I Trust

      У Суджин было доброе сердце. То сердце, способное отдать всю себя, чтобы вылечить другое. И, как это всегда бывало, многие могли истолковать её действия не тем образом, что шёл от её сердца. Я не знаю, заслуживала ли я когда-нибудь её, но Суджин была такой милой и такой настоящей. Это она нашла меня на берегу с бутылкой. Понятия не имею, что она там делала, так как я не смогла докопаться до истины. Это она начала меня успокаивать, совершенно незнакомую пьяную девушку посреди вечера у реки. Это она решила взять меня к себе домой, чтобы со мной ничего не случилось. Боже, кто таскает к себе незнакомых людей домой? Как я выясню позже, то одни из тех искренних людей как Суджин. Боже, как я слаба. Боже, как я груба. Боже, как же я ужасна. Она сделала для меня многое, она говорила со мной, честно и без намёков на жалость или презрение. Лишь грусть и такая яркая надежда на то, что вскоре моя жизнь удастся. Не привыкла я к такому вниманию после того, что делала каждый раз. Слова бывших уже стёрлись из памяти, даже слова той, потому что не заслуживала их я вовсе. И сейчас даже не заслуживаю. — Спасибо, — вот что я сказала, перед тем, как исчезнуть на следующее утро. И это «спасибо» всё ещё служит для меня жестоким уроком. Не надо было ничего говорить. Спасла бы жизнь. Изменила бы хоть что-то. Если бы я могла бы изменить в себе что-либо, я бы захотела быть настоящей собой. Я хотела бы понять, а есть ли такая? Или уже затонула где-то, под гнётом вечных прослоек и издержек? А есть ли какая-то другая, что тоже частично я? Или всё это сплошные отговорки, а на деле я — уже я, просто пытаюсь отвертеться от ответственности? Вот о чём я думала, пока выбирала какой вид макаронов съесть мне на завтра. А потом шла, улыбаясь натянуто кассиру, и в очередные мгновения чувствовала себя пустышкой. Пустышка? Намеренно ли люди становятся такими? Намеренно ли они теряют себя или так получается из-за давления, людей вокруг или какого-то конфликта между настоящими Я? Я. Я. Я. Я. Я. Я. Эгоистка. Но правда ли то утверждение, пока я не могу понять как поступать иначе? — Хэй, — кто-то схватила меня за плечо и я вздрогнула, отвлекнувшись от мыслей, — вы в порядке? — А? Что? — и вот уже по щелчку макароны не так важны, хоть и куплены, хоть и в пакете, хоть и живот урчит. — Это вы! — улыбнулась так ярко, что захотелось прикрыться. Жуть. Будто оказалась голой перед ней. Да и не только физически, будто эмоционально взяла она, раз — и я на колени упала перед ней, потому что хочется быть рядом с ней и излучать хоть каплю такого же света, как она. Хотелось нагрубить и сказать, чтобы она так больше никогда не делала. — Мхм, я вас не помню, — вот что выдала, вырвав своё плечо, — до свидания. И опять трусливо сбежала. Хорошо хоть, что в этот раз без поцелуев. Была ли та судьба встречаться с теми людьми, что должны появиться в жизни нашей? Но правильно ли считать судьбу судьбой, если куда ходить и во сколько решаем мы сами? Сегодня в парк, завтра туда, послезавтра сюда. Жаль, что не в университет. Даже не на работу. Пришлось как-то выкрутиться и просить на коленях отпуск. Месяц. Неделя. Несколько дней. Пара. Хоть один. Хоть один, чтобы найти себя. Забавно, что за столько лет, пытавшись вслепую найти брод, я рассчитывала на то, что найду его за такой короткий срок в днях. Возможно, настоящие мы лишь иллюзия. А, жаль. Так мечтала встретиться с ней и ударить за то, что куда-то сбежала. Я могу бесконечно повторять, что мне жаль. Но не могу не соврать, что как-то мне стало легче на следующей неделе, когда я увидела её, выходящей из кафе. Её улыбка и свитер с котом. Может быть мне не хватало этого. Или я просто сходила с ума от того, что никогда такой не была и все равно не смогла бы стать. — Хей, привет, — окликнула, — можно поговорить? — О, — забавно открыла рот, — да, конечно. В то кафе? — и указала прямо туда, откуда только что вышла. (Доверять незнакомкам нельзя. Украдут сердце и сбегут). Был в ней свет, который хотелось взять себе. Нельзя давать столько власти тем, кто о ней даже не догадывается. Впрочем, это ли не правило любой доброты? И я тянулась туда, будто это свет наверх, к ответам. Я тянула свои ручки, клац-клац. Самое смешное, что я предложила стать подругами, но хотела быть не ею. Ведь во мне тьма была (и есть). Такая жгучая-жгучая. Или серость, уставшая быть собой, потому что Я возомнила себя невесть кем, подумав, что внутри Я другое. Такое же, оказывается однако, да? — Ты такая искренняя. — Спасибо тебе. — Серьёзно, спасибо. — Давай я тебя угощу? Я хочу угостить. — Я больше так не буду. Одна правда и четыре лжи. Очевидно же? Правда в том, что она искренняя. А я — нет. Потому, когда мы однажды прогуливались по парку, а она, красная от волнения или от смущения, прильнула к губам моим, я ответила так, будто… Будто не я недавно лишилась куска сердца своего. Хотела ли я ответить? Или вновь хотела сбежать? То была не я. Не я обняла её, засмеялась тихонько и не я дала надежду этой искристой малышке. Не я своими действиями загнала её в тупик. Не я. И не я пыталась вновь начать что-то, не закончив то, что было за спиной. (Не я). Моё «прощай» никогда не было таковым. Лишь временная сортировка в корзину, откуда всё вылезало и вновь маячило перед глазами. — Послушай, я не могу. — Почему? — и блестели глаза её словно кристаллы, потому что, боже, они кристаллы редкостные, драгоценные. И надо бы схватиться за них и урвать себе чуть, приобнять её, утешить, объяснить, но я сдержалась, отвела глаза от страха. От страха, что сделаю то, что смогла бы. И то «спасибо» действительно было роковым. — Почему? Я тебе нравлюсь, ты мне нравишься. Ты меня поцеловала. Что здесь трудного? (Всё). — Прости. И ножками топ-топ-топ. Не совсем от счастья, сколько от горечи и ненависти к самой себе и этому дню, солнцу, что завтра встанет как обычно, а я буду ненужной, злой, потерянной. Как обычно. У Суджин была честность и храбрость, потому что добрые люди — самые храбрые. Я знаю, что у нас ничего не было, знаю, что успела причинить ей много боли, но знает ли она, что я считаю её храброй? Надеюсь, она всё ещё такая же. Надеюсь, что она не стала прятаться, потому что какая-то странная незнакомка ворвалась к ней, стала подругой и ушла, так ничего и не сказав. Я же лгунья. Такая бесстыжая.