Бестиарий. Злая любовь Мин Юнги.

ВЕРХНИЙ МИР. НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. Намджун не может долго находиться на одном месте. Он обходит палату несколько раз, бесшумно, словно крадется к добыче в своих бестиарских пустынях. Зачем-то проверяет окна, водит пальцами по подоконнику и поверхностям мебели, пялится в потолок. Как будто, будь в палате пыль, она бы могла проникнуть сквозь три сантиметра акрила и попасть в легкие Тэ. Тэхен продолжал спать, и даже если бы Джун разгромил тут всю мебель, он бы услышал только легкую вибрацию внутри своей спасительной тюрьмы, не более того. Джун возвращается к камере и снова садится на пол. Снова упирается лицом в стекло. Младший спит. Он обнимает плюшевую акулу и дергает уголками губ во сне, словно собирается улыбнуться. Синяя атласная пижама опутана проводами, и Джуну кажется, что с каждым разом их становится все больше. Сталкер смотрит и молится в этот миг, молится изо всех сил Вселенной, Иисусу, Шиве и даже Макаронному Монстру. Молится и просит о милости. Или хотя бы о том, чтобы Тэ улыбнулся. Убежденный атеист и циник сейчас похож на паломника перед святыней. Джун сам никогда не замечает, как кладет обе свои руки на холодный акрил, упирается пылающим лбом в эту твердь и шепчет что-то так горячо и отчаянно, что даже хорошо, что Тэхен это не слышит… — Эй, кто-нибудь там, на верху… Если я в тебя не верю, то это не значит, что тебя нет. И ты можешь наказать меня за все, что я натворил. Меня. Не его… Эй, хоть кто-нибудь, можно немного милости для этого парня? — Хен, ты пришел? — внешние динамики включают звук внутри камеры с тихим шелестом. Тэхен проснулся. Он смотрит на Джуна сонно и счастливо, поднимает ладонь навстречу. Улыбается ему всем лицом. Умудряется выглядеть невероятно красивым и таким неуместным в этой обстановке. — Тэхени. Как ты тут? Как чувствуешь себя? — Сталкер надеется, что у него не мокрые глаза. Впрочем, Тэ всегда был тактичным до тошноты. — Чувствую, хен. Я ждал вечера и тебя. Как там Юнги? Ох уж этот мелкий. Никогда не жалуется, и ведет себя так, будто ничего страшного вообще не произошло. Каждый день Тэхену разрешается погулять. Совсем немного, от десяти минут, до получаса, дольше организм не выдержит без особого состава воздуха и давления камеры. И Намджун еще ни разу не пропустил это время. Он всю свою дурацкую жизнь перестроил так, чтобы никогда не пропускать эти десять минут. И неизвестно, кому они нужнее — Намджуну или Тэ. Медперсонал осторожно вынимает больного из камеры, пересаживает в кресло-каталку и вручает Сталкеру кислородный баллон. Тэхени исхудал так, что даже сквозь толстый халат каждая его из его косточек выпирает острой гранью. Скулы, запястья, коленки. И Намджун режется об них взглядом и кровоточит душой каждый раз, постоянно. Хорошо, что Юнги этого не видит… Яд ослабил тело мальчишки, но каким-то магическим образом не задел его красоты. Ни гладкой кожи, ни чистоты глаз. И самое главное, он не добрался до его души. Тэ убирает со лба отросшие волосы и кладет ладонь с пищащим датчиком на подлокотник. А потом заматывает прибор краем пледа. — Так надоел этот писк, хен, — все, на что он может пожаловаться. Ким Намджун катит кресло к лифту, который поднимает их на застекленную крышу. Громадная территория, засаженная деревьями и прочей зеленью. Дорога занимает минуту. Значит, у них есть их еще минимум девять. Доктора запрещают, но на крыше Тэхен встает с кресла и идет к любимому месту в этой зимней оранжерее. Он идет к разнаряженной огромной елке, которую здесь посадил Ким Намджун. Тэхен обожает запах хвои, стеклянные шары и Рождество. И Джун устраивает его тут каждый день, почти год, на долгих десять минут. ВЕРХНИЙ МИР. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД. — Эй, Юнги-хен? Так Чонгуки может к нам зайти? — Час от часу не легче. Он же будет на меня таращиться и скулить. Снова! — Юнги отворачивается, чтоб тонсен не видел, как он довольно хмыкает. И да. У Юнги была крошечная, но собственная фанбаза в лице Чон Чонгука. Единственная дисциплина, интересующая Гуки больше спорта — это генетика. А восходящей, наглой звездой в этой науке был Мин Юнги. О молодом враче уже ходили легенды в научных кругах. Фото лучших выпускников в холле Универа среди прочих, украшает и лицо Мина, а Чон Чонгук ходит мимо и трепещет. И спит и видит как будет работать в команде этого чудо-генетика, как только получит диплом. Он читает всю медицинскую периодику и любые статьи в которых хоть как-то упоминаются труды и заслуги Мина. И еще он в край задолбал Тэхена сначала мольбой о знакомстве с именитым хеном, а потом постоянными попытками прийти в гости, когда Мин дома. — Хен, ну он же не может по-другому! Ты его кумир, гордись и радуйся. Он ради тебя учится изо всех сил, даже мои конспекты по генетике не ворует, — Тэ спокойно пожимает плечами, и Юнги видит это в отражении окон. И немного обижается. Чонгуку — то он кумир, а вот Тэхену… Поэтому Мин подходит ко все еще храпящему Джуну, лупит его по заду и приказывает вставать, чтоб хоть на ком-то сорвать раздражение. И Намджун удивительно покорно обрывает свой сон, встает, и топает в ванную, не открывая глаз. Его белые дреды за ночь сбились в сторону, так что он стал похож на белого, слегка упоротого дикобраза, а пижама Юнги оказалась настолько мала, что за ночь на рубашке осталась всего одна пуговица, и та на груди. Поэтому, при движении короткая одежка кокетливо распахивается на пузе, являя этому утру гладкое тело и пупок, который Намджун почесывает на ходу. Тэхен удивляется, глядя на этот хоровод, а Мин ворчит как дед и рассказывает по дороге, что все три года, пока Джун с ним учился, он так вот и таскал его по утрам к умывальникам. Удивительно просто, как он не зарезался бритвой в Нижнем Мире без Юнги, и не развел вшей. — Спасибо, что хоть задницу сам себе мыл! — заканчивает уже из ванной свой рассказ Мин, и Тэ слышит благодушное намджунье: — Пожалуйста, друг! Чонгук появляется точно к завтраку. Он едва не лопается от любопытства и ерзает, как дошкольник: — Тэхени, до тебя на метро полчаса галопа! Ты что, по чипу не мог объяснить, что случилось? Вчера был какой-то странный, сбежал и ничего не рассказал! — Чонгук сто раз бывал у Юнги и Тэ, поэтому по-свойски кидается в вешалку пуховиком и лезет в комод за тапками. — Потом расскажу. Не дома. А в общем все хорошо, просто вчера мне немного… нездоровилось. А сегодня мне нужно твое присутствие, потому что я заранее знаю, что ты будешь не против, а вот Юнги-хен может начать возражать… — Я всегда за тебя Техени… Так, стоооп!!! Юнги-сонбэним, что, дома что-ли??? — Чон так резко ломится из комода, в который влез уже наполовину, что бахается головой о верхнюю полку. — А что, ты разве его не слышишь? — улыбается Тэ, кивая в сторону кухни, — и там, кстати не только Юнги… И тут Тэхен (как всегда), с опозданием понимает, что прежде чем сказать Гуки, что рядом Юнги, то сначала надо повалить его на пол и сесть сверху. Тогда, возможно, у Юнги бы появилась пара секунд форы, чтобы сбежать, а так… … А так, на кухне наблюдается та же картина, что и прошлым, понедельничным утром. Доктор Мин, в том же халате и с тем же выражением отрицания этой блядской действительности в целом, и разгрома на собственной кухне в частности, сидит на своем месте за столом. Правда, сегодня у Мина нет похмелья. Зато у него есть теперь целый, мать его, Намджун. Который стоит посреди им же наведенного хаоса из гор муки, луж молока и яичных скорлупок; стоит, сука, лыбится и взбивает блинное тесто. Брызги летят на мебель и самого Джуна, и это его еще больше вдохновляет. Он лупит по смеси венчиком (потому что миксеры, блять, для слабаков), взбивает его в огромной стеклянной миске с энергией атомной станции, прерываясь лишь для того, чтоб в очередной раз предложить Юнги попробовать жижу для будущих блинов. У Намджуна самая ценная из его способностей — это умение не замечать плохое настроение Мина. А так как у этого Мина хуевое настроение примерно всегда, то и уровень игнора Джуна просто запредельный. А еще Намджун непроходимый оптимист. На том их дружба и держится. Юнги уворачивается от ложки с сырым тестом, и нудит