***
Пару часов назад — Неплохо мы сработали, да, Артем?! — Князь в аккурат спрыгнул в тамбур пассажирского вагона, да едва успел подать руку крепко приложившемуся о свод состава товарищу, как на них налетел гомон воодушевлëнных голосов. Встречали как героев. Как победителей. Чувство — такое сладкое и желанное — признания, успеха. Победы. Оно разлилось теплым светом в груди молодого разведчика. — Наш пострел везде поспел! — Гордо прокричал Степан. — Надрали плешивому зад, братцы? — Подстрекал парней на рассказ спесивый Алеша. — Отставить разговоры! Дайте продыху героям. — Приказал раззадоренным спартанцам Мельник. Мутная студëная Волга оставалась позади, и рассветное зарево из-под холодного склона небес потихоньку освещало проторенную рельсами сухую землю меж перелесками. Уставший, но неизменно наполненный прытью, Князь стянул спартанский костюм и вдрызг потрепанный бронник, с которым успел вдоволь настрадаться. И с таким же остервенелым голодом, каким его брат по крови обнимал жену, накинулся на снедь, улепетывая за обе щеки похлебку прямо из казана, не обращая внимание на сокрушающегося дядюшку Сэма. — Не жуйя проглатывает! — Рассмеялся американец. — Будешь мешать и тебя зажую, — С набитым ртом осведомил товарища разведчик. Насытившийся спартанец плюхнулся на расшатанный табурет и глубоко зевнул, вконец одолеваемый тяжелой дремой, не разбирая досужих разговоров друзей. Свое дело он сделал. Пришел черед и отдохнуть. Вдруг блеснул в полумраке бестелесный огонек, и Игорь отточенным инстинктивным движением поймал длинную золотую змейку, в которой тут же узнал медный волос, неосязаемо переливающийся меж грубыми мужскими пальцами теплой бронзой. Единственная, кто могла обладать таким богатством на макушке, осталась на чужбине местечковых сектантов. «Охотница» с уральских хуторов. Ветром занесло его что ли? Может и вправду выживет девчонка, раз волосы её сквозь буран продираются и даже за версту обжигают веселым светом. Отчего-то Князь понял, что хоронить заблаговременно, да и забывать о странной знакомой ему и вправду не хотелось. Пусть поживет подольше, а там может и подберут на обратном пути, если встретят. — Ты че, спишь? — Толкнул под бок размеренного товарища Дамир, — А у нас тут ночь песнопений была! Надо бы разузнать у девчонки, может из бессмертной классики что знает. — Ты что мелешь то? Какой девчонки? — Недоуменно уставился на друга разведчик. — Да той самой, которая приказы тебя, Князь, подначивала нарушать. — Сверкнул довольным оскалом Алеша, складывая друг на друга руки. — Зуб даю, ведьму на борт взяли. Сам не понимаю, как, запрягла нас с Идиотом полночи паласы выбивать. — Ну и по делом тебе, разгильдяю. Она сама тут, между прочим, в одиночку все полы, да стены отдраила. Работящая девчонка, чего ты пристал то к ней? — Отозвался Дамир, пустивший по кругу звонко звякнувшую флягу с выграненным штандарте с чёрным орлом, раскинувшим крылья. — Ясное дело, чего пристал. Романтика у нашего Казановы случилась только походная. — Рассмеялся Идиот. — А ты Дамир сперва побегал бы по болотам со скипидаром в жопе, как мы с Серегой, а уж потом заступался бы! Князь, ты хоть скажи ему: есть в ней что-то… Коварное. Я все думаю: почему ей до ручки было до нас всех вместе взятых, и вдруг в последний момент прилетает, стрекоза. — Да какая там ведьма. Девчонка, как девчонка. С приветом — это да. А так простая деревенщина. — Рассеянно уставился на полированный гладкий пол Игорь и невольно усмехнулся переменчивому, как ветер, женскому нраву. Хорошо, что передумала. Не пропадет за широкими спинами спецназовцев, как бы не упиралась, что не нужна ей никакая защита. — Борщишь ты брат, не может быть черного сердца у того, кто над животиной так трясется. Никого к клеткам не пускает, даже Сэма! Боится, что обидит. — Резюмировал Сережа. — А вот то-то и оно, что потом той рукой, что гладила башку и отсечет! — Безропотно хлебнул из фляги Алеша и закусил добротной ложкой тушенки. — Вы как хотите, братцы, но я отправляюсь прямым рейсом на боковую. — Поднялся из-за стола Игорь, здраво рассудивший, что, если не приложится головой к подушке сейчас, грохнется прямо в алюминиевую тарелку.***
Надя перебирала старое тряпье в истертом обшитом кожей чемоданчике. Если ватник еще мог сослужить добрую службу свой хозяйки, то штопанные-перештопанные портки и рейтузы, пропитанные злачной смесью из пота и удушающей крови мутировавшей фауны, подлежали ликвидации. Нарыв кальсоны и длинный по колено свитер, некогда стыбзеный у Юры, егерь горько вздохнула. Придется все-таки согласится на военные шаровары покойного Иваныча. Резвый невысокий машинист, в прошлом контуженный вояка, был трагически подстрелен на подступах к Волге. Светлая память этому смелому, бесстрашному человеку. Что делать — щеголять в обтяжку перед сворой взрослых бойцов, что копошится во рту голодного зверя. Можно, если духу хватает, но потом не жалуйся, если палец оттяпают. Жизнь в послевоенном мире научила предусматривать щекотливые моменты и кутаться в любого вида тряпки. Раньше был брат, способный любого троглодита отвадить. Сейчас нет никого. — Надюша, — Постучалась Катерина, — Полковник общий сбор объявил. Пойдем, зовут тебя. — О боже, Катя! Скажи, что мне плохо. — Взмолилась девушка, явственно припоминающая суровый взгляд, которым вчера её размазывали по стенке. — Пошли-пошли, — Выволокла за руку упертая женщина, и Надя на дрожащих ногах отправилась на встречу с судьбой, которая в последняя время совершенно не благоволила. Пережить сектантов, царь-рыбу и заточение на Волге ради того, чтобы безоговорочно подчиняться приказам чужого командира с полным отсутствием маломальской определенности — это, конечно, дорого стоит. Последнее, чего бы ей хотелось — это падать ниц в Ямантау пред сворой греющих жопы в титановых колодцах разодетых в ордена пузанов. Мир пал, а люди в погонах — правительство, от которых осталось одно лишь название — могли его только добить. За желтоватыми разводами окна простирались обглоданные радиацией рощи. Расквашенное в некоторых местах земляное полотно железных дорог наполняли талые воды. Как ни старалась, Надя не приметила ничего узнаваемого среди гнусных развалюх и подмостков. Железнодорожная ветка, по которой Аврора держала путь, была доселе неизвестной. Дела шли кисло — поиск брата нужно было начинать незамедлительно, а Мельник, как назло, категорически не приемлющей её участие в прокладке курса, особо не чествовал Надю в рубке, так что теперь путь к собственным картам был заказан. Их купе располагалось ближе прочих к собравшимся за столом экипажем и зацепившаяся косой за гвоздь, хитро выглядывающий из оконной рамы железной головкой, егерь обратила на себе всеобщее внимание, схлопотав пару насмешливых взглядов. А обладатель самого насмешливого, в довесок еще и посмеялся. И смех этот, с хрипотцой, заразительный, обезоружил вконец, когда Надя припомнила свою неловкую, совершенно неуместную просьбу. Девушка поникла, отчаянно сверля взглядом гарцующую на легком сквозняке оконную выцветшую от солнечных лучей шторку с мудрёным цветочным орнаментом. — Ну садись. Рассказывай, что умеешь. — Приказал Мельник куда более доброжелательным, но неизменно требовательным тоном. Надя лебезящей манерой приземлилась на учтиво уступленное для нее Идиотом место, бичуя себя за первобытный страх, с которым никак не могла совладать. — Чего язык проглотила? — Владею двумя видами оружия, ну и соответственно охотничий промысел, собирательство, — сипло затараторила егерь, смахнув выступивший пот со лба, — Силки и капканы разной сложности могу смастерить. В растениях, да ягодах ориентируюсь. Лечить не особо горазда, но первую помощь оказать смогу. Я и роды как-то принимала… А что делать? Жили в глуши, ни техники, ни электричества. Вот и вернулись к первобытным обычаям. — Все? — Нетерпеливо перебил Мельник. — Готовит Надюша любо как вкусно! — Хитро покачала головой Катерина, а егерь чуть не завыла сквозь зубы от крамольного знания, что это единственное в общем то, что в ней может заинтересовать главу Ордена. Какое уж там двумя видами оружия… Все спецы Спарты на голову выше — ясно как божий день. — Ну с этим можно работать, — Кивнул полковник. И Надя поняла, что не видать ей лихой охоты, как своих ушей.***
