⊱ ━━━━.⋅❈⋅.━━━━⊰
Потребовалось всего два дня, прежде чем любопытство вырвало из его глотки слова, о которых он пожалеет. «Так ты на самом деле Бог Секса или это только слух, успокаивающий твою совесть?» — его слова были мрачными и горькими, вырывающимися с эмоциями, которые блуждали под кожей. Усмешка расползлась по его губам. Он не знал, почему спросил об этом. Он также не знал, почему он ворвался во дворец Фэн Синя, с мечом в ножнах, которые яростно сжимались его пальцами. Это было не тем, что ему нужно было знать, но он поежился, ощутив как колет в ногах и позволил своему взгляду сверкнуть яростью. Это не было чем-то, что ему необходимо было знать, но он все равно спросил. Фэн Синь посмотрел на него так, будто он сошел с ума. «Какого хрена ты об этом спрашиваешь? Любопытно или что?» Доспехи на его плечах были отполированы и блестели в ярком свете от горящих талисманов, богатая бронза играла, отбрасывая тени. Мужчина носил доспехи, гордо вытянув спину, а лицо его кричало непоколебимостью. Фэн Синь во всех отношениях выглядел достойным дворянином, которым он когда-то и был, и это заставило Му Цина желать срезать полировку с этой брони своей саблей. Годы, когда Му Цин чувствовал себя простым уборщиком рядом с ним, прошли, но отголоски прошлого остались. Будет ли когда-нибудь день, когда он переживет свое грязное происхождение? Он выпрямился и посмотрел на него, словно уличный кот. Он тоже носил прекрасные доспехи и в его плечах было не меньше гордости. Му Цин не склонится перед Фэн Синем. «Может быть и любопытно!» — он зарычал, не обращая внимания на искренность, эхом раздавшуюся в его голосе. Он также проигнорировал страх, хотя этот страх и сметал его, словно метла. В его руках волнами разливалась дрожь, для которой он не хотел находить объяснение. Но ох, как громко она кричала в звенящей тишине комнаты, раздавшейся после его слов. Он бы говорил еще громче, лишь бы Фэн Синь заткнулся. Мужчина сделал еще один шаг вперед, раздражение отчетливо показывалось в его широких плечах. Он действительно выглядел, как бог войны, стоящий тут, так будто мог сдвигать горы одним движением мозолистых пальцев или одним выстрелом из небесного лука. С этим тлеющим блеском в темных глазах он действительно был похож на Бога Секса, которому тысячи верующих возжигали благовония. Му Цин ненавидел себя за эту мысль, но дрожь пробежала по его спине, и он не мог думать ни о чем другом. «Что, хочешь, чтобы я тебе показал?» — тон оставался таким же резким и все еще раздраженным. Фэн Синь сделал угрожающий шаг вперед, и Му Цин не мог не ответить тем же. Он почувствовал теплое дыхание пробежавшее по щекам и понял, что подошел слишком близко. Но он никогда не отступит. «Может быть и хочу!» — Му Цин огрызнулся, прежде чем его разум успел догнать стремительный темп его мыслей. На какой-то ужасный момент все замерло, как замерзшая вода. Он почувствовал, как лед ползет по его коже и заставляет щеки краснеть. Его взгляд был резким, но руки отзывались сильной дрожью. В его глазах сейчас было слишком много честности. Он знал. Было слишком много любопытства, но он не мог его сдержать. Будь проклят тот человек, который заставил его спросить; В любом случае, во всем был виноват Фэн Синь. Не было вины Му Цина в том, что глаза человека перед ним темнели и искушали, и в том, как широкие плечи расслабились, распаляя постыдные желания. Не было его вины и в том, как он облизывал свои губы. И уж точно он никак не мог бы сдержать сладкое предвкушение, застревавшее в его горле. Фэн Синь выглядел как секс, выкованный в форме мужчины. Его взгляд стал поглощающим. Му Цин не мог избавиться от дрожи, пробежавшей по его спине, так, что он напрягся и пришел в ярость. Это было любопытство и вызов, ничего больше. Не было ничего, что встало бы между ними. А если бы и было, то Му Цин разрубил бы это на куски своей саблей. «Да ты напрашиваешься?» — Фэн Синь говорил, как тихий гром, резко и соблазнительно. Темные глаза скользнули по губам Му Цина и ниже, по шее. Он чувствовал тяжесть этого взгляда, чувствовал, как он давил на его кожу, чувствовал, как он будет дрожать, когда за взглядом последуют губы. Он вздрогнул снова, когда Фэн Синь заговорил. «Отлично», — последовал короткий и резкий ответ. Это все еще походило на голос, которым он говорил бы во время секса и это заставляло дрожать в предвкушении. Он ненавидел это. «Я могу показать» И вот так Му Цин был притянут в поцелуй, поглощающий его. Мягкие губы прижались к его, заставляя раскрыться и растаять. Фэн Синь доминировал, сильный и с должной долей грубости. Му Цин не хотел уступать. Хотел