про свою непереносимость лактозы, блинов и Намджуна. А потом и вовсе отходит от греха к кофемашине и греет молоко для Тэхена, просто чтобы хоть чем-то заняться подальше от Джуна. Он героически не замечает выпотрошенный холодильник и вывернутые кухонные ящики. Точнее, старается. — Юнги хе-ооон! — свистящим шепотом выдает появившийся на пороге Чонгук. Он замирает на миг и бросается к нему. Чонгук не умеет справляться со своими эмоциями. Ни с какими. И Тэхен, так и не догнавший Гуки, и Джун, увидевший все это впервые, сначала открывают рты, а потом умиляются, видя встречу кумира и его фанючки. Все, что Юнги успевает — это отставить чашку с кипящим молоком подальше от себя на остров для готовки. Чонгук подлетает к Юнги и сначала мечется вокруг, а потом лезет обниматься, причитая что-то о живой ходячей легенде и гордости всей генной инженерии. Мин Юнги наблюдает такое не в первый и даже не во второй раз в жизни, поэтому проходит испытание «медными трубами» с танковым спокойствием. И, как ни странно, даже слегка улыбается и кивает Чонгуку. И в общем-то, он ему рад. Примерно так же, как кот рад бестолковому, но милому щенку. Мин благостно молчит, Джун и Тэ хрюкают в зажатые руками рты и ждут, когда Гука отпустит. И ровно через двадцать секунд Чон ойкает, отдергивает руки от плеч доктора Мина и едва не ломается пополам в поклоне: — Ох, сонбэним!!! Простите! Я просто так рад, так рад Вас видеть! — Смотри, не описайся от восторга. Юнги, я просто в восхищении! Тебе пора придумать название фандома для своих фанатов и вести детенышей из тьмы к свету знаний, — Джун хохочет уже не стесняясь. — Могу предложить пару вариантов… Например «Визгливые котятки» или «Слюнявые щеночки»… А можно и наоборот, — Сталкер отворачивается и выливает порцию теста на шкворчащую сковороду. Он ржет в голос, так, что его косички на затылке трясутся и звякают в такт. И только сейчас Чонгук замечает на кухне еще кого-то, кроме Мина и снова заливается краской. — Эээ… Здравствуй… Те? — Гуки снова кланяется, да так усердно, что его смоляная челка касается помпонов на тапках. — Намджуни-хен, это наш Чонгуки. Намджун-хен друг Юнги-хена. Он Сталкер, — Тэ приходит другу на выручу и представляет младшего старшему по всем правилам хорошего тона, а потом тащит за стол, пока мальчишка не расшиб себе лоб об мраморный пол. — Извините, я вас не заметил, — сконфужено бухтит Гуки. Стесняясь, он втягивает шею в свои крепкие плечи и начинает пристально разглядывать стол. Намджун понимающе кивает и снова поворачивается к плите. — Приятно познакомиться, мелкий. Все, фанатский припадок закончился. Но если завтра Чону посчастливится увидеть Мин Юнги снова, все повторится точно в таком же порядке: Сначала он будет душить своего кумира в объятиях, а потом умирать от стыда. — Ну, кричите «ура» вашему утреннему холестерину! И не верьте мифам про вред жареного и жирного, все врачи врут, правда Юнги? — Намджун ставит первые несколько блинов в центр стола с таким пафосом, словно это не обугленные по краям лепешки в жире, а блюдо с лобстерами. — Правда. Мы все состоим в заговоре и хотим истребить человечество с помощью овсянки, — кивает Мин и осторожно принюхивается. Блины оказываются на удивление вкусными и мгновенно расхватываются едоками, не успевая остыть. Хены не нарадуются — мелкий ест, не отставая от друга. Юнги даже не дергается, видя, как Тэхен затыкивает жирными пальцами экран кофемашины, чтобы еще раз приготовить для всех попить. Обсессивно — компульсивный синдром не стенка. Юнги и его подвинет ради Тэ. Тем более, после Намджуна это совсем уж пустяки. Тэхен и правда выглядит прежним. И помогает Намджуну готовить, найдя в кладовке вторую сковороду. Блины переворачиваются в воздухе под аплодисменты Юнги и Гуки, и даже иногда попадают обратно на сковороды. Последний блин достается Чонгуку. Вообще-то, он хочет поймать его распахнутым ртом, подбросив на сковороде, но подзатыльник от Джуна прилетает быстрее. А потом Тэхен объявляет, что хочет как и Чон Чонгук заниматься тхеквондо. И Юнги не успевает возмутиться, потому что и Чонгук и