— Ваш полковник хочет меня в домохозяйку превратить! — Горько жаловалась, помешивая нехитрый фасолевый суп на заячьем бульоне, девушка своему нареченному товарищу по кухни. Сэм, безмятежно облокотившись на кухонную стойку, пил московскую бадягу из грибов, гордо названную чаем. — Он проусто не хочет лишний рауз подвергать тебяу опасноусти. Хотя я бы и сам рад почаще выходить на волью. — Пожал плечами американец и лучезарно улыбнулся маленькой бухтящей фигурке, утонувшей в широком вороте темно-зеленого свитера крупной вязки. К Нади он относился снисходительно, также как ко всем юным беспризорникам в метро. Если прищурится, она и вовсе напоминала ему непоседливую дочурку знакомого сталкера, не отжившую свой век из-за эпидемии менингита. Сэм рассказывал о довоенном мире, в котором успел пожить, в отличие от молодой охотницы, и сам впитывал её опыт немудрённого быта в деревни. По возможности всю грязную работу с разделом мяса брал на себя. И даже закрывал глаза на нелестное обсуждение приказов командира. А на сухое насмешливое: «подрастьешь — поймьешь», Надя то и дело фыркала. Девушка, мечтательно поднимая взор на копчённый от прогорклого жира потолок, задумчиво звякая поварёшкой, заявила, что была бы не прочь поучиться в некоем Стэнфордском университете, уточняя так пытливо — словно это имело в их искромсанном вдоль и поперек мире значение — принимались ли туда иностранные студенты. Сэм, конечно, говорил ей «да», не берясь рушить идеалы, выстроенные в молодой голове, о давно отжитом и погребенном. Они условились на суточное дежурство у плиты — день он, день Надя, и начали строить планы по созданию запасов из строганины, буженины, подумывая, где раздобыть достаточно соли для вяленья мяса, в случае тяжелой продовольственной ситуации. — Ну дрянь же эти ваши грибы перемолотые! Вот мой чай — это чай. Дай заварю. Офигеешь! — Надя с гордостью достала из кармана широких шаровар маленький суконный мешочек, когда в вагон ввалились спартанцы после командного сбора у полковника — её на такие собрание, разумеется, никто не звал. Веса у её слов не было, а с изучением отданных карт мужчины справлялись самостоятельно. Ситуация начала накаляться с запретом, поставленным Мельником: гражданским исключено покидать Аврору на время стоянок. Надя была терпеливой, как любой мало-мальски сносный егерь, привыкший к тягостному голодному ожиданию добычи. Но всему был предел. — А можно и мне? — Князь вальяжно оперся на стойку, в руках его блестела холодная сталь перочинного ножа, который мужчина перекатывал меж пальцев, словно игрушку какую. Надя ценила добротные ножи — с удобной деревянной рукоятью и тонкой, как лист бумаги, кромкой лезвия. Предмет первой необходимости в мире, где правый тот, в чьих руках сила. А еще больше ценила, когда с ними умело обращались. И в крепких ладонях мужчины смертоносный метал танцевал стремительно, сродни пули, закованной в острое жало. — Ты когда в цистерне то заваривала, — По-свойски поднял брови спартанец, замечая, как пристально девчонка уставилась на финку, а затем бегло улыбнулась и едва на секунду заглянула ему в глаза — своими, ясно-зелёными с веером подрагивающих каштановых ресниц. — Травы какие-то да? Так вкусно было! В Москве разве что ковыль вместо грибов сушили. Едкая дрянь. — И радиоактивная, — Уточнил из-за стола Идиот, и немного погодя добавил, — Ну тут уж всех угощай! Егерь замельтешила, потупив глаза в абсолютно пустой мешок, переступила с ноги на ногу и с грустью выдохнула. — Как же! Скончалось все. А полковник и думать не хочет, чтобы выпустить меня. Правда, будто в плену сижу! Может вы повлияете на него как-то? Я скоро выть начну от тоски. — И правильно, что не выпускает. Сколько женщин и детей беззащитных на свете! А тебе в пекло хочется? Да ты и в плену то настоящем небось не была, вот кто действительно от тоски воет, пока по душу никто не явится. — Алеша как сам не свой шагнул на встречу нелепо разодетой девчушке и без прикрас ломаной линией взгляда остановился подольше на запятнанном жиром рукаве, а после ехидно улыбнулся, когда девушка неловко увела за спину руку. — Была. — Зло резонировала егерь. — В церкви то? На теплом паласе, да с банкой консервной? — Князь усмехнулся, стащил галету, щедро намазанную паштетом, и кивнул самому себе, убежденный словами Артема: Катерину с дочкой никто в церкви и пальцем не осмеливался тронуть. А Надя была непосредственной участницей группы переселенцев. Странно, что Силантий и словом про нее не обмолвился, даром, что охотница исподтишка умудрялась мстить его сподвижникам. Егерь взъелась и попятилась от столешницы, ошалело оттирая прогорклый нагар от плиты, проклиная тот день, когда она, думая не головой, а шилом в одном месте, покинула родной хуторок. Пекла бы сейчас в травяной печи хлеб, возилась в теплицах за мокрой от влаги пленкой жарких парников и неизменно отстреливала дичь. Авось и кольцо обручальное загнала бы челнокам, а там до Уфы сама как-нибудь… — Я месяца два в сыром погребе просидела. Из еды ломоть хлеба, да овес отсыревший. Мужик ко мне пришел как-то. Ясное дело чего хотел. Из оружия только отвертка была. Чудом не отобрали. Мне повезло, что вусмерть пьяный приперся, черт. Егерь не смотрела на лица спартанцев, в оглушительной тишине слышно было, как сквозило из приоткрытой створки, как гнусаво лязгали колеса о рельсы, и где-то за шкафчиком неустанно бился о стены мотылек. Бился обреченно, в заранее проигранной схватке, ломая хрупкие крылья о потолок, в надежде еще хоть раз увидеть небо. И сердце девушки сжалось от жалости к маленькому несчастному созданию — ведь когда-то она точно так же скиталась взаперти, подстегиваемая дыханием смерти за спиной. — Сочувствую, Надия — Приложил черномазую руку к сердцу Сэм. — Спарта не дауст тебья в обиду, little girl. — Ты настоящий друг, Сэм. — Как бы не стыдилась, всхлипнула егерь. Натура девичья нежная и ранить её не сложнее, чем нечаянно растоптать весенние соцветия. А слезы женские — оружие массового поражения, что еще раз подтверждалось фактом глубокой растерянности четверых закалённых суровой жизнью в московской подземке, да ни одной смертельной схваткой, мужчин. Пред единственной девчушкой, сипло всхлипывающей над кастрюлей, в которую уже успели незаметно плюхнуться пару слезинок. Князь зачем-то в красках представил себе картину заточение: сырой мерзлый подвал, в котором едва горела керосинка, холод, пробирающий до костей, и опухшее от слез лицо Нади с напуганными светлыми глазами… Он разозлился так сильно, что едва удержался, дабы не долбануть кулаком по столешнице, но чуйкой предвидел, как испугается подрагивающая плечами девчушка и тихо выругался самыми нелестными выражениями, которые только слышал из покорёженных уст матерых сталкеров. — Да… Жалею теперь, что не прихлопнул дедка этого на мосту. Говорил я Артему: расстрелять их всех как собак некрещёных! Вот стадо баранов! Егерь не поняла, что произошло, и почему чья-то тяжелая горячая рука опустилась на её плечо. Да этого дня никто из мужчин не подходил к ней ближе, чем на метр. К собственному удивлению, привычного раздражения от такого наглого нарушения личных границ не возникло, напротив, стало даже приятно от согревающей тяжести. Лишенное двусмысленности крепкое братское прикосновение — таким скупые на чувства мужчины поддерживают друг друга в тяжелую минуту. Таким кто-то решил поддержать и её. А потом увидела напротив серые глаза, искрящиеся гневом. В них зиял немой укор, направленный на самого же обладателя — он кричал, что спас бы её, если бы только знал, если бы только мог. Сердце заколотилось, и Надя поняла, что если не отвернется, то неизбежно пропадет, растворится, утонет в сером омуте. Полный бред — так было только на древних открытках с нарисованными темными волнами свирепствующего моря. — Не плачь, охотница, я