Hyung on bottom

Когда Чанбин только присоединился к семье, в его карманах не осталось даже пресловутой гордости, но было огромное желание иметь крышу над головой и жалкие крошки на столе. Когда Чанбина выбирал в свои телохранители местный зазнайка, который, по стечению обстоятельств, являлся также наследником босса, карман его пиджака оттягивал старый-добрый Глок и внушительная пачка купюр. С будущим начальником – Чонином – они были знакомы давно – с тех самых пор, как Чанбина приютил босс местной мафиозной группировки. Спустя некоторое время пребывания в организации он узнал, что существуют и другие, более влиятельные семьи. К счастью, политические игрища его мало интересовали, поэтому дальше имен основных деятелей тех или иных группировок в своем знакомстве с потенциальными союзниками (или соперниками) он так и не зашел. Так он плыл по течению, выполняя мелкие и не очень поручения, пока однажды не обнаружил себя стоящим в обезличенном кабинете босса и получающим должность капитана. Говоря простым языком, он приобрел в свое распоряжение с десяток людей и груз ответственности в придачу и, таким образом, сам того не заметив, стал самым молодым капитаном в семье. Возможно, у него был своего рода талант к преступной деятельности и кровопролитию. Или достаточно смекалки, чтобы оказываться в нужном месте в нужное время и, что важнее, умение не бесить серьезных людей в серьезных ситуациях. Он, конечно, предпочитал думать, что второе. И, хотя его положение вызывало зависть, а злые языки поговаривали, что имел место даже некоторый фаворитизм, сам он от сложившейся ситуации в восторге не пребывал. Более того, он предпочел бы получить место обычного исполнителя обратно, но пресловутое чувство долга не позволяло ему намеренно проваливать задания. Было что-то гнетущее в том, чтобы отправлять людей на убой, считал он. Приходилось постоянно напоминать себе, что на улицах было бы еще хуже, там он не пробыл бы и года, и к настоящему моменту его безымянная могила уже занимала бы свое место на пригородном кладбище. Он не имел права жаловаться. И молчал. Странности начались с годовщины главы. Официально туда приглашались лишь капитаны и крайне выделившиеся в своей деятельности исполнители, к которым раньше Чанбин, конечно, не относился (и не переживал по этому поводу, впрочем). Это был первый раз за многие годы, когда он должен был посетить такого рода мероприятие. И первый раз, когда он встретился с повзрослевшим наследником. Тот поначалу пребывал в крайне приподнятом положении духа, вовсю гогоча с местной захмелевшей братией, однако стоило Чанбину поклониться ему в знак приветствия, его лицо исказилось в гримасе крайнего отвращения. После он весь вечер сверлил Чанбина взглядом, не отвлекаясь даже на светские беседы с другими важными лицами. Тогда Со подумал, что напутал что-то в своей речи, или надел галстук не того цвета, или бог знает что еще, но вывод напрашивался неутешительный: теперь его убьют. В такой иерархии, жестко подавляющей любую оплошность со стороны младшего по званию, Яну-младшему не составило бы труда найти причину расправится с ним. Возможно, его убедили, что Чанбин слишком молод для своей должности и потому должен ее покинуть любым способом. Возможно, ему и правда не понравился ужасный красный галстук в горошек, который Со купил, предавшись неожиданно проявившемуся таланту стилиста (таланту, который так же неожиданно исчез и оставил после себя лишь несчастный кусок ткани). Возможно, ему просто хотелось принести кого-нибудь в жертву своему юношескому максимализму – Чонин прослыл в семье жестоким и злопамятным, и переходить ему дорогу значило бы сознательно вырыть себе могилу. Как бы то ни было, после того вечера Чанбин обнаружил на голове пару седых волос и желание сбежать как можно дальше от семьи. К его несчастью, тогда же дала о себе знать такая немаловажная черта его характера, как любопытство (присущее, впрочем, в некоторой степени всем людям, винить его нельзя). И оно упорно толкало его не сдаваться, проверить, что будет дальше. И он проверил. Стиснув зубы и, возможно, вылив на себя слишком много одеколона в порыве яростной маскулинности, он отправился получать очередные указания на день. К его удивлению, в тот день ничего не произошло. Как и через неделю. Как и через месяц. Чонин со своими взглядами, жестокостью и злопамятностью канул в лету, и Со расслабился. Решил, что все это было дурацкой игрой воображения – он просто перенервничал на первом важном событии, которое имел честь посетить. Право слово, так переживать об эмоциональном подростке было слишком. Может, он и сам был эмоциональным подростком. Отчасти. Порой до него долетали слухи о подозрительных активностях наследника и пропажах людей, и тогда по спине пробегал холодок. Но, то ли тот совсем забыл о существовании Чанбина, то ли был занят более важными делами, факт оставался фактом – все было хорошо. В жизненных условиях, в которых Со приходилось существовать, это было то еще достижение. Когда все тревоги уже забылись, в игру вступил закон подлости – они встретились вновь на очередном собрании по поводу очередного конфликта. С очередной группировкой, разумеется. Стало еще хуже – теперь к тяжелым взглядам добавилась еще и дурацкая манера ускользать от разговоров с ним. Со всеми остальными капитанами Ян общался обыденно, открыто даже, и Чанбина это тревожило. И немного, совсем чуть-чуть, злило. Всеми правдами и неправдами он пытался выяснить причину неудовольствия наследника его личностью, но наткнулся лишь на стену отрицания. Долгое время ему продолжало казаться, что Чонин злится на него за что-то (такое уж у него было лицо), но потом вдруг понял: он не злился, а как будто… Боялся его? В высшей степени странно. Они были почти ровесниками, что в банде, состоящей преимущественно из рослых мужиков за сорок, было крайне удивительным совпадением. Более того, Чанбин был капитаном (не подручным даже!), и степень влияния его на наследника сводилась к нулю. Говоря проще, бояться надо было ему. А еще льстить, заискивать, умасливать и далее по списку, но – как мы помним – карьерный рост был ему чужд, и оттого было чуждо такого рода поведение. Может, все дело в обычном отношении, к которому наследник не привык? В конечном итоге он опустил руки. Если Чонин не хотел с ним разговаривать – значит, так тому и быть. Единственное, что заботило Со – качественное выполнение работы – он правда не хотел, чтобы кто-то из вверенных ему людей пострадал. Ну, больше обычного. И уж с работой Ян справлялся отлично. Если у Чанбина была прирожденная сообразительность, что и позволяло ему успешно избегать мерзких неприятностей с не менее мерзкими последствиями, то Чонин, при всей своей напускной холодности, на проверку оказывался отличным лидером. Несмотря на частые замечания, которыми он любил донимать своих людей, в напряженных ситуациях он кардинально менялся, превращался в другого человека: речь его становилась крайне обрывочной и четкой, позволяя раздавать указания за максимально короткое время, а жесты как будто приобретали плавность, как бы показывая – это он владеет ситуацией. Такой Чонин нравился Со гораздо больше. Покумекав немного, Со все же отпустил ситуацию, решив, что нервы ему дороже. И жил несколько лет в спокойствии, успев привести себя в хорошую физическую форму и выработать в своей душе смирение к сложившейся ситуации. В конце концов, все было не так уж и плохо. Многие бы душу продали, чтобы быть на его месте – теперь даже под пули отправляли не его. В глубине души, впрочем, все так же таилось желание спихнуть должность кому-нибудь другому. Удачная возможность, конечно, никак не подворачивалось. Пока одним не столь прекрасным днем (Чанбин тогда всю предыдущую ночь пребывал навеселе, и утро вдарило по тяжелой голове чудовищных похмельем) семью взволновало известие – Чонин искал себе нового телохранителя. Причина, по которой мальчишке понадобился еще бугай за плечом, осталась загадкой – Чанбин слышал что-то об ухудшении отношений между семьями, но в подробности вдаваться не стал. Тогда он даже своей опохмелевшей сущностью понял, что это его шанс, и, несмотря на их с Яном странные отношения, решил попробовать. Что ему терять, в конце концов. Пройдя ряд проверок, он оказался в числе немногочисленных претендентов на вакантное место. Странным ему показалось то, насколько простыми были задания – как будто кто-то нарочно старался не дать ему возможность допустить ошибку. Он не жаловался, конечно, и никому об этом не говорил. Для остальных кандидатов задания были, кажется, вполне суровыми. В чём он не хотел признаваться сам себе, так это в том, что не последнюю роль в его стремлении получить должность сыграла симпатия к другому телохранителю Чонина – Бан Чану (он же Крис, он же Кристофер и далее по списку). Правда, телохранителем тот был скорее номинально – чаще исполнял роль правой руки. Чонин никогда не принимал решения, не посоветовавшись с ним, и за это доверие Чан отплачивал ему беспрекословной верностью. Хотя на людях они часто спорили, Чан единственный мог себе позволить говорить с наследником на равных, и остальные уважали его за это. Подобраться к Чонину было проще всего либо через его отца, что было невозможно в принципе, либо через Чана. Тот, впрочем, вполне осознавал свою ответственность, и лишь новички пытались делать ему «выгодные» предложения. О последствии этих инициатив можно было только догадываться, но вся бравада после общения с Чаном у таких индивидов быстро исчезала. Об их дуэте в семье ходили легенды, и Чанбину, в некотором роде, было неловко присоединяться к ним и разрушать отлаженные без него механизмы совместной работы. Ещё более неловко ему было от некоторых слухов об интимной стороне этих отношений – будто бы Чан находился на своем посту только потому, что отвечал всем потребностям наследника в постели. Как и со всякими слухами о чужих отношениях, впрочем, Чанбин делил их на два и откладывал в долгий ящик. Для собственного спокойствия. Чан ему правда нравился – они всегда успешно проводили совместные задания и иногда даже ходили на тренировки вместе. Они были если не друзьями, то товарищами. С Чонином было сложнее – он рос в роскоши, и отец никогда ему не отказывал, избаловав ребенка, из-за чего тот вырос капризным и самоуверенным. В жизни его, кажется, интересовали только Чан и музыка, а почти каждое занятие с многочисленными репетиторами заканчивалось скандалом. И хотя отец очень настаивал на поступлении в университет, тот так и не согласился. – Вот этот. Он выглядит сильным, – указал на него Чонин, выбирая из оставшихся претендентов. Все его тело было окутано в громоздкую шубу, что определенно добавило авторитетности его амплуа. В рядах мафии, по крайне мере. Подпирающий стену Чан кивнул Со в знак одобрения и улыбнулся. То ли искреннее стремление, то ли факт того, что он действительно много времени проводил в тренажерном зале, заставили Чонина обратить на него своё внимание. И так Чанбин попал в дружный дуэт двух совершенно разных людей. И так дуэт стал трио. *** Поначалу работа казалась странной. Чонин, помимо прочего, требовал таскать свою шубу, когда ему внезапно становилось жарко в помещении (еще бы ему не было жарко везде носить два килограмма меха на своих плечах, усмехался Чанбин), и чистить ботинки, когда на улице вдруг начинал идти дождь (предугадать который никто, конечно, не мог). Он все также странно реагировал на Чанбина, но теперь, по крайней мере, был способен к диалогу. Говоря откровенно, получалось у Чанбина не очень. Все постоянно валилось из рук, а бесконечные замечания Яна только больше раздражали, мешая сосредоточится. И когда ему в третий раз на дню прилетела оплеуха, он решил, что тактику пора менять. Тактика хотела меняться только под влиянием Чана, который с безразличным видом натирал второй ботинок, и казался совсем не затронутым происходящим. Как будто каждый день таким занимался (скорее всего, он и занимался, думал Со). Незаметно Чанбин начал перенимать секреты выживания рядом с их маленькой фурией. Бан оказался удивительно хорош в том, чтобы выдерживать любую критику с прямым лицом, выполняя при этом унизительные поручения типа той же чистки ботинок. Поручения эти, впрочем, не мешали ему с впечатляющей настойчивостью напоминать Чонину, насколько неправильные решения тот принимает в той или иной ситуации. В более грубых выражениях, разумеется. Когда же бессменный начальник оставлял их наедине, Чан всегда спешил подбодрить Со парой приятных слов или похлопыванием по плечу. Как всё это умудрялся сочетать в себе один человек, оставалось для Чанбина загадкой, но уважение он испытывал. Под благотворным влиянием Чана, день за днем Со становился все лучше, пока однажды Чонин не снизошел до того, чтобы похвалить его. Чанбин был уверен, что пометит этот день в календаре как особое событие и будет праздновать каждый год. О чем он не подумал, так это о том, что, наблюдая каждый день за Чаном, начнет замечать небольшие особенности его поведения. То, как тот краснел кончиками ушей, когда Чонин решал оставить рубашку расстегнутой на чуть большее количество пуговиц, чем положено в приличном обществе. То, как несравненно смущался на каждый комплимент в свою сторону, будь то комментарий о том, как он сегодня хорошо выглядит от братьев, или поощрение от босса о том, как они хорошо справились с очередным заданием. Какие ямочки проступали на щеках, когда он улыбался. И, что хуже, то, каким горячим он становился, когда выходил из себя. Чан был из тех людей, чей взгляд пугал гораздо сильнее крика, и это часто работало им на руку. Или работало бы, если бы Чанбин сам не отвлекался на этот властный тон, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Возможно, это было немного ненормально. Возможно. Он бы продолжил залипать на Чана еще бог знает сколько, боясь даже близко мысленно подступиться к анализу этого интереса, если бы в один прекрасный день на стены их импровизированного офиса на обрушилось радостное восклицание Чонина: – Сегодня мы идем в казино! Был вечер субботы, и Чанбин, расположив конечности на местном кожаном (ну естественно!) диване, в красках обдумывал, как доберется до своей пошарпаной квартиры и с чувством отоспится. Растекшись в кресле напротив, Чан что-то безучастно листал в своем телефоне с выражением крайней усталости на лице (или, возможно, просто спал). В любом случае, к диалогу он был не способен, и Со решил его не тревожить. – Почти уверен, что с прошлой проверки прошло меньше месяца, – заметил Чан скептически, разлепляя веки и складывая руки на груди. Телефон исчез в складках пиджака. Приблизившись, Чонин прихватил его челюсть пальцами и хитро посмотрел в глаза. Ах, да. Это. Спустя время, Чанбин заметил беспокоящую его привычку младшего – нарушать личное пространство Чана с таким старанием, будто от этого зависела его жизнь, но при этом делать вид, будто не он вызывает бурные реакции у старшего всегда, когда они втроем с самим Чанбином остаются наедине. Что еще хуже, Бан, похоже, не стремился пресекать его действия, каждый раз ловясь на эту удочку, как в первый, потому Со не оставалось ничего лучше, чем каждый раз скромно отводить взгляд, делая вид, что он не замечает разворачивающегося перед ним действа. В смысле, если уж Чан (который голос разума в этой команде, вообще-то) осознанно отказывался что-то с этим делать, то Чанбину, как он считал, вообще лезть не стоило – они взрослые мальчики, в конце концов, сами разберутся. – А мы не по работе, хочу веселиться, – от того, как громко сглотнул Чан, Чанбин вздрогнул всем телом и уперся взглядом в ближайший горшок с растением неизвестного происхождения. – Вытащи палку из жопы, не каждый день