Успех означает умение терпеть одно поражение за другим, не теряя воли к победе.
***
Напряжение нарастало. Несмотря на высокую температуру тела, конечности сводил колкий холод, но даже без этого фактора пошевелить пальцами было невозможно. Они будто стали частью совершенно другого человека, не подчиняясь элементарным командам. Странное чувство оторванности от реальности. И это в моём-то положении. Боль уже не чувствовалась так остро, как в первые пару часов, облачая тело в непроницаемый покров бесконечных импульсов и вибраций. И если ранее звуки леса так отчётливо выделяющиеся из общей картины можно было разобрать на составляющие, то сейчас всё свелось к единой какофонии гула. Раздражающего, путающего. От едва уловимого шевеления головы крупные капли пота, скопившиеся на висках, с оглушительным грохотом срываются вниз, бороздя складку на лбу. — Это ты называешь хорошим контролем? — дребезжит на периферии сознания противный голос слизня, скользящего по коже. От не самых приятных ощущений внимание скачет от внутреннего контроля, к внешнему раздражителю, отчего свечение на руках моргает заевшей гирляндой. — А хвасталась так, будто мастер ирьёниндзюцу, — не выдержав громко цокаю, получая в ответ болезненный удар в плечо. Потирая ушибленное место, естественно забыв обо всех заданиях в момент, смотрю на хмурого моллюска, восседающего на срубе старого дерева. — Если тебя так легко отвлечь, может передумаешь быть медиком? — продолжает издеваться существо с абсолютно невозмутимой физиономией. Довольно странно, но даже без ярких черт вроде бровей или мелкой мимики, я довольно чётко различаю перемену в его настроении. — Или хочешь убивать лечебной чакрой? — молча терплю монолог слизня, следя за тем, как он переползает на лист. — Попробую ещё раз, — бурчу себе под нос, спешно закрывая глаза. Оказывается это существо может быть настолько двуликим, погружаясь в подсознание кручу в голове, вспоминая о том, как эти тренировки начинались. Буквально с пару недель назад это было наимилейшее создание, словно лощёный портье на входе дорогого отеля способный за хорошее вознаграждение вылизать даже задницу, дотошно объяснял всё до мелочей. Можно было даже не озвучивать вопрос, он расписывал всё подряд, красочно, а порой и наглядно. Доходило до того, что уже понятные разъяснения повторялись по сотне раз на дню, заевшей пластинкой звуча из моллюска. И вот, спустя две недели, узнав друг друга поближе, наше обучение начало приобретать черты способов Осаму-сана, обрастая жёсткой дисциплиной, едкими комментариями, тучей издёвок и лишением каких-либо поблажек. Нет, я был не против, в какой-то мере даже рад, но вот девчачья плаксивость отчего-то всё сильнее наслаивалась на мой собственный характер, выставляя перед «учителем» не в лучшем виде. Был момент, когда Кацуби подумал, что у меня раздвоение личности — осваивая контроль чакры в одной точке, стоя на одной ноге полдня, я ревел в три ручья ругаясь при этом отборным матом на тайском. Плюсы перерождений — никто не знает о существовании таких языков в принципе. Минусы — возможно, тебя сочтут сумасшедшим. — Кацуби, — ленивое фырканье откуда-то сверху нехотя разрешило продолжить вопрос. — Почему я странно пахну? Что-то липкое слетело с веток, растягиваясь по волосам непонятной консистенцией, но этого было мало, чтобы отвлечь Химе от занятия: — Мне тоже интересно, почему, — протянул моллюск, чавкнув глазами. — Для женщины в тебе слишком сильно ощущается мужское начало, — слова существа заставляют нервно сглотнуть, отчего руки обжигает выходящей из-под контроля чакрой. — Но и для мужчины, — пришлось сдаться, видя развеивающееся свечение и обратить своё внимание на слизня. — Женской энергии в избытке. В тебе словно две сущности, но так не бывает, — знал бы ты, Кацуби, как близко в своих суждениях находишься, думаю про себя, различая в маленьких глазках зеленоватый оттенок радужки. — Как Инь и Ян, только вместо гармонии ты сражаешься сама с собой. — У всех есть противоречия, — рассуждения