Sagrada de Família

Я каюсь, ибо я грешен пред Тобой. Я каюсь, ибо грех мой так тяжек, что сдавливает нутро мое изнутри, сжимает легкие и выкручивает кишки, и я падаю пред Тобой на колени, и тяну к Тебе дрожащие руки, не смея ухватится даже за полы твоих одежд. Я падаю пред Тобой на колени и целую землю, на которой Ты стоишь, и я дышу, зная, что дышу одним с Тобой воздухом, и я дышу жадно сверх меры, каждый вдох выдирая у сковавшей меня вины. Я каюсь, ибо не достоин такой, как я, смотреть на Тебя, говорить с Тобой, стоять подле Тебя. Ты позволяешь мне тысячекратно больше. Ты возвращаешься в комнаты позже остальных, под глазами Твоими залегают темные тени, и мне хочется выть от бессильной, выгрызающей душу вины, ведь я допустил это… Но Ты лишь улыбаешься мне – и боль становиться невыносимой. Разве достоин я того, чтобы Ты смотрел на меня столь нежно, разве достоин я этой теплоты в твоем взгляде? Я снимаю с Тебя обувь и со всей бережностью возвращаю ее на отведенное ей в шкафу место. Стягиваю носки, и с должным почтением отправляю их корзину с грязным бельем. Я не прощу себе пренебрежительности к Твоим вещам. Я смею обхватить Твои ступни ладонями. Я мог бы омыть их своими слезами и вытереть своими же волосами, и это было бы для меня удовольствием. Но Ты смущаешься. Тебе некомфортно, а я никогда не позволю себе потревожить Тебя. И потому я не позволю тому, что клубится внутри меня прорваться наружу, не позволю тебе узреть, сколь велика сила моего поклонения Тебе. Вина вновь царапает горло, и я тяжело сглатываю. Я целую Твои ступни, как грешник целует священный крест. Пусть и знаю, что расплавлюсь, сгорю, рассыплюсь прахом от того, что твориться в моей груди – это не важно, это ничтожно малая цена возможностью прикоснуться к Тебе. Это выше меня, сильнее меня, и я позволяю себе эту маленькую слабость. Даже зная, что остальные смотрят. Пускай. Все мы части Тебя, части пламени Твоего. Мы вернейшие из слуг Твоих, мы служители культа имени Твоего, мы орудия в руках Твоих, мы рабы Твои, добровольно отдавшиеся в рабство. Пусть никто из них и не осознал это до конца, не принял сердцем так, как принял я… Ты тоже не осознаешь этого. Пусть Ты не сомневаешься в нашей преданности, в нашей любви, пусть Ты одариваешь нас столь щедро, что иной раз я молю судьбу о том, чтобы этот сон никогда не заканчивался… Но каждый миг реален – Ты реален, равно как и я, стоящий пред тобой на коленях, и я рыдаю, стиснув зубы, не смея Тебя беспокоить, и грудь мне разрывает то, по сравнению с чем счастье – пустая радость. Ты не знаешь, что поклонение Тебе уже стало моей – нашей – сутью, Ты не знаешь, что каждый миг мы дышим для Тебя и ради Тебя, ты не знаешь, что из одной твоей прихоти мы пойдем на что угодно. Ты не знаешь этого – Ты не хочешь этого знать, ведь Ты называешь нас своей семьей. Равными себе. И потому я стою подле Тебя, помогая и оберегая по мере моих жалких сил, пусть даже и не достоин этого. Я помогаю тебе раздеться. Аккуратно развешиваю костюм, прячу галстук, часы и запонки в положенные им коробки. Я помогаю тебе в душе, отточенными движениями растирая спину, осторожно промывая волосы. От шампуня идет тонкий успокаивающий запах миндаля, от геля для душа – аромат крепкого кофе, и Ты довольно жмуришься, ведь они прекрасно сочетаются. Я долго искал то, что придется Тебе по-настоящему по вкусу. Я подаю Тебе полотенца и халат, я завариваю и подаю чай, я поджигаю Твою сигарету и краем глаза слежу, что бы ничего не случилось, пока остальные приводят себя в порядок. Я разминаю Твои напряженные от долгой работы плечи, благоговейно касаясь золотистой кожи, и обмираю – снова, как в первый раз, - когда улавливаю разгорающееся возбуждение. И молча возношу последнюю молитву. Ведь Твои поцелуи – есть страшнейший из ядов. Ведь они убивают меня. Твои поцелуи, Твои прикосновения, они прожигают кожу, они плавят кости, срывают сердце и расходятся по нервам высоковольтным напряжением, и я не могу дышать. Ребра ходят ходуном, альвеолы никогда еще не были так полны воздухом, кровь не бежала так быстро, но я задыхаюсь, я тону в разъедающем тело и душу мареве, я сгораю заживо в Твоих руках, я умираю - и это слишком прекрасно, что бы сохранить рассудок… Я воскресаю под Твоими руками. Под Твоими ласковыми руками, перебирающими мои волосы, под твоим теплым взглядом, и я могу лишь скулить, отчаянно прижимаясь к Тебе. Мы засыпаем в одной постели, и это больше, чем я когда-либо смел представлять. Больше, чем я когда-либо заслуживал. И я каюсь, ибо грешен перед Тобой, ибо нет греха тяжелее того, что я несу на своей душе. Ибо мне было мало. Ты возвысил меня, ты поставил меня подле Себя, ты вручил Себя в мои руки, и я изучил тебя, едва ли осознанно. Шаг за шагом, черта за чертой, я впитал Тебя, я впитал остальных, как часть Тебя, и нет теперь ничего в Тебе, что не было бы мне известно. Все Твои пристрастия, желания и предпочтения, Твои страхи и огорчения, Твои шрамы и свежие еще раны, Твой образ мысли и Твои воспоминания, саму суть Твою – все что есть Ты навеки заключено в моей голове, в моем существе... Я стою перед тобой на коленях и каюсь, ибо я жаден. На Твои стол попадает лишь лучшая пища, в Твой гардероб – только лучшие вещи, вокруг будет лишь то, что не вызовет у Тебя отторжения, и ничто не смеет причинить Тебе неудобства - я знаю, ведь все это делается по моему приказу. Ни один документ не ляжет на Твой стол раньше, чем на мой, ни одна книга не попадет в Твои руки, если я ее не одобрю, ни один человек, не прошедший проверку, не посмеет даже приблизится к Тебе. И в любом месте, в любое время, я буду подле Тебя, я буду стоять за Твоим плечом и смотреть за тем, чтобы ничто не потревожило Тебя сверх меры. Я создал мир, в котором Тебе будет комфортно… Мир, в котором на всем, что будет подле Тебя будет мой отпечаток. Лишь идеал достоин того, чтобы быть преподнесенным Тебе. И я каюсь перед Тобой, хотя знаю, что моему греху нет прощения. Ведь если однажды Ты решишь уйти... Я не позволю Тебе этого сделать.