Шестьдесят минут

20 апреля 2024 Скорпиусом всегда двигал страх. Страх разочаровать отца, страх не застать очередной приступ мамы, страх вызвать ненависть у лучшего друга. И вот сейчас, столько времени спустя, он понимал, что ничего не изменилось. Конечно, можно было винить других, кто исключительно из лучших, добрейших побуждений его запугал, надавив на самое больное. Но ведь Скорпиус долгое время думал, что поступает правильно, в том числе придерживался строгого принципа игнорировать свои желания, если потакание им могло кому-то причинить боль. Так что при любом раскладе виноватым в конце концов оказывался он сам. Сегодня ему, наверное, стоило бояться выпускных экзаменов, до которых оставалось лишь несколько недель, но он боялся только одного – правды.   ноябрь 2020 Все началось сразу после их с Альбусом злоключений с маховиком времени. Скорпиус и раньше был слишком умным и слишком внимательным к словам и действиям других – порою даже настолько, что ему от этого становилось неловко. А сейчас эти качества усилились в десяток, а то и сотню раз – как ни странно, потому, что ему самому захотелось. То есть он точно не знал, правда ли захотелось, но в одном он был полностью уверен: так будет легче. Сквозь озеро за окнами спальни робкими отблесками проскальзывал холодный лунный свет, переливаясь серебром на бахроме полога. Чтение при столь скудном освещении наутро давало о себе знать жжением в глазах, но Скорпиусу было все равно – привычка есть привычка. Декрет об образовании №23 был принят Министерством магии 8 сентября 1995 года. Данным декретом была учреждена должность генерального инспектора Хогвартса, которую заняла Долорес Амбридж, на тот момент также являвшаяся преподавателем Защиты от темных искусств. Сейчас он был готов сосредоточить внимание на чем угодно, лишь бы мысли не уходили обратно в Темные времена, лишь бы не видеть во сне Дельфи, поднимающую волшебную палочку, чтобы наложить на него Круциатус, лишь бы не чувствовать вину, медленно прогрызающую себе тоннели где-то в глубине души Скорпиуса. «Один человек. Одного достаточно. Я не смог спасти Гарри ради Лили». «Думай об Альбусе. Ты ведь ради него отказываешься от своего королевства, да?» И он думал об Альбусе. Вернее, будучи слишком умным и слишком внимательным, соотносил слова Северуса Снейпа со своими чувствами и находил параллели, начинал беспокойно копаться в этих чувствах, зарывшись с головой, словно это очередной том «Истории магии» – как вот этот, что лежал у него на коленях. Но в «Истории магии» не было двусмысленности или недосказанности, неразгаданных загадок или неясных намеков – там все было четко и понятно, все разложено по полочкам в диахроническом аспекте. Возможно, Скорпиус был способен превратить в «Историю магии» и свои чувства к лучшему другу, но ему было страшно и… страшно любопытно. Глубоко вздохнув, он перелистнул страницу. Вслед за Декретом №22 (см. с. 224) Декрет №23 задает курс внутренней политики министра Корнелиуса Фаджа в течение последнего года пребывания его у власти. В знак протеста против учреждения должности инспектора подали в отставку старейшины Визенгамота Гризельда Марчбэнкс и Тиберий… Скорпиус не выдержал и раздраженно захлопнул учебник. Завтра он об этом, безусловно, пожалеет, ведь сейчас был один из тех редких моментов, когда спальня слизеринцев четвертого курса пустовала: Альбус отбывал наказание у Макгонагалл – помогал ей отсортировать архивную переписку с ректором Махутокоро, а Забини со Смитом в общей гостиной играли в плюй-камни с третьекурсницами. Но сейчас Скорпиус предпочел бы слышать, как шумят однокурсники, потому что звенящая тишина не заглушала голоса из воспоминаний, куда мысли так и норовили ускользнуть. «Вы двое… вы должны быть вместе». Даже она – та, чье имя Скорпиус изо всех сил пытался стереть из памяти, ради чего он бы освоил заклинание Забвения или изменения памяти, – заметила, что со Скорпиусом что-то не так.  Но Скорпиус вовсе не считал, что с ним что-то не так. Просто будто бы к возводящемуся замку кто-то подошел, спросил, зачем его строят, и незаметно заложил в фундамент металлический стержень, и теперь этот стержень мешал всему процессу, но, если его вынуть, замок разрушится. До Альбуса у Скорпиуса не было друзей, поэтому сравнить чувства ему было не с чем – родители не в счет, к тому же их с отцом назвать сейчас друзьями можно было с трудом. Может быть, он ошибался, пытаясь разглядеть в словах, услышанных в Темные времена, какой-то подтекст. Может быть, их с Альбусом созависимость, которую уже было глупо отрицать, но никогда не поздно сдержать, – абсолютно нормальное явление, не подразумевающее под собой долгие часы в мучительных попытках докопаться до истины. (Термин «созависимость» Скорпиус вычитал прошлым летом в магловской книге по психологии и недавно решил, что это понятие как нельзя лучше объясняет происходящее. Но «как нельзя лучше» не значит «полностью».) Яростно потирая глаза левой ладонью, Скорпиус другой рукой дважды взмахнул палочкой, и на кровать приземлился пузырек Умиротворяющего бальзама. А ведь до осени он был уверен, что романтические чувства у него только к Розе – может быть, покопаться стоило именно в них?   декабрь 2020 Скорпиус не мог поверить, когда за неделю до рождественских каникул Макгонагалл позвала их с Альбусом к себе в кабинет и поразительно ровным тоном, будто целитель из отделения недугов от заклятий в Мунго, сообщила, что им разрешается поехать домой на каникулы. – В качестве исключения, разумеется, – с характерной для нее строгостью добавила директор, заметив удивление на лицах ребят. А Скорпиус в очередной раз проклял себя за чрезмерную внимательность и успел уловить тень жалости во взгляде Макгонагалл – и распечатанное письмо у нее на столе, написанное знакомым витиеватым почерком. И вот утром, за пять дней до Рождества, Скорпиус впервые оказался в доме Поттеров и опять не мог поверить, что отец сумел договориться и с мистером Поттером. Но и тут внимательность его не подвела: не успел он стряхнуть пепел с мантии, как Альбус встретил его крепкими объятиями, и краем глаза он заметил, как миссис Поттер слегка кивнула и улыбнулась отцу. Миссис Поттер как будто пыталась заверить отца, что это правильное решение и ему не о чем беспокоиться, а потом хлопнула младшего сына по плечу со словами: «Дай ему выдохнуть, Ал». Скорпиусу не хотелось выдыхать, но он все же отстранился от друга и начал осматриваться. Дом Поттеров не шел ни в какое сравнение с поместьем Малфоев: как бы мама, пока была жива, ни старалась создать в доме тепло и уют, поместье навсегда будет омрачено зловещими событиями, происходившими там в течение нескольких веков. По крайней мере, так думали остальные, а Скорпиусу – и, наверное, отцу – казалось, что одной мамы было достаточно, чтобы стереть все ужасы. Но Скорпиус был предвзят. А у Поттеров сразу чувствовалось, что дом совсем молодой: ему было не больше двух десятков лет, и построен он был на крепком фундаменте белой магии, влитой в землю могущественными волшебниками. В просторной гостиной у стены был расположен высокий камин из светло-коричневого мрамора, подключенный к системе летучего пороха, откуда три минуты назад вышли Скорпиус с отцом. Над камином висела обрамленная красным нефритом картина с изображением огромного поля для квиддича (тренировочное поле «Холихедских гарпий», если Скорпиуса не подводила память), по которому летали квоффл, два бладжера и снитч. На поле, покрытом глубокими сугробами, в такт хлопьям за окном падал снег. – Ну хватит, пойдем лучше свою комнату покажу, – Альбус явно не спускал с друга глаз и, заметив его завороженный взгляд, толкнул локтем под ребра.   В комнате Альбуса ребята провели целый день, и мистер и миссис Поттер, которых Скорпиусу, несмотря на их просьбы, воспитание не позволяло звать просто по имени, только изредка заглядывали к ним, чтобы убедиться, что их сын с другом не голодают. Во всяком случае, так объяснила свой очередной визит миссис Поттер… Джинни, указав на висящий перед ней в воздухе поднос с чайником и домашними сладостями. Но от внимания Скорпиуса не ускользнула обеспокоенность в ее взгляде, пусть миссис Джинни и пыталась изо всех сил ее скрыть. – Спасибо большое, миссис… Джинни. Все в порядке, мы читаем, – ответил на незаданный, но очевидный вопрос Скорпиус, прислонившись вместе с Альбусом к изголовью кровати с пологом в центре комнаты. Они читали учебник по зельеварению для четвертого курса, потому что пропустили месяц занятий и потому что Альбусу уж очень не хотелось читать учебник по трансфигурации. Скорпиус, конечно, изучил все зелья еще летом, но повторить никогда не мешало, да и Альбус, пожалуй, ни разу не выказывал такого интереса к учебе. Хотя, если подумать, разгадка могла крыться в Успокаивающем зелье, рецепт которого друг так пристально изучал, сжав губы в тонкую линию и нахмурив брови.   Когда за окном уже несколько часов царила полная темнота, Скорпиус, потянувшись, нехотя поднялся с кровати друга и перелез на маленькую кровать рядом, которую специально для него миссис Джинни трансфигурировала из кресла. Альбус и не скрывал недовольства, буркнув что-то вроде «ну и ладно», но Скорпиус не хотел потакать своей созависимости. Скорпиусу было сложно сказать, сколько прошло с того момента, как они пожелали друг к другу спокойной ночи, но уже давно не было слышно ни приглушенных разговоров родителей Альбуса внизу на кухне, ни магловских песен из комнаты Лили на непонятном языке, ни подозрительного грохота у Джеймса. Несмотря на усталость, накопившуюся за семестр, и выпитый ромашковый чай с несколькими каплями Успокаивающего зелья, ни он, ни Альбус до сих пор не могли заснуть. Не то чтобы Скорпиуса это так сильно удивляло: оба не могли похвастаться крепким здоровым сном и до приключений с маховиком времени, а после того, как они вернулись из Годриковой Впадины, бессонница, чередующаяся с ночными кошмарами, стала страшной обыденностью. И если раньше Альбуса сдержала бы неуместная гордость, то сейчас боль приняла настолько пугающую форму, что он первым настоял на том, чтобы они со Скорпиусом признались во всем родителям и обратились за помощью. Вот только правила «трех У», как Скорпиус с Альбусом назвали новые пункты их распорядка дня, а именно дозы Успокаивающего и Усыпляющего зелий и Умиротворяющего бальзама, проявили себя как истинные правила – то есть не без исключений. И сейчас Скорпиус слышал не ровное дыхание спящего Альбуса, а только беспокойное шуршание одеяла, сопровождающееся покашливанием и утомленными вздохами. Потакать своей созависимости, может, и не стоит, думал он, но это не значит, что нужно бездействовать, если помощь другу кроется в потакании своей созависимости. – Хочешь, я твоих родителей разбужу? – Скорпиус повернулся на другой бок и теперь смотрел не на плакат сборной Бразилии по квиддичу, а на кровать, где пытался заснуть Альбус. Полог не был задернут – привычка с Хогвартса, и Скорпиус почувствовал необъяснимое облегчение, когда увидел, что Альбусу даже не пришлось поворачиваться, – он уже лежал к нему лицом. – Да не надо, – прошептал Альбус и вновь глубоко вздохнул. – Идем, а? Скорпиус не успел ответить, как внезапно Альбус сел и потянулся к подоконнику, где, если уж быть честным, творился полный беспорядок, который не увидеть в поместье Малфоев: у окна были накиданы и мягкие игрушки, и учебники (где-то среди них валялся и учебник по зельеварению за четвертый курс), и перья, и пустые бумажные пакеты из «Сладкого королевства». – Идея глупая, знаю, но… – Не переставая рыться среди завала на подоконнике, Альбус повернул голову и нахмурился: – Ну идем. Пожалуйста. – Ты знаешь, что после «пожалуйста» я не могу отказать, – улыбнулся Скорпиус и поднялся с кровати, хотя все внутри кричало, что не стоит. – Что ты там ищешь? – Да подожди! – Альбус практически забрался на подоконник и чересчур активно копался в куче хлама. – Во! – он радостно обернулся, держа в руках… – Это же Мурлин! – Скорпиус мгновенно забыл о бессоннице и о мучающих его противоречиях и, в один шаг преодолев расстояние между кроватями, запрыгнул к Альбусу. Мурлин – это плюшевый жмыр, о котором Скорпиус был наслышан еще с первого курса. Он помнил, как Альбус скучал по Мурлину, но взять игрушку с собой в Хогвартс ему не позволила, конечно, проклятая гордость. В первую ночь в Хогвартсе ребята толком не спали – не могли наговориться, хоть до этого и провели за разговорами весь путь от Лондона до школы. Тогда Альбус, не пытаясь скрыть слезы, жаловался Скорпиусу, как в девять лет просил у родителей подарить ему жмыра, но из-за аллергии у Джеймса они согласились только на игрушку. Впрочем, от настоящего жмыра Мурлина отличали разве что искусственная шерсть, на которую ни у каких там братьев, к счастью, аллергии быть не могло, отсутствие необходимости приобретать лицензию на его содержание и непосредственно само содержание. – Да-а-а, – Альбус положил Мурлина себе на колени, почесывая его за ухом. Мурлин охотно уткнулся мордой куда-то в область груди Альбуса, подбирая львиный хвост под себя, и начал издавать гортанный звук, похожий на кошачье мурлыканье, но более низкий и тихий. В лунном свете серая в крупных черных пятнах шерсть жмыра переливалась серебром, и Скорпиусу захотелось пропустить это серебро через пальцы, но, напомнил он себе, если повадки игрушечного жмыра идентичны повадкам настоящего, то лучше не спешить. – Не бойся, – как будто прочитав его мысли, Альбус жестом подозвал друга сесть поближе и тоже начать гладить Мурлина. – Если бы ты ему не понравился, он бы не дал тебе даже на кровать залезть. Скорпиус робко протянул ладонь и осторожно дотронулся до черных кисточек на огромных серых ушах Мурлина. В ответ жмыр отстранился от Альбуса и, развернувшись к Скорпиусу, ткнулся в ладонь, будто прося усилить давление. Альбус ободряюще кивнул другу и улыбнулся, и Скорпиус запустил пальцы в мягкую шерсть Мурлина, поглаживая игрушечную голову. Это было странное ощущение: вроде бы Мурлин был всего лишь плюшевой игрушкой, пусть и волшебной, но удовольствие от общения с ним удивительно напоминало общение с живой совой, когда, привязывая к лапке очередное письмо, ласково проводишь пальцами по ее клюву и перьям. Скорпиус чувствовал, как приятно вибрирует под ладонью, и невольно закрыл глаза. – А теперь давай спать, – вернул его в действительность Альбус, напоминая, для чего, в первую очередь, он достал старую игрушку, и в ответ на озадаченный взгляд Скорпиуса добавил: – У меня, только одеяло возьми свое. Они легли на большую кровать Альбуса, и их разделял только блаженно урчащий под поглаживаниями Мурлин. Они смотрели друг на друга, как в спальне Слизерина, – но на этот раз не с разных кроватей. Изредка кончики их пальцев соприкасались, но Скорпиус не чувствовал опаляющих вспышек, которые, словно молния, проносились от пальцев прямо вниз живота и растапливали кровь. Не было того, чего он так боялся, когда спрашивал себя, что скрывалось за чувствами к Альбусу. Было лишь безмятежное тепло, что равномерно распространялось по всему телу и неторопливо усыпляло Скорпиуса, как никогда не усыпляло ни одно зелье. Через четыре дня ему придется вернуться домой, потому что «Рождество – это семейный праздник», как твердил не поддающийся уговорам отец, а объяснять ему, что Альбус – уже давно его семья, значило заставлять отца снова нервничать. Отец и так многого натерпелся за эти полтора года, и Скорпиус не позволит своей созависимости от Альбуса брать верх над здравым смыслом. Скорпиус не станет потакать своей созависимости. Не станет. Пусть скоро ему придется вернуться домой, но, засыпая под нежное мурлыканье Мурлина и спокойное дыхание Альбуса, Скорпиус понимал, что на этих каникулах в своих снах Дельфи и собственное королевство без Альбуса он больше не увидит.   январь 2021 В первый день после каникул случилось еще одно событие, в которое Скорпиус не мог поверить: за завтраком к ним за слизеринский стол подсела Роза Грейнджер-Уизли. Скорпиус моментально почувствовал на себе и Альбусе десятки любопытных взглядов, и среди удивленного бормотания успел разобрать отрывочные фразы вроде «Думаешь, “Пророк” не врет?», «Конечно, она знает больше, она ж дочь министра!», «Теперь они типа герои, вот и тусуется с ними» и «А вдруг она тоже там была?». Но Розу перешептывания других учеников ничуть не смутили: она расправила свою гриффиндорскую мантию, выпрямилась и впилась в Альбуса сосредоточенным взглядом. Насупившись в ответ, Альбус продолжил ковырять вилкой в яичнице с беконом, но Скорпиус ткнул его локтем под ребра и расплылся в улыбке: – Роза! Привет! Альбус свел брови еще сильнее и посмотрел на двоюродную сестру исподлобья, но она, метнув суровый взгляд уставившимся на них слизеринцам, начала абсолютно ровным тоном, поразительно напоминающим речи министра: – Приятного аппетита, ребята. Я хочу извиниться. Альбус недоверчиво хмыкнул. – Ал, я знаю, что ты об этом думаешь, я помню наш разговор под Новый год. Что, Ал тебе ничего не рассказал? – Роза резко перевела взгляд на Скорпиуса, заметив вопрос в его глазах, и покачала головой. Улыбка спала с лица Скорпиуса. Прошлый вечер, вернувшись в Хогвартс через камин в кабинете Макгонагалл, они с Альбусом скоротали в спальне четвертого курса за обсуждением того, как провели остатки каникул. Альбус, как обычно, сетовал на излишнюю вежливость отца, показную заботу брата, сумасшествие сестры и выматывающие празднества Рождества и Нового года в «Норе», где, если верить словам Альбуса, присутствовало столько же родни, сколько и учеников в Хогвартсе. Ни единого упоминания Розы. – И почему я не удивлена? – прервала воспоминания Скорпиуса Роза, пожав плечами под недовольное бубнение Альбуса («Не посчитал нужным»). – В общем, мама с папой нам с Хьюго все рассказали, и… Мне очень стыдно, и я, конечно, понимаю, что друзьями мы никогда не станем, и… Она закусила губу и опустила взгляд на стол, будто боялась, что следующие слова ранят Альбуса так же, как ранило четыре года назад ее поведение. Прежний ровный тон сменил нервный лепет, который пугающе напомнил Скорпиусу его самого, разве что Роза не заламывала руки. – …и это все, наверное, очень глупо, и ты, Малфой, мне тоже не поверишь, как и Ал, и вы оба имеете на это полное право, но я не вру. Мне правда стыдно, очень, – Роза вновь посмотрела на Скорпиуса с Альбусом, и в ее взгляде не было ни намека на популярную, уверенную в себе четверокурсницу с Гриффиндора, любимицу преподавателей и ведущего охотника сборной. С каждой секундой ее щеки пунцовели, и она нерешительно улыбнулась – то ли из-за смущения, что мямлила как ребенок, то ли в попытке придать извинениям оттенок правдивости. Но Скорпиусу было все равно, потому что эта улыбка заставила его самого почувствовать себя младенцем, который способен лишь на невнятное лепетание. Он не сомневался в искренности слов Розы, ведь единственная причина, по которой она так очаровательно – а в Розе все очаровательно – запиналась, – это волнение, но Роза никогда не волновалась, то есть раньше не волновалась, а значит, настолько реалистично изобразить волнение не могла. А даже если и могла, Скорпиус был готов дать ей хоть миллионный шанс, если она и дальше будет хотя бы иногда так же ему – или рядом с ним – улыбаться.   Роза ни в коем случается не навязывалась: она подсаживалась к ним за завтраком не чаще чем через день, или догоняла по пути на уход за магическими существами, или просто вежливо здоровалась, когда у них были совместные уроки, не обращая внимания на то, как Полли Чепмен демонстративно закатывает глаза. Скорпиус даже слышал пару раз, как Роза горячо спорила с Чепмен, что пытается сдружиться с ребятами не потому, что теперь их боится («Не надо равнять всех под себя, Чепмен»). И пусть Роза не скрывала, что в первую очередь хочет вернуть расположение двоюродного брата, пусть зачастую сыпала монологами под аккомпанемент фырканья Альбуса, пусть так и называла Скорпиуса по фамилии – в те редкие и оттого драгоценные моменты, когда переводила на него взгляд, – Скорпиус в любом случае каждый раз необъяснимо радовался ее присутствию. Он все чаще ловил себя на мысли, что, когда в двадцатый раз пересчитывал веснушки у нее на носу и щеках, переставал слышать, что происходит вокруг, где бы они ни сидели: оставались только ритмичные удары сердца под мягкий шум в ушах. Шум в ушах перерастал в шум волн, бьющихся о крутой обрыв, и Скорпиус представлял, как они с Розой сидят на краю этого обрыва, бесстрашно свесив ноги, и он продолжает считать эти веснушки, но теперь уже может до них дотронуться, а Роза смеется – щекотно! – и возвращается к своему рассказу о зельеварении с новой преподавательницей. – …Скорпиус, ты слушаешь? Роза вообще-то тебя спрашивала, – Альбус щелкнул перед ним пальцами, и Скорпиус с резким вдохом вынырнул из мира фантазий, осознав смысл слов друга. Однако Роза уже встала из-за стола и, небрежно махнув на прощание, пропала среди гриффиндорцев. Скорпиус обреченно опустил голову: с одной стороны, не было ничего удивительного в том, что Розе его мнение не интересно, с другой – она к нему обратилась хотя бы из вежливости, не оставив его в стороне, как обычно, а это уже первый шаг. Но Альбус, конечно, считал иначе. – Думает взять меня напором? Кто бы сомневался, не просто же так она в Гриффиндоре, – качая головой, Альбус поднялся из-за стола и жестом позвал Скорпиуса последовать его примеру. – А была бы в Рейвенкло – пораскинула бы мозгами. Что, может, сначала стоит к тебе отношение поменять, и тогда я, может, подумаю. Понимаешь, ее мама всю свою жизнь борется с предубеждениями! А что Роза? Да что там ожидать, люди не меняются, Скорпиус. – Люди растут, растут внешне и внутренне! – Скорпиус развел руками, как будто это очевидный факт. – Ну, насчет первого, допустим, согласен, а второе верно, только если человек сам этого захочет. – Так почему, по-твоему, Роза этого не захочет? Было глупо убеждать себя, что Роза готова измениться ради него, но ради семьи, ради двоюродного брата – легко. Правда, Скорпиус и не считал, что Розе нужно меняться – разве что лишь снять защиту, сплетенную чужими руками из предвзятости и предубеждений. Стоит ей раскрыться перед теми, кого она по той или иной причине – несомненно, навязанной другими, – боялась, Альбус сможет ее простить, потому что вмиг увидит Розу такой, какой видел ее Скорпиус. Но пока Альбус везде видел лишь злобный умысел. – Такой человек, как она, захочет измениться, только если это принесет ей выгоду! – яростно размахивал руками Альбус. – Честно, мне не нравится, как ты ее выгораживаешь. Скорпиус решил промолчать: ему не нравилось, когда Альбусу не нравилось что-то, связанное с ним. Вернее, он пугался, что из разряда «не нравится» это перейдет в «ненавижу», а потом – в «ты мне не друг». Скорпиусу было достаточно одного раза, когда они не разговаривали, пусть это и не было выбором Альбуса и происходило совсем в другой реальности, – тянущую боль внутри это не облегчало, и он был намерен приложить все усилия, чтобы не допустить повторения того кошмара. Нужно было только подождать, пока Альбус оттает, а оттаять он сможет, когда разрушится каменная стена, ограждающая сердце Розы.   