Достойная замена

Пятничные занятия наконец-то подошли к концу. Сегодня преподаватель разрешил уйти с урока сразу после того, как они закончат писать тест, поэтому Эрену пришлось еще добрых полчаса в ожидании друзей подпирать стенку возле кабинета и скучающе ковырять складным ножиком шпаклевку на подоконнике. Получилось что-то нецензурное. По правде говоря, он совершенно забыл о проверочной по географии. А это был один из тех немногочисленных предметов, которые он успешно старался не прогуливать. Поэтому, половину урока просидев в легком оцепенении из-за грядущего неуда, а во второй половине уже просто плюнув на все и выбрав ответы наобум, он поспешил вылететь из класса с убитым напрочь настроением. И вот, спустя десять последних и самых мучительных минут урока наконец-то раздается звонок и коридоры постепенно наполняются потоком шумных студентов. Кто-то специально, ну или же случайно, толкает его плечом, и он роняет сумку, из раскрытого кармана которой вываливаются вещи. Судя по безудержному гоготу за спиной — всё-таки специально, но Эрену не хочется даже отвечать. Кажется, он больше заинтригован тем фактом, что из его сумки вываливается скотч и чайная ложка. Зачем они были нужны ему? — Эрен, ты опять лохматый. Погруженный в свои мысли, он не замечает, как возле него оказывается Микаса. — Может, мне так нравится, — бубнит он в ответ. — Эй, ну что ты делаешь? Девушку не устраивает его ответ. Поэтому, достав из своей сумки запасную резинку, она тянется к его волосам, но Эрен уклоняется и просто забирает предложенную вещь, заново собирая отросшие волосы в еще более небрежную гульку на затылке. — Принцесса, а косы тебе еще не плетут? — кричат ему из-за спины. — Пошел на хер, — злобно выплевывает Эрен и говорит Микасе: — Идем. Следующего мудака я просто придушу. — Что на тебя нашло? — Ничего, — вздыхает он. — Не с той ноги встал. Забудь. У него не было настроения озвучивать все те нелестные эпитеты к самому себе, что он мысленно повторял последние полчаса. Микаса наверняка попыталась бы приободрить его, но Эрену не хочется, чтобы кто-то оправдывал его собственные косяки. Лучше уж так. Хотя напряженное молчание, повисшее между ними, было ничуть не лучше. Эрен интересуется у подруги, как прошел ее день, на что та пожимает плечами и равнодушно рассказывает, как ее отправили на пересдачу за неудачную попытку списывания. Ему неловко признавать, но эта новость — хоть и самую малость — смягчает его отношение к своей неудаче. В потоке студентов возле кафетерия им удается заметить светлую макушку Армина — всегда в одно и то же время в одном и том же месте. Их путь лежит через парковку, где на них со спины неожиданно налетает какой-то конь. С плеча Эрена в очередной раз соскакивает и валится на землю сумка, обнажая все содержимое. И снова эта чертова ложка, звякнувшая об асфальт. — Какого черта? Отвали! — Эрен толкается локтем и выворачивается из-под наглой туши, повисшей на их с Армином плечах, после чего садится, собирая вещи в карман. Подозрительно довольный Кирштайн давит широкую, невероятно глупую ухмылку, чем раздражает Эрена еще сильнее. Жан показательно не обращает внимания на грубость друга и нарочно хлопает того еще раз по плечу. — Чего такой нервный, Йегер? — смеется он. — Недотрах мучит? Чертовски верно, Жан. — Нет, — язвительно ухмыляется Эрен. — А тебя? — Маленький говнюк, — фыркает тот в ответ. Эрен показывает ему средний палец, и Жан любезно возвращает этот жест. — Тч, вы оба, как малые дети, — цокает языком Микаса и бросает обоим свой мрачно-укоризненный взгляд. И это почему-то остужает их пыл. Жан зовет их в какое-то недавно открывшееся кафе, которое ему расхваливали его дружки из колледжа. Благодаря его описанию, у всех складывается впечатление, что это — обыкновенная бургерная забегаловка, но он уверяет, что «все дело в способе приготовления» и, видимо исключительно по доброте душевной, а не для того, чтобы выпендриться перед Микасой, щедро предлагает оплатить чек. От такого отказываться было бы просто невежливо. Еще несколько минут прождав задержавшегося Спрингера и узнав от него, что Сашу, которая подхватила очередной ротавирус, ждать не стоило, Жан ведет их вглубь стоянки, между рядами машин, к припаркованному пижонскому джипу своего отца, которым он так любил хвастать, последние пару лет повторяя, что