* * *
Питер в унынии поднялся с кровати и сел, прижав кулак к своим губам. Его трясло. Он хотел, чтобы это чувство исчезло как можно скорее, но чем больше он этого желал, тем сильнее его охватывала паника. Глаза исподлобья смотрели в стену, созерцая пустоту, чтобы разбавить ею колющее чувство вины. Обнажённая спина стала саднить от колючих мурашек каждый раз, когда он задавал себе один-единственный вопрос: «Зачем ты это сделал?». — Нет, — шепнул он, задумчиво водя костяшкой указательного пальца по губам. Лицо напряглось, а челюсти крепко сомкнулись. — Что с тобой? — неожиданно женская рука коснулась его широкого плеча и прошлась вдоль ключицы, — О, кажется, мне ясно... Ты хочешь продолжения? — приторно сладкий голос так сильно взбесил парня, что он со злостью скинул с себя руку девушки и резко встал. Накинув на бёдра одеяло, Питер отошёл к стене, где висело зеркало. Он прислонился к нему локтем, наклонив голову вниз. До жгучей от привкуса крови боли, он прикусил губу, сжал свой рот ладонью. Он часто дышал, как после кошмара — хотя, возможно, то, что происходит с ним и есть самый настоящий кошмар. — Мне уйти? — осторожно спросила она, прикрывшись одной рукой. — Убирайся, — приказал Питер, едва ли взглянув на девушку. — Но ведь... — Я же сказал! Пошла вон! — он выдержал паузу, в которой боролся с чувством отвращения к самому себе, — И скажи остальным, чтобы убирались ко всем чертям. Она мигом нашла своё платье и также быстро оделась, чтобы не заставлять Питера ждать. Добравшись до двери, ей хватило смелости задать последний вопрос: — Киллиан вернёт нас обратно? — Очень на это надеюсь. Вскоре Питер остался в комнате один. За окном всё ещё ночь, а значит, времени прошло не много с тех пор, как он последний раз видел Венди, но сейчас... Ему жутко хотелось увидеть её вновь и извиниться за то, в чем он не сможет ей признаться. Потерев височную часть головы, он отошёл от зеркала и сел обратно на кровать. Затем вновь прижал сжатый кулак к губам. Большой палец нервно водил вдоль челюсти. Изумрудные глаза блеснули в слабом свете свечи и устремились снова к окну. Он ещё никогда так отчаянно не боролся со своей совестью. Он ещё никогда так сильно не ненавидел себя.× × ×
Насколько удручающей кажется игра в куклы мужчинам, когда они наблюдают, как их дочери с энтузиазмом примеряют на игрушки новые платья, предлагают выпить им горячего чая, шевелят руками и ногами, заставляя их идти... Безобидные игры и впрямь могут показаться скучными, но только если не посмотреть на кукол с другой стороны — темной стороны их мироздания. Редко, кто вообще смеет об этом задуматься, но человек, которого в волшебном лесу прозвали «Кукловод», думает об этом постоянно. Сырая мгла сгустилась над деревней, расположившейся рядом с Тёмным лесом, где жили ведьмы, колдуны и жуткие существа, любившие пугать людей темной ночью. В поместье было темно и мрачно, и единственное, чем Кукловод решил подсветить своё рабочее место, была тонкая свеча с гнилой подставкой, на которую плавно стекал воск. На грубоватых пальцах мужчины были закреплены тонкие ниточки, которые двигались ровно столько, сколько этого хотел Кукловод. К леске была привязана кукла. В его необычной коллекции она единственная поддается движению. Остальные остались сидеть на полках, наблюдая за своим хозяином пустыми кукольными глазками. Золотистые косички бились о тонкие плечики куколки, её лёгкая голова наклонялась с одного бока на другой. Кукловод наблюдал за движениями игрушки до тех пор, пока его не начало трясти от злобы. По его мнению, кукла растеряла всю свою привлекательность и больше не радует своего хозяина... Нужно срочно что-то менять, чтобы насытиться удовольствием от игры. Кукловод бросил куклу на стол и грубо ударил кулаком по столу. Он уставился на парик игрушки и ярко представил себе, какого же было бы, если бы на месте куклы была настоящая девочка... Теперь эта мысль не хотела покидать его вплоть до прихода гостя. Он появился в комнате странным образом — дверь оставалась закрытой. Гость был в капюшоне, но, несмотря на это, Кукловод знал, кто решил навестить его. — Я нашёл его, — заявил мужчина, доходя до стола, чтобы положить на него волшебный боб. — Неужели? — лицо Кукловода было скрыто белой маской. Никто не видел его... Но не было сомнений, что