Big misunderstanding / Большое недоразумение

      Неспешно прогуливаясь по деревушке, Лань Сичэнь внимательно осматривал свое окружение. Два дня назад он навещал А-Яо, чтобы вместе отдать дань памяти смерти их старшего брата, Не Минцзюэ. Прошло уже три года, но рана на сердце не переставала кровоточить. Боль не уменьшилась ни на йоту. Он все еще скучал по да-гэ, оглядывался по сторонам в поисках могучей фигуры брата.       Лань Сичэнь уважал другие ордена, поэтому ничего не говорил о роскоши ордена Цзинь при Гуанъяо, но не мог не признать, что излишества были ему чужды. Он боялся, что может привыкнуть жить на широкую руку, и, несмотря на правила Гусу Лань, забыть об окружавшей его бедности в стране. Посещая удаленные деревни и города, Лань Сичэнь заставлял себя помнить, что не всем повезло родиться в достатке.       Пешая прогулка помогала ему разобраться в себе и своих мыслях, именно она и стала причиной, по которой он услышал о темном ритуале, устроенным последователями темного пути, от одной монахини, отвечавшей за детей-сирот в местном храме.       Мужчина был готов встретиться со всеми ужасами, которые творили темные заклинатели: мертвым телам, оторванным конечностям, рекам крови и странным оберегам, чьи кривые линии напоминали рисунок сумасшедшего. Чего он не ожидал, так это увидеть молодое лицо Патриарха Илин.       В центре сарая на влажной, но явно не от воды или дождя, земле лежал мальчик, не старше пяти лет. Сквозь прозрачную кожу выступали синие вздувшиеся вены, а темные волосы были спутаны так сильно, что едва ли доходили длиной до плеч.       «Хуа Сянь», — так, по словам монахини звали выкраденного заклинателями мальчика.       Проведя охладевшей рукой по лицу, Лань Сичэнь, растеряв весь здравый смысл, медленно ступил в начертанный кровью круг. Встав на колени возле бессознательного Хуа Сяня, он нащупал его пульс. Тот был немного замедленным, но ничего более.       Теперь, когда все дела были завершены, остался один нерешенный вопрос: что делать с ребенком? Первым порывом было вернуть мальчика в монастырь при храме, вторым — забрать в Гусу и скрыть от чужих глаз. Особенно от взора Лань Чжаня.       Он любил своего брата, он доверил бы ему свою жизнь, но все, что связано с Вэй Усянем, вызывало опасения. А-Чжань был пристрастен, его одержимость мертвым человеком вызывала опасения. Лань Сичэнь все еще мог слышать игру брата из его комнаты, когда тот все-таки решался остановится в Гусу на пару дней.       Но, если Лань Сичэнь оставит Хуа Сяня в приюте, где гарантия, что не найдется другого человека, который бы увидел в ребенке реинкарнацию Старейшины Илин? Учитывая мощные потоки ци в теле Хуа Сяня, мальчик вряд ли бы смог избежать мира заклинателей.       Возможно, если бы он забрал его в свою секту и воспитал в уединении как истинного Ланя, то спустя десять лет, если бы кто-то и провел параллель между ним и Вэй Усянем, то не смог ничего сделать, не начав вражду с одной из великих сект.       Лань Сичэнь понимал риск, на который шел, но у него не поднималась рука оставить ребенка на произвол судьбы. Подняв Хуа Сяня на руки, Лань Сичэнь заметил, что тот явно недоедает. Выступавшие кости и суставы и недостаточный вес говорили сами за себя.       В испачканной одежде и с бессознательным ребенком на руках, глава ордена Гусу Лань направился в монастырь, дабы уладить все дела, прежде чем принести в секту нового адепта.

***

      Лань Сичэнь вместе с его дядей стояли возле кровати в маленьком цзинши, стоящем вдоль стен у самых границ Гусу. Лань Цижэнь нервно поглаживал свою бородку, а его нахмуренный взгляд не переставал сверлить спящего мальчика.       — Хуа Сянь, говоришь? — повторил мужчина, неодобрительно покачав головой. — Ты хоть представляешь, что ты сделал?       — Да, дядя, — Лань Сичэнь никогда не был так уверен, как в момент, когда решился взять на себя ответственность за еще одну жизнь.       Старейшина хмурился, уже решая в голове не одну возможную проблему, с которой они могу столкнуться в будущем. Лань Сичэнь знал, что дядя не был бессердечным, холодным — да, суровым — тоже да, но никак не жестоким или бесчувственным. Несмотря на свои слова, он уже смирился с присутствием Хуа Сяня в их секте.       — Мы должны дать ему новое имя, нынешнее никуда не годится. Начальным обучением займемся мы с тобой, потому что я не уверен, кого еще можно было бы допустить к нему в это время. И объяснять ему, почему он не может выйти на улицу и погулять с другими детьми, будешь ты. Теперь он твоя ответственность. Я не допущу, чтобы ситуация с Лань Юанем повторилась.       Улыбнувшись, Лань Сичэнь наклонился над кроватью, убирая грязные пряди волос со лба мальчика.       — Лань Сянь, а любезное — Лань Сифэн, — сказал он. — Как в западном фениксе. У него будет новая жизнь.       Именно в этот момент ребенок очнулся, испуганно распахнув свои серые глаза. Позади себя Лань Сичэнь услышал удивленный вздох дяди, но не обратил внимания, сосредоточившись на мальчике, забившемся в угол несмотря на раны на теле, которые из-за резких движений успели раскрыться, пропитав кровью бинты.       — Здравствуй, — мягко произнес Лань Сичэнь, присев на стул возле постели, чтобы не возвышаться над дрожащим Лань Сифэнем. — Как себя чувствуешь?       В ответ — подозрительный взгляд и многозначительное молчание.