Король (не) должен

      Немного шевелиться в направлении улучшений условий заключения или хотя бы избавления пленника от порядком потрепанной одежды Артур начинает только утром, засидевшись накануне допоздна в компании друзей. Вопреки ожиданиям, Билл не отправился первым делом к Вортигерну, а Бедивер глубокомысленно назвал его дураком и гарантировал едва ли не круглосуточное наблюдение за пленником в естественной среде обитания. Хотелось бы на это посмотреть.       Вчера Артур был просто не в состоянии банально принести Вортигерну одежду, чтобы перестать мешать его высокомерие и элитарность с откровенно ужасающей тканью на его груди и плече. Артур настолько привык к таким условиям жизни, что ему даже в голову не пришло, что можно было ведь выдать старшему Пендрагону хоть всю одежду из его же гардероба, а не заставлять его спать в таком виде. Король понятия не имеет, что там есть у дяди в качестве сменной одежды — он даже не заходил в комнату, предпочитая выбрать любую другую. К изыскам двора королю только предстоит привыкнуть, поэтому его бы даже односпальная удобная кровать устроила без всяких балдахинов и прочих прелестей монаршей жизни. Не за этим он здесь. Ему даже дорогая рубаха, что аккурат напоминает ту, что надета на Вортигерне, в новинку.       — Подготовьте покои, одежду и помогите пленнику привести себя в порядок. Сообщите мне, когда выполните. Я буду на плацу, — командует Артур двум служанкам, предварительно отдав приказ страже выпустить, наконец, Вортигерна из заточения. Он, конечно, маг, но с такими кровавыми ранами, если хочешь получить что-то, оставлять его просто непозволительно. Артур бы хотел, чтобы то же сделали и с ним, пусть и никогда не придерживался идеи «поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой». Бредовый принцип.       Пока слуги заняты выполнением заданий, Артур привычно идет на своеобразный плац, чтобы отработать движения Эскалибуром, потому что легкий звон в ушах еще не стал привычным. Спасибо, что хотя бы отец не появляется — это как придает мотивации, так и вызывает крайне смешанные чувства. Нельзя. Для Артура меч оказывается едва ли не самым удобным двуручником за всю многолетнюю практику боёв, потому он даже не замечает, когда за его спиной на безопасном расстоянии появляется служанка с новостью, что поручение выполнено.       Не совсем по-королевски утерев пот со лба и убрав меч в ножны, Артур следует за женщиной в замок и сразу в кухню, где пока нет никого из верных друзей — семь часов утра оказывается невероятной ранью для людей, что пили до трёх часов ночи. Складывалось ощущение, что либо они так безумно рады, либо они просто получили неограниченный доступ к алкоголю.       Вортигерн уже десятый или двадцатый раз пересчитывает количество камней в кладке стены, когда за ним все-таки приходят. Стража особо не грубит, но и сам пленник не нарывается. Ведут в покои, и даже удивительно, что по пути кроме слуг, ни одной знакомой рожи. Что ж, это к лучшему. Не хотелось бы в таком виде встречаться с кем-то.       Наконец-то. Возможность смыть с себя пот, кровь и грязь. Вместе с привычным состоянием и окружением возвращалась память о прекрасных днях царствования. Все же приятно чувствовать себя человеком.       Одежда выбрана из его старой, но Вортигерн не жалуется. В конце концов, главное, чтобы хорошо сидело. Несмотря на то, что искусство целительства явно было не его коньком, бывший король все равно предпочел сам сделать себе перевязку, включающую и приготовление мази. Как бы не любил Вортигерн марать руки, себя он любил больше. И доверять такое дело не стал бы никому. Учитывая, что почти все находящиеся в замке люди видят в нем угрозу, стоило приложить некоторые усилия. Слуги помогают перевязать плечо и часть грудины, переодеться и побриться.       