того, как с фазаном было покончено. – В детстве пиры в Большом Чертоге были неимоверно скучными: кучи разодетых в перья олухов, самодовольных рыцарьков с западных земель, боров-король, который едва не сломал своей задницей стул под собой, – Санса бросила на неё строгий взгляд, но Арья её не замечала. – Сейчас всё по-другому. Все искренне радуются празднику, хотя выражениям некоторых лиц определенно не достаёт веселья. — Будто ты помнишь эти пиры, – лицо Сансы потеплело, хоть она и не одобряла развязный тон сестры. – Вечно дралась на конюшне с мальчишками, а потом являлась к матери чумазая, как поваренок. — И тем не менее, – Арья была серьезна, хотя эта сцена и саму Дени чуть не бросила в смех. — Сейчас Винтерфелл живой, как в свои лучшие годы. Эта фраза была для всех горче полыни. И каждый из сидящих за стол подумал о том, какими же были годы до этого. Напрашивался тост. — Пусть следующие годы для Севера будут такими, что о них не стыдно будет вспомнить за семейным столом! – Дени с шумом встала, подняв кубок, и все присутствующие встали вслед за ней. Бран тоже взял свой кубок, хоть пить и не собирался. – За Север! За Винтерфелл! За эту праздничную ночь! Ответом ей был радостный рёв, раздавшийся со всех углов Большого чертога. За беседой Дени не заметила, что собравшиеся украдкой поглядывали на стол, где собралась семья Хранительницы и их новая королева. Зато это не укрылось от Джораха — он всё также потел в своём нарядном камзоле, но уже чувствовал себя спокойнее, и даже отведал жареного гуся с подливкой из овощей. Север – и его дом тоже, как бы он не пытался убедить себя в обратном эти годы. Собравшиеся лорды со своими женами и детьми, межевые рыцари, маленькие лордки с большими тугими животами — все пили сейчас вместе с его королевой за Север. Санса Старк смеялась над очередной остротой, брошенной Арьей, а вместе с ними смеялась и Дейенерис. Даже Бран улыбался, хоть его лицо оставалось почти что невозмутимым. Такое было возможно только сегодня. Только на этом пиру. И только после всего того, что семье Старк, последней Таргариен и всему Северу пришлось пережить. *** Зимний Городок ещё праздновал, в отличии от Винтерфелла. Гости в Большом Чертоге пировали и веселились до рассвета, а некоторых особо поддатых пришлось весте в свои покои, как маленьких детей. Ночь праздника была не только ночью обжорства и плясок: Арье клялась, что пара знатных лордов успела обговорить детали помолвки своих детей, а несколько дельцов хлопнули по рукам, договорившись о совместной сделке. Не остался с носом и Виман Мандерли – его музыкантов просили присутствовать на пиру в честь совершеннолетия какого-то лорденыша, не забыв ещё попросить прислать десяток головок сыра и повозку вина из Белой Гавани. Что сказать, пиршество удалось. Довольной осталась и Дейенерис, хотя она ушла в свои покои гораздо раньше Хранительницы Севера, и на душе её было неспокойно. нашла её в богороще. Это место почти сразу пришло её в голову, когда служанка, заправляющая постель драконьей королевы, сообщила, что ты ушла куда-то ещё до её прихода. Дейенерис, видимо, мало заботилась о своей безопасности – если на пиру за ней тенью ещё ходили Мормонт, Селми и один из Безупречных с серьёзным лицом, то сейчас её спутники, скорее всего, либо спали после долгой ночи на ногах, либо завтракали в своих покоях. Хранительница Севера улыбнулась этой мысли – теперь можно считать, что Винтерфелл пришёлся королеве по душе. Запах в богороще не менялся. Он был таким же, сколько Санса себя помнила – пахло влажной землей, разросшимся мхом, богульником, древностью и сном. После смерти матери и месяцев, проведенных в Красном Замке, Хранительница не могла заставить себя зайти в маленькую септу в стенах Винтерфелла. Не могла, как себя не просила. Зато не один час пробыла в богороще, приходя сюда каждый раз, когда нуждалась в ответах или покое. Дейенерис, видимо, пришла сюда за тем же. Вот только за чем именно? Приподнимая ворох тёплых юбок, Санса переступила через подтопленный клочок земли, подступая к облокотившейся на мшистый камень у пруда Дени. На той было вчерашнее платье, только волосы она заплела в массивную косу, переброшенную через плечо. Она смотрела на мутную воду древнего пруда так, будто решалась, войти в его воды сейчас или нет. — О чём вы думаете, Дейенерис? – спросила Хранительница Севера, опустив формальности. Камень вмещал их двоих, так что она тоже облокотилась о него, пытаясь увидеть то же, что и королева. Бесполезно. Туман. Пруд. Те же самые темнеющие от сырости и старости деревья. — Когда мы направлялись сюда, Джорах поведал мне историю, – задумчиво произнесла она, слегка наморщив лоб. – Он поведал мне легенду о юноше, ставший северным ветром. Я не успела узнать, чем всё кончилось дальше, но не могу перестать об этом думать. Чем юноша мог так прогневать богов, которым был верен? Санса вспомнила эту историю. Её старая септа не раз рассказывала её по вечерам. Впрочем, как и всем детям, росшим на севере. Она начала свой рассказ, задержав взгляд там же, где и Дени – на мутной воде древнего пруда. — Старые Боги за своё существование видели столько, что сердца их давно зачерствели. Даже юноша с золотым голосом и верным сердцем их не трогал — им хватало забот, тем более в ту яростную зиму. Они смотрели тысячей глаз за лесами, холмами, ручьями, а люди, как мы знаем, всегда норовили пользоваться дарами богов природы, которые им