Мы все умрём

      — Риш? Ты меня слышишь?       Чёрт... что произошло? Почему всё такое белое? Он... он умер?..       — Я же знаю, что ты не спишь, — послышался ласковый шёпот совсем близко, над ухом, и Рихард ценой титанических усилий заставил себя нормально открыть глаза. — Хватит притворяться, ленивая жопа!       Белая комната оказалась... медотсеком? Но ведь в нём были другие стены, койки, приборы... и куда девался шкаф с отчётами их припадочного?       — Я живой? — прокряхтел Шолле, пытаясь прийти в себя и понять, что происходит.       Тилль изумлённо вскинул брови и, не сдержавшись, рассмеялся — такой забавной ему казалась ситуация. Круспе и сам невольно усмехнулся: не зря его напарник сравнил когда-то с ёжиком. Он сейчас был точь-в-точь как новорождённый ежонок — слепой, беспомощный и нихренашеньки в суть дела не въезжающий. Но ведь они только что падали, держась за руки!..       — Ты дурачок, — сквозь смех ответил Линдеманн, и Рихард даже рассердиться по-человечески на него не мог, так очаровательно смотрелась беззаботная улыбка на его лице. Выходит, помогло? Не унесло их течением? — Ну конечно живой! Риш, мы... мы смогли, у нас получилось!       Шолле с умилением и безмолвным обожанием смотрел на Тилля. Он был так счастлив, что просто светился от радости, и это же больше всего расстраивало: неужели Линдеманн совсем не верил, что выживет? Человек, который видел хорошее даже в самых ужасных вещах... почему он так отчаялся? Что заставило его потерять надежду? Неужто тот случай с Паулем так его расстроил?..       — Смотри, — вдруг о чём-то вспомнив, Тилль наглым образом стащил напарника с койки и куда-то повёл. За синими ширмами, что ограждали импровизированную “палату”, оказалась настоящая мини-лаборатория — с колбами, пробирками и даже телескопом. Посреди широкого стола разместился внушительный контейнер с мутной жижей, а внутри — тот самый зелёный сгусток слизи, из-за которого целая экспедиция пошла по траектории.       — Это... оно? — у Рихарда от изумления аж челюсть отвисла: мало того, что эта живучая хрень уцелела после крушения, так Флаке ещё и приволок её в... а собственно, куда? — Где мы вообще? Что это за место?       Линдеманн снисходительно улыбнулся и ответил, увлечённо разглядывая инопланетную живность:       — Его зовут Пончик. А мы на Полюсе.       — На северном?       — На космическом! — прыснул в кулачок Тилль, стараясь откровенно не ржать над своим благоверным и его медлительностью. — Так называется планета. Тут вот какое дело... — он на мгновение замялся и подозрительно отвёл взгляд. — Это место — дом Пончика, Риш. Та база учёных, что привезли его из космоса, она... она здесь. Наш корабль упал неподалёку, и мы сейчас на ней.       — Здесь?! — кинематографически охренел Шолле. Это что же получается... они случайно наткнулись на целую научную станцию? — Но... мы же сможем вернуться, да?       Линдеманн вздохнул, понурившись, и Рихарду это категорически не понравилось. Не всё, значит, так радужно, как ему думалось.       — Понимаешь, Риш, здесь очень много всяких скал, камней... нам и так очень повезло, мы упали прямо на край обрыва. Ещё бы немного, и... ты понял, — он нервно сглотнул, увлечённо разглядывая пол. — Двигателям кранты, все отсеки по правой стороне в мясо разнесло, так что мы теперь без ракеты и без связи. Но здесь есть какая-то посадочная капсула. Запасная, наверное, типа шлюпки... она старая, нерабочая, но Флаке вроде говорил, что можно попробовать её починить.       Круспе с трудом успевал как следует осмыслить новую информацию, но самое главное, кажется, разобрал:       — Так что, живём?       — Живём, — усмехнулся Тилль, и в кои-то веки Шолле не сомневался: он тоже в это верит. Верит, что они справятся, что вернутся на Землю, что всё будет отлично. Разве их могли теперь убить — после того, как они отыскали целую потерянную базу на далёкой планете? За какие-то секретики? Нет уж, это вряд ли. — А пойдём, я тебе ту капсулу покажу!       Рихард беззлобно вздохнул, позволяя напарнику выпереть его по коридору на улицу... и удивлённо замер: пурпурная почва, камни, тропы и даже небольшая ракета на утёсе оказались припорошены снегом, а с тёмного неба вниз плавно опускались белоснежные хлопья. Ну и ну, совсем как на Земле... но почему тогда так жарко? От нефиг делать Круспе заглянул за угол и обомлел: с другой стороны, к югу от медотсека, где он очнулся, находилось настоящее озеро с раскалённой лавой! Дальше оно переходило в небольшую реку, что тянулась до самого горизонта... но как это возможно? Снег... лава... аномальная зона, ей-богу!       