Вортигерн недовольно осматривает себя в зеркале. Бледная кожа, осунувшееся лицо, острые скулы и синяки под глазами, — не говоря уже о мелких повреждениях на теле и огромной ране в плече, — никак не добавляли уверенности в собственной жизнеспособности. А уж спазм где-то внутри живота — тем более. Слуги уходят, оставляя его одного в покоях. За дверьми стража, и это нормально. Если раньше она охраняла его от нежелательных посетителей, то теперь охраняет обитателей замка от него. Пока неизвестно, разрешено ли ему свободно передвигаться по замку, но Вортигерн просто не был бы собой, если бы не попытался выяснить это в первые же минуты после того, как почти окончательно пришел в себя.       Оказалось, что можно. Правда, в присутствии стражи. Неужели он и впрямь выглядит таким слабым? Отвратительно. И если сначала это было привычно, то через некоторое время начало раздражать. Вероятно, тут сыграла\о свою роль банальное осознание того, что теперь эти остолопы не его профессионально натасканная почти свита, а те же самые надзиратели, только более молчаливые и мобильные. Потребовалось достаточно количество усилий, чтобы оторваться от этих идиотов. И усилий, и магии. Кто бы мог подумать, что простенькая иллюзия отнимает столько сил. Пожалуй, это его предел на сегодня, дальше уже начинается риск здоровьем, как минимум.       Вортигерн планирует пройти в другое крыло замка. Сад или библиотека, как бы банально не было, могли бы ему помочь. Помочь справиться со стрессом на фоне окружающей обстановки. И самый быстрый путь — через кухню. По отсутствию жара из печей и громких перекрикиваний можно было понять, что она пуста. Ну, оно и понятно, видать пировал вчера король, значит, не встанет рано. Вортигерн толкает тяжелую, — для него сейчас почти все блядски тяжело, — дверь и без задней мысли проходит внутрь.       А оно вон как, оказывается.       — Я бы поклонился в приветствии, да состояние здоровья не позволяет, — узловатые длинные пальцы цепляют яблоко с первого попавшегося блюда.       Секундное удивление сменяется привычным поведением. Вортигерн обходит племянника сбоку и, остановившись, чуть склоняется в его сторону, принюхивается и морщится едва заметно, прежде чем отклониться.       — Иди помойся. Королю не пристало вонять, как крестьянину.       Артур ожидал увидеть в кухне кого угодно: служанку, кого-то из своих друзей, которых наверняка если не сейчас, то вскоре точно начнёт одолевать жажда и желание перестать влачить жалкое похмельное существование; быть может, Мег, что из крепкого пила только вино и то не вчера, предпочитая провести вечер в компании магических книг. Артур радушно пообещал ей, что если понадобится любая помощь — она может обращаться всегда. Ведь чего стоит только то, как благодаря её птицам, Артура показательно не казнили на площади. «Вот ваш король! Нравится?». До того случая король даже не знал, что в нём может быть столько желания врезать человеку отнюдь не мечом, но самолично в рукопашную. Пусть он даже и не помнит толком отца, за исключением того, что из раза в раз ему показывал Эскалибур сквозь голубую дымку пламени, но одна лишь показательная едва не состоявшаяся самодовольная казнь давала ему все основания, чтобы откровенно не питать положительных чувств к Вортигерну.       Особенно, когда он входит в кухню. Пусть порядком исхудавший и менее подвижный в корпусе по понятной причине, но всё тот же. Артур не может подобрать иной формулировки, как «всё тот же мудак». Она подходит лучше всего. Только мудак может отпускать замечание человеку, что не рассчитывал встретиться ни с кем, кроме слуг, этим чудесный утром и попасть на невероятно важную оценку саоего внешнего вида со стороны.       Артур поворачивает голову в сторону дяди, медленно осматривает его с ног до головы, проглатывает воду, что начал пить до чужого эффектного появления, хмыкает.       — Рад видеть тебя в добром здравии, — вежливо говорит ему Артур. — Тебе, вижу, даже помыться не помогло. Желаете завтрак? — исключительно из чувства противоречия уже не совсем вежливо заканчивает Артур и ставит посуду на стол. Вортигерн выглядит значительно лучше уже просто потому, что рубаха теперь чистая и пахнет от него так же, как было при первой встрече, за исключением едва заметной ноты аромата мази. И, признаться, во всём остальном он тоже выглядит куда более презентабельно, чем Артур, что стоит перед ним взъерошенный и запыхавшийся от продолжительной практики с мечом — он всё ещё забирает приличное количество сил. И так будет до тех пор, пока Артур не научится сдерживать его. Придётся стать лучшими друзьями.       Не желая больше обмениваться любезностями, теперь Артур шагает в сторону, чтобы обойти Вортигерна, и, взглянув ему в лицо говорит напоследок.       — Через час будет завтрак. Буду невероятно рад видеть тебя вновь.       Вортигерн тихо посмеивается, закатывая глаза. Несмотря на внушительные размеры, Артур все еще напоминал ему ребенка. То ли упрямством, то ли детскими выпадами на вполне справедливые замечания. Вортигерн оставляет без ответа этот подкол, просто вздернув подбородок и проходя мимо племянника. Нахер, он еще не готов испытывать свое терпение на прочность.       О, день определенно выдастся «удачным». Завтрак, как и любой прием пищи, проходит либо в покоях, либо в общем зале. Не главном, но не уступающим ему по масштабности и внушительности. Вряд ли Артур имел ввиду покои, — вот тогда Вортигерн точно напрягся бы, — так что логично было предположить исход утренней трапезы. Если будут присутствовать верные подданные Короля, — недорыцари, имеется ввиду, — то это будет нечто. Нечто веселое, разумеется. Однако если они останутся с племянником вдвоем, то… Весьма напряженно получится. Они оба насквозь пропитаны недоверием друг к другу, ожиданием подвоха, и начать общаться хотя бы нейтрально — уже хорошо.       Стража, естественно, быстро обнаруживает бывшего Короля. Собственно, он и не хотел скрываться. Пока — бессмысленно и глупо.       По мере того, как просыпаются жители замка, настроение улучшается в геометрической прогрессии. План забиться в угол в библиотеке откладывается в пользу прогулки по гулким коридорам. Видимо, сарафанное радио среди служек работает не так уж и быстро. Как минимум трое из пяти шарахаются в сторону, будто призрака увидев. Что ж, не так уж далеко от истины.       Вортигерн знает, как бесит стражу. Знает, как раздражает решение Артура его новых друзей. Знает, как слуги шепчутся за его спиной. И это не может не будоражить и веселить одновременно.       Он переодевается, — чисто из упрямого мудачества, чтобы подчеркнуть насколько не соответствует Артур эталону, — и идет со всей своей природной грацией и высокомерной рожей завтракать.       Перед завтраком Артур, чеканя шаг по каменному полу, проследовал к начальнику стражи и популярно объяснил, что, куда и как он сделает, если порученное им сопровождение пленника по периметру замка, ещё раз пойдёт к псу под хвост. Неужели, черт возьми, так сложно идти за пленником и не лажать? Зато на обратном пути по коридору в большой зал ему встречается одна из служанок, что смотрит на него и сбивчиво интересуется.       — Ваше Величество, не поймите меня неправильно, я повредилась рассудком и стала совсем стара, но... — женщина берет паузу, чтобы подобрать слово, прижимает руки к груди и доверчиво смотрит на Короля, — милорд действительно теперь в замке?       — Вам нечего бояться, Сессиль, — Артур уже выучил имя практически каждого слуги, походя, пусть и не осознанно, на отца. Артуру почему-то казалось, что он был именно таким. Дипломатия, а не диктаторство. Пускаться в подробности своих целей в отношении Вортигерна он смысла не видит — вчерашней ночи хватило, чтобы он и сам начал сомневаться, что в детстве его не роняли из колыбели. Всё равно служанке этого хватает, чтобы уважительно склонить перед Артуром голову и поспешить по своим делам.       