встретить язык языком. Мышцы мышцами. Му Цин никогда в своей жизни не отступался от битвы, и он не хотел начинать сейчас — ни сейчас, когда Фэн Синь целовал его, до нехватки воздуха, ни когда, тем кто прижимался к нему ближе со звоном металлических доспехов, был Фэн Синь. Му Цин никогда не смог бы отступить перед этим врагом, даже если все что ему нужно было — друг. Умные пальцы развязали застежки на доспехах, без заботы и колебаний уронив божественный металл на пол. Сильные руки прошлись по его бокам, остановились на бедрах, ощутимо сдавливая. Теплые губы прижимались к его. Воин, пришедший завоевать и поглотить его, был прямо перед ним. Он безнадежен. Му Цин не смог сдержать мягкий звук, вырвавшийся из него, не смог удержаться от того, чтобы положить руки на плечи Фэн Синя. Доспех холодил кончики пальцев. Гладкий и полированный, каким только мог быть доспех лучшей ковки. Он хотел вцепиться в эти плечи, притянуться ближе, позволить сильным рукам лучника поддержать его. И он ненавидел то, что хотел этого. Гнев заставил его кусаться, превратив мягкий поцелуй в яростный и жадный. Фэн Синь лишь вздохнул. Раздражение ясно читалось в порыве горячего дыхания, прошедшего по его губам. Мозолистые пальцы развязали пояс, позволяя верхним одеждам скользнуть с плеч. Рука схватила его за подбородок, прочно удерживая. Эта рука заставила поцелуй стать нежным, на долгое и ужасное мгновение, заставила его успокоиться и расплавила трещащую по швам защиту. Му Цин потерялся во влажном скольжении языков и запахе Фэн Синя. Ткань скользнула на пол, и его притянули ближе. Сильные руки тянулись к нижним одеждам. Так много было сделано такими легкими движениями. Движения были слишком чувственными, слишком любящими. Му Цин не мог их вынести, не мог вынести того, как все его тело дрожало, когда Фэн Синь стягивал с него одежды. Руки мужчины обращались с ним так, как будто он был любовником, которого нужно обожать. Красивой невестой, которую нужно донести до постели. Они обращались с ним так, как будто он был желанным, и это заставило его покраснеть и сжать челюсти. Так долго он был слугой. Он знал замысловатые застежки одежд, знал их дорогие складки и ощущение тонкой ткани и лучшего золота. Ему никогда не разрешали носить их самому. Он не мог прикасаться к шелку, если только он не накидывал его на благородные плечи. Нефрит был для того, чтобы отнести его принцу, а не для того, чтобы его носил какой-то слуга. У Му Цина никогда раньше не было человека, который бы раздевал его с такой осторожностью. Здесь и сейчас Фэн Синь сокрушал всю возведенную защиту своими крепкими руками. Му Цин ненавидел это. Его сердце не могло это выдержать. Он оторвался от поцелуя и прикусил собственную губу, чтобы прекратить эти вздохи. Это не сработало, ни когда Фэн Синь прижал большой палец к его рту и мягко провел по ранке, ни когда он погрузился в его рот и прижался к его языку. Му Цин чувствовал вкус пота, с отголосками древесного масла, сильного и терпкого. Он распробовал этот вкус. Он вздрогнул и застонал, когда Фэн Синь продвинулся дальше. Язык Му Цина задрожал под давлением. Он тоже задрожал, как и воздух вокруг них. Он никогда раньше не хотел этого так сильно. «Перестань двигаться. Я же сказал тебе, что покажу» Голос Фэн Синя был властным, но тихим. Опаляющий, раздраженный выдох прошелся по губам. Му Цин стиснул зубы и старался не думать о теплых руках, прижимающихся к его бедру, играющими с его губами. Они были одного роста, одинакового телосложения, одинаково умелые воины. Но в этом интимном плане Фэн Синь, возвышался над ним, сильный и бесстрашный, словно скала. Мерцающая броня выглядела устрашающе сейчас, когда он был голым и дрожал. Му Цин ненавидел, как сильно это заставляло его дрожать. Он заговорил, пока на губах все еще чувствовался вкус древесного масла и заставил свой голос быть ровным. Он не даст врагу насладится его стонами. «Если ты такой великолепный, тогда почему бы тебе не поторопиться» Это должен было быть вызовом. Это должно было заставить Фэн Синя двигаться, вынудить руки стать грубыми, секс плохим. Это должно было доказать что-то, но большой палец, покоящийся на уголке его губ скользнул в рот и надавил, и его слова прервались с резкой нехваткой воздуха. Он посмотрел в ответ, прикусил палец, тяжело дыша. Его член был твердым и пульсирующим от нескольких жалких поцелуев. Ему нужно было дать отпор. Фэн Синь просто наклонился, чтобы снова целовать его до подчинения, забирая воздух из его легких и заставляя задыхаться. Му Цин плавился в этих поцелуях. Когда мужчина отстранился, чтобы посмотреть на него, он