моллюска заставляют взглянуть на ситуацию под другим углом, переворачивая выстроенную защитную схему к чёртовой матери. Догадываюсь, что он скажет, что для обретения этой пресловутой гармонии нужно принять свою «вторую» сущность. Только принять себя «женщиной» не получается. Не хочется, даже под страхом смерти смириться с тем, что всю оставшуюся жизнь придётся прожить другим человеком. Впервые с момента попадания в тело Химе, я вдруг задумался об этом серьёзно. Поначалу всё это казалось каким-то чудаковатым экспериментом, в конце которого всё закончится и, возможно, мне даже позволят вернутся в своё, прежнее, тело. Чем-то нереальным, в то, во что поверить невозможно. Бред, конечно, но и до попадания в этот театр абсурда я тоже не думал, что путешествия мёртвых возможны. Да даже без возвращения все действия сводились к одной простой миссии — уберечь себя. Для чего? Воображение услужливо рисовало хэппи энд, в котором от меня отстанут, стоит изменить сюжет в другое, лучшее, русло. С чего я решил, что всё будет лучше? Ничего, из сделанного ранее, не улучшило историю. Учихи не бегают с Сенджу, раскидывая цветочные лепестки, восхваляя мирные времена. Ладони охватывает невероятное тепло, в районе солнечно сплетения сдавливает, сдерживая извивающийся в желудке жар. Несмотря на необычный мир им присущи такие же человеческие качества, как и обычным людям. Гордыня, злоба, ненависть, жадность, зависть. — Остановись, — еле уловимо слышу утопающий в потоке мыслей голос слизня. Не хочу покорно следовать уготованной судьбе. Жар в желудке усиливается, сжимаясь в плотный шар и вместо тепла руки охватывает пламя преисподней. Почему смириться должен я? Огонь пожирает ткань, перекидываясь выше, до локтей, прокладывая дорогу выше. — Тачибана? — это не моё имя, подтверждая свои мысли отрицательно мотаю головой из стороны в сторону, сильнее жмурясь. Тело пробирает крупная дрожь, словно случился эпилептический приступ. — Прекращай, — крик слизня заглушает высокочастотный писк в ушах, заставляя стиснуть челюсть. — Хватит! Всё заканчивается так же внезапно, как и началось, яркой вспышкой. Немигающим взглядом широко распахнутых глаз слежу за едва дышащим моллюском, стараясь заставить себя разжать крепко стиснутые кулаки. Мир вокруг постепенно окрашивается в привычные краски, наполняется звуками лесных обитателей, буквально оживая на глазах. Отрывистыми кивками опускаю голову, смотря на последствия. Можно было бы закричать или скорчиться от боли, но ничего этого нет. Лишь вены, испещряющие тело спутанными нитями, будто заполнили чернилами, отчего руки напоминают обугленные конечности как после удара молнией. На немой вопрос Кацуби лишь трясётся всем телом, молча сползая на землю. — Что…это? — беззвучно, едва шевеля губами, выдавливаю из себя волнующий вопрос, ловя нечитаемый взгляд моллюска. — Ты ведь знаешь, верно? — ответный вопрос не пугает, как это бывало раньше. Какое-то необъяснимое бессилие накатывает, заставляя ссутулиться, прожигая существо колким взглядом загнанного в угол зверя. — То, что внутри, — под рёбрами опять колет, взрываясь в кишках прожигающими искрами. Кацуби вздыхает, неожиданно тяжело и громко. — Или продолжишь и дальше сопротивляться, уничтожая себя, — спокойный голос слизня поразительно действует на психику, заставляя слушать внимательнее. — Или же примешь свою сущность, взяв энергию под контроль, — взгляд у моллюска пытливый, удивительно твёрдый, без единой капли страха. — Так что? Взять под контроль сознание, плавно перетекающее в сущность настоящей Химе оказалось легко лишь на словах. Я честно пытался вспомнить, кем именно был до всего случившегося. И, к своему ужасу, не смог. Будто часть, связанная с Накамурой, умерла, оставив от себя лишь скомканные воспоминания прошлой жизни, заменяясь настоящим ощущением мира Сенджу. Захотелось разрыдаться. Громко, в голос, надрывно всхлипывая и заламывая руки от безысходности. Плевать было на присутствие моллюска, да и других обитателей. Мир сжался до