Летиция

Это был тяжелый, серый день, без утреннего рассвета и вечерних сумерек; день, непосредственно сменяющий замешкавшуюся ночь и торопливо сгоняемый другою ночью. От необходимости выбираться из теплой постели хотелось застонать. Целую минуту я раздумывала над возможностью прогулять университет, но… нет. Пришлось откинуть одеяло, нашарить скинутые возле кровати тапочки и плестись в ванную. В зеркале над раковиной отразилась молодая черноволосая девушка с голубыми глазами и правильными чертами лица, но тонкие губы придавали ему то ли жесткое, то ли хитрое выражение. Я знала, что могу казаться красивой, приложив немного усилий, но не чувствовала необходимости в этом. А значит, это не стоило внимания. На улице мокрый снег валил хлопьями, беспрерывно, клеился к ресницам, залепляя глаза. Добравшись до кампуса, я облегченно выдохнула. Прошлым летом пришлось поломать голову, придумывая способ объяснить тете Оливии решение поступить в университет на Аляске, да еще и на факультет истории. Я бы не удивилась, узнав, что тетя все же сочла это попыткой сбежать от горя. Смешно. Будто от него можно сбежать так просто. Добравшись до аудитории, я поздоровалась с Джил; мы посещали вместе лекции по истории Европы. Кроме нас на курс по истории искусств записалось еще шесть человек — рекордное число для нашего крошечного факультета. Но, подозреваю, виной тому не интерес к искусству эпохи Ренессанса, а слухи о том, что новая преподавательница настоящая красавица. Подавив улыбку при виде принарядившегося Лоуренса, я достала из сумки тетрадь и ручку. Вряд ли профессор Каллен решит читать лекцию в первые минуты занятия, но я предпочла быть готовой. — Добрый день, — прозвучал мелодичный голос, и у меня буквально перехватило дух. Слухи не врали. Профессор Каллен была по-настоящему прекрасна — настолько, что я мимолетно удивилась, зачем ей сдалось преподавание. С такой внешностью она могла блистать на обложках журналов, а не медленно коченеть в самом холодном штате Америки. «Кто бы говорил», — одернула я себя, не в силах оторвать глаз от лица женщины. Сердце билось чуть учащенно, я с трудом могла сконцентрироваться на словах профессора Каллен. Кажется, та начала знакомство. Поймав на себе выжидающий взгляд, я откашлялась. — Летиция Рид, — улыбка вышла слабой. В глазах преподавательницы промелькнуло легкая озадаченность, но она кивнула и обратилась к сидящей слева Джил. Стараясь прийти в себя, я прикрыла глаза. Меня окутывало чувство, словно я добралась до цели, к которой шла годами, и в то же время было невозможно справиться с беспочвенной досадой. Разум предал, когда я меньше всего ждала подвоха. Вероятно, я произвела ужасное впечатление на профессора Каллен — Эсме, вдруг припомнила я слова самой женщины. Та проводила меня внимательным взглядом, под которым мне чудом удалось не споткнуться на выходе из аудитории. Оказавшись в коридоре, я бросилась в другой конец кампуса, все ускоряясь, понеслась вниз по лестнице, остановившись только в холле, когда между мной и Каллен пролегло четыре этажа. Отдышавшись, я приложила руки к горящим щекам — о том, чтобы выйти на улицу не могло быть и речи, вмиг заболею. «Что это было?» — билось в голове. Первой — и самой разумной — была мысль о том, что дело в привлекательности профессора. Я была уверена, что гетеросексуальна, но, возможно, я плохо себя знала? Или редко встречала красавиц. Но до этого дня меня вообще не интересовала романтика. То есть, мне нравились парни, но никогда — какой-то определенный. Дело не в желании найти «того единственного»… скорее, было стойкое ощущение, что еще не время. Поразмыслив, я тихонько выдохнула — сейчас мне тоже не казалось, что пришло время влюбиться. Нет, дело было в другом. Но в чем? Проигнорировав звонок на урок, я отправилась в пустующую сейчас библиотеку. Устроившись за компьютером в конце зала, набрала