Passagio — Ludovico Einaudi
Дом у Паков завораживает, хотя минус дизайнерам интерьера за чрезмерное количество углов и винтовую лестницу на второй этаж. Выглядит красиво, но для семьи, в которой живет гемофилик это абсолютно непрактично и к тому же опасно. Хотя дом внутри правда красивый, а с наружи абсолютно простой. Напоминает эпоху ренессанса: вычурные канделябры под потолком, лепнины на стенах, картины в тяжелых позолоченных рамах с лесными нимфами и богами Олимпа, скорее всего. Зеленые и красные оттенки на стенах, идеально гладкий паркет с ковровыми дорожками, что ведут аккурат в гостиную. А в ней огромный зеленый бархатный диван и два кресла напротив. А еще камин… Такие помпезные дизайнерские решения Мин видел, разве что, в музее: — У вас не дом, а дворец какой-то, — Чимин нервно прыскает, — Вы давно тут живете? — Сколько себя помню, родители архитекторы, — он переводит дыхание, — Это я поперся в медицинский, а должен был идти по их стопам. Типо семейный бизнес, все дела, — по Чимину видно, что его эта тема слишком коробит, поэтому Юнги решает перевести ее на другой лад. — Я надеюсь, твоя комната не наверху? — Чимин улыбается, — Просто я бы не смог по этому саморезу подняться, — Пак снова смеется, а потом просит следовать за ним. И да, к слову, комната находится в конце коридора на первом этаже. Чимин смущенно смотрит на гостя, а тому интересно до чертиков, в глазах любопытство пляшет — какой интерьер выбрали для сына родители-архитекторы? Пак дергает ручку впуская Юнги внутрь. — Вау, — все что слетает с языка. Посередине комнаты огромная кровать с высоким изголовьем, а над ней балдахин, стены мягкие, он даже прикасается к ним, чтобы удостоверится. Все играет лазурными тонами, будто смотришь на озерную гладь и ловишь солнечные блики от солнца, жмурясь. — Тебе идет, — Чимин чуть ли не краснеет, активно контрастируя на этом фоне в своей ярко желтой пижаме. — Может быть ты хочешь поесть? Давай закажем что-нибудь? — Юнги зависает на секунду вглядываясь в вид за окном, которое выходит на пожелтевший осенний сад, —Хён? — А? Что? Ты что-то говорил? — Я спрашивал, какую доставку предпочитаешь? — от этого вида из головы вылетает все напрочь. — Что сюда приезжает? — Почти все, — Чимин подходит ближе к окну, всматриваясь в пожухлые листья, а потом ловит чужой взгляд, а там огонь горит, ярче чем гирлянда на рождественской елке. — Тогда может курочку? — неуверенно интересуется, потому что понятия не имеет хочет он есть или нет. — Знаю отличный ресторанчик, может посидим в зале? Я там приставку недавно подключил, экран побольше чем здесь, — он тыкает пальцем на зеркало в раме, что висит перед кроватью, а Мин бровь недоуменно заламывает, подходя ближе. — Только не говори мне, что это телевизор! Юнги не знает, на что надеется, произнося это вслух, явно не выглядеть глупо, но у него получилось именно это, пять баллов! Чимин что-то быстро набирает в телефоне, а потом со всех сторон начинает лить шум дождя, а на экране появляется картинка этого самого дождя. Господи, какой удивительный парень, а? — Успокаивающий звук, засыпаю под него, — комментирует содеянное, а потом плюхается на скамейку перед кроватью. Юнги делает так же. Кажется лимит его удивления на сегодня исчерпан. А зачем вообще постучался в дверь, понятия не имеет. — Это так умиротворяюще, еще чуть-чуть и я усну, правда! — получается тихо, голос Юнги такой низкий и приятный. Чимину нравится, жаль что сказать не может, потому что такие выпады не все оценивают. А как на это отреагирует Юнги знать он пока что не хочет. Хватило один раз необоснованных обвинений, закончившихся реанимацией. Не то, чтобы Пак боится, нет, вовсе нет. Просто пусть этот чудесный момент останется таким. — Приставка говоришь? — Чимин кивает, — Говори название доставки, я закажу нам еды, а ты иди пока, включай ее. — Ты закажешь? — ошарашено как-то переспрашивает. — Да, я же к тебе в гости напросился, с пустыми руками не приходят… — Но ты не обязан… — Еще как обязан, говори название и пошли в гостиную. — Курочка Лив, адрес ты помнишь? — Юнги кивает и открывает приложение доставки.*****