по праву не принадлежали. Голодные люди, которым не хватало тепла и пищи, чтобы выдержать ту зиму, не боялись ничего. Они забыли имена богов и перестали молиться, а в сердцах их чернела зависть и злоба. Сосед завидовал соседу, сестра завидовала сестре — люди, которые растили вместе детей и летом с рассветом уходили вместе работать, теперь тихо ненавидели друг друга. Завидовали и семье юноши с золотым голосом: хворающая мать раздобрела, едя досыта, сидя в тепле, а его зеленые братья обзавелись крепкими румяными щёчками. Более того, этот нахальный юнец смел выходить каждое утра из дому и пел, радуясь жизни и благодаря богов за их покровительство! Терпение лопалось с каждым днём, а в один день ничего от него ничего осталось — крепкий плотник, живший по соседству, кликнул своим работникам, оставшимся к зиме без работы и припасов, и те пошли в дом юноши, когда тот вышел с утра по обычаю поклониться богам. Они были быстры и точно знали, чего хотели: крики старой матери и её младших сыновей слышали все, но никто не вышел из своего теплого дома на помощь. Себе было дороже. Закрыли на это глаза и Старые Боги. Они были безразличны и к молитвам, которые проговаривал сейчас юноша в роще, и к мольбам, которые выкрикивала его семья в доме. Когда он вернулся, то увидел, что дверь настежь открыта: от мешков с припасами остались только разброшенные по полу зерна, поленьев в камине не доставало, мальчишки в синяках и ссадинах пытались привести в чувства старушку, которой тоже досталось от грабителей. Она кричала, взывала некогда добрых соседей к совести, но те были глухи. Один даже разорвал её домашнее тёплое платье и хотел надругаться, но плотник гаркнул, что не за тем они пришли. Им хватило чужого добра, нажитого честным трудом и упорством. Санса перевела дух и огляделась. В богороще было тихо, хотя она знала, что спящие лики древних деревьев их тоже слушают. — Юноша тот не пошёл мстить, а пытался сберечь семью. Закрыл наглухо дверь, прибрал их обедневшую хижину, пытался развести огонь, а на следующий день пошел в лес нарубить дров для топки. Тепло вернулось в их дом, но этого было мало — и без того хворая мать умерла спустя несколько дней, а вслед за ней заболели мальчишки. Юноша был безутешен. Он ходил по соседям, взывал к совести, но ему даже не открывали. Северные люди в первую очередь думали о своей семье, а потом уж о прочем. Сначала юноша потерял голос, потом разум. Так, по крайней мере, говорили потом люди. По ночам ему снились боги, смеющиеся ему в лицо: они водили с ним хороводы, пели ему песни на древнем, никому не известном языке. Теперь он видел не спасших его семью богов везде, стоило ему только выйти из хижины: в наваленных до крыш сугробах, в сгорбленных тоненьких деревьях, в спящих валунах, в замерших ручьях. Это было невыносимо. Одна старая женщина даже взялась присматривать за его братьями, хоть у самой было семеро по лавкам — настолько преобразился некогда трудолюбивый и спокойный юноша. В один день он проснулся, снял с петель топор, завернулся во все шкуры, имеющиеся дома, и пошёл в богорощу. Оттуда он не вернулся. Его никто больше никогда не видел. Когда его братья подросли и наступило лето, то они пытались его искать, но не нашли в той богороще даже топора. Зато ясно видели искалеченное могучими ударами лики чардрева. Дейенерис непонимающе взглянула на Сансу, но её рассказ не был кончен. — Говорили, что он пришёл в богорощу и истошно кричал, обвиняя богов в жестокости. Он вложил всю свою силу и боль в удары, пока пытался выкорчевать древний лес, промерзший до синеватой корки на стволах. Юноша кричал и рубил, кричал и рубил, оплакивая свою мать, братьев, свою жизнь и свою веру — кричал и рубил, пока не остановился и не начал петь. Он пел песни, которые сочинял для младших братьев, которые запевал во время работы в поле, пел то, что предназначалось им, Старым Богам. Говорили, что их деревянные сердца дрогнули – поняли им, как в них верил этот юноша и как горячо их любил. Слушать его было невыносимо. Помочь они ему тоже не могли. И Боги обратили его в северный ветер — говорили, что сначала в воздухе растворился его золотой голос, а затем и сам он, оставив от себя в богороще лишь шкуры и застрявший в кроне топор. Боги забрали их, решив помнить о юноше и своей ошибке. С тех пор они стали нас слушать. Люди, приходя в богорощу, выходили оттуда с ответами или со спокойным сердцем. Старых Богов продолжали бояться, но и продолжали уважать. А зимой, когда идёшь по заснеженной тропе один, можешь услышать, как поет северный ветер. Он рассказывает историю своей жизни и спрашивает у путников о своих братьях, хоть его никто не понимает, а братья его уже давно нашли покой в земле. Такая вот она, легенда о северном ветре. Некоторое время в богороще царило молчание. Дени не знала, что сказать Сансе, а та и не требовала от неё ответа. Они обе сейчас вели диалог со Старыми Богами, и те их правда слушали. Двух юных девушек, успевших познать горя, достойного сожаления самих древних богов. Но Дени нарушила их молчание. — Слышишь? — она услышала щекочущий слух звучный шепот, проникший даже в мрачный уголок этого старого леса. Дени не могла разобрать слов, хотя её казалось, что она понимает их печальный смысл. — Слышу, — ответила Санса, коснувшись ладонью руки Дейенерис, которая оказалось тёплой. У горячего источника было трудно замёрзнуть. — Это северный ветер хочет спеть вам, Дейенерис.