Это были, несомненно, невероятно важные вопросы, но кое-что другое волновало Шолле ещё сильнее. Вынырнув из глубоких раздумий, он задумчиво глянул на Тилля:       — А почему Пончик?       Линдеманн на секунду высадился с таких вопросов, но быстро понял, о чём речь, и, подумав, пожал плечами:       — М-м... потому что я люблю пончики?       — Прям так сильно? — недоверчиво нахмурился Рихард, скрестив руки на груди и злобно надувшись, но Тилль лишь беззлобно усмехнулся и покачал головой. Ох уж этот Круспе со своими намёками.       — Не так сильно. Просто я подумал, что тебе будет неприятно, если я в твою честь назову космическую болячку.       — Подумал он, надо же, — фыркнул Шолле, за что справедливо огрёб шутливого пинка от главного ценителя земной выпечки. — А я, может, сплю и вижу, как моим именем почётно нарекают какую-нибудь заразу!       — Но тогда я всё время буду вас путать, — невинно захлопал ресницами Линдеманн, подыгрывая напарнику. — А вдруг твоя неотразимость передаётся по имени? Пончик — очень серьёзный конкурент, чтоб ты знал. Он, конечно, красавец на любителя... не то, чтоб очень форменный, да и в целом скользкий типчик... но зато какой импозантный! — Тилль для пущей убедительности сделал мечтательную физиономию и драматично вздохнул.       Рихард опасно склонил голову набок и недовольно вздёрнул бровь:       — Это вызов?       — Это предупреждение, — шутливо подмигнула эта хитрая моська, а Круспе поймал себя на мысли, что он на полном серьёзе готов был отбивать своего суженого у враждебно настроенной жижи, если возникнет угроза. До чего ж его доведёт этот Линдеманн... и бежать, главное, поздно. И некуда. И не хочется.       Рихард не особо верил тогда, в дремучей молодости, что от всяких отношений, асисяев и любовных страдашек бывает хоть какой-то прок. Один никак не разберётся в себе, другой — в мироздании, и плохо в итоге всем. Какое шло, такое и нашло. Но кто же знал, что его самого занесёт покруче всяких героев мелодрам? Где-где, а в космосе уж точно не надеешься, что нагрянет какое-то чувство, помимо голода, холода, хандры и невесомости. А оно взяло и нагрянуло...       И всё-таки хорошая планета этот Полюс. И снег, и ветер, и тепло, и даже воздух — как здорово дышать им без шлемов и баллонов с кислородом! А может, и правда всё наладится? Как говорят на Земле, пока светит солнце... правда, вместо солнца на звёздном небе виднелась разве что крупная алая точка вдалеке — наверное, до неё много-много миллионов световых лет... и всё-таки она сияла.       — Знаешь, наверное, пусть он останется Пончиком, — примирительно улыбнулся Тилль, переводя взгляд с ночного неба на своего рыцаря в чёрном скафандре. — Одного тебя мне вполне хватит.       — А я для тебя разве не слишком... форменный? — хитро, совсем по-лисьи прищурился Шолле. Нет, он был страшно доволен, но ломать комедию до победного — святое дело. И Линдеманн ему всё так же подыгрывал, может, и сам того не замечая:       — Ну почему? Ты у меня и ёжик, и выдрёнок, и даже осьминожек... — он невольно прыснул со смеху, представив себе на полном серьёзе булькающего Рихарда с присосками и щупальцами в естественной среде обитания.       — Ходячий зоопарк, — усмехнулся Круспе, беззлобно покачав головой: только этот неисправимый ребёнок мог найти что-то позитивное в его прибитых на всю голову побочках и сдвигах. Другого такого во всём космосе не сыскать.       Где-то вдалеке весело перекрикивались друзья, и Шолле почему-то стало на этой богом забытой планете так хорошо и спокойно, как не было никогда на Земле. Звезда сияла ярко в ночном небе — в кои-то веки огонёк живой надежды ютился в его мятежной душе. Рука Тилля мягко легла в его ладонь, как последняя деталь пазла в идеальную, целую картинку, и Рихард чувствовал: всё наладится. Пока светят звёзды и горят жизнью глаза, вера в лучшее не покинет их.       А остальное... остальное совсем не так важно. Рука в руке — и больше ничего не страшно. Ни штормы, ни снежные ураганы... нет, всё обязательно будет хорошо. Чего им бояться?       Теперь-то их точно не унесёт.