Джонни из Мексики или моя заводная лошадка

      Музыка гремела, внутренние стопы были сорваны, и я опрокидывала стакан за стаканом, переворачивая их и хватаясь за следующие. Но не успела я выпить последний напиток, как толпа громко зашумела, и я поймала на себе победный взгляд Луи, небрежно смахивающего случайно пролившийся алкоголь на его футболку.       — Тебе нравится, когда я тебя побеждаю? — ухмыльнулся парень, подойдя ко мне.       Я недовольно прищурилась.       — Ладно, не дуйся. Пошли подышим свежим воздухом.       Мы вышли на улицу и присели на порожек. Вся улица была усеяна ночными огнями, машины довольно ревели, то подъезжая, то отъезжая от дома. Я посмотрела на Томлинсона: на его лице за улыбкой как будто постоянно что-то скрывалось, и стоило ей исчезнуть, как сразу проявлялась глубокая задумчивость, смешанная с грустью.       — Тебя что-то беспокоит? — наконец спросила я.       — Нет, почему ты так решила? — автоматически спросил он.       — Ну передо мной-то можно не притворяться, ведь правда?       Наши взгляды встретились, и Луи вдруг улыбнулся.       — Потому что почему?       — Потому что мы можем больше и не встретиться, — я пожала плечами и заправила прядь за ухо.       — Правда так думаешь?       — Ага.       — Когда ты меня поцеловала, тоже так думала, — усмехнулся он.       Я мгновенно покраснела.       — Просто вышла осечка. И вообще! — я тут же возмутилась. — Ты сам меня поцеловал!       Томлинсон искренне рассмеялся и, достав пачку сигарет, закурил.       — Я рада, что тебя встретила здесь.       — Не только из-за зажигалки, я надеюсь?       — Нет.       В голове шумело, состояние полной отрешённости и вседозволенности поглощало меня, и я постепенно прекращала видеть разницу между прошлым, настоящим и будущим. Всё размывалось в алкогольном безумии, и искренняя благодарность, стараясь перекрыть грусть, расплывалась у меня в груди за то, что рядом со мной оказался Томлинсон.       «Как бы я пережила эту ночь без тебя?»       — Уставшая или расстроенная?       Я посмотрела на него в упор. Его голубые глаза с интересом изучали меня.       — А ты?       — Я понял тебя, — слабо улыбнувшись, ответил Луи. — Думаю, мы оба знаем ответ друг друга.       Рядом с нами приземлилась пара молодых людей, накинувшихся друг на друга в эту же секунду и почти наваливаясь на моего Джонни, едва сдерживая приступы вожделения. Мы одновременно переглянулись с Томлинсоном и, не сговариваясь, поднялись на ноги и молча направились в сад.        — Они издеваются? — закатила глаза я, увидев облепленные лавочки гормонально взрывающимися людьми.       — История продолжается, как и на гонках? Голубки тебя преследуют, я смотрю, — рассмеялся парень.       — А сам-то почему один пришёл? — в ответ зашипела я ему в спину, пока мы заходили в дом.       Ничего не ответив, Луи непринуждённо взял меня за руку и, поправив кепку, стал пробираться через толпу. Музыка нещадно прорывалась в уши, возбуждая ритмом и вторя обезумевшим светодиодам, и, Томлинсон, вдруг остановившись в центре оргазмирующих от танца людей, развернулся ко мне, улыбаясь. Я вопросительно взглянула на парня. Взяв меня за вторую ладонь, он вдруг стал двигаться в такт мелодии, увлекая меня за собой. Я лишь удивлённо захохотала и, стеснённая толпой, прижалась к Томлинсону и, не имея никакого шанса перед ним, подняла руки вверх и, прикрыв глаза, погрузилась в танец.       «Музыка, и правда, наверное, лечит. Слышишь, Томлинсон? Мне кажется, всё-таки лечит. Особенно когда так».       Мы прыгали и орали какие-то песни до хрипоты в горле. Бешеный поток воплей подхватывал нас, и мы падали в эту бездну, забываясь. Так было нужно. И мне, и Луи.       — Тебе же тоже грустно?       — Да.       И алкоголь снова обжигал горло, вызывая дрожь по всему телу и отключая эмоции. Кружилась, вертелась карусель той ночи, и я – вместе с ней, соприкасаясь с душой Томлинсона, а он – не отпуская и усиливая водоворот.        «Что бы я, чёрт возьми, делала в эту ночь без тебя? Как бы пережила?»       Земля крутилась под ногами, как дискошар, и я летала в алкогольном опьянении, не ощущая себя в пространстве. Тело потеряло размеры, прикосновения казались неосязаемыми. Всё выглядело так нереально, меня как будто не существовало, и это было прекрасно.       Испанец, чьё имя я никак не могла вспомнить в полнейшем угаре той ночи, изумлённо терял меня из виду, не переставая беспокоиться.       «Неужели ей и правда легче? Или просто больше не может, срываясь вниз, заглушая внутренние вопли?»       Картинки сменялись слишком быстро. Как мы оказались в этой комнате? Как посмели так сблизиться?       — Луи?       — Мэри?       — И как же ты с этой болью живёшь? — слова непослушно сливались в предложения, и я терялась среди нас двоих.       Кто кому признавался, было непонятно. Будто говорили одновременно вдвоём. Одно и то же.       — Я не верю, что сейчас говорю с кем-то об этом…       — Мне не хватает дыхания.       — Как ты думаешь, мы об этом забудем?       — А как ты хочешь?       — Я хочу, чтобы мы были друзьями.       — Ты слишком понимаешь меня. Такого не может быть.       Алкоголь затуманивал всё: взгляд, сознание, речь. Не было границ и предупреждающих сигналов – ничего не было. А вообще было ли что-то?       — Я бы с тобой всегда сидел, курил и разговаривал.       Томлинсон протянул мне самокрутку, я взяла её, и мы улетели куда-то ещё дальше. Казалось, только это нам было и нужно. Забыться, развязав узлы, наконец-то рассказать друг другу то, что на душе, и быть уверенными, что потом всё равно никто из нас не вспомнит.       — Мне так одиноко.       Кому? Мне или ему? Нам?       — Так что случилось в этот день?       — Я хочу, чтобы это длилось вечность.       — Будь рядом.       Свежий рассветный воздух покрывал мурашками моё тело. Мы лежали на крыше дома в огромном гамаке, раскачиваясь из стороны в сторону и засыпая.       «Пожалуйста, обними меня».