тяжело дышал, задыхаясь. Фэн Синь выглядел слишком серьезно в тусклом свете этой комнаты. Он был похож на благородного солдата с сияющими доспехами, восседающими высоко, с гордостью в плечах. На его лице не было раздражения, только неприкрытый голод, который Му Цин не мог вынести. Ему нужно было вернуть раздражение. «Ты собираешься остаться в броне? Нуждаешься в столь сильной защите, чтобы просто трахнуть меня?» Его тон был резким и едким, настолько резким, насколько он мог его сделать, когда Фэн Синь наклонился, чтобы пососать и прикусить кожу на его шее. Тепло этого рта, казалось, клеймило его. Достаточно горячее, чтобы заставить его дрожать и вместе с этим отметить, что он кому-то принадлежит. Му Цин не переживет все это, но будь он проклят, если он перевернется и возьмет то, что ему нужно. Хорошо. Он бы мог перевернуться и взять то, что он хочет, но не без сражения с рычанием и шипением. «Мне не нужно раздеваться, чтобы съесть тебя», — сказал Фэн Синь с жестокой честностью, от которой закипала кровь. Это заставило его покраснеть сильнее, а его член дернулся от интереса. Его предательские щеки наверняка краснели, и все, что он мог сделать, это дрожать в объятиях этого человека. Он точно не переживет это. Фэн Синь на мгновение отошел, и Му Цин почувствовал, как его кожа похолодела от потери. Он возненавидел это чувство и изо всех сил старался заглушить хриплое дыхание. Он тяжело дышал от нескольких поцелуев и нажатий мозолистых пальцев. Он ненавидел это. Фэн Синь даже не заметил, как сильные руки ловкими движениями снимали его собственные одежды. Позолоченные доспехи падали, как стрелы, льющиеся с неба, и шелковые одежды с такой же легкостью опускались. С каждым вдохом в комнате становилось все жарче. С каждым кусочком гладкой кожи, открывающейся Му Цину, его тело дрожало сильнее. Этот человек был сложен, так как, абсолютно точно, должен быть сложен идеальный Бог. Каждый шрам лишь подчеркивал силу его рук и светился победой. Каждая метка была битвой, в которой выжил Фэн Синь. Выступающие белые линии шептали о выигранных и проигранных битвах, о навыках Бога Войны. Му Цин оставил некоторые из этих шрамов саблей, порочной длины, и гневом, полыхающем в его костях. При виде этих шрамов сейчас, ярких и прекрасных, у него закипала кровь. Фэн Синь не имел права быть таким красивым. Му Цин сдержал раздражение, стоя неподвижно и уязвимо. Он не протянул руку, чтобы помочь раздеть Фэн Синя, даже несмотря на то, что его пальцы подергивались в нетерпении, даже несмотря на то, что он больше всего на свете хотел, чтобы человек перед ним был обнажен. Он слишком долго играл роль слуги, чтобы получать удовольствие от расстегивания одежд. Пол под ними был чистым и отполированным, а одежды усеяли его, как чешуйки, недавно сброшенные драконом. Му Цин почувствовал себя сильным, когда Фэн Синь осторожными руками раздевал его. Было что-то очень эротичное в том, как мозолистые пальцы служили ему, как когда-то он служил Се Ляню. Он также чувствовал себя уязвимым, но Му Цину не нужно было признавать это сейчас. Достаточно скоро Фэн Синь предстал перед ним обнаженным, длинные линии сильного тела были четкими и совершенными. Но не это привлекло его внимание, и не это сделало его рот сухим, как засуха делает сухой равнины. Твердо и гордо стоял идеальный член. Му Цин не мог не смотреть, загипнотизированный красным румянцем на длинной натянутой плоти. Он был еще и толстым, изогнутым и гордым. Казалось, что его рот отлично бы вместил эту плоть. Он никогда в жизни не хотел ничего больше. Его щеки полыхали румянцем. Он оторвал взгляд и встретил резкие чужие глаза, которые выглядели слишком откровенно. Фэн Синь выглядел голодным и не пытался скрыть это. Эта честность была перебором. Му Цин пялился в ответ, но он был слабым и дрожащим. Он хотел, чтобы этот мужчина подмял его под себя, хотел почувствовать, как этот член растягивает его изнутри и разрушает его, заставляя терять рассудок. Му Цин никогда раньше никого не касался, но он хотел, чтобы этот бог разбил его на части. «Если хочешь этого, то вставай на четвереньки», — голос Фэн Синя был откровенным, без прикрас, но команда в нем была стальной. Му Цин хотел дать отпор и зарычать в тусклом свете дворца, принадлежавшего его врагу. Ему также хотелось встать на колени и раздвинуть ноги, хотелось почувствовать, как эти умные пальцы будут дразнит его, там где еще не дразнили. Он остановился на болезненном молчании. В тонком пространстве между ними эта тишина отозвалась эхом. Увидит ли этот человек то, о чем он просит? Увидит ли Фэн Синь о чем он умоляет его, без