Зато в зале его ожидал полный аншлаг: пока он ходил по невероятно важным государственным делам, уже подали достаточно скромный, по меркам двора, завтрак, а за столом сидели помятые рыцари и Вортигерн. Перси умудрялся спать даже держа вилку в пальцах, отказываясь от приказа Джорда открыть глаза, наконец, потому что вошел Король. На лице сэра Берди, что сосредоточенно крутит кубок в пальцах и смотрит на вошедшего Артура, поднявшись из-за стола вслед за остальными рыцарями, написана такая гамма эмоций, что становится даже неловко. Будто Артур привёл к ним знакомиться какую-то даму из приличной семьи, и все молчат, потому что в большинстве своём у них из дам были либо матери, либо шлюхи.       — Прекрасное утро, господа, — чересчур наигранно, но от этого не менее уверенно, приветствует он собравшихся. И хочет дать себе по лбу.       — Доброе утро, Ваше Величество, — сэр Уильям вроде бы учтиво склоняет голову, и всё равно не удерживается от обращения к Вортигерну. — Как Ваше здоровье, милорд? Голова в порядке?       Рыцари, — Вортигерн с трудом подавляет в себе желание воткнуть вилку ближайшему в глаз просто по причине "не соответствует званию, — поднимаются, приветствуют Короля, а вот Вортигерн... Что ж, он только приподнимает свою чашу с вином, не утруждаясь даже поклониться, и улыбается нарочито вежливо, того гляди в глотку вцепится через секунду-другую. Что ни говори, а сучиться он умел. В принципе, ничего другого и не оставалось в подобной ситуации, только зубами скрипеть разве что, видя корону на чужой голове.       — Цел, как видишь, — палец касается пару раз виска, — В отличии от...       — Прошу, продолжайте трапезу, — перебивает их Артур. И все присаживаются за стол вслед за ним. Зато Перси проснулся, наконец. Едят они в почти гробовой тишине, а воздух можно резать ножом для масла.       Продолжать Вортигерн и не планировал, оставляя поле для фантазии о возможном окончании фразы. В любом случае, Артур все равно их прерывает, избавляя от дальнейших препирательств, переходящих, возможно, — точно, — в мордобой.       Тишина и правда напряженная. Зато Вортигерн чувствует себя, как рыба в воде. Не хуже любого другого дипломатического приема с не очень довольными сторонами конфликта. Знаем, проходили и не раз. Так что напряжение его не касается. Но первым нарушать их маленький междусобойчик не особо хочется. Бывший король прекрасно осознает, что достаточно одного его слова, чтобы этот костер вспыхнул синим пламенем. На пустой желудок уж точно делать это не стоит.       В очередной раз он убеждается, что сидящие рядом люди, кроме некоторых известных персон, нихрена не рыцари. Недостаточно манер. Проявляется в мелочах, зато впечатление оставляет неизгладимое.       — Так, — он все-таки начинает, утирая край губ салфеткой и отбрасывая ту за ненадобностью на стол, и откидывается на спинку стула, — Ты уже представил себя официально королем перед союзными странами, Ваше Высочество?       Более ублюдочное произношение обращения к Королю, чем у Вортигерна, сложно себе представить. Его наверняка нужно было бы где-нибудь задокументировать, но, увы, нет такой технической возможности. Вероятно, тогда бы Артур включал себе эту запись по утрам перед привычными тренировками, чтобы драться не с воображаемым безликим противником, а с самим дядей. Родство доставляет Артуру немало дискомфорта, разрывая его душу на два полюса. Вот он, кровный родственник, что сидит с ним за одним столом, которого он искал и даже не надеялся встретить. Строго говоря, мечтать он, разумеется, не мог, потому что не так давно узнал об этом, но, узнав, ему было даже немного жаль, что всё так выходит. Вторым полюсом была не ненависть, но категорическое непринятие методов Вортигерна. Чтобы судить о его личных качествах, младшему Пендрагону хватило всего пары-тройки встреч. Что уж там говорить, если он даже дочерью пожертвовал, а здесь всего лишь пацан прямиком из борделя, которого он видит с периодичностью в двадцать лет – не стоит удивляться, если найдешь нож в спине. Главное, чтобы его хотя бы не провернули в ране.       