лично обещаю, никто тебя и пальцем тронуть не посмеет. — Князь широко улыбнулся и поймал себя на странной мысли: уже второй раз он произносит «обещаю» ей. Едва знакомой, не особо разговорчивой и, действительно, моментами подозрительной девчонке. Либо она и вправду ведьма, и чем-то его опоила в цистерне, либо он, с момента когда Артем — сводник хренов, знал же, что у него Светка есть — попросил подержать девушку при себе, сделал очень плохую вещь. Согласился. — Верно подмечено, брат, наших в обиду не даем. — Сережа, как истинный джентльмен, протянул даме платок — чистый, отложенный про запас — будто предвидел подобную ситуацию. И Надя наконец судорожно вдохнула воздух, когда с плеча исчезла рука разведчика. — Пусть только сунется кто — без ног останется. А селянам этим мы на обратном пути взрывчатку по самые гланды запихаем, чтобы неповадно было прекрасный пол изводить. — Алеша, раздосадованный не меньше Игоря, решил сгоряча, что замолвит за охотницу словечко перед полковником. Завалить — даже не заточкой, отверткой — мужика, пусть пьяного, не каждая фемина горазда. Значит знает свое дело. — Что скажешь, Князь, начистим морды богохульные? — Начистим так начистим! — Ни раздумывая ответил разведчик. И Надя в сердцах рассмеялась от грубых возгласов спартанцев, подначивающих друг друга, половину белого света перекосить. Ради нее — простушки с длинным носом, который она обожает совать куда не велено — глупости городят, ей богу. Не заслужила она таких почестей. Хотя за каждодневную рутину на кухне, Дамиру давно пора было еще раз десять флягу, мерно булькающую, взять, да и протянуть.***
Манна небесная постигла её великой благодатью — починили душевую кабину. И Надя, которая до сих пор испытывала на себе последствия мытья полов в виде едкого тухлого запаха — даже от мужчин такой свиньей не пахло — полезла под горячую отфильтрованную воду первая, убедив Анну, что если её не пустить — непременно составит компанию дочери полковника. Ибо терпеть зловонию еще хоть пару часов было невыносимо. Шаг за шагом, медленно, но верно изучая своих спутников, егерь заметила, что Анна совершенно открыто щеголяла в матроске на голое тело, да плотно прилегающих брюках и это — в правду непривычно — воспринималось всеми как нечто само собой разумеющееся. А посему Надя, подначиваемая духом охотничьего авантюризма, остановилась на кальсонах и длинной — до середины бедра — черной футболке и тугом ремне с крупной железной бляшкой. К черту, спрашивается, думать о таких нелепых вещах в мире, где каждый новый день может стать последним? Хотелось жить. Мирно, спокойно, чуть счастливо. И хоть иногда так по-женски заглядывать в пыльные разбитые зеркала да приглаживать взбитые кудри и стеганый ватник. Катерина, конечно, в силу своей благовоспитанности и скромности, такое поведение категорически не одобрила. Но Надя, не обремененная ни первым ни вторым качеством, выращенная в среде суровых мужчин, где привыкли говорить прямо, сидеть в раскоряку с широко расставленными ногами и шутить неправославные шутки, хотела наконец почувствовать себя расслаблено хоть на миг. Да и от народу в поезде духота стояла невозможная, так что в колготках она все-таки щеголять будет, даром что популярностью среди сильного пола егерь никогда не отличалась. А теперь уж, с истерзанной страшными шрамами спиной, вероятно, и не начнет. — Такая малышка ты, Надюш, — Умилилась Анна и даже неловко приобняла егеря за талию, дабы удостовериться, что глаза не врут. — На чистоту давай, все очень плохо? — Скривилась охотница, глядя дочери командира куда-то в область носа — та была её на пол головы выше. Статная, лихо слаженная. Егерь грустно присела, и скрипнул расшатанный стул. Накаченные с детства плечи у нее всегда были чуть шире бедер, а от частных погонь и не дай боже передряг, выносливые ноги обросли мышечной массой. На фоне дородных пухлощеких уральских красавиц, Надя со своей жилистой фигурой и высокими скулами была гадким утенком. — Да что ты! Я вон наоборот всегда из-за своего высокого роста переживала, в детстве дылдой обзывали. — Никто из сплетников так случаем без вести не пропал? А то, зная полковника… — Ой, нет-нет. До смерти мамы он внимание на меня вообще не обращал… — Тоскливо усмехнулась Анна, и егерь поспешила сместить фокус с неприятной темы. — Странные мы женщины существа, — Задумчиво протянула Надя, — Завидуем друг другу почем зря, себе все не нравимся… Хотя кто ж другой любить нас будет? Только мы у себя и есть. — Надюша, уверенна, такую милую кукольную девочку обязательно кто-то найдет, да и унесет. — Ласково щипнула егеря за щечку, как ребенка, Анна, но тут же одернула себя и неловко извинилась. Давно мечтала женщина о своих детей, чего уж тут скрывать. Мечтала страстно, горячо и самозабвенно. Просыпаться среди ночи и качать колыбель, мять пухлые ручки и заглядывать в большие ангельские глазки. Пропускать сквозь пальцы мягкие пряди и плести косы. Анна как любая женщина мечтала о дочке, она знала — каждому уморенному заботами, тяготами войны и нескончаемой ответственности за чужие жизни мужчине обязательно нужна дочка. Чтобы, когда придет время, целовать мозолистые сухие руки, гладить шрамы и напоминать — он человек. Не машина для убийств, не зверь. Человек. Его любятлюбят — Знаешь, это звучит скорее страшно, чем обнадеживающе… Но мне нравится! Каждый егерь был по-своему исследователем — и дело касалось не только следов диких животных, притоптанных дорожек и лесов. Надя пробиралась в мир взрослых чувств наощупь, шаг за шагом обжигаясь, больно падая, но вновь поднималась с влажными ранами и продолжая вслепую искать нечто важное. Никогда не знаешь, что ждет тебя за следующим поворотом. Опасность, смерть, груда добротного хабара? А может новая жизнь расцветет жарким вихрем разносимых в округе тополей и захлестнет тебя каскадом судьбоносных событий. Она уже стояла в этом вихре и чувствовала, как он колышет её веселые золотые пряди, обжигая предвкушением. — Да ну! Внешность — мишура настоящая. Так, первый год обращаешь внимание, а потом и замечать перестаешь ведь, красивый — не красивый. Главное, чтобы человек хороший. — Сказала скорее себе самой егерь и почему-то покраснела. — Это точно! Мне вот Артем сперва абсолютно не нравился! Думала, ну кролик же натуральный, нет — не мое совсем. А потом, когда в деле его увидела… Спас он меня. Во всех смыслах спас. — Странно так… А если вот сразу смотришь и мозг вроде талдычит, что не твое. А сердце как будто сейчас выпрыгнет из груди! И! Иии… И хочется глупость какую сморозить. — А ты о ком-то конкретном? — Смекнула Анна и любопытно осунулась. — Нет, что ты! Так, спортивный интерес. — Отпахнулась девушка. — Я вот, что сказать хотела еще в прошлый раз… У Князя… — Подожди-ка секунду, — Егерь задумчиво приложилась ухом к холодной скользящей текстуре двери купе, хитро улыбнулась, а затем резко её распахнула и кинулась щекотать маленькую озорницу. — А ты знаешь, что подслушивать нехорошо? — Уточнила Надя у смеющегося дитятка. — Я шпион! Мне нельзя рассекречивать заказчика, — Проговорила как скороговорку Настена. — Так значит веди меня к своему начальству, я передам какой у них ответственный сотрудник в штате! Никаких секретов не выдает — загляденье! Эх, мне бы такого… Охотница задумчиво закусила обветренную губу, бодро шагая на разборки с эксплуататором детского ресурса. Одно было ясно: Надя знала, что Аня знает, что-то про Князя, но что именно — неизвестно. Час от часу не легче. Ну подумаешь по Волге прогулялись — важным делом заняты были. А то, что он ей вернутся ненароком пообещал, так это из жалости может. Гадкое, гнилое чувство — жалость, когда ни к месту она. Лишь доброй волей да чистым разумом такие слова говорить нужно. По-хорошему и кружку бы ему вернуть не мешало, шутнику, да и дело с концом. Охотница замерла в коридоре — подслушивать чужие разговоры нехорошо, но интересно же, зараза. Тем временем Настена с безмятежной улыбкой показала пальчиком на Алешу и юркнула под бок матери в купе. Дело в шляпе. Артем, опрокинув