Леший

      Сане казалось странным смотреть на собственное отражение в зеркале. Всё виделось привычным и обычным: та же россыпь мелких родинок на лице и шее, те же глаза и волосы, линия челюсти и губы, только что-то словно бы изменилось, стало другим и почти чужим, а она никак не могла разобраться в том, что же было не так.       Из-под ворота не застёгнутой рубахи была видна часть красного следа, оставленного Дремучим, а Сане подумалось, что у Тэхёна с этой же стороны чернилами распускалось дерево, доходящее до самого уха и оплетающее своими ветвями не только плечо, но и левую грудь. На нём этот узор смотрелся красиво и правильно, а её ключицы были изуродованы чужими зубами, разорванная кожа каким-то образом срослась слишком быстро, но след остался мерзкими и уродливым. Настолько, что Сана резко запахнула на себе рубаху и поджала губы, ощущая страшную обиду. Вспомнилось, что Тэхён видел этот красный, почти бордовый шрам, и стало так стыдно за своё тело, что пальцы, пытающиеся справиться с завязками, затряслись.       Леший появился за спиной в тот же миг, словно услышал мысли, и сквозь отражение в зеркале взглядом будто огладил шею и плечи, соскользнул на тонкую полоску голого живота, что виден был ещё под не застёгнутой до конца рубахой, и встретился с её взглядом. Тэхён отчего-то казался таким красивым, что в груди щемило и жаждало льнуть к нему всем телом в ожидании того, что он снова обнимет, приласкает и подарит много тепла, прежде не видимого и не ощущаемого.       — Ещё совсем рано, зачем ты встала с постели?       Без него там было холодно и пусто, не хватало совершенно особенного свежего запаха леса, что щекотал нос, и горячих рук на теле. Тэхён всегда уходил в ночи, стоило только уснуть, и появлялся под рассвет, вновь ловя Сану в свои объятия, утыкаясь носом в шею, но так и не засыпая. Но сегодня не пришёл, а от сковавшего всё тело холода девушку не спасло даже одеяло, заставив подняться вместе с солнцем и спуститься вниз, чтобы заняться мелким хозяйством.       — Раньше я всегда вставала с рассветом, — чуть улыбнулась Сана, оборачиваясь к Лешему лицом. — А ты разбаловал меня, позволяя спать едва ли не до обедни.       Он чуть прищурился, будто бы подозревая её во вранье, и девушка очень быстро прошмыгнула мимо него вниз по лестнице, ощутив горячие щёки и вспомнив вдруг, как прошедшим вечером Тэхён был в ней, а она с раннего утра омывалась, пытаясь стереть засохшее семя со своего бедра, но даже не чувствовала отвращения. Сердце билось в груди загнанной птицей, как если бы испытывало страх, и Сана через весь дом рванула на выход, горя изнутри настоящим стыдом. А потом невольно вскрикнула от неожиданности и чуть не упала, оступившись и повиснув на ручке двери.       Тэхён стоял прямо напротив — высокий, устрашающий, в облике могущественного Лешего, чью голову украшал белый череп с рогами, и Сана сглотнула, не испугавшись, но удивившись его появлению. Даже оглянулась назад, в дом, но не нашла на лестнице знакомого силуэта и громко выдохнула, снова подняв на него взгляд и поджав губы, почувствовав отчего-то вину.       — Если ты не скажешь, я не пойму, чем обидел тебя, — произнёс он. — Не дождалась меня в постели, а теперь хотела сбежать. Вчера я сделал что-то не так?       — Я не хотела сбежать, — протянула девушка, опуская взгляд на траву, — а ещё я вовсе не обижена.       — Ты не дала потрогать себя.       — Люди называют это «обнять».       Приятный ветерок коснулся волос, и Сана подняла голову вновь, замечая перед собой уже привычного взгляду юношу, который шагнул навстречу и чуть нахмурил брови, едва видимые под спадающими на лоб волосами. Он отчего-то уже не пугал, когда возвышался над ней огромным живым деревом, зато заставлял громко и часто биться сердце, когда выглядел человеком. Это не было страхом, но было чем-то иным, незнакомым и странным, вызываемым волнительную тошноту и давление в животе.       — Ты не такая, как всегда, — задумчиво протянул Тэхён, остановившись буквально в шаге, и Сана сцепила в замок ладони за спиной. — Что тебя мучает?       — Я смущена, — Леший непонимающе моргнул, и это заставило чуть улыбнуться его незнанию некоторых очевидных для человека вещей. — Думаю, это можно назвать стыдом. Не знаю, испытывал ли ты что-то подобное. Это похоже на пожар внутри, как если бы...       — У меня пожар внутри, когда ты меня трогаешь, — перебил Тэхён, а потом тут же исправился: — Обнимаешь.       Щёки вспыхнули вместе с ушами, и девушка невольно отшатнулась, тут же запинаясь о порог дома и оставаясь на ногах лишь в счёт того, что Леший подхватил её под самые локти и прижал к себе, выбивая из груди воздух и заставляя захлопать глазами, отворачиваясь.       — Я... несколько про другой пожар.       — У тебя красное лицо, — заметил он, и Сана коротко зажмурилась. — У тебя сейчас пожар внутри? Это потому что я тебя обнимаю?       — И от этого тоже, — кивнула она. — Я... Я встала так рано, потому что тебя долго не было, а перед рассветом всегда холодно. Я слишком привыкла к тебе. А ещё мне никогда не было хорошо от близости, и я в растерянности от того, что рядом с тобой мне спокойно.       Тэхён молчал, продолжая удерживать её за локти, и Сана заинтересованно подняла на него взгляд, тут же забыв, как правильно дышать. Его скулы были красными, как лесная брусника, и такого же цвета торчали из-под волос кончики ушей. Было неловко до невозможности, Леший хлопал ресницами, цепляясь ими за чёлку, а потом они как-то дёргано почти отпрыгнули друг от друга, и сердце у Саны подскочило к самому горлу.       — Я хотела постираться, — выдохнула она, обнимая себя руками. — Займусь, пожалуй.       — А я в лес.       Это было правда неловко и стыдно, вплоть до поджатых губ и пойманного внимательного взгляда мышей, который показался насмешливым до невозможности. Сана даже обернулась в их сторону, пройдя мимо и услышав тихий смех, и грозно нахмурилась. А они, вдвоём, удивительно слаженно сцепились друг с другом, будто именно очередным выяснением отношений и были заняты, а не внимательно слушали их с Лешим разговоры.       От них невозможно было избавиться, потому что те следовали по пятам повсюду: суетились на кухне, если Сана готовила еду, выбегали во двор, стоило заняться делами, цеплялись за подол юбки, пока она развешивала сушиться бельё, а ещё пищали друг на друга и зачем-то били хвостами. Эти двое и сейчас метнулись за ней стрелами, стоило взяться за стирку, а девушка только вздохнула, понимая, что даже отчасти привыкла к этому. Когда Тэхён отправлялся в лес, компанию могли составить лишь они да Старый. Только ворон теперь побаивался, не звал глупой ведьмой, а Сана улыбалась себе под нос, потому что чувство от этого было приятное. Словно бы она и правда была способна на то, чтобы превратить того в курицу.       До безумия сильно хотелось спросить у Тэхёна о том, что мучило разум уже целый день и заставляло сжимать собственные плечи в настоящем страхе. Не хотелось верить в собственную ведьмовскую сущность, но всё будто бы вело к этому, просило смириться, пусть даже ни разу Сана не сделала никому зла, не прокляла и не обидела. Никакой магии не ощущалась внутри, только звери и птицы говорили понятными словами, а в голове были знания, которых никогда не существовало прежде. Даже в тех книгах, какие пылились теперь в доме на окраине родной деревеньки. А, быть может, были сожжены вместе со всем остальным.       К вечеру Сане снова подумалось о том, что нужно было уходить, пусть даже всё вокруг казалось по-странному родным и привычным. Наверное, потому что ощущалось безопасным, и она выдохнула, поджав в улыбке губы и вытянув перед собой ноги. Сидеть в предночье на грубо сколоченной скамье у самого дома стало какой-то особенной традицией, и она ладонями сжимала её край, наблюдая за тем, как в траве копошились мыши, названные Белой и Чёрным. Они были маленькими, юркими, забавными, смешно переругивающимися и цепляющими друг друга лапками. Действительно совсем как деревенские дети.       