отец дает нам выходной. До этого Со никогда не замечал, что в офисе такие интересные цветы. И стены. И лучи солнца так красиво пробиваются сквозь шторы, заполняя комнату светом, который... – Алло, Чанбин! – требовательный тон начальника вывел его из транса. – Ты-то ничего против не имеешь, да? – Нет, конечно, нет, сэр, – он силой заставил себя посмотреть младшему в глаза, чтобы не выглядеть совсем уж жалко. Чонин довольно кивнул и направился к выходу, жестом подзывая телохранителей за собой. Они с Чаном были так заняты друг другом, что не заметили подозрительную реакцию Чанбина, но проблема была в том, что он-то ее заметил сполна. Как бы глупо это не было, Чанбину казалось странным, что только Чан получал эти знаки внимания. В смысле, не то, чтобы Со очень стремился, но ведь теперь он стал таким же полноправным телохранителем, как и старший, и закономерно ожидал к себе похожего отношения, ведь во всем остальном (особенно в любви Чонина раздавать приказы) это работало именно так. Возможно, дело было в неприязни самого Яна к его персоне с первого дня их знакомства, так он себя успокаивал. До казино доехали в тишине. Чонин слушал музыку, беззаботно подвывая, Чан, сидящий на переднем сидении, меланхолично глядел на проезжающие за окном машинами, а Чанбин переживал свой маленький экзистенциальный кризис. Такое не первый раз происходило, и это пугало. Это зарождающееся чувство. Совершенно известное и тысячу раз воспетое (не Чанбином, впрочем, он, к своему счастью, не поэт). Его легко было идентифицировать, но принять? Дурацкий Чан с его дурацкими сглатываниями, вздохами и улыбками. И ямочками. Ямочки особенно дурацкие. Блять. Чонин тоже дурацкий, конечно, но в другом смысле. Если бы не он, Чан бы так не реагировал и, быть может, Со вообще не обратил бы внимания на эту его ведо́мую сторону. Которая ему нравилась, это он понял. Нра-ви-лась. Ужасное слово. Он несколько раз мысленно повторил его по слогам, пытаясь провести ассоциацию с Чаном. Ассоциация не проводилась. Со обезоружено уткнулся лицом в колени. Если бы можно было провести так оставшуюся жизнь, он бы так и сделал. Замуровался бы в машине, построил тут свой дом и шипел бы на каждого, кто к нему приближался ближе, чем на метр, и никаких проблем с чувствами, мыслями, и прочей шелухой. Отныне он отшельник. Гордый одинокий орел в жестком мире мафии. Стоит отметить, что, как и всем его планам, этому сбыться было не суждено. Казино встретило их дружное трио яркими лампами и тихими переговорами. Каждый предмет мебели кричал о лоске и богатстве, а цены предметов декора явно имели не один ноль в своем значении. Удивительно, как естественно смотрелся Ян в этой обстановке. Его изящный силуэт обрамлял свет множества ламп, подчеркивая будто бы неземное происхождение, а сам он уверенно плыл по залу, будто бы каждая пылинка была ему знакома. Юный наследник точно чувствовал себя на своем месте, и вряд ли кто рискнул бы усомниться в его статусе. Чанбину редко доводилось посещать такие заведения. Находясь под впечатлением, он засмотрелся на гигантскую люстру, нависающую над их головами, и чуть не врезался в один из игральных столов. Чан подхватил его за пару секунд до катастрофы и мягко направил в нужную сторону. Делу это не особо помогало, поскольку теперь Со отвлекался на вес чужой руки, согревающей его предплечье. – Будь начеку, – шепнул Чан на ухо, и Чанбин подавил в себе жалкий писк, кивнув, насколько мог, профессионально. Хорошие новости: Чан ничего не заметил. Плохие новости: Чонин направлялся в закрытую ложу, где места было куда меньше, а поводов накосячить куда больше. Леди Фортуна оставила его окончательно, помахав ручкой, когда Ян занял место за одним столом с очень подозрительно выглядящими господами, а Чан прижался к нему плечом, занимая место за спиной босса. Чанбин пообещал себе, что если сегодня всё пройдет гладко, он как следует нажрется вечером и не будет испытывать по этому поводу угрызений совести. Подозрительные господа пренебрежительно глянули на Чонина, поприветствовав кивком. Ян использовал в ответ ту дружелюбную улыбку, какую использовал преимущественно для того, чтобы облапошивать подобных господ. То есть улыбку дурачка, которая не вызовет у собеседника никаких подозрений относительно его умственных способностей, развеяв всякое сомнение, что тот является грозным противником, и, когда они совсем расслабятся, Чонин нанесет контрольный удар. Чанбин был знаком с этой тактикой и отчасти восхищался. Партия сменялась партией, Чонин лениво следил за ходом игры, подперев подбородок ладонью. Его игровой банк постепенно рос, но он, кажется, был совсем не заинтересован, мысли его витали далеко, а нетерпеливое постукивание ногой выдавало нетерпеливое ожидание чего-то. Или кого-то. У Чанбина появилось плохое предчувствие. Виновник, впрочем, не заставил себя долго ждать. Когда Ян поднял отсутствующий взгляд в сторону двери в очередной раз, то к нему мгновенно вернулся интерес, и лицо вдруг просветлело. В помещение вошли еще три молодых человека. Один из них приветливо помахал Яну рукой, и тот довольно отзеркалил жест. Выделялся этот юноша более всех, поскольку был одет в шелковую блузку, которая выгодно подчеркивала изящные изгибы тела, и была, в некотором роде, вызывающей. Чанбин с трудом отвел взгляд. – Вечера, Хенджин, – обратился Чонин к вошедшему. Тот занял пустующее место рядом. – У тебя тоже пополнение в строю, я смотрю? Ян кивнул на одного из – предположительно – телохранителей, которые, подобно Чану и Чанбину, расположились за спиной начальника. Тот был завернут в стандартный черный костюм, какой носили все телохранители состоятельных семей. В его случае, однако, одежда была на несколько размеров больше нужного, из-за чего его худощавая фигура казалась еще менее внушительной, чем у его напарника. Создавалось впечатление, будто бы он был назначен столь неожиданно, что не успел приобрести нужный костюм, и кто-то с легкой руки всучил ему свой. Тот же напарник, например. – Разве он не милашка? – хихикнул вышеназванный Хенджин и вытянул руку вверх, чтобы потрепать того самого в-костюме-не-по-размеру телохранителя по щеке. Тот в ответ вздрогнул, усилием воли оставаясь на месте – излишнее внимание не приводило его в восторг, понял Чанбин. Второй, тот, что был чуть выше, заметил чужой дискомфорт и слегка придвинулся, чтобы мягко взять за руку и переплести пальцы. Он также прошептал ему что-то, что Со не смог разобрать, но первый в ответ активно закивал и, кажется, почувствовал себя гораздо спокойнее. Чанбин подумал, что это непрофессионально. Еще – что он хотел бы так же. – Мои лучше, – с напускной незаинтересованностью проговорил Чонин, уставившись в карты. Уголок его губ тронула улыбка. Хенджин оценивающе прошелся взглядом по Чанбину. От этого взгляда захотелось прикрыться чем-нибудь внушительным или спрятаться за Чана (который, отчасти, был внушительный тоже), но желание не ударять в грязь лицом пересилило, и он мужественно выстоял. Тот факт, что Со уткнулся взглядом в собственные блестящие туфли, не уменьшило его мужественности. Он пытался, по крайней мере. Сам Чан, продолжающий обдавать его теплом сбоку, пребывал, кажется, в приподнятом настроении и откровенно веселился, скорее всего, он также был знаком с Хенджином лично. – Да, новенький ничего такой. Но слишком низкий, как по мне. И с каких это пор ты нашел Чану напарника? Старик уходит на пенсию? Игровой банк Хенджина был не столь впечатляющим, и он с завистью посматривал на фишки Чонина, занимающие добрую часть стола. Впрочем, жульничать он, кажется, не собирался. – О, заткнись, Джинни, – закатил глаза Чонин. – Твой Минхо не намного младше Чана. И кто угодно здесь ниже тебя, это не показатель. Чанбин был наслышан о старой дружбе двух наследников, но слышать рассказы и видеть вживую – две разные вещи. История их отношений была незатейливой: юноши были знакомы с детства, и, так как в семьях встретить сверстников было тяжело, они находили отдушину в компании друг друга. И, хотя повзрослев, они стали часто обмениваться колкостями в лучших традициях ситкомов, оба в душе обожали друг друга и готовы были горы свернуть, только чтобы другой был счастлив. Дружба их ни для кого секретом не была, и члены обеих банд рассчитывали на крепкое сотрудничество под началом этих двоих в будущем. Про его телохранителей Чанбину было известно меньше. Раньше он часто видел Хенджина в компании Минхо – телохранителя повыше – на общих собраниях и пару раз успел перекинуться парой слов с последним. Он определенно был профессионалом, и, если бы Со самому пришлось искать для себя доверенных людей, он определенно выбрал бы Ли, хотя с незнакомцами тот часто проявлял холодность, после длительного общения он раскрывался как заботливый и заинтересованный в благополучии близких человек. Второго Чанбин видел первый раз, и был озадачен этим появлением, поскольку знал, что Хенджин, как и Чонин, предпочитал ходить с одним телохранителем, чтобы не привлекать внимание (еще больше, чем он уже привлекал, разумеется). Что-то здесь было нечисто, решил Чанбин. Впрочем, по крайней мере, если Минхо так искренне проявлял интерес к нему, можно было не беспокоится – Чанбин ему тоже доверится. Хотя определенное напряжение в нем вызывал тот факт, что Ли слишком сильно переживал за своего напарника и, кажется, совсем перестал обращать внимание на происходящее вокруг. С другой стороны, это же просто казино, что плохого может случиться? – ...Поэтому твоя мать планирует увеличить поставки? – донесся до него голос Чонина, вырывая из размышлений. – Дела идут в гору. Он одобрительно улыбнулся и похлопал Хенджина по плечу. Кажется, Чонин был искренне рад. Хенджин, однако, его восторг не разделял, и при упоминании хорошо идущих дел как-то совсем поник. – Вроде того, – согласился он. – Но ты знаешь, почему я не рад. Чонин вмиг посерьезнел и кивнул. – Знаю. Но все будет хорошо, вот увидишь. Рано или поздно ситуация устаканится, и мы снова сможем чаще проводить время. – Лучше рано, чем поздно, – усмехнулся Хван. – Я скоро с ума сойду столько времени дома проводить. Чонин в ответ захихикал, и Чан тоже улыбнулся, молча поддерживая дружеский тон, и Чанбин почти расслабился, если бы не одно “но”. “Но” это заключалось в подозрительных господах, соседствующих с наследниками, и Со был совсем не уверен, что обсуждать при них дела семей было хорошей идеей. Он хотел бы спросить у Чана, что это за люди (дабы успокоиться), но оставлять Яна даже на минуту было бы верхом безрассудства, а обсуждать других людей у них же над ухом было чревато последствиями. Со стороны Минхо и Второго послышался тихий смех, и Чанбин вдруг понял, что они нахально флиртовали за спиной босса. Проблему он видел только в том, что они слишком расслабились. Любовь, конечно, дурила голову, но и они не на свидание пришли. С другой стороны, может, он сам слишком много думает? Все наслаждались компанией друг друга, и только он сидел на иголках. Но тогда что это за дурацкое чувство скреблось по позвоночнику с того момента, как Чонин решил прийти именно сюда? – Расслабься, – будто прочитав мысли, шепнул Чан и для верности похлопал по спине. Чанбин кивнул и улыбнулся, опуская плечи. Если уж Бан так говорит, то ему и правда стоит последовать совету, так ведь? Чонин что-то пошло пошутил, и Хенджин залился заразительным смехом, откидываясь на спинку. Золотистые волосы мягко сотрясались, пока хозяин пытался успокоиться, прихватив живот руками. Потом Чанбин заметил движение со стороны одного из господ. Блять. Сначала он увидел только полный ужаса взгляд. Потом в сторону Хенджина был направлен поблескивающий в свете ламп пистолет. Потом время остановилось. Рефлексы сработали идеально. Со оттолкнул Хенджина в сторону быстрее, чем успел подумать. Потом раздался выстрел. Потом тело прострелило боль такая жуткая, что Чанбин забыл, как дышать. От живота по всему телу расплывалось жгучее пламя, подавляющее всякую сдержанность, и он закричал. Руки рефлекторно прижались к животу и он почувствовал, как по рубашке медленно растекается теплое пятно. Где-то на краю сознания услышал, как Чан обезоруживает нападавшего. Господина в красном галстуке. Таком же красном, как натекающая под ноги кровь. Сейчас совершенно было не время для лирических сравнений. Ноги подкосились, и он безвольным мешком осел на землю. Брюки были безнадежно испорчены, это точно. Но, когда он всем телом обрушился на ледяной кафель, испортились не только брюки. Где-то над головой матерился Чонин. Вокруг только боль. Внутри – тоже. Он прислушался к происходящему, но не смог разобрать слов. Все это напоминало очередной бредовый сон. Сейчас он проснется в своей постели, как будто ничего не произошло, надо только немного подождать. Возможно, если уснуть, будет проще? – Если бы ты так не отвлекался на Джисона, может, смог бы выполнять свою работу нормально! – кажется, Хенджин действительно разозлился. Чанбин находит это забавным. Сейчас все казалось ему забавным. Он немного горд собой, потому что с Хваном все в порядке. Скорее всего. Раненные люди так не орут. В голове, на удивление, осталось одно безразличие. Ему хотелось только, чтобы все замолчали, и Ян, внемля его желанию, рявкнул: – Все заткнулись! Он обернулся на Бана, держащего Красный Галстук с каким-то диким остервенением. – Минхо, забирай этого, – Чонин указал на Красный Галстук. – Это не моя компетенция. Разберетесь сами. – О, поверь, мы разберемся, – хищно улыбнулся тот, перехватывая нападавшего. – Чан, вызывай нашего доктора. Скажи, что понадобится операционная. – Уже звоню. – Хенджин… – Мне так жаль, Инни, я все оплачу… – залепетал тот, но Чонин быстро его оборвал. – Просто едьте домой, тут небезопасно, – махнул рукой. Остатки сознания, кажется, вытекали вместе с кровью. Чанбину хотелось плакать, но даже на это сил не хватало. Он просто лежал на полу какого-то треклятого казино и думал о том, как все наверняка его оставят, в любую секунду, совершенно беспомощного. Всеми брошенного. Чонин точно его бросит, потому что никому не нужен телохранитель с дыркой в животе. Не факт, что живой. Может, это и к лучшему, думал Со, по крайней мере это избавило бы его от неловких прощаний. Если бы не было так больно... Он проводил взглядом Джисона, который, кажется, стал белее снега. Остальные господа тоже куда-то исчезли. Скорее всего, они не были в нападении замешаны, и тоже здорово испугались. Кто же их осуждает, усмехнулся Со про себя, пытаясь отвлечься любой бредовой мыслью. Услышал, как рядом опускается Чонин и вздыхает протяжно. Как будто потерял что-то важное. Как будто Чанбин был важным. Для него. Или для семьи. Соображать получалось с трудом. Веки наливались свинцом, а Со думал о том, что Чонин будет хорошим лидером. Еще немного о том, что испачкал кровью новые туфли босса. И о том, что потом это придется оттирать. Возможно, не ему. – Все будет хорошо, – донесся до него голос. – С тобой все будет хорошо, ты отлично справился. Чанбин не считал, что справился отлично. «Отлично» предполагало, что после не придется везти человека в больницу, чтобы вытащить кусок свинца из его кишок. А еще после «отлично» не надо будет оттирать гигантскую лужу крови в местном казино. И стирать одежду. Или выбрасывать ее, раз уж на то пошло. Он хотел донести это до склонившегося над ним Чонина и обеспокоенного Чана, стоявшего неподалеку, отстукивающего как-то безумный ритм в ожидании скорой, но горло связала боль, и он смог только прохрепеть что-то нечленораздельное. Потом он почувствовал, что веки совсем онемели, а мир почти перестал ощущаться. Потом он отключился. *** Тишина. Вокруг лишь тишина, в которую он провалился, кажется, мириады лет тому назад. Она