Намджун начинают активно одобрять и махать гривами. На это Тэхен и рассчитывал. Мин затыкается и прячет глаза, хотя именно его мнения Тэ вообще-то и спрашивал. Это только Юнги считает, что никто не видит, как он трясется над Тэхеном. И младший понимает, что хену такое не понравится, тем более, после вчерашнего. Но именно вчера он вдруг ясно понял, что ему самому пора взрослеть. У него всегда были родители, потом Юнги, а вчера его спас Намджун. А что было бы, если бы он был один? Тэхен больше всего вчера расстроился не из-за У Бина, а из-за собственной беспомощности. Младшие уходят после завтрака и хены остаются вдвоем на кухне, больше напоминающей сейчас свинарник. — Намджун, я очень тебя прошу. Уйди хотя бы до вечера, и не вздумай тут прибираться! Купи что ли елку к Рождеству, или что там у тебя сегодня по планам? — Ты хочешь, чтобы я глянул, как там мой родственничек поживает? Я и сам думал… — Джуну даже ничего объяснять не нужно. Юнги одобрительно щурится и набирает номер клининговой службы. — Только не делай больше ничего. Просто посмотри. — А ты тут давай без угрызений совести. Ты заботишься о мелком как можешь, и он прав, что решил научиться давать отпор. Понял? Ты не виноват. Просто дерьмо иногда случается, — Намджун, одеваясь, маячит темным силуэтом в прихожей, дожидается от Мина кивка и уходит. На прощанье он обещает купить Юнги елку, если тот будет хорошо себя вести. Юнги собирался сегодня работать дома, но как только Намджун ушел, с ним по чипу связался перепуганный сотрудник лаборатории. — Господин Юнги, у нас тут творится что-то странное! Вам лучше приехать, — стажер говорил шепотом, и Мин услышал незнакомые голоса и грохот на фоне. В лаборатории действительно происходит какая-то срань. Перед демонстрационным залом стоят два парня в штатском, добродушные как годзиллы и переговариваются по невидимой гарнитуре. И доктор Мин вспоминает, что видел похожих зверо-парней и у здания, и у входа в исследовательский центр, но слишком торопился, чтобы что-то понять. Охрана вскидывается, увидев Юнги, и один из них делает шаг навстречу, зажимая рукой ухо с невидимой клипсой. — Господин Кан, Мин Юнги прибыл. — Какого… что тут происходит? — Мы не ждали Вас сегодня, — снисходительно отвечает один из них. — Ты сейчас мне охуенно все объяснил! — Мин задирает голову, чтоб разглядеть лицо этого придурка, и наступает. Когда Юнги злится, ему плевать на рост, вес и количество врагов. И его взгляд сейчас настолько тяжелый, что даже этот вооруженный детина теряется. Тут двери в зал открываются, выпуская из них знакомого Юнги помощника Президента. — Какой сюрприз, господин Мин! Вы настоящий фанат своего дела! — господин Кан всплескивает руками. Он одет в такую же «неприметную» классику, как и его псы. Все-таки в службе охраны Президента работают идиоты. Ведь этих ряженых робокопов может опознать даже ребенок, потому что эти костюмы никто, кроме них не носит вот уже лет пятьдесят во всем мире. Но видимо, помощник Кан невероятно гордится своей должностью, потому что все время разглаживает невидимые складки на пиджаке и поправляет галстук. — Что вы все здесь делаете? Почему мои сотрудники звонят мне и говорят, что тут творится произвол? — Юнги делает вид, что не замечает охрану и обходит и их, и самого Кана, чтобы войти в зал. — О, Господин Мин, не стоит бросаться такими неосторожными словами! Вы сегодня сообщили в лаборатории, что поработаете дома, вот мы и решили приготовить вам очередной подарок, сюрприз можно сказать! — помощник Кан улыбаясь, обвел рукой зал и поднял свои коротенькие бровки. Невысокий и круглолицый, без черной униформы — его можно было бы принять за простого госслужащего, если бы не этот абсолютно бездушный акулий взгляд. Впрочем, Мин никогда и не обольщался на его счет. — Я думал, что заслужил своей работой хотя бы уважение. Или нет? — Мин стаскивает с себя пальто, внезапно ставшее удушающе жарким, и на автомате ищет глазами что-нибудь тяжелое. — Ну конечно! Конечно же! И ввиду Вашей исключительной значимости я немедленно введу вас в курс дела! Следующие полчаса своей жизни