март 2021 Весной Скорпиус с Альбусом вновь, к приятному удивлению обоих, получили разрешение провести Пасху с семьей. На этот раз директор была уже более похожа на себя, когда с привычной строгостью отметила, что выглядят ребята значительно веселее, чем под Рождество, и, наверное, не стоило бы их баловать, но она берет во внимание их академическую успеваемость («В вашем случае, Поттер, я рада, что это уже именно успеваемость – ранее же мы имели дело скорее с неуспеваемостью») и долгие вечера, проведенные на отработках вместо отдыха в гостиной. И вот Скорпиус вслед за отцом взволнованно вылез из-под камина в доме Поттеров, где его вновь встретили объятиями, – но уже не Альбус, а Джинни Поттер. От объятий миссис Джинни по телу разливалось тепло, обволакивая его невидимой защитой. Последнее Скорпиусу, наверное, показалось, но он хотел в это верить. С Альбусом они просто крепко пожали руки: после того как Забини со Смитом вскользь – и с хитрой усмешкой – отметили, что ребята дружат «как девчонки», Скорпиус с Альбусом договорились больше не обниматься. Пусть даже сейчас рядом не было никого, кто мог бы повторить слова Забини и Смита, нарушать это правило они не собирались. Скорпиус не стал бы врать себе и утверждать, что ему не хочется, ведь он уже не боялся, что их объятия внезапно распалят в нем подозрительные и крайне нежелательные ощущения, от которых можно избавиться только одним способом, – пока он вообще не позволял мыслям закрадываться в те потаенные, вылепленные телесными ощущениями уголки сознания. Он еще не знал, проснутся ли эти ощущения, если... нет, когда он сблизится с Розой, но почему-то ему пока и не хотелось узнавать, а Розе – ослаблять защиту. – Драко, не останешься на ужин? У Гарри сегодня рататуй, – как бы между прочим предложила отцу Джинни, кивнув в сторону кухни. – Благодарю за приглашение, Джиневра, но, пожалуй, как-нибудь в другой раз, – ответил отец с вежливой улыбкой и не повел бровью, когда мама Альбуса сморщила нос, услышав свое полное имя. – Полагаю, такими темпами, – он подчеркнуто посмотрел на Скорпиуса с Альбусом, – я буду вынужден наведываться к вам регулярно. Поттер, осмелюсь предположить, в данный момент совершенствует свои кулинарные способности? – По крайней мере, они у меня есть, Малфой! – донеслось в ответ из кухни.   Пару дней спустя отец отклонил очередное приглашение – на этот раз на грандиозный ужин, на котором должна была собраться «малая часть необъятной семьи Уизли», как выразился мистер Поттер, стоя в дверях спальни Альбуса. – Наши друзья там тоже будут – ну, кто сможет, – так что нечего смущаться, Скорпиус, – он полушутливо пригрозил Скорпиусу пальцем и закрыл за собой дверь. – Там будет твоя любимая Роза, – пробурчал Альбус и начал чересчур агрессивно гладить Мурлина, который некоторое время назад занял привычное место между ребятами на кровати Альбуса и топтал лапками мутно-зеленое бархатное покрывало. Мурлин недовольно зашипел, выгнув спину, и отодвинулся поближе к Скорпиусу. – Это не значит, что она захочет со мной разговаривать, – спокойным тоном ответил Скорпиус и начал рассеянно поглаживать Мурлина по голове. – К тому же твой дядя Рон тоже придет. Они с отцом терпеть друг друга не могут. Сомневаюсь, что ко мне отношение будет намного лучше. Альбус задумчиво нахмурился. – Думаешь? Тетя Гермиона его натренировала будь здоров. Предубеждения, туда-сюда. Да и вы с твоим папой – совершенно разные люди. А еще, – Альбус внезапно ухмыльнулся и многозначительно повел бровями, – на Рождество он мне говорил, что завидует нам. Прикинь! – закивал он, поймав изумленный взгляд Скорпиуса. – Ему вот никогда в голову не приходило спрыгнуть с поезда, и поэтому он никогда не видел продавщицу сладостей в бешенстве. И не увидит – а он хотел бы узнать, насколько она похожа на бабушку, когда дедушка приносит в «Нору» очередную магловскую дребедень! – Альбус прыснул и покачал головой. – Так что жди расспросов. Я через это прошел – пройдешь и ты. На следующий день, к изумлению всех Поттеров, Скорпиус с Альбусом в ожидании других многочисленных представителей клана Уизли вышли, по словам Лили, «из спячки», то есть из комнаты Альбуса, где их практически никто не тревожил ненужными разговорами. Они решили скоротать время за игрой в шахматы в углу гостиной. Пусть Скорпиус никогда и не признался бы в этому Альбусу, но он еще с их вчерашнего разговора находился в предвкушении: он до сих пор не оправился от состояния благоговения к Гарри и Джинни, а познакомиться хотя бы с частью легендарной семьи Уизли было его тайной детской мечтой, о которой знала только мама. Постепенно прибывающие Уизли сначала просто подходили к ребятам, чтобы поздороваться, и Альбусу, в отличие от Скорпиуса, этого было достаточно: не отрывая взгляда от шахматной доски, он небрежно бросал «привет» или «здрасьте» и закатывал глаза, когда Скорпиус с неприкрытым восторгом каждый раз вскакивал с кресла, чтобы протянуть очередному родственнику Альбуса руку и представиться – хотя последнее было вовсе необязательно. Вскоре, однако, недовольство Альбуса вышло на новый уровень. К ним подлетела высокая блондинка, которую Скорпиус не раз видел в Хогвартсе, – Доминик Уизли – и вместо приветствия с горящим взглядом предложила научить обоих французским ругательствам, но, получив жесткий отказ от Альбуса («Иди нахер, Доминик»), фыркнула и направилась к другой жертве (Лили послала кузину чуть более литературно: «Доминик, домогайся лучше до Рокси, ей будет интересно!»). Когда Скорпиус поставил Альбусу отважным белым ферзем третий мат, Альбус резко выпрямился и бесцеремонно указал пальцем на камин слева от Скорпиуса. – Что?.. Скорпиус повернулся и почувствовал, как в горле у него все начало пересыхать: из камина по очереди выходили Грейнджеры-Уизли. Первой появилась министр магии, придерживая за плечо сына, и Скорпиус невольно улыбнулся: Хьюго прижимал к груди какую-то большую книгу, а на лице у него четко было написано то же самое, что в подобной ситуации было бы и у Альбуса: «Зачем я здесь, покажите, где выход». Он поспешно высвободился из объятий матери и, коротко кивнув Поттерам и всем, кто успел с ним поздороваться, побежал к свободному креслу в противоположном углу от того, где сидели Скорпиус с Альбусом. – А вот сейчас… – ухмыльнулся Альбус. – Привет, дядь Рон! Мистер Уизли вызывал у Скорпиуса гору плохо сочетающихся между собой эмоций. Тут было и неподдельное обожание, как ко всем героям Второй магической войны, о которых Скорпиус знал еще с малых лет: мама любила пересказывать ему «Новейшую историю магии», усадив четырехлетнего сына к себе на колени в розовом саду за поместьем. И удивление оттого, как он мог в одно мгновенье вести себя как маленький ребенок, развлекая глупыми фокусами Лили, а в следующую секунду – превратиться в серьезного взрослого мужчину, поддерживая рассуждения супруги об образовательных реформах. И уважение, как к волшебнику, сумевшему раскрыть свои таланты в деле, к которому лежала душа, а не принуждало общество. И страх оттого, что не удастся убедить его в том, что он, Скорпиус, ни капли не похож на своего отца в том же возрасте; что отец Скорпиуса уже полностью изменился и раскаялся; что фамилия «Малфой» – испытание для тех, кто носит эту фамилию, но никак не проклятие для других. – Ал, ух ты, а я-то думал, не дождусь, когда и меня начнешь приветствовать как Чарли! – мистер Уизли усмехнулся и в два шага преодолел расстояние от камина до ребят. Скорпиус машинально поднялся на ноги, хоть и боялся, что от волнения ноги его могли и не удержать. Он отметил про себя, что ему уже не нужно вытягивать шею, чтобы посмотреть в глаза мистеру Уизли, как было осенью.  – О, и Скорпиус тут, конечно! – мистер Уизли перевел взгляд с племянника на Скорпиуса, на его протянутую руку и, с секунду еле заметно помешкав, пожал ее. – Да, вы с Альбусом та еще головная боль для родителей, но это заслуживает уважения. Кстати, Скорпиус, не расскажешь о продавщице сладостей в поезде?.. Не успел мистер Уизли закончить вопрос, как слева от Скорпиуса раздалось предупреждающее «Ро-он!», и к ним подбежала министр. Под ее строгим взглядом ухмылка мистера Уизли вмиг спала и превратилась в заискивающую улыбку. – Дорогая, я же просто пошутил, – он приобнял жену за плечи и чмокнул ее в щеку, закатив глаза, когда Альбус прыснул, даже не прикрыв рот рукавом. – Добрый день, министр, – протянул руку Скорпиус. – Ох уж эти формальности! – улыбнулась министр и, пожимая Скорпиусу руку, другой легко похлопала его по плечу. – Давай договоримся, что «миссис Грейнджер», хорошо, Скорпиус? Скорпиус кивнул, и мини… миссис Грейнджер вернулась к разговору с Джинни у камина, а мистер Уизли тем временем подошел к Альбусу и, не обращая внимания на возмущенное скуление племянника, как следует взъерошил его волосы. – Так, племянничек, освобождай место своему любимому дядюшке – он хочет сыграть партию с чемпионом! Это какой по счету мат – двадцатый? – Третий вообще-то, – протянул Альбус и нехотя встал с кресла. – Пойду с Розой перекинусь парой слов, что ли. Роза. Скорпиуса так поглотило волнение из-за мистера Уизли, что он забыл о Розе. Вон она, стоит рядом с Молли у дивана и о чем-то восторженно рассказывает, активно жестикулируя. Ее длинные темно-рыжие волосы были заплетены в две толстые косы, из которых выбивались редкие непослушные кудри, и Скорпиуса захлестнуло сильным желанием рвануть к дивану и поправить эти кудри, может, даже заново заплести косы – он умел, он заплетал маме волосы, когда она уже была не в силах встать с кровати. – Погоди-ка! – мистер Уизли вновь, как ни в чем не бывало, засиял хитрой улыбкой и достал из-под пиджака две бутылки огневиски. – У меня для тебя заданьице: отнеси эти пузырьки на кухню, будь добр. И, кстати, – он перешел на заговорщицкий шепот и подмигнул, – можешь даже отхлебнуть чуток, а если кто что спросит – посылай прямо ко мне, скажу, что это я успел пригубить перед выходом. – Ну почему всегда я? – Альбус забрал огневиски из рук дяди и удалился в сторону кухни. А мистер Уизли шумно плюхнулся в кресло напротив Скорпиуса: – Ну что, мини-Малфой, готов померяться силами с настоящим гроссмейстером? Честно говоря, Скорпиус ожидал чего угодно, но только не этого: мистер Уизли вел себя с ним так, будто он и не был сыном его главного школьного врага, относиться к которому хотя бы вежливо он не мог себя заставить до сих пор. Он казался предельно сосредоточенным на игре, но в то же время умело отвлекал Скорпиуса от обдумывания следующих четырех ходов. Мистер Уизли то выспрашивал его мнение о сомнительных теориях вокруг загонщиков «Пушек Педдл», то с жаром рассказывал о новых проектах «Всемогущих волшебных вредилок», то будто бы мимоходом пытался узнать, каким это Годриком он, четверокурсник, умудрился наложить на их преподавательницу древних рун такой мощный Конфундус, что на прошлом тесте она поставила ему более высокую оценку, чем Розе. Скорпиус готов был и допустить, что миссис Грейнджер действительно его «натренировала», как выразился Альбус. Но от предельного внимания Скорпиуса не ускользало то, как мистер Уизли каждый раз невольно расправлял плечи, когда обращался к Скорпиусу; как неосознанно почесывал бороду, когда переводил на него взгляд с шахматной доски; как подрагивал его голос, когда он упоминал имя дочери. Нет, его непринужденность и расслабленность, настолько навязчивая, что казалась вымученной и напускной, на самом деле была вымученная и напускная. И все же постепенно, с каждым потрясающим матом – и нет, Скорпиус не поддавался, он просто, наверное, был немного отвлечен посторонними мыслями – мистер Уизли заметно расслаблялся уже по-настоящему. В конце третьей партии он сочувственно похлопал Скорпиуса по плечу и, хрустнув позвонками, встал с кресла. – Вот уж не думал, что поставлю тебе мат двумя конями, мелкий. Это насколько плохо тогда играет Ал, что постоянно тебе продувает? – он шутливо толкнул племянника локтем под ребра, и Альбус, наблюдавший за последней партией, закатил глаза и перебрался со стула напротив шахматной доски на кресло. – Или просто я слишком хорош?.. Да, наверное, дело именно в этом. Не хотел бы я, знаешь ли, оскорбиться, если ты вдруг мне поддавался, – он многозначительно повел бровями, а в его глазах поблескивали озорные огоньки. – Ладно, ребятки, не скучайте тут без меня, а я пойду развлекать Хьюго. Как он еще не утонул в своих зельях? Он кивнул в сторону кресла, где едва можно было высмотреть Хьюго, спрятавшегося за огромным учебником… зельеварения для четвертого курса? – Хьюго читает зельеварение за наш курс?! – Скорпиус ошарашенно перевел взгляд с мистера Уизли на Хьюго. Первокурсник читает учебное пособие для четверокурсников – что он там может понять, если только он не гений? Впрочем, последнее не исключено – в конце концов, напомнил себе Скорпиус, он же сын самой Гермионы Грейнджер, а она уже на втором курсе сварила Оборотное зелье. – Мамины мозги, что скрывать. До сих пор не верится, что рейвенкловская жилка переборола в нем гриффиндорскую кровь. Он согласился приехать, только если мы разрешим ему взять с собой учебник. Если бы тут были близнецы, правда, полетел бы впереди меня. Близнецы Луны, ну, Скамандеры, – добавил он, поймав озадаченный взгляд Скорпиуса. – Они всей семьей отправились в какую-то сомнительную экспедицию еще до каникул, так что Хью отпустить с ними мы не могли. Ну и вот, сидит он сейчас целыми днями дома, варит очередное хитроумное снадобье. Спасибо новому декрету об образовании – теперь можно! Гермиона считает, что «такой интерес к учебе должен поощряться», – копируя строго рабочий тон супруги, он изобразил в воздухе пальцами кавычки. – Пусть колдует, в общем, главное, чтобы в это время я или Гермиона были дома. Глядишь, такими темпами и для магазинчика что полезное изобретет. Он в последний раз окинул Скорпиуса с Альбусом взглядом и на несколько секунд нахмурил брови, будто прикидывая, стоит ли озвучивать пришедшую в голову мысль. – А ты вроде неплохой парень, Скорпиус. Совсем не как твой папаша. Но это не значит, что я буду рад видеть тебя в качестве избранника моей дочери. Так что больше не поддавайся! Скорпиус почувствовал, как его щеки предательски принимают оттенок кирпично-красного кресла, на котором он сидел. Мистер Уизли с усмешкой отвернулся, но Альбус, потешаясь со смущенного вида друга, успел бросить ему вслед: – Ему нужно тренироваться, дядь Рон! Как же он потом будет просить у вас ее руки? Что ж, для начала ему нужно было потренироваться накладывать проклятия на Альбуса.   май 2021 – …а я написала: «Ночью он превратился в лебедя». «Превратился»! «Превратился»! Мерлинова борода, не могу я с этих диграфов! Скорпиус улыбнулся, слушая преисполненные эмоциями жалобы Розы. Сегодня она подсела к ним с Альбусом за стол, когда они уже почти закончили завтракать и собирались уходить – и, будь воля Альбуса, ушли бы, но под умоляющим взглядом Скорпиуса Альбус вмиг передумал. – Вы представляете! Какую-то там черточку не заметить – ну как так можно было?! Одна черточка – и все, уже не «ночью он превратился», а «по ночам он превращался»! И главное же, что из контекста ничего не ясно! Просто ну ни единого намека! И вот уже три минуты Роза размахивала во все стороны руками, ничуть не беспокоясь о том, что своими чересчур активными жестами может легко заехать кому-нибудь по носу. Она успела спугнуть двух первокурсников, которым не посчастливилось до ее прихода сидеть напротив Альбуса со Скорпиусом, но они практически сразу поняли, что безопаснее будет как можно скорее покинуть Большой зал. – Разумеется, если бы это предложение было тесно связано с контекстом, то я бы перечитала оригинал и осознала свою ошибку, но ведь нет! Нет, в контекст и мой вариант вписывался идеально! Стоял один из первых теплых майских деньков, и с потолка в Большом зале падали ослепляющие солнечные лучи, отчего темно-рыжие кудри Розы, которые внезапно не были собраны и свободно лежали на плечах, переливались медью и золотом. Роза то и дело яростно качала головой, и яркие блики скакали по ее локонам, словно солнечные зайчики. И это была бы умилительная картина, которой Скорпиус готов был любоваться вечно, если бы ее не нарушал возмущенный взгляд карих глаз. – Кто вообще придумал эти диграфы? Зачем я вообще взяла в прошлом году древние руны?! Взяла бы прорицания, как Молли, предсказывала бы себе увечье за увечьем и получала бы одни «П»! Но нет же, нет, зачем-то нужно было слушаться маму! Положив голову на плечо Скорпиусу, Альбус старательно изображал крепкий глубокий сон, и Скорпиус, не отрывая взгляда от Розы, запустил пальцы в копну непослушных черных волос и стал рассеянно массировать другу голову, отчего Альбус совершенно неправдоподобно захрапел. Сидящий неподалеку Смит покачивал в одной руке вилку, будто это младенец, а в другой держал кубок с тыквенным соком, как магловский микрофон, но получил толчок под ребра от Забини, и его незаправленную рубашку залил тыквенный сок. – А Хью надо мной только ржет! «Теперь понятно, почему ты не в Рейвенкло»! Сам бы попробовал перевести три свитка за два часа! Храп Альбуса становился все громче и громче, и, продолжи он спектакль, вскоре на мантии Скорпиуса непременно появились бы пятна из слюны друга. Друг ему, конечно, был дороже мантии, но сейчас была не та ситуация, когда стоило выбирать. Еще только несколько секунд на то, чтобы поймать взглядом всех солнечных зайчиков, пляшущих по кудрям Розы… – И что самое обидное – это далеко не самое трудное ме… – Роза! Роза резко замолчала и перевела взгляд с точки где-то между Скорпиусом и Альбусом – ведь разговаривала она определенно не с ними – на Скорпиуса. Альбус, услышав, что монолог прекратился, оторвал голову от плеча Скорпиуса и недоуменно оглянулся. – Да?.. – Пойдем прогуляемся вокруг озера? – Что, прости? – Просто в Хогсмид нам с Альбусом дорога закрыта, так что… – Скорпиус уже не чувствовал той уверенности, что подвигла его перебить Розу мгновение назад, – пойдем со мной у озера погуляем? Вдвоем? Альбус недоверчиво приподнял бровь, а потом, словно поняв, что к чему, захохотал вместе с подслушивающими слизеринцами (и, кажется, уши навострили не они одни). Роза послала ему убийственный взгляд, но на Скорпиуса смотрела уже иначе – как на ребенка, которому приходится объяснять, что мятные чертики закончились и съели их вовсе не родители. – Не в этой реальности, Малфой, – с этими словами она поднялась и вернулась за гриффиндорский стол. Скорпиус сам не понимал, что им двигало: если подумать, сейчас ему разбили сердце, и он должен был чувствовать себя расстроенным, подавленным, может, даже плакать, но ему отчего-то было невыносимо смешно, и он, давясь от хохота, потянул хихикающего Альбуса за рукав, и они вместе пулей вылетели из Большого зала. – Поверить не могу, что я это сделал! – Скорпиус с Альбусом остановились невдалеке от Гриффиндорской башни и пытались отдышаться, хотя их все еще трясло от смеха. – Да и я. – Прикинь. Я пригласил на свидание Розу Грейнджер-Уизли! – Скорпиус слышал себя будто бы издалека: его голос звучал так, будто его только что обрадовали вестью о том, что он может не сдавать ни С.О.В., ни Ж.А.Б.А. и его готовы заранее принять в Академию целителей при больнице святого Мунго. – И она тебя отшила, – Альбус пытался вразумить друга, чтобы тот не заплывал за буйки в море мечтаний, но Скорпиус не мог стереть с лица глупую улыбку. – Но я предложил! Я посадил семечко, из которого рано или поздно взойдет наш брак! Скорпиус не знал, откуда в нем забилась поэтическая жилка – если верить рассказам мамы, во всем виновата любовь. Он сыпал и сыпал метафорами, предаваясь мечтам, которые вовсе необязательно были его реальными мечтами, но он был распален эмоциями – и пробежкой; он не чувствовал ничего, кроме полыхающих щек и гулко колотящегося сердца. Он сделал это: он положил начало неизвестному, но от этого более волнующему… приключению? Игре? Они с Альбусом присели на лестницу, хотя сидеть Скорпиусу удавалось с трудом – он беспрестанно подпрыгивал и дергался. На несколько минут Скорпиус вынырнул из мира грез – мимо лестницы прошла Роза. Она обратилась к нему не по фамилии, а по его прозвищу в другой реальности, где он был популярным, – «Король-Скорпион» – и Скорпиуса вновь предала его крайняя внимательность, и он легко соотнес это прозвище с ее предыдущими словами о «другой реальности», а Роза, такая вдумчивая, такая рассудительная, пусть даже и напутала однажды с переводом, не могла выпалить эти слова в сердцах – у нее обязательно все было продумано. Она приняла игру Скорпиуса, и теперь они вместе будут, на ходу придумывая правила, по очереди кидать кости, где больше шести значений, и двигаться по игровому полю к финишной прямой – или, что ближе Скорпиусу, кривой. Альбус пожаловался, что ему нужно встретиться с отцом, а он, конечно, ждет этого с таким нетерпением, что его аж тошнит. Косвенное напоминание о событиях прошлой осени подействовало на Скорпиуса отрезвляюще и вернуло к мыслям о том, что его беспокоило еще несколько месяцев назад. Его накрыло волной благодарности к другу, и он, забыв об их договоренности, заключил Альбуса в объятия. Такой близкий контакт пробудил в Скорпиусе давний страх почувствовать дрожь, которая молниеносно разжигала кровь и заставляла щеки пылать. Он вздрогнул, но… Нет, никаких опасных искр, лишь спокойное тепло. Странно. – Это еще что? Мы вроде решили не обниматься, – Альбус был верен своей прямолинейности, но в его голосе не было злобы, а только легкое замешательство, приправленное доброй насмешкой. – Я не знал. Надо или нет. На этом нашем… новом этапе, как я себе представлял. Безмятежное тепло внутри мгновенно погасил пронизывающий ледяной дождь, и по телу пробежала тысяча мурашек, но Альбуса явно ничего не смутило, и он ободряюще похлопал Скорпиуса по спине.  «Новый этап»? Скорпиус, конечно, был слишком умным и слишком внимательным, но еще и слишком глупым и слишком рассеянным, когда позволял себе расслабиться. Мама говорила, что расслабляться полезно, – тогда его не тянуло заламывать руки, он не выкрикивал фразы голосом раненого гиппогрифа и не порывался умять всю пачку мятных чертиков, то есть вел себя как адекватный волшебник. Наверное, Скорпиусу стоило поработать над собственным определением адекватного волшебника.   15 апреля 2022 – Так, уже семь вечера… ТИШИНА! Скорпиус невольно поморщился. Он, конечно, знал, что от Лили Поттер можно ожидать чего угодно, и причина, по которой они сейчас собрались здесь, в кабинете магловедения, – прекрасное тому подтверждение, но удивительно мощный голос миниатюрной девочки-третьекурсницы пробудил в Скорпиусе забавное чувство диссонанса. В представлении Скорпиуса Лили, может, была и не настолько очевидным сборищем противоречий, как ее дядя, но не менее отпугивающим. Теплый взгляд карих глаз в секунду сменился пылающим, а очки в роговой оправе в этот момент наделили девушку еще большей строгостью, свойственной скорее профессору Макгонагалл. (А если так подумать, очки наделяли строгостью всех, если этот кто-то – не Скорпиус Малфой. Поганая привычка читать при плохом освещении предсказуемо вылилась в то, что Альбус окрестил «самыми мерзкими очками в мире» – потому что они круглые, как у мистера Поттера, но только не на Скорпиусе, ведь Скорпиус превращал «даже самую мерзкую мерзость в розового пушистика».) Кабинет магловедения был не самой большой аудиторией в Хогвартсе, и он еле вмещал всех пожелавших прийти – человек сорок, не меньше. Но Скорпиус понимал, почему для собраний клуба Лили выбрала именно его: если бы не занятия по магловедению, она вряд ли бы так скоро узнала о фе-ми-низ-ме и прониклась идеей. Да и обстановка в классе явно располагала к проведению подобных мероприятий. На стенах из песочного камня висели не свитки пергамента с магическими формулами, как в других аудиториях, а магловские плакаты с надписями. Вот на одном застывшая в улыбке светловолосая женщина прислонилась к кухонной стойке («За плечами каждой успешной женщины скрывается микроволновая печь»), на другом – темнокожая девушка в ослепительно-белом платье с наигранной скромностью прикрывала подолом колени («Задери юбку. Сбереги жизнь»), на третьем – веснушчатая девочка, немногим младше самой Лили, сжимала какой-то белый мячик в два раза меньше бладжера и смотрела вбок («Что значит жить #КакДевочка?»). Скорпиус помнил, что раньше тут были плакаты и с мужчинами – кто-то играл в фут-бол, кто-то сидел за рулем автомобиля, кузов которого напоминал морду гриндилоу. Судя по всему, Лили с друзьями на время собрания превратили эти плакаты в агитационные вывески – пергаменты светло-салатового цвета с золотым щитом посередине, на котором рубиново-красным было высечено: «ВОЛШЕБНИЦЫ ИМЕЮТ ПРАВО». А к своим мантиям Лили и двое ее друзей уже прикрепили значки в виде таких щитов.  – Спасибо. Для начала, думаю, нужно представиться. Я Лили Поттер, – Лили поклонилась в небрежном реверансе, – но вы это и так знаете, по крайней мере, если прочитали листовки. Ах да, если вы пришли, только чтобы поглазеть на меня, или на моих братьев, или же на других Поттеров-Уизли-Грейнджеров, то можете валить отсюда нахрен. По классу пробежал смешок, но никто не встал – даже шестикурсницы позади Скорпиуса, которым очевидно не было дела до клуба Лили: кокетливо хлопая ресницами, девушки бросали томные взгляды на Джеймса Поттера и Луи Уизли, расположившихся в параллельном ряду. Джеймс присвистнул и показал Лили два больших пальца вверх, а Альбус, сидящий за одной партой со Скорпиусом, недовольно на нее шикнул: – Эй, поаккуратней там с выражениями, Лилилу! Лили скрестила руки на груди и исподлобья посмотрела на брата: – Имею полное право. Как и любая другая волшебница. Как и любой другой волшебник. Ты, кажется, не понимаешь, куда пришел? Альбус ответил ей той же позой: – Папа почему-то так не считает! Кто-то отважился хихикнуть, но Лили не сводила грозного взгляда с брата, и у Скорпиуса по спине пробежал холодок оттого, как сильно она была похожа на Макгонагалл, когда в прошлом году та отчитывала их с Альбусом за самовольный сход с поезда. – Но ладно, продолжай. Суровый вид Лили легко и просто сменила вежливая улыбка. – Вот и отлично! Продолжим. Я Лили Поттер, основатель и президент «В.И.П.», что расшифровывается как «Волшебницы имеют право», хотя, думаю, плакаты вы все прочитали, – она жестом указала на пергаменты на стенах. – Справа от меня – Линни Пикс, сооснователь и заместитель президента, она будет вместе со мной выступать на собраниях. – (Маленькая черноволосая девочка с тонкими косичками, еще ниже, чем Лили, нервно поправила свой гриффиндорский галстук и взволнованно подняла ладонь в знак приветствия.) – Слева – Ари Ли, сооснователь и секретарь, он будет записывать все происходящее, чем сейчас же и займется. – (Длинноволосый краснощекий мальчик с трудом улыбнулся и, украдкой бросив восторженный взгляд на Лили, сел за учительский стол.) – А еще он явно хочет тебе присунуть! – раздалось с задних парт. Скорпиус с Альбусом, как и, впрочем, остальные ученики, резко обернулись, чтобы взглянуть на смельчака: одно дело, когда над Лили подтрунивал брат, другое – когда совершенно незнакомый человек, а с ним она могла и не церемониться. Перед тем как обернуться, Скорпиус успел заметить, что щеки Ари вспыхнули ярче и румянец пятнами подобрался к корням волос. Смельчаком оказался Николас Смит, и Скорпиус не сомневался, что сейчас последует. – Смит, с яйцами попрощаться решил?! – Завали, придурок! – Охреневший! – Я сам тебе сейчас присуну! – Что ты тут вообще делаешь?! – МОЛЧАТЬ! Альбус, Джеймс, Луи, Роза, Роксана, Молли и Хьюго мгновенно перевели взгляд со Смита на Лили: кажется, защитниками она была возмущена больше, чем обидчиком. – Сядьте, пожалуйста. И палочки уберите, – вздохнула она. – Спасибо, конечно, но я сама за себя могу постоять. – Тебе тринадцать, какой «сама за себя»! – Джеймс недоуменно взмахнул руками, все еще крепко сжимая палочку. – Четырнадцать через два дня, – огрызнулась Лили и указала собственной палочкой на брата. – Но ни возраст, ни пол не играют никакой роли. Сядь, Джеймс Сириус Поттер. Запрещенный прием – обратиться к Джеймсу по его полному имени – сработал, и он, закатив глаза, нехотя вернулся на свое место. Не переставая хмуриться, Лили повернулась к Смиту, который выглядел так, будто не понимает, в чем проблема. – Смит, значит? Так вот, Смит, не знаю, зачем ты сюда приперся, если живешь стереотипами и не хочешь от них избавляться. Если тебя все устраивает – дверь прямо за тобой. Хочешь что-то изменить – оставайся, но держи рот на замке, если нечего сказать по существу. А повторится сегодняшнее… – Лили довольно оглянула собравшихся, словно предвкушая их реакцию, – нас ждет изысканное шоу из очаровательнейших летучих мышек, которые выпорхнут у тебя из ноздрей. По классу прокатился рокот смеха, а побледневший Смит развел руками: – Да что я такого сказал-то? Что сразу угрожать? Ну не верю я в дружбу между парнем и девушкой… – Может, ты еще и в существование геев не веришь? – ухмыльнулась Лили, и многие из присутствующих закивали, похихикивая. – Если мне память не изменяет, я частенько вижу тебя в компании милого высокого однокурсника. Так зачем откладывать? Когда же вы займетесь горячим сексом? Аудитория вновь взорвалась хохотом, а на побелевшем лице Смита проступили розовые пятна. Скорпиус заметил, как его рука дернулась к правому карману мантии – за палочкой, но здравый смысл одержал верх над злостью, и Смит развернулся на каблуках к выходу. – Скажи это своему братцу, а то они с сынком Волде… Закончить фразу он не успел. В его сторону одновременно выстрелили четыре заклинания – и неизвестно, какой бы они возымели эффект, если бы не молниеносная реакция Розы и еще одного старосты Гриффиндора: они вовремя поставили между Альбусом, Джеймсом, Луи и Смитом мощный щит. Но проклятие, выпущенное Лили, успело достигнуть цели, и Смит, взвизгнув, с ужасом схватился за нос, из которого с весьма неприятным звуком начали вылетать козявки в виде маленьких летучих мышей. – ВСЕМ ОПУСТИТЬ ПАЛОЧКИ! – голос Розы раскатом грома пронесся по аудитории. Кто-то засмеялся, кто-то испуганно зашептался с друзьями, но Альбус, Джеймс и Луи убирать палочки и не подумали. – ПРИКАЗЫВАЮ КАК СТАРОСТА, ЖИВО! Ноль реакции. Прийти на подмогу Розе было некому: из старост в аудитории были только она, другой староста Гриффиндора и Луи Уизли, а поведение последнего было далеко от того, что ожидали от старосты школы. Смит продолжал завывать. Несколько учеников поднялись со своих мест, и тут Скорпиусу пришла в голову отчаянная и, возможно, глупая идея… Он обезоружил Альбуса, и его возмущенный вопль отвлек Джеймса и Луи настолько, что первый сам опустил палочку, а второго обезоружила Роза, убрав щит. – Вы разве не понимаете, что из-за подобного организацию Лили могут распустить?! – Роза подошла к учительскому столу, где стояла Лили, и, увидев, как Смит, еле удерживаясь на ногах, пытается незаметно выйти из класса, направила палочку на дверь: – Коллопортус! – Дверь с хлюпаньем запечаталась, и Роза повернулась к Скорпиусу: тот пытался усадить Альбуса рядом с ним, не обращая внимания на ругань друга («Еще раз залупнется на тебя – я его член в перо трансфигурирую»). – Скорпиус, обезоружь Смита и сними проклятие. «Скорпиус». «Скорпиус». Она впервые обратилась к нему по имени. Скорпиус чувствовал себя так, будто его похвалили сразу все преподаватели – нет, будто он сдал все С.О.В. на «Превосходно», пусть и до результатов было еще несколько месяцев и Скорпиус не представлял, какими будут ощущения, когда он получит письмо с оценками. По телу пробежали жгучие искры, и губы непроизвольно расплылись в дурацкой улыбке, пока он спешил к скулящему Смиту. Смиту, который что-то заметил между ним и Альбусом, который, возможно, был таким же наблюдательным, как и Скорпиус… Нет, это просто типичный Смит – придурковатый, готовый подколоть любого, кто позволял себя подкалывать, а его слова Скорпиуса даже не задели – так, он лишь принял их во внимание. – Минус тридцать очков с Гриффиндора и минус пятьдесят – со Слизерина! – негодовала Роза, пока Скорпиус разбирался со Смитом, который от боли сполз по двери на пол. – И десять – Слизерину за смекалку. Из-за такой несправедливости и предвзятости Скорпиус должен был бы ругаться вместе с Альбусом и другими слизеринцами (в основном из семей маглов) в аудитории, но, во-первых, разница была всего лишь в каких-то десять очков, во-вторых, – Скорпиус чувствовал, как улыбка становится шире, – Роза наградила его десятью очками. Несмотря на сумбурное начало, через пять минут собрание продолжилось. Смита вместе с парочкой второкурсниц отпустили с миром, после того как они поклялись не жаловаться на Лили учителям, и Лили, улыбаясь во весь рот, стала воодушевленно рассказывать о грандиозных планах «В.И.П.» (добиться разрешения ученицам Хогвартса носить брюки, добиться снятия запрета мальчикам входить в женскую спальню, добиться создания нового отдела в министерстве…). Но Скорпиус слушал вполуха. Мысли норовили вновь унести его в страну мечтаний, где в классе были только они вдвоем с Розой и она рассуждала о затее Лили, подчеркивая важность роли миссис Грейнджер в поддержке организации; пересказывала последний матч Гриффиндора со Слизерином, сетуя, что не выдалось шанса попытаться забить квоффл в ворота, охраняемые Скорпиусом, ведь он пока только в запасе; жаловалась на очередной длинный свиток древних рун, который нужно перевести к понедельнику… – На этом наше собрание завершено! – радостно объявила Лили, и Скорпиус поспешно выпрямился – предавшись мечтаниям, он чуть ли не разлегся за партой – и поправил очки, которые начали было сползать с носа. – Еще раз спасибо, что пришли, и не забудьте купить значки – всего пять сиклей! Быстро купив значок у Ари, Скорпиус с Альбусом направились к выходу – вернее, это Альбус нетерпеливо тянул Скорпиуса за рукав мантии. Но Скорпиус не спешил уходить. Прямо сейчас – идеальный момент сделать еще один шаг на игровом поле под названием «Свидание с Розой Грейнджер-Уизли», и упускать свой шанс Скорпиус был не намерен. – Скорпиус, я не шучу: пусть только попробует хоть раз еще что вякнуть – попрощается со своим сморчком нахер. «Сын Волдеморта», блин, и не надоело же! На время собрания Альбус пообещал держать язык за зубами (после того, как Роза пригрозила прочистить ему рот заклинанием), но сейчас вновь дал волю эмоциям. Скорпиус чувствовал знакомый прилив благодарности к другу: и оттого, что Альбус так горячо за него заступался, – а это, честно говоря, ему никогда не надоест, – и оттого, что в словах Смита Альбус видел вовсе не то, что еще час назад едва не начало беспокоить Скорпиуса. Но сейчас, к счастью, у Скорпиуса был новый повод для беспокойства. Или для радости. – Что, опять? – заметив напряженный взгляд Скорпиуса, устало закатил глаза Альбус, но замедлил шаг и вместе с другом остановился у дверей. Роза о чем-то с энтузиазмом рассказывала Лили – наверняка о том, какую роль в продвижении «В.И.П.» сыграет ее мама, но Скорпиус был готов ждать. В конце концов, он ждал уже почти год, он продвинулся уже на девять ходов, пересек клетки «Не в этой реальности, Малфой», «Ты идиот?», «Даже не мечтай, Малфой», «Ни за что, Малфой», «Нет, нет и еще раз нет», «У меня вообще-то есть парень!», «Я тебя умоляю…», «Нет, не пойду» и «Мечтай!». Точно не ясно, сколько клеток отделяло его от финиша, но это только разжигало азарт. – Сегодня она обратилась ко мне по имени! Альбус, она назвала меня Скорпиусом, а не Малфоем, не «Королем-Скорпионом», она… – из-за плохо сдерживаемого волнения Скорпиус не мог расслабиться – а это и хорошо, учитывая, как он мог себя повести, когда расслаблялся, – и начал возбужденно бормотать, попутно заламывая руки: – Она оттаивает! Я же говорил! Я посадил семечко, оно растет, уже скоро… Альбус сочувственно улыбнулся и взял ладони Скорпиуса в свои – привычка с четвертого курса, когда Скорпиус просыпался среди ночи от кошмара и нес бессвязную чепуху о Дельфи и Темном мире, и только Альбус мог его успокоить, разминая подушечки пальцев друга. Главное, чтобы это длилось не больше нескольких секунд, иначе Скорпиус расслабится, а это чревато двусмысленными оговорками, которые ему украдкой подсовывало сознание. Вскоре Роза подошла к выходу вместе с Лили, Ари и Линни и, заметив Скорпиуса с Альбусом, приподняла брови: – Вы нас ждали?.. Скорпиус нервно сглотнул, и Альбус прыснул. – Роза, спасибо за десять очков! Не думал, что ты заметишь, – Скорпиус пытался не сводить с девушки глаз, хотя больше всего ему хотелось срочно проверить, завязаны ли у него шнурки. Лили бросила многозначительный взгляд Линни и Ари, и ребята, махнув на прощание, убежали в сторону Гриффиндорской башни. – Было бы за что. Ты правда молодец, быстро среагировал. В отличие от некоторых, – она волком посмотрела на Альбуса. – И ты, ты тоже так быстро среагировала! С этим щитом! – Скорпиус не осознал, как снова начал заламывать руки. – Это было потрясающе! И ты такая потрясающая. И… не хочешь сходить со мной в Хогсмид в следующую субботу? Роза горестно вздохнула – с притворной горестью, успел заметить Скорпиус. С секунду подозрительно нахмурившись, она покачала головой и развернулась со словами: – Юбилейный провал. Скорпиус улыбнулся: она считала.   10 июня 2022 – …четвертая предпосылка: волшебники, нашедшие место среди магловской аристократии, не скрывали от маглов драгоценности гоблинской работы, а наоборот выставляли их напоказ, тем самым отступая от устного соглашения между волшебниками и гоблинами о продаже сделанных гоблинами предметов. Необходимо отметить, что гоблины считали данное соглашение «правом на использование», то есть, по их мнению, изделие никогда не переходило в полное владение волшебника, – Скорпиус одновременно пытался повторить предпосылки третьего гоблинского восстания и позавтракать – дело, обреченное на провал, но иначе он не привык. Неважно, что история магии – предмет, в котором Скорпиус обычно был уверен на двести процентов, по которому он прочитал всевозможные учебники и пособия по несколько раз. Сегодняшний день нельзя было назвать обычным, и разуму было все равно, что позади уже восемь экзаменов и остался только один, причем по предмету, который Скорпиус знал и обожал с детства. Разуму было безразлично и то, что Скорпиус старательно повторял весь материал на протяжении четырех месяцев, хотя повторять – это скорее про Альбуса. Для Скорпиуса же, если послушать Альбуса, их совместные занятия по волшебным карточкам стали очередным поводом продемонстрировать свои великолепные знания по истории – и неумышленно раззадорить Альбуса. Но разум настаивал на том, чтобы Скорпиус в итоге отказывался от завтрака в пользу совершенно ненужного повторения того, что он и так знал. – Сковпиуш, фы и фак вшо жнаешь. – Вот у Альбуса, благодаря генам Уизли, организм работал как надо: экзамен или не экзамен, а с утра главное – поесть. Он даже пытался направить работающий не в ту сторону разум Скорпиуса в нужное русло, но помощи от этого было столько же, сколько от Агуаменти в тушении Адского пламени. Скорпиус чувствовал, как то, что поначалу проявляло себя только как слегка пощипывающее волнение, нарастает и превращается в заглушающую все намертво тревогу. Скорпиус мог поклясться, что еще минуту назад он слышал и видел, как на другой стороне стола Забини со скучающим видом перечислял Смиту, который в спешке все зачем-то записывал, основные этапы Второй магической войны; как справа от него Альбус, не стесняясь чавкать, жевал тост и запивал его третьей чашкой кофе; как в конце стола капитан сборной Слизерина по квиддичу, Джейсон Флинт, во весь голос хвастался всем, кто готов был его слушать, о том, что в «Пушках Педдл» и не посмотрят на его результаты Ж.А.Б.А. Но сейчас в ушах стоял лишь неприятный шум, будто все вокруг наложили на себя Оглохни. – Поводом для восстания считается событие, когда группа молодых волшебников окунула будущего лидера восстания, Грыга Грязного, в… – Скорпиус на автомате бормотал зазубренные конспекты, понимая, что перестал слышать даже свой голос. Потолок Большого зала был затянут грязно-серыми облаками, которые затуманивали лучи солнца, впитывая от них болезненную желтизну, и слух Скорпиуса сейчас был так же заслонен сплетенными в тугие клубки нервами. Но тучи вскоре разгонит ветер, позволив солнцу пробиться, а тучи в голове разогнать мог только сам Скорпиус. Позже, непонятно для чего анализируя произошедшее, – просто потому, что привык, – Скорпиус придет к выводу, что практически каждый ход на игровом поле «Свидание с Розой Грейнджер-Уизли» был незапланированным и продиктованным стрессовой ситуацией. Но сейчас Скорпиусом двигало желание избавиться от шума в голове, и он, вскочив из-за слизеринского стола, бросил Альбусу: «Я сейчас вернусь» (вслух или одними губами – неясно, ведь он ничего не слышал) – и побежал к гриффиндорцам. Роза была полностью сосредоточена на завтраке и на «Истории магии», которая лежала у нее на коленях, и поэтому, когда Скорпиус появился у нее за спиной, даже не обернулась. Зато его мгновенно заметили другие гриффиндорцы, сидящие неподалеку: Айрин Колман и Кара Томас-Финниган ухмыльнулись и обменялись многозначительными взглядами, Лили Поттер и Линни Пикс с улыбкой ему помахали, а Полли Чепмен с Яном Фредериксом презрительно поджали губы. Внезапное оживление за столом вернуло Розу к действительности и, поймав кивок Чепмен в сторону, где стоял Скорпиус, она обернулась. Скорпиус глубоко вдохнул и на выдохе пулеметом выстрелил вопрос: – ПойдемсомнойвХогсмидпослеэкзаменов? Стоило ему закончить, как звук снова включили, и жужжание вокруг исчезло так же резко, как и началось. Роза нахмурила брови, и Скорпиус, надеясь, что она просто не расслышала вопрос (а может, он и не произносил его вслух), медленно повторил: – Пойдем со мной в Хогсмид после экзаменов? На выходных перед отъездом домой… Он ожидал, что его перебьют очередным категорическим отказом, который по своей форме ни в коем случае не будет похож на десять предыдущих, потому что повториться для Розы было так же неприемлемо, как и получить по истории магии что-то ниже «Превосходно». Скорпиус готовился мысленно записать ее новый ответ, радуясь, что слух вернулся, и выйти во двор подышать застывшим перед дождем воздухом. Чего он не ожидал – так это… – А пошли! – Роза подмигнула (Мерлин, подмигнула!) и, как ни в чем не бывало, вернулась к «Истории магии» и сосискам. Ахнув, Айрин и Кара прижали ладони ко рту, Лили и Линни, приподняв брови, изумленно переглянулись, а Чепмен с Фредериксом возмущенно фыркнули. – Т-ты… с-согласна? – Скорпиус не помнил, когда в последний раз заикался. Обычно из-за нервов он начинал тараторить, но сейчас ему словно скрутили язык, и говорить удавалось с трудом. – Угу, в следующую субботу без пятнадцати десять жди меня у портрета Полной дамы, – не отрываясь от «Истории магии», удивительно ровным тоном ответила Роза, как будто мгновение назад не подкинула сплетникам и сплетницам Хогвартса – а может, и всего волшебного мира – заготовку для скандальной истории, которую они будут смаковать не одну неделю; как будто не сделала уверенный финальный ход в их со Скорпиусом игре и не поставила ему замечательный мат и выиграла, хотя играли они не в шахматы; как будто не сняла защиту из предвзятости и предубеждений, которой долгое время закрывалась. Чепмен фыркнула еще громче: – Ох, Уизли, совсем у тебя стандарты в говно скатились! …Оказывается, истошные вопли и перекошенное от ужаса красивое лицо Чепмен, когда Лили Поттер наслала на нее Летучемышиный сглаз, – зрелище, полюбоваться на которое хотелось не одному ученику Хогвартса и, кажется, даже нескольким преподавателям. Через полчаса Скорпиус будет яростно корить себя за отсутствие манер, но ему в голову не пришла идея лучше, чем, буркнув: «Увидимся», спешно ретироваться к главному выходу, пока остальные не опомнились и не стали приставать к нему с расспросами. Закусив губу в бесполезной попытке сдержать улыбку, под отзвуки неистово бухающего сердца в ушах он выбежал во двор навстречу еле заметным каплям дождя. Под дождем, вскоре усилившимся до ливня, Скорпиус провел больше времени, чем планировал. Непогода не проблема, даже когда не взял с собой зонт, если можно одним взмахом волшебной палочки создать вокруг себя нечто вроде водоотталкивающего пузыря. Ритмичный стук капель по прозрачной «крыше» позволил Скорпиусу выровнять дыхание