две стопки, сморщился и выдохнул — егерь аж содрогнулась от куража — и ответственно собрался на рандеву с полковником, пока перегаром несло не сильно. Девушка беззвучно уселась на нагретое местечко и усмехнулась, подвыпившие мужчины её даже не заметили. — А в метро всем бабам что надо? Добытчик чтобы был — как за каменной стеной, — Алеша уже хорошенько поддатый покосился на глухой смех Дамира, — Че лыбишься? Это ж невыносимо! Тут правда тоже пока не особо. Катерина… Ни такой я человек, чтобы друзьям на любовном фронте поперек дороги становится. А девчонка рыжая… Я к ней с одной стороны, с другой… То говорит, если бы ты моим мужем был… То нос чуть не пришибла! Поди разбери, что в бабской голове творится! — Чья бы корова мычала! Сам сказал, что мои косточки только собакам подавай! — Не удержавшись, насупилась Надя и мужчины ошалело посворачивали носы в сторону незаметно прошмыгнувшего диверсанта. — Хай, Надия! Супчику? — Предложил расторопно Сэм. Отменным человеком был американец. И накормит, и о самочувствие расспросить, и прикроет пред полковником, в случае если Надя срывалась взглянуть на очередную обманчиво знакомую лесопилку. Американец твердил, что у неё паранойя. А егерь отвечала, мол Сэму нечего так за неё переживать, ведь на долго задерживаться в их отряде она не планировала. Князь сквозь хмельную пелену в глазах сначала подумал, что видит шпалу — черную такую, изогнутую временем. Или корягу, проросшую прямо сквозь стальной корпус поезда, а потом опознал миниатюрную девчушку с тонкой, как щепка, талией. За медными пуговицами трехслойной одежды вдруг скрывалось совершенно беззащитное — на первый взгляд — существо. Игорь хмуро потер нос, покрепче перехватывая скользкую от запотевших ладоней бутылку из мутного стекла, и отвернулся на настенный циферблат из красной древесины, скользнул взглядом к окну, за котором мелькали кроны деревьев, укрытых влагой тающих полей и покосившиеся лачужки с просевшей крышей, затем переместился на парчовый палас и все равно вернулся к ней. Распущенные длинные волосы цвета меди, еще влажные от душа на кончиках, разбрелись каскадом и обнимали хрупкий силуэт охотницы стеной огня, словно пытались уберечь свою хозяйку от всех мирских опасностей. А лицо — щербатое, все в веснушках, с легким прищуром имело привычную заговорщескую гримасу, так что губы, аккуратно очерченные небольшим бантиком, сложились в легкую улыбку. — Да ты Леху больше слушай, — посетовал Дамир, — Вполне нормальный у тебя процент жира. Щеки румяные, ноги — не спички. Это я тебе как полевой врач говорю. Здоровая! Что еще надо? — Слава богу, что Катерина у нас есть, а то с такими врачебными экспертами далеко мы от Москвы не уедем! — Громко засмеялся Алеша и косым от выпитого спиртного глазом подмигнул егерю. Вернее попытался. — Товарищи! Хочу надраться! — Изъявила о своем давнем желании Надя, предвкушая хорошую попойку. — Вот тебе и истинная леди. — Покачал головой Идиот, которого явно повеселила беспрецедентная реплика девчонки. — Хер в пледе! Дамир, не скупись. Даа, вот так, можно еще чутка. — Девушка наклоняла холодный пузырь до тех пор, пока прозрачное, как хрусталь, пойло не наполнило кружку доверху. — Тебе сколько лет то, ребеночек? Знаешь, что маленьким пить не положено? — У Князя чуть глаза на лоб полезли от того, с какой легкостью егерь опрокинула в себя добрый глоток спирта и не морщась занюхала воротом футболки. — Сам ты ребеночек! Я две тысячи тринадцатого. — Пока пьяные в дрова мужчины пытались совладать с арифметикой, Надя, уже унесенная в дальние дали первой рюмкой, покосилась на Игоря и неизвестно зачем помахала ладошкой, как будто только заметила спартанца, а пару секунд назад беседовала с кем-то другим. Разморенный Князь недоуменно похлопал глазами и свободной рукой повторил странный жесть девчонки, на что Надя широко совсем по-детски улыбнулась и залпом допила водку, пряча румяные щеки за бортами кружки. — Да вы оба щенки малые! Вот Князь, будет тебе теперь с кем в песочнице поиграть. — Алеша в сердцах рассмеялся и смех его подхватили все спартанцы, кроме нахмуренного, но уже кажется не способного к конструктивной защите, Игоря. Зардевшая Надя, которую хлебом не корми, дай влезть в передрягу из-за уязвленного чувства несправедливости, приняла на себя роль адвоката недееспособного разведчика. Ибо нефиг товарищей унижать. Её то регулярно сверстники поносили за горбинку на носу и щербатые щеки, предлагая ей смыть сажу с лица. — Знаешь, Лех! Мы когда по бандюкам шастали, этот ребеночек, которого ты назвал Князем!.. Ой, наоборот короче. Укладывал просто каждого за пару секунд! Да я реально, только рот и успевала открывать! И без шуток, Леха, я уж вижу, как береста в одном месте загорелась… Так вот, обступили мы эту вышку с двух сторон значит, а их там, как собак нестреленных… И снайпер еще ж! И вот отворачиваюсь, поворачиваюсь — все лежат! Ну я прифигела конечно, ты Князь прям как терминатор! — Надя облизнулась, превозмогая сухость в горле и поняла, что совсем потерялась, раскачиваясь из стороны в сторону, как флюгель на ветру. — Во дает орел! И даже ведь не рассказал о геройских походах, как партизан молчит! — Возмутился Дамир. — Хе-хе-хе! Ой, а сама то, ножи метала почти как профессиональной охотник! А глаза у того мужика такие возмущенные были. Мол, как это — его баба завалила! — В смысле «как» профессиональный? — Играючи зашипела Надя на разведчика, взгляд которого елозил от ковра до мохровых носок егеря, и когда он поднялся к еë глазам, Надя мигом отвернулась к столешнице. — Тиши вы, если полковник прознает, Надежда, как ты нашего героя саботировала, ни сносить вам обоим головы. — Развел руками в неопределенном жесте Идиот, распластавшийся на стуле до состояния каши. — Но ты Игорь и вправду молодец, не оставил в беде девушку. Это дорого стоит. — А иначе то как! Пришла она ко мне… Вроде за шапкой! А потом бах — и мы уже местных околачивали. Я если честно даже и не понял, как так получилось. — Большие уши Игоря совсем раскраснелись, а сам он довольно заулыбался, как мартовский кот, и все отмахивался от похвалы, смущенно потирая мокрую от градуса шею и время от времени пошатываясь. — А вы помните, как Князь из библиотеки вернулся? Уж пить хотели за упокой души… — Начал сбивчивый рассказ Алеша. Егерь старательно вслушивалась в невероятную историю, с трудом собирая рваные возгласы лысого по крупицам в адекватные предложения. — А сама то ты, чего вдруг вернулась? Страшно небось одной там было? — Внезапный вопрос, как хлесткая пощечина отрезвил начинающую сопеть под бдения спартанцев Надю. Эту оживлённую и по-мальчишески наглую манеру речи она опознала сразу же. — Ну любопытный какой ты Князев! Меньше знаешь — крепче спишь. — Ты давай-ка нам зубы не заговаривай, а рассказывай! Нам с Идиотом особенно интересно послушать из-за чего мы по болотам всю ночь таскались в поисках прекрасной девы, которая на следующее утро заявилась как ни в чем, не бывало. — Припомнил ночное рандеву с волжскими креветками Алёша. Деваться было некуда. Да и желание излить душу — пусть даже малознакомым солдатам — после нескольких чарок водки стало невыносимо нервирующим. Под глухие глотки спирта и немое чаянье мужчин, она начала исповедь о своей недолгой, слегка покромсанной, бесшабашной жизни. Яростно грохочущую о потерянном брате и разновидностях мутантов девушку, местами потешающуюся над жадными челноками с родного хутора и горько вздыхающую над почившими товарищами, перебивать никому не хотелось. — Помянем твоих земляков, Надежда. — Звякнула полупустая бутыль и полились с лёгкой руки Дамира горькие, как слезы, капли душистого, отдающего вязкой тиной, спирта. — Так говорьишь твоего брата зоувут Йурий? — Выпил и Сэм за упокой доблестных незнакомцев. — И по рейдио от него не слуху не духу весь год… — Надя, не хочется тебя расстраивать, но может… — Начал было озадаченный Алексей. — Вот и не будем. — Покачал головой Идиот. В определенный момент мужчины коллективно собрались курить, и Надя, не раздумывая, подскочила