убаюкивала. Обнимала. Успокаивала. Он хотел остаться в ней, только чтобы шум из внешнего мира не мог достичь его колыбели. Кто-то погладил его по волосам. Запахло грушами. Птицы за окном воспевали весеннее солнце. Чистые простыни отдавали дешевым порошком. Вокруг было светло. Кажется, он возвращался. ... Ох, не стоило этого делать. Первый вздох в новом мире отдался чудовищной болью во всем его существе, так, что на глаза навернулись слезы. Еще можно вернуться? – Блять, – не сдержался Чанбин. Ладонь рефлекторно легла на живот, прижимая зашитую рану. Стало только хуже. Чем дольше времени он проводил здесь, тем больнее становилось, и сложно было представить, какого пика эта боль достигнет, когда он оканчательно придет в сознание. Ему срочно нужно было вернуться в мягкое небытие. Вдруг перед лицом возникла растрепанная голова Чонина, на лице которого остался забавный след от простыни, рушащий всякое амплуа грозного наследника. Он спал здесь? – Привет, – удивленно сказал тот. – Привет, – отзеркалил его Чанбин, удивившийся так сильно, что забыл об уважительном тоне. Это было глупо. Он так концентрировался на болезненных ощущениях, что даже не заметил спящего Чонина. Тот выглядел таким помятым, будто провел все время здесь, в больнице, рядом, с момента ранения. Глупость, конечно. На нем была другая одежда, он наверняка ходил домой, но мысль все равно согревала, и Чанбин не стал ей противиться – ему было слишком плохо. – Давно я здесь? – вместо этого Чанбин хотел спросить “почему я жив?”, но решил, что не стоит травмировать начальника. Не то чтобы его можно было травмировать такого рода вопросами, но для сознания Со, пребывающего под действием некоторого количества лекарств, осознать это было сложно. – Давно, – сник Чонин. – Неделю. Может, больше. Ты как будто… Хотя неважно. Как будто что? – Как будто что? – повторил вслух. Ему стало жаль, что он расстроил Яна своим пробуждением. – Как будто не хотел просыпаться, – выдохнул Чонин и покачал головой. – Мы с Чанни… Чаном говорили с тобой. Надеялись, что достучимся. Ты не помнишь, наверное. Чанбин и правда не помнил, и почувствовал обиду на свое сознание, что лишило его этих воспоминаний. Что они говорили? Звали его? Просили вернуться? Даже Чонин? Он бы не мог опуститься до такого. Или все же мог? В сердце промелькнула мягкая надежда. И натолкнула его на мысль. Он ведь никогда никому и не был нужен. По-настоящему, в смысле. Как в дешевых романах или дорогих блокбастерах. Просто плыл по течению, принимая то, что дают, и не прося больше. Наверное, поэтому его подсознание решило, что будет проще не просыпаться. Там ему было хорошо. А здесь больно, страшно и обидно, но, тем не менее, у них все же получилось. Эта мысль определенно потребует анализа. Но не сейчас, сейчас даже думать было больно, получалось выловить лишь обрывки разрозненных идей. – Так вы… Проводили все время здесь? – в любой другой момент Чанбин не решился бы в лоб задавать такой вопрос, но сейчас ему правда было все равно. Кончики ушей младшего мгновенно порозовели, сам он поспешно отвернулся. Чтобы скрыть панику, скорее всего. Чанбин решил, что это мило, и не смог сдержать улыбку. – Конечно! Я переживал, вообще-то. Ты мой подопечный, и только мудак не будет переживать за своих людей. Я что, похож на мудака? “Вообще-то, немного” – хотел ответить Чанбин, но подавил этот порыв здравым смыслом. – Нет, сэр, конечно, нет, – вместо этого покачал он головой. Почему-то такой взъерошенный, домашний Ян оставлял в его душе странное ощущение. Его можно было сравнить с солнечным зимним днем – когда улицы окутаны снегом, и холод пробирает до костей, но солнце, находящееся в зените, мягко согревает покрасневшие щеки теплыми лучами, будто обещая, что дальше станет теплее. Чанбин зажмурился, прогоняя наваждение. Чувство было странное, но не отторгало, и он никак не мог взять в толк, откуда оно взялось и что означает. Громкий стук двери заставил вздрогнуть и поднять взгляд на нового гостя. В проем зашел Чан, который, заметив бодрствующего Со, тут же просветлел. – О, уже очнулся, да? – удивился он. Это определенно было радостное удивление. – Мы здорово понервничали, конечно, но хорошо, что ты вернулся. Со пожал плечами. Судя по полученной информации, он не особо спешил возвращаться. Теперь, впрочем, он был рад знать, что его кто-то ждал, хоть и чувствовал вину за то, что заставил их тревожиться. Повисла тишина. Не неловкая, тревожащая сознание, а уютная тишина, похожая на ту, в которой Чанбин пребывал до этого, полный покой. – Так чем все закончилось? – осторожно поинтересовался он. По крайней мере, он точно знал, что с Чонином и Чаном все было в порядке, но все же было интересно выяснить, из-за чего он подставился под пули. Пытаясь спасти не своего начальника, к тому же. Теперь, когда у него было время подумать об этом, возможно, это была не такая уж гениальная идея. Дешевый стул заскрипел, когда Чонин откинулся на спинку, пытаясь сформулировать мысль. – Видишь ли, – как будто стушевался он. – Семья Хенджина богаче и влиятельнее нашей, и в последний год дела в их легальной части бизнеса особенно шли в горы, но… Это имело определенные последствия. В частности, на их членов стали совершаться нападения. Много нападений. В том числе и на Хенджина. Ему было трудно говорить об этом, как будто он чувствовал вину за произошедшее. – Как ты, наверное, слышал, – подхватил его рассказ Чан, чтобы не дать ему совсем впасть в отчаяние. – Главой их семьи является женщина, что нетипично, конечно, но у миссис Хван все схвачено лучше, чем во многих семьях, где руководители являются мужчинами. Он улыбнулся застенчиво. Скорее всего, обозначенная миссис Хван была его примером для подражания, понял Чанбин. – Проблема в том, что, когда бизнес начал активно развиваться, у нее не осталось времени ни на что другое. Поначалу все было нормально, но после того, как произошли первые нападения, она приняла решение временно ограничить выходы Хенджина в свет, поэтому последние пару месяцев он почти всегда проводил дома. Надо сказать, что это был лучший вариант из возможных. Думаю, совсем скоро они разобрались бы со всеми соперниками. – А потом, – вмешался Чонин. – Я решил позвать его в казино, потому что… Соскучился. Хотел просто поболтать, как мы часто это делали раньше. Тихими шагами Чан приблизился к нему и положил руку на плечо, коротко сжимая. – Мы уже решили, что ты не виноват. Виноват мудак, который решил стрелять. – Да, но если бы не я, этого бы не произошло, – разозлился Чонин, указывая на лежащего в больничной койке Чанбина. Рана отдала тихой болью. – Я не виню вас, – только и смог вымолвить он. Гнев сменился печалью, но, кажется, Яну стало немного легче. – Хорошо, что ты в порядке, – уставившись в пол, произнес Чонин. Плечи его опустились так, будто он нес на них всю вину мира, и он рефлекторно коснулся руки Чана, ища поддержки. Последний с сомнением глянул на Со, но руку убирать не стал. – Идите домой, вам нужно отдохнуть, – произнес Чанбин, обращаясь больше к Чану, поскольку тот, кажется, был более собран сейчас. – Я отсюда все равно никуда не денусь. Тот улыбнулся в ответ и кивнул с благодарностью. Мягко обняв Чонина за плечи, он помог ему подняться и аккуратно направил в сторону выхода. Бросив последний грустный взгляд на Чанбина, тот махнул на прощание и скрылся за дверью. Догонять его Чан не спешил, застыв рядом с кроватью и ожидая, когда дверь закроется окончательно. Он хитро щурится, переводя взгляд на Со. – Кое-кто, крайне настаивающий на сохранении конфиденциальности, чистил тебе груши каждый день, надеясь, что рано или поздно ты сможешь поесть, – кивнул он в сторону. Чанбин проследил его взгляд, и там, на больничной табуретке, видавшей лучшие времена, действительно обнаружилась тарелка с дольками очищенных груш. – Это Чонин оставил? – в замешательстве переспросил он. – Кто знает, – хихикнул Чан в ответ. – Этот загадочный человек очень хотел остаться анонимным, я не вправе разглашать его тайну. И, прежде чем Чанбин успел переварить информацию и задать больше наводящих вопросов, Бан помахал рукой и скрылся за дверью. Ну и какого хрена? *** После они часто навещали его, но никакой новой информации получить не удалось. Особенно по поводу Чонина – тот молчал, как рыба, сбегая каждый раз, когда поднимаемые темы становились для него неудобными. Что-то это напоминало. Чан только улыбался и пожимал плечами – секрет, мол, фирмы, уже наговорил достаточно. Когда Чанбин встал на ноги, то был без понятия, что с собой делать. Импровизированный отпуск, конечно, принес свои бенефиты – у него было предостаточно времени, чтобы проанализировать все происходящее и собрать разбегающиеся мысли в кучу. В результате этих несложных махинаций, он понял, что а) у него вроде как есть чувства к Чану. Не дружеские, хотя они, очевидно, стали основой для более крепкой привязанности. Эту мысль получилось принять относительно безболезненно. В смысле, Чан был правда хорошим во всех отношениях, и страннее было бы, если бы Чанбин не обратил на него внимания. Излишнего внимания, возможно, но кто его осудит? С тем, что тот был мужчиной, у Со проблем вообще не возникло – в семьях однополые отношения встречались на каждом шагу. Или, возможно, только ему так везло, но Чанбин часто сталкивался с бурным проявлением чужих чувств – в подсобке, например, куда он ходил за шваброй, когда была его очередь драить гостиную в общем доме или на кухне, куда он иногда захаживал ночью, если слишком засиживался с Чаном за обсуждением дел. В общем, удивить его было сложно. Но, что важнее, присутствовал и пункт б), который гласил, что в это идеально построенное уравнение о романтических, прости Господи, чувствах вдруг каким-то образом затесался Чонин. Вот это действительно настораживало. Тот даже не отличался дружелюбием, которое могло бы подкупить. Не считая грушевого инцидента, он все также язвил и раздавал указания направо и налево, и, если бы Со не знал, каким тот может стать, если немного помолчит, он бы первый назвал себя сумасшедшим. И, хотя и не понимал, какие выводы должен сделать, и должен ли вообще, он бережно хранил воспоминания о том первом больничном дне, когда Чонин был слишком задавлен грузом вины, чтобы использовать свою обычную я-тут-самый-важный модель поведения. Будь у него больше времени, он бы смог проанализировать пункт б) (он же блядский) лучше и, может быть, даже не поседел. На его беду за всеми перипетиями и событиями, до сих пор отдающими болью в животе, он не заметил, как наступил один из главных праздников семьи – день рождения Чонина. *** Празднество было пышным, как подобает самому наследнику, и на него всегда стекались влиятельные лица других семей, стремящиеся заключить выгодные союзы или улучшить отношения с представителями других семей. Впрочем, самого виновника торжества вся эта мишура волновала мало – обычно он предпочитал проводить время в кругу такой же золотой молодежи. Чанбин правда готовился к этому дню. Наводил марафет так тщательно, что начал опаздывать на добрый час, пропустив служебную машину, и до места проведения – дома самого босса – ему пришлось добираться самостоятельно. Результат, впрочем, того стоил: из домашнего зеркала на него смотрел крайне презентабельный молодой человек в выглаженном дорогом костюме. Волосы он зачесал назад и немного подвел глаза. Брюки потребовали некоторого терпения, чтобы привести себя в порядок, а носки начищенных туфель выдавали в нем крайнюю обеспокоенность собственным внешним видом. В общем, ему нравилось. Даже нельзя было сказать, что в реальности он промышлял чем-то нелегальным. Когда Чанбин прибыл на место (преодолев какое-то нездоровое количество охраны), праздник был уже в самом разгаре. Он проскользнул в гостиную, выполняющую теперь роль банкетного зала, и предпринял попытку высмотреть в толпе своего непосредственного начальника. Это, к счастью, оказалось задачей несложной. Тот разложился на коленях Хенджина, и что-то весело ему объяснял. Они расположились на аморально ярком желтом диване, находившемся в самой середине гостиной, и проглядеть их при всем желании было сложно. Чан обнаружился там же: возвышался над наследниками тихим изваянием и имел при этом вид крайне болезненный. Кое-как преодолев толпу, Чанбин остановился рядом с Баном. Рассыпаясь в извинениях, он успел заметить мрачных телохранителей Хенджина, и еще два незнакомых лица, так же активно что-то с Чонином обсуждающих. Яна, похоже, его опоздание задело несильно, Чан же, заметив его, сглотнул и почувствовал себя, кажется, еще хуже (судя по бегающему в панике взгляду). Почти так же вел себя Чонин в первые встречи, что дарило Со противное чувство дежавю. Странно. – Хорошо выглядишь, – выдавил Крис, стирая скатившуюся по шее каплю пота. Очень странно. – Спасибо.Ты тоже приоделся, я смотрю, – улыбнулся Чанбин. Чан и правда походил на высокооплачиваемую модель. Смоляная рубашка, не скрывавшая очертания тренированного тела, была заправлена в строгие брюки. Несколько пуговиц были расстегнуты, открывая блестящие от пота ключицы. Плотная ткань штанов отлично подчеркивала задницу и стройные ноги, и, о боже, Чанбину определенно стоит перестать пялиться. – Ты плохо выглядишь, – попытался отвлечься он на стороннюю тему. – Заболел? Тот перевел нечитаемый взгляд на веселящегося Чонина и с плохо скрываемым отчаянием произнес: – Что-то вроде того. – Давай температуру проверю, – не сдался Со, и уже протянул ладонь к мокрому лбу, когда Чан отскочил от него, как ошпаренный. – Не надо. Я в порядке, правда, – панику во взгляде скрыть не получилось. – Если тебе плохо, надо сходить в больницу, – настаивал Чанбин, не скрывая беспокойства. – Тут куча охраны, Чонин переживет без тебя час. Он предпринял еще одну попытку дотронуться, и Чан попятился назад, избегая прикосновения. В нем будто боролись два начала: одно хотело позволить дотронуться, другое яростно противилось. Он отошел еще на несколько шагов назад, врезаясь спиной в какого-то доходягу, и крупно вздрогнул. Осознав, что дальше ему отступать некуда, он тяжело вздохнул, и, глядя на Чанбина с тоской, мысленно сдался. Вернулся обратно, облокачиваясь бедром на спинку дивана и наклонил голову в доверительном жесте. Контраст ледяных ладоней с разгоряченным телом пришиб обоих, и Со поспешно отодвинулся, не желая причинять еще больше дискомфорта. Чан, кажется, покраснел сильнее, дыхание сбилось, и тело слегка подрагивало (или у Чанбина уже просто ехала крыша), но он стойко продолжал делать вид, что все в порядке. Выходило не очень убедительно. – Пожалуйста, – пробормотал он. – Мне просто надо дождаться вечера, хорошо? Отказать такой безнадежной мольбе в глазах Чанбин не мог. Хотя ему казалось, что оставлять напарника в этом плачевном состоянии еще на несколько часов – идея глупая, но если тот против, значит, у него на то есть причины. Со привык ему доверять. – Я понял, – кивнул он. – Но я буду тут все время. Попроси, если тебе что-то понадобится. – Спасибо, – улыбнулся Чан и добавил тихо, так, чтобы Со не услышал. – Ты слишком хороший. Но он услышал. Это Чан слишком хороший, подумал он. Так переживает за Яна, что не хочет оставлять не на минуту. Ничего удивительного, что именно он продержался с наследником так долго. – О, а вот и мой спаситель! – хихикнул подвыпивший Хенджин, замечая, наконец, Чанбина и махая ему рукой чуть агрессивнее, чем тот требовали правила приличия. – Добрый вечер, сэр, – сдержанно кивнул ему Со. – Развлекаешься тут с Чаном, да? – встрял Чонин, озвучивая вопрос самым ехидным тоном из возможных (Чанбин и не знал, что люди могут так говорить!) и перегнулся через спинку, беззастенчиво хлопая того по заднице. Бан вздрогнул всем телом и непроизвольно ухватился