этот человек молод. Старше двадцати лет, вероятно, и, всё же, странно: с виду могло показаться иначе, — Ты так долго шёл к этому, и теперь можешь признать себя настоящим героем. — Это лишь полдела, — возразил мужчина, — Теперь я уверен, что Нетландия для меня открыта, словно новый горизонт... Но я говорил тебе, что это не всё. — Гидеон, — кукловод поднялся с места, оставляя куклу лежать на столе. Он больше никогда к ней не прикоснется, — Что же ты намерен делать дальше? — Ты рассказывал мне, что мой отец умер в муках, как и мать, — начал он, — выходит, что именно этим я и должен отплатить тому, кто забрал их жизни, так? Но я не собираюсь спешить — теперь некуда. Тот, кого я презираю больше всего на свете, будет жить в страхе, зная, что он под прицелом Тёмного мага, способного вырвать его жалкое сердце из груди и раздавить его, — Гидеон сжал до боли в костях кулак и поднес его к лицу, воображая, как воплощает свою мечту в реальность, — Он будет мучиться очень долго... Я об этом позабочусь. — Не сомневаюсь в твоих способностях, ведь всему обучил тебя я, но есть что-то, чего ты никогда не сможешь понять, если не усмиришь гордыню. Пэн тебе не по зубам, если правда считаешь, что он будет жить в страхе. — Этот жалкий трус выдает себя за того, кем никогда не являлся! Двенадцать лет я жил с ним на одном острове — поверь, знаю, что говорю. Мой отец был лучше него и сильнее, но этот взял хитростью... Что ж, так и я сделаю так же! — Будь терпелив, Гидеон. Иначе все рухнет у твоих ног, не успев начаться. — И чего ты вдруг раскомандывался? — мужчина схватил со стола куклу и с размаху бросил ее в камин. Кукловод спокойно стоял рядом с ним, наблюдая, как загорается труд его давней работы. И, все же, теперь никчемной. — Сколько бы тебе ни было, ты остаешься все тем же мальчишкой, каким я тебя спас с острова... Ни терпения, ни здравого ума. — Какой здесь здравый ум уместен, если речь идет о мести? — спросил Гидеон, отходя к окну. Он раздумывал. Раздумывал над тем, как поступить со всеми на том проклятом острове. — Почему мы не можем оставить эту птицу здесь, мама? — спросил мальчик, поднимая взгляд на Венди, стоящую рядом с ним. — Ей не жить — так сказал Феликс. — Я верю, что нам удастся её спасти, — девушка выглядела слегка расстроенной, и все же ее теплая улыбка, которую она с уверенностью держала на лице, согрела печаль мальчика. — Это живое существо, Гидеон. Нельзя так просто взять и лишить её жизни. — Но не мы же ранили её! — Оставить её здесь — всё равно что пустить в её крылья стрелы. Всегда помни об этом. — О чём именно? — Если ты отнесешься к жизни живого существа с безразличием, будешь ни чём не лучше Питера. — Я не хочу быть, как он! Не хочу-не хочу-не хочу! — Гидеон? — Ну что ещё? — вынырнув из глубокого омута воспоминания, он наконец очутился реальности, но не был особо этому рад. — Ты ушёл в себя, оставив свои мысли без продолжения... Что же станет с теми, кто принёс в твою жизнь боль потери? Расскажи мне. — Они все пожалеют, — с опозданием ответил Гидеон, вновь вспомнив слова той, которую любил всё своё детство. — За ложь, за боль, за все остальное. Я сделаю их жизни невыносимыми.В воде совсем небезопасно. Непривычный холод сковывает движения и сводит ноги, болтающиеся в невесомости в поисках дна, которого она не ощущала с тех пор, как с огромным плеском рухнула с палубы корабля в море. Бушующий ветер гнал мощные волны, вспенивая поверхность воды и превращая ее в лезвие ножа.
— Если все пройдет, как надо, обещаю, ты получишь лучшую куклу из всех, которые у тебя были.Руки трясутся от изнеможения. Она больше не может ими управлять, чтобы грести дальше к берегу. Он в пятидесяти метрах от неё и кажется таким недосягаемым, но она проделала уже больше половины, так что сдаваться было не совсем уместно.
— Неужели? — Поверь мне. Я знаю, что обещаю. — Ты всегда так говоришь.Волна накрыла с головой, но ей удалось оказаться вновь на поверхности. Рот жадно глотает воздух и случайно впускает внутрь соленую воду. Она не успевает откашляться — её накрывает вторая волна.
— Я должен выдвигаться в путь.Третья волна делает ее максимально уязвимой, а четвертая прячет ее бессознательное тело под толщей воды, но не тянет ее вниз. Оно продолжает двигаться прямо к берегу без участия девушки.
— Счастливой дороги.