следом, уже предвкушая, как горький никотиновый дурман задушит её легкие дымом. Но сей план разбился вдребезги о Князя. В прямом смысле разбился — разведчик так некстати преградил ей путь. — Ты куда это намылилась? Не куришь же? — С трудом выдал из себя членораздельную реплику Игорь, забавляясь над растерянным видом девчонки. В метро он видел у детишек куклы — у охотницы глаза точь-в-точь походили. Большие и до невозможного зеленые. — Да я… Мм… — Она безбожно ему наврала. Егерь судорожно выдохнула, всматриваясь куда-то за плечо спартанца и, наверное, от возникшей между ними неловкости готова была заявить, что вообще-то шла играть пианино, за котором в жизни никогда не сидела. Лишь бы отделаться от предательского смущения и совершенно идиотского волнения, захлестнувшего с головы до пят. — Терминатор, значит? Так меня еще не называли! — Глухо рассмеялся разведчик, придерживаясь за всевозможные выступы, отчего Надя задорно хихикнула. Того и гляди, спартанец в проходе звездой ляжет. — Всегда приятно быть первой! — Воскликнула девушка, хитро причмокнув, а затем оторопела уставилась на поднявшего брови разведчика, который странно рассматривал её всю сверху до низу, так внимательно и пронизывающе. Как можно было такую бурду ляпнуть непонятно. Она проглотила вязкую слюну, всем своим естеством стараясь скрыть, насколько прошиб её волнительный озноб, и млея затараторила: — Неудачная шутка… — Это точно. — Князь потупил голову в пол и натужно вздохнул, гоня свои первобытные инстинкты куда подальше. Больно сильно спиртяга вдарила. Через сколько они там вернуться в Москву? В лучшем случае полгода. И хорошо бы все эти месяцы держаться от спиртного подальше. Да и не только от спиртного. Вряд ли Светка станет чествовать гулящего мужа. Не по-людски это. В раздумьях он и не заметил, как егерь ловко прошмыгнула в свое купе. Раздосадованная, смущенная и злая на саму себя. Она ненавидела контроль — тем более мужской. И собиралась серьезно разобраться, какого черта вся обратилась в мямлящую размазню перед хрен-пойми-кем. И погоняло у него дурацкое!***
Аврора остановилась в небольшом пригородном депо — как Мельник ни крутил карты, маленькие городки не удавалось миновать. Хотя и признаков жизни не наблюдалось, новые властители планеты нередко обосновывали злачные гнезда в центрах человеческих обиталищ. Охотница в третий раз проверяла сохранность магазина Калашникова, не сводя глаз с горизонта. В снедаемой волнением тишине сладко сопела Настена, и шуршала книжными страницами Катерина. Погожий день шептал на ушко девушке, ласково и мягко, словно любимую звал. Сегодня Надя хочет блажить, как никогда. Гвалт и мельтешение спартанцев подали знак — пора. Она шла к полковнику уверенной поступью, заново собранная из патронов, ножей и сшитым воедино бушлатом, так что впредь не сломаешь. Мужчины удивленно обратили взор, когда в рубку вошла егерь. — Чего явилась? — Рявкнул полковник, беспрецедентно прерванный в раздаче приказов. — Я пойду с вашими солдатами. — Не вопрос. Утверждение. Три недели взаперти сделали свое дело. Ей стало плевать — разозлится на неё полковник, возненавидит, или вообще погонит. Да, она пошла на отчаянный шаг, продолжая собственноручно дискредитировать себя перед главой Ордена. Но поиски Юры были главнее чьих бы то либо запретов. — Исключено! Я не позволю спартанцам отвлекаться на сохранность твоей жизни среди вражеской обстановки! Ты остаешься здесь. — Товарищ полковник, я в состоянии ответить сама за себя. — Надя гнула свою линию, пока самообладание Святослава трещало по швам, и спартанцы, изъявившие, что готовы взять Надю под свою ответственность, начинали серьезно переживать за судьбу девчушки. — Как ты смеешь врываться сюда и что-то требовать? Да кто ты такая? Субординацию совсем не учили соблюдать?! Да по законам военного временя тебя должно!.. — Что? Расстрелять? — Это точка кипения. Заслоны в груди с громким треском рвутся на части. Полковник взглядом простреливает и замолкает, скрипя зубами и рыча. Где-то с боку доносится взволнованный оклик. Он внемлет ей: «Что ты творишь?», обжигает сквозь одежду. А она — не ведает. — Военные?! — Почти вскрикивает Надя, — Где они были, когда горели наши дома, когда звери рвали нам на части? Так почему я должна беспрекословно вас слушаться? Вы знаете — я поехала ради брата, я должна его отыскать. Я одна! Понимаете? Во всем проклятом мире одна! Можете мне пулю в лоб пустить, я сделаю все, чтобы найти его! — Ни один из моих бойцов не станет рисковать жизнью ради чьих-то наивных надежд! Неужели до твоей пустой головы не дошло, что не просто так связь пропала?! Дура ты, если думаешь иначе! Беги, куда хочешь, но из проблем будешь выныривать сама! Всем ясен приказ? Не идти за ней! Скатертью дорожка! — Так точно, товарищ полковник, — Выплюнула егерь, как будто горькой брагой горло залило, и не глядя в очумелые лица спартанцев унеслась прочь из рубки. Сложно сказать была ли это злая охотничья привычка брать силой то, что не удается заполучить ожиданием. Или может причиной накала послужили зачастившие сны, где её ставят на колени и туго перевязывают руки, а обрюзглый мужлан в форме и фуражке мучительно долго кромсает ей глотку лезвием, проговаривая: «Добро пожаловать в Ямантау». Надя не могла позволить себе потерять хоть еще один день — жив ли Юра? Он не мог умереть. Он обещал, что никогда не оставит её. Вернется, при любых обстоятельствах, всем смертям назло. И Надя верила, готова была ждать и искать столько, сколько потребуется. Плевать на сны, на полковника, на злодейку-судьбу. Какое это имеет значение, когда привольем пахнут дикие, непаханые земли, пышущие свежестью и влагой. Вовсю хлопотала запоздалая весна — звонкая капель ласкала слух, пуская по проторенным дорожкам прыткие ручейки, а Надя была и рада извозиться в размякшей почве. За столько-то дней взаперти. От станции шел по пригоркам проросший усохшей рожью тракт, скрываясь с глаз за ухабами. Куцый лес рос довольно плотно, ни одной прогалины — значит, нога человека не ступала давным-давно в этот край. Забравшись на яблоню, Надя приметила для себя остатки огородов и крупную застройку в полутора километрах, напоминающую складское помещение. Внезапно оттуда донесся страшный вопль, разрезающий ленивую тишину мартовского утра замогильным отчаяньем, пробирающем до спазмов в желудке. Надя чуть не улетела, покрепче вдавливая ладони в шершавую мокрую кору — она не знала, что человек способен так кричать. Радио протрещало неразборчивыми помехами эфира, всё-таки хорошо она приложила инструмент, когда со спартанцем в догонялки играли. — Прием! Это Князь. — Егерь скептически поскребла кору, пачкаясь янтарной тягучей смолой. Даже на расстоянии этот плут умудрился её напугать. — Надя на связи. — С другой стороны эфира отчетливо слышалась ругань, и по всей видимости реакция спартанцев на еë перебранку с полковником. — Где ты? — Осведомился разведчик. — Вы слышали крик со стороны той большой постройки? — Нетерпеливо озиралась девушка, грея холодный металл винтовки. — Ничего не слышал. Надя, я спрашиваю, где ты находишься? — Для Князя это был непривычно серьезный тон. Под ложечкой засосало, и егерь удивленно вздохнула. Да что же это такое? Одна её половина — охотничья — била в набат и яростно требовала гордо посылать всех спартанцев, даром, что Мельник до сих пор не вкинул для нее пару ласковых в радио. Другая — девичья и наивная, падкая на чувства, легко будоражилась и желала доверять и слышать по вечерам из соседнего купе звонкий заразительный смех. Мельник был прав. Она — дура. — Если на восток от Авроры идти по тракту… На дереве сижу. — Вот там и сиди. Мы скоро будем. Да уж, навела ты шороху, охотница… Конец связи. Стыд и позор ей — просидевшей так еще десять минут. Да простят её красивые глаза Князя — слушаться его может иногда и приятно, но только иногда. Надя спрыгнула и рысцой посеменила к огородам, пробираясь сквозь поваленные деревья и прогалины. Обветшалые лачуги находились в предсмертном состоянии, в некоторые Надя даже не осмелилась и