крохотного клочка земли, на котором, уткнувшись лицом в колени, рыдала Химе. Подобные эмоции казались чем-то чуждым и от этого больше пугали. Разум настойчиво бился о черепную коробку, желая выбраться и покинуть утопающую в ненужных эмоциях голову. Как бы хотелось сделать так же. Почему-то вспомнилась мать, заставляя захлебнуться в собственной злобе в которых раз, завывая побитой собакой оказавшейся ненужной своим хозяевам. Не знаю сколько времени прошло, когда рядом прозвучал голос слизня, забравшегося на промокшую насквозь ткань сокутая и заставившего поднять голову. Глаза опухли, отчего даже находясь так близко, изображение его расплывалось. Голос сел, а тело обессилело настолько, что подняться на ноги не представлялось возможным. — Стало легче? — хотелось бы огрызнуться, однако легче действительно стало. Странный способ избавления от ненужного оказался весьма действенным. Пришлось послушно кивнуть, размазывая высыхающие дорожки слёз по раскрасневшимся щекам. — Продолжим, — будто прочитав этот вопрос в глазах Кацуби, выдаю ответ хриплым голосом, стараясь осторожно подняться на ноги вместе с ним. Нехило так меня размазало, разминая плечи, а заодно пару раз хрустнув шеей, думаю про себя, опуская слизня на лист папоротника. Психотерапия вещь, бесспорно, полезная, но часто прибегать к такому лучше не стоит, поэтому скорее занимаю боевую стойку, озадачивая существо, и, приметив широкий ствол дерева, со всего размаха бью по нему ногой. Треск, посыпавшаяся кора, проступившая на белой ткани кровь и неудержимое желание уничтожать всё вокруг, отчего следующие удары приходятся по стволу без разбора, кромсая девичьи ручки в мясо. Зубы издают противный скрип, доставляя дискомфорт. Я принимаю тебя, Тачибана Сенджу, Химе великого клана, но играть будем по моим правилам.***
Время в мире слизней течёт в три раза медленнее, чем в обычном.* Это, несомненно, на руку учитывая не самое быстрое моё продвижение в обучении исцеляющих техник. Так что один год в мире шиноби приравнивается к трём в лесу Шиккоцу. На мои пожелания обучиться Бьякуго и той странной штуке, заставившей Момо замереть над озером, Кацуби лишь посмеялся. И весьма обоснованно аргументировал — Бьякуго** это для избранных, к коим я никакого отношения не имею. А со служанкой — так это вообще случайность. Должно быть неосознанно влил часть чакры в неё, тем самым взяв под контроль на какое-то время. С опытными шиноби подобные трюки не прокатят, уверенно заявил моллюск, после чего я на какое-то время забыл об этом, полностью погрузившись в монотонные часы нескончаемых учений. И всё же любопытство было выше, поэтому в короткие моменты передышек я всё же пытался вспомнить, как же выполнить эту технику. Из-за участившегося отсутствия в поместье подозрения Мадары усиливались с каждым днём. Хагоромо услужливо передавал настроение хозяина, позволяя не допустить ненужных оплошностей. Так что пришлось в ускоренном темпе придумывать лазейки. Раздробить дни так, чтобы посещать озеро раза два за неделю, в остальные же дни оставаясь в поместье, чтобы усыпить бдительность Учихи. Оставалась одна проблема — как узнать, что он подходит к комнате, успевая вернуться вовремя? Эту проблему помог решить Намеку. Молодого слизня, без возражений, выкинули во внешний мир, вручая миссию немедленно сообщать о приближении Мадары или кого-либо из клана. Первые пару дней система трещала по швам, потому что существо реагировало на всех, даже тех, кто проходил мимо, призывая Сенджу из мира слизней. Сбивало капитально, а злило ещё больше. Всё-таки он смог запомнить чакру обитателей поместья, уже не выдёргивая Химе с занятий по пустякам.***