и собраться с мыслями, которые, пусть уже и не были разбросаны по страницам «Истории магии», летали не менее хаотично. Скорпиус бы подумал, что Роза его не поняла, – но он был на сто процентов уверен, что повторил вопрос отчетливо. Он бы подумал, что сам ее не понял, – но тогда ее не поняли бы и другие, а, судя по их реакции, ее ответ был точь-в-точь таким, каким Скорпиус его услышал. Впрочем, Скорпиус точно знал, что в ее ответе засомневается Альбус, как только Скорпиус поделится с ним радостной новостью. Друг закатит глаза и начнет убеждать Скорпиуса, что возможны два варианта: либо он не расслышал слова Розы, либо – что, разумеется, более вероятно, ведь, по словам Альбуса, Роза все делает ради собственной выгоды, – она просто издевается над Скорпиусом и согласилась, чтобы таким образом высмеять его перед всей школой. И, если уж Скорпиусу быть совсем честным с собой, он и сам полностью не исключал второй вариант, но с одной поправкой – ее ответ, одиннадцатый ход на поле, игру не завершил, а просто сменил ее правила. Скорпиусу было немного грустно думать о том, что игра закончилась, и поэтому он предпочитал смотреть на ситуацию с другой стороны: за прохождением этой игры последует продолжение, которое нужно с нетерпением ждать. Он поймал себя на мысли, что именно трепет перед неизвестным вкупе с любопытством не давали ему на протяжении года оставлять попытки пройти дальше. Сейчас же ощущения отчасти напоминали то, что Скорпиус испытывал перед получением проверенных сочинений или перед объявлением результатов контрольных и экзаменов: предвкушение радости и облегчения с каплей волнения, но уже не такого, что заставляло сердце нестись галопом, сковывало мысли и холодило кровь. Это волнение переключало сердце на мелкую рысь, приводило мысли в творческий беспорядок, а кровь – подогревало. Скорпиус был уверен в том, что показал достойный результат, пусть и необязательно самый высокий – не зря же он потратил столько времени на подготовку. Около половины десятого утра – как раз тогда, когда обычно начинали запускать экзаменующихся – Скорпиус подбежал ко входу в Большой зал, где толпились пятикурсники. Кто-то нервно бубнил себе под нос зазубренное за последние недели (они напоминали Скорпиусу себя, только он-то учил все пять лет), кто-то уже сдался и, недовольно поглядывая на отчаянно повторяющих материал, время от времени вздыхал, что «перед смертью не надышишься» (кажется, именно этим были заняты Смит с Забини), а кто-то делал вид, что полностью забыл об экзамене, и просто молча стоял. Например, Альбус, которого Скорпиус и искал, – вон он, стоит и зачем-то мнет мантию. – Альбус! – Скорпиус хлопнул друга по спине, отчего тот вздрогнул и обернулся. – Что-то долго ты сегодня. Я, конечно, понимаю, что ждать тебя не стоило, так что, как только ты убежал, я пошел в спальню, но я все-таки думал, что ты туда вер… Каждый раз, когда Альбус начинал бормотать на одном дыхании, у Скорпиуса внутри что-то подозрительно подергивалось, но он давно пообещал себе не уделять этому внимание и не задумываться, что это значит. Тем более сейчас, когда у него были более важные новости. – Она согласилась! Несколько пятикурсников рядом с ними замолчали, поэтому, не желая повторения сцены за завтраком, Скорпиус схватил Альбуса за плечо и отвел подальше от входа в Большой зал. Конечно, это не спасет от настороженных взглядов и любопытных перешептываний, но зато позволит им с Альбусом не чувствовать себя в центре внимания – по крайней мере, не так сильно, как если бы они остались на прежнем месте. Альбус смотрел на него недоверчиво, насупившись, и Скорпиуса бы это не напрягло, если бы он смотрел так на кого-то другого, – для Альбуса это было обычное состояние, не выражающее ничего, что должно вызвать сомнения. Но для Скорпиуса у Альбуса всегда был припасен десяток-другой разнообразных эмоций, а нейтральное, то есть нахмурившееся выражение лица было поводом заволноваться. – В смысле? – Альбус тоже предпочел бы, чтобы их практически никто не слышал, и перешел на шепот, который, правда, больше напоминал шипение. – Сказала, что пойдет со мной в Хогсмид. После экзаменов. Скорпиусу вроде бы и хотелось продолжать улыбаться, но беспокойство за друга взяло вверх, и сердце перешло с мелкой рыси на тревожный галоп, а улыбка спала. – В смысле реально пойдет? – Альбус с явным усилием сдвинул брови, как будто пытался не выпустить наружу эмоции, которые он не хотел показывать никому. Но от внимания Скорпиуса не ускользнуло то, как подрагивали уголки его губ: то ли в преддверии улыбки, то ли – Скорпиусу не хотелось думать, почему такой вариант вообще возможен, – слез. – Ну да… Я понимаю, ты думаешь, что я не расслышал. Но там была куча свидетелей! Или ты считаешь, что она пошутила? Ты беспокоишься, что она выставит меня посмешищем перед всей школой, но этого точно не будет! Я тебе гарантирую, ты бы видел… – Скорпиус не знал, отчего начал бормотать на этот раз: казалось бы, волнение отпустило и его сменило приятное чувство предвкушения, которое обычно не проявлялось в виде лепета, но вот он уже вновь заламывал руки и не мог остановить поток мыслей, что так и лезли непонятно откуда. – Альбус, я же говорил, что все получится, что я посадил семечко, что из него взойдет наш брак. Ну, может, о браке пока что говорить рано, замечтался я тогда, но в перспективе! И кто бы мог подумать, что я буду дарить розы Розе, и… Ему уже было все равно, что в его словах мало смысла, главное – не переставать говорить и не думать о том, почему во взгляде Альбуса мелькает испуг, или это ярость, или вообще и то и другое. Скорпиус проклинал свою излишнюю внимательность и дурную привычку все анализировать; всего через полгода он станет совершеннолетним, а значит, от создающих неудобства особенностей характера и поганых привычек пора избавляться. Пусть это требует огромной силы воли – ничего страшного, ему же как-то удалось выйти из состояния созависимости от Альбуса, пусть и не окончательно. А что бы там ни проскользнуло во взгляде Альбуса, он смог это перебороть, потому что в следующую секунду по привычке взял ладони Скорпиуса в свои и начал массировать костяшки пальцев. Скорпиус замолчал и перевел дух. – Я тебе верю, – не отпуская руки Скорпиуса, сказал Альбус. Он даже чуть улыбнулся, только это больше напоминало нервное подергивание мышц, чем улыбку. – И даже немного завидую твоему упорству. А если вдруг что пойдет не так – я с этим разберусь. И Скорпиусу было сложно объяснить почему, но сейчас впервые за пять лет дружбы он Альбусу не верил.   18 июня 2022 Проснувшись в последнюю субботу пятого курса, Скорпиус первом делом отметил, что хотя бы погода сегодня точно ничего не испортит: яркие солнечные лучи пробивались даже сквозь мутную воду озера за окнами спальни, заливая комнату зеленоватым светом, который не слепил глаза, как было бы в спальне любого другого факультета. Справа от Скорпиуса свернулся клубком Мурлин, которого после зимних каникул Альбус притащил в Хогвартс, наплевав, что когда-то считал, будто игрушки – это только для совсем маленьких. Прошлым вечером Альбус настоял на том, чтобы жмыр спал сегодня со Скорпиусом, потому что ему, Альбусу, «не помешало бы выспаться», а еще Мурлин «постоянно лезет в лицо, скотина». Но Скорпиусу нравилось, когда Мурлин щекотал лицо усами, тычась холодным и мокрым носом то в щеки, то в рот. Поэтому вчера Скорпиус засыпал под блаженное мурлыканье Мурлина, окутанный успокаивающим теплом и запахом кофе и мятных чертиков. Скорпиус посмотрел на часы: половина восьмого. На выходных завтрак заканчивался не в девять, как обычно, а в десять, и он бы не спешил, если бы через два часа – а лучше раньше – ему не нужно было стоять у портрета Полной дамы. Скорпиус поднялся с кровати, аккуратно взяв зевающего Мурлина на руки, и огляделся: на кровати слева от него Альбус, распластавшись на спине, еще мирно посапывал, а в дальнем углу спальни за задернутым пологом громко храпел Смит, и только Забини, истинная ранняя пташка, наверняка уже завтракал. Он осторожно подошел к кровати Альбуса и, стараясь не разбудить друга, положил Мурлина рядом с ним. Жмыр выгнул спину, вытянул вперед лапки и, замурлыкав, свернулся у плеча Альбуса. Скорпиус не смог сдержать улыбку: Мурлин своими большими ушами невольно щекотал Альбусу подбородок, и тот смешно морщился во сне. Скорпиус почувствовал мимолетный прилив внезапной благодарности к другу, которая была слишком нежной и резонировала слишком частыми сальто в животе, и поэтому ее, наверное, с трудом можно было назвать благодарностью, но Скорпиус не знал, как описать это чувство иначе. Да и оно было чересчур похожим на то, что Скорпиус чувствовал год назад, а тогда он решил, что под этими ощущениями не скрывается ничего подозрительного, так что с чего бы Скорпиусу беспокоиться о них сейчас? Скорпиус всего лишь был счастлив, что Альбус вчера вечером терпеливо выслушивал все его переживания и, пусть и не мог дать дельных советов, не побоялся проявить заботу – взять того же Мурлина. Мурлин начал лениво топтать лапками одеяло, и Альбус, промычав что-то неразборчивое, заворочался – знак того, что он вот-вот проснется. Он резко вытянул вперед руку, случайно задевая морду Мурлина, как будто отталкивал невидимое препятствие – скорее человека, если судить по приподнятой вверх ладони. Реакция Мурлина последовала незамедлительно: он спрыгнул с кровати и недовольно зашипел. А если Альбусу снова снился кошмар? Вдруг он только навредил себе в попытке доказать Скорпиусу, что он хороший друг, хотя спустя пять лет доказательств не требовалось? Возможно, Скорпиус придавал всему слишком много значения и зря искал во всем скрытый смысл, позволяя своей предельной внимательности взять контроль над здравомыслием. А может, все его трактовки мельчайших особенностей поведения Альбуса были неверными, может, он упускал одну важную деталь и потому картина представала перед ним в искаженном виде – как когда-то Роза не заметила черточку в диграфе руны, что привело к смысловой ошибке. Удивительно, что сейчас Скорпиус уже не был уверен в своих наблюдениях, как раньше, и не исключал возможности того, что его выводы не обязательно безошибочны. Правда, это не значило, что ошибиться он не боялся. Тем временем Альбус застонал и нехотя приоткрыл глаза. Скорпиус, заметив, что, поглощенный ненужными мыслями, успел склониться над кроватью друга, поспешно выпрямился. – Сколько сейчас? – зевнул Альбус, потягиваясь. – Половина восьмого. Спи еще. – Скорпиус повернулся в сторону ванной. – Не-а, – не переставая зевать, ответил Альбус. – У тебя сегодня важный день, так что на завтрак пойдем вместе. Куда ж ты без моей поддержки. Волна благодарности – или что это там такое было – вновь охватила Скорпиуса, и он, улыбаясь во весь рот, бросил другу: «Тогда поторапливайся!» – и пошел умываться. День начинался как нельзя лучше.   В половине десятого Скорпиус с Альбусом уже стояли у портрета Полной дамы. Скорпиус хотел пойти один, но Альбус, узнав, что он во что бы то ни стало должен быть на месте ровно за пятнадцать минут до назначенного времени, настоял на том, чтобы пойти с ним. Скорпиус готов был выдержать лишние пятнадцать минут перешептываний и косых взглядов от проходящих мимо гриффиндорцев, если это означало не опоздать, но Альбуса убедить не удалось. – Не беспокойся, как только она появится, я уйду, – посмеивался Альбус. – Но я же должен убедиться, что она тебя не разводит! Да и я не прощу себе, если вдруг в тебя прилетит проклятие. Станется с этих гриффиндорцев! А на нас двоих они точно не нападут, сам знаешь. Альбус, с одной стороны, был прав: после приключений с маховиком их, конечно, больше любить не стали, но зато начали побаиваться, и поэтому стычки со старшекурсниками постепенно сошли на нет. Скорпиус не мог сказать, что такой расклад его устраивал: это напоминало ему о другой реальности, где он внушал страх и ужас. С другой стороны, в течение последних полутора лет он не раз бродил по замку один, и в худшем случае в него прилетала одна-другая едкая подколка, а не проклятие – так что Альбус, судя по всему, лукавил, утверждая, что боится оставлять друга одного. Альбус знал, что они в относительной безопасности, но, по-видимому, хотел отвести внимание Скорпиуса от главной причины, почему пришел к гостиной гриффиндорцев вместе с ним. Скорпиус нервно перебирал край рукава рубашки. Он замечал, что парочки Хогвартса, отправляясь на свидание в Хогсмид, часто предпочитали форме магловскую одежду – возможно, потому, что она была разнообразнее и ярче, а значит, больше шансов впечатлить своего избранника или избранницу. Скорпиусу было трудно это понять: он все-таки вырос в чистокровной семье, пусть и с толерантными взглядами на маглов, и в нем воспитали любовь к одежде волшебников. Но Роза могла оказаться одной из тех, кто приходил в восхищение от одежды маглов, да и погода сегодня выдалась на удивление теплой, и в хогвартской форме было бы жарко. И все же Скорпиус пришел к выводу, что Роза, с ее любовью к правилам, отдаст предпочтение школьной форме, и поэтому сам надел хогвартскую рубашку с брюками и потратил целых две минуты, тщательно завязывая слизеринский галстук. А еще он добавил маленькую, но важную деталь, которую, как он надеялся, Роза оценит: он открепил значок «В.И.П.» от мантии и прицепил его к рубашке. На собраниях клуба чаще Розы выступала, пожалуй, только Лили. Портрет Полной дамы то и дело открывался, и Скорпиус каждый раз дергался, вытягивая голову, чтобы посмотреть, кто выходит, но Розы все еще не было. Иногда гриффиндорцы, заметив Скорпиуса с Альбусом, посмеивались или обменивались любопытными взглядами, но ничего, на что Альбус отреагировал бы так, что Скорпиусу пришлось бы его физически сдерживать. Через десять – а нет, Скорпиус взглянул на часы, одиннадцать минут – из гостиной вышла двоюродная сестра Альбуса Молли, высокая худенькая девушка с каштановыми волосами до подбородка. Заметив ребят, она улыбнулась: – Доброе утро, народ! Скорпиус, Роза сейчас выйдет, не переживай ты так, – ее улыбка стала еще шире. – «Успокоительных упокоительных» бы сжевал, что ли, а то дрожишь с головы до ног. Сомневаюсь, что Роза оценит. В любом случае, удачи! Как только Молли скрылась из виду, Скорпиус с ужасом повернулся к Альбусу: – Альбус, ты слышал?! Она вот-вот будет, а я не могу справиться с волнением, а ей это не понравится, а вдруг… Реакция Альбуса была мгновенной: он схватил руки Скорпиуса, пока тот не начал выкручивать себе пальцы, и стал мягко поглаживать кончиками пальцев внутреннюю сторону ладоней. Скорпиус моментально почувствовал, что начинает расслабляться, и, прикрыв глаза, глубоко выдохнул и выпустил ладони из рук Альбуса – было достаточно расслабиться только совсем немного, иначе он потеряет над собой контроль. В этот момент портрет Полной дамы снова распахнулся, и Альбус слегка толкнул Скорпиуса плечом, чтобы он повернулся в сторону гостиной. – О, привет, Ал, а у нас что, свидание втроем? – хихикнула появившаяся из портрета Роза. Ее длинные темно-рыжие волосы были распущены, и несколько непослушных кудрей щекотали ей щеки. – И тебе, Скорпиус, привет. – Ну я пошел, – Альбус хлопнул Скорпиуса по плечу и пустился вниз по лестнице. Скорпиус почувствовал, как заливается краской: то ли от смущения из-за друга, сыгравшего роль «третьего лишнего», то ли от осознания того, что Роза в самом деле произнесла слово «свидание». Ему не показалось – Роза Грейнджер-Уизли действительно согласилась пойти с ним на свидание и сделала финальный ход на их игровом поле. Он с облегчением отметил, что Роза, как и он, одета в школьную форму: юбка, рубашка и гриффиндорский галстук. И со значком клуба Лили он не прогадал – Роза, разумеется, тоже сняла свой с мантии и прикрепила к рубашке. А может, значок у нее был не один – Скорпиус, честно говоря, нисколько бы не удивился. – Привет, Роза. – Скорпиус закусил губу и посмотрел на часы. – Ты, э-э, рано. На целых две минуты. Он мгновенно пожалел, что не сумел сдержать язык за зубами: его слова звучали так, будто он обвиняет Розу в том, что она появилась раньше условленного времени. К счастью, Розу это не смутило. – А ты – на целых пятнадцать, как мне сообщили. – Роза с довольной улыбкой кивнула в сторону лестницы, и у Скорпиуса внутри что-то приятно сжалось: – Ну что, пойдем?   Отметившись в списке у профессора Лонгботтома, Скорпиус с Розой размеренным шагом пошли в Хогсмид. Солнце уже согревало, но пока не припекало, и Скорпиус пожалел, что в Хогсмид они обычно ходили с утра: иначе его пылающие щеки мог бы оправдать зной. Первые пару минут они шли молча, и Скорпиус активно прокручивал в голове темы для разговора, чтобы прервать неловкую тишину и при этом не показаться навязчивым, но Роза спасла его от мучений и первой нарушила молчание: – Одиннадцать раз, значит? Завидное упорство. Скорпиус покраснел еще сильнее и радостно улыбнулся: она считала, то есть он верно прочел все ее непрозрачные намеки на то, что их игра была ей в удовольствие. Он перестал буравить взглядом ботинки и посмотрел на Розу: в ее карих глазах блестели игривые искорки, и она подбадривающе ему улыбалась. – Я надеялся, что ты оценишь. – Непонятно откуда появившаяся уверенность взяла верх над смущением, и Скорпиусу казалось, что щеки у него теперь приняли цвет галстука Розы. – Девушки любят, когда их добиваются. – Хорошо, что Лили рядом нет. За стереотипы она бы у тебя значок отобрала. – Слышал, ей досталось из-за Чепмен. – Она не понимает, что своими действиями ставит под угрозу существование всего «В.И.П.», – Роза неодобрительно покачала головой. – Она, конечно, молодец, что заступается за других, но это ее безрассудство добром не кончится. Макгонагалл даже ее родителей в школу вызывала – а, ну ты об этом наверняка от Ала слышал. С ней еще моя мама обещала переговорить… Вздохнув с облегчением, что они нашли тему для разговора, которая не будет вгонять его в краску, Скорпиус всю дорогу внимательно слушал рассуждения Розы поводу «В.И.П.». Изредка – когда Роза обращалась к нему напрямую – он делился с ней и своими мыслями, но в основном он просто наслаждался преисполненным эмоциями голосом Розы. Если не считать знакомых Розы, которые время от времени ее окликали, за полтора года это был первый шанс послушать ее наедине. Трепет, пускающий сердце в бешеный пляс, сменила безмятежность, как после экзамена, когда все самое страшное уже позади. – Есть идеи, куда пойдем? – спросила Скорпиуса Роза, когда они дошли до ворот, ведущих в деревню. – Напомню, это ты меня пригласил на свидание, так что веди, джентльмен. На слове «джентльмен» Роза хмыкнула и многозначительно повела бровями, и Скорпиус не до конца понял, смеется она или нет, но пришло время начать новую игру. – Хорошо, что Лили рядом нет. Ты ведь не хочешь лишиться значка? – Четко! – Роза расплылась в улыбке. – Так куда идем? – Э-э-э, может, начнем со «Сладкого королевства»? Я обещал Альбусу купить мятных… – Скорпиус замялся: улыбка спала с лица Розы, и она закатила глаза. – Скорп. – Скорпиус потупил взгляд, но не смог сдержать улыбку, услышав милое прозвище. – Ты вообще-то на свидании со мной. Нет, мы, конечно, зайдем в твое «Сладкое королевство» и скупим Алу хоть всех мятных чертиков, но сначала давай где-нибудь посидим. Настойчивое предложение Розы – настолько настойчивое, что почти равнялось приказу, – никак не вязалось с ее предыдущими словами о том, что это Скорпиусу нужно выбирать, где они проведут время, но он мудро решил не озвучивать эту мысль, а продолжить уже начатую игру, надеясь, что на этот раз Роза подхватит. – Леди выбирает, джентльмен – выполняет, – он шутливо поклонился. – Вот такой подход мне по душе, – Роза усмехнулась и заправила выбившийся локон за ухо. – Смотри, в «Трех метлах» всегда куча народу, туда я не хочу. Сливочного пива, впрочем, тоже, если честно. Ты же чай любишь, я правильно помню? – Д-да… – Отлично! Тогда мы идем к мадам Паддифут. Не успел Скорпиус подумать, почему фамилия женщины показалась ему знакомым, как Роза взяла его за руку и свернула с Главной улицы к маленькому переулку. Скорпиус чувствовал себя, как в канун Нового года в «Норе», когда они с Альбусом решили втихую попробовать огневиски. Двух глотков было достаточно, чтобы пол под ним поплыл, и единственным, на чем он мог сосредоточить внимание, был заливистый смех такого же пьяного Альбуса. Скорпиус смутно помнил, что взрослые попытались было их отчитать, но потом на улице что-то громыхнуло, кто-то ахнул, что давно не видно Хьюго, и все ринулись во двор, позабыв о Скорпиусе с Альбусом. И сейчас мостовая так же плыла под его ногами, пока он старался поспевать за Розой, ощущая лишь тепло ее ладони. – Мы пришли, – Роза остановилась у маленького кафе, деревянные окна и двери которого были выкрашены в ярко-розовый цвет. Земля тотчас перестала плыть, и Скорпиус вынырнул из мира грез. Он понял, почему фамилия Паддифут звучала отчасти знакомо: кафе упоминалось в биографии Гарри Поттера. Рита Скитер писала, что на пятом году обучения в Хогвартсе Гарри был завсегдатаем этого кафе и приводил сюда многочисленных подружек – иногда даже двух за день. И, хотя Скорпиус склонялся к тому, что Рита Скитер все, как всегда, выдумала, ему льстила мысль о том, что он идет на свидание в место, где в свое время был с девушками (с одной-то уж точно!) сам Гарри Поттер. Кафе оказалось жутко тесным – притом, что оно не было заполнено даже наполовину, и Скорпиусу сразу стало не по себе. Старомодные буфеты такого же ярко-розового цвета, как окна и двери, были заставлены фарфоровой посудой с цветочными узорами, а в середине кафе высокие подставки пастельных тонов ломились от тортов и пирожных причудливой формы. Если бы посетителями кафе не были исключительно парочки из учеников Хогвартса, Скорпиус бы подумал, что это место могут облюбовать только девушки. Лили на него нет. Заметив Скорпиуса с Розой, несколько человек обернулись и обменялись изумленными взглядами. Новость о том, что Роза Грейнджер-Уизли согласилась пойти на свидание со Скорпиусом Малфоем, уже успела облететь весь Хогвартс, но многие, видимо, приняли это за шутку. Не обращая внимания на перешептывания, Роза привела его за столик у широкого подоконника, на котором были разложены лиловые и фиолетовые бархатные подушки. На них, судя по отсутствию стульев вокруг столика, они и должны были сидеть. – Я знаю, что ты думаешь, Скорп, – не отпуская руку Скорпиуса, Роза протиснулась между подоконником и столиком и поспешно прибавила: – Нет, легилименцией я не владею, не пугайся, просто у тебя все на