Мин молился, чтобы никаким своим словом или движением не выдать господину Кану, насколько он взбешен. Демонстрационный зал оказался нафарширован техникой, как праздничная утка яблоками. Часть огромных коробов была уже распакована, часть громоздилась под правой и левой стеной. Ближнюю линию от входа занимали столы с электроникой такой мощи, что с помощью них можно было запустить с десяток шаттлов прямо на Венеру с любой точки Земли. Ну, или оживить с десяток Франкенштейнов разом. Кому что нравится. Скрытые под черной пленкой стенды для испытаний выстроились в ряд под окнами у дальней стены. И Юнги сразу понял, для чего они. Каждый раз, когда Президент вызывал Юнги к себе, он касался одной и той же темы. Всегда был терпеливым и ненавязчивым. Ждал, когда Юнги станет все больше зависеть от него. Видимо, сегодня как раз настал такой день. День, когда Мина потребуют сказать то самое «спасибо» за дары, о которых он даже не просил. Гадский свет. Мин Юнги никогда не был нужен господину Президенту как врач. Он нужен был ему как генетик. А точнее, как ученый без всяческих моральных тормозов. — Я не верю, что вы сейчас говорите со мной серьезно! Так могут рассуждать только те, кто ничего не смыслят в генетике, — Юнги не мигая, следил взглядом за Каном, пока тот, с неугасаемым энтузиазмом расхаживал вокруг и приподнимал пластиковые накидки то с одного стенда, то с другого. Он рассказывая на псевдо-научном языке, что тут и к чему. И какой ахуенный мир и рай их всех ждет, если Юнги не будет таким занудой. — Да. Я ничего не смыслю ни в одной из наук, Вы совершенно правы! Но я же и не обязан. Для этого у нас есть другой человек! — Кан перестал деланно улыбаться, — вот всем Вы хороши, доктор Мин, но как же много у Вас совести. Это никому не нужно, поверьте. — Ни я, ни моя команда не будем принимать в этом участия. И я хочу встретиться с Президентом. Немедленно. С Вами мне больше нечего обсуждать! — Вы что, так ничего и не поняли? — Помощнику надоело играть в благодушие и он оскалился на Юнги с нескрываемой злостью. — Ну неужели, неужели Вы думаете, что Президент возмутится всему тому, о чем лично распорядился еще этим утром? Юнги все-таки не сдержался и врезал этому скоту. И Кан допустил это лишь потому, что был абсолютно уверен, что Мин на это не способен. Он увернулся от второго удара и наверное, убил бы Юнги на месте за такое, но инструкции не позволили. Поэтому, он многообещающе клацнул зубами у лица Доктора и ушел, прикрывая налитый кровью глаз. Обещал завтра вернуться. И навестить Ким Тэхена, если Мин продолжит вести себя так разочаровывающе. Разочаровывающе, блять. Слово-то какое… … Мин Юнги собрал свою команду в том же, заваленном «подарками» зале, как только помощник Кан и его годзиллы убрались из лаборатории. И вот тут уж он не стал выбирать выражений. Прооравшись до хрипоты, он заявил, что не вправе никого здесь удерживать и даже требует, чтобы все они сейчас же уволились. — Коллеги? Вы позволите мне говорить и от Вашего имени? — старший научный сотрудник Канг поднялся со своего места. Он обратился сразу ко всем и получил одобрительный гул в ответ. — Тогда я продолжу. Доктор Мин, мы останемся с Вами. На наше место они могут набрать других генетиков и они могут быть не такими чистоплотными, как мы все. — Я очень ценю Вашу преданность, но завтра, на этих стендах будут лежать люди. Это будут коматозники, психопаты, смертники и прочие отбросы общества, которых у помощника Кана легион. С его точки зрения это не люди. И их всех не устраивает наш виварий, они хотят экспериментов на человеческих образцах, чтоб результаты были очевиднее. И поэтому, вам всем больше нечего тут делать. Господи, как же я мог так вляпаться, — Мин все еще не мог прийти в себя, и сейчас рассеянно хлопал себя по карманам рубашки и брюк в поисках сигарет. Хотя давно уже бросил курить. — Доктор Мин, — Канг Кю Хен был старше, звезд с неба не хватал, но в людях разбирался куда лучше, чем Мин. — Наш дорогой Доктор Мин, а кто им скажет, что опыты будут проводиться на людях, а не на кроликах? — Они же ничего не смыслят в