унижающих, грязных слов? Он хотел этого. Пусть мужчина перед ним это увидит. С раздраженным вздохом, Фэн Синь проскользнул ему за спину. Сильные руки, обхватившие его грудь, притянули его к себе, обжигая кожу прикосновением. Прикосновением, которое он никогда раньше не чувствовал. Толстый член прижался к его спине. Му Цин почувствовал капельки спермы, оставляющие влажные следы, и вздрогнул, так будто его ударили. Ему было слишком тепло, но в тоже время слишком холодно. Его трясло. Куда пропала его ярость? Он задавался этим вопросом, пока его прижимали к кровати всем телом. Куда пропали его злоба и гордость? Кровать ощущалась холодной под его разгоряченной кожей, еще холоднее она ощущалась под руками, когда он прогнулся вперед. Мягкий шелк встречался с его прикосновением, но не давал никакого утешения, когда он был таким. Дрожащим и уязвимым. Ему хотелось умолять, и поэтому он позволил резким словам скользнуть с его губ. «Весь день смотреть будешь?» — он заговорил с последней оставшейся гордостью, нарушив болезненное молчание. У слов был привкус пота и древесного масла, а вкус был сладко-горький. Еще на вкус они были похожи на ложь, но Фэн Синю не нужно было этого знать. Большая рука надавила на спину и перевернула, толкнув лицом в шелковые простыни. Резкий вдох, который звучал рвано и отчаянно, сорвался с его губ. Так он оказался на четвереньках, открытый на всеобщее обозрение. Таким образом, он весь был во власти Фэн Синя. Му Цин не знал: отпрянуть или зарычать. «Ты просил показать», — напомнил Фэн Синь, проводя твердыми пальцами по линиям спины, раскрашивая ее теплыми пальцами и ногтями. Это было идеальное давление, идеальное прикосновение. Это успокоило в нем, что-то о чем он даже не подозревал, и заставило расслабиться на кровати с тихим вздохом. Он ненавидел, насколько гибким его сделало это прикосновение. «Если ты хоть раз скажешь то, что на самом деле имеешь в виду, я отдам тебе это» Му Цин ощетинился, готовый прорычать ответ. Но твердые зубы, впившиеся в ягодицу остановили его, а прикосновение теплого языка и игривых зубов заставило его вздрогнуть. Он застонал, стоя на четвереньках на кровати. Унижение ползло по позвоночнику, как Фэн Синь полз к ямочке между ягодиц, медленно и разрушительно. Бедра Му Цина дрожали от этого языка. Это было неудержимо, несправедливо. Он лизнул ложбинку, как будто хотел съесть его полностью, как будто с него капал сладкий мед, и Фэн Синь хотел его вылизать. Он чувствовал себя открытым и незащищенным, и он так этого жаждал. Он ненавидел это, сжимая пальцы до проступающих белых костяшек, зарываясь ими в шелк. Он казался таким гладким, но не успокаивал. Му Цин извивался, когда палец скользнул внутрь него, касаясь языка. Он поразился небесной точностью Фэн Синя, когда палец сразу же попал на место, от которого он вздрогнул, начиная дрожать ещё сильнее, и ох, как он это ненавидел. Он вскрикнул, когда широкая рука начала растягивать его дальше. Он закричал, когда Фэн Синь прошел глубже. Ему потребовалось всего мгновение, чтобы так и кончить, когда язык другого мужчины лизнул его и разломал на осколки. Он испачкал кровать, оставляя на ней белое пятно. Его руки дрожали на гладком шелке, дрожали, когда он всем телом вздрагивал и сжимался. Они дрожали, и когда Фэн Синь кусал его ягодицу, и через чувство, бурлящие в его крови, словно тысячи молитв. Му Цин чувствовал себя голым и уязвимым. Горячий рот и умные пальцы перенесли его в другую вселенную, и даже там некуда было спрятаться от удовольствия. Его почитали на гладком шелке. Почитали умные пальцы Фэн Синя. И почему-то это было больнее, чем отчаяние его собственных стонов. Ему потребовалось мгновение, чтобы перестать дрожать. Сильные руки успокаивали, проводили по бокам. Правильно и мягко, поддерживали его бедра мозолистыми пальцами и вырисовывали круги на чувствительной коже. Сильная грудь прижалась к его спине, а член прижался к его ягодицам. Враг прижал его к себе, движением крепких мышц с нескончаемым теплом. Му Цин чувствовал себя в безопасности в объятиях Фэн Синя. Он ненавидел это больше всего на свете; это была слабость, которую он не хотел чувствовать, пробивающейся сквозь ребра. Он не оставлял места в их вражде для мягких чувств, как и не хотел позволять им проникнуть в свое сердце. Но теплые руки обвивались вокруг него и мягкие пальцы прижались к коже медленно, без его разрешения. Его тело задрожало и затряслось, успокаиваясь. Это он тоже ненавидел. Как только его пульс начал смягчаться, руки на его бедрах предупреждающе сжались. Му Цин не успел вздохнуть. Быстрым движением, подобным тем, что