вот уже «скоро» отец насовсем передаст ему ключи. И с каждым разом Эрена где-то внутри грела крамольная мысль о том, что Кирштайн Старший осознанно прокатывал с обещаниями своего выпендрежного сынка. Эрен садится последним. Но как только он ставит ногу на бортик, в его руке вибрирует телефон, оповещая о новом сообщении. При одном взгляде на экран Эрен замирает прямо так — одной ногой в салоне, игнорируя попытки друзей докричаться до него. Угрюмость и нервозность, которые были с ним на протяжении всего дня, бесследно исчезают, и пальцы резво клацают по экрану, набирая кому-то ответ. — Эрен, все в порядке? — интересуется Микаса с переднего сиденья, и Жан добавляет предупреждающий гудок. — Да… я остаюсь. Мне нужно сегодня домой, — наконец реагирует тот. — Вы поезжайте. Увидимся в понедельник. Микаса, ты чего? — Тогда я с тобой. Глаза Жана распахиваются от испуга, и рука сама тянется к панели блокировки замков, но, к сожалению, девушка уже дернула дверную ручку. В такие моменты его обуревает холодная ненависть к Йегеру за то, что тот был центром вселенной для его подруги. Черной дырой, раз уж на то пошло. Хотя не без причины. По Йегеру и не скажешь, но чужая голова — потемки. А Микаса… Преданная, заботливая Микаса, что сама себя приковала к этому нервному, эгоцентричному и погруженному в собственные проблемы подростку, вокруг которого только недавно начали рушиться стены. И сложно сказать, приложила ли она к этому руку. И Жану так жаль девушку, и он так сильно ревнует, что ему хочется бестактно выкрикнуть: «Мир не сходится на этом капризном неврастенике!», — но поперек горла становится ком. Он не имеет права такое говорить. И все, что ему остается, — бросать на друзей позади отчаянные взгляды, полные невысказанной мольбы. Микасу останавливает Армин — держит за плечо и кротко улыбается. Он говорит ей, что все в порядке и Эрен — наверняка — в надежных руках. Слова друга вынуждают девушку на секунду растеряться, но затем ее взгляд смягчается, и она позволяет себе отпустить Эрена. Откидывается обратно на спинку сиденья и только говорит тому бескомпромиссным тоном, чтобы он написал ей, как будет дома. Конни и Жан, впрочем, тоже быстро складывают два и два — приободрившись, они ехидно лыбятся и отпускают напоследок парочку безобидных, но скабрезных шуток, от которых у Армина и Микасы горят щеки, а у Эрена — место пониже спины. Фыркнув беззлобное «придурки» вслед натужно взвизгнувшим шинам, Эрен поправляет ремень сумки на плече и набирает сообщение Райнеру: «Я всё, могу подождать тебя где-нибудь. Скоро освободишься?» Ответ приходит только спустя десять минут, наконец отвлекая уже порядком заскучавшего Эрена от бесконечного скролла ленты «Твиттера». «Привет, Эрен. Нет, сегодня задержусь, иди домой. Могу потом заехать — прокатимся за город». Эрен раздумывает: «прокатиться за город» — это их спонтанные путешествия без четкого пункта назначения, которые он очень любил. По его мнению, не было ничего прекраснее дороги в сумерках, плавно перетекающих в ночь. Размеренная скорость, плавное скольжение шин по асфальту; теплый ветер, обдувающий лицо, в салоне — расслабляющие аккорды романтичных «HIM», которые со временем понравились и Райнеру тоже. Так они могли проводить наедине намного больше времени, чем обычно. Они много разговаривали или просто слушали музыку. Эрен сползал на сиденье, упирался длинными ногами в приборную панель, стараясь не задеть своими берцами обивку, и выстукивал пальцами по коленке ритм, смотрел по сторонам — на живописную природу городских бутиков, лавочек, перекрестков, сменяющихся — за чертой города — рекламными баннерами, забегаловками и заправками, без интереса заглядывал в салоны проезжающих мимо машин или записывал видео на смартфон. Впрочем, на них все равно ничего не было ни видно, ни слышно, кроме темноты и грохотания ветра. Зачем он это делал? Сам не знал. Рука сама тянулась к камере при виде буйства фонарных красок. Иногда он исподтишка фотографировал Райнера, которому это не очень приходилось по душе. Но Эрену слишком сильно нравилось его меланхоличное, сосредоточенное на дороге лицо в профиль. Нравилось, как он выглядит, когда утомленно откидывает голову или склоняет ее к плечу и как уверенно меняет руки на руле: то высовывая одну в окно, то оставляя другую на коробке передач. В очередной раз