лице написано. Меня саму эти бантики-оборки-цветочки раздражают, но говорят, что тут чай потрясающий. И кофе – я, если ты, надеюсь, помнишь, пью только кофе. Конечно, Скорпиус, помнил: по утрам Роза с Альбусом пили бы кофе литрами – без сахара! – если бы родители или же домовые эльфы Хогвартса не переставали им его наливать. Сам Скорпиус предпочитал тыквенный сок или зеленый чай, и осознание того, что Роза это помнит, его дурманило. – Чем я могу вас угостить? – к ним подошла хозяйка, миссис Паддифут, держа в руках кусочек пергамента и перо фламинго. – Для леди – кофе темной обжарки с холодными сливками, без сахара, а мне, пожалуйста, японский зеленый чай, но не порошковый, с подогретым молоком и тремя кубиками сахара. Если есть, – протараторил Скорпиус и опустил взгляд на их с Розой соединенные ладони. Он все еще не мог полностью оправиться после всего, что произошло за последние полчаса: Роза не опозорила его перед всей школой и действительно пошла с ним на свидание; Роза стала называть его даже не по имени, а ласковым прозвищем; Роза первой взяла его за руку… Все это не могло не означать, что он Розе тоже нравится. – И кусочек миндального торта! С двумя вилками, – попросила Роза. А еще она заказала один на двоих с ним десерт. Скорпиус почувствовал, как щеки начинают пылать с завидной силой: они в итоге будут кормить друг друга? Именно этим, кажется, занималась парочка слева от них, и выглядело это, признаться, отвратительно, а не романтично, особенно если учесть, что они предпочитали кормить друг друга не с вилки, а с языка. – Кстати, о еде, – слова Розы отвлекли его от раздумий. – Мне всегда было любопытно… А все-таки почему ты тогда сказал, что я пахну хлебом? Задачей Розы, судя по всему, было смутить Скорпиуса настолько, чтобы он согласился променять их свидание на встречу с дементором. Щеки горели так, что могли дать фору Адскому пламени. – Мама пекла хлеб, – прошептал Скорпиус, чувствуя, что ему становится дурно. Солнце начинало палить яростней, и сочащиеся сквозь стекло лучи обжигали шею. К счастью, в тот момент на столике появился чайник с узором из желтых роз с пустой чашкой, кофе для Розы и два молочника, и Скорпиус с облегчением вздохнул: зеленый чай его обязательно успокоит. – А-а-а… – И хлеб – это король среди еды! То есть это главная еда, лучшая, и поэтому, наверное, я подумал именно о нем. А ты тоже лучшая и такая потрясающая! И сейчас тоже, и я… Если бы одна его ладонь не лежала сейчас в ладони Розы, Скорпиус бы наверняка уже начал заламывать руки, но Роза положила свободную руку ему плечо, а другой переплела их пальцы и ободряюще улыбнулась, и Скорпиус почувствовал, что волнение отступает. Странно, еще несколько минут назад ее прикосновения обжигали и вгоняли Скорпиуса в краску, а сейчас наоборот, помогли ему расслабиться и не потерять самообладание. Впрочем, и это было палкой о двух концах: если позволить себе слишком расслабиться, самообладание вновь окажется под угрозой. – Поняла. Интересная интерпретация. Забавно, потому что Молли, например, хлеб вообще не ест – говорит, вредно для фигуры, – Роза закатила глаза. – Я понимаю, что ты не хотел меня тогда обидеть, но звучало это, прости, конечно, по-дурацки. А сейчас вроде бы даже мило. По непослушным кудрям Розы пробежался особенно яркий луч солнца, напоминающий вспышку камеры, и Скорпиус подумал, что сегодняшний день определенно ничего не могло испортить.   19 июня 2022 – «Дочь министра и сын Пожирателя: кто жертва?» – ехидным тоном начала читать за завтраком Эмилия Пьюси, развернув свежий номер «Ведьмополитена», и Скорпиус почувствовал, как в него мгновенно впечатались десятки любопытных взглядов. – «Вчера в полдень в Хогсмиде единственная дочь министра магии, ученица пятого курса Хогвартса Роза Грейнджер-Уизли была замечена в компании не кого иного, как своего однокурсника из Слизерина Скорпиуса Малфоя, сына бывшего Пожирателя смерти Драко Малфоя. Парочка наслаждалась обществом друг друга, обмениваясь влюбленными взглядами и нежными поцелуями», – Пьюси изобразила, будто ее тошнит. – «В прошлом об избраннике мисс Грейнджер-Уизли ходили поистине пугающие слухи, о которых мы, ввиду строгой цензуры…» Так, ну это неинтересно… О! «Всего полгода назад юная мисс Грейнджер-Уизли уже попадала на обложку “Ведьмополитена”… как нам сообщили надежные источники, еще совсем недавно девушка грозилась наложить проклятие на интимные места своего нынешнего избранника. Так что же стало причиной такого резкого перелома чувств?» Да уж, если и говорить о переломе, так это о переломе костей – Малфой, думаешь, сколько тебе сломает ее папаша завтра на платформе, м-м? Несколько слизеринцев за столом загоготали. Скорпиус заскулил и спрятал лицо в ладонях, а справа от него Альбус смерил хохочущих однокурсников грозным взглядом: – Выстроились в очередь за летучими мышками? – Да с удовольствием. Тогда идиотский кружок твоей сестрицы уж точно прикроют, – ухмыльнулся Смит, все еще похрюкивая от смеха. Альбус открыл было рот, чтобы наверняка сообщить Смиту, куда и каким образом ему следует отправиться, но Скорпиус положил руку ему на плечо: – Не стоит. Пошли отсюда. Скорпиуса почему-то нисколько не удивило то, что за днем, который ничего не могло испортить, последовал день, который мог испортить все. Что бы там Рита Скитер ни писала и как бы Скорпиусу ни хотелось верить в ее слова, на их с Розой свидании не было никаких нежных поцелуев – Скорпиусу так вообще казалось, что это «свидание» было больше похоже на встречу двух хороших друзей, пусть и влюбленных друг в друга. Может быть, со стороны Розы о влюбленности говорить было и рано, но про себя Скорпиус знал точно: желание постоянно ее видеть, что зародилось еще на втором курсе, с каждым годом все крепло, медленно заполняя его мечты и сны. С ума оно его не сводило – даже близко нет – но играло роль маяка, который слепил глаза и заставлял вернуться назад, стоило Скорпиусу заплыть за буйки. Скорпиус привык считать своей единственной опорой Альбуса, но вчерашний день подтвердил, что Роза могла бы справиться с этой задачей не хуже, а то и лучше. С ней Скорпиусу уже не нужно было выстраивать логические последовательности и искать везде скрытый смысл, что грозилось только подорвать опору. До «свидания» Скорпиусу не выпадало шанса говорить с Розой так долго, и он до сих пор не мог поверить, насколько легко ему стало с ней общаться. Стоило ему перешагнуть порог, до которого каждое слово заставляло его чувствовать себя одновременно полным дураком, влюбленным мальчишкой и не владеющим английским англичанином, как он уже превратился в умного, внимательного и красноречивого Скорпиуса, кем видел его отец и, наверное, Альбус. А перешагнуть этот порог заставила всего лишь ее рука у него на плече. Страхи Скорпиуса по поводу того, что ему придется кормить Розу, не оправдались: тошнотворные действия парочки за соседним столиком не ускользнули и от внимания Розы, и она, похихикивая, предложила Скорпиусу отпивать из кружки и съедать по кусочку торта каждый раз, когда парочка соединялась губами – не иначе как для того, чтобы побыстрее все выпить, съесть и сбежать из кафе. Можно было, безусловно, просто встать и выйти, но Скорпиус понимал, что для Розы это чересчур банально, а ей нужно, чтобы было интересно. После кафе они решили прогуляться по магазинам: в магазине «Все для квиддича» Роза уверенно заявила, что в следующем году Скорпиус точно попадет в основной состав сборной Слизерина («Даже папа сказал, что вратарь ты достойный! И мне хочется с тобой поиграть по-настоящему, а не в “Норе”»), во «Всевозможных волшебных вредилках» с гордостью рассказала, что помогла отцу с испытаниями новых мантий-невидимок, которые действуют уже не два-три часа, а целый день («Старосте, конечно, не следовало бы таким хвастаться, но зато я знаю все их недоработки, а значит, поймать нарушителей во время обходов замка будет гораздо легче!»), а в «Сладком королевстве» купила упаковку мятных чертиков в довесок к пяти, которые Скорпиус уже взял, и попросила передать их Альбусу («Чтобы он не расстраивался, что сегодня остался один… Не факт, что поможет, но раньше срабатывало»). Но главным событием для Скорпиуса стало их прощание. Скорпиус ожидал чего угодно, но только не робкого «спасибо» от Розы, за которым последовало объятие, напомнившее ему о Лили: младшая Поттер любила обнимать Скорпиуса за талию и утыкаться носом ему в грудь – выше она попросту не доставала. Но Роза была намного выше двоюродной сестры и, обнимая Скорпиуса за талию, слегка дунула ему в ухо. – Щекотно же! – поморщился Скорпиус, нехотя отстраняясь. – А то, – довольно улыбнулась Роза. – Зато будет что вспомнить! Она говорила так, будто действительно думала, что Скорпиусу будет легко забыть их свидание. Или, может быть, хотела, чтобы, когда Скорпиус думал о нем, в его памяти всплывал этот глупый жест, а не то, что произошло на следующий день. Потом Скорпиуса беспокоил необъяснимый страх возвращаться в спальню, но и это было зря: Альбус встретил его усмешкой, которую тут же сменило неподдельное удивление, когда он увидел в руках Скорпиуса десяток пачек мятных чертиков. – Только не говори, что, вместо того чтобы обжиматься с моей кузиной, ты решил скупить мне все «Сладкое королевство»! – смеялся Альбус, разрывая первую упаковку. У Скорпиуса было жуткое ощущение, что Альбус как раз-таки надеялся, что Скорпиус именно это и скажет, а может быть, увидеть нечто подобное Скорпиус и боялся. Но, когда он начал, запинаясь, оправдываться, что их свидание, честно, было больше похоже на дружескую встречу и, разумеется, они не целовались, Альбус резко прервал его и заявил, что не желает слушать подробностей, – они ведь уже взрослые люди, и имеют право на личную жизнь, и имеют право не делиться ею даже с лучшим другом. Неважно, что Скорпиус, наверное, хотел бы все рассказать Альбусу, вернее, хотел бы, чтобы ему было что рассказать, хотел бы увидеть реакцию – но ему не хотелось думать, зачем ему эта реакция. А потом наступило утро, завтрак в Большом зале, бурая сова с «Воскресным пророком», филин с письмом от отца, незнакомая белоснежная сова с письмом, незнакомая бурая сова с еще одним письмом, и еще одна, и шестая… И вот уже Эмилия Пьюси зачитывает статью из «Ведьмополитена» всему слизеринскому столу, и Скорпиус останавливает Альбуса, когда тот из-за провокаций Ника Смита хочет нарваться на наказание, и они наконец выходят из Большого зала. – Ладно этот мусор «Ведьмополихрен», но «Пророк»! – Альбус на ходу яростно комкал новый выпуск газеты, уделяя особое внимание нижнему левому углу первой страницы, где была опубликована фотография Скорпиуса и Розы в кафе мадам Паддифут, – эта же фотография занимала всю обложку «Ведьмополитена». – А Скитер уже давно на пенсию пора, но нет, она все этой херней занимается, старая пердунья! – Примерно то же самое говорит и моя мама, только в более вежливой форме, – раздался голос за спиной у Скорпиуса – их догнала Роза. Скорпиусу впервые за долгое время было трудно прочесть ее выражение лица: там были и злость, и сосредоточенность, и, кажется, проблески облегчения… Скорпиус не успел разглядеть в ее глазах что-то еще – в следующее мгновение она взяла его за рукав и прошептала на ухо: – В десять у класса заклинаний. Без Альбуса.   Скорпиус пытался следовать правилу «Чтобы не опоздать, приходи за пятнадцать минут», но, когда он, еле дыша, добежал до нужного кабинета без шести десять, Роза уже его ждала. Все те эмоции, что Скорпиус заметил на ее лице за завтраком, сменила четкая решимость. – Пошли, – с этими словами она крепко взяла его за руку и, не обращая внимания на его тяжелое дыхание, быстрым шагом повела по коридору. Остановилась она, только когда они добрались до знакомого гобелена с изображением пьянствующих монахов.  – Сюда, – она отдернула гобелен – он скрывал узкий коридор, который, Скорпиус помнил, вел к Залу трофеев, где ему довелось отбывать наказание, полируя награды. Интересно, что Роза хотела ему там показать? А главное – зачем, особенно в этот день? Но Роза и не посмотрела на награды. Она уверенно шла в дальний угол зала, к большому зеркалу в серебряной раме с узором из змей. Зеркало было завешено грязно-зеленым бархатным полотном с рваной бахромой, и ранее Скорпиус не считал его заслуживающим внимания, но у Розы явно было другое мнение на этот счет. Отдернув полотно, она направила на зеркало волшебную палочку: – Алохомора. Зеркало оказалось дверью, открывающей проход в еще более узкий коридор, – заходить им с Розой пришлось по отдельности. На стенах висело всего две картины в человеческий рост – с волшебником и волшебницей. – Смотри и запоминай, – Роза подошла ко второй картине, с белокурой волшебницей в небесно-голубом платье. Девушка, умиротворенно улыбаясь, сидела на камне перед пещерой у реки, а у нее на коленях спал серый жмыр. Роза наклонилась и почесала жмыра за ухом – тот моментально заурчал и, спрыгнув на землю, скрылся за рамой. Волшебница ойкнула и побежала за ним… и картина открылась, оказавшись – сюрприз! – очередной дверью. – Там совсем темно, – предупредила Роза, и они вместе со Скорпиусом зажгли палочки.  Коридор за картиной был гораздо шире, чем предыдущий, и освещать его действительно было нечем – каменные стены были абсолютно голые. Скорпиусу показалось, что в этом коридоре и запах стоял другой: к привычному запаху сырости и плесени добавлялась кислинка и что-то терпкое. В десяти метрах от входа Роза остановилась, и Скорпиус увидел слева глубокую полукруглую выемку размером с чулан. Несколько крупных камней в стене выбивались, образуя скамью, а над ней одиноко висел факел, который Роза тут же зажгла, погасив палочку. – Так, учись. Репелло, – Роза направила палочку на захлопнувшуюся картину и в противоположную сторону. – Об этом месте мало кто знает, но на всякий случай. Нежеланные гости нам не нужны. Скорпиусу хотелось задать Розе массу вопросов: что это за коридор, почему о нем мало кто знает, откуда о нем знает она, но они вмиг отпали, когда он осторожно ступил в нишу. Тот кислый и терпкий запах, который Скорпиус почувствовал на входе, пропитывал здесь все, но если кислота была ему точно не знакома, то терпкость он начинал узнавать. А это значит… – Т-тут уединяются парочки? – спросил Скорпиус, чувствуя, как щеки начинают пылать. Он должен был радоваться, что Роза его сюда привела, посчитала его достойным, но сейчас эта мысль почему-то отпугивала. – Есть такое. Мерлин, ну и вонь. – Роза взмахнула палочкой, и неприятный запах исчез. – Но мы тут не для этого, не надейся. Просто я хотела, чтобы ты тоже узнал об этом любопытном месте. И для нашего разговора тут безопаснее всего, если не нужны свидетели. Надежней была бы разве что Выручай-комната, но даже за двадцать пять лет она полностью не восстановилась – я проверяла… Так вот. Скорп, я видела, тебе филин прилетел. Тебе… – перебирая руками палочку, она выглядела ужасно виноватой, но Скорпиус не мог угадать почему, – тебе от папы не досталось? Мысли Скорпиуса вернулись к письму, которое он дрожащими руками открывал за завтраком, но реальность оказалась страшнее, чем он предполагал. – Нет, он вообще об этом ничего не сказал. – И это правда было страшно, ведь избегать обсуждения больной темы – хуже, чем непосредственно ее обсуждать. Но у отца была поразительная способность без слов высказать все то, что он думает о ситуации. – Зато поставил меня перед фактом, что летом мы едем в путешествие по магическим поселениям Европы. Посмотрим кое-какие древние памятники. Отправляемся уже послезавтра, возвращаемся – тридцатого августа. Роза сочувственно поморщилась: – Как-то без энтузиазма ты говоришь, учитывая твою любовь к истории. То есть… то есть летом мы не увидимся, я правильно понимаю? И ты даже с Алом не встретишься. Странно, конечно, я думала, Ал твоему папе нравится. Ну, мы же сможем переписываться, правда? Письма, возможно, долго будут идти, но что поделать. Скорпиус не хотел больше думать о том, как пройдет его лето. – А твои родители? – Да вроде бы ничего, – медленно ответила Роза. Было видно, что она тщательно продумывает каждое слово. – Папа, мне кажется, не в восторге, если честно, но сомневаюсь, что он пойдет на такие жесткие меры, как твой. В конце концов, это же он мне рассказал об этом коридоре. – Поймав ошарашенный взгляд Скорпиуса, она усмехнулась и кивнула: – Да-да, сама не ожидала. Но, по правде говоря, с Джерри мы сюда почти не ходили… Извини, с моей стороны, наверное, несколько, э-э-э, бестактно такое говорить. Прости, сама еще немного в трансе после этих мерзких статей, и вообще… Роза замолчала и пристально посмотрела на Скорпиуса, будто морально к чему-то готовилась, и в следующее мгновение он почувствовал на плече ее ладонь и ее губы на своих – всего на пару секунд, без намека на продолжение, но этого было достаточно, чтобы он закрыл глаза и задержал дыхание. По телу пробежало тепло, опасно напоминающее жар, и Скорпиус шумно выдохнул. – Спасибо еще раз, – не отпуская его плечо, улыбнулась Роза. – Кстати, чуть дальше по коридору будет лестница – там короткий путь к подземельям. Выйдешь в проеме недалеко от второго кабинета зелий, где занимаются любимчики Левенштейн. Ну, сориентируешься, думаю. Оттуда тоже можно зайти, картина там прямо противоположная той, что здесь, но для входа надо также погладить жмыра. Он там белый, – Роза махнула рукой в сторону картины, откуда они зашли. – А мне собираться надо. И спасибо… еще раз. Скорпиуса ждали тяжелые каникулы.   30 сентября 2022 – Какая же ты мразь. Такой голос у Альбуса Скорпиус слышал только один раз – когда они узнали, что на самом деле хочет от них Дельфи. Его голос был пропитан ужасом и отвращением и звучал так холодно, что Скорпиус содрогнулся: ему одновременно стало страшно за друга и из-за него. – Это ты мне? – вскинула брови Роза, аккуратно спрыгивая с метлы у трибун, откуда спускался Альбус. Последние два часа они забивала пенальти на поле для квиддича, пока Скорпиус исполнял роль вратаря: еще в начале года Роза предложила с ним потренироваться перед пробами в октябре, чтобы на этот раз он точно попал в сборную. – Ну не Скорпиусу же! Альбус смотрел на нее с презрением, скрестив руки на груди. Похожее выражение лица у него появлялось всякий раз за завтраком, когда к ним присоединялась Роза, на общих с гриффиндорцами занятиях или за разговором со Скорпиусом, если тот вновь начинал уныло гадать, что же случилось за лето и почему Роза вела себя так, будто бы их встречи за картиной со жмыром и не бывало. Скорпиус не мог сказать, что на летних каникулах он чувствовал себя тоскливо или что они доставили ему много страданий, как он боялся, – вовсе нет, наоборот. Поездку отец продумал до мелочей, зная, как Скорпиус увлекается историей, и это был бы лучший подарок на окончание пятого курса (и за девять «Превосходно» за С.О.В.), если бы ему не пришлось провести так целых два месяца вдали от Альбуса и Розы. Все исторические памятники, древние магические заповедники и старинные библиотеки вызывали бы у Скорпиуса больший восторг, если бы рядом с ним был его лучший друг и его… просто хороший друг. Несмотря на нежное прощание с Розой, он все еще не был уверен, какие отношения их связывали. С одной стороны, Скорпиус был таким человеком, для которого слова имели меньшее значение, чем действия, а действия Розы определенно говорили о том, что Скорпиус ей не просто друг. С другой – Скорпиус уже некоторое время понимал, что его наблюдения и выводы могут оказаться неверными, каким бы внимательным он ни был, а единственное, что могло бы подкрепить его уверенность, – это ее слова. Но Роза сторонилась этой темы так же, как и Скорпиус. В своих редких письмах (по меркам Скорпиуса, одно письмо в неделю – это редко) она просила во всех подробностях рассказать ей о посещенных исторических памятниках, делилась тем, что сама вычитала о них в древних рунических писаниях, и жаловалась на Хьюго, который сварил безупречное Оборотное зелье и насмехался над Розой из-за ее – и Скорпиуса – «Выше ожидаемого» по зельям. Скорпиус позволял себе надеяться, что она просто не хочет обсуждать это в письмах и ждет личной встречи. В сентябре надеяться Скорпиус перестал. Роза все так же подсаживалась к ним за завтраком, обсуждала со Скорпиусом сложные отрывки, которые им задавали перевести с древних рун, и даже предложила вместе поработать на зельеварении, когда Альбус, его неизменный партнер на зельях с первого курса, загремел в больничное крыло с отравлением. Иногда Скорпиусу удавалось заметить на лице Розы сосредоточенность – пристальный взгляд в одну точку, сдвинутые брови и поджатые губы – явный знак того, что она пытается найти в себе решимость что-то сказать, но эта сосредоточенность вскоре сменялась смирением, и вновь замерцавший уголек надежды в сердце у Скорпиуса тут же потухал. – Он, может, и готов это терпеть, но я не стану. Я терпел это все лето, потом целый сентябрь, надеялся, что ты опомнишься. Сам не знаю, почему я вообще мог это допустить, знал же, что ты та еще… – Ну? Кто? – Роза так же, как и Альбус, скрестила руки на груди, но смотрела на него не с омерзением, а с вызовом.  