за Чанбина, зажмурив глаза. Удивленно перехватив напарника под локоть, Со кивнул. Тело в его руках так вздрогнуло, что он сам почувствовал недомогание и отстранился. Просто помочь продержаться до вечера, он помнил. Ничего сложного. Вдруг его взгляд упал на кучу коробок, которые сооружали собой одну большую кучу всяких полезных и не очень вещей, и он спохватился, вспоминая важное. Подарок! Обычно приглашенные гости дарят имениннику подарок – даже в мафиозных кругах это правило работало (подарки, конечно, были чуть дороже, но суть оставалась той же). – Я принес вам кое-что, сэр, – обратился он наследнику, скрывая смущение от того, что умудрился забыть про самое важное. – Удиви меня, – больше, кажется, наслаждаясь реакцией Чана, проговорил Ян. Вытащив небольшую коробочку из внутреннего кармана пиджака, Со протянул ее Чонину. Изначально на идею для подарка его, как ни странно, натолкнул Чан – тот любил украшать пальцы многочисленными кольцами, и однажды, когда Чанбин в очередной раз залип на чужие руки, его голову посетила чудная идея подарить наследнику какой-нибудь незатейливый аксессуар. Свой выбор он остановил на обычных серьгах. Ничего примечательного, конечно, но Ян любил бижутерию, и Со решил, что серьги будут вполне приемлемым подарком. Не слишком дешево, не слишком вызывающе, он бы и сам такие носил, если бы статус позволял. Не всегда, конечно, может, по праздникам. Чонин с интересом разорвал бумажную упаковку и выудил оттуда замшевую коробочку приглушенного темно-синего цвета. Скрупулезно выбирая упаковку (и слегка надоев консультанту своими придирками), Чанбин, спустя добрый час поисков смог найти нужный цвет, и сам в него влюбился. Не то чтобы ему было настолько важно оформить подарок красиво. Ему правда не было. Но Чонину, кажется, тоже понравилось. Он с восторгом погладил большим пальцем бок коробочки, наслаждаясь шероховатостью материала, а затем аккуратно поддел крышку, открывая упаковку. Две элегантные серебряные серьги идеально занимали внутреннее пространство и, отражая свет множества ламп, занимающих гостиную, сияли в руках наследника. Брови последнего поднялись в немом удивлении и он с трудом перевел восторженный взгляд на Чанбина. – Это правда мне? Чанбин сдержанно кивнул и отвернулся, пытаясь скрыть смущение. Чувствуя, как краснеют щеки, он неловко почесал затылок. Искренняя радость разливалась в груди при мысли о том, что старался он не зря. – Надень их мне, Джинни! – требовательно постучал Чонин по колену друга. Тот кивнул захмелевше, выуживая бижутерию из упаковки чуть менее аккуратно, чем того бы хотелось Чанбину. Кое-как справившись с застежками – не очень просто пытаться в мелкую моторику на пьяную голову – Хенджин сумел-таки заменить одни серьги на другие, даже не лишив Чонина ушей. Тот довольно покрутился перед ним, позируя. Хенджин в ответ что-то проговорил и захлопал, но Чанбин не смог расслышать из-за гама других гостей. Он и не замечал, как тут на самом деле было шумно. – Мне очень нравится, – расплылся Чонин, и Со улыбнулся. Если нравится начальнику, ему нравится тоже. – Сходите выпить, а то Чан, кажется, совсем плох. Только не давай ему напиваться слишком сильно, он понадобится мне позже. В ответ на это Бан злобно зыркнул на него, но сопротивляться не стал. Быстрое подмигивание в качестве ответа не укрылось от глаз Чанбина, но он решил никак это не комментировать, в конце концов, у него был четкий приказ (который больше походил на просьбу). Он протащил Чана сквозь толпу к барной стойке, усаживаясь на один из пустых стульев. Ноги оказались слишком высоко от земли, но он не подал виду, уверенно опираясь на стойку локтями в поисках опоры. Чан остановился рядом и присаживаться не спешил, так что Чанбин одарил его выжидающим взглядом. – Я постою, спасибо, – произнес тот, облокачиваясь на стойку. Заказал что-то некрепкое и уставился на ряд разноцветных бутылок, не желая объяснять больше. Чанбин пожал плечами и оставил расспросы. Весь вечер Чан вел себя странно, и Со смирился. Может, он и правда заболел, а может, просто встал не стой ноги. Или докопался кто. Да мало ли. В конце концов, если захочет, попросит помощи сам – Чан был не из тех, кто из-за гордости решит гробить жизнь тупыми поступками, это Чанбин знал точно. Значит, это не настолько важно. Чанбин заказал колу и меланхолично потягивал жидкость, вслушиваясь, как в стакане медленно лопаются пузырьки. Это в какой-то мере успокаивало. Он догадался, что к ночи все будут слишком пьяны, и отвозить Чонина домой придется именно ему, да и пить алкоголь ему не рекомендовалось – рана пока зажила не до конца, поэтому он решил заказать напиток максимально нейтральный для его самосознания. За спиной раздался хлопок от взрыва воздушного шарика, и он обернулся, отвлекаясь на происходящее. Местные конкурсы и безуспешные попытки участников победить выбили из него пару сдержанных смешков. А вот попытки развести Чана на разговор окончились провалом – тот каждый раз упорно отмалчивался или сворачивал диалог. – Так ты уже подарил Чонину подарок? – предпринял последнюю отчаянную попытку Со. – Ага. – И… Какой? – он и сам почувствовал, что пора бы замолчать, но любопытство не позволяло ему уняться. – Самый дорогой, – одарив через всю комнату самым тяжелым взглядом Яна, произнес Чан, и уставился обратно в свой напиток. Похоже, больше здесь ловить было нечего. В конечном итоге, Чанбин не нашел себе лучшего применения, чем пялится на огромный циферблат, висящий посреди гостинной, ожидая, когда вечеринка закончится. И иногда поглядывать, чтобы Чонин не убился, конечно. Тому, впрочем, было вполне весело и без его вмешательства. Новые серьги в его ушах игриво поблескивали при каждом движении, и Со отчего-то не мог оторвать от них взгляд, наблюдая завороженно. Наконец, когда толпа постепенно начал редеть, Чанбин подхватил в меру захмелевшего Чана и повел к дивану. – Мне правда очень нравится, – вдруг посреди пути произнес Чан. – Ну, то, как ты выглядишь. Ты очень красивый. То ли алкоголь развязал ему язык, то ли он вдруг набрался решимости высказать тревожащие его мысли, но в его голосе сквозила такая искренность, что сомневаться не приходилось: он говорил правду. Чанбин так удивился, что смог выдавить лишь глубокомысленное: – Э, ага, – и уставиться тупым взглядом на свою цель. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на Чана. На диване “золотой молодежи” Минхо уже подхватывал под белы рученьки растекшегося по дивану Хенджина с крайне неучтивым выражением лица. Чонин, на удивление, выглядел гораздо лучше, и даже успел отвесить пару шуточек, пока провожал гостей до выхода.Он редко налегал на алкоголь и, похоже, собственный праздник не был исключением. Завидев приближающихся напарников, он расплылся в улыбке и протянул руки к Чану, перехватывая того поперек груди. – Это я забираю, – довольно произнес он. – Нам нужно будет кое-что обсудить наверху, а ты пока подожди нас в машине. Мы быстро, обещаю. При этих словах Крис громко сглотнул, что не скрылось от ушей Чанбина, но, как хороший друг, он решил не заострять на этом внимание. На чем он заострил внимание, так это на том факте, что на втором этаже находились в основном спальни хозяев. Роскошные, конечно, и наверняка там будут стулья и столы, но все же. Разве в них удобно что-то обсуждать? Впрочем, это не его ума дело, подумал Чанбин, и, кивнув, собрался было направится к машине, как вдруг услышал заглушенный всхлип. Обернувшись, он зацепился взглядом за удаляющуюся парочку, почувствовав себя совсем плохо. Чан уткнулся в плечо Чонина, пока последний проводил рукой по его заднице – точно как во время праздника. Более того, страшно хитрая улыбка не сходила с его лица. Чанбин отвернулся и ускорил шаг. Просто добраться до машины. Просто разогреть машину. Просто дождаться в машине. Простой план. Все просто. Когда он доплыл до парковки, до его заполошенного сознания, наконец, дошло ужасное – ключи остались у Чонина, а на улице уже сгущались сумерки, и порядком холодало. В принципе, если бы он быстро вернулся, то не помешал бы ничему важному. По крайней мере, он на это рассчитывал. Можно было бы, конечно, подождать в гостинной, но у него же есть четкое задание, так? Четкие задания надо также четко выполнять, так его учили. В здании было на удивление тихо, в гостинной лишь пара человек собирали оставшийся мусор и драили полы. На втором этаже, похоже, вообще никого не было. Почти. Обнаружить комнату, в которой остались Чан с Яном не составило труда – это была, собственно, комната последнего, в которой он всегда ночевал, когда останавливался в доме отца. Довольно очевидный выбор, подумал Чанбин, взбираясь по лестнице и мягко ступая по коридору. Шерстяной ковер, покрывающий пол, совсем приглушал шаги, и он почувствовал себя третьесортным шпионом. Но ведь у него не было причин скрываться, правда? Ровным шагом подойдя к двери, он уже собирался постучать, как разобрал через стену чужой голос. Порядком сбитый голос, как от долгой пробежки. Преграда между ним и комнатой была достаточно тонкой, чтобы при желании можно было разобрать большинство звуков, доносящихся из помещения. Чанбин зачем-то затаил дыхание и прислушался. – Тебе такое нравится, да? – разобрал он голос Чонина. – Весь день мечтал о моем члене? Сердце Чанбина пропустило удар. Чан вторил глухим хныканьем, будто уткнулся куда-то лицом. Или, скорее, будто его куда-то уткнули. Со расслышал шлепок, а затем вновь зазвучал голос младшего, но в его голове отчетливо звучал лишь оглушающий пульс, перекрывая остальные звуки в мире. Догадки у него, конечно, были, да и слухи доходили тоже, иногда между братьями ходили разговоры. Однако, будучи простым человеком по натуре, он и мысли не допускал, что они могли оказаться правдой. Зря. По этой же святой наивности он давил в себе растущие по отношению к Чану и Чонину чувства, полагая, что на взаимность стоит рассчитывать только в какой-нибудь параллельной вселенной. Впрочем, действо, невольным участником которого он стал, еще не означало, что он и его чувства и правда окажутся взаимными. Боже, ему определенно не об этом стоит сейчас переживать. – Ты такой хороший мальчик, выдержал весь вечер с этой пробкой. Тебе, наверное, было жутко неудобно, я тобой горжусь, – Чонин усмехнулся. Еще один шлепок, и громкий стон Чана заставил ноги Чанбина подкоситься. Он оперся на стену, чтобы не грохнуться позорно на пол. На ту самую стену, в которую с другой стороны, судя по всему, упирался Чан. Блядство. Со впился пальцами в шершавую поверхность, отчаянно пытаясь вернуться в реальность, но попытки эти окончились безуспешно. Он спиной чувствовал вибрацию чужого голоса, и сам чуть не простонал. Зажал себе рот рукой, чувствуя, как по шее за ворот рубашки стекает пот. – Пожалуйста, хён, – проскулил Чан. Все это ощущалось как ебанутый сон. Чанбин даже ущипнул себя за ладонь, но боль ощущалась вполне реально, хуже того – вполне реально ощущалось растущее в штанах возбуждение. Просто. Пиздец. Попытка представить мерзкие вещи, от которых в обычное время его бы порядком затошнило, тоже не принесла плодов – напротив, в голову лезла только картина происходящего за его спиной. Очень красочная картина, надо сказать. Почему богатое воображение решило проявить себя именно сейчас, было решительно непонятно, но благодарен Чанбин не был. Окончательным аккордом в этом саундтреке безумия была на долю секунды оглушившая его мысль: он был бы совсем не против оказать зажатым между этими двумя сейчас. Осознание ударило под дых, и он не выдержал. Со стыдом стек по стене на пол, физически ощущая, как их разделяют лишь жалкие пара сантиметров стены, и подавил в себе желание взвыть. Чан за спиной всхлипнул, и Чанбин чуть не всхлипнул вместе с ним – он звучал так идеально. Хотел бы Со сам когда-нибудь выбить из него такие звуки. Так, стоп. Стоп-стоп-стоп. Не хотел бы. Чонин ему голову за такое открутит. Хотя, как звучит Чонин он бы тоже был не прочь выяснить... Пиздец. Кромешный беспросветный пиздец. Будто вторя его мыслям, Ян, вжимающий Чана в стену, зазвучал, и у Со кровь застыла в жилах. – Хотел бы, чтобы наш милый Бинни увидел тебя таким? Отчаянно нуждающимся, растраханным, наглядной иллюстрацией к слову “разврат”? – Инни, пожалуйста… – прохрипел Чан. Окончание фразы потонуло в стоне, вызванном очередным толчком. – Хотел бы разложить его тут? – не останавливался Ян. – Или, лучше – чтобы он разложил тебя? Вытрахал всю душу? Увидел, какой ты на самом деле нуждающийся? О, и я был бы совсем не против, пронеслось в голове Чанбина, и он заглушил отчаянный скулеж. Что было бы, если бы они услышали? Увидели его, такого невменяемого от одних только разговоров. Затащили бы в комнату. Наказали. Потому что хорошие мальчики не подслушивают, верно? Забывшись, Со стукнулся затылком о стену в дикой попытке избавиться от мыслей, и на долю секунды это действительно помогло, шум в голове побежденно затих. С другой стороны тоже наступила тишина. Ох. – Ты слышал? – встревожился Чонин. – Что за стук, блять? – Может, опять уборщица подметает, – пытаясь отдышаться, произнес Чан. – Ты же не бросишь меня сейчас? – Конечно, нет, Чанни, – мурлыкнул Ян ему в лопатку. – Но если какой-то долбоеб подслушивает, я выясню, кто, а потом убью его. Теперь реально пора убираться, понял Чанбин. Он с трудом поднялся, чувствуя себя так, будто его ноги сделаны из ваты, и хотел было уже вернуться в гостиную, чтобы дождаться их там как ни в чем не бывало. Потом понял, что это во всех отношениях глупая идея – сидеть там со стояком бог знает сколько времени, ожидая, пока они закончат. А потом еще машину везти в таком состоянии. Ну уж нет. Он развернулся и решительным шагом направился в туалет, заранее смиряясь с тем, какой позор сейчас испытает. Уборная встретила его мертвой тишиной. В здании почти никого не осталось, но он все равно решил занять самую дальнюю кабинку. Лучше перебдеть, как говорится. Тяжелый вздох заполнил ограниченное пространство, когда он запустил руку в трусы, обхватывая полувставший член. Беспомощный стон вырвался из груди, когда он представил, что они знают. Как Чонин усмехнулся бы и назвал его жалким. Как Чан провел бы по его щеке ладонью и выдохнул в рот, смотря на него сочувствующе. Как, наконец, поцеловал бы его. Он начал надрачивать, и пошел в своих фантазиях дальше. Подумал о том, как Чонин прижался бы к нему со спины и дотронулся до чувствительных сосков через одежду. Как припал бы губами к шее, оставляя болезненные укусы, пока Чан вылизывал его рот и терся бедрами о член. Как он попросил бы их поцеловаться и, боже, они с готовностью согласились бы, целуясь прямо перед его лицом, так, чтобы он мог уловить каждую эмоцию, каждое сокращение мыщц. Как пухлые губы Чана совсем покраснели бы, а Чонин хищно облизнулся, припадая к нему снова, посасывая чужой язык, не давая передышки. И как они раздели бы его, оставляя беспорядочные ласки на теле, как прижимались бы с двух сторон распаленными телами, и от жара он чувствовал бы, что задыхается, вот-вот потеряет сознание. Но Ян бы не позволил ему, разводя бедра и входя одним движением. И как Чан присоединился бы к нему, беспорядочно вдалбливаясь в податливое тело, растягивая его так отчаянно, вызывая такие похотливые звуки… Он зажал рот рукой, чтобы не выдавать свое присутствие, и унизительно кончил, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Он много в жизни повидал, но дрочить на начальника и его телохранителя в – шикарном, чего уж скрывать – тройничке? К такому его жизнь не готовила. Оторвав кусок туалетной бумаги, он вытер следы своего грехопадения и смыл их в унитаз вместе с чувством собственного достоинства. Кое-как вытек из кабинки, попытался умыться