в поисковике «Эсме Каллен». Отфильтровав несколько явных тезок, я наткнулась на упоминание о проектах архитектора с таким именем на сайте строительной компании. Это могли быть проекты профессора, но кроме имени не было никакой информации. Пожевав губу, я набрала «Каллен, Аляска». В интернет-справочнике было указание на доктора Карлайла Каллена, хирурга в военном госпитале Джойнт Бейс. Брат? Если подумать, на руке Эсме было кольцо, напоминающее обручальное; тогда, возможно, муж. Отсутствие намека на разочарование или ревность от предположения немного успокоили. Руки замерли на секунду над клавиатурой, затем я закрыла вкладку, машинально очистила историю браузера и прижала ладони к лицу. — Мисс Рид? — раздался приятный голос, в котором можно было различить нотки беспокойства. — Вы в порядке? Профессор Каллен, остановившаяся за моим плечом, мягко улыбнулась на удивленный взгляд. — Мне показалось, что на уроке вы почувствовали себя нехорошо. Ее присутствие не поражало так же, как в аудитории, хотя я все еще не была спокойна в полной мере. — Так и было, — пробормотала я в ответ, надеясь, что профессор сочтет бегство за попытку добраться до уборной. Могла ведь я отравиться? — Но мне уже лучше. — Помочь вам добраться до медицинского пункта? — Нет. — Я моргнула, вглядываясь в бледное лицо. Так близко. — К следующему уроку я буду в порядке. Заставив меня пообещать обратиться к медсестре, если почувствую себя хуже, профессор ушла. Я не помнила, как высидела две оставшиеся лекции и добралась до дома. В почтовом ящике обнаружилось письмо от тети Оливии.

«Летти, дорогая! Как ты себя чувствуешь? Мы с Брэндоном рады знать, что тебе нравится Аляска, но не ожидали, что ты решишь остаться на летний семестр. Помни, что ты всегда можешь вернуться, если передумаешь. Надеюсь, ты в порядке. Обнимаем».

Это можно было трактовать как «мы не ожидали, что ты не собираешься сбежать после первого же курса, но не теряем надежды, ведь до лета еще три месяца». Вздохнув, я села писать ответ. *** Следующие пару недель я была более рассеянной, чем обычно. Заметить неладное было некому — за время обучения я не завела близких знакомств, этому не способствовало и проживание в съемном домике на окраине города вместо студенческого общежития. В средней школе я была общительней, но после смерти матери три года назад медленно оборвала все контакты с одноклассницами. Изменения происходили и в мелочах: например, я перестала представляться Летти. Мама назвала меня Летицией, надеясь выпросить у провидения счастливую судьбу; она вообще была суеверной. Не то чтобы я верила в приметы, но это показалось правильным — использовать имя, которое дала мать. Простой способ сказать «я люблю тебя» и «я помню тебя» той, кто уже не услышит. К сожалению, переубедить тетю Оливию сокращать мое имя так и не удалось; впрочем, это было не столь важно. Очередным дождливым утром — дьявол, еще минута на пронизывающем сквозь несколько слоев одежды ветру, и я получу обморожение! — я столкнулась в дверях кампуса с высоким юношей. Его темные бронзовые волосы вымокли под дождем, а пронзительно-черные глаза заставили инстинктивно отшатнуться, но уже через мгновение я успокоилась. «Без шапки и капюшона в такую погоду… Парень, да ты псих» — почти растерянно подумала я, чувствуя тревогу за незнакомца, но промолчала. На вид он был на пару лет младше; учтиво открыл передо мной дверь, но не улыбнулся. Войдя в помещение, я стянула капюшон с головы, стряхивая капли на каменный пол, утерла влагу со лба тыльной стороной ладони, потянулась в сумку, проверить сохранность эссе. Бросила косой взгляд на замершего рядом парня, наконец, замечая красоту его идеального лица. Мелькнула мысль, что это и может быть Карлайл — они с профессором Каллен были неуловимо похожи, но парень был слишком юн, чтобы быть доктором. Разве что пластическим хирургом. Виной