Сердце защемило в странной тоске, подумалось, что откуда-то взялась странная необходимость увидеть людей, захотелось вдруг к ним, потянуло обратно и не испугали отчего-то ни факелы во тьме, ни косые взгляды и плевки, ни перешёптывания за спиной.       Поднявшийся ветер задрал её юбку, коснулся волос, заставив коротко зажмуриться, и Сана перевела взгляд на лес. Он не был тёмным и страшным, как совсем недавно, горло не сжимало в страхе, а горячее не касалось затылка, но она всё равно поспешила вернуться в дом и плотно закрыть за собой дверь, проверив, чтобы обе мыши успели прошмыгнули через щель тоже.       — Это же не Дремучий? — тихо спросила Сана, посмотрев на них, а потом бухнулась в кресло и коротко глянула на ветви елей за окном, что не казались страшными. — Я такая трусиха.       — Ведьма! — пискнула Белая, поднимаясь на задние лапки и опираясь о мебель, привычно дёргая усиками. — Ведьма! Хорошая!       Девушка чуть нагнулась, чтобы поднять обеих мышей к себе на колени, поймала их за грудки и уже потянулась обратно, как дверь вдруг распахнулась, напугав, а Сана во все глаза уставилась на появившегося на пороге Тэхёна. Он отыскал её взглядом, выдохнул будто с облегчением, а потом двинулся навстречу, заставив выпустить из ладоней мышей и подняться с кресла, чуть запутавшись в покрывале. Что-то было не так, это ощущалось в самом воздухе, и девушка вздрогнула ощутимее, когда Леший обхватил её щёки и наклонился слишком близко, заглядывая в глаза и кончиком носа касаясь её собственного.       — О чём ты думала? — спросил Тэхён, заставив непонятливо моргнуть. — Что было в твоих мыслях, прежде чем ветер снова послушал тебя?       — Что ты имеешь в виду?       — Если будешь давать волю своим силам, Дремучий снова учует тебя, не понимаешь? А если меня не будет рядом, кто защитит тебя, глупая?       Сана чуть отстранилась, нахмурившись и сжав чужие широкие запястья, и облизала пересохшие губы, потому что стало не по себе.       — Я правда не понимаю тебя. Может быть... Может быть, ты прав, и я действительно ведьма, ведь никто более не родится в красную луну и не окажется брошенным в лесу. Но у меня нет никаких сил, никто не учил меня этому. Я знаю лишь травы. Я — знахарка. Я могу лечить, но не калечу.       Тэхён выдохнул, коротко опустив голову, а потом снова посмотрел на неё из-под длинных, чуть спутавшихся на лбу волос и произнёс:       — Ветер слушает тебя, поддаётся тебе, а небо льёт дожди, когда твои глаза наполняют слёзы. Дремучий нашёл тебя, потому что почуял силу, которой ты дала волю. Он тоже услышал ветер и шёпот сгустившихся туч, напал на твой след и хотел забрать.       — Зачем?       — Чтобы насытиться, — Сана вздрогнула совершенно невольно, а потом позволила вжать себя в крепкую мужскую грудь и только стиснула в ответ рубашку на спине Лешего. — Ведьма — лучшее лакомство. Вкусная, сладкая, свежая, дающая новые силы и спасение. Дремучий хочет съесть тебя, оставил метку, чтобы не потерять, но я не отдам.       Стало страшно. И ещё сильнее — от того, что ветер мог подслушать, узнать мысли и снова донести всё до Дремучего. Нос Тэхёна коснулся её макушки, и Сана сжалась вся, подумав вдруг, что и он неспроста всё нюхал.       — А ты тоже хочешь меня съесть?       — Хочу обнимать, — выдохнул Леший и сжал в руках только сильнее. — Хочу ещё близости и много говорить. Хочу защитить и показать лес. Хочу, чтобы была только моей ведьмой. Но есть не хочу, я и так сильный и умный, я смогу уберечь тебя.       Ему снова верилось, щёки снова краснели, а его широкие руки снова гладили поясницу, позволяя виском прижиматься к крепкой груди. Сане хотелось обозвать себя доверчивой дурой, только язык всё равно не поворачивался, а тело затапливало одной нежностью.       