и чуть не вскрикнул – из зеркала на него смотрел настолько побитый жизнью человек, будто между ним утренним и им вечерним был разница в несколько лет, не меньше. Привести в порядок это существо было нереально, но он сделал свою лучшую попытку. Тихо пробрался мимо злополучной комнаты – с той стороны тоже было тихо. Либо они уже закончили, ждут его внизу, и у них будет много вопросов (что пиздец), либо вот-вот спустятся (что тоже пиздец, но поменьше) – сделав эти несложные умозаключения, он ускорил шаг и поспешил вниз, с облегчением обнаруживая пустой зал. Влетел в диван и старательно сделал вид, что все в порядке. Получилось, мягко говоря, не очень, но едва ли его это волновало. К моменту, когда объекты его фантазий спустились-таки в гостиную, он успел посчитать количество клеток на полу, досчитать до что-то около пятиста овец и, что самое важное, расслабиться и почти даже отпустить ситуацию. Вот только когда он увидел довольные лица, воспоминания автоматически всплыли в голове графичными картинками, и он не нашел ничего лучше, чем уставиться в пол, чувствуя, как стремительно краснеют щеки. Этого еще не хватало. – Прости, мы немного задержались, – махнул рукой Чонин. – Вопрос оказался очень… Деликатным. – Не сомневаюсь, сэр, – нервно ответил Чанбин, чувствуя, как медленно сходит с ума. – А ты чего тут сидишь, кстати? – Ключи у вас остались, – выдавил Со. – На улице было холодно ждать. – О, – понимающе кивнул Ян. – Ну, тогда отвезешь нас домой, да? – Конечно. Обожаю возить людей домой, – эхом вторил ему Чанбин, не поднимая взгляд. Чонин непонимающе уставился на Чана, но тот ответил ему таким же непонимающим взглядом, разводя руками. Может спать хочет, мол. Пока они, как ни в чем ни бывало, расположились на заднем сидении машины и обсуждали крайне занимательную историю из жизни наследника, Чанбин не проронил ни слова. Чувствовал он себя крайне неуютно и боялся ляпнуть что-нибудь, что поставит его в неудобное положение. Все его мысли, рано или поздно, принимали вполне конкретное направление, каждый раз возвращаясь к прошедшим событиям, и он решил молчать. *** И молчал весь следующий месяц. Нет, конечно, он отвечал по делу, но не более того – ему было элементарно стыдно смотреть им в глаза. И он угасал. Чувствовал, что чем сильнее отдаляется, тем опустошённее себя чувствует. Они чувствовали то же. Чанбин видел, как с каждым днем они становятся все мрачнее, и желание помочь боролось со страхом быть отвергнутым. Хуже всего был тот факт, что в конечном счете страх победил, и он пустил ситуацию на самотек, жадно надеясь, что кто-нибудь решит все проблемы за него, но такой человек, как назло, появляться не спешил. Одним днем в столь же мрачном настроении он отвозил Чонина в усадьбу Хванов. Хенджина теперь отпускали из дома только по очень требующим его непосредственного присутствия делам, и Чонин таким делом, очевидно, не являлся. Скажем так, в списке приоритетов после случившегося в казино он стал занимать почетное третье место. С конца. Он все понимал, конечно, и не жаловался – по крайней мере, им все еще разрешали видеться, хоть какое-то достижение. Несмотря на вычурный внешний фасад, внутри поместье Хванов было обставлено просто, но со вкусом. Интерьер не пестрел цветами, которые могли бы отвлекать на себя внимание, и работать в такой обстановке было гораздо удобнее. Когда Чанбин попал сюда в первый раз, то очень удивился – он ожидал наткнуться на позолоченный декор и мебель, которая стоила бы больше, чем его жизнь, а реальность импонировала ему сильнее. За долгими беспредметными разговорами двух наследников он и не заметил, как наступил вечер. Вчетвером они расположились в уютном кабинете самого Хенджина, и с каждой новой поднятой темой комната все больше окрашивалась теплыми оттенками заходящего солнца. За окном медленно, но настойчиво в свои права вступала весна, и Чанбин невольно залюбовался неспеша покрывающимися зеленцой деревьями, мирно покачивающими кронами на ветру. Он не сразу заметил, что в комнате остались двое, только он и Хенджин собственной персоной. Оглянувшись обеспокоенно по сторонам и не обнаружив своих спутников в пределах досягаемости, он непонимающе уставился на расслабленно разлегшегося в кресле напротив Хвана. – А где?.. – Сладкая парочка? – Хенджин улыбнулся, сладко потягиваясь в своем вместилище. – Ушли на кухню. Кажется, Инни хотел поесть. – Почему меня не позвали? – Чанбин поднялся и хотел уже раскланяться в прощальном жесте, но Хенджин остановил его движением руки. Присядь обратно, мол. Чанбин, не будь дураком, присел, неловко ёрзая на диване. Без вечной стены в виде Чонина и Чана, всегда находящихся поблизости, он чувствовал себя некомфортно, незащищенно даже. И когда так успел привыкнуть к их присутствию? – Вообще-то, – начал Хван также неуверенно, как будто почувствовал изменившееся настроение собеседника. – Я хотел с тобой поговорить. – О чем нам с вами разговаривать? Хенджин покачал головой, как будто поднимаемый вопрос был для него очень болезненным. Скорее всего, он и был, решил Чанбин – он не чувствовал в чужом поведение наигранности. По крайней мере, не повредит выслушать, что тому есть сказать. – Видишь ли, не знаю, заметил ли ты, но… – он остановился на паузу, подбирая лучшие слова для выражения мыслей. – Инни в последнее время ходит, как в воду опущенный. Чан тоже, конечно, но с ним мы знакомы меньше, так что разницу уловить сложнее. “Но я уловил”, – понял подтекст Чанбин. – Я пытался расспросить их обоих о происходящем, и вместе, и каждого по отдельности, но ничего путного так и не узнал. Он совсем поник, как будто ему было стыдно признаваться в собственной некомпетентности. Чанбин его не осуждал, не всегда должно удаваться легко получать информацию, даже если твоя цель – собственный друг. С кем не бывает, в конце концов. – Так… Зачем вам нужен я? – осторожно подтолкнул его Чанбин. – Ты моя последняя надежда разобраться в этом, если честно, – улыбнулся Хенджин, пожав плечами. Кажется, ему стало немного легче. – И зачем вам это? Хван воззрился на него с таким оскорбленным видом, как будто Со обозвал весь его род через третье колено. Тут же захотелось забрать слова назад. – Инни мой лучший друг. Единственный друг, вообще-то. Почему бы мне не беспокоиться за него, когда в его жизни происходит какая-то сомнительная история, но он слишком гордый, чтобы делиться со мной? Потому что, видите ли, “не хочет обременять меня своими проблемами”. Я его уже столько раз обременял, что по гроб жизни обязан, а он…. – Хенджин замолчал, поняв, что начал болтать лишнего. – В общем, буду очень признателен за любую поддержку. Резонно, подумал Чанбин, в реальности просто кивнув. Он бы и рад помочь, но вставал очевидный вопрос: каким образом вывалить на Хенджина происходящее, что вообще можно было вываливать и в каких подробностях? С сомнением он взглянул на расположившуюся перед ним фигуру наследника, но та никаких подсказок давать не собиралась. – Кажется, это я виноват, – отвел Со взгляд. – Но я не уверен, как правильно об этом рассказать. – Расскажи, как есть, – Хенджин наклонился вперед, глядя обеспокоенно и одновременно сочувствующе. – Я тебе должен еще за ту нелепую историю с нападением. Постараюсь помочь, чем смогу. Да чем тут поможешь, подумал Чанбин. Как Хенджин ко всему этому отнесется вообще? Определенно не стоит рассказывать ему про эпизод в туалете. И коридоре-комнате, раз уж на то пошло. Он, конечно, человек хороший, и осуждать не станет, но они правда не настолько близки. – В общем, – начал он неуверенно и остановился. Какая уж тут уверенность. Хенджин воззрился на него с плохо скрываемым интересом, и от этого Чанбину стало смешно. И полегчало. Немного. – В общем, я, кажется, влюбился в Чонина и Чана, типа, как, одновременно, и боюсь, что они отвергнут мои чувства, а потом убьют и бросят тело в канаву, – выдал он скороговоркой и зажмурил глаза. Чертовски, нахрен, неловко. – О, – глубокомысленно выдал Хенджин. – О. Осторожно приоткрыв один глаз, Чанбин следил за чужой реакцией. С пару секунд Хван залип в стену, а потом разразился таким исступленным хохотом, что Со правда испугался, как бы у того сердце не отказало. Сам он ничего смешного в ситуации не находил. – Ужасно, – выдохнул Хенджин, почувствовав, как начинает задыхаться. Чанбин был с ним согласен. – И поэтому ты решил игнорировать их до конца своих дней? Боже. Типа, вариант поговорить словами, как нормальные взрослые люди, ты не рассматривал? Чанбин растерянно кивнул. По части отношений он был не то чтобы профаном, но и до почетной золотой середины никогда не дотягивал, так, твердая четверочка. До этого момента у него были несколько серьезных отношений, но ввиду специфики жизни, оканчивались они довольно болезненно, так что опыта у него было немного (но достаточно, как он считал), хотя определенной пикантности добавляло то, что людей на этот раз было двое. В общем, такой вариант развития событий, с диалогами и прочим, ему даже в лучшие дни ему в голову придти не мог. Захотелось как следует приложить ладонь ко лбу. – Я не буду называть тебя дураком только в качестве признательности за спасение, – хихикнул Хенджин. Но вы ведь уже назвали, подумал Чанбин, но спорить не стал. – Так и… Что мне делать? – Ну, для начала перестать переживать по этому поводу, мы же не звери тут, серьезно. Чонин последний человек, который стал бы убивать кого-то за пылкое признание, – с ученым видом изрек Хван. – Может, перестал бы с ним общаться, но это максимум. – Когда-то давно, он долгое время избегал меня, потому что я надел на встречу ужасный галстук. Во взгляде Хенджина таился очередной взрыв смеха, но он изо всех сдерживал этот порыв. Только из уважения к Чанбину. – Уверен, это было не из-за галстука, – со сдержанной улыбкой произнес он. – Не буду предполагать, какие у него были причины, но это точно был не галстук. Я имею ввиду, ты видел, как я одеваюсь? Он указал на свой сегодняшний наряд, состоящий преимущественно из слегка просвечивающей бирюзовой рубашки и облегающих кожаных брюк, и покачал головой. Да, возможно, проблема была не в этом. – Ладно, может, у него были другие причины, – сдался Чанбин. – Но, серьезно, что мне делать-то? Хенджин закатил глаза так сильно, что – Чанбин был уверен – увидел собственный мозг. – Просто. Поговорить, – выделяя каждое слово для пущей драматичности, произнес он. – Расскажи о своей чистой и искренней, укрась эпитетами, добавь красок – они проникнутся, я уверен. Чанбин уверенность не разделял. – И что делать, если они откажут? – “И, что хуже, если согласятся?”. – Ну, в нашей семье всегда найдется для тебя местечко, – пожал Хенджин плечами. – Но, я уверен, это лишнее, ты просто себя накручиваешь, вот увидишь. Разве они смогут отказать такому милашке? Чанбин посмотрел на него со скепсисом, но промолчал, мысленно смиряясь со своей участью. И почему голосом разума в этой истории должен был стать Хенджин, а не он сам? – Ладно, – в конце концов выдал Со побежденно. – Я поговорю с ними. Как нормальный взрослый человек. – Вот это настрой! – хлопнул Хван в ладоши. – Так держать, все будет хорошо! Будет ли? Поднявшись с насиженного места, Чанбин поклонился в знак прощания и выскользнул из комнаты под аккомпанемент словестных подбадриваний. Свою прямую цель они, конечно, не выполняли, но ему хотя бы стало смешно со всей этой ситуации. Оставалось только придумать, как обрушить свои чувства максимально элегантно. Ну, или, хотя бы, с наименьшими потерями. Перед выходом Чанбин обернулся и со всей искренностью, наполняющей его грудь после разговора, произнес: – Спасибо вам. Ну, что выслушали и вправили мозги. Хенджин хихикнул и наклонился, прижав ладонь к груди, в притворном жесте благодарности. На золотистые локоны упали лучи заходящего солнца, и Чанбин, рассеянно наблюдая за игрой света, подумал, что искренне желает этому человеку счастья – быть может, тот был одним из самых открытых людей, каких он когда-либо встречал. В тех условиях, в которых ему приходилось прибывать, сохранять эту открытость было совсем непросто, и Со проникся к нему уважением. – Покорный слуга всегда к вашим услугам, – поднял лицо Хван, и на его лице играла довольная улыбка. – А теперь беги навстречу своему счастью, и не забудь потом рассказать, как все прошло! *** План был прост, но от того не менее эффективен: заманить их домой к Чонину (потому что там явно меньше посторонних глаз, чем вокруг его квартиры) и в изысканных деталях, как и посоветовал Хенджин, описать им ситуацию. Он даже текст написал. Единственный жалкий клочок бумаги, который он смог отыскать, речью впечатлен не был, но Чанбин предпочитал игнорировать мнение продукта истирания древесины. Поэтому он подгадал очередной вечер, когда у них не было работы, и с крайне прямым лицом сообщил, что у него имеется вопрос, который можно обсудить исключительно в приватной обстановке. Чонин не спорил, хоть и состроил недоверчивое лицо. Сподручным оказался тот факт, что они с Чаном жили вместе. Раньше Чанбин думал, что того требовали правила безопасности, но после некоторых вышеобозначенных событий осознал настоящую причину (и, к своему удивлению, почувствовал укол зависти). Здорово было, наверное, просыпаться вместе, готовить завтрак, одеваться, смеяться, целоваться… Так, соберись. Жилье их представляло собой маленький – особенно по меркам некоторых других наследников крупных мафиозных группировок – дом на отшибе города. Здесь было тихо, безмятежно и в целом уютно, но, что важнее, найти это место без предварительного знания было слишком тяжело, чтобы кто-то действительно этим занимался. В общем, Чанбин знал, что делал, когда выбирал это место. Он бывал тут не часто, но дорогу помнил. Несколько раз даже заходил на чай, но дальше ароматного напитка и неловких разговоров такие посиделки никуда не заходили. Может, оно и к лучшему – тогда он был явно не готов даже помыслить о чем-то выходящем за рамки деловых отношений. А теперь по своей же инициативе вёз ошарашивать их импровизированную команду (не без моральных метаний, конечно, но когда что-то вообще происходило без них). До чего жизнь таит иногда интересные повороты, воистину. В гробовой тишине они зашли в дом, по очереди помыли руки и расположились в гостинной. Чан уплыл куда-то на кухню, ссылаясь на этикет и что, вообще-то, разговаривать без чая совсем не по правилам их дома. Чанбин заметил, что у него подрагивали пальцы. Он просто сбежал. Но ведь Чанбин пока ничего не сказал, даже не намекнул. Из-за чего он переживал? В гостинной остались только они с Чонином. Последний, после недолгой, но тяжелой паузы, обдумал что-то, и, вскинув голову, без запинок (как будто репетировал, ей-богу!) произнес: – Очевидно, ты узнал про нас с Чаном и теперь хочешь попросить о переводе, я правильно понимаю? – Чанбин удивился, тут же возмущенно намерился возразить, и уже набрал грудью воздух, когда Чонин остановил его движением руки. – Не перебивай. Я найду тебе хорошую должность, если ты пообещаешь молчать об этом. В ином случае – ты знаешь, что тебя ждет. Со сглотнул. Такой Чонин, властный и уверенный в своих решениях, пробуждал в нем какой-то странный восторг. Восторг, который, хоть и был приятным всему его существу, но одновременно очень отвлекал от начального плана (с речью и прочим), так что он замялся на пару секунд, пытаясь собрать себя обратно. Этих пары секунд хватило, чтобы в комнату вернулся Чан и, расставив чашки на журнальном столике, занял свое место рядом с Чонином. Его охватывала нервозность, куда более очевидно проявляющаяся, по сравнению с нервозностью Яна, но оттого не менее тяжелая, и Чанбину стало неуютно, что они нервничают так из-за обычного недопонимания. Он опять собирался объясниться, когда Чан, смотрящий куда-то сквозь него, и не замечающий его потуг, подал голос. – Мы и сами не были достаточно осторожными, – вздохнул он. – Просто если об этом все узнают, ну, официально… В общем, хотелось бы этого избежать. Так что, пожалуйста… Не выдержав, Со решил, что меньшей потерей будет перебить чужой словесный поток, раз уж он идет в совсем уж противоположную сторону от той, в которую планировал ввести он (хоть это и грубо). – Так, стоп! – воскликнул Чанбин, обрывая Бана на полуслове. – О чем вы вообще? Я пришел не за этим. В смысле, я и правда узнал о вас, но… Он стушевался. Вся речь, которую Со так долго репетировал, исчезла в смятении, которое он испытывал. Это было глупо. В смысле, придумывать текст и все такое. Стоило догадаться, что в лучших традициях романтических историй, он забудет все слова в последний момент, и не найдет новых, чтобы в полной мере выразить свои чувства. И на что он только рассчитывал, когда слушал Хенджина? Конечно, со стороны судить было легко, но находясь здесь, под тяжелым вниманием двух встревоженных пар глаз, которые сполна выдавали необоснованное, но оттого не менее искреннее, беспокойство хозяев, было просто… Слишком. Может, не стоило вообще все это затевать? Нет. Это просто защитный механизм. Он должен это сделать. Не только для себя, но и для них, это будет, по крайней мере, честно. Он вздохнул и сгорбился, чувствуя, будто весь вес мира опустился на его плечи. Нужно просто начать, начинать – это всегда самое трудное, он это знал, но легче от этого напоминания почему-то не становилось. – Просто… Я не знаю, как это правильно сказать, – ну вот, как он и думал, ничего путного не выходило, слова в предложения никак не складывались. Он потер руками вспотевшее лицо и тяжело вздохнул. Нельзя было просто сказать “давайте встречаться!”