Альбус побагровел и процедил сквозь зубы: – Сама догадаешься. Ты хоть понимаешь, что наделала? Ты вообще думаешь о ком-то, кроме себя, а?! – щеки Альбуса пылали от злости, а голос становился все громче – вот-вот дойдет до крика. – Или, может, тебе так приятно издеваться над Скорпиусом? После всего, через что он прошел? Да тебе насрать! Добилась чего хотела – в «Норе» тебя одну и обсуждали, а то, видишь ли, посмели отвлечься на свадьбу Тедди с Вик, да как они могли! Стоя между Розой и Скорпиусом, Скорпиус крепко сжимал в одной руке «Варапидос», а другую держал рядом с карманом, где лежала волшебная палочка, – он понимал, что в любой момент ему может понадобиться вмешаться. Он знал, на что способны Альбус с Розой, и, по-хорошему, ему стоило бы поставить между ними щит уже сейчас, но что-то подсказывало, что Роза весьма далека от критической точки, а Альбусу пока важнее было высказать все, что накопилось. И, если честно, Альбусу очень четко удавалось сформулировать все потайные страхи Скорпиуса, которые он даже сейчас отказался бы признать. – Зачем было его обнадеживать, если ты планировала все обломать? Хочешь опять попасть на обложку «Ведьмополихрена»? С каким заголовком на этот раз? «Дочь министра разбивает сердца направо и налево»? Ты хоть можешь представить, что за все это время передумал Скорпиус? Пойми, он винит себя, ведь он не способен допустить, что ты, такая прекрасная и такая идеальная, можешь использовать его в своих мерзких корыстных целях, а потом легко сделать вид, что ничего и не было! Разумеется, ты знаешь, что он не станет сам поднимать эту тему, – он по-другому воспитан, а ты и рада! У тебя хоть… – тяжело дыша, Альбус опустил руки и умоляюще взглянул на сестру, – у тебя хоть капля совести осталась? Роза повторила его движение и начала пугающе ровным и снисходительным тоном, как будто объясняла ребенку, почему волшебная палочка папы – опасная игрушка: – Ты молодец, Ал, что так переживаешь и заступаешься за друга. Достойно. По-гриффиндорски. – Альбус фыркнул. – Но переживаешь ты зря. Ты видишь только то, что хочешь видеть, но при этом не замечаешь очевидное. Не задумывался, почему я сама предложила потренировать Скорпа, хотя, если следовать твоей логике, я его люто ненавижу? И, кстати, не забыл, что он пробуется в команду, против которой я буду потом играть? Роза смахнула с лица выбившийся из хвоста локон и глубоко выдохнула, приняв тот самый сосредоточенный вид, который сбивал Скорпиуса с толку и заполнял глупой надеждой. Она сделала шаг к нему и положила левую руку ему на плечо, и Скорпиус почувствовал, как в груди вновь начала теплиться надежда, как бы он ни пытался отучить себя так реагировать. Он заметил, что рука Альбуса будто невзначай проскользнула мимо кармана, где он держал волшебную палочку, но в последний момент друг одернул себя и опустил руку, хотя продолжал внимательно следить за каждым движением Розы. – Скорпиус, я не хотела над тобой издеваться. Тебе может быть трудно в это поверить – Алу уж точно – но издевалась я скорее над собой, – Роза усмехнулась, и Скорпиус отпустил свою «Варапидос», которая с тихим стуком упала на траву. Она аккуратно сдвинула ему очки с носа на волосы (перед шестым курсом, чтобы лишний раз не смущать Альбуса, Скорпиус поменял круглые на прямоугольные). – Я спрашивала себя, когда я буду готова, но сегодня Ал решил все за меня. Годрик видит, я не стану разбивать тебе сердце. «Как хорошо, что пока и без очков на расстоянии вытянутой руки я вижу четко», – подумал Скорпиус, вспомнив о старом увлечении – пересчете веснушек на носу и щеках Розы. Раз, и два, и три, и сразу шесть… На седьмой счет он почувствовал уже знакомое прикосновение ее губ, но на этот раз оно было более уверенное – такое же решительное, как и ее взгляд минуту назад. Одну ладонь Роза положила ему на затылок, а другая мягко легла на щеку. И если в коридоре за картиной со жмыром у него не было времени даже на то, чтобы все прочувствовать, не говоря уже о том, чтобы ответить, то сейчас выпал именно такой шанс, и упускать его Скорпиус был не намерен. Он приобнял ее талию, пытаясь одновременно притянуть ее ближе и не перейти грань – не спугнуть и не показаться слишком настойчивым. Пусть он и мало понимал, что делает, и позволял ей вести, потому что даже ему было очевидно, что у нее практическая часть этого предмета освоена на «Превосходно», – хотя об очевидности не могло быть и речи, ведь Скорпиус был предвзят. Скорпиус краем уха услышал, как Альбус недовольно пробурчал: «И зачем было тянуть?» – и, коротко похлопав, убежал с поля. Он зажмурился, стараясь не дать сейчас мыслям свернуть не в том направлении, и почувствовал, как Роза наклонила голову вбок, запустив пальцы в его волосы, и осторожно пытается углубить поцелуй, – опасливо, а значит, не она одна боится показаться чересчур напористой. Скорпиус инстинктивно покрепче обнял ее за талию и приоткрыл рот, давая ей понять, что бояться нечего, что он хочет, чтобы она вела. Он не знал, что же переполняло его в эти минуты, но ощущение отзывалось глубокой дрожью по всему телу и заставляло сердце скакать галопом. Обжигающее тепло, которого Скорпиус когда-то боялся, превратилось в пламя и мерцающие перед глазами искры. Когда Роза отстранилась, ощущение его не покинуло, но уже не палило полуденным солнцем в июле, а ласкало утренними лучами, пробивающимися через зеленоватые окна в спальне Слизерина в ясный день. – Это на удачу. Завтра же у тебя пробы в команду… Но завтра будет еще один, – Роза медленно пропускала через пальцы волосы Скорпиуса. Ее щеки были пунцовее, чем сразу после того, как она спустилась с метлы, отчего веснушки становились ярче, и пересчитать их было проще. – И еще один. И так далее, до бесконечности. Если захочешь. Чуть позже Скорпиус будет удивляться своей храбрости, будет пытаться отыскать ее остатки, когда она действительно нужна, но в тот момент он решил, что «еще один» будет не завтра, а уже сейчас. И наклонился за третьим поцелуем.   24 ноября 2023 Скорпиус взглянул на часы из платины, подаренные отцом на семнадцатилетие ровно год и один день назад: шесть минут десятого. В пещеру жмыра – так он теперь называл коридор, скрывавшийся за картинами с девушкой и зверем, – он по привычке пришел раньше условленного времени. Каждую пятницу вечером Роза вместе с другим старостой школы, Габеном Забини, проводила собрания для старост факультета, после которых она, несмотря на усталость и раздражение, всегда стремилась провести время наедине со Скорпиусом. Роза видела в нем того, кто поддержит и придаст сил после утомительного дня, и скучала по нему настолько, что предпочитала его компанию раннему отходу ко сну, и Скорпиус, конечно, не был против – наоборот, он все это ценил. Когда Роза постепенно расслаблялась в его объятиях, он чувствовал себя нужным, и это ощущение было для него высшей наградой, которую он пока не мог променять ни на что. – Что бы я без тебя делала? – улыбалась Роза, с облегчением откинувшись на подушки, которые наколдовывал Скорпиус. Но все усложнялось тем, что Скорпиус Розу не любил. Осознание подкрадывалось к нему медленно, и, когда он был уже полностью уверен, что нет, это лишь восхищение и обожание на фундаменте из дружбы, было поздно: они так привыкли друг к другу, что отказываться от этого всего значило рушить фундамент, предавать и делать ей больно – то есть все, что Скорпиус не мог позволить себе по отношению ни к одному человеку. Получалось, что все это время он внушал себе оторванные от реальности представления, которые совершенно не казались неуместными, и поэтому обмануть себя было так легко. Вместе с этим тайком подбиралось и совершенно иное осознание. Причем, если подумать, оно бы могло появиться гораздо раньше, курсе на пятом или даже на четвертом, но Скорпиус прилагал все усилия, чтобы это осознание замедлило шаг или вообще остановилось и исчезло, будто бы и не зарождалось вовсе. Он намеренно строил крепость из далеких от истины, пусть и логически верных аргументов, из обманчивого восхищения и обожания к Розе и главное – из страха быть отвергнутым. (Страх – это то, что двигало Скорпиусом многие годы.) Но построенная руками Скорпиуса крепость рушилась – страх постепенно отпадал, и на ее месте вырастала изгородь из ядовитых лоз – вина, которая намертво корнями впивалась в сознание и то и дело отравляла воздух терпкими испарениями. – Объясни, пожалуйста, что все это значит. Скорпиус редко слышал себя настолько рассерженным и одновременно разочарованным. Но накопившаяся за все эти месяцы обида застывала комком в горле и просилась выплеснуться – слезами или такой вот горечью. Он тут же пожалел о своих словах и зажал рот ладонью, чтобы, не приведи Мерлин, не выпалить что-нибудь, отчего Альбус не просто нахмурится еще сильнее, а вообще вылетит из спальни. Пусть пока такого ни разу не происходило, Скорпиус не мог не бояться, потому что видел, как Альбус убегает, если Скорпиус шел к нему вместе с Розой. – Ты вроде в курсе, что древние руны – не мой конек, – Альбус махнул рукой в сторону свитков на кровати Скорпиуса. – Лучше спроси Розу, вы же с ней вместе на них ходите. Но, признаться, лучше бы Альбус молча выбежал из комнаты, оставив Скорпиуса в одиночестве копаться в своих запрятанных чувствах – нет, выкапывать их (уж слишком хорошо он их спрятал). Все лучше, чем этот ехидный тон с тенью презрения. Два с половиной года назад Скорпиус клялся, что никогда не позволит себе сделать что-то, что Альбусу может не понравиться, потому что от «не нравится» до «ты мне не друг» рукой подать, и он не нарушал свою клятву. Но Скорпиусу, видимо, не приходило в голову, что вовсе необязательно что-то делать ему самому, чтобы его страх воплотился в жизнь.  – Скорпиус? Голос Розы вызволил Скорпиуса из мучительных воспоминаний, и он торопливо поднялся с каменной скамьи, чтобы ее обнять. Досаду, оставившую волосы Скорпиуса торчать в разные стороны, сменил стыд, проступив розовыми пятнами на щеках: Скорпиусу было трудно простить себе, что воспоминания об утренней ссоре настолько его поглотили, что он не заметил, как в коридор зашла его девушка. Вернее, не услышал – сторонние звуки полностью заслонял голос Альбуса. – Что-то случилось? – Роза была искренне озабочена его состоянием, и от этого Скорпиусу становилось еще дурнее. Сама она выглядела на удивление бодрой, как будто вернулась не после собрания старост, а после матча по квиддичу – и то и другое выматывало, но если собрания оставляли ее морально выжатой, то квиддич открывал второе дыхание. Ее карие глаза, кажущиеся сейчас почти черными, блестели, веснушки резче контрастировали со смугловатой кожей, а щеки покрывал неаккуратный румянец. – Просто устал. – Скорпиусу не хотелось заострять внимание на своих проблемах, тем более, они встречались в пещере жмыра не ради него, а ради нее. Это никогда не обсуждалось, но Скорпиус понимал, что ее самочувствие важнее. Он снял очки и, аккуратно сложив их в карман мантии, заключил Розу в крепкие объятия. Он попытался передать, насколько ему не все равно, и ощутил невесомое прикосновение губ на шее – слишком легкое и поэтому вроде бы не требующее продолжения, но уже слишком знакомое и поэтому заставляющее тело реагировать. Скорпиус долго учился привыкать к реакции на прикосновения Розы, тщетно пытаясь обуздать кровь, которая, словно бурный поток лавы, мгновенно сходила вниз, и ему хотелось прижать ее к себе только ближе, но он каждый раз позволял ей брать контроль и вести. Отчасти сказались собрания Лили, на которых она неустанно повторяла, что девушка сама знает, когда ей нужно больше, отчасти – стремление Скорпиуса давать Розе то, что ей хотелось. А быть ведомой в список ее желаний однозначно не входило. Последовавший через несколько секунд поцелуй Скорпиуса не удивил, но удивил странный вкус на языке – помимо знакомого вкуса крепкого кофе со сливками, чувствовалась отчетливая кислинка и, если так подумать, эту кислинку он где-то уже встречал… и не где-нибудь, а именно здесь, в пещере жмыра. Когда Роза привела его сюда в первый раз, в воздухе витал этот кисловатый запах и, стоило приоткрыть рот, кислота моментально впечатывалась в язык – и в память. На вкус эта кислота напоминала разбавленный лимонный сок, который покалывал кожу, но при этом не оставлял ее чересчур чувствительной. Скорпиус в замешательстве отпрянул, и его взгляд упал на часы: без пятнадцати десять, а обычно Роза уже была в пещере не позже половины. – Ты после собрания ходила на кухню? – выпалил он, не сдержавшись.  С одной стороны, вопрос был довольно невинный: выпить кофе она не могла больше нигде, с другой – зачем тогда задавать вопрос, ответ на который очевиден? Все это намекало на то, что Скорпиус подозревал ее в нарушении правил, и можно было бы подумать, что подозревать в таком старосту школы – это оскорбление, но чем они занимались прямо сейчас, в пещере жмыра, если не нарушали правила? Не успел Скорпиус начать корить себя за излишнее беспокойство, как Роза ответила: – Да, извини, нужно было и для тебя тарталетку попросить. Прости, пожалуйста, я не подумала. – Даже если ее и напряг его вопрос, она не подала виду. Ее раскрасневшиеся щеки запылали еще сильнее – от них на самом деле исходил жар, в чем Скорпиус тут же убедился, дотронувшись до них холодной ладонью. Если многочисленные книги по целительству, которые он прочитал за лето, не врали, такой жар говорил скорее о ряде серьезных недугов, а не о том, что ей действительно стало стыдно из-за какого-то пустяка. К тому же за последние несколько месяцев она ощутимо похудела, но если раньше это можно было объяснить стрессом, то сейчас, в сочетании с жаром, служило поводом для беспокойства. – Ерунда. У тебя щеки горят, может быть, стоит сходить к мадам Помфри? – он приложил ладонь к ее лбу, задрав кудрявую челку, под которой, как оказалось, проступил пот. Разнервничавшись, он начал то, что обычно делал в таком состоянии, – бормотать: – Так может протекать новая форма драконьей оспы – после того, как она мутировала с тем непонятным магловским вирусом три года назад, в Мунго до сих пор наплыв больных, а инкубационный пери… Но Роза только улыбнулась и положила одну руку Скорпиусу плечо, а другой убрала его ладонь со своего лба и решительно переплела их пальцы. – Не стоит, – с этими словами она прижалась обратно к Скорпиусу – на этот раз ближе, чем они были во время поцелуя. Так близко, что Скорпиус чувствовал ее горячее дыхание, отчего одновременно закипало возбуждение и перед глазами вновь представали фрагменты произошедшего утром. – Если только у нее нет снадобья для снижения либидо. С каждым словом Скорпиус чувствовал слабое прикосновение ее губ к своим – это было трудно назвать поцелуем, но под знакомыми телу ощущениями невольно закрывались глаза, и Скорпиус впервые не просто ответил на поцелуй Розы, а сам ее поцеловал, обняв за талию, чтобы миллиметры, едва их разделяющие, исчезли совсем. Все уже было отработано. Быстро скинуть с себя мантию, отстраниться на пару секунд, чтобы наколдовать подушки, опуститься на пол и позволить Розе расстегнуть рубашку. Почувствовать, как ее горячие пальцы касаются голой груди, вздрогнуть, когда они переходят к ребрам, и выдохнуть, как только ее ладонь накрывает бугор в штанах. Расстегнуть ее рубашку, провести руками по плечам и оставить их чуть ниже талии, поглаживая выпирающие кости большими пальцами. Порядок действий иногда мог поменяться, но в целом такой консервативный подход Скорпиуса полностью устраивал, потому что не нужно было привыкать к новому, а значит – следить за каждым своим шагом, чтобы не соскользнуть и не объяснять (в первую очередь самому себе), что за этим стоит. Пока тело реагировало как надо, пока Роза ничего не замечала, пока он мог сыграть для своей девушки роль заботливого, любящего парня, Скорпиус готов был перетерпеть чувство вины, которое постепенно съедало остатки самоконтроля и нашептывало, что пора Розе во всем признаться. – Опять включаешь этого своего типичного Альбуса. Ты прекрасно понял, о чем я. Я думал, ты рад за меня, ты же видел, сколько времени я безуспешно добивался ее внимания, ты меня поддерживал, как мне казалось, и только благодаря твоей поддержке у меня хватило сил закончить начатое. Если бы не ты, я бы не находил каждый раз в себе смелость подойти к Розе. В том, что мы Розой теперь вместе, и твоя заслуга. Сейчас, когда Скорпиус вспоминал свои слова, он не мог не думать о том, как иронично они звучали. «Заслуга»… так обычно говорили о чем-то хорошем, но, как бы ни старался, он не находил ничего хорошего в том, что встречается с Розой. Особенно в том, как он силился каждый раз не вздрогнуть, когда она одним резким движением расстегивала молнию у него на штанах. – Я не понимаю... правда не понимаю... что случилось, Альбус? Если бы я не был уверен в обратном, то, наверное, подумал бы, что ты ревнуешь. Скорпиус бы все отдал за то, чтобы сосредоточиться на происходящем сейчас было так же легко, как с утра – выплеснуть все накопившееся. Если бы только разум слушался его больше, чем тело, – с последним он давно смирился и даже был этому благодарен, потому что иначе было бы трудней играть в эту никому не нужную игру. Роза осторожно покусывала его шею – так, чтобы заставить Скорпиуса ловить губами воздух все чаще, но при этом не оставить следы. Это было бесполезно – синяки у Скорпиуса появлялись от малейшего удара, но он еще давно выучил необходимое лечебное заклинание, чтобы не заставлять Розу волноваться. Пусть лучше она думает, что у нее все получается как надо. Главное, что от ее прикосновений Скорпиус терял способность контролировать свое тело, и он хаотично толкался вверх, навстречу ее руке. – Да, я ревную! Мне тоже казалось, что мы лучшие друзья! А еще мне казалось, что никакой девчонке, блин, нас не разделить. Но теперь ты вечно с ней, и... И закрыть глаза было нельзя – тут же ослепляющими вспышками начинали мелькать картины из утреннего разговора с Альбусом. И глядеть прямо перед собой – тоже. Темно-карие глаза Розы ему напоминали о карих вкраплениях в зеленых глазах Альбуса, россыпь веснушек у нее носу и щеках – о ярких веснушках у Альбуса, непослушная челка – о густых черных прядях у Альбуса, которые постоянно торчали во все стороны. У них даже нос был одинаково длинный – в отца и в дядю. – Так мы тебя не прогоняем, ты сам постоянно уходишь! Наверное, проще было зажмуриться и позволить мыслям вернуться на двенадцать часов назад. Скорпиус понимал, что если продолжит изучать взглядом Розу, видя в ней совершенно другого человека, то остатки вечера отравит чувство вины, которое будет заставлять его сорваться и в сердцах выдать все, что говорить нельзя ни при каких обстоятельствах, – иначе он ранит Розу. Выхода не было: все, что он делал, было направлено на то, чтобы ни в коем случае не причинить Розе боль, но эти действия только подпитывали разрастающееся чувство вины, и оно подталкивало его к разрушению. А еще оно подталкивало его к здравой мысли о том, что, закроет ли он глаза, будет ли смотреть перед собой – суть не поменяется. – А я не раз говорил, как к ней отношусь. И нет, нет, Скорпиус, я не такой добренький, как ты, я не буду давать ей миллионный шанс только потому, что она, видите ли, извинилась и теперь тискается с моим лучшим и единственным другом. Тем более поэтому. Но Скорпиус давным-давно пообещал себе, что всегда будет готов дать Розе хоть миллионный шанс, и именно поэтому оказался сейчас в таком положении – не безвыходном, но требующем жертв, пойти на которые ему не хватало мужества… или нет, точнее будет сказать так: не пойти на эти жертвы Скорпиусу не давал страх. И все же расслабить тело иногда было полезно, и тут даже разум вынужден был согласиться, потому что Скорпиус прочитал слишком много книг как по целительству, так и по магловской медицине. Но «вынужден был согласиться» не значило быть солидарным. – Оказывается, Забини тоже хочет устроиться в «Гринготтс» на ликвидатора, – Роза пошевельнулась у Скорпиуса в объятиях. До этого несколько минут было слышно только ее постепенно выравнивающееся дыхание, и Скорпиус чуть было не начал беспокоиться, что она заснула. – Не знаю, зачем он мне это рассказал. Он обычно предпочитает не обсуждать со мной ничего, кроме наших обязанностей. Думаешь, ему просто показалось смешным, что мы, может, и дальше будем вместе работать? Или он так предупреждает, что мне, скорее всего, придется и дальше его терпеть? – Ты говоришь как Альбус, – ответил Скорпиус. Слова удивили его самого – в разговоре с Розой имя Альбуса было у них негласным табу (особенно после свадьбы Тедди и Виктуар прошлым летом), но объяснением могло служить только одно: его разум опирался на сцены, которые мелькали перед глазами, и соотносил услышанное с увиденным. Проклятый разум. – И-и-извини. Роза заметно напряглась: на несколько секунд ее теплое дыхание перестало ласкать шею, а ее рука крепче сжала его талию. – На следующей неделе Хогсмид, – наконец выдохнула она. За год Скорпиус научился понимать, что если она резко сменила тему, то к предыдущей лучше не возвращаться, но в то же время ему было трудно представить, сколько силы воли ей требовалось для того, чтобы сдержаться и не начать высказывать ему все, что накипело.  Все-таки сравнение с Альбусом действительно было неуместным: Альбус бы не сдержался. – Хочешь пойти? – На самом деле… – Настала очередь Скорпиуса напрячься, потому что Роза говорила таким тоном, будто отвечала на занятиях, то есть когда она уверена в своих словах на сто процентов и не потерпит возражений. А если кто-то из других учеников посмел бы с ней поспорить, то получил бы в ответ целый список доводов в защиту ее точки зрения. – Я думала, можно было бы остаться в замке. Если ты понимаешь, о чем я. Скорпиус понимал, о чем говорила Роза: эту тему она поднимала уже не раз, и, хотя Скорпиус был настроен весьма настороженно, ее это не смущало. Она объясняла ему, что его боязливость наверняка связана с воспитанием, принятым в чистокровных семьях. Безусловно, Роза была права насчет воспитания чистокровных волшебников: отец действительно рассказывал Скорпиусу, что для его родителей было бы неприемлемым узнать о близких отношениях сына до брака, а брак, в свою очередь, должен быть непременно ими одобренным, но… эти рассказы были всего лишь примерами ошибок его родителей, которые он сам пытался не повторить. (А еще до того, как Скорпиус стал встречаться с Розой, отец даже рассказал ему о тонкостях отношений между двумя мужчинами. «Полезная информация, сын». Скорпиус старался не думать о том, что это могло бы значить.) Для Скорпиуса было слишком очевидным, что «можно было бы остаться» в словах Розы было равно «останемся». И поэтому, разволновавшись, он начал, как всегда, бормотать: – Да, но это непростой шаг, это тебе не Вингардиум Левиоса выучить, не сдать экзамен по рунам, даже не… Роза приподнялась на локтях и посмотрела на Скорпиуса так, что он был вынужден замолчать. – Ну, с рунами ты, конечно, загнул, – нахмурилась Роза, но потом, совершенно неожиданно для Скорпиуса, захихикала, причем так заразительно (Скорпиус замечал, что такой хохот был свойственен всем Уизли), что ему самому не оставалось ничего, кроме как присоединиться. – Я бы лучше дважды девственности лишилась, чем сдавала руны. Если бы можно было выбирать. – Мне казалось, ты не любишь слово «девственность»… – Не люблю. Тут я полностью согласна с Лили. Но выражение есть выражение, – Роза пожала плечами. – А ты тоже не забывай о значке у себя на мантии. «Непростой шаг», Годрик меня подери. Сте-ре-о-ти-пы! Скорпиус благоразумно не стал пояснять, что непростым шагом это будет не для Розы, а для него самого.   