Виктор счастлив

Сквозь стёкла спальни пробивалось много солнечного света — такого редкого в это время года и потому невероятно приятного. Утренние лучи ласково падали на пока ещё спящую Нину. Чёрные длинные волосы лежали неестественно грациозно — неужели Хозяйка совсем не шевелилась во сне, уложив их вечером на подушку тёмными гроздями винограда? Или получилось это совершенно случайно, из природной притягательности, что преследовала еë без ея на то воли? Виктор никогда не задавался такими вопросами. Рассуждать и думать об этом казалось нелепостью. Просыпаясь раньше неё, он часто садился на кровати и глядел с минуту на спящее нежное создание, напоминающее пушистую белоснежную кошку, что нежится в вечной дрёме. Как она была сейчас не похожа на ту, кем будет, когда проснётся! И всё же совершенно та же самая — любимая Нина. Хозяйка высыпалась после череды трудных дней, состоящих из переговоров, управленчества и недомолвок. Сон был её досадной необходимостью. Она знала и иные способы восстановить силы, но без сна тело просто-напросто отказывалось продолжать работу. Вчера вечером, перед тем как заснуть, она прошептала: "В следующей жизни я буду красивым серебристым драконом. И никогда не буду спать". Нина не делала в своей жизни ничего, чего бы она не хотела — заставить её пренебречь своими желаниями или навязать чужие было совершено невозможно. Кипучая деятельная энергия стала ядовитым пламенем, что сжигало её изнутри, когда она в юности попыталась сдержаться, успокоиться, проявить смирение. С тех пор Нина никогда не совершала этой чудовищной ошибки во благо себя и окружающих. Казалось, у её устремлений нет пределов. Многие недоумевали, как Виктор "укрощает" эту дикую женщину. ...В действительности же он никогда её не сдерживал и даже не пытался, сразу почувовав бесполезность и глупость этой затеи. Виктор мог бы рассказать об этом, если бы его кто-нибудь догадался спросить — никакой трюк укрощения он не совершал. Казалось, он сам стал жертвой этого трюка с её стороны. "Я хочу так". — "Именно так мы и сделаем". Если нет необходимости бороться за свои мечты, то можно позволить себе опустить меч и спокойно осуществлять их, не так ли? Другое дело, когда твои чаяния встречают глупой критикой, негодованием, трясущимися коленками, усталыми взглядами... Невозможно терпеть рвующуюся наружу истину на фоне тактичнных вздохов своих приятелей, что не способны на подобную смелость, и презирают чужие порывы из собственных страхов. Умолять: "Развяжите мне руки!", когда ты — серебряный дракон, и в твоих силах сжечь любую преграду одной мыслью? Ха! Виктор знал этот склад характера лучше других — он мало чем отличался от своей жены. Твёрдая убеждённость в своей правоте. Простая, острая и несомненная, подобная ножу, летящему в ствол дерева. Встань на пути непоколебимости — только покалечишься. Мало кто уже помнит, каким он был раньше — совсем не таким спокойным и рассудительным. Лихорадочный рассудок толкал молодого Виктора на разные поступки, многие из которых были вовсе не деловыми. Брат Георгий мог бы рассказать, как именно Виктор прожигал жизнь, если бы его кто-нибудь осмелился спросить. Однако сейчас это всё было уже пылью времени и почти что выдумкой — от старого безрассудного Виктора осталось только имя. Он и сам не вполне понимал, как именно это произошло — Нина словно бы успокоила его одним своим присутствием. От временами загульного и немного неприкаянного озорника-Виктора откололась убогая скорлупа несчастья, разом обнажив все лучшие его качества. Однажды он обнаружил себя впервые в жизни по-настоящему спокойным и уверенным в наилучшем будущем — а перед собой видел ту, что тяготится ненужных границ и умеет выжигать боль далеко за пределы твоего существа. Странными методами, не понятными, но — как показал опыт — единственно верными. Он очутился погружённым в её мир, и этот мир был лучше любого другого. Разве можно чинить пред нею преграды? Даже если она рвёт на части рёбра твоих богов — значит, эти боги обязаны сгинуть пред поступью её мира. За болью метаморфозы последует тихая радость — он всегда знал об этом и не сомневался. Помешать ей — ужасная глупость. Укрощать её — непозволительная неосторожность. Нина проснулась от долгого взгляда. Пошевелилась, вздохнула и посмотрела в глаза своему мужу. Тот всё так же сидел, не прекращая глядеть сквозь неё, задумавшись о чём-то своём. — Доброе утро... — пробормотала Нина, тут же улыбнувшись мысли, что никаких скучных дел на сегодня не запланировано. — Чего так смотришь, м? — Люблю тебя.