науке! — покачал головой младший научный сотрудник, и встал рядом с Господином Кангом. — А результаты мы им тоже на кроликах предоставим? — грустно ухмыльнулся Мин. — А результатов они будут ждать очень долго. И за это время мы найдем способ не допустить ничего бесчеловечного, или мы или никто, — Кю Хен свято в это верил. И за эту мысль и веру цепко ухватилась вся команда ученых. В следующую минуту к ним присоединился весь исследовательский состав в количестве одиннадцати человек. А потом все ученые до позднего вечера распаковывали новое оборудование и готовились к первому сражению. И обсуждали, сколько времени они смогут выиграть. Получалось около года. Что будет после, никто из коллег не знал и старался об этом не думать. И все же, расходясь тем вечером по домам, Мин Юнги снова обратился ко всем своим подчиненным: — Если завтра кто-то из вас решит не приходить сюда больше, я это пойму. * * * Сомбенним Хван Ю Ри стоял перед рядами замерших в поклоне учеников и разглядывал новобранца. Его сегодня привел Чонгуки и очень просил за него. Парень был растерянным и неуклюжим на вид, но в его глазах тренер Хван заметил решимость. Только ее, безо всякого страха или истерики, и поэтому в виде исключения взял к себе ученика посреди года. Учителя любили, уважали и побаивались. А это идеальное сочетание для дисциплины в спорте. — И что у нас тут за срочность? — спросил Ю Ри Тэхена перед началом занятий. — Учитель, мой друг внезапно осознал, что жизнь его будет пустой и несчастной, если он не придет к Вам! — Чонгук снова, как и на кухне Мина, бил поклоны, дергая Тэ за рукав, чтоб тот присоединился. — Чон Чонгук, я бы на твоем месте прекратил уже читать исторические романы. Это вредит твоему рассудку. Ладно, разберемся, — тренер Хван оглядел новичка в белоснежном кимоно не читаемым взглядом и вошел в зал первым. Теперь он еще раз прошелся перед учениками, сканируя взглядом каждого и кивком разрешил начинать. На тренировке Тэ оказался неожиданно выносливым и проворным. И это было новостью даже для самого Тэхена. И хоть Гуки не церемонился, раз за разом бросая его на маты, Ким тут же поднимался, внимательно копируя стойку друга, и был готов продолжать. К концу занятий он выдохся и насквозь пропитал потом свое кимоно, но выглядел довольным. — Отличное начало, Тэ! Тренер пока молчит, но думаю, ты принят, — Гуки с гордостью посмотрел на друга, когда они после занятий вышли в зимние сумерки. — Да, я думал, будет куда сложнее. Спасибо, что попросил за меня и извини, что я вот так свалился тебе на голову с просьбой, — Ким остановился и задрал голову вверх, где из черноты, высоко над уличными фонарями сыпал рождественский снег. — Да ну, я даже рад. И это… наверное я был грубым, но так положено. Разрешаю потом отыграться! — Глупости, Гуки. Все хорошо, на войне как на войне, — только Техен может улыбаться так мягко и убедительно. И Чонгук ему охотно верит, потому что совесть мучила его все время занятий. Они решили отпраздновать начало спортивной карьеры Тэ жареной свининой, и отправились в знакомый корейский ресторанчик. Не смотря на будний день, в городе чувствовалось праздничное настроение. На каждой клумбе и у каждого дерева шевелились голограммы Санты, и кричали свое " хо-хо-хо» демоническим голосом. Торговцы повывозили тележки со сладостями и глинтвейном, наполняя кварталы одуряющим запахом вина и специй. Улицы светились гирляндами всех цветов и размеров, а магазины из года в год соревновались в том, чьи витрины новогоднее. И из года в год побеждали абсолютно все. Утолив первый голод супом, Чонгук помог Тэ разложить на решетке полоски свиного живота и вдруг посмотрел на него. Посмотрел таким взрослым и таким тяжелым взглядом, что по Киму мурашки побежали. Тэ вообще-то и не догадывался, что его друг может вот так смотреть. — А теперь рассказывай мне все. Что случилось в тот день перед парой по анатомии? Ты думаешь, я настолько дурак, что поверю, будто тебе вот так вот просто захотелось заняться самообороной? — Ты вовсе не дурак, Гуки. Просто я не знал, с чего начать. Только давай закажем соджу?