. Ну, то есть, можно, конечно, но в таком случае вероятность того, что они сочтут это за ужасный пранк, а потом выкинут за дверь (потому что Чонин не злой и убивать его не будет, спасибо Хенджину за объяснение), росла в геометрической прогрессии. Кажется, его молчание только напрягало их сильнее, потому что когда он поднял взгляд обратно, то наткнулся сначала на чужие руки, сплетенные пальцами в жесте поддержки (очевидно, Чан и Чонин сделали это неосознанно), а потом и на их владельцев целиком. Оба они наклонились слегка вперед, будто боясь упустить любой вздох, а в их глазах читалась знакомая надежда, такая же, какую он случайно замечал, когда проходил мимо зеркал, думая о них. Может, это было наваждение, может, он выдавал желаемое за действительное, но если ему действительно не показалось – единственное, что нужно было сделать в таком случае, это облегчить их сомнения как можно быстрее. Любыми словами. – Просто вы оба мне нравитесь! – выпалил он в отчаянии и зажмурился. Блять. Как же это плохо. Секунды в воздухе висело молчание. Одна, две, три – Чанбин считал их инстинктивно, просто оттого, что каждая отдавалась в ритме его болезненно бьющегося о ребра сердца. Где-то от чужого движения скрипнул диван, но он так и не осмелился открыть глаза, как будто так никакие события извне не могли его затронуть. Глупо, конечно, и очень по-детски, но ему на самом деле было страшно. – Ты шутишь? – будто спустя тысячу лет подал голос Чан. – Потому что если да, то это очень тупая штука, – вторил ему Чонин, подтверждая свои слова кивком. Кажется. Чанбин не видел, но физически ощущал это. Так… Они злятся или нет? Из темноты было не разобрать, но он знал, что, как только решит покинуть ее, пути назад уже не будет. Как тогда, в больнице – только в этот раз решение нужно было принять осознанно. Он сжал ладони в кулаки и медленно выдохнул. На самом деле путь назад исчез еще в момент признания, пару мгновений назад, теперь оставалось только принять последствия. Осторожно, будто боясь спугнуть, он открыл глаза и уставился на них уставшим взглядом. Теперь они как будто растревожились еще сильнее, Чонин напрягся, как перед затяжным прыжком, а Чан болезненно сжал его ладонь, удерживая на месте, хотя на самом деле и сам был готов врезать за ужасную шутку. Чанбин был уверен, что он и правда это сделает, если не предпринять что-то прямо сейчас, поэтому он выговорил твердо, чтобы ни у кого из них не осталось сомнений насчет правдивости его намерений: – Нет. Нет, не шучу. И я приму, если вы больше никогда не захотите меня видеть, но, я уверен, было честно расставить все точки над “и”. Парочка удивленно переглянулась, и, спустя пару секунд тяжелого молчания (и телепатического разговора, видимо), Чонин истерически рассмеялся, и Чан последовал за ним. Чанбин удивленно смотрел на разворачивающееся перед ним действо, не совсем понимая, чего ему ожидать – было похоже, будто они неожиданно разделили на двоих безумие, и как их успокоить в таком случае, Со не представлял. – Это же… О боже… – не мог остановиться Чан, честно пытаясь выдать осмысленное предложение, но каждый раз прерываясь на очередной приступ хохота. – Теперь я понимаю, что значит неспособность к диалогу, – хихикал Чонин, прикрыв рот ладонью. Да какого хрена? – Кто-нибудь мне объяснит, что происходит? – не выдержал Чанбин. Чан тяжело выдохнул, пытаясь вернуться к душевному равновесию. Он стушевался, прямо как Чанбин во время признания, но, в отличие от, у него под боком была поддержка в лице Чонина, а потому он собрался с мыслями гораздо быстрее. – Я тоже не умею говорить красиво, поэтому скажу прямо: ты нам тоже нравишься. Давно, – он смущенно улыбнулся. – На самом деле, Инни даже дольше, чем мне. Такого ты точно не ожидал, да? – Да зачем ты… Господи, – пришла очередь Чонина смущаться. – Почему нет? Это мило. О. О. Ага. Стоп, что? Сказать, что Чанбин удивился, значило бы значительно преуменьшить степень силы его эмоций. Ему хотелось упасть лицом в ближайшую подушку и заорать так, чтобы весь город услышал его радость. Вместо этого, как и подобает адекватному и здравомыслящему человеку, он молча переводил взгляд с улыбающегося Чана на такого же улыбающегося Чонина (надо же, какой он милый) и не мог выдавить ни слова. Чонин быстро понял, что в ближайшее время ничего путного Со не выдаст, а потому решил объясниться сам, и заодно дать время Чанбину (за что тот был благодарен, но пока не мог вспомнить, как эту самую благодарность выражать). – Правда в том, что я заметил тебя, еще когда ты пришел сюда мальчишкой. Тогда я подумал, что ты очень сильный, раз продолжал хотеть выжить. И жить, – Чонин вздохнул. – Я не придал этому чувству значения, а потом в моей жизни появился Чан, и ты совсем пропал с радаров, так что я решил, что это было обычное восхищение, и забыл обо всем, пока мы не встретились снова, будучи взрослыми людьми. – На годовщине вашего отца, – закончил за него ошарашенный Со. Как приятно снова составлять слова в предложения. – Точно. Я тогда думал, что у меня крыша поехала, ведь нельзя же быть таким дураком, чтобы влюбиться в двух людей одновременно. – Оказывается, можно, – засмеялся Чан. – Я почувствовал примерно то же. Теперь Чанбин, наконец, смог сложить два и два – в тот день Ян вовсе не разозлился на него и не испытывал отвращение, а наоборот… Влюбился? Со перекатывал эту мысль в голове со всех сторон, но не мог перестать удивляться. Он влюбился задолго до того, как Чанбин вообще смог поставить под сомнение свои чувства к напарникам, и вынашивал эти чувства сколько? Год? Два? Скорее всего, даже больше, решил Чанбин, и восхитился, одновременно испытывая злость на себя за то, что был таким слепым дураком, и еще умудрялся переживать за сохранность собственной жизни. Хенджин был прав. Опять. – В общем, я наивно полагал, что это пройдет, но с каждой новой встречей чувства только обострялись. В конечном итоге, я не придумал ничего лучше, чем попросить у отца еще одного телохранителя. Конечно, все тесты были просто мишурой – я с самого начала знал, кого выберу. Чанбин закрыл глаза и мешком откинулся на спинку дивана. Это просто было слишком. Он был несказанно рад, конечно, но вместе с тем не мог избавиться от щемящего в груди чувства, что зря потратил столько времени. Занятый витанием в облаках, он не услышал, как зашуршала чужая одежда, и как диван вдруг прогнулся под весом присоединившихся тел с двух сторон от него. Поэтому, открыв глаза на подозрительную тишину, воцарившуюся в комнате, он вздрогнул от неожиданности – Чан с Чонином оказались слишком близко (для его судорожно полыхающего от переизбытка информации сознания, конечно, на самом деле они вполне уважительно отнеслись к его личному пространству). – Поэтому, если ты не против, – как ни в чем не бывало продолжил Чан, привлекая к себе внимание. – Будешь с нами встречаться? Чанбин попытался использовать человеческий язык, но вместо этого из горла предательски вырвался нечленораздельный писк. – Это “да”? – с сомнением посмотрел на него Ян. – Да, да, боже, да, – выговорил он скороговоркой. – Я и не надеялся… Я думал, вы меня убьете. Типа, буквально. – Я правда не настолько злой, – закатил глаза Чонин. – Но я слышал, как после праздника вы сказали… – Давай на ты, ради всего святого. – ...Ты сказал, что убьешь того, кто подслушивал, – Чанбин на самом деле был обеспокоен тогда, потому что звучало это заявление по-настоящему жутко, как будто Чонину не впервый раз приходилось такое проворачивать. На долгие несколько секунд воцарилась тишина. – Так это был ты?! – в ужасе воскликнули оба одновременно, так, что у Чанбина уши заложило. – Я думал, вы уже знаете?.. Как, по-вашему, я бы выяснил о ваших отношениях иначе? Чан стек вниз по дивану, закрывая покрасневшее лицо руками и бормоча что-то про “больше никогда не смогу смотреть ему в глаза”. – Как угодно еще, – выдавил такой же покрасневший кончиками ушей Ян. – Мы не очень старались в конспирацию рядом с тобой, если честно. – Ну, я не осуждаю, если что! – тут же попытался успокоить их Со. – Все нормально, я просто… Не ожидал. – И я никогда никого не убивал на самом деле, – продолжил Чонин с усталостью в голосе. – Это просто шуба, и, ну… Репутация моего отца. Все трое замолчали, думая каждый о своем. Чанбин – о развернувшихся перспективах, Чонин – о том, как можно было так бездарно спалиться, а Чан… Его мысли заняли вполне определенное направление. Он склонился ближе к Чанбину, переходя на шепот, но тот не отстранился, как ожидалось, а наоборот, с интересом придвинулся ближе – возможно, он решил, что ему больше нечего терять. – Можно тебя поцеловать? – нарушил тишину Чан. Две пары удивленных глаза уставились на него в ответ. Только если Чонин улыбнулся с плохо скрываемым предвкушением, то Чанбин, на контрасте, очень смутился. – А как же первое свидание? – попытался он скрыть неловкость за шуткой. Чан тут же заметно разволновался. – Ты хочешь на свидание? – всполошился он. – Если да, то мы можем устроить лучшее свидание! Я знаю пару мест в городе… – Нет, стой, я пошутил, – Чанбин аккуратно перехватил его за запястья, успокаивая мягким прикосновением. – Свидание может подождать, правда. Во-первых, ему стало неловко, что он заставил Чана волноваться. Во-вторых, он не был уверен, как к поцелую отнесется Чонин, а потому неуверенно обернулся для вопроса, только чтобы наткнуться на вальяжно расположившегося за его спиной Яна, который, судя по ехидному выражению лица только и делал, что ожидал грандиозное шоу. Но Чанбин все равно решил уточнить, поскольку учился на своих ошибках, и “словами через рот” теперь прочно засело в его голове. – Можно?.. – кивнул он в сторону Чана и для полноты картины вскинул бровь. “Словами через рот” выходило не очень, но начало определенно было положено. Чонин, впрочем, понимал его и без сложных формулировок – сказывались часы работы вместе, проведенные бок о бок. Удобно. – Конечно, можно! Боже, я мечтал посмотреть на это столько времени. К тому же, я следующий в очереди, – подмигнул он. Чанбин кивнул. Класс. Супер. Великолепно просто. Он и сам был очень воодушевлен, но одновременно с тем испытывал сильное смущение – целоваться при третьем человеке ему еще не приходилось. Будто почувствовав его душевные метания, Чонин осторожно опустил ладонь ему на затылок и ласково погладил сверху вниз, даря ощущение защищенности и безмолвного одобрения. Подавшись головой навстречу движениям, Чанбин почти промурлыкал от того, в какой восторг приводила его незатейливая ласка. Удивительно, но со своей задачей она справилась – он действительно почувствовал себя увереннее и спокойнее, а потом подумал “к черту”. Со придвинулся к Чану, чувствуя бешеное сердцебиение и с готовностью закрыл глаза, молча передавая инициативу старшему. Тот, похоже, не имел ничего против. Сначала он ощутил на губах теплое дыхание. Затем чужая ладонь согрела щеку теплом, успокаивая, даря чувство комфорта. Затем к его губам прикоснулись чужие, и он забыл, как дышать. Поцелуй был коротким – Чан быстро отстранился, обеспокоенно заглядывая в чужое лицо, ища признаки несогласия. Но сказать, что Чанбин испытывал радость, значило бы преуменьшить степень его восторга, более того, он хотел еще. Поэтому Со наклонился, притягивая Чана к себе, и аккуратно клюнул того в губы, затем еще и еще, не углубляя поцелуи, боясь распалиться. Тот с готовностью отвечал, льнул к рукам и всем видом показывал, насколько ему нравится происходящее. За спиной раздался сдержанный смешок, но оба его проигнорировали, боясь оторваться друг от друга. Когда взгляд Бана совсем поплыл, а сам он мелко задрожал в руках Чанбина, тот осторожно отстранился, продолжая рефлекторно придерживать голову, как будто боялся, что Чан может упасть. Но он мягко выпутался из чужих ладоней и завалился на спину, махнув рукой, всем видом показывая, что на первый раз для него достаточно. Чанбин мог бы и возмутиться, если бы физически не ощущал спиной тяжелый взгляд младшего. Тогда же на его плечи легли уверенные руки, чужая грудь прижалась к спине, и он вздрогнул, ощутив горячий шепот в самое ухо: – Для меня что-нибудь осталось? В ответ он издал полузадушенный всхлип, резко разворачиваясь к Чонину лицом. Хитрая улыбка озарила лицо, когда тот сократил оставшееся расстояние между ними, заглядывая в глаза, как будто спрашивая разрешения. Чанбин неуверенно кивнул, будучи застигнутым врасплох из-за неожиданной разницы в поведении Чана и Чонина. Он не успел как следует обдумать эту мысль, поскольку в следующее мгновение Ян подался вперед, обвивая руками шею и соприкасаясь с ним губами. Ощущения от поцелуя с ним были… Другие. Но в хорошем смысле, Чанбину нравился этот отрезвляющий контраст. Чонин тоже был заинтересован в чужом удовольствии, но по-своему. Его движения были куда более напористыми и возбуждали куда быстрее, поэтому когда на чувствительной от поцелуев губе сомкнулись чужие зубы, быстро сменяясь ласкающим языком, Чанбин побеждено взвыл и оторвался от чужого рта. – Что-то нет так? – непонимающе уставился на него раскрасневшийся Чонин. Значит, на него это действовало так же сильно, как и на Со. Это обнадеживало. – Все хорошо, все хорошо, – успокоил его Чанбин, замотав головой. – Мне просто… Я хотел бы сходить в душ, если вы не против. Чонин переглянулся с Чаном, и оба выдали многозначительное “о-о-о”, от которого Чанбин почувствовал, как розовеют щеки, хотя ему и так казалось, что вся кровь его тела уже поднялась к лицу. – Значит, ты собираешься остаться на ночь? – уточнил Чан. В его голосе так отчетливо слышались нотки воодушевления, что будь у него уши и виляющий хвост – натурально бы сошел за щенка. Или, скорее, за огромного пса. Чанбин хихикнул про себя от такого сравнения. – Если вы не против, – кивнул он, проглатывая смешок. – Уже такой поздний час, было бы неправильно заставлять тебя, такого беззащитного, добираться