просматривая галерею на телефоне и натыкаясь на такое фото, Эрен оживлял воспоминания и не мог сдержать смешка при смахивании на следующий кадр, в момент съёмки которого Браун как обычно замечал, чем опять занимается притихший Эрен. Одной из их любимых остановок по дороге к дому была небольшая, вымощенная деревянными досками пристань на краю города. Людей в столь поздний час там уже не было, а желтый фонарный свет приглушался. Тишину нарушал лишь размеренный шепот прибоя, скрип половиц под их подошвами да шелест курток, когда они становились у перил совсем близко друг к другу. На Эрене каждый раз была одна и та же черная ветровка, под которую без труда проникал сырой ветер, вынуждая его ежиться, вжимая голову в плечи и пряча руки в карманы. Но, вполне возможно, он надевал ее специально, чтобы стоять с Райнером в обнимку, время от времени подло забираясь холодными пальцами под его одежду, касаясь пышущей жаром кожи. Они много говорили — Эрен очень любил говорить: часто рассказывал о чем-то волнительном, жаловался на что-то или кого-то, охотно спрашивал совета и сам внимательно слушал. «Резиновые уши», — сказал однажды про себя Райнер, когда понял, что это — одно из тех негласных условий, на которые он дал согласие в тот момент, когда они стали встречаться, но против которых, кажется, ничего не имел. И чем больше Эрен убеждался в этом, тем безопаснее себя чувствовал. Он кусает губы, когда вспоминает их ленивые поцелуи на задних сиденьях, уютную темноту, неудобные позы и небрежные причмокивания, вульгарно нарушающие тишину. Несколько минут он раздумывает над ответом, борясь с противоречивыми желаниями. Нет, думает он. Еще успеется. Поэтому, отбросив раздумья, он набирает лишь одну фразу: «Родители уехали к брату».

***

«Сегодня задержусь» Райнера длится до позднего вечера. Эрен тяжело вздыхает и трет затекшую шею, в очередной раз проверяя телефон. На экране пусто, не считая нескольких сообщений от матери, на которые Эрен уже не спешит отвечать — пускай думает, что он уснул. Утром придется отчитываться. Ранее он отправил несколько сообщений Райнеру с разной периодичностью и эмоциональным тоном, но ответа так и не последовало. Телефон летит куда-то в подушки. Эрен, уже дважды пожалев, что не поехал с ребятами в ту забегаловку, и, заказав заранее пиццу, теперь жует ее в одиночестве, сидя в гостиной и без интереса листая рекомендации на «Youtube». Еще несколько часов назад он был полон энтузиазма: принял душ и даже «убрал» в комнате — в спешке покидал разбросанные по полу вещи в шкаф и свалил в небольшую мусорную корзину под столом пустые банки от содовой и разорванные пакеты из-под снеков. Затем его одолело томительное ожидание, а еще чуть позже, когда наступило полное радиомолчание, пришла досада и всепоглощающая скука. Попытка посмотреть новый сериал — назло Райнеру без него — не увенчалась успехом: никакой вовлеченности и заинтересованности. Уж лучше посмотреть вдвоем чуть позже. Недавно приобретенное творение «Геймдева» тоже не помогло скоротать время: обычно «веселые» доставки грузов оказались удушающе нудной рутиной, вынудившей вырубить приставку спустя двадцать минут после запуска; ни одна прочитанная строка из книги не задерживалась в голове, а при мысли о домашней работе сразу же начиналась мигрень. Не хотелось даже обижаться на мертвый мобильник. Злость удручала еще сильнее. Может, подрочить хотя бы? Эрен бездумно теребит шнурки на домашних штанах, приподнимает край футболки и невесомо проводит пальцами по животу. На пробу забирается под резинку и лениво сжимает себя между ног, и, к его удивлению, тело все-таки начинает реагировать на действия, понемногу наливаясь приятной тяжестью. Стремясь не упустить это чувство, он устраивается поудобнее и прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на нужных мыслях, ощущениях. Отдается воспоминаниям о чужих ладонях, скользящих по телу, и прослеживает их путь собственной рукой — гладит себя под футболкой от шеи по груди и животу, вспоминает крепкие, жаркие поцелуи и низкий голос, зовущий его по имени. Эрен коротко стонет и закусывает губу, сильнее стискивает в кулаке твердеющую плоть. Ему становится так хорошо в абсолютном коконе из памятных ощущений, наедине с самим собой… Неожиданно мысли предательски путаются, и вот он уже вспоминает сегодняшнее утро, которое