Когда в дверь позвонили первый раз, они не услышали, второй и третий — тоже. Только когда под ухом завибрировал телефон, настырно так, Юнги агрессивно поднял трубку, потому что схватку пришлось остановить, а на обратном конце линии курьер просил подойти и забрать заказ. Чимин краем уха услышал и побежал открывать. — Ты уверен, что мы съедим четыре порции? — топчась в дверном проеме интересуется хозяин дома, еле держа пакеты в руках, — Просто у Лив порции большие. — Я об этом не подумал, но зато сможешь завтра покушать, — улыбаясь произносит Юнги, а потом добавляет: — А еще там салатов тебе на пару дней, так что с голоду не умрешь. Чимин смотрит в другой пакет, а там правда ровной стопочкой контейнеров собрана еще еда, а так же несколько банок с пивом, две из которых безалкогольные. Не обращая на это внимание, он пододвигает кофейный столик ближе к дивану и ставит туда несколько контейнеров. — Ты заказал слишком много, не уверен, что осилю. — С чем-то я тебе помогу, а что не съешь, можешь утилизировать. — А пиво? — Тебе нельзя алкоголь, поэтому я взял безалкогольное. Не переживай, я уеду на такси, ничего страшного в этом нет, просто хорошо с тобой посидим, пиво не помешает в пятницу вечером, — ох уж эта ехидная улыбка, всю почву из-под ног выбивает у бедного парня. — И часто ты так сидишь? — он задает этот вопрос быстрее чем успевает подумать, да еще и с таким задумчивым видом, будто анализирует действия Юнги, но тот лишь хохочет, отвечая: — Только когда компания достойная, — и да, Чимину это выражение снова льстит. Чтобы умять две с половиной порции им хватило тридцати минут, желудок слегка переполнен, но от этого по телу такое приятное чувство разносится. Атмосфера уютная до безумия, душевная до мурашек под кожей. Приглушенный свет и пластинка, которую они недавно установили, дополняют обстановку. Чимин всегда любил классическую музыку, а теперь знает, что его вкусы разделяют. Они разговаривают обо всем, чем только можно. Начали с погоды, а вот сейчас размышляют о клонировании людей и как бы помогла генная инженерия тяжелобольным. — Юнги, а что стало с теми студентами, которые… ну. — Чимин не может сказать это вслух, страх до сих пор сидит в его голове, хотя прошел почти месяц. Но Мин понимает, поэтому скрывать ничего не намерен, Чимин же имеет право знать. — Я написал на них заявление в полицию, потом их вызвали в деканат, отчислили без возможности восстановиться. Суд был, но я потребовал не вызывать тебя, попросил расписку от врача, что тебе тяжело — это сработало. Видео с камер регистратора было достаточно для того… — Но почему? — Что почему? — Я бы мог прийти, да и вообще, это же может сломать их жизни… — Пак обмякает на спинке дивана, шепотом добавляя: — Они меня возненавидят. — Да катились они к черту, Чимин. Ты чего? — негодует Юнги, — Их людьми после такого сложно назвать, а ты переживаешь за их сломанную жизнь? Они учились на врачей, на профессию, которая должна помогать людям, а не калечить их. Они поступили неправильно, за это и поплатились! Я не мог просто оставить эту ситуацию, от их руки могли бы пострадать еще люди… в будущем! — он делает еще один глоток из банки и немного успокаивается, — Ты же знаешь, что я прав, нельзя жалеть всех подряд… — Но ты же меня жалеешь. — опять выпаливает не подумав, а Юнги даже замирает с банкой у рта, ловит чужой взгляд, а лицо его меняется. Юнги сердится? — Я тебя не жалею, я просто хочу тебе помочь, хочу быть тебе другом… — Другом? — почему-то именно на этом слове внутри что-то чертыхнулось у обоих.To each his own — Talos
— Да, другом. Ты талантливый, умный и интересный парень. Неординарный для своего возраста, мне безумно интересно общаться с тобой, — еще чуть-чуть и алкоголь возьмет свое, поэтому профессор начинает фильтровать речь, как умеет это делать в профессиональных кругах. — Да, мне тебя жалко, но не как брошенного бездомного котенка, нет! А как человека, с которым жизнь поступила несправедливо. И если в моих силах это исправить, то я пойду до конца. Я следил за тобой еще задолго до того случая. Видел, как горели твои глаза, когда ты выступал на моих парах с докладами. Ты достоин жить беззаботно, а я хочу обеспечить эту беззаботность, — и вот тут фильтр дает сбой, потому что по сконфуженному чиминовому взгляду и красному румянцу на щеках можно сделать вывод — со своим монологом профессор заехал в непаханое поле. — Неожиданно, — хрипло, — Я даже не знаю, как тебя за это благодарить… — Никак не надо благодарить, просто будь счастлив, мне этого будет достаточно. — Если бы я еще знал, каково это... — обреченно выдыхает, зачем затрагивает эту тему, понятия не имеет. Что для Чимина счастье? Быть здоровым и не бояться всего подряд? Слишком поверхностно. Слушать шум падающих капель дождя? Слишком просто. Сидеть на пассажирском сидении в машине профессора и наблюдать за пролетающим за окном городом? Слишком