до дома в одиночестве, – наигранно распереживался Ян. Насчет беззащитного было сильно, конечно – в машине пистолет лежал, вообще-то, но Чанбин отмахнулся от этой мысли, не желая рушить чужую игру. – Ванная напротив спальни на втором этаже, можешь воспользоваться полотенцем и халатом. Мы подождем, – пропел Ян, заставив Со сглотнуть от осознания: теперь дороги назад точно не было. С дивана и из гостинной соответственно он сбежал быстрее всех, метровыми шагами достигая ванной и захлопывая дверь чуть громче, чем намеревался. Стянув одежду, он занял просторную кабинку, стены которой состояли преимущественно из стекла и мало прикрывали происходящее внутри. Голову тут же заняла мысль о том, как часто, должно быть, Чонин и Чан проводили здесь свои вечера (вместе, разумеется), и Чанбин побежденно проехался затылком по стене, пытаясь прогнать наваждение. В задумчивости он включил воду, и горячий поток тут же обжег кожу – он чертыхнулся, выворачивая вентиль обратно. Только оказавшись наедине с собой, Со понял, как сильно паниковал только что, не в пример своим спутникам. По крайней мере, кипяток заставил переключить внимание. Он уперся лбом в ледяной кафель и вздохнул, чувствуя как по спине медленно стекают теплые капли, соединяясь в причудливые узоры и исчезая в душевых стоках. Ну что за дурак? С одной стороны, его грела мысль о взаимности, с другой же он чувствовал себя, вроде как, третьим лишним, как будто нарушил идиллию дуэта. Возможно, он боялся перетянуть на себя одеяло – в конце концов, это был первый опыт такого рода в его жизни, и он боялся сделать или сказать что-нибудь не так, поскольку образца поведения у него не было, и он лишь смутно представлял себе варианты того, как могут развиваться их отношения в будущем. Может, и правда дурак, раз так думает, подумал Чанбин и усилием воли заставил себя успокоиться. К черту. В конце концов, метод “говорить словами через рот” нужен был именно для того, чтобы решать встающие перед ними вопросы, нужно только научиться спрашивать. Не так и сложно, верно? Как следует ополоснувшись, Чанбин с сожалением покинул кабинку – вода успокаивала и согревала – и пробежался глазами по комнате в поисках предметов гигиены вроде полотенца, чтобы согреться. В углу действительно висело махровое полотенце, и Чанбин воспользовался им, раз уж предложили, одновременно отмечая необычайную мягкость материала – все-таки Ян выбирал себе самое лучшее. Тепло халата несколько убаюкало его, и он оставил ванную комнату, чтобы, наконец, осознать необходимость посещения спальни и снова испытать легкий мандраж. Первым, что он заметил, когда вошел на негнущихся ногах в комнату, была неприличного размера кровать, которая занимала большую часть спальни. На ней же расположились Чонин и Чан, о чем-то взволнованно перешептываясь. С его места, впрочем, слов было не разобрать, и он так и застыл в дверях, боясь прерывать разговор. Чан заметил его первым и жестом подозвал к себе, приветливая улыбка тронула его лицо, даря чувство защищенности. Когда Чанбин подошел, обе его ладони симметрично обхватили две пары рук. Чан успокаивающе поглаживал его большим пальцем, а Чонин начал аккуратно разминать мышцы. – Если что-то не так, ты можешь сказать нам, – произнес Чан, глядя обеспокоенно. – Все так, я просто, – Чанбин покраснел кончиками ушей. – Я просто… Не знаю, что мне делать. Одарив его понимающим взглядом, Бан улыбнулся. – Тогда просто доверься нам, хорошо? Со кивнул и залился краской ещё больше. Выпутавшись из чужих ладоней, он развернулся спиной и уселся на кровать между мужчинами, чувствуя себя при этом крайне неловко. К его счастью, Чонин был иного мнения – с хитрой улыбкой положил руку Чанбину на колено, несильно сжимая, и наклонился к самому уху, шепча: – Расслабься, хён. Ты всегда можешь прекратить это. В любой момент. Сердце Чанбина пропустило удар. Чонин так умело вил из него веревки, будто в этой разношерстной (мягко говоря) компании являлся самым старшим и опытным по совместительству. Ну, про самого опытного, может, и правда, подумал Чанбин. Но так остро реагировать на простое прикосновение – это уже диагноз. Какой же пиз… – Мы можем продолжить? Ну, с поцелуями, – прошептал Чан с другой стороны, переключая на себя внимание. Рука Чонина поднялась выше, ложась обратно на затылок, будто там всегда было ее законное место, и Чанбин почувстовал легкие массирующие движения. Это внимание заставляло мысли путаться, из-за чего соображать было также затруднительно, и в ответ он смог выдавить лишь задушенное «ага», подаваясь навстречу ласкающей ладони. Когда Чан медленно приблизился и неуверенно прихватил его нижнюю губу своими, Чанбин подумал, что сейчас точно потеряет сознание, и ночь закончится позором. Когда Чонин грациозно (Со успел оценить краем зрения) поднялся с места и занял место напротив них, опуская ладони на головы обоих и подталкивая лица друг к другу, Чанбину захотелось взвыть. Кожей он чувствовал голодный взгляд младшего и, похоже, окончательно съехал с катушек, потому что ему хотелось впечатлить его, вызвать восхищение. Будет ли Чан против, если он… – Делай, что нравится, – услышал он шёпот, как будто Ян мог прочитать его мысли, и послал всё к черту. С очередным движением языка он положил руку на шею старшего, поглаживая большим пальцем кадык, а затем слегка сжимая пальцы. Слыша довольный смешок с одной стороны, и ловя ртом сдавленный из-за давления на шее стон с другой. В качестве одобрения Чонин слегка надавил на затылок, заставляя их прижаться друг другу, от чего Чану не осталось ничего, кроме как забраться к нему на колени. Тут даже Со не выдержал, ощущая приятную тяжесть чужого тела на своих коленях. Обвивая талию рукой, он сильнее прижал Чана к себе, больше чувствуя, чем слыша, как тот скулит ему в рот. Вскинув бедра, Чанбин рефлекторно притерся стояком о чужие бедра, запоздало понимая, что стоит сдерживать себя – будет очень плохо, если он кончит прямо тут. – Эй-эй, полегче, – потянув волосы назад, Чонин заставил их оторваться друг от друга. От пухлых раскрасневшихся губ Чана к его собственным тянулась оставшаяся слюна, в совокупности с вожделеющим взглядом старшего создавая крайне непристойную картину, и Чанбин глядел завороженно, думая, что хуже быть не может. Хуже стало, когда Ян произнес: – Со мной поделиться не хотите? – и Чан с готовностью припал к его приоткрытым губам, и блестящая нить – с его, Чанбина, слюной – оборвалась в чужом рту. Бан издал совсем уж неприличный звук, от которого внутри живота все свернулось в давящий узел, а Чонин вторил ему на высокой ноте (какую Чанбин не думал, что мужчина вообще может взять), и Со мог лишь пялиться во все глаза, желая то ли провалиться сквозь землю, то ли попросить трахнуть его прямо здесь. Наверное, он не должен просто пялиться, подумал Чанбин, нужно сделать что-то приятное, отблагодарить их, но возбуждение так агрессивно било в голову, что понять, что именно, не получалось. Не каждый день видишь, как твой босс буквально вытрахивает языком рот твоего напарника, выбивая из того остатки человечности. Поэтому, собрав остатки самообладания, он вновь слегка сжал пальцы на чужой шее, и Чонин довольно улыбнулся, ловя ртом чужой стон, а Со окончательно потерялся. Должен ли он прекратить? Продолжить? Что им вообще понравится? В смысле, похоже, им и без него весело. Или он слишком много думает? Аккуратно опустив руку с чужой шеи, он прижал ее к груди, второй продолжая придерживать Чана, чтобы тот не навернулся с его колен. Хотя, откровенно говоря, скорее он держался за Чана, как за последний островок адекватности, и это ему нужна была поддержка, чтобы не упасть от переизбытка чувств. Чонин оторвался от Чана с мокрым звуком и перевел хищный взгляд на замершего Чанбина. Чан тоже смотрел, но вид у него был совсем невменяемый: тяжелое дыхание давно сбилось с привычного ритма, растрепанные волосы торчали во все стороны, губы были зацелованы до красноты и, завтра, кажется обещали болеть. Чонин потянул его за волосы назад, будто специально не давая передышки, и Чан задрал голову, беспомощно глядя на Чанбина, дыша через раз. Вдыхать забывал и Со. – Нравится, что ты видишь? – улыбнулся Чонин, приближаясь к лицу Бана и потираясь о него щекой, издеваясь. – Хочешь так же? Чанбин не знал, чего хочет, потому что последняя связная мысль пропала где-то во вздохах Чана и смехе Чонина, а способность говорить покинула и того раньше. – Такой неотзывчивый мальчик, – скривил Ян лицо, не получив ответа, и отпустил Чана, только чтобы грубо прихватить подбородок Бина. Он слегка нажал пальцами на щеки, заставляя открыть рот, и выдохнул в ошеломленное лицо: – Тебе придется заработать награду, – зашипел он и, когда Чанбин собирался справедливо возразить, сплюнул в открытый рот. Не дав опомниться, он надавил на челюсть, вынуждая закрыть рот, отрезая пути к сопротивлению. – Глотай. В голове остался только белый шум. Чанбин ощущал на языке чужой вкус и не мог поверить, что это происходит. Так неправильно. Так грязно. И ему. Так. Нравилось. Кадык дернулся, когда он сглотнул, дерзко глядя в довольное лицо Чонина, не опуская взгляд – если уж принимаешь правила игры, надо идти до конца. В оглушительной тишине звук раздался слишком отчетливо. Чан дернулся в чужих руках, проезжаясь задницей по ноящему стояку, и Чанбину пришлось проявить усилие, чтобы оставаться на месте. Похоже, в сохранении ясного сознания тот больше не был ему союзником. – Хороший мальчик, – хлопнул его по щеке Ян, подаваясь навстречу и вовлекая в агрессивный поцелуй. Боль отрезвляла, но Чонин не оставлял времени прийти в себя, требовательно толкаясь языком в чужой рот, лаская его изнутри. Чанбин чувствовал себя зажатым меж двух огней: с одной стороны Чан, податливый, смущенный, с готовностью отвечающий на любую ласку, с другой – Чонин, напористый и грубый, балансирующий на грани жестокости, но не переходящий черту, вместе они образовывали дуэт, который натурально сносил ему крышу. Пока Ян растрахивал его рот своим языком, Чан тоже не терял времени. Точными движениями он развязал пояс и, не встречая сопротивления, проник ладонями под полы халата, проходясь ими по разгоряченному телу. Чанбин задрожал в его руках, от чего взгляд Чана загорелся энтузиазмом – он был в восторге от чужой чувствительности, более того, ему было интересно, как далеко с этой чувствительностью можно зайти. Поэтому, когда он прильнул губами к открытой шее, оставляя живо розовеющие засосы, Чанбин окончательно потерялся в ощущениях. Он чувствовал, как по щеке стекла слеза, а затем, как бережно ее стер младший. Видя, с каким трудом держится Со, Чонин сжалился и оторвался от него, выбивая из груди старшего разочарованный всхлип. Чанбин смотрел на него таким молящим взглядом, что единственная мысль, которая оставалась в голове младшего, была мысль о том, как выразительно тот смотрелся бы втраханным в кровать, молящий о разрядке, дрожащий и беспомощный. Чтобы прервать наваждение, Чонину пришлось закрыть глаза на добрых пять секунд и медленно выдохнуть – хотя воображение манило вызывающей картинкой, в реальности у него были гораздо более грандиозные планы на вечер. Мягко переместившись Бину за спину, он осторожно стянул с того халат. Сам Чонин, как и Чан, все еще были в одежде, и ощущение того, как об обнаженную кожу трется шершавая ткань, заставила член Чанбина дернуться. Он прижался к Яну сильнее, чувствуя, как тот обнимает его со спины, в то время как Чан все еще давил на него своим весом сверху, сидя на коленях. Бану, очевидно, чувство умеренности было неизвестно, поэтому он требовательно поддел подбородок Со вверх, вынуждая открыть шею, и начал сосредоточенно ласкать кожу, оставляя неприличное количество засосов. Ухватившись за волосы старшего, Со, сам того не осознавая, начал направлять его ближе к чувствительным местам. В это же мгновение Чонин опустил ладони на его соски, аккуратно поглаживая, вызывая легкую дрожь по телу и нашептывая на ухо что-то непристойное, что-то, что Чанбин и не пытался разобрать, внутри борясь с желанием либо уйти от прикосновений – ему казалось, что их слишком много – либо податься ближе, усилить трение, потому что этого просто было недостаточно. Вдруг прикосновения на шее прекратились, и Чанбин собирался уже протестующе взвыть, когда перевел взгляд с тяжело вздымающейся груди Чана на его лицо – тот смотрел на Чонина с таким отчаянием во взгляде, что даже Со, еще не слишком разбирающийся в особенностях их местного телепатического общения, понял, чего тот хочет. И когда они начали целоваться, Чанбин поплыл, сложно было не поплыть. Их бесконечное доверие и любовь, которую они взращивали столь давно и с таким усердием, чувствовались даже на расстоянии – было бы здорово сблизиться с ними когда-нибудь так же, подумал Чанбин с тоской. Мягко отстранившись от чужого лица, Чан не смог сдержать улыбку, глядя на Яна, и тот – Чанбин был уверен – ответил ему тем же. Со почувствовал, будто подглядывает за чем-то интимным, чем-то, что не предназначалось для его глаз, и отвел взгляд, боясь разрушить этот хрупкий момент единения. Поэтому он не заметил, как двое обменялись обеспокоенными взглядами, и Чонин кивнул, будто подтверждая правильность их решения. Опустившись ниже, Чан оставил несколько нежных поцелуев на тяжело вздымающейся груди, привлекая внимание Чанбина, и продолжил спускаться дальше, касаясь губами подтянутого живота. Сверху раздался одобрительный скулеж, и он опустился к свежему шраму, осторожно проводя по нему языком. От этого движения Чанбин вздрогнул и подался назад, только чтобы сильнее прижаться к младшему, чувствуя, как тот успокаивающе обнимает его и зарывается носом в волосы на затылке, шепча расслабляющие слова. Опустив ладони на теплые, проминающиеся под его пальцами бока, Чан осторожно погладил их, пытаясь с помощью жеста передать всю свою нежность, очарованность и любовь. Поняв, что Со почувствовал себя расслабленнее, знал, что ему никто не навредит, он опустился ближе к зажившему рубцу, аккуратно целуя неровные края и пытаясь вложить в это действие всю нежность, которую испытывал. Такое чувство защищенности Бин не испытывал никогда. Ему хотелось разрыдаться на месте от осознания того, какой любовью было пропитано каждое действие его парней. Его парней. Ему уже можно так говорить? Чонин успокаивающе поглаживал его по груди, оставляя на шее легкие поцелуи, обрывающиеся где-то на лопатках. Чан аккуратно провел губами по огрубевшей коже около шрама, и Чанбина встряхнуло, словно через его тело пропустили электрический разряд. Член дернулся, и Со дернулся тоже, цепляясь подрагивающими пальцами за руки Чонина, покоящиеся на его груди, словно щит от всех внешних забот. Судорожно всхлипнув, он почувствовал, как по трусам растекается мокрое пятно, и от этой мысли жуткий стыд заставил щеки наливаться кровью. Ему хотелось закрыться, уйти, чтобы не чувствовать себя таким грязным, но, будто почувствовав его сомнения, Чан сильнее сжал руки на его боках, обрывая пути к отступлению, и быстро, не давая ни себе, ни Чанбину времени на обдумывание сомнений, опустил голову ниже, прихватывая член губами через ткань. Со готов был сорваться в любую секунду. И когда Бан провел языком по шершавой ткани, поднимая взгляд, сталкиваясь им с Со, тот не выдержал и толкнулся бедрами навстречу. Он успел считать только быстро скрасившую чужой рот ухмылку, когда Чан опустил резинку трусов и обхватил распухшими губами член, пропуская во влажное нутро рта. Только поддержка Чонина позволила ему остаться на месте, когда Чанбин простонал и побежденно откинулся назад, пытаясь уйти от неожиданной стимуляции. Тёплый рот то опускался на всю длину, то исчезал совсем, Чан будто чувствовал, знал, какое