23 февраля 2024 – Скорпиус! Скорпиус, стоять! Скорпиус резко обернулся. Он только вышел из теплицы номер два, где задержался после травологии: профессор Лонгботтом любезно согласился подписать ему разрешение на посещение Запретной секции в библиотеке. Скорпиус собирался поискать дополнительную информацию по лечебным травам – вдруг вопросы по ним окажутся во вступительном тесте в Академию целителей при Мунго. Это было последнее занятие перед обеденным перерывом, и Скорпиус попросил Альбуса не ждать его – не хотел, чтобы по его вине типичный желудок Уизли оставался без еды на десять-пятнадцать минут дольше. Остальные ученики (на травологии их факультет занимался с Хаффлпаффом) тоже поспешили на обед, и поэтому Скорпиус и не думал, что в такое время кого-то встретит. А уж тем более, что кто-то будет специально его ждать. У дверей в замок стояла запыхавшаяся Лили Поттер, держа руки в карманах. Скорпиус мгновенно забеспокоился и мысленно выругался (не матом) на свои целительские инстинкты: Лили выбежала на морозный февральский воздух разгоряченная, да еще и без зимней мантии, а значит, могла легко простудиться. – Лили! – он тут же снял с себя шапку и шарф и, в два шага дойдя до девушки, протянул их ей, на что она только фыркнула и закатила глаза. – Лили, ты же простудишься! – Похрен, выпью Бодроперцовку, – она вновь закатила глаза и скрестила руки на груди. – У меня к тебе важный разговор, а тут нас точно никто не подслушает. Скорпиус со вздохом натянул шапку обратно и опасливо поднял взгляд на Лили: она недовольно хмурилась, поджав губы, и смотрела на него так, будто он прервал ее выступление на собрании «В.И.П.» женоненавистнической речью. – Что-то случилось? Будет внеплановое собрание «В.И.П.»? Лили цокнула и закатила глаза в третий раз: – Типичный Скорпиус, якобы думает обо всех, кроме себя. Нет, я хотела поговорить о тебе. Вернее, о том, что ты должен будешь сделать. – Потому что я уже что-то сделал не так? – осторожно предположил Скорпиус. – Сообразительный ты мой! Именно, – Лили натянуто улыбнулась. – Роза. Альбус. – Что с ними?.. – Все с ними. Когда ты наконец поймешь, что совершаешь ошибку? У Скорпиуса бешено заколотилось сердце, и он опустил взгляд на заснеженную землю, где уже начал непроизвольно выводить ботинком какие-то узоры. Несмотря на его теплые чувства к Лили, Скорпиус никогда не мог назвать ее проницательной, но сейчас он впервые в этом засомневался. Намеренно или нет, но ей удалось надавить, пожалуй, на одну из его самых болезненных точек, – на боязнь допустить ошибку, которая разрушила бы все. Может быть, она и правда понимала ситуацию лучше него.  – К-к-какую ошибку?.. Лили недоуменно вскинула брови: – Да вот эти токсичные отношения! Скорпиус нервно сглотнул и всмотрелся в то, что его левая нога начертила на снегу, – знак бесконечности, повернутый на девяносто градусов. Или цифра восемь – глупо, что Скорпиус сначала подумал о знаке бесконечности. С одной стороны, его должно было успокаивать то, что Лили просто не понимала значение понятия, о котором говорила (очень в духе Лили – вычитать умное выражение и использовать его, не разобравшись в значении), с другой, как бы ему ни было страшно в этом признаться, в чем-то она все же была права. Здоровыми их отношения с Розой нельзя было назвать никак. – Лили… – он замешкался: и сказать ей прямо, чтобы не лезла не в свое дело, он не мог, и оставлять все как есть тоже было нельзя. – Я не совсем точно выразилась. Токсичный треугольник, – Лили вывела фигуру в воздухе волшебной палочкой с таким видом, будто вела занятие. – Левый угол – это Роза, правый – Альбус, а вершина – это ты. Я бы назвала тебя «Королем-Скорпионом», но не буду – у меня есть чувство такта. Так вот. Розу ты используешь для удовлетворения своих потребностей. Не смотри на меня так удивленно, я все знаю. Наоборот не может быть ну никак, потому что она девушка, она по умолчанию не может тебя использовать. При этом все видят, как вы с Альбусом друг на друга смотрите. – В смысле все? – у Скорпиуса внутри все сжалось: слова Лили напомнили ему о том, что ему хотелось снести заклинанием Забвения, – по крайней мере, в этом он себя убеждал. – В прямом. Я, Линни, Ари, Хьюго, – Лили демонстративно загибала пальцы. – Роза тоже, разумеется. Альбус, разумеется, нет, но это отдельный случай. И даже если допустить, что Роза когда-то там ничего не подозревала, то после статьи в «Ведьмополихрене» разве что тролль ни о чем не догадается. Скорпиус закусил губу и, отрешенно покачав головой, начал стирать знак бесконечности.  Статья в «Ведьмополитене» вышла в позапрошлые выходные и моментально стала самой обсуждаемой темой среди заядлых сплетников Хогвартса. Заголовок гласил: «Младший сын Гарри Поттера – гей», а в самой статье рассказывалось, что «одной счастливице удалось это проверить безошибочным способом». Никто и не сомневался, что этой счастливицей оказалась Кара Томас-Финниган, но при этом никого не смущало, что они сходили с Альбусом на целое одно свидание в Хогсмиде в далеком декабре, а статья вышла в феврале. Не удивило это и Лили, которая, даже не попытавшись ни в чем разобраться, запретила Каре появляться на собраниях «В.И.П.», хотя Альбус не был против. Зато в прошлую пятницу, на последней встрече клуба, Лили охотно разрешила брату выступить с заявлением. – Да, я не натурал, прикиньте. Как, между прочим, треть из вас. Спасибо старой недоброй Скитер за вынужденный каминг-аут, – уставившись в одну точку на полу, протянул тогда Альбус. – А остальной бред я даже комментировать не хочу. Спасибо, Лили. Примерно то же самое Альбус сказал Скорпиусу вечером того дня, когда вышла статья. Скорпиус сидел на кровати в спальне, перебирая в руках сочинение по древним рунам, и не знал, радоваться ли ему очередному опровержению страха, что его чувства не взаимны, или же плакать от того, что он не в состоянии выбраться из ловушки, в которую сам себя загнал, не причинив кому-то боль. Альбус осторожно присел на край кровати Скорпиуса: – Это… это правда насчет моей, э-э, ориентации. По-видимому. И я очень надеюсь, что тебя это не отталкивает. – Скорпиус яростно замотал головой, хотя Альбус не решался встретиться с ним взглядом и ничего не видел. – Вообще… ничего из той статьи. Знаешь, народ винит во всем Кару, но она ко мне уже подходила и все объяснила… В общем, она ни при чем, и я ей верю. В конце концов, ее воспитывали Дин и Шеймус, – Альбус грустно усмехнулся. – Я посоветовал ей лучше выбирать друзей. «Не вашего ума дело», «ничего из той статьи» – все это относилось только к одной строчке: «По нашим данным, Альбус Северус сходит с ума по своему лучшему другу – молодому человеку своей кузины, дочери министра Розы Грейнджер-Уизли». – Так вот, – вырвала Скорпиуса из воспоминаний Лили. – Альбуса ты при этом тоже используешь, заставляешь страдать, как и Розу. Они мои близкие родственники, я не позволю тебе так с ними поступать. Скажи спасибо, что Хью не ябеда, иначе дядя Рон тебя бы уже парочку раз отавадил. – Я и не хочу с ними так поступать! – Скорпиус умоляюще посмотрел на Лили. Он понимал, что спорить с ней бесполезно, – проще было переубедить профессора Макгонагалл, чем Лили, – но ему хотелось, чтобы она увидела, что и ему происходящее в последние месяцы дается нелегко. – А поступаешь ненамного лучше того урода, которого мы обсуждали на последнем собрании, – ледяным тоном отрезала Лили. Скорпиус полностью осознавал, что сейчас Лили уже намеренно им манипулирует, но от манипулирования это осознание ничуть не защищало, и Скорпиус чувствовал, что постепенно сдается. Дело в том, что на последнем собрании «В.И.П.» главной темой для обсуждения – вернее, для возмущения – стал случай, который, как уверяла Лили, в открытую обсуждать могут только они, хотя, по-хорошему, этим должно бы заниматься министерство. – Но в министерстве слишком могущественное мужское лобби, – говорила Лили, – поэтому мы вынуждены взять дело в свои руки. Начнем с минимума: предадим инцидент огласке, раз они не хотят. Ничего, в скором времени «В.И.П.» обязательно получит представительство в министерстве. Несмотря на то что за последние двадцать лет министерство внесло в законодательство ряд важных поправок, а также издало несколько десятков новых законов, залатать абсолютно все пробоины было нереально. Поэтому и ученика Хогвартса, который пытался переспать с однокурсницей, превратившись с помощью Оборотного зелья в ее молодого человека, подвести под Визенгамот по закону не представлялось возможным. Как объяснила Лили, в отличие от мира маглов, в магическом сообществе случаи изнасилования довольно редки и обычно сопровождаются использованием Империуса, что уже гарантирует пожизненный срок в Азкабане. Лили говорила еще что-то о доказательной базе… – Ты меня слушаешь? – Лили щелкнула пальцами перед носом Скорпиуса. – Ты как будто время от времени пропадаешь. Скорпиус несколько раз с усилием моргнул, стирая перед глазами картины с прошлой пятницы, и покачал головой: – Недостаток сна сказывается, наверное. Ж.А.Б.А., квиддич, Роза… – Как легко ты расставил приоритеты. А на каком месте Альбус? – усмехнулась Лили. – Ладно, не обижайся. Ну, такие мы, Уизли, за своих хоть на Волдеморта. Просто я переживаю за Альбуса. За Розу. За тебя, представь, тоже, – она похлопала его по предплечью и грустно улыбнулась: – Понимаю, верится с трудом. Так что, пожалуйста, подумай над моими словами. Хорошо? Наброситься, пригрозить, надавить на самое больное, а в следующее мгновение принять невинный вид и попросить на нее не злиться – в этом была вся Лили Луна Поттер. Нельзя сказать, что Скорпиус всегда знал ее именно такой – скорее он наблюдал за тем, как и, главное, почему она такой становилась, и, возможно, поэтому не мог на нее обижаться. Лили совершенно искренне пыталась сделать что-то доброе, хорошее, полезное – просто ее методы были, мягко говоря, специфические, хотя она вкладывала в это дело всю душу. Может, Лили и была как раз тем отрезвляющим снадобьем, которое ему необходимо. – Хорошо, – Скорпиус попытался улыбнуться в ответ, чувствуя, как защипало в глазах. – Вот и отлично! – Лили осторожно обняла его, и Скорпиус неловко погладил ее по волосам. Его зимняя мантия слегка заглушала ее следующие слова: – Пойдем на обед? Обед. Их разговор занял не больше пяти минут, но Скорпиус уже успел забыть о том, куда вообще-то спешил. – Э-э-э, да, ты иди, а я тебя догоню, – неубедительно промямлил он в ответ. Отстранившись, Лили недоверчиво приподняла бровь, но на ее лице проступило явное беспокойство. – Ты точно не обижаешься? Ну Ско-о-орпиус. – Она поднялась на цыпочки и сжала его порозовевшие щеки. Он яростно замотал головой. – Ну... ну ладно. Не забудь все-таки покушать. Как только она скрылась за дверью в замок, Скорпиус с облегчением выдохнул и отчаянно заморгал глазами, чтобы прогнать слезы. Он уже не был уверен, что пойдет обедать: сейчас важнее было отдышаться, успокоить гулко бухающее сердце и сосредоточиться на послеобеденных занятиях – зельеварению и трансфигурации. Слова Лили можно будет обдумать и позже, хотя не думать о них совсем представлялось слишком сложной задачей. – Мистер Малфой? – раздался женский голос за спиной Скорпиуса, и он с опаской обернулся: не хватало еще, чтобы их разговор кто-то подслушал и продал историю «Ведьмополитену». Впрочем, его страх оказался напрасным: перед ним стояла Доминик Уизли, кузина Альбуса и Розы. Насколько Скорпиусу было известно, сразу после окончания Хогвартса она уехала в Румынию изучать драконов, но в этом году вернулась в Англию и приняла предложение профессора Макгонагалл занять место второго преподавателя по уходу за магическими существами, после того как профессор Граббли-дерг вышла на пенсию. Правда, после пятого курса и Скорпиус, и Альбус этот предмет бросили, поэтому с Доминик могли пересечься только вне занятий… но почему тогда она обращалась к нему не по имени? – Я прикалываюсь, – прыснула Доминик, увидев замешательство на лице Скорпиуса, и положила руку ему на плечо: в отличие от Лили, она была такой же высокой, как и Роза, и дотянуться до плеча Скорпиуса ей не составляло никакого труда. – Привет, Скорпиус. – Добрый день, профессор Уизли. – Скорпиус удивился, как у него еще хватало сил ответить в той же шутливой манере. – Ха, молодец! Да ты уже практически почетный Уизли, – Доминик ласково сжала его плечо и опустила руку. – Сразу к делу: я, как ты уже, наверное, догадался, подслушала ваш с Лили разговор… не специально, я всегда сюда хожу во время обеденного перерыва. А тут услышала знакомые голоса и, знаешь, не смогла сдержаться, – она виновато улыбнулась и запустила руку в карман своей черной куртки из искусственной драконьей чешуи. – Да, кстати, не возражаешь? Из кармана она достала небольшую трубку из красного дерева и льняной мешочек. Не дожидаясь ответа Скорпиуса, она взяла из мешочка несколько каких-то серо-зеленых горошин, набила ими трубку и подожгла ее палочкой. Из трубки вылетели мутные клубы дыма, и в нос Скорпиуса ударил пугающе знакомый кисловатый запах – тот самый, который он еще два года назад впервые почувствовал в пещере жмыра. Но сейчас к этому запаху добавилась терпкость, причем такая мощная, что защекотала ноздри, и Скорпиус громко чихнул. – Ой, извини. Не думала, что ты непривыкший. Странно, – Доминик взмахнула палочкой, и запах исчез. – Прости, а что это? – Скорпиус ни в коем случае не хотел показаться грубым, но что-то ему подсказывало, что его вопрос звучал как «а это вообще законно?». – Жабросли, конечно. – Доминик затянулась и умиротворенно закрыла глаза. – В эту смесь, кажется, еще чили добавили. Интересно. А вообще, знаешь, очень странно. Роза просила дать ей побольше, я думала, она и на тебя брала. Но если не тебе, то… – девушка нахмурилась и задумчиво почесала нос. – Надеюсь, не брату. Ему рано. Жабросли, ну конечно. Высушенные, гранулированные и поэтому совершенно не такие мерзкие на вкус, как в свежем виде. Скорпиус едва удержался, чтобы раздосадованно не хлопнуть себя по лбу: он должен был догадаться. Необычайная бодрость после полной расслабленности, жар и расширенные зрачки в качестве побочных эффектов, но Скорпиус, изучая параграф о жаброслях, обращал больше внимания на их целебные и законные свойства. Не то чтобы курение сушеных жаброслей было незаконным – этот пункт, как и использование Оборотного зелья для полового акта без согласия, в законодательстве просто не был прописан. – Я не знал, что Роза курит жабросли, – выпалил Скорпиус, не зная, что ему положено чувствовать: обижаться на Розу за то, что не была с ним откровенной, или волноваться за ее физическое и эмоциональное состояние – что-то ведь должно было ее к этому подтолкнуть. – Она и не курит, она их разжевывает. – Доминик задумчиво выпустила пару колец дыма. – Жевать проще, да и эффект будет посильнее. Чарли даже говорил, что лечебный. Ты же на целителя хочешь учиться, я правильно помню? Вот и займись исследованиями. – Я… ну да. – И не беспокойся, что нас кто-то запалит. В это время тут никого, а Невилл сам иногда не прочь выкурить пару десятков горошин. Расслабляет действительно здорово. Скорпиусу, пожалуй, больше не хотелось слышать сомнительные тайны преподавателей, и поэтому он вяло махнул ладонью в сторону замка, но Доминик быстро перехватила его руку. – Нет-нет, постой! Если боишься, что обед пропустишь, то вот, – она вынула из кармана длинной юбки две упаковки сладостей из «Сладкого королевства» – мятные чертики (ура!) и желатиновые червячки – и с улыбкой протянула их Скорпиусу. – Надеюсь, этого хватит. Все-таки знаменитым желудком Уизли ты, к счастью, не обладаешь! По поводу твоего разговора с Лили. Прости, что вмешиваюсь не в свое дело, но считаю своим долгом сообщить тебе, что Лили права. Ну, мне кажется, что права. Доминик вновь глубоко затянулась и серьезно посмотрела на Скорпиуса, который неловко мял в руках сладости и опять неосознанно начал выводить на снегу не то перевернутую восьмерку, не то знак бесконечности. – Понимаешь, Малфой, я хорошо знаю женщин. Не только потому, что я сама женщина. Quant aux femmes, je les baise. Скорпиус вытаращил на нее глаза: с одной стороны, он должен был знать, что Доминик говорит по-французски, – она когда-то предлагала научить его и Альбуса французским ругательствам, с другой – услышать от преподавателя крепкое словечко, пусть и на иностранном языке, было непривычно. А ведь она могла высказаться не так грубо… не успев взвесить все за и против, Скорпиус озвучил эту мысль: – Vous auriez pu l'exprimer avec un peu plus de délicatesse… Настала очередь Доминик удивляться. – Ты говоришь по-французски? Хотя ты же Малфой. Действительно, что это я? И нечего мне «выкать»! Ну, и ты прав: да, я могла выразиться не так грубо… Да, например, «с женщинами я сплю»… Зато сразу все понятно, никакой двусмысленности. Не люблю двусмысленность. Ты любишь двусмысленность? И сама себе противоречу: я же не думала, что ты поймешь по-французски! – посмеиваясь, Доминик покачала головой. – В общем, моя главная мысль – женщин я знаю, и знаю хорошо. Не потому, что я с ними сплю, это тут вообще ни при чем. Это была не самая лучшая попытка пошутить, я ж не думала, что ты поймешь. Просто поверь, что знаю. И знаю, что Роза несчастна в этих отношениях. И ты. Лили Поттер пыталась взять напором, могла даже чуть запугать и оставить сомневаться во всем, что ты сделал, делаешь и будешь делать, а Доминик Уизли производила впечатление такого человека, кто заставит выслушать, но только натолкнет на мысль, что, возможно, ты где-то ошибаешься, хотя это и нестрашно, – ошибаются все. Наверное, поэтому Скорпиус и задал ей вопрос, который не решился задать Лили: – А почему тогда Роза сама меня не бросит? Доминик опустила взгляд на перевернутые восьмерки на снегу, которые к этому моменту успел нарисовать Скорпиус, и затянулась. – Не знаю. Честно. Но уверена, что у нее есть на это весомая причина. И не думаю, что она просто хочет позлить Альбуса, – вряд ли хочет повторения его истерики на свадьбе Вик. Скорпиус до сих пор так и не понял, что именно произошло в августе на свадьбе Виктуар и Тедди Люпинов. Ничего не предвещало беды: Альбус с Розой даже сидели за одним столиком и как будто заранее согласованно не обращали друг на друга внимания. Но, когда половина гостей уже перебрала огневиски и размышляла, насколько опасно будет в таком виде аппарировать домой, раздался крик Розы: «Протего!». – Протего!.. Протего!.. – Роза, казалось, едва успевала отщитовывать проклятия Альбуса. Взрослым довольно быстро удалось их разнять, но никто не смог вытянуть из них и слова о том, что же стало причиной ссоры. В школе Скорпиус пытался осторожно спросить об этом и Розу, и Альбуса, но Роза ограничивалась словами: «Ал – истеричка, ему к психоцелителю надо», а Альбус умолял Скорпиуса не напоминать ему о произошедшем. – Важный вопрос. Чем для тебя пахнет Амортенция? – Доминик понимающе усмехнулась, поймав растерянный взгляд Скорпиуса. – По глазам вижу, что не Розой. От нее, кстати, вкусно пахнет, я помню. Розами… Оригинальность, конечно, зашкаливает. Даже мама оценила. Как ни странно, когда Скорпиус находился рядом с котлом с Амортенцией, он на самом деле чувствовал запах роз, но это был запах розовых кустарников в поместье – маминых любимых цветов, за которыми она ухаживала сама, пока могла подняться с постели. К аромату этих роз присоединялся успокаивающий запах старых книг в библиотеке отца. И, наконец, Скорпиус отчетливо слышал запах шерсти Мурлина Второго, настоящего жмыра, которого Альбусу подарили родители после того, как Джеймса взяли в запасной состав «Паддлмир Юнайтед» и он переехал в общежитие команды. Шерсть жмыра крепко впитывала аромат кофе, мятных чертиков и подземной сырости и всегда действовала на Скорпиуса лучше любого Усыпляющего зелья, когда Мурлин запрыгивал к нему на кровать, если Скорпиус не мог заснуть. – Я, конечно, не настаиваю, но подумай над моими словами. И особо не парься из-за того, что Лили наговорила. О том, что ты Розу используешь и все такое, – продолжила Доминик и стерла ботинком знаки бесконечности на заснеженной земле. – Серьезно, не принимай близко к сердцу, оно того не стоит. Но отношения с Розой пересмотри. Так тебе самому станет легче. Но для того, чтобы стало легче, сначала должно было стать труднее.   19 апреля 2024 Скорпиус чувствовал себя морально и физически выжатым. До Ж.А.Б.