они проводили во время серьезных сражений, его перевернули и потянули вперед. Фэн Синь уравновесил его на своих широких коленях. Его ноги разошлись над мускулистыми бедрами, и ох, как сильно он был открыт и уязвим. Он горел, краснел, злился. Но член, прижимающийся к недавно раскрытому проходу, было невозможно остановить, и он так жаждал, чтобы он не останавливался. «Перестань издеваться надо мной», — рявкнул он. Голос его резал, как сабля. Он был Богом Войны, и теперь он показал это, пальцами цепляясь за плечи Фэн Синя. Эти слова лишь заставили Фэн Синя протянул руку и обхватил мозолистыми пальцами его член. «Разве ты не можешь просто перестать говорить? Все время, блядь, жаловаться. Потерпи», — мужчина провел вдоль его члена, снова давая крови прильнуть к поникшему органу. Длинные пальцы были гладкими и медленными, крутились слишком хорошо и слишком искусно. Му Цин вздрогнул от ощущений. Кожа все еще была влажной и липкой от спермы. Его дырочка была растянута, и ох, как он хотел, чтобы ее чем-нибудь наполнили. Пальцев теперь не хватало. Он хотел Фэн Синя и его идеальный член, который, как он чувствовал, сейчас прижимался к его коже. «Делай все как надо, и мне тогда не нужно будет говорить» Если он сдвинется как надо, он сможет зацепится отверстием. Му Цин хотел раздражать его, даже когда он двигал дрожащими бедрами по шелку под ними. Эта тонкая ткань была испачкана его спермой, покрылась пятнами и была испорчена. Он чувствовал, что, возможно, тоже испорчен. Это действительно было несправедливо. Фэн Синь наклонился, чтобы укусить шею, по которой волнами бежало тепло, и Му Цин не мог не вздрогнуть. Этот язык был в нем совсем недавно. Он ненавидел, как сильно хотел, чтобы этот язык снова там оказался. Он усмехнулся и из последних сил закатил глаза. Длинные волосы прилипали к спине и становились грязными. Он был испачкан. Слюной и спермой. Му Цин мог думать об этом, только рискуя раскраснеться еще сильней. Фэн Синь щелкнул раздраженным языком, отодвигаясь достаточно, чтобы взглянуть на него. Глаза мужчины так близко завораживали. Он выглядел откровенным, открытым, даже сквозь пленку раздражения. Он выглядел так, как будто ему было не все равно, и это еще сильнее задело Му Цина, ударяя куда-то под ребрами. Му Цин хотел поцеловать его. Вместо этого он снова закатил глаза. «Давай посмотрим, сможешь ли ты продолжать закатывать глаза, когда будешь на моем члене», — сказал Фэн Синь и скользнул в растянутый проход Му Цина. Ощущение было похоже на то, что он не мог описать словами. Шелк растирал колени до красна, пока он корчился от боли, дрожа вокруг члена, раскалывающего его. Он казался просто огромным, проникающим сквозь каждый дюйм его тела и в его проклятую душу. В этот момент их сердца забились синхронно. Дыхание в легких задавало ритм пульсации крови, протекающей через член, и все ощущения, казалось, сводились к теплу между его ногами. Фэн Синь успокаивающе прижал пальцы к бокам, выводя маленькие кружочки, пока Му Цин не освободил хоть немного место в ребрах для воздуха. Он тяжело вздохнул, и почти что выдохнул, когда Фэн Синь поднес руку к его челюсти и заключил в отвлекающий поцелуй, теплый и медленный. Этот человек мягко утешал его, и Му Цин ненавидел то, что это работает. Покой длился недолго; как только его ноги снова раздвинулись, Фэн Синь приподнял бедра один, два, снова и снова и— Его трахали до рвущихся стонов, трахали так, что нельзя было найти слов, трахали до тех пор, пока все, что он мог чувствовать, был жар между его бедрами и сильные руки, играющие с его сосками. Он был потерян из-за умений и плавности движений Фэн Синя. Му Цина раньше никто никогда так не трогал, но и он не мог представить, что что-нибудь сможет сравниться с этим. Казалось, что все изгибы были вырезаны из прекрасного камня только для этого, просто чтобы трахнуть его как можно лучше. Толщина уменьшалась к концу настолько, что он стонал при каждом толчке, ширина заставляла его дрожать и дергаться. «Неужели этот член был создан для секса?» — подумал он, издав раздраженный стон. И это было так. Му Цин понял это, выдавливая выдохи при нескольких следующих толчках. Он не мог перестать издавать эти звуки, даже сквозь стиснутые зубы они вырывались наружу. Фэн Синь сменил угол и снова начал толкаться, резко провел пальцами по бедрам во всех направлениях, и из рта Му Цина вырвались сдерживаемые стоны. Тысячи адептов придавали этому члену формы, и восемьсот лет ему поклонялись как Богу плотских утех. Его трахал идеальный член, и он даже не мог ненавидеть это. Второй оргазм Му Цина наступил, когда ему помогали