I Trust

      У Минни была страсть, способная неиссякаемым источником наполнять её от начала и до конца. То же было и её проклятьем, потому как творческая её личность так же была чересчур привередливой, самокритичной и требовательной. Я узнала это за рекордные сроки. Такая восхищающая, но сломанная до меня. Мы встретились в коридоре, в очереди к психологу, господину Паку. Пошла к тому, куда хватило денег. С ней сидели напротив друг друга на разных скамьях, так ещё не знали, чем чревато наше знакомство. Конечно, психолог — не врач. Но для начала, казалось бы решение на поход к нему уже достижение, не так ли? — Привет, — уставший голос, запоминающийся благодаря своей мелодичности, прозвучал неожиданно, и я дёрнулась в сторону, — как тебя зовут? Я не обратила внимание на обращение к себе, разглядывая её. Круги под глазами, спутанная чёлка, утомлённый вид, сгорбленные плечи — стандартная картина. Только вот она передо мной предстала какой-то совершенно особенной, потому что в следующую секунду протянула руку и улыбнулась ярко: — Минни. Уставилась на ладонь, обернулась на тех, кто также был в помещении, но они не смотрели на нас. Я сдалась. — Миён. — Рада знакомству. Кивнула. Пробормотала что-то. Извинилась. Избегала прямого взгляда. Пыталась дождаться своей очереди. — Тс, — позвала, — тс, тс, Миён, — хихикнула, а потом выдавила шёпотом, наклонившись ко мне максимально близко: — Меня хотят отвести под предлогом к психологу, а потом к психотерапевту и объявить больной, понимаешь, Миён? Мой отчим пытается меня убрать в психологический диспансер насильно, Миён. Я игнорировала так долго как могла. Потом мельком чуть наклонила голову, сначала стараясь боковым зрением увидеть кое-что на телефоне, который она подсовывала мне в лицо. Было интересно. На фото был огромный синяк на какой-то части женского тела. Нездоровым цветом распространённый по коже. — Подарок от отчима на день рождение, — протянула она, а потом тут же убрала телефон, когда одна из женщин рядом обернулась. Я встретилась с ней взглядом, пытаясь дышать. А потом заметила ещё один мелкий синяк около уха. И странные порезы на запястьях, чья кожа чуть видна через тонкую ткань. Этого у меня тоже не было. Я не просила доказательств существования отчима, потому что всё было видно и так. Я заинтересовалась, заинтриговалась, пожалела.? Был ли в моём дальнейшем поступке аморальный оттенок? Может эгоистичность? Или я, заворожённая идеей спасти принцессу от заточения, вырвалась в героини, дабы защитить её и свой разум от самобичевания? Ей нужна была помощь. Но никак не психологическое учреждение! Её не нужно пихать насильно. Ей надо помочь вылечиться. Но всё потом, сначала помочь с отчимом. Мы сбежали. Вместе. Вроде бы хорошо, счастливый финал, но мы сбежали не только от внешних преград и врагов, а от попытки приблизиться к поимке собственных, внутренних. А может быть только я. Шкодливо улыбнувшись при выходе, она решилась взять меня запястье, проговорив тихо: — Прогуляйся со мной. И вдоль улицы, по парку, мимо людей, машин, животных, она загнала меня в переулок и поцеловала. Я удивилась. Обычно так поступала я. Зарылась пальцами в мои волосы, промычала что-то и продолжала, не обращая внимание на меня в качестве каменного изваяния. В качестве и олицетворении шока. Целовала. А потом отошла, глянула на губы мои и ухмыльнулась. Потом вновь схватила и мы бежали так долго, как могли, пока около моста я не перестала ощущать ног своих, уставших от таких непредвиденных нагрузок. Ни о чём не говорили, я лишь видела перед собой чужой затылок и пару нот, вытатуированных на шее. Как красива она была. Как красив был день: заливные яркие оттенки заполоняли всё пространство, а мы отбрасывали карикатурные тени, что бегали за нами в попытках урвать хотя бы нащу частичку. Тень бегала за мной, я бегала в поисках ещё одной версии себя — и так до бесконечности, пока круг не замкнётся, и я не стану лишь собственной тенью. Только тогда я этого не понимала. Темнело. — Минни, что ты делаешь? — спросила я, когда та, до того рассматривающая небо, слишком близко подошла к краю. Темнело в её душе одновременно со мной. — Минни? — она не обращала внимания. — Минни? Минни, куда ты? Смотрела долго вперёд, будто то прекрасное будущее, а потом обернулась ко мне, и в глазах её стояли слёзы драгоценные, словно сплетения звёзд. Обернулась ко мне и затем начала лезть. — Минни? Минни? — звала в попытках образумить, помочь, объяснить, лишь спустя пару секунд кинулась: — Постой, Минни! Схватила за руку, потянула к себе, но та оттолкнула меня сильнее. Почти что перелезав через перила моста, она собралась двинуться, но я обняла её сзади. Она вздохнула полной грудью, но потом опять пыталась вырваться из рук моих. — Минни? Не позволю, подумала. И не позволила. Держалась за ладони так сильно, не давала больше вырваться, кричала что-то в попытках утихимирить, вскоре появились ещё люди. Кто-то помог, заставил её упасть в мои объятья, но никак не в объятья холодной воды. Я успокоила всех, не помню как, и утащила ту подальше от места этого, в страхе и волнении таком, что дрожь проходила по мне дважды — я боялась и сама дрожь тоже. — Минни? Ты хочешь рассказать? Поцеловала — прижалась — не отпускала. Она. Проводила пальцем по лицу, пока я цепенела, путалась, не понимала, что происходит. Так хотела помочь, что была согласна практически на всё. Я. — Я люблю сочинять песни, — держала меня за лицо, шептав мне прямо в губы, близко так, странно так, — однажды я сочинила песню про свою первую любовь, которая после одной нашей ссоры, спрыгнула с моста. И написала бы множество таких, но треклятый сон, который мне не нужен, в котором я всегда возвращаюсь к ней, меня терроризирует. Устала я просто, но спать не хочу. — Я… — Тс, тс, Миён, — палец положила на губы мои, — тс. Я знаю. А позади выкрики и чьи-то зовы, а в движениях её до того уверенных, скованность и страх. Дрожь. Нашли её родители, и она схватила меня властно прямо как тогда и толкнула от себя, сморщив рожицу: — Прячься. Ты меня не знаешь. — Минни? — и это всё, что я могла сказать тогда? — Ты меня не знаешь. У Минни наверняка была тяжёлая судьба, а с этим — небывалая фантазия о чем-то сокровенном и страсть найти то. Я знаю, что мы знали друг друга лишь день, но я не успела спасти её в смысле том сокровенном. Меня так грызёт чувство вины по отношению к ней, не знаю. Я верю, надеюсь, что у неё единственным сломается лишь то, что я ей подарила. Иллюзию о счастливом вечном пире, ведь то не бывает так. Ей помощь нужна, а не поцелуи под солнцем. Я была лишь проходимкой в её жизни, но такой ли достойной?