На первый взгляд — совершенно ненужное, казалось бы, действо. Еще и затратное. Разослать гонцов с приглашениями самым сильным, не очень и возможным союзникам, собрать их всех в одном замке, закатить им пир, чтобы три дня потом лечили похмелье. И все только ради того, чтобы перезаключить все былые соглашения с уже новым правителем. Вроде бы и отложить можно, да только вот народ нынче такой обидчивый, особенно правящие особы, которым только дай повод воспользоваться пока еще все-таки шатким положением монарха и укусить от Логреса кусок пожирнее. Война войной, а в мирное время поле битвы — политика.       За столом Вортигерн ведет себя, как порядочная сука, но Артур и не ожидал, что тот расплывется в улыбке и одарит всех цветами, приговаривая, как он рад, что все сегодня собрались, играя именно такие роли. Артур сохраняет вежливый нейтралитет за столом, потому что нож не нужен не только в спине, но и даже в чьей-то руке. Особенно, в руке – это осуществить сейчас значительно проще. Короля не напрягает присутствие Вортигерна, поскольку он сам его сюда и позвал, но вот реакция рыцарей… Взгляд на руки Билла явно даёт понять, что в тарелке он видит не кусок мяса, бывшей некогда животным, а то, во что можно втыкать вилку, чтобы не говорить лишнего – Артур не одобрит. Сейчас явно баланс сил не на стороне рыцарей.       И даже не на стороне Артура. Он снимает корону и откладывает в сторону, потому всё это чистый официоз. Здесь нет никого, перед кем стоило бы держать марку и повелевать, будто кусок металла на голове даст ему сейчас авторитет. Рыцари по-прежнему остаются его друзьями, только теперь соблюдающими правила приличия, а Вортигерну наверняка абсолютно плевать, есть корона на голове у Артура или это шляпа скомороха – уважения и принятия ноль целых, ноль десятых. Чёртова минус бесконечность.       — Не сомневайтесь, — Артур складывает руки на столе, отложив вилку в сторону, и поворачивает голову к Вортигерну, как полагается. — У меня не было в планах, чтобы они возненавидели нового Короля, даже не познакомившись. По моим расчётам, все они должны прибыть в пятницу. Им придётся считаться с моим нежеланием отдавать мальчиков по их требованию. Это не только неуважительно, но и невыгодно. Но, — Пендрагон делает глоток вина из кубка и промакивает губы салфеткой, — Сначала мне нужно их расположение. Обещались прибыть. Им уж слишком интересно, похож ли я на тебя, — здесь Артур уже не считает нужным соблюдать субординацию, — Или не стану развязывать войны там, где можно решить всё мирно.       О, мой мальчик, — хочется сказать Вортигерну, — Им интересно не только это.       — О, ты, наверное, надеешься обойтись малой кровью, — снисходительно, как с любимой, но больной аутизмом собачкой, — Предполагаешь, что если не обаяние, то волшебный меч в ножнах предостерегут, например, скоттов. И больше никаких войн: ни своих, ни чужих.       Вортигерн поднимается, допивает вино, беря картинную паузу и продолжает.       — Вот что я тебе скажу, — покачивая в пальцах опустевшую чашу, он усмехается скорее обреченно, и пожимает плечами, ставя ту на стол, — Попробуй.       За сим Вортигерн удаляется. С него пока достаточно.       Слова его не обидели, — обидеть такого, как он, крайне сложно, — но задел сам факт их сравнения их методов. В целом, сама мысль о том, что какой-то юнец, кроме борделя и улиц Лондиниума нихрена не видавший думает, что может править куда лучше, — с точки зрения внешней политики, естественно, — чем собаку на этом съевший Вортигерн, раздражает просто невероятно.