двигаться на бедрах Фэн Синя. Сильные руки поднимали его вверх и опускали вниз, поддерживая за ягодицы. Он обволакивал член, его тело раскрывалось на каждом изгибе, подергиваясь от сочащейся спермы. Трение откликалось в нем тысячей способов и затрагивало тысячи приятных мест, и он утонул в ощущении наполненности, ощущение того, что кому-то принадлежит. Это было так много. Му Цин кончил с криком, в руку, обхватившую его член. Замедляющиеся толчки заставили его дрожать от удовольствия, опуститься на сильное плечо и почувствовать, как мозолистые руки поглаживают его спину. Фэн Синь сдвинулся, чтобы лучше поддерживать его, и Му Цин не мог сдержать всхлипа. Между ними была липкая и влажная сперма, а толстый член все еще оставался твердым и идеальным внутри него. Он так сильно сожалел. Он думал, что сможет справиться с этим, думал, что Фэн Синь был полон бахвальства и ложной гордости. «Какой к черту бог секса», — думал он, закатывая глаза и усмехаясь. Фэн Синь едва ли прикоснулся к одной женщине, и то вышло ужасно. Он был ужасно неправ, и теперь он расплачивался за это дрожа от удовольствия. Фэн Синь кусал его шею острыми и осторожными зубами; Му Цин дрожал. Фэн Синь всасывал кожу, оставляя отметку намного выше того места, где ее еще можно было скрыть, превращая кожу под своими губами в красную и приятно-побаливающую отметину. Му Цина трясло, но он ничего не делал. Он слишком устал, чтобы двигаться. Мышцы дрожали, а его вес поддерживали только сильные руки. Мужчина замедлил свои толчки до лениво-медленного темпа, но не останавливался. Член оставался твердым и безжалостным. Му Цин был на грани чрезмерного возбуждения, удовольствия было почти болезненно много. Но не совсем, и он проклинал Фэн Синя за то, что тот знал, где находится граница. Он снова застонал, сквозь стиснутые зубы и через последние остатки самоконтроля. Он больше не мог это ненавидеть. «Оказалось, что ты чертовски громкий. Теперь даже не можешь заткнуться», — слова шептались ему в кожу, слишком горячие и слишком интимные. Му Цин хотел погрузиться в них с головой и позволить своему разуму расслабиться. Он хотел также произнести защитные слова, хотел поставить барьер между ним и превосходным лучником, сидящем между его ног. «Это потому, что ты сам и слова проронить не можешь», — яростно ответил он. Гнев вышел из него через дрожащие ноги и сперму, окрашивающую шелк под ними в белый цвет, напоминая об удовольствии. Два оргазма окрашивали эту кровать, и оба принадлежали ему. Фэн Синь был твердым, как сталь. Он качался вперед мягкими толчками, от которых Му Цин был на грани, которые заставляли его страдать и поддерживали в нем жажду. Он не мог дышать из-за похоти, забившей его вены. Он уже был выжат дрожащим дыханием и срывающимися стонами. Он был как сабля, которую использовали идеальные руки, разрезая воздух и заставляя его петь. Его живот заливала сперма, а его мозолистые руки дрожали. Он был выжатым и грязным. Он стал слабым перед умелыми пальцами врага. Он ненавидел, что Фэн Синь мог так хорошо им владеть. Быстро и нежно мужчина вытащил свой член и перевернул Му Цина на бок, нежно касаясь руками его дрожащего тела. Он хотел поднять голову и произнести ехидное замечание, хотел укусить человека сарказмом и острыми зубами. Но в его теле не было сил, поэтому он оставил лишь колкий взгляд. Фэн Синь просто опустился за ним, прижал к своей твердой груди. Нежные поцелуи прижимались к его шее, легкое давление зубов царапало кожу и поддерживали в нем жажду. Он был таким мягким, что его сердце снова заболело. Член проскользнул в его ноющую дырочку с последними каплями самообладания, и он не мог дышать из-за давления. Он только что так долго принимал этот чудовищный член, что был хорошо растянут для него. Его растянули и небрежно трахнули; но он хотел большего. И ох, Фэн Синь дал ему гораздо большее. Казалось, что его снова разрезают на две части, растягивают и владеют так, как он не мог даже представить. Фэн Синь растянул удовольствие, как будто это был лук, и теперь он мог выстрелить из него. «Почему ты еще не—» «Не кончил», — подумал он, закусив губу и стиснув зубы, когда половина мысли слетела с губ. Это все, что он мог сказать через вздохи и медленные толчки. Он чувствовал себя таким заполненным Фэн Синем, которого можно было почувствоваться всем телом. Он чувствовал себя обнятым и защищенным, пока мужчина безжалостно трахал его. Он все равно сделал свои слова горькими и едкими. Он никогда не мог позволить этому человеку наслаждение его мольбами, особенно когда жадные стоны так легко вырывались из его горла. Это была ужасная