неоднозначно. Петь песни в караоке? Слишком приземленно. Видеть его улыбку и чувствовать запах парфюма? Слишком неправильно. Просто быть рядом с ним? Слишком глубоко. Из всех этих слишком и складывается счастье, разве нет? Но Чимин не знает, он может только догадываться. Собрать все это в кучу и назвать чем -то одним глобальным — затея не из легких, поэтому он хочет знать наверняка и идти от противного, за этим и задает свой следующий вопрос: — Что для тебя счастье, хён? — а Юнги на секунду погружается в мысли. — Внутренняя удовлетворенность, самореализация, эйфория от успешного конечного результата... материальные ценности я не рассматриваю под этим термином. Вообще, для каждого человека оно свое, — он снова затихает, а Чимин ждет, боясь порвать нить повествования. Юнги медленно очерчивает аккуратным длинным пальцем верхний обруч банки, а потом продолжает: — Один философ говорил: первый путь к счастью — внешний. Приобретая лучшее жилище, лучшую одежду, более приятных друзей, мы можем в той или иной степени обрести счастье и удовлетворение. Второй путь — это путь духовного развития, и он позволяет достичь счастья внутреннего. Однако эти два подхода не равноценны. Внешнее счастье без внутреннего не может длиться долго. Если жизнь рисуется нам в чёрных красках, если нашему сердцу чего-то недостает, мы не будем счастливы, какой бы роскошью себя ни окружили. Но если мы достигнем внутреннего спокойствия, то можем обрести счастье даже в самых тяжелых условиях. — С милым и рай в шалаше, так? — смеется младший. — Именно! Так что нет чего-то определенного. Строй свой путь и иди к нему, если он тебя всем устраивает, и ты получаешь удовольствие, значит на хуй шли всех неугодных. Ты сам определяешь свое счастье, а если кому-то это не нравится, значит они завидуют. — Было бы чему, — вздыхает. — Ой, ну вот чего ты принижаешься, Чимин-а! Я же сказал, какой ты замечательный, второй раз повторять не стану, я не достаточно пьян для этого, — хохочет, от чего и Чимин улыбается, — Ну вот видишь, ты улыбаешься, для меня это уже счастье. Чимин меняется в лице до оробелости, никогда ему раньше никто такого не говорил. Его улыбка, его небрежное проявление эмоций, вызывает внутри такое неоднозначное, поверхностное, но в тоже время глубокое, в силу свою простое, а по разуму неправильное чувство. — Юнги, а можно тебя обнять? Тот стопорится на мгновение, но убирает банку на стол и раскрывает объятия, улыбаясь. Паку от этого слегка неловко, но он подбирается ближе и смущенно тянется. А потом чувствует, как его хватают резко, прижимая крепче, от неожиданности младший взвизгивает даже. Юнги должно быть чувствует, как бешено колотится чиминово сердце, потому что в ушах его сонная артерия вот-вот барабанные перепонки норовит пробить. Юнги разрешает себе вольность, утыкается носом куда-то в шею, тяжело вздыхая, чем опаляет бархатную кожу горячим воздухом, у Чимина от этого вьюны водоворотов по телу разносятся. Сидят так с минуту, а отстраняться как-то не хочется вообще, так тепло, мягко и уютно. Так приятно, что можно почувствовать чью-то бьющую фонтаном жизненную энергию, когда у самого ее раз два и обчелся. Юнги наслаждается моментом, хочется вечность находится в таком перманентном состоянии. От Чимина приятно пахнет цветами и мятой, он весь такой свежий, но такой замкнутый. С этим блоком нужно бороться, он ставит себе в голове галочку, а сам чуть ли не мурлычет от такой невинной близости. Ох, если бы Чимин только знал, какие эмоции вызывает в профессоре, одним счастьем это не назовешь, нужно придумать что-то глобальнее, и возможно написать диссертацию. Вот такие чувства он вызывает в нем. Но говорить об этом Юнги не станет. Потому что наверняка не знает, как тот отреагирует. Просто будет благодарить волю случая за подвернувшийся шанс и мысленно ликовать. Расскажи он кому-нибудь из знакомых, те ни в жизнь не поверят. Да чтобы Мин Юнги, самый холодный из всех айсбергов, да растаял из-за смущенной улыбки парнишки в желтой пижаме и с белой копной на голове? Да ну, вы бредите, господа. Они нехотя отлипают друг от друга, а в глазах искры зажигаются. Юнги мельком смотрит на часы, а стрелка уже давно за одиннадцать вечера перевалила, до полуночи совсем ничего остается. — Думаю мне пора… — Ты можешь остаться, у нас есть гостевая комната, я постелю, — Чимин это с такой надеждой говорит, будто и правда не хочет прощаться, глаза мольбой стреляют аккурат в сердце. Оставь одного и осыплется прахом. А кто такой Мин Юнги, чтобы отказать?