было бы прекрасным, если бы не нравоучения матери, в мельчайших подробностях обдумывает проваленный тест и, не лукавя, вновь повторяет про себя, какой он идиот. А вот в столовой сегодня была его любимая тыква в сахарном сиропе и нахамившая ему кассирша, которая взъелась на него якобы из-за того, что он трясет своими патлами над едой. Вот уж кто точно не с той ноги встал и не на той ноте родился. И чем матери не угодили его волосы? Почему она лезет в его личную жизнь? Почему так жаждет сплавить его на подработку? Работник фаст-фуда? Серьезно? У них что, денег нет? Отец — главный хирург в местной больнице! Настроение резко ухудшается. Подушки под поясницей доставляют скорее дискомфорт, чем удобство, босые ступни тревожит невесть откуда взявшийся сквозняк. Со смазкой ему было бы сподручнее, но за ней придется идти в комнату, как и за салфетками. Нет. Все было не так! Со злостью на себя, на Райнера, на родителей, что очень редко покидают стены дома, он вынимает руку из штанов, крепко сжимает колени — перетерпит — и включает телевизор, попадая на какую-то программу о дикой природе. Сойдет. Главное, чтобы брачные сезоны не показывали. Когда раздается звонок в дверь, Эрен вздрагивает. Он успел задремать. Сон как рукой снимает, и он подскакивает с дивана, сбрасывая с себя подушки, и торопится открыть дверь. — Привет!.. — Какого черта? Почему ты так долго? — перебивает Эрен, буравя Райнера взглядом из-под сведенных бровей. Тот рассеянно разводит рукой. — Может, впустишь хотя бы? Эрен не собирается упираться и отходит в сторонку, давая Райнеру развернуться и прикрыть за собой входную дверь. — Тренер гонял нас по полю часами напролет, — объясняет Райнер. — Совсем озверел. Трубка сдохла, и я приехал как только смог. В подтверждение он достает свой мертвый айфон и вертит им перед лицом Эрена. Он и не помнил настолько изнурительных тренировок до сегодняшнего дня. В команде было несколько ключевых замен: сменился квотербек и раннин, для которых, по сути, и было выделено столько времени. Новеньким лайнменам так же пришлось устраивать показательную тренировку. Сегодня больше всего досталось Брауну, на котором и отрабатывали блоки и захваты. Раз за разом принимая нужную позицию и оказываясь в итоге на земле, он задавался вопросом, за что тренер ненавидел его? — Нахера тебе вообще сдался этот футбол? — начинает причитать Эрен. — Ты, кажется, не собирался идти дальше в лигу. Только время теряешь, бегая по полю, как идиот, ломая кости, толкая других мужиков и хватая их за жопы. И чего он так завелся? Райнер слушает, не перебивает. Просто утомленно взирает на него, ссутулив плечи и слегка наклонив голову, и, когда Эрен заканчивает, тяжело вздыхает, невозмутимо произнося, как самую очевидную на свете вещь: — Потому что… мне нравится спорт? Непривычная отрешенность в голосе и его утомленный вид обезоруживают. Уязвляют. И с Эрена сходит вся спесь. Ему нечем парировать. Да и зачем тратить время на эти глупые перепалки? Молча признав неправоту, он подходит ближе и просто обнимает Райнера, совестливо утыкаясь лбом куда-то в его грудь, после чего совершенно неожиданно делает резкий упор на плечи, запрыгивая сверху. Райнер охает и едва успевает подхватить Эрена. Его мышцы натужно дрожат и ноют. Эрен отнюдь не перышко. — Ну что ты, как ребенок. Из последних сил он скидывает спортивную сумку с плеча и увереннее перехватывает Йегера, крепко сцепляя руки в замок под его хитрой задницей. Эрен кладет подбородок на его плечо, близко к шее, и глубоко вдыхает. От Райнера пахнет чем-то свежим и ярким, похожим на яблоко, и Эрену безумно нравится это, хоть ноздри и тревожит терпкий запах пота, доносящийся от поношенной тряпки. — От твоей одежды воняет, — морщится Эрен. — Забыл сменку, и в машине не оказалось никакой майки. Только твоя, которую ты тогда оставил, помнишь хоть? Эрен кивает. Он помнит ту самую майку — с логотипом все тех же HIM, — которую оставил в его машине, помнит тот день и то, почему ему тогда пришлось сидеть на уроках в невероятно растянутой белой футболке Брауна с надписью на спине: «Shit happens when you party naked». Да, футболок с глупыми принтами у Райнера хоть отбавляй. Но выбора особо не было, и, обычно не желающий привлекать к себе внимание, Эрен весь день терпел смешки за спиной, не понимая, чего все так веселятся. В любом