Когда он вот так обнимал, ни о ком прочем даже не думалось, не тянуло обратно к людям в надежде узнать других и добрых, а хотелось только остаться с ним, надеясь, что Леший не прогонит и не ударит вдруг. И пусть стыдно было пользоваться таким гостеприимством, уходить не хотелось, потому что прикипелось к нему и свыклось. Настолько, что его лёгким казалось понять без слов.       Делить постель с Тэхёном было как-то правильно и уютно, он обнимал тепло и ласково, утыкался носом в шею и зарывался лицом в волосы, заставляя иногда смеяться. Он и сейчас навалился сверху, отведя в спальню за запястье, улыбнулся широко, очень красиво, а Сана поймала его лицо в ладони, пальцами оглаживая мягкие скулы и подумала о том, что с ним забывалось обо всём. Плевать хотелось на то, что она — ведьма, не страшен был никакой Дремучий, и только странное чувство коснулось рёбер, когда она ладонями с интересом огладила плечи и кончиками пальцев тронула видимые из-под ворота рубахи чернил.       — Ты красиво смотришь на мою метку, — выдохнул он, руками опираясь по обе стороны от её головы. — Так красиво, что мне хочется чего-то, чего я не понимаю сам.       — Метку? — Сана заинтересованно дёрнула бровями и подняла взгляд на Лешего, а он кивнул, громко сглотнув.       Тэхён ладонью коснулся её шеи, пустив мурашки по телу, отодвинул в сторону рубаху и огладил вдруг плечо с уродским шрамом на нём, и неприятное предчувствие тронуло самый затылок.       — У тебя будет такая же, — выдохнул Леший. — Может быть, не дерево. Может быть, иное. Но Дремучий оставил свою метку, я не успел вовремя.       — Кто он такой, этот Дремучий? — чуть нахмурилась она и невольно прижалась ближе к ладони, что накрыла щёку. — Он волк? Я чувствовала его когти на своей спине, но там не осталось рубцов.       Тэхён заскользил рукой вниз, коснулся шеи, с интересом опоясав пальцами, но даже не испугав возможным удушением, только двинулся дальше, к груди, и с интересом сжал вдруг в ладони одну из них, заставив громко выдохнуть, и поднял заинтересованный взгляд на её лицо. Это было так странно, совсем не больно, едва ли ощутимо, но приятно вплоть до нехватки воздуха.       — Дремучий — лес, — произнёс Тэхён, наклонив голову к плечу, и не глядя стиснул в пальцах вторую её грудь, заставив терять воздух. — Я родился с ним, умру тоже с ним. Дремучий — не волк, не ворон, не дерево и не его корни. Он — всё и ничего. А я — его хозяин.       Леший говорил тихо, медленно, вглядывался в лицо Саны, словно бы ловил каждую эмоцию, касался груди прямо сквозь рубаху, но делал горячо внутри, заставляя отчего-то жаждать почувствовать его в себе. Так странно, непривычно, стыдясь такого желания и алея щеками, пока Тэхён всего лишь продолжал нависать над ней и трогать грудь, шею, сжимать, касаться плеч, коротко вновь накрывать скулы и скользить вниз, до самого солнечного сплетения.       — Я думаю, дело в твоём теле, а не в объятиях, — выдохнул Леший. — Ты не трогаешь меня, но я желаю тебя. Мне горячо от твоего тела.       Щёки у Саны пылали, а ответное желание было будто чужим, неправильным, неясным. Почему-то хотелось его внутри, до самого конца, быть наполненной и по-странному целой.       — Ты хочешь близости?       Голос не слушался, а пальцы, стоило накрыть ими твёрдые плечи, задрожали так откровенно, что Сане стало стыдно за свою слабость.       — А ты хочешь?       Тэхён спрашивал, интересовался, словно правда ценил. А ещё наклонился и так приятно коснулся щеки кончиком носа, громко вдохнув, что она зажмурилась и стиснула его плечи.       — Да. Если это ты.       Нужно было поднять юбку, открывая доступ к своему телу, чуть привстать, чтобы пустить Тэхёна между ног, только тот вдруг поймал её запястья и горячо выдохнул в самые губы, заставив вздрогнуть.       — Хочу, чтобы ты разделась, — произнёс он. — Я хочу видеть твоё тело и трогать его. Пожалуйста, не торопись никуда, ведьма.       Никто прежде не просил её раздеться, никто не хотел смотреть на тело и касаться его вот так вот нежно, а не пытаясь