болезненное удовольствие приносят его действия и нарочно увеличивал темп, грубо удерживая Со на месте. Чанбина сильно вело от того, как активно Чан двигал головой, ещё сильнее – от того, как тот продолжал смотреть. Пялился своим помрачневшим взглядом, когда по всей радужке растекался зрачок, а в уголках глаз собирались слезы, и по подбородку стекла слюна, но его это, кажется, совсем не волновало – он целиком отдался чужому удовольствию. Чанбин толкался в чужое горло, и стоны, выбиваемые из груди Чана каждым толчком, отдавались тянущей вибрацией во всем теле. Слишком хорошо. Со чувствовал, что такими темпами не продержится долго. Возможно, в другой момент он был бы совсем не против, но сейчас его голову занимали другие планы. Он собрал остатки самообладания и, обхватив ладонями голову, мягко оттянул Чана от себя. – Что-то не так? – тут же среагировал Чонин, потому что Чан выглядел таким невменяемым, что вряд ли и два слова смог бы связать, все трое это понимали. Он прожигал в Чанбине дыру голодным взглядом, но не двигался. Ждал. – Все так, даже лучше чем я мог представить, – выдохнул Чанбин. – Но... Вы не могли бы... В общем... Ладно, возможно, это было немного смущающе. – Трахнуть тебя? – промурчал Чонин ему в самое ухо, завершая мысль. Если бы у Чанбина было чуть более слабое сердце, он бы скончался на месте от одного только голоса. Такой мелодичный. Такой отвлекающий. Со зажмурил глаза от того, как неловко почувствовал себя, у него хватило сил только сдержать непристойный писк и активно закивать в знак согласия. Чан намекающе похлопал его по бедру, и Чанбин приподнялся, позволяя раздеть себя окончательно. Он хотел что-то пошутить, избавиться от нервозности, но слова застряли в горле, когда Чонин аккуратно надавил ему на спину, заставляя опереться на руки и рефлекторно прогнуться в спине. Он невольно представил, какая постыдная картина предстала перед младшим, как он стоит на коленях, выставив задницу, как по шее к спине стекают капли пота, и как тяжело вздымается его грудь от одних только ласк. Яркий образ так четко проявился в его сознании, что он не смог сдержать жалкий всхлип и попытался свести ноги, чтобы не чувствовать себя таким открытым, но сильные руки младшего, опустившиеся на его бедра, не позволили двинуться и на миллиметр. – Разденься пока, – краем уха донесся до него голос Чонина, и остатками сознания он понял, что обращаются не к нему. А потом Чан медленно стянул пропитанную потом рубашку, и всякий стыд покинул Со, осталось только желание облизать его целиком. Или сдохнуть. Можно – все сразу. Мысль о том, как бы рельефный торс ощущался под его руками, засела так прочно, что до него не сразу дошел характерный щелчок. Зато когда Чонин одной рукой перехватил его поперёк груди, а второй осторожно ввел обильно покрытый смазкой палец, до него дошло слишком хорошо, будто за эту ночь он стал более чувствительным, чем за всю предыдущую жизнь сразу. Он нахмурился от дискомфорта, и Чан тут же оказался рядом, чтобы успокоить. Мягко прикоснулся к нему губами, поцеловал нетребовательно, провел ладонями по телу снизу вверх, проходясь по соскам, и Чанбин задрожал. От обилия внимания сердце шло ходуном, больно ударяясь о ребра, в его голове появлялось все больше желаний, и он не мог выбрать, какому отдать предпочтение. Когда Чонин согнул палец внутри него, Со выгнулся в пояснице в попытке насадиться сильнее и совсем потерял нить размышлений. Горячий шёпот остановил его движения. – Тише, Бинни, будь терпеливее, – Ян провел языком по его уху, пока Чан занимал его рот, и Чанбин совсем не понимал, как сосредоточиться на всех ощущениях сразу. Возможно ли это вообще. Чонин двигал рукой, соблюдая особый, только ему известный ритм, создавая впечатление, будто и не устает даже, но Чанбин все же смог расслышать над ухом тихое сбитое дыхание и победно улыбнулся в поцелуй. А потом к первому пальцу добавился второй, и он несдержанно застонал Чану в рот. Тот, кажется, не был против. Льнул сильнее, прижимаясь грудью к торсу Чанбина, и тот отчаянно сжал потные ладони в кулаки, когда почувствовал, как их соски трутся друг об друга. Чан отстранился аккуратно и с наслаждением залюбовался лицом напротив, бережно убирая пряди со вспотевшего лба. – Я могу присоединиться? – выдохнул он, после целуя в уголок рта. Чанбину потребовалось некоторое время, чтобы понять, о чем он, а когда понимание все же настигло его, то он вспыхнул так, что из ушей почти валил пар. – Можешь, – ответил он куда-то в сторону, потому что смотреть Чану в глаза казалось слишком. Тот не смог сдержать улыбку, наслаждаясь чужим смущением. В его глазах Чанбин, смущенный и раскрасневшийся, отводящий взгляд и закусывающий распухшую от поцелуев губу, был самым красивым человеком на свете, и он с полной отдачей собирался выражать этот восторг, в первую очередь самому Чанбину. А потом он начал снимать многочисленные кольца. Демонстративно. С чувством. И Со пялился во все глаза, забыв о смущении и всяком стыде. Чан любил кольца, и наблюдать за тем, как он избавляется от дорогих аксессуаров было сродни наблюдению за препарированием раскрытого тела. Ткань сходила одна за одной. Одна за одной оставляла лишь чистую плоть. Чанбин не разрывал зрительный контакт, и пялится во все глаза на то, как один за одним Бан медленно стягивал кольца и с глухим стуком клал их на стол. Каждый удар отдавался в голове набатом: один – указательный, два – средний, три – безымянный. Последнее кольцо он снимал, кажется, вечность, но в конечном итоге и оно исчезло, оставляя после себя лишь голую ладонь. И Чанбин не мог удержаться от того, чтобы обхватить её своими руками и провести по пальцам языком. Фаланга за фалангой слюна обволакивала кожу, и ему хотелось сдохнуть от нескрываемого восторга на лице старшего. Не чувствуя сопротивления, Чан толкнулся пальцами глубже, погружаясь во влажное нутро, выбивая из груди Со сдавленный стон. Чонин все ещё трахал его пальцами сзади, и Чанбин представил, как бы ощущались члены вместо чужих рук. Если бы они вдруг перестали нежничать. Если бы они вдруг использовали его в свое удовольствие. Если бы они вдруг решили его уничтожить, то сделали бы это без особых усилий. Но они никогда бы так не поступили – доверились ему целиком, так же как он доверился им. Вверил душу. Эта мысль и чувство безграничного доверия между троими заставили его сбиться с темпа. Подавившись, он выпустил ладонь изо рта, краем сознания замечая, как изящно она поблескивает в свете ламп от покрывающей ее слюны. Чан убрал руку от его лица, обеспокоенно заглядывая в глаза и не встречая там ничего, кроме бесконечного одобрения, и, успокоившись, нащупал тюбик смазки в складках простыни, перехватывая его удобнее и щедро выдавливая жидкость на согретые чужим теплом пальцы. Передвинувшись ближе, он провел рукой по ложбинке между ягодицами, отчего Со мелко вздрогнул и уткнулся лбом ему в плечо в поисках поддержки. Мысленно он поблагодарил Чонина за то, что тот все еще держал его, иначе бы он давно свалился бы лицом в простыни и там же задохнулся. Тягуче, будто издеваясь, притираясь к пальцам Чонина, Чан скользнул внутрь одним, и Чанбин рефлекторно подался вперед, пытаясь избавиться от дискомфорта, цепляясь за плечи Бана, как за спасательный плот. Судя по сдержанном смешку, тот не был против. Когда они начали двигаться вместе, Чанбина озарила дурацкая мысль, что это оно. Именно так он мечтал быть зажатым между этими двумя тогда, в коридоре. Именно так хотел, чтобы чужие касания обжигали. Именно так он чувствовал себя нужным. Когда к трём добавился четвёртый, Чанбин больно впился зубами в шею, тут же зализывая место укуса, извиняясь. – Прости, я просто не ожидал, – по словам процедил он сквозь зубы. – Все в порядке, – услышал он улыбку в голосе Чана. – Мне правда не больно. – А я правда готов, – передразнил его Чанбин куда-то в грудь. Впрочем, передразниванием это назвать сложно, тяжёлое дыхание и дрожащий голос не прибавляли ему авторитета даже в собственных глазах. Чонин вынул пальцы и шлепнул его по ягодице. – Что я говорил про терпение? – прошипел он в ухо, оставляя симметричный удар на второй ягодице. Больше от неожиданности, чем от боли, Со зажмурился в ответ, всхлипывая от нетерпения. Чан, спустя пару движений, остановился и также покинул его – Со заерзал на простынях из-за ощущения пустоты и жалобно посмотрел на Бана, думая только о том, как хочет почувствовать его в себе. – Ты уверен? – Чан поддерживал его лицо руками, как будто боялся, что он упадёт. Правильно боялся, подумал Со, он уже давно был близок к тому, чтобы отрубиться на месте от переизбытка чувств. По крайней мере, так ему казалось. – Уверен, – «‎уверен, что сейчас бы собственную жизнь продал, чтобы кончить». Чан понял его без слов, подтверждая понимание кивком для наглядности. Он развернул его спиной к себе, и Со встретился с таким же, как у него самого, голодным взглядом Чонина. Как приятно хотеть одного и того же, охмелевше подумал он. Как приятно работать в команде. Сзади послышался шелест от открытия упаковки презервативов, и Чанбин сглотнул, как никогда четко ощутив происходящее каждой клеточкой тела. Перехватив его поперёк груди, точно как Ян минуту назад, Чан притерся членом между ягодиц, размазывая липкую смазку, и Со подумал, что сейчас будет больно. Ещё он подумал, что у Яна очень красивые глаза. Блестящие. Выразительные. И даже когда он закрыл их, чтобы поцеловать его, это лицо осталось таким же вычерчено-идеальным. А потом Чан толкнулся вперёд, вжимая Со в Чонина, и тот застонал несдержанно, так, что впервые порадовался, что в доме они находятся в одиночестве. Младший сцеловывал его стоны с таким рвением, что у Чанбина яйца поджимались, и он искренне старался отвечать с таким же энтузиазмом, но ощущение заполненности и желанности так опустошили его голову, что он мог лишь скулить в чужой рот от восторга, чувствуя, как по щекам текут слезы, капая вниз и оставляя на простынях небольшие мокрые разводы. Медленно Чан вышел из него, а потом вошел снова до конца, и Чанбин задрожал и мелко всхлипнул в его руках, и ему казалось, что во всем мире внезапно закончился воздух. Чонин обхватил свой и его член потной ладонью, желая уменьшить чужой дискомфорт с помощью стимуляции. Чувствуя жар, исходящий от его тела, Чанбин с тоской думал о том, как тот все ещё мог находиться в одежде. Ему хотелось раздеть его, помочь ему, быть для него, и, вторя своим мыслям скорее рефлекторно, чем осознанно, он с трудом пробормотал: – Я хочу, чтобы ты тоже был во мне. Произноснес на грани слышимости, но Чонин все равно уловил по губам и покачал головой, с таким сожалением, будто сокрушался о том, что ему единственному приходилось сохранять трезвость ума. Скорее всего, так и было. – На сегодня для тебя это будет многовато, – аккуратно хлопнул он по щеке Чанбина, привлекая внимание к своим словам. – Но я ценю стремление. Может быть, в следующий раз. Чанбин с готовностью кивнул. Значит, будет и следующий раз. Возможно, даже не один. Возможно, он даже сможет проявить инициативу. Придумать что-нибудь новенькое для них, разнообразить их сексуальную (и не только) жизнь, ведь у него уже появилось столько планов. Он не успел додумать мысль, когда Чан с очередным толчком вошел в него с такой силой, что звук шлепка от соприкосновения тел заполнил всю комнату. Фантазии растворились в пустой голове так же быстро, как и появились, оставляя после себя лишь тупое желание уткнуться лицом в простыни и наслаждаться тем, как Бан вытрахивает из него душу. Чонин, двигаясь в одном с Чаном ритме, известном только им двоим, прошелся большим пальцем по головке, и все, на что хватило Чанбина – толкаться в его ладонь, беспомощно хватая ртом воздух. Краем сознания Чанбин заметил, как подрагивали ресницы младшего при каждом движении, и как он смаргивал накатывающие слезы, агрессивнее двигая кулаком. И тут в голове промелькнуло воспоминание. Очень расплывчатое, и не особо детальное, но его хватило для того, чтобы натолкнуть на мысль, как сам Со может сделать другому приятно. Он закусил губу, решаясь, как перед затяжным прыжком, а затем прошептал в самый рот Чонина: – Кончишь для меня, хён? Кажется, Ян подавился воздухом от удивления. Что важнее, однако, Чанбин заметил нескрываемый восторг на чужом лице, когда тот усилил движение рукой, доставляя им обоим больше удовольствия. Чан тоже замер, вслушиваясь в дрожащий голос и тихо похвалил Со, касаясь губами покрасневшего уха. Мысленно Чанбин поставил себе плюс за наблюдательность. – Назови меня так ещё раз, – потребовал Чонин, чувствуя приближающийся оргазм. Дрожа всем телом, он упёрся в чужое плечо и тихо всхлипнул. – Ты самый лучший, хён, – победно наслаждался Чанбин, слыша одобрительные возгласы из-за своей спины. – У нас… Самый умелый хён на свете. Чонин простонал, посылая вибрации по всему телу, и Чан снова начал двигаться, выбивая из груди Со несдержанные стоны. Толкнувшись ещё несколько раз, Ян нахмурился и подался вперед неосознанно, больно прикусывая губу Чанбина, кончая на его живот и обессиленно оседая на кровать. Впрочем, надо отдать ему должное – движение рукой он продолжил, и его сперма смешивалась с чанбиновой в дрожащей ладони. Сзади Чан сбито дышал и целовал покрытую засосами шею, утыкаясь в мокрые волосы на затылке. Порой он слишком сильно обнимал Чанбина, затрудняя дыхание, но тот не был против – эти действия приносили какое-то извращенное удовольствие. – Я скоро кончу, – различил Чанбин его голос и одобрительно всхлипнул на очередном толчке. Чонин особенно интенсивно прошелся большим пальцем по щели, сжимая головку, и Со затрясся, вскрикнув, отпуская себя, обмякая в чужих руках. Он не свалился только благодаря тому, что Чан продолжал прижимать его к себе, отчаянно вбиваясь в разморенное тело. На очередном толчке он сильно вжался бедрами, всхлипывая и кусая Со за загривок. Чанбин не успел осознать, как уже лежал на кровати, животом чувствуя мокрое пятно, а по всему телу разливалась приятная нега. Он не смог бы двинуться, даже если бы захотел. Сверху к нему прижимался Чан, и Чонин завалился рядом, лицом к лицу, довольно улыбаясь и убирая с лица Со мокрые пряди аккуратным движением. – Слезь с него, животное, – хихикнул Ян, ладонью подталкивая Чана в бедро. Тот что-то недовольно промычал и нехотя скатился с Чанбина, прижимаясь к нему с другой стороны. – Я пойду переоденусь, а то с вами двумя невозможно. Чан протестующие замычал и изнеможденно схватил Чонина рукой, заставляя того упасть на кровать лицом вплотную к Чанбину. Со оказался зажат между ними, и ему было довольно жарко, но то, каким нужным он себя в этот момент чувствовал, перекрывало все неудобства. Ему было так уютно, что он тоже обнял Чонина, зарываясь лицом тому в шею. Тот, кажется, закатил глаза и что-то пробурчал для приличия, но отпираться не стал. – Тебе понравилось? – спросил Чан откуда-то из-за спины, лениво поглаживая мягкий бок. – По шкале от "был уверен, что меня сегодня убьют" до "я дрочил на вас в туалете" это определённо будет одно из лучших воспоминаний. Чан с Чонином сначала засмеялись, потом до них дошло. Можно даже сказать, доехало. Со скрипом. – Ты что?! – вскрикнули они одновременно, и Чанбина оглушило на добрые пару секунд. Он пожал плечами и задумался притворно, смотря в потолок скучающим взглядом. – Это долгая история... – в конце концов выдал он, ехидно улыбаясь своим мыслям. Чонин прижался к нему ближе, кладя руку поверх руки Чана, и прошептал ему в лицо с ответным ехидством: – А мы никуда не торопимся, – для наглядности он слегка сжал находящееся под рукой тело, так, что Чанбин довольно замурлыкал, подаваясь навстречу ласкающей ладони. Ночь обещала быть долгой.