заходить. Преимущественно её интересовали растения: корешки, да прошлогодние ягоды, заледеневшие в почве. Она рылась в земле, не жалея замерших рук и обносила весь хабар с окрестных изб. На случай, если её действительно погонят — хоть с голоду не помрет. Сжимая в кулак всю спесь и смелость, егерь двинулась к месту, откуда шел пронзительный человеческий крик. Сердце ей кровила тревожная дрожь, будто одинокий жалкий вопль мог быть предтечей чего-то по-серьезнее и чем быстрее выяснить степень угрозы, тем лучше. Сначала Надя не поверила глазам, рассудив, что надышалась плесневелого воздуха в чахлых домах, но затем с леденящим в жилах ужасом осознала, что весь овраг заполнило серое море кикимор. Огромная стая, несоизмеримая с тем, что приходилось доселе встречать. Голодное море остервенело царапающих друг другу спины мутантов, тонущих в собственной слюне и требухе. Отвратительный хруст сухожилий и костей дал ответ на вопрос, за что так безжалостно вгрызались друг другу в шеи мутанты. Кровавое месиво, растасканное ошметками по всему оврагу сейчас едва-ли напоминало человека. Охотницу била крупная дрожь и отсутствие завтрака впервые сказалось в позитивном ключе на её состояние. Рация выпала из дрогнувшей руки, и Надя с замиранием сердца наблюдала, как кто-то ловко перехватывает её, едва прибор успевает коснутся земли. — Артем, твою мать, — Натужно проскрипела зубами девушка. — Что мы будем делать с этой пи… — Тихо, — прошипел Черный, — Пока ничего. Они отошли к небольшой избе с двориком и заржавелой калиткой, организовав внутри временный НП. Егерь наконец размяла спину, погрузив брезентовый рюкзак, полный хабара на плечи Артема, который мужественно взял на себя миссию поведать Мельнику о их неприятной находке. — Наших не видела? — На автомате вел беседу Черный, погруженный в идеи о кровавых и не затратных расправ над стаей. — Ваших не видела. — Отозвалась Надя и наткнулась на ехидный взгляд. — Я тоже долгое время считал себя чужим. До сих пор мелькает ощущение. — Прости, думаю у нас с тобой совсем разные ситуации. — Надя улыбнулась. Артем был интересным собеседником, когда говорил. — Почему же? Ты одна. Ищешь дом. Свободу. Возможность. — Брата. — Поправила егерь. Её единственная цель, интерес, дом. И все это совершенно не связано со Спартой, Авророй и требованиями полковника. — И это единственная причина, почему ты ушла? — Зажег тонкую лучину и принялся натирать убсуром рельсу Черный. — Нет. — Пожала плечами Надя, шутливо ежась от сквозняков, — Свежий воздух жуть, как люблю. И чай. — И чай? — Сипло рассмеялся мужчина, скрупулёзно превращая найденные подшипники в смертоносные заряды для пневматики. Егерь, смекнувшая особенность Артема впадать в прострацию, оставила мужчину одного, устроившись на брусчатке у дома. Гнетущее ожидание съедало изнутри, так что тягомотная боль от впившегося в плечо ремня винтовки почти не чувствовалась. Странный транс уносил её все глубже в темноту. События прошлого мелькали пред глазами. Не отрефлексированные, болезненно яркие. Дорога. Волга. Развороченная спина. Месяцы пьянства. Аврора… И вновь дорога. Смех, тепло и лихая песня. А еще глаза, ярко серые, словно мглистая дымка высоких облаков. Надя явственно поняла — чтобы не случилось в следующие месяца, она нисколько не жалеет о своем решение присоединиться к экипажу. Даже не смотря на скорую перспективу быть посланной полковником. Из-под сени деревьев показались макушки спартанцев, бесшумно перемещающихся меж неохватных стволов. Надя, продолжая сидеть на холодной плите, засматривалась. Спарта — будто другой мир, в котором человек продолжал отчаянно бороться за право на жизнь. Гордо и честолюбиво. Не жалея головы. Не скатываясь к бескомпромиссной жестокости. Ничего подобного ей раньше не встречалось. Если и кто и рискнет построить новый мир — так это они. — Будешь сидеть на холодном детей не будет. — Усмехнулся Алеша, ловко перепрыгнувший через косой прогнивший забор. — Упаси господь! В таком-то мире детей заводить… — Егерь передёрнула плечами, гоня подальше волнительные мысли о материнстве. — А что мир… — Протянул Идиот, невзначай присоединившийся к беседе. — Другой нам уже вряд ли светит. Бойцы разбрелись очерчивать территорию, взгляды мелькали угрюмые и озадаченные новой проблемой, но никто и слова недоброго в её сторону не сказал, за что Надя мысленно поблагодарила мужчин за проявленную тактичность. Во двор зашел Князь, настороженно вертящей головой по сторонам, описывая дулом винтовки каждый шелохнувшийся жухлый лист. Сосредоточенный спартанец кажется и не заметил, как из большого бушлата ему робко махнула рука смятенной охотницы. — Там кто-то есть! — Воскликнула Надя, охнув для пущего эффекта. — Где?! — Приготовился Князь стрелять на поражение в невидимого врага, пока Надя хитро прятала смешки в колющем вороте свитера. — Ах ты. Диверсантка мелкая! У нас тут полная боевая готовность вообще-то, упырей развилось тьма тьмущая. Дичь лесную всю сожрали, падлы. — И не только еë, дома тут обжитые стоят.— Поежилась девушка, вспоминая нелицеприятную картину. — Не думай об этом, охотница. — Мужчина принялся подпрыгивать, стряхивая куски вязкой грязи с берц, затем расплылся в легкой улыбке. Разведчик был явно себе на уме. Она и обмолвиться не успела, как спутник безмятежно плюхнулся под бок. — Ты, кстати не рассказывала, что у тебя есть брат. — Оживленно выдал Князь, а затем усмехнулся и с легкой обидой, будто ребенок, чье природное любопытство было не удовлетворено, добавил. — Не сильно ты с нами откровенничала. — Извини, — Надя неловко улыбнулась, умиленная пытливостью и интересом, с которым молодой спартанец смотрел на все новое и неизведанное. И почему-то даже не смутилась, что в их случае неизведанным была она. — Я и сама не знаю, есть ли он до сих пор. Хотя нет. Я не имею права думать, что его нет. Пусть буду единственной, кто считает его живым. — Вот значит как. Ну… Твоё дело правое! — Князь уставился на охотницу, искренне дивясь легкости, с которой мелкая девчушка выдерживала удары судьбы. Но главное — её непоколебимой надежде, которая, если рассудить, была действительно безосновательной. Однако пару месяцев назад все были схожего мнения о вылазках Артема на поверхность. И оказались неправы. Глупая упрямая вера сталкера с отдалённой станции спасла москвичей. — Эх, всем бы таких… Сестер. Разведчик заметил поникшее состояние девушки, рассудил, что оно никуда не годится и смешливо спросил: — Так как там на деревьях сидится? Макак не встретила? Хорошо хоть местных не видно, а то ты этой коряге, как на ладони. Ну даешь, приходи и бери называется. — А ты не подглядывай за мной! — Надя подбоченилась и воскликнула, косясь на спартанский бинокль. — Макак не было, но вот один орангутанг краснопопый увязался… — Егерь не выдержала и разлилась мерным смехомсмехом. — Сама ты краснопопая, — Обидчиво перевел стрелки Игорь, но затем играючи ухмыльнулся, обуянный вешним запалом и молодым духом. — Ух и забавная ты, когда пьяная. Неужели так впечатлилась прогулкой по волге, что дифирамбы запела! Мне? Краснопопому то? И что там насчет первой, я так и не понял? — Я не имела ввиду то, о чем ты подумал! — А откуда ты знаешь, о чем я подумал? Ух ты, покраснела как. Словно рак! — Ну все! — Зелень потемнела в девичьих глаза, и егерь переступила все мыслимые и немыслимые рамки приличия, ловко и быстро прошибая бок разведчика мелкими ударами, однако Князь, внимательно наблюдавший за процессией, только шире улыбнулся и Надя, робко выдохнув, готова была рвать на себе волосы, воображая как глупо выглядела её жалкая попытка найти слабое место спартанца. — Защекотать меня пытаешься? Я ж не боюсь! — Гордо объявил Князь, бегло рассматривая сокрушающуюся охотницу. Здесь и сейчас, при ярком свете весеннего солнца, взлохмаченная девчонка со слегка диковатым взглядом и алыми то ли от холода, то ли от смущения щеками, непринужденно вторила его смеху, щипая и развивая на ветру траву. Надя могла бы стать ему хорошим другом и товарищем. Такая простая — совсем не похожая на