тому его потерянный вид или еще что-то, что было сложно объяснить, но казалось, что тот переживает глубокое горе. Он поднял взгляд. Почувствовав себя неловко, словно пойманная на подглядывании, я отвернулась. Эссе были в целости — стоило поблагодарить продавца, посоветовавшего водонепроницаемую сумку. — Извини, — подал голос черноглазый парень. — Не подскажешь, где я могу найти профессора Каллен? — Тебе нужно восточное крыло, — отозвалась я, не чувствуя удивления, и замялась на мгновение. — У меня как раз ее лекция, можешь пойти со мной. — Спасибо, — кивнул он, все так же без улыбки; это не казалось грубостью. В молчании мы поднялись на четвертый этаж, дошли до кабинета и встретили у него саму профессора Каллен. Поздоровавшись, я скользнула в кабинет, оставляя их снаружи. Профессор вошла следом спустя пару минут, а парня я в тот день больше не встретила. Это была четвертая лекция по истории искусств; сердцебиение не переставало учащаться от ее присутствия, но сегодня я пробовала новый способ справиться с волнением — с самого утра думать о чем угодно, кроме профессора. Взявшись сразу за два доклада, — по истории Европы в средние века и цивилизации шумеров, — я успешно справлялась с этим до окончания учебы. Выйдя из кампуса, я медленно обошла его по расчищенной дорожке, собираясь добраться до парковки. Подавляемое целый день волнение так внезапно дало о себе знать, что я нахмурилась, замедляя шаг, затем и вовсе остановилась. Сзади послышался легкий хруст снега, словно кто-то подошел ближе, но когда я обернулась, там никого не было. Вместо этого в нескольких метрах обрушилась груда снега, смешанная с осколками льда от сосулек. Не удержав короткого возгласа, я быстро отступила еще на несколько шагов, ошарашенно глядя на дорожку; задрала голову наверх, затем оглянулась по сторонам. Никого. Тем не менее, ощущение чужого взгляда не покидало, и я заспешила к машине, обходя образовавшееся препятствие по глубокому снегу, который тут же набился в отвороты сапог. Ну что за невезучий день! *** Добывать информацию в Анкоридже было непросто. Связываться со строительной компанией, на сайте которой упоминалось имя Эсме Каллен, я не стала. Записаться на прием к доктору Каллену — тот был хирургом, как я узнала из случайно подслушанного разговора преподавателей — тоже казалось плохой затеей. Все, на что можно было надеяться — интернет. Никаких записей в соцсетях об Эсме или Карлайле или другом Каллене, которым мог быть парень, приходивший к Эсме… Временами накатывала тревога, но она больше не становилась по-настоящему острой. Видимо, я настолько уставала ломать голову над… даже не загадкой, а подозрением на ее существование, что категорически отказывалась даже думать об этом. Но это не продолжалось дольше нескольких часов. Я бы не смогла объяснить, что именно казалось мне в Калленах странным (важным, завораживающим, опасным). Молодость? Красота профессора и того парня? Его совершенная нечувствительность к холоду (он едва ли обратил внимание на мокрые волосы или ледяной ветер в день нашей встречи)? Это был не первый раз, когда я не могла объяснить причин своих поступков: я была импульсивна, но не в смысле эмоциональности или экспрессии. Например, несколько месяцев обдумывала выбор колледжа, взвешивала плюсы и минусы — чтобы в итоге подать документы в один единственный Университет Аляски, которого даже не было в моем списке. Тетя Оливия называла это подростковым максимализмом. Дядя Брэндон — дуростью. Сама я — слабостью воли. По натуре осторожной и вдумчивой, мне ничего не стоило вмиг поддаться какому-либо спонтанному желанию. Не отступалась от принятых решений я, по большей части, из нежелания признавать свой недостаток. Также это был не первый раз, когда я интересовалась незнакомцами или случайными людьми. Не потому, что не могла усмирить любопытство, а из желания