случае, плевал он на них. Ему не на что жаловаться. Но майку следовало бы забрать. — Я приготовил нам ужин, — бормочет Эрен куда-то в плечо Райнера, — но, пока ты шлялся черт знает где, он уже остыл и стал похож на картонку. — Пиццу, что ли, заказал? Вау, — усмехается Райнер, за что получает ощутимый тычок кулаком под ребра. Смешок застревает в его горле, и он напрягает спину, резко толкая Эрена обратно на себя. Тупая боль пронзает его тело. Скрипя зубами, он все же возвращает равновесие. — Когда-нибудь я уроню тебя, Эрен, — рычит он. Не уронит, конечно же. Йегер знает наверняка. — Как мать с отцом? Невразумительное мычание раздается в ответ на его вопрос. — А брат? Разобрался с розетками?.. Эрен затыкает своего парня поцелуем — обхватывает лицо ладонями и слишком резко клюет того в губы, ударившись зубами о зубы. Райнер хмурится от боли, но Эрен не отпускает его — целует напористо и жарко. У него вкус сигарет и почему-то жженых орехов, и Райнеру это нравится. Пожалуй, читать Йегеру нотации о его вредной привычке он будет позже. Райнер наспех избавляется от обуви, мысками стягивая кроссовки за задники, и несет Эрена в его комнату, где отнюдь не аккуратно сваливает на кровать. Но тот, кажется, не против. Райнер возвращается, чтобы включить свет. — Нет. Лучше закрой дверь, — велит Эрен и включает круглый прикроватный ночник на стене, погружая комнату в теплый полумрак. — Они все равно заметят машину возле дома. — Пусть так, но мне хотя бы не придется столкнуться лицом к лицу с матерью, когда твой член будет у меня в заднице. Однажды они уже оказывались в щекотливом положении, когда Карла — мать Эрена — приняла приглушенные звуки, доносящиеся из комнаты сына, за стоны боли. Большего стыда Эрен на тот момент еще не испытывал. Им не так часто выпадал шанс побыть наедине. Эрен жил с родителями, а Браун — в студенческом общежитии. В публичных местах они вместе тоже редко появлялись. Можно сказать, их «тайну» знали только самые близкие люди (ну или те, на кого Эрен имел ответный компромат). Эрену было все равно — хотя его родители, кажется, находились еще в стадии принятия ориентации сына, — но Райнеру не хотелось портить «репутацию». В его команде насмешки над геями едва не опережали по частоте разговоры про сиськи. По крайней мере, так описывал Райнер. Эрен не видел в этом проблемы. Он сам был далек от социума, и его устраивали их отношения. Райнер тоже вспоминает этот небольшой конфуз и с досадой трет пальцами лоб. Определенно, не то знакомство с родителями парня, которое он бы предпочел. Прогнав вставший поперек горла стыд, он щелкает дверным замком, стягивает с себя бомбер — расправляет и вешает на спинку компьютерного стула. — Вы еще не говорили? Эрен не отвечает. Отводит взгляд в сторону и кривит в вымученном оскале губы. Ему не хочется вспоминать расчетливое игнорирование матерью фактов, ее истерики, переходящие в слезы, и пассивное равнодушие отца, который ни словом не обмолвился с тех пор. — Может, носок еще повесить? Йегер прищелкивает языком и закатывает глаза, тянется к Райнеру и резко дергает того на себя — нетерпеливо расстегивает джинсы и ныряет рукой под его пояс, крепко сжимая между ног. — Подожди, — тяжело выдыхает Райнер, перехватывая чужую руку и вытягивая из своих штанов. — Я сегодня немного устал. — В каком смысле «устал»? — переспрашивает Эрен, Вопрос не имеет смысла. Глаза Райнера на самом деле какие-то потухшие. У него даже не получается выдавить из себя что-нибудь похожее на сожаление. Весь его внешний вид кричит об усталости, и в Эрене поднимается волна жгучей обиды, которая до краев наполняет его грудь. Эта глупая игра забрала у них не только время, но теперь еще и секс. Он угрюмо смотрит на блондина, и в полумраке тени ложатся на его лицо уж слишком зловеще. И прежде, чем ему удается что-то сказать, Райнер накрывает его рот ладонью. — Хэй, слушай, — говорит он и отдергивает руку, на которой остался мстительный укус. — Не злись, окей? У меня есть идея. Раздевайся и ложись на кровать. Эрен с опаской смотрит на него, но все же нехотя поддается. — Я хочу трахаться, — упрямо заявляет он, поспешно и нервно избавляясь от одежды, раскидывая вещи в разные стороны, и все равно ложится на кровать животом вниз. Он так соскучился по их сексу — неистовому и грубому, когда он порой мог кончить дважды, прежде