Сигнал, заставляющий использовать технику возвращения на автомате, звучит в голове привычно тихо. И я даже успеваю встать перед фусуми, поправляя смявшуюся ткань сокутая, прежде чем Учиха появится на пороге комнаты. Сдержан как и всегда, лишь нахмуренные брови выдают его напряжение. За год, проведённый в поместье, я уже мог улавливать перемены в настроении его обитателей. Непременный поклон, дань уважения высокому статусу мужа, да и лишний раз наживать себе проблем не хотелось, забыв об элементарных формах приличия. — Хокаге ждёт тебя, — небрежно бросает он, проходя вглубь спальни. На слове «Хокаге» голос Учихи неуловимо надламывается, сквозя бессильной злобой. Смириться с избранием в этой должности Хаширамы он так и не смог, заталкивая гнев глубоко внутрь, но пока никаких решительных шагов против не предпринимал, так что беспокоится было не о чем. — Зачем? — вопрос вырывается раньше, чем успеваю его обдумать, отчего тут же плотно сжимаю челюсть понимая свою глупость. — Мне должно быть до этого дело? — усмехается мужчина. Взгляд у Учихи нечитаемый, понять такого человека вообще сложно, как ни старайся. Поразительное спокойствие, но с другой стороны Хаширама же мой брат. Мало ли для чего понадобилось увидеться с младшей. — Оденься нормально, — брезгливый кивок на поношенный сокутай, потерявший прежний лоск, довершающийся невнятным жестом в воздухе. Словно отмахнулся от назойливой мухи, ко всему прочему ещё и плохо пахнущей. — Конечно, Мадара-сама, — будет тебе достойное одеяние, поклонившись Учихе, думаю про себя, отправляя стоящую за дверью Момоко за томэсодэ.******
Хаширама ждёт у ворот, без охраны или какого-либо сопровождения, изучая маленьких пташек скачущих в ветках деревьев. Руки сложены за спиной, походка легка и расслаблена. На тихое приветствие он тут же разворачивается, одаривая сдержанной улыбкой имото. Несмотря на всю дружелюбность, спокойствие и благосклонность я всё не могу отделаться от чувства, что что-то с ним не так. Оно не покидает меня с самого появления, когда довелось впервые увидеть Сенджу. На размышления времени нет, так как брат приглашает прогуляться, заодно заводя речь о покушении годовой давности. Меня совсем не удивляет, что убийца так и не был найден. Вряд ли кто-то вообще был заинтересован его поимкой. Речь Хокаге ветвистая, слишком осторожная. Боится задеть младшую или сболтнуть лишнего? Добродушный взгляд Хаширамы не даёт никаких ответов, порождая в сознании ворох подозрений. Долгий, въедливый. В какой-то момент хочется разорвать этот тяжёлый зрительный контакт, однако стойко выдерживаю бессловесную пытку, заставляя брата сдержанно улыбнуться. Каряя радужка странно блестит, вызывая необъяснимое чувство тревоги. Это лишь предчувствие, убеждаю себя, необоснованное, совершенно пустое, следуя по следам Хокаге. Перед тем, как проститься у ворот поместья Учих, Хаширама сообщает о завтрашней церемонии. Ничего сверхъестественного, обычная практика укрепления отношений между семьями. Зачем-то сжимаю руку старшего чуть сильнее, чем нужно, стоит ему потянуться к Химе, следя за глазами и лишь разочаровываюсь, улавливая пустоту.***
Дзюни-хитоэ**** настолько тяжёлое, что встать с первого раза не получается, пока на помощь не кидается Момо, услужливо подставляя худющую ручонку. Благо на голове нет тех помпезных сооружений, что на традиционных праздниках, не то к образу прибавилось бы как минимум пару килограмм. Да и идти никуда не нужно, всё действо будет происходить в поместье Учих, которые любезно согласились принять гостей, поэтому неспешно направляюсь в сторону ворот, стараясь удержать равновесие, а вместе с тем и величественную осанку. Там уже стоит Мадара, как и всегда с непроницаемой аурой отрешённости, который, стоит остановится рядом с ним, кидает на Химе изучающий взгляд. Правда тут же теряет всякий интерес, стоит воротам с громким хрипом разъехаться в стороны, пропуская внутрь двора гостей. За долю секунды до столкновения взглядами с Сенджу, задираю подбородок, растягивая губы в лёгкой улыбке, как раз вовремя, чтобы одарить ею умиротворённую Узумаки, грациозной поступью следующей за Хаширамой. Маскарад начинается тут же, открывая необъятное множество самых разных масок, стоит отойти от ворот. Вместе с обменом любезностями, официозными приветствиями и никому ненужным актёрством высшего пилотажа. Наблюдать за тошнотворным