трепещущих женщин Московского метро, с сухими и жадными глазами, прижимистыми нравами и брезгливостью к запахам боя, вьющимся бок о бок с судьбой спартанца. Гулкий вой разразился в округе и среди густых зарослей показались куцые холки быстрых, как молния, подначиваемых голодом, мутантов. — Стражи! — Закричал Алеша, следом за ним из чащи выскочил подстреленный зверь, который тут же пал замертво с мерзким звуком выбитой гортани от винтовки Идиота. Поднятый смог полуденной пыли резал глаза и Надя в панике навела мушку на оскалившегося зверя, метившего прыгнуть в её сторону, но необычайно юркое создание увернулось и пули улетели в молоко. Еë, потерянную и испуганную, словно тряпичную куклу, уволок Князь, мертвой хваткой за руку, а затем бесцеремонно поднял на пологую крышу, больно стиснув ребра. Артем перехватил девушку, и егерь быстро сориентировавшись, раскрошила свинцом голову зверя, почти завалившего Князя наземь, возвращая долг за спасенную жизнь. Разведчик мигом залез следом, вытянутый наверх Алешей и Артемом. Началась бойня, которая постепенно переросла в кровавую баню, казалось от бесконечного града пуль мутанты начинали плавится и стекаться в обугленную, злобно визжащую кашу из плоти и требухи. — Эта мразь кончится когда-нибудь? Лезут и лезут! — Алеша в отчаянии пнул рассеченную башку зацепившегося когтями за сруб крыши мутанта. — Сколько у кого осталось патронов? — Едва различимо прокричал Идиот. Пока мужчины стоически сдерживали орду одуревших от такого сопротивления мутантов, Надя, что есть силы заорала в эфир: — Аврора! Нас окружила огромная стая! Нужна подмога, срочно! Рядом со складом. — Сердце плясало чардаш. Охотница яростно кинула пустой магазин в клыкастую рожу монстра. Огонь битвы заволок простуженные легкие царапающей жаждой. Жаждой жизни в первую очередь. Она не была готова вот так умереть, пусть и плечом к плечу с достойнейшими из людей. Замыленным от стрельбы глазом, девушка заметила как плечо Игоря, постепенно темнеет. Цветущие алые капли на сенном настиле подтвердили тревожную догадку. — Деуржитесь! Мы скоуро будем! — Затрещал эфир запыхавшимся голосом Сэма. Твари, почувствовав преимущество, перешли в активное наступление, влезая наверх по плотной горке трупов сородичей. Мужчины, не успевающие перезаряжать винтовки, активно отбивались прикладами и ножами, и Надя, глядя как иссякают силы спартанцев, приняла отчаянное решение. Она спрыгнула с другой стороны крыши, терпя пульсирующую боль в пятках и незаметно оббежала стаю с другой стороны, а затем с надрывом крикнула, дабы отвлечь бушующую стихию смерти и голода на себя. — Я здесь! Ублюдки! План сработал молниеносно, вот только еë теперь увы — спасать некому. — Вот я дура, господи, дал бы ты мне мозгов… — Тараторила девушка, карабкаясь и соскальзывая с бурого ствола, нервно улыбаясь тому, что собственные недальновидные выборы и привели к тому, что она сравнилась участью с букашкой под тяжёлым ботинком. Сама виновата — полезла, куда не стоило. Никто не просил покидать родной хутор, хамить Поволжцем, присоединяться к военной группировке и тем более, геройствовать ценой жизни. Ошалелое зверье захлебывалось злостью и добрая половина мутантов поскакала в сторону лёгкой добычи. Князь, вынув нож из глубокой глазницы зверя, только заметил пропажу мельтешащей под боком девчонки и замер, когда услышал издали её голос, поносящий стражей по чем свет стоит. — Какого черта она творит? — Алеша дуплетным выстрелом добил очередного мутанта. — Пойду узнаю! — Рассерженно выкрикнул Князь, не раздумывая спрыгнув в мокрое месиво из тел. — Совсем сдурел! — Раззявил рот Леша, только и успевающий, что таранить все новые головешки. — Оба покойники! — Мрачно бросил в сторону удалившегося товарища Артем и сам попытался прорваться на помощь сквозь ряд брюзжащих упырей. — Если выживут, даю слову, я их прибью! Князь двигался молниеносно, лоббируя свою позицию с помощью силы и горячего свинца, высматривая, как стая недовольно скалится и прыгает на высокую яблоню. И когда он разглядел повисшую среди ветвей охотницу, в сердцах выругнулся. И ведь не обманула, девица, когда назвалась живучей. С разбега он влетел на ветку пониже, обтесывая мох и кору и начал пулять из Макарова. Надя только и успевала, что удивленно хлопать глазами и цепляться по крепче, но услыхав предательский хруст дерева под массивным телом мужчины, что есть мочь, обхватила плечи спартанца, помогая ему забраться выше. — Что ты здесь забыл? — волнительно заверещала девушка в тёмный затылок, не берясь разорвать рук, каждой клеточкой тела ловя волну отдачи пистолета в область грудины. — Что ТЫ здесь забыла? Тебе голова зачем?! Чтоб откусили? — Обернулся к ней Князь, одарив сердитым взглядом, а Надя смущенно уставилась на подбитую свору уже не столь смелых мутантов. Между их лицами было не больше пары сантиментов и егерь импульсивно засмотрелась на обветренные мужские губы. На фоне приближающейся страшной, болезненной и бесславной смерти, еë стеснение было особенно неуместным. Князь, проследив за линией взгляда девушки, удивленно поднял брови и отдавшись странному порыву, вновь дотронулся до дрожащего плеча и неловко ободряюще потрепал пропахшей порохом рукой. — Так и знал, что помру молодым! — Бодро рассмеялся Князь, но Надя знала — он не падает духом, лишь ëрничает для приличия. Интуиция подсказывала — мужчина по долгу службы попадал и в более опасные передряги. — Нет! — Девушка ещё сильнее схватилась за спартанский костюм. Всякая неловкость испарилось вместе с едким оружейным дымом — сейчас все было к месту: его усталый смех, еë отчаянная улыбка и тепло вынужденной близости. Возможно последнее тепло, которое им суждено ощутить. — Не смей так говорить! И умирать не смей! — Да разве так просят? Неет, тогда точно помру. — Хитро покосился Князь на вымазанную в пыли и крови охотницу, подмечая, что своим всполошенным видом она походит на сумасбродного мальчугана, закутанного по шею в тряпье. И только тугая длинная коса выдавала в ней девушку. Возмущенная егерь, определив, что совершает сейчас самую большую глупость в своей жизни, неуверенно потянулась к щетине разведчика. Нечего скрывать, дела их были плохи. Князь нащупал за пазухой последнюю гранату и уже было хотел сорваться вниз, как ощутил невесомое прикосновение к своей щеке. Нежное и теплое. Совсем недолгое. И обезумел, на ходу переламывая шею хлипкому истекшему кровью мутанту, уводя свору прямиком за собой. Затем ещё одного и ещё. Голыми руками сражаясь с посмевшими посягнуть на их жизнь монстрами. Безмозглые существа, созданные радиацией, видимо забыли, что самый страшный из монстров на земле — человек. В пустых карманах спартанской амуниции было бесстрашие, одна единственная граната и поцелуй — пусть не его женщины — но женщины, которая просила вернуться живым. Этого было достаточно. Надя смотрела в след едва знакомому солдату и горячие слезы лились по лицу, щипля ранки и выжигая на щеках полосы инея. Давно не было так больно от слез — потому что лились они по хорошему человеку. Настоящему человеку, который никогда не отказывал ей в помощи и вероятно не отказывал никому. Князь по неизвестным мотивом так — вдруг поставил еë жизнь выше своей. А посему егерь уже внутренне решила, что умирать им суждено вместе. Категорически вместе. Припасенный на темные времена кустарный автомат, представляющий мутантам минимальную угрозу, безнадежно щелкнул предохранителем в руках девушки. Тетешник, завидев несносную пушку в рюкзаке Наде, чуть не посидел и долго ещё матюкался, облагораживая самодел. А затем жирно намекнул, что легче ему будет собрать новый, а это творение, спертое из Волжского барака, разобрать к чертям. Летящей походкой по сырому грунту она неслась без передышки, несколько раз проехавшись по изрытому когтями дерну, и толком не целясь, начала шмалять по задницам обступивших Князя зверей, те тоскливо заскулили, разбегаясь по сторонам, злобно разрывая сородичей. «Добычу делят» — пронеслось в голове. — Я на подмогу! Принесла вот.