идея, и Му Цин сожалел, что больше не сожалеет о ней. По его спине пробежало раздраженное дыхание, давящее на него. Фэн Синь звучал раздраженно, как всегда звучит перед Му Цином. Но теплые руки так сильно прижимали его к груди, и он мог укрыться в силе рук вокруг себя, в пальцах воина, ласкающих кожу на животе. Они проскользнули под сперму, окрасившую его бледно-белую кожу, и он наблюдал, как она собиралась рядом с рукой Фэн Синя, как снег. Он старался не задрожать при виде этого. Фэн Синь наклонил голову вперед и прижался теплыми губами к шее Му Цина. Он чувствовал прилив этого нежного прикосновения эхом в своем дрожащем теле. Он расслаблялся в этих объятиях и ненавидел это. «Я кончу с тобой на третьем», — сказал мужчина куда-то в кожу, размяв свои пальцы. Му Цин хотел кричать. Он также хотел корчиться от боли, хотел взять инициативу, оседлать этот член и почувствовать, как он растягивает его еще сильней. Это было слишком идеально, чтобы найти нужные слова, но он не мог дышать от предвкушения. «Тр-третьем? Что значит "на третьем"?» — его голос был слишком дрожащим, слабым, как у новорожденного котенка. Он чувствовал себя слабым, потому что член внутри него пульсировал. Неужели этот человек хотел его сломать? Фэн Синь действительно хотел заставить его отказаться от своего достоинства? Но это был глупый вопрос; Фэн Синь не хотел ничего на свете больше, чем сломать его, он это хорошо знал. Они спорили и орали друг на друга восемьсот лет, и всегда абсолютно точно были врагами. Фэн Синь определенно наслаждался его отчаянием. Му Цин так думал, поднимая в своей душе легкую волну горького страха. Но кто сказал, что Му Цин должен отдавать все за даром? «Ты думаешь, что справишься с четырьмя в свой первый раз? Твои глаза закатились бы настолько, что застряли бы там», — слова были резкими, но тон был мягким, словно ему в шею вышептали сокровенный секрет. Эти слова звучали очень правдиво, но Му Цин не мог вынести такой правды. «Ка-Какой еще первый раз», — отрезал он и его уши предательски покраснели. Ему хотелось уйти от этой честности, от того, как его тело замерло при этих словах. Но Фэн Синь был безжалостен с небольшими толчками и отточенными движениями своего члена. Му Цин открыл рот, чтобы сказать резкие слова, и издал только мягкие стоны. Он ненавидел это. Фэн Синь вошел глубоко и остановился на долгое мгновение. Член внутри него был горячим, а пальцы прижимались к его груди. Он был достаточно близко, чтобы Му Цин мог почувствовать низкие нотки в его голосе. Он мог чувствовать смущенное подергивание руки на своей коже, то, как губы прижимались к его шее, как будто пытаясь защитить. Он мог все это чувствовать, но не мог вынести слов. «Я же вижу, ладно? Всегда видно, когда…» Когда трахаешь девственника. Фэн Синь не сказал этого, но Му Цин услышал это громко и до боли отчетливо. Он покраснел до самых костей, стиснул челюсти, пытаясь сдержать рычание. Он сжал член внутри и почувствовал, как тот дернулся в ответ. Он больше не был девственником. Со стыдом, проступающем на коже, он не знал, стоит ли праздновать это. Раздражение не было его новым другом; уязвимость была. Эта дрожащая слабость сделала его слова жестче, чем они должны были быть. «Точно, как я мог забыть, что тебе удалось продержать руки на женщине достаточно долго, чтобы та родила ребенка» В течение болезненного момента воцарилась тишина сожаления. Му Цин сглотнул, пытаясь сдержать эмоции, застрявшие в его горле. Он не хотел напоминать себе об этом, не говоря уже о том, чтобы вонзить кинжал в Фен Синя. Его язык был настолько острым, что смог порезать их обоих. «Я не—», — он уже проложил путь к извинениям, когда Фэн Синь снова резко дернул бедрами вперед. Точность бога заставила Му Цина застонать. Он дрожал, его бедра дрожали там, где соприкасались с заляпанным спермой шелком. Он вздохнул, несмотря на давление и пальцы, скручивающие соски. Он таял на куски под руками этого мужчины. Он не ненавидел это. Его третий оргазм пришел именно так: Фэн Синь горячо и тяжело прижимался к его спине, а идеальный член втиснулся в него. В этот третий раз он кончил нетронутым, ощущения губ на шее и члена в заднице было достаточно, чтобы захлестнуть его с головой. Фэн Синь толкнулся в него еще один раз, прежде чем вздрогнуть в спину Му Цина, который почувствовал, как теплый прилив спермы наполняет его. Он не мог сдержать стон от этого чувства. Они оставались так на мгновение, и Му Цин позволил себе утонуть в сильных руках, обвивающих его. Он позволил себе эту слабость всего на мгновение, равное одному удару сердца. Затем он дернулся, и Фэн Синь вытащил