А. оставалось шесть недель, до вступительных экзаменов в Академию при Мунго – три месяца, до следующей вылазки в Хогсмид – двенадцать часов. Сложно было определить, чего именно Скорпиус боялся больше. Потому что он решил, что на этих выходных признается во всем Розе и наконец покончит с этими «токсичными отношениями», как их не переставала называть Лили. Когда большинство учеников Хогвартса, кроме двух младших курсов, отправлялись в Хогсмид, Скорпиус и Роза оставались в замке, чтобы… побыть наедине. Это придумала Роза еще в ноябре – разработала целый план – и с тех пор они уже дважды успешно приводили его в действие. Завтра он тоже понадобится, и, как ни странно, порядок будет обычный. В пять минут одиннадцатого с невозмутимым видом встать с книжкой перед проемом, ведущим в гостиную Слизерина. Услышать голос Розы, спрятавшейся под мантией-невидимкой из магазина ее отца, – или, если рядом стоят другие слизеринцы, почувствовать, как она аккуратно дергает его за рукав. Назвать пароль («Омут памяти») и вместе с ней зайти в пустую спальню. А дальше всегда шла импровизация, в которой Скорпиус, как ему казалось, не силен, и поэтому к завтрашнему дню он готовился уже две недели: просто приходил в пещеру жмыра и репетировал речь. Вот и сегодня вечером, за час до отбоя, он вышел из гостиной Слизерина и, позевывая, быстрым шагом направился ко второму кабинету зельеварения – своего рода лаборатории, где профессор Левенштейн вела дополнительные занятия. «Одаренным» шестикурсникам и семикурсникам (и Хьюго Грейнджеру-Уизли) она даже разрешала пользоваться лабораторией для всяких разных проектов, которые предварительно должна была одобрить. Несмотря на позднее время, Скорпиус не удивился, увидев тусклый зеленоватый свет из приоткрытой двери в кабинет, и чуть не поддался желанию туда заглянуть: еще на шестом курсе, попав к Левенштейн, Альбус мгновенно завоевал обожание преподавательницы и с тех пор часто экспериментировал с зельями по вечерам. Сегодня, видимо, тоже, потому что в спальне, когда Скорпиус уходил, его не было. – Сейчас не время, Скорпиус, – сжав кулаки, сквозь зубы прошептал он себе под нос. – Сосредоточься на завтрашнем дне. Рядом с кабинетом был небольшой проем в стене – такой узкий и низкий, что Скорпиус мог пройти только боком, притом нагнувшись. Выпрямился он уже в коридоре, который освещал одинокий факел, и Скорпиус по привычке зажег волшебную палочку – свет ему в любом случае пригодится дальше. В конце коридора – в паре десятков метров от входа – висела большая картина с изображением темнокожей волшебницы в платье цвета индиго. Она сидела на мокром камне у реки и расслабленно улыбалась. Ее длинные черные косы ниспадали на колени, где спал белоснежный жмыр, и Скорпиус указательным пальцем погладил его за ухом. Жмыр довольно замурлыкал и, потянувшись, в два прыжка оказался за рамой. Девушка ойкнула и скрылась за ним, а картина открыла проход к длинной лестнице, ведущей наверх, к пещере жмыра. Прошептав: «Репелло», Скорпиус не спеша поднимался по лестнице и повторял про себя сто раз переписанную, заученную речь. Но он понимал, что, как бы ни репетировал, так складно и красиво говорить он никогда не сможет. «Тебе не понравится то, что я скажу, но я очень надеюсь, что ты меня не возненавидишь. Я очень долго обманывал себя и поэтому обманывал и тебя. Я боялся признаться в этом тебе потому, что не мог признаться в этом самому себе. Во всем виноват только я. Это из-за меня вы с Альбусом больше не разговариваете, из-за меня ты потратила столько времени на человека, который тебя не любит, из-за меня “Ведьмополитен” публикует о тебе отвратительные статьи. Я просто трус, и эта трусость лишила меня способности адекватно мыслить». Повторить еще раз, и еще, и в пятый, и в шестой раз. До пещеры оставалось каких-то тридцать ступеней, и тут Скорпиус увидел наверху яркий серебристый свет, который ни с чем не спутать, – свет от Патронуса. Внутри у Скорпиуса все замерло. Как ему рассказала Роза, если в пещере кто-то уединялся – неважно, по какой причине, – негласным правилом было прогонять непрошеных гостей заклинанием Репелло. Но на входе в коридор у Скорпиуса не возникло внезапного желания уйти и не возвращаться, а значит, тот, кто сейчас находился в пещере, либо не знал заклинание, либо не возражал, если ему помешают. Скорпиус поднимался очень медленно и старался не создавать много шума: может быть, тот, кто сидит в пещере, уйдет раньше, чем Скорпиус доберется до места? Или он не будет против, если не особо популярный, странный семикурсник сядет рядом с ним и начнет бормотать под нос какие-то бессвязные предложения? (А может, Скорпиусу просто было любопытно увидеть, кто еще знает о пещере жмыра.) Вдруг сияние стало ярче. Патронус вылетел на лестницу, заливая ее холодным светом, и Скорпиус ахнул: Патронус был в виде лебедя. Особенного лебедя – все его туловище мерцало слабее, чем другие Патронусы, но края крыльев буквально слепили глаза, словно июльское солнце. Это был черный лебедь, и Скорпиус знал, кому он принадлежит. Впервые он увидел этого лебедя в середине шестого курса, сразу после рождественских каникул. Их ждал необычный урок, который должен был провести сам Гарри Поттер, герой войны и герой детства Скорпиуса. Это было уже не первое их занятие с мистером Поттером, и Скорпиус знал, что, кроме него, заклятию Патронуса шестикурсников и семикурсников никто не учит, но все равно пребывал в предвкушении. Он до сих пор помнил, как нервно подпрыгивал, стоя перед входом в класс, а рядом с ним Альбус с притворным раздражением закатывал глаза. А если хорошо подумать, он должен был начать сомневаться еще в тот день. Хотя бы в тот день – и тогда было бы не совсем поздно. После короткой, но емкой лекции мистера Поттера шестикурсники Слизерина и Рейвенкло разделились на пары и перешли к самой сложной, практической части. И пусть это была уже не первая попытка Скорпиуса создать Патронус и он знал, какое воспоминание выбьет из его палочки хотя бы тонкую струйку мерцающего серебристого дыма, он упрямо думал о чем угодно, но только не о лучшем друге. «Думай об Альбусе. Ты ведь ради него отказываешься от своего королевства, да?» – Вот же! – чертыхнулся Скорпиус, когда из волшебной палочки, словно бенгальские огни, посыпались искры. Он пытался вспомнить, что чувствовал, когда его целовала Роза. – Скорпиус! – мистер Поттер подошел к ним с Альбусом и оценивающе посмотрел на палочку Скорпиуса. – Ничего страшного, такое случается. Волшебная палочка чувствует, если мы нервничаем. Вдохни, сосредоточься и вспомни, когда ты испытывал такое, кхм, всеобъемлющее счастье. Когда тебя наполняло теплом. Возможно, даже в буквальном смысле! Подумай хорошенько! Тем временем Альбус незаметно отошел в сторону, и мистер Поттер начал искать его взглядом. «Вы двое… вы должны быть вместе». «Будь что будет», – подумал Скорпиус и вспомнил, что чувствовал, когда на четвертом курсе вынырнул вместе с Альбусом из Черного озера. Он так сильно улыбался, что у него заболели щеки, – или нет, не заболели, а стали приятно покалывать. А когда он обнял Альбуса, по телу разлилось успокаивающее тепло, и ледяная вода озера его совсем перестала заботить. – Экспекто Патронум! – зажмурившись, прошептал Скорпиус. Раз, два, три… шесть. Он услышал изумленные возгласы однокурсников и одобрительное «Превосходно!» от мистера Поттера и осторожно открыл глаза. Перед ним величаво размахивал крыльями огромный феникс. А в дальнем углу кабинета, куда успел добраться Альбус, парил лебедь. – Молодцы, ничего не скажешь! – мистер Поттер с улыбкой качал головой. – Феникс, ух ты, Скорпиус! Насколько мне известно, такой Патронус был только… – …у Альбуса Дамблдора, – негромко закончил за него Скорпиус и аккуратно вытянул руку к своему Патронусу. Феникс ласково уткнулся головой в ладонь, и Скорпиус ощутил тепло, точь-в-точь такое же, как тогда, на четвертом курсе. – Хм, Альбус, у тебя какой-то странный лебедь, – задумчиво произнес мистер Поттер. – Я видел Патронусов-лебедей, и они обычно более яркие… любопытно, спрошу у Гермионы… Скорпиус яростно заморгал, выныривая из воспоминаний. Черный лебедь – Патронус Альбуса, а значит, в пещере жмыра сейчас находился именно он. Нет, Альбус знал о пещере, он знал и заклинание Репелло, и план действий Розы… – Альбус! Лебедь тотчас испарился, и лестница погрузилась бы в темноту, если бы не зажженная палочка Скорпиуса. Сверху раздались приглушенные ругательства и торопливые шаги в противоположную сторону. – Альбус, постой! – Скорпиус помчался наверх и в несколько прыжков преодолел оставшиеся ступени. Альбус стоял у другого входа, потупив взгляд, и у Скорпиуса сжалось сердце – уже привычно, но от этого не менее сильно. – Прости, не подумал, что вы тут сегодня с Розой… – Я один, – машинально ответил Скорпиус. – Она теперь в это время готовится к Ж.А.Б.А. Мы встречаемся завтра, когда все будут в Хогсмиде. – Мерлин, зачем он это говорит… – Ты бы, это, Репелло наложил на вход, а то вдруг кто другой зашел бы. Альбус потер висок, все еще не решаясь встретиться со Скорпиусом взглядом: – Забыл… устал. Ну, я пойду… – Не надо! – Скорпиус даже не стал пытаться скрыть отчаяние в голосе. – Можем вместе посидеть. Я, правда, не знаю, что ты тут делал… – Да я сам не знаю. Просто сидел и думал о хорошем. Судя по тому, что вызвал Патронус, получалось неплохо, – Альбус посмотрел на Скорпиуса и улыбнулся, но от внимания Скорпиуса не ускользнула тень грусти, промелькнувшая в его взгляде.  В последнее время Альбус выглядел напряженным и практически таким же выдохшимся, как Роза: под его зелеными глазами появились синяки, а между бровей, которые он сдвигал слишком уж часто, образовалась морщина. Скорпиус подозревал, что и сам выглядит не лучше, – сейчас даже шесть часов сна были для него подарком, а если еще учесть, сколько физической и моральной энергии отнимала подготовка к выпускным и вступительным экзаменам, квиддич, завтрашний разговор… Ну, по крайней мере, через двенадцать часов от одного пункта из этого списка он избавится навсегда. – Может, вместе посидим и подумаем о хорошем? – неуверенно предложил Скорпиус. – Я… – к усталости во взгляде Альбус прибавилась растерянность. – Ну, давай. Скорпиус одним взмахом палочки наколдовал подушки на полу и нахмурился. Когда между ними появилась настолько осязаемая неловкость? Первые признаки прослеживались еще на четвертом курсе, когда Скорпиус бросился все анализировать, подключив свою чрезмерную внимательность. Но тогда он анализировал исключительно свои чувства и ощущения, а в этом было трудно ошибиться… Только Скорпиус ни разу не задумывался, что предельная сосредоточенность могла помешать правильному анализу, потому что таким образом он себя контролировал и подсознательно выбирал реакцию, которая не станет провоцировать страх. Все сводилось к страху. – Завтра все то же самое? – с напускной небрежностью спросил Альбус. – Ну, с Розой. Мы с Забини и Смитом уходим, чтобы вы?.. – Почти. Да. Вообще-то… мы должны с ней поговорить. Серьезно. И я хотел, и Роза. Надеюсь, об одном и том же. По правде говоря, надеяться – это все, что ему оставалось. Когда пару недель назад Роза, нервно закусывая губу, сообщила ему (то есть поставила перед фактом), что во время следующей вылазки в Хогсмид им нужно будет «серьезно поговорить», Скорпиус одновременно вздохнул с облегчением и насторожился. С одной стороны, ему не пришлось первому просить ее о разговоре, с другой – он понятия не имел, что за серьезную тему она хотела обсудить. Вдруг это их совместное будущее? Вдруг он, обманывая Розу, внушил ей такую уверенность, что она уже строила планы на то, как они будут жить вместе после Хогвартса? Вдруг она уже обсудила это с родителями и получила их одобрение (хотя, конечно, для такой девушки, как Роза, одобрение родителей значило мало)? Вдруг ее родители уже обсудили это все с его отцом? А может, Лили провела беседу и с ней, и Роза тоже подготовила речь о том, что им нужно выйти из этих «токсичных отношений». – Сделаешь ей предложение? – ухмыльнулся Альбус, как когда-то на пятом курсе после свидания Скорпиуса с Розой. Как будто хотел получить подтверждение, что это полная чушь. – Рано, – Скорпиус не понимал, зачем это сказал. Нужно было срочно исправляться. – То есть, я хотел сказать, что нет, совсем на другую тему. Разговор. Но он все равно серьезный, и я к нему очень долго готовился, и это непростой шаг, хотя я пока не могу тебе ничего рассказать, и… Скорпиус не заметил, как через его чуткий самоконтроль пробралась давняя привычка заламывать руки. Замечать ему и не нужно было: его подрагивающие руки моментально оказались в холодных ладонях Альбуса. Но вместо холода он почувствовал, как сквозь кожу молнией пробиваются опаляющие искры, вмиг растапливают кровь и тлеющим пеплом оседают где-то в желудке. Скорпиус поморщился, но руки не убрал. – …у тебя руки холодные, – извиняющимся тоном закончил он. – Ой, извини! – Альбус выпустил его ладони из своих и достал палочку. Глубоко вдохнув, он закрыл глаза; морщинка между его бровей разгладилась, и он уверенно произнес: – Экспекто Патронум! Вылетевший из палочки черный лебедь сделал неторопливый круг над каменным потолком, лениво размахивая ослепляющими крыльями, и приземлился рядом с ребятами. Под пристальным взглядом Альбуса он робко ткнулся клювом в колени Скорпиусу, и Скорпиус едва не ойкнул: его разгоряченное тело пронзила волна невероятного тепла, но оно пробежало по венам мягкими брызгами и потушило пламя, которое разожгли прикосновения ладоней Альбуса. – А теперь тепло, – он улыбнулся и погладил клюв лебедя, чувствуя, как подушечки пальцев приятно пощипывает. – Ты мне никогда не рассказывал, о чем думаешь, когда вызываешь Патронус. Выражение лица Альбуса вернулось к знакомому напряжению: казалось, он тщательно прокручивает в голове то, что хочет сказать, взвешивая каждое слово. В последнее время – курса так с шестого – это происходило все чаще. – О людях, которые мне дороги. О том, кем я становлюсь рядом с ними. Пытаюсь почувствовать то пресловутое тепло, о котором говорил папа на лекции. А ты? – Я тоже, – честно признался Скорпиус. Он закрыл глаза, впитывая тепло, исходящее от Патронуса Альбуса, почувствовал, как плечо друга задевает его плечо, распаляя плывущее по телу тепло, и подумал, что завтра станет свободным человеком. – Экспекто Патронум! Из волшебной палочки вырвался феникс, и, пролетев над потолком, он приземлился рядом с черным лебедем и игриво укусил его за бок. Недовольно хлопая крыльями, лебедь отстранился от Скорпиуса и неуклюже побежал за фениксом, который воспарил обратно к потолку. – Что они творят? – засмеялся Альбус. – Понятия не имею. Играют, наверное, – Скорпиус пожал плечами. Патронусы тем временем полетели друг за другом в сторону лестницы, но их тепло продолжало его согревать и плавно наполнять спокойствием и уверенностью. – Хорошо, что им хорошо. Может, благодаря Патронусам, может, благодаря той необъяснимой, но умиротворяющей атмосфере в пещере жмыра, а может, просто благодаря тому, что сейчас Скорпиус сидел бок-о-бок с лучшим другом и уже не беспокоился о неловкости между ними, – неважно почему. Главное, сейчас он был убежден, что все действительно будет хорошо.   20 апреля 2024 Ощущение того, что все будет хорошо, пропало так же быстро, как и появилось. Скорпиус опирался о стену у прохода в гостиную Слизерина, спрятавшись за учебником для первого курса Академии целителей. Притворяться, что читаешь под сумеречным освещением в подземельях, было не самой разумной идеей, но Скорпиус знал, что ему, чудаковатому семикурснику, которого отдельные личности все еще называли «отпрыском Волдеморта», вряд ли кто будет задавать лишние вопросы. Магловская медицина имеет существенно больше направлений, чем медицина волшебников. Это объясняется в первую очередь тем, что значительное количество недугов, которые целители не считают серьезными, поскольку для лечения этих недугов не требуется отдельное целительское образование, в мире маглов относят к… Пятнадцать минут одиннадцатого. Роза опаздывала, что было совсем на нее не похоже. – Скорпиус? Скорпиус с облегчением выдохнул. Он захлопнул учебник и, оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никого рядом нет, прошептал Розе: – Я уже испугался, что ты не придешь. – Обижаешь, мы же договаривались. Я просто… за подготовкой забыла о времени. У Розы заметно подрагивал голос, но у Скорпиуса самого бешено колотилось сердце и тряслись руки, и он сильнее сжал учебник в попытке унять дрожь. Возможно, его подозрения насчет того, что Лили провела беседу и с Розой, не были беспочвенными, и поэтому сегодняшний день – испытание для них обоих. Как только дверь в спальню захлопнулась и Скорпиус запер ее заклинанием, Роза поспешно скинула мантию-невидимку и впилась в него поцелуем, крепко обхватив ладонями его щеки. К такому Скорпиус не был готов, и от удивления он сделал резкий шаг назад и чуть не опрокинул их обоих на пол, оступившись о подол мантии. Да, Скорпиус привык, что инициатива всегда исходила от Розы, но сегодня они должны были только поговорить… или он не так ее понял? – Подожди, давай, э-э-э… – он отстранился, аккуратно придерживая ее за талию. – Мы вроде собирались поговорить? – Мы поговорим, – Роза смотрела на него сосредоточенным взглядом, в котором читалась странная смесь желания, тоски и отчаяния. Зрачки ее темно-карих глаз расширились, и в них он мог увидеть свое отражение: очки съехали с переносицы, глаза беспокойно бегают из стороны в сторону, волосы взъерошены, почти как у Альбуса. Роза осторожно провела большим пальцем правой щеке Скорпиуса, будто бы извиняясь за то, что полминуты назад с силой ее сжала. – Но после. К подозрительной дрожи в голосе Розы добавилась уже известная Скорпиусу твердость. Скорпиус знал, что, когда Роза так говорила, с ней лучше не спорить, да ему никогда и не хотелось – а тем более сегодня, когда все закончится. Но если он сейчас подчинится и займется с ней любовью, то его следующие слова будут звучать лицемерно и причинят ей больше боли, чем если бы он просто начал со своей речи. Какой бы путь он ни выбрал, он заставит Розу страдать, и от этого у Скорпиуса кружилась голова и сбивались мысли. – Может, не стоит? Может, лучше сначала поговорим? Я не врал, я правда должен сказать тебе кое-что важное, кое в чем признаться, и, если я не сделаю это сейчас… – Скорпиус выпалил все это на одном дыхании, практически без пауз, и, наверное, говорил бы еще – во взволнованном состоянии ему было трудно контролировать поток мыслей. Но Роза тут же отпустила его щеки и взяла его ладони в свои, потому что, разумеется, это бессвязное бормотание должно было сопровождаться заламыванием рук. Стоп. Она разве когда-нибудь купировала его приступ многословия и рукозаламывания таким образом? Нет, Роза обычно клала одну руку ему на плечо, а другой переплетала их пальцы. – Мы поговорим после, – не отпуская ладони Скорпиуса, все с той же непоколебимостью произнесла Роза, но в ее голосе прослеживались слабые ноты мольбы. – Пожалуйста. – Ты же знаешь, что после «пожалуйста» я не могу отказать, – выдавил из себя Скорпиус. – Правда? – Правда. Я согласен. Я… Скорпиус плохо понимал, что говорит, что делает, чем руководствуется. Возможно, он просто перенервничал, долгое время взвешивая все за и против, анализируя то, что нужно было не анализировать, а просто принять. Он уже давно убедился, что его предельная внимательность приносит больше вреда, чем пользы, но если избавиться от нее нельзя было никак, то, может, самым разумным решением было ее проигнорировать? Хотя бы в этот раз? Если он так боялся допустить ошибку, может, стоило перебороть этот страх, плюнув на все и совершив хоть какую-то очевидную ошибку? Зачем каждый раз мучить себя сомнениями в духе «А вдруг я что-то сделал не так?», если можно действительно поступить не так и больше ни в чем не сомневаться? Ощущая, как разрывается склеившийся за все эти годы клубок нервов, Скорпиус наклонился за горячим поцелуем и попытался вложить в него все, что накопилось и подталкивало его к множеству мыслей, которые грызли совесть и отравляли сознание чувством вины. Только о чувстве вины не могло быть и речи, потому что сейчас он никого не обманывал, когда представлял другого человека, закрыв глаза. «Зачем ты это делаешь?» – Скорпиус молча спрашивал непонятно кого. Перехватить инициативу и сымпровизировать оказалось легче, чем он думал. Понимание того, что времени в обрез, сыграло роль еще одного катализатора. Вслед за Розой Скорпиус торопливо скинул с себя одежду и бросился отдавать то, что привык получать. (Чувствовать себя принимающей стороной с девушкой было глупо и отчасти противоестественно, но, если так посудить, все, что происходило с ними раньше, противоречило природе, тезисам Лили и здравому смыслу, потому что начиналось с принуждения. А сейчас, наверное, стоило бы поблагодарить свою предельную внимательность – или чужие осечки – за то, что дали понять: его больше никто не принуждает, это практически все то, что он хотел.) Скорпиус впервые не боялся держать глаза открытыми и не боялся их закрыть. Он не стремился впечатать в память каждый новый вздох – если внимательно прислушаться, совершенно отличный от тех, что он слышал раньше, – он знал наверняка, что услышит их еще много раз. Он не пытался сдержать казавшиеся непристойными звуки. Правда, он и раньше их специально не сдерживал – они сами не прорезывались. Он не добивался состояния сосредоточенности – раньше это казалось необходимостью, которую он не мог выполнить, но сейчас она непроизвольно проступала сама. Достаточно было дважды почувствовать, как ее мышцы порывисто сжимаются вокруг него, как ее ногти больно впиваются в его тонкую кожу, как она (не она) что-то еле слышно бормочет, уткнувшись ему в шею, – и все, его тоже накрыло волной удовольствия. По телу легкими покалываниями размеренно растекалось тепло, и Скорпиус, тяжело дыша, опустился на подушку рядом с Розой. «Зачем ты это сделал?» – пронесся в голове очередной непонятно к кому обращенный вопрос. «Потому что все ошибаются», – ответил Скорпиус за обоих. В конце концов, выход они найдут всегда: есть заклинание Забвения, заклинание изменения памяти. Они волшебники, они что-нибудь придумают. Сквозь зеленовато-голубую воду за окнами спальни несмело просачивались лучи мягкого апрельского солнца и медью и золотом переливались на темно-рыжих кудрях Розы. Она повернулась лицом к Скорпиусу, опершись на локоть, и смотрела на него взглядом, который можно было описать только одним словом, – виноватый. – Я тебя люблю, – вырвалось у Скорпиуса. Ему не нужно было искать объяснение, почему он произнес эти слова гораздо раньше, чем планировал, потому что оно находилось на поверхности: ему просто хотелось стереть этот взгляд с лица Розы. В ее глазах проскользнул намек на разочарование, и она тут же потупила взгляд. – Слушай, я кое-что забыла в башне. – Она поспешно поднялась с постели и начала собирать разбросанную по полу одежду. – Это важно… для нашего разговора. Я сбегаю и вернусь. Я быстро, обещаю. Скорпиус украдкой взглянул на часы: без пяти минут одиннадцать. Все понятно. – Хорошо. Он молча встал и, пока Роза натягивала брюки так, будто куда-то опаздывала, начал неторопливо застегивать рубашку. У него-то было много времени. А сейчас он не хотел думать, что будет, когда закончатся эти шестьдесят минут. Внезапно он почувствовал странный укол в правый висок, словно его ткнули подтупившимся ледяным ножом. Лезвие пару секунд проскользило по коже, заставив Скорпиуса поморщиться от резкого холода, и в тот момент он услышал, как захлопывается дверь. Скорпиус обвел взглядом всю комнату: подушки и простыни на его кровати все так же смяты, одеяло опасно повисло на краю; кровати Альбуса и Смита кое-как заправлены, на полу рядом разбросана обувь; у Забини, как всегда, аккуратно задернут полог, на прикроватном столике – идеальная пустота. Посмотрел на себя в зеркале: светлые пряди торчали во все стороны, слегка завиваясь у лба, где поблескивали капли пота; щеки подернулись румянцем, отчего кожа казалась еще бледней; зрачки расширились, едва не заслонив всю радужку. Вдохнул запах спальни: привычная сырость подземелий, тлеющий пепел камина, у кровати Альбуса – шерсть Мурлина, у Смита – кажется, огневиски вперемешку с потом, у Забини – тяжелые древесные ноты. Вроде бы ничего не изменилось. Если это и было какое заклинание – нет, это определенно была магия – то либо оно не подействовало, либо Скорпиусу еще предстоит ощутить последствия. Последствия… Скорпиус присел на край кровати и взглянул на свои руки: они снова начали трястись, но рядом уже не было Альбуса, кто без особых усилий мог унять эту дрожь. Даже Мурлин куда-то убежал. Странно, Мурлин редко покидал спальню, предпочитая свернуться клубком на кровати Альбуса или Скорпиуса или донимать их требованиями его погладить. Да что тут странного, Скорпиус горестно усмехнулся, качая головой, – просто Альбус и это продумал. В этот момент дверь спальни со скрипом открылась, и Скорпиус услышал робкий голос Розы: – Скорпиус?