притворством двух великих семей в какой-то степени забавно, а уж подыгрывать тем более. Они превосходят по мастерству в переговорах Осаму-сана и представителя Южных, соответствуя планке временного величия. Здесь не звучит бранная речь, а слова выбираются особенно деликатно, ловко сглаживая углы самых неприятных тем. Слуги, удостоверившись, что всё подготовлено к проведению церемонии, а мелкие детали оперативно дополняются, просят присутствующих пройти внутрь. Поэтому, как и полагается хорошей хозяйке, дождавшись когда все до единого скроются в главном здании, иду следом, но довольно поздно вспоминаю, что совсем не знаю, как правильно разливать чай. Оглянувшись на Момоко, быстро шепчу ей подсуетиться, пока сам бегу на кухню в надежде застать процесс приготовления. Чтобы уж если и ударять лицом в грязь, так хоть красиво. На очередном повороте нога путается в длинном подоле, от чего быстро семеню, тормозя у самых дверей, которые к моему удивлению закрыты не до конца. Удачное стечение обстоятельств, радуюсь про себя, осторожно заглядывая в щель, пытаясь выцепить служанку, но вместо неё замечаю старую знакомую, возвышающуюся над чашкой с травами. Одно ловкое движение, скрывающее изящную ручку в светлом шёлке, и она скрывается так же тихо и незаметно, как оказалась здесь. Узумаки действительно ловкая как лисица, но вопрос что она могла здесь забыть никак не выходит из головы. Что она там кинула, кладя руку на тяжёлые фусуми уже хочу сделать шаг в кухню, как чья-то рука сильно сжимает предплечье, сковывая ледяными пальцами. Внутренний выдох быстро возвращает спокойствие, поэтому без паники разворачиваюсь, сталкиваясь взглядом со старшим братом, как и всегда излучающим улыбку, от которой бросает в дрожь. Губы накрывает длинный палец, без дальнейшего объяснения дающий понять, что всё, что произошло здесь, Химе не должна была увидеть, после чего он настойчиво ведёт меня в зал, кидая напоследок короткое «Не пей…». Отрава, сознание холодеет от одной мысли, когда наконец понимаю что же делала на кухне эта женщина, которая сейчас располагалась рядом с Буцумой, пряча в ладошке тихий смех. Хаширама наконец отпускает младшую, указывая рукой на котацу в центре, за которым уже давно сидит Учиха. Спокоен и непоколебим, опускаясь на дзабутон напротив, думаю про себя, судорожно соображая что же делать. Отравить единственного человека, способного выступить против действующей власти, подло, но действенно. Учихи, лишившись предводителя, сравнимого по силе лишь с Хаширамой, покорно склонят головы. Изуна не сможет противостоять Сенджу, выигрывающим в количестве. Он просто умрёт следом за старшим братом, оставляя некогда великий клан на растерзание судьбы. Не будет войны, продолжения проклятия Индры и Асуры, разрушения деревни и уничтожения невинных. Служанка покорно склоняется, опускаясь на колени перед котацу и начинает церемонию, неспешно подготавливая ядовитое пойло. Больше не нужно будет думать о том, как исправить катастрофу, потому что главной её причины не станет. Одними глазами слежу за руками девушки, когда она ловкими движениями сыплет зеленоватый порошок в подготовленный тэцубин, следом заливая по краю бурлящий кипяток. Миссия, по устранению ненавистного клана, пусть и без моей помощи, наконец будет выполнена, разрывая такой же ненавистный контракт с отцом. Звук бьющийся о керамические стенки тясяку***** набатом раздаётся в голове, но лицо Химе остаётся невозмутимым, отвечая на прямой взгляд Мадары. Это мой путь к свободе, будто пытаясь сказать ему лично, кручу в голове мысль, в то время как листья покорно оседают на дне тэцубина и девчонка наконец разливает напиток по чашкам. Речь Буцумы звучит словно сквозь толщу воды, оставляя Химе наедине с Учихой, невзирая на наличие полной залы людей. Я всего лишь хочу жить, хочется выкрикнуть в это сводящее с ума своим спокойствием лицо, сжимая кулаки скрытые тканью одеяния. Рука мужчины опускается на чашку, размыкая губы для ответной речи.В твоей смерти нет моей вины…нет…