свой член с самым непристойным звуком, который Му Цин когда-либо слышал. Он почувствовал, как сперма стекает по ягодицам, и вздрогнул. Он чувствовал себя таким грязным, со всеми этими синяками, которые усыпали его шею, как звезды небо. Он чувствовал себя использованным и обожаемым. «Что ж, ты просил о демонстрации. Доволен?» — слова были грубыми, а голос низким от возбуждения, но Фэн Синь произнес их с такой серьезной и едкой заботой. Му Цин все еще ненавидел это. «Думаю, было нормально», — он не мог двигаться из-за трясущихся ног, его отверстие все еще дергалось, обеспокоенное отсутствием члена. Он чувствовал себя таким опустошенным, с нежной и слишком горячей спермой, текущей по его бедрам. Шелковые простыни теперь побелели от следов удовольствия, и Му Цин хотел все это почувствовать снова. При этой мысли он злился еще сильнее. Что нужно сделать, чтобы стереть с его тела воспоминания об этом идеальном члене? «Хорошо», — сказал Фэн Синь так, словно его честь была оскорблена. Его глаза потемнели и стали обиженными, острыми от ярости лучника. Обнаженный и испачканный спермой Му Цина, мужчина выглядел как бог секса, которым он и являлся. Но на самом деле, если бы Му Цин хотел оскорбить честь бога, он мог бы выбрать гораздо более жестокие слова. «Ты напрашиваешься на драку?» — требование было ярким и напряженным, и с этими словами Фэн Синь прижал его спиной к тонкому шелку. Плечи у него были широкие, натренированные за восемьсот лет стрельбы из лука. Ноги Му Цина раздвинулись сами по себе, из-за жажды тепла тела Фен Синя, из-за жажды этого члена и умелых поворотов пальцев мужчины. Он покраснел от этого чувства и взглянул с ледяной уверенностью. Сперма все еще вытекала из него, и он не мог сдержать дрожь, сотрясавшую кожу. Он любил это. «Что, если и так? Что ты собираешься с этим делать?» — в его словах, как и в его заебанном тоне, был вызов. Он сделал слабое сердце сильным, чтобы сказать эти слова. Фэн Синь выглядел раздраженным, его кожа была скользкой от пота и идеально блестела на свету. «Ты не можешь просто сказать, что имеешь в виду? Просто попроси меня трахнуть тебя снова!» Му Цин закатил глаза, но мужчина потащил его по гладкому шелку прямо себе на колени. Его задница так хорошо сидела на сильных бедрах. Он не мог избавиться от дрожи, пробежавшей по его спине, от того, как сжимались пальцы на ногах, когда Фэн Синь провел умными пальцами по его бедрам. Он ненавидел то, как он хотел раствориться в этих руках, как они казались сильными и надежными на его коже. Он ненавидел, как восемьсот лет резких слов могли быть смыты нежным прикосновением Фэн Синя. Он ненавидел, как сильно он хотел этого человека и его дружбу. «И что? Собираешься протянуть руку помощи?» — трудно было говорить резкие слова, но он все равно выдавил их, мелодичные и горькие. Пусть Фэн Синь почувствует остроту в его голосе, всю иронию в нем. Сильные пальцы могли ослабить его защиту, но он никогда не сдастся. «Но ты уже сдался», — прошептал дрожащий голос в его спине, но он проигнорировал его с мастерством, отточенным за восьмисот лет. «Я собирался «протянуть» тебе секс. Снова. Если трех раз не хватило твоей девственной заднице—», — Фэн Синь снова толкнулся вперед, пока говорил, твердый член скользнул со спермой по заднице Му Цина. Он дразнил его легко и ужасно, терся о дырочку, но не погружается в нее. Он чувствовал себя таким пустым без этого. Му Цин ненавидел это, и он сузил глаза, смотря на него со всей яростью. Он любил это, как любил Фэн Синя. Ни одна из этих эмоций не относилась к нему по-доброму. При всей злобе своего тела он сделает это в последний раз на своих условиях. Быстрый, как падающая звезда, он сдвинул бедра достаточно, чтобы зацепить головку своей дырочкой, и со всей своей божественной точностью насадил себя на член Фэн Синь. На этот раз они оба вздохнули. Позже, Му Цин, бездыханно лежал на испачканном Фэн Синем шелке. Сильные руки вытерли его и прижали к себе, и у него не было сил бороться с ними. Его сердце всегда было таким слабым.⊱ ━━━━.⋅❈⋅.━━━━⊰
Несколько дней спустя Му Цин увидел, как Фэн Синь стал смертельно бледнел и задрожал. Это был вид болезненного осознания, и на какой-то ужасный момент Му Цин подумал, что его дру— его врага отравили. Затем он проследил за взглядом лучника и тот был направлен на Се Ляня и он почувствовал, как понимание овладело им и оставило его равнодушным. «Я же вижу, ладно? Всегда видно, когда…», — прозвучал чужой голос в его голове, и Му Цин отвернулся, одним слишком резким движением. Он собирался умереть от смущения прямо сейчас или убить Хуа Чэна в попытке.