— Впендюрилась Надя в разведчика, который по виду готов был сделать с ней что-то нехорошее, и протянула уже начинающий перегреваться самодел. — Кому-то жить не хочется вовсе? Да? — Князь грубо завел девушку за спину и принял ружье. — Ублюдок что-ль? А получше ничего не нашлось?! — Ехидно усмехнулся Князь, поливая свинцом остатки стаи. — Кстати я тебе уже говорил, что ты глупая? — Второй раз уже! — Знаешь ли, охотница, могу даже и третий. — Ух какой, а что ещё можешь?! — Надя не выдержала и вспылила, напуганная, истерзанная и вымазанная кровью мутантов. Отбивать злую иронию спартанца моральных сил не осталось. — Что ещё могу? — Переспросил Князь, ловко попадая даже из худо сварганенного ублюдка. Непослушная сталь сквозь перчатки обжигала руки солдата. Пока над ними висела серая туча оружейного едкого дыма и сулила близкую погибель, пока раны кровоточили, а воздух становился вязким и тяжелым, он думал о том, что бы ещё мог. — Что я могу… — Ублюдок ожидаемо клинит, а мутанты с развороченными животами в болезненном предвкушении стягиваются к двум обреченным. Князь клянет все на свете и решает, что поступить так перед смертью не самый худший поступок. В конце концов, она сама пошла за ним. Сама простреливала взглядом его губы. Зачем-то поцеловала в щеку. И сама задала двусмысленный вопрос. А сейчас даже не отходит — почти трется об него часто вздымающейся грудью и что-то верещит о том, что ей очень жаль. А ему не жаль. Он оборачивается и смотрит в зеленые глаза, растерянные, покрытые пеленой слез. Но вместе с тем — в них непоколебимая уверенность, которая нагло вторит наперекор хозяйки — ей тоже совсем не жаль. Иначе никто бы из них не поступил. У Нади внутри пляшут черти, и переворачивается сердце, а руки хаотично смахивают непослушные пряди. Ей страшно от того, с каким напором смотрит спартанец, без ехидства, иронии или злости. А так — будто внутри взрывается граната, которую тот импульсивно вертит в руках. Отчаянная полуулыбка Князя сияет ярче всех люминесцентных ламп подземных бункеров. И Надя принимает за честь, что сотрет её не смертельная схватка с мутантов, а она, губами солеными от слез. Но мыслям двоих суждено остаться лишь тайной. Вокруг начинают реветь огнемёты и дикие языки пламени жадно поглощают плоть зверей. Князь опрокидывает заторможенную зрелищем бьющихся в конвульсиях тел Надю и закрывает её собой от жара огня. — Какого черта! — Елозит егерь по земле, отталкивая спартанца вместе со всеми несбыточными мыслями о плутовской улыбке. — Ну драться то зачем? А вот и наши подоспели. Что-то вы очень быстро, можно было ещё пару часиков погулять, мы бы и сами тут управились. — Полно тебе! Жив, брат? — Дамир поднимает на ноги друга, к ним стягивается спартанцы знатно повеселевшие, завидев целыми и почти невредимыми нерадивых товарищей. — Живее всех живых! Ты лучше Надьку осмотри, ей тоже досталось. Егерь отмахнулась, попав в цепкие объятия взыскательно смерившей её взволнованным взглядом Анны. — Артем мне все рассказал! Я тебя, смертницу, больше никуда не пущу! Ишь вздумала, в глотки мутантов прыгать! — Ситуация. — Егерь закашлилась от смердящей вони догорающих тел. — Не оставила мне выбора. — Ну вот еще и дымом надышалась, пойдем отсюда. Пойдём. Но вместо внятного ответа охотница обессиленно плюхнулась в ноги дочери полковника. Обожжённая земля на ощупь колкая и враждебная, такая же, как Надин взгляд, направленный на спину Князя, уже заливающего товарищам во всех подробностях о том, как они чуть не стали лакомым кусочком. Благо, умолчать о подробностях додумался. Не существует никакого разумного объяснение тому, что происходило пару мгновений назад. Как она будет объясняться с Князем? Да в глаза ему смотреть теперь как? Под металлический скрежет утихают все голоса. Мельник молчаливо вертит головой. Если встречу с громадной стаей пережить удалось, то тут же их ничего не спасет. — И как вас только угораздило так вляпаться. — Ну кто же знал, что они такие непуганные здесь, товарищ полковник. Оголодавшие, аж на ножи бросаются! — Алеша активно жестикулируя в сторону девушек, намекает Анне подальше увести егеря, которой непременно прилетит по шапке за девиантное поведение в критической ситуации. Намёк охотница ловит мгновенно. Тлетворный запах горящей плоти гонит её прочь.***
На обратном пути стоял настоящий гвалт брани и ругани. Мужчины обменивались флягой, хмуро судача о пережитой битве. Горький дым дрянной махорки, с братской заботой свернутой в тугую самокрутку Идиотом, подарил девушке блаженное расслабление. На удивление, больше всего Наде досталось не от полковника, который по всей видимости решил не замечать её как такого существования в отряде, одарив тяжелым взглядом всего раз, а от Артема, да остальных спартанцев, не оценивших акт самопожертвования юной девушки, которой ещё жить и жить. Немой шепот прошелся меж рядов мужчин и частое звучание своего имени начинало напрягать девушку, однако что-то явственно изменилось во взглядах спутников. Это была горькая благодарность, которую солдаты ума не могли приложить, как высказать. Радикальный метод охотницы все же оказал значительное влияние на исход схватки. Пока Надя так удачно отвлекла мутантов, у Артема появились бесценные крохи времени на поиск оружия. Девушка надышаться не могла степным влажным воздухом. Она пару раз зыркнула на Князя от души затягиваясь, совершенно не специально намекая, что никакие серые глаза над ней не властны. В конце концов бравый разведчик умудрился свиснуть из её рук заветную папироску и выкинуть прямиком в грязь. — Хочешь войны? — Зарделась Надя пуще прежнего, но под серьёзным взглядом, в котором отчетливо читались грусть и смятение, растерянно утихла. — Рыжая, я поговорить хотел, а не воевать. — Валяй, Княже. — Ну ты это не обижайся, если я там чего ни того. Мы ведь это. Мужчины. Ну и это, а ты девушка. — Слушай, а ты ведь не зря в разведку пошел. Наблюдательность так и прет. — Хехехе, вообще-то охотница, я многое подмечаю. Вот ты например, перед тем как стрелять гладишь винтовку три раза по корпусу. А когда нервничаешь перекидываешь косу на другую сторону. Ну что, удивил? — Ошеломил! Думаешь я так не могу? Только неинтересно за тобой следить — что не посмотри, так ты либо лыбишься как не в себя, либо своим смехом ставишь на ноги всю округу. — Смех продлевает жизнь, тебе бы вон тоже не мешало почаще улыбаться, а то ходишь все с такой кислой миной, будто дер. Кмх, чего недоброго наелась. Егерь дала волю эмоциям и рассмеялась, чувствуя, как оптимизм спартанца медленно передается и ей, вытесняя все неприятные впечатления после боя. Закат, раскинувшийся крестом поверх лесных курчавых равнин, дарил выжившим миг тепла и надежды. Разговор охотницы и разведчика перетекал с темы на тему, Князь будто поставил своей целью излечить зашуганную девчонку нескончаемым градом шуток и пустых рассуждений. Пустых только на первый взгляд. В конце концов, оба и думать забыли над чем хотел извиниться Князь и начали обмениваться забавными историями о житейских мелочах. Князь ненароком посматривал на охотницу, с венком степной ржи обрамляющем веселые рыжие волосы. И понял, что все они были не правы, когда пытались удержать взаперти бесшабашную девчонку. Свобода была ей к лицу. Товарищ полковник, может пока не поздно того? Назад? — Сплюнул в лужу Алексей. — А как без тебя, Леха, младший офицерский состав будет, ты не подумал? — Чёрный подбадривающе кивнул, крепче перехватывая добытый в обветшалом бункере огнемёт. — Ганза то конечно нас примет обратно с распростёртыми объятиями. Каждому по пуле в лоб, в лучшем случае. — Акм мирно холодел в руке Идиота, а чутье вторило, что это далеко не последние испытание на пути к Ямантау. Флегматичным взором он остановился на хохотающей парочке и невольно улыбнулся. Если с Лешей девушка превращалась в огнедышащую мигеру, то легкий на подъем Князь расположил к себе гостью так, что та начала расцветать, травя похабные анекдоты и краснея. — Поезд отправляется со станции «долбанные упыри»! Просьба не задерживаться! — Крикнул на последок Алексей.