расставить все по местам в собственной голове: Рабочий график дяди Брэндона изменился дважды за восемь месяцев — его уволили с работы, но он еще скрывает это от тети Оливии. Я перестала сталкиваться с Линдси, девочкой-изгоем из соседней школы, по дороге на занятия — потому что она спешно переехала вместе с матерью, прячась от вышедшего из тюрьмы отца. Билли из параллельного класса ушел из футбольной команды, связавшись с бандой Грейса с Пламер-роуд. Иногда я задумывалось, нет ли у меня какой-нибудь разновидности обсессивно-компульсивного расстройства, — настолько сложно мне было справиться с неуверенностью в причинах происходящего вокруг. Сейчас, однако, все было иначе. Эсме не делала ничего, что привлекло бы внимание, кроме, собственно, того, что она существовала. Дело было в моей реакции на ее существование. Это звучало настолько абсурдно, что казалось, что я схожу с ума. Да, тот бледный парень был странным, — хотя осознание этого заняло некоторое время. Но моя одержимость началась раньше, чем за две недели до встречи с ним. Подобное абсолютно необъяснимое и неподконтрольное чувство я испытывала лишь однажды — за пару месяцев до окончания школы. Моя первая паническая атака — и я собиралась сделать все, что в моих силах, чтобы она осталась последней. В отличие от описаний психолога — я ходила к одному целый год после смерти мамы по настоянию тети Оливии — меня затопил не ужас или паника, но сознание собственной обреченности. Словно монетка, которую подкинули при моем рождении, наконец, упала. И встала на ребро. Но время шло, присутствие Эсме Каллен больше не вызывало ничего, кроме легкого волнения. Ответа на свои вопросы я так и не получила. Проклятье. *** Я заметила их в столовой в начале летнего семестра. Черноглазый парень сидел в компании девушки, тоже бледной, но точно не родственницы профессора. Она жевала сэндвич, парень что-то негромко говорил, покачивая в руках бутылку с водой. Это определенно был он, не изменившийся ни на йоту, — и в то же время кардинально отличающийся от запечатленного в моей памяти образа. Спустя секунду я поняла, в чем дело. На его лице больше не было печати глубокого страдания, напротив, счастье обоих было настолько очевидно, что удивительно, как на них еще не оборачивались окружающие. Девушка подняла на меня карие глаза; я смущенно улыбнулась и поспешила занять свой столик. С тех пор я часто видела их в столовой и коридорах кампуса, а однажды заметила в супермаркете. Осторожно выяснила их имена — Изабелла Свон и Эдвард Каллен. Они держались особняком, и, кажется, учились на факультете искусств. Во всяком случае, я видела их возле мастерских. Спустя какое-то время я начала замечать на себе задумчивые взгляды Эдварда Каллена. Это вызывало беспокойство, но не страх, пока… — Привет, — раздался над ухом бархатный голос. Я вздрогнула, и вскинула голову. Эдвард Каллен остановился напротив меня в коридоре второго этажа. — Меня зовут Эдвард Каллен, мы уже встречались раньше, — вежливо улыбнулся он. Я заторможено кивнула. Что-то было не так. — Собираешься в столовую? — спросил он, потеряв надежду услышать ответ. Я помотала головой. Вообще-то, собиралась, но аппетит внезапно пропал. Каллен слегка нахмурился. — Извини, мне нужно забежать в библиотеку перед следующей лекцией, — выдавила я, поворачиваясь к нему спиной и проклиная себя за грубость. Но мне отчаянно хотелось оказаться как можно дальше от Эдварда Каллена. Боги, как нелепо! Оставив его позади, я поспешила в библиотеку, — глупо будет пойматься на лжи. *** Эдвард остался стоять, сосредоточенно глядя вслед студентке. Ничего в ее мыслях не выдавало опасности для их тайны, но то, как мисс Рид вела себя и что при этом думала... В этом была некая... шероховатость, словно он что-то упускал. Это заставляло насторожиться. Он не вправе рисковать семьей, Беллой. Пришло время звонить Элис. ***