чем финиширует его парень, на поверку оказавшийся очень выносливым. И вот, раздосадованный и огорченный неожиданным отказом, он потихоньку начинает терять интерес ко всему происходящему. — Я тоже, — досадливо подмечает Браун, — но после такого ты наверняка бросил бы меня завтра же. Так что рисковать я не готов. Давай, поворачивайся, — и легонько шлепает Эрена по ягодице. — Где смазка? — В тумбочке поройся. — Это та, что я купил недавно? — удивленно спрашивает Браун, замечая, что тюбик уже более чем наполовину пуст. — Даже я столько не дрочу, Эрен. — Ты живешь с другими придурками. Поэтому и не можешь столько дрочить. Райнер издает веселый смешок, и, удовлетворенный тем, что Эрен больше не собирается упираться, наклоняется и снова целует его. На этот раз поцелуй получается более крепким, более личным. Их языки соприкасаются, давая им обоим почувствовать горечь чужих губ, которая, впрочем, сейчас была совершенно не важна; они переплетаются и скользят друг по другу, обжигая своей страстью и прытью. Эрен хмурится от удовольствия и громко сопит, притягивая Райнера за плечи — еще ближе, — тянется к нему всем телом, жаждая прикосновений. И Райнер дает их ему — жадно дотрагивается до плеч, проводит по рукам и горячей, тяжело вздымающейся груди, сжимая пальцами затвердевшие соски, вызывая мимолетную сладкую боль. После чего разрывает поцелуй и трется губами о его подбородок и шею, чуть втягивая тонкую кожу, но не оставляя следов, опускается ниже и топит язык в яремной впадинке, в которой находилась такая соблазнительная одинокая родинка. А Эрен запрокидывает голову, невидящим взглядом уставившись в пляшущие на потолке тени, и, когда к его губам вновь прижимаются другие, жесткие, у него вдруг не остается воздуха и кружится голова от этих поцелуев. Жадный до ласк и внимания, он уже согласен абсолютно на все. Но как могло быть иначе? Ведь он так сильно скучал. Райнер чувствует, как на его шею сзади давит настойчивая ладонь, а короткие ногти привычно скребут его по загривку, отчего он впадает в восторг. К его спине прижимается вторая, горячая, чуть влажная ладонь и требовательно тянет вниз. Но, как бы ему ни не хотелось отдаться этим дразнящим ласкам, он отталкивает и прижимает запястья недовольно мычащего Эрена к постели. Тот не понимает. Он снова тянет руки, но Браун перехватывает их и сводит над его макушкой, качает головой и хитро ухмыляется. — Без рук, — говорит он и, пока Эрен не начал возражать, добавляет: — Еще слово — и останешься без языка. Эрену не хочется лежать бревном и не чувствовать восхитительный жар и твердость тела партнера. Но против этого вкрадчивого предупреждения у него не остается шансов. Особенно когда Райнер так цепко держит его взгляд своим. Что-то падает в его животе и дребезжит. Он взволнован и коротко кивает в ответ. Райнер напорист и, несмотря на усталость, абсолютно не сдержан. И это так нравится Йегеру. Невероятно заводит. Его руки — горячие и огрубевшие — распаляют, широко проводят вдоль тела: от бедер до самых запястий; сдавливают выступающие косточки, дразняще скользят по ребрам, потирая большими пальцами соски, края грудных мышц и касаются подмышек с жесткими волосками. Райнер какое-то время не двигается, будто раздумывая над чем-то. Эрен уже собирается его окликнуть, но давится воздухом, когда тот тычется носом в источник этого слабого, но терпкого запаха, делает глубокий вдох и проводит по коже широким языком, снова и снова, порыкивает, точно опьяненный. И это так странно и грязно, так сильно будоражит и смущает одновременно, что вынуждает его до боли вцепиться пальцами в изголовье. Но что-то неожиданное и резкое стрелой проходит сквозь сознание, рассекая реальность и дымку возбуждения. Эрен натягивается, как струна, но Райнер не замечает этого, пока тот не хватает его за запястье, не сжимает и не отталкивает. — Что такое? — обеспокоенно спрашивает Браун, но понимает все сам: под его ладонью, замершей над животом, рядом с пупком, на несколько сантиметров вбок тянулся безобразный бледный шрам, который уродовал кожу и разум Эрена на протяжении последних лет. Райнер забывает об этом почти каждый раз, когда они оказываются так близко, и сам не понимает: к сожалению или к счастью. — Прости, — осторожно говорит он. — Хэй, это всего лишь я. Да. Это всего лишь Райнер с его теплым взглядом, твердыми плечами и уверенным голосом. Всего лишь Райнер, чуткий, открытый, терпеливый и надежный. Райнер, который не сразу приглянулся ему и был таким раздражающим, таким настойчивым, таким обаятельным. Он не засмеет. Не будет тыкать пальцем. Никому не расскажет и никогда не сделает больно. От него не нужно прятаться. — Все в порядке? Он позволяет Эрену решать за них двоих. И Эрен кивает в ответ, но все равно озвучивает терзающую его мысль: — Я уродлив. Не спрашивает — утверждает. Поднимает ладонь к своим глазам и трет пальцами переносицу, пытаясь остановить дрожь и поток жалости к самому себе. Он опять все испортил. — Разве что когда не расчесываешься. Иногда. Райнер вырывает его из мыслей глупой шуткой, и Эрен неожиданно прыскает со смеху. Особенно когда Браун начинает улыбаться вместе с ним, как будто ничего и не произошло — ни сейчас, ни три года назад. У Эрена щемит где-то в груди от такого чувства, будто они знакомы с ним всю жизнь. А тот просто смотрит на него, смахивает со лба влажные волосы, преданно касается своим лбом его и решительно произносит: — Такого больше не повторится. Эрен верит ему. Не может не верить. — Я могу продолжить? И снова кивок в ответ. Эрен комкает простыню, когда чужая ладонь стискивает его член, гладит по всей длине и осторожно проводит большим пальцем по нежной головке. Райнер не торопится, с удовольствием наблюдая, как Эрен жмурится и стучит ногами по простыне, и как его красивое смуглое тело напрягается, обнажая тугие мышцы, которые так выразительно обрамляет мягкая тень, и как кровь все сильнее приливает к его точеной плоти, окрашивая обнаженную верхушку в ярко-алый цвет. Приятные ощущения пропадают, но ненадолго. Щелкает крышка тюбика, и Райнер растирает хлюпающую смазку между ладоней, выдавливая еще немного на член Эрена, заставляя того вздрогнуть. Он вновь обхватывает его ладонью, плавно скользит и поворачивает кистью, описывая восьмерку, каждый раз сильнее сдавливая кверху. Его вторая рука гладит низ живота, надавливает, вырывая из Эрена громкий вздох, царапает темные волоски, едва цепляя маленькую ямку пупка, гладит и мнет кожу на бедрах. Горячая ладонь проводит по его груди, крепко сжимает мышцы и замирает посередине, слушая гулкие, трепетные удары сердца, пока другая не перестает ритмично надрачивать снизу. Эрен упрямо стискивает зубы, упираясь затылком в подушку, и толкается бедрами навстречу в погоне за наслаждением. Ему кажется, что оно близко. Такое яркое и сногсшибательное. Еще немного. Ну же. — Райнер… Выдыхает его имя. Повторяет снова и снова, а затем… Из него вырывается жалобный хрип. Он вскидывает голову — возмущенно таращится на Брауна, затем на свой нагло оставленный, прижатый к животу член — и снова на эту хитрую блондинистую заразу. Почему он не дал ему кончить? Сквозь морок возбуждения медленно приходит осознание: Райнер не хочет освобождать его — он подло собирается держать его на этой невыносимо острой грани. «Нет», — повторяет про себя Эрен. — «Нет, нет, нет». Его глаза наполняет испуг. Он же может, наплевав на «запрет», прикоснуться к себе. Но почему руки, как гвоздями прибитые, отказываются слушаться? На губах Райнера играет лукавая ухмылка, когда он склоняется над ним и издевательски медленно целует. Он игнорирует Эрена — его требовательные вздрагивания, яростное пыхтение и нахмуренные брови. Лишь уходит от слишком настойчивого языка и сухо касается губами. Дразнит и испытывает садисткое наслаждение, видя, как распаленного Йегера рвет на части. Но Эрену наконец удается зацепить его нижнюю губу зубами, и он вздрагивает от острой боли, вдобавок получая ощутимый пинок острым коленом в бедро. Что же, пожалуй, он это заслужил. Райнер добавляет еще смазки и возвращает руку на твердую плоть Эрена. Теперь он ласкает только верхушку: трет раскрытой ладонью и аккуратно собирает большим пальцем влагу, размазывая по кругу, после чего резко начинает дергать кулаком, помогая себе второй рукой — осторожно тянет и мнет мошонку, гладя кожу на внутренней части бедер. И у Эрена от этого поджимаются пальцы на ногах и подрагивает живот. Он чувствует, как снова подходит к черте, но давится воздухом, разочарованно всхлипывая, когда Райнер грубо сжимает его член у основания. «Еще нельзя», — говорит он. Когда будет «можно», Райнер не говорит. Он удерживает разгоряченного Эрена некоторое время и молчаливо наблюдает. Тени мешают разглядеть выражение его лица. А может, это просто Эрен был не в состоянии поднять веки выше. Ему так хочется прикоснуться к Брауну — сжать в пригоршне эти пшеничные волосы, скребя пальцами шею, притянуть ближе за невероятно широкие, твердые плечи и целовать, развязно и яростно, толкаясь языком, кусая и оттягивая эти жесткие губы, превращая поцелуй в настоящую схватку. И, слушая, как Райнер беспомощно стонет, теряя контроль, самодовольно осознавать, что это его заслуга. — Подтяни колени. Он не сразу понимает, что ему велят сделать, но во всяком случае помогает в этом. Райнер широко проводит ладонью по его промежности, надавливает и трогает скользкими пальцами в самом низу, после чего проникает внутрь сразу двумя. И Эрен сильно вздрагивает, утыкаясь лицом в подушку. Его рот наполняется слюной, и он не может больше сдерживаться — коротко, но громко стонет, когда Райнер безошибочно давит на эту восхитительную точку внутри, осыпая поцелуями-укусами его острое колено. Вместе с тем рывки на его изнывающей плоти становятся более рваными и какими-то неистовыми. У Райнера гудят мышцы, но он все равно старается держать единый ритм рукой и пальцами, резко дергая ими внутри Эрена. Эрен то жадно хватает ртом воздух, то забывает, как дышать. Вертит головой из стороны в сторону. Волосы лезут ему в лицо, мешают дышать и закрывают глаза, но сейчас до них нет никакого дела: все мышцы сводит судорогой и в животе невыносимо тянет от болезненного возбуждения, жар на щеках прожигает кожу, а сердце пробивает грудную клетку. Он потеряет сознание, если прямо сейчас не кончит. Поэтому он запинается, но зовет Райнера по имени дрожащим голосом, надеется, что тот поймет и сжалится… Райнер наклоняется к нему — настолько близко, насколько может — и, глядя прямо в его пылающее лицо, произносит это: — Кончай. Изогнувшись всем телом, едва не ткнув Брауна коленом в лицо, он замирает, пачкает семенем чужую ладонь, свой живот и часть груди. Он не может проронить ни звука и просто громко ловит ртом воздух, оглохший и ослепший на целое мгновение. А затем обессиленно падает обратно на простыни, наконец разжимая побелевшие кулаки. Райнер все еще медленно гладит его, избавляя от последних сил, но, кажется, делает этим только хуже болезненно-чувствительному Эрену. И тот хлопает его по плечу ладонью, пытаясь свести колени. Тогда Браун наконец отпускает. Очарованный этой уязвимостью, он опускается на локти по обе стороны от лица Эрена, накрывает его своей грудью и мягко целует — отрывисто касается губами. Не спешит — успокаивает, разделяя с ним этот теплый ошеломительный момент. Бесконечно уставший, Эрен все равно продолжает отвечать, лениво шевеля губами и тихо постанывая в поцелуй. Немного погодя он в очередной раз тянет руку к паху своего парня, царапает крепкий живот, забираясь под край джинсов, со слабой радостью понимая, что тот тоже давно отвердел, но Райнер опять перехватывает его руки, подносит к губам и целует. — Прости. Я действительно устал, — повторяет он. — Я могу отсосать тебе, — делает еще одну попытку Эрен, хоть его голос и тонет в предательском зевке. Райнер качает головой. — У тебя уже глаза слипаются. Эрен утомленно вздыхает, не желая спорить. Сон все сильнее и сильнее смыкает его веки. — Но утром у нас будет секс, — напоследок говорит он заплетающимся языком. — С несвежим дыханием и слипшимися глазами? Как романтично. Йегер молча кивает в ответ. Райнер смеется. Посмотрев по сторонам и порывшись в тумбе, он находит пачку влажных салфеток — наспех вытирает свои руки и тело Эрена, учтиво не бередя старые воспоминания. Он обещает себе загнать их обоих в душ утром. Затем складывает свою одежду на все тот же стул и забирается наконец к Эрену, вытягивая из-под того эгоистично присвоенное одеяло. Прижимается к влажной спине. — Хорошо, обещаю, — говорит Райнер. Но Эрен уже не слышит его. Утром он подойдет к своему обещанию ответственно, и у Эрена не останется больше ни слов, ни голоса. После чего они бы провели вместе этот субботний день, наполненный бездельем и ленью. Но, к сожалению, этого не случится, потому что очень громкому и выразительному Эрену придется вновь краснеть перед внезапно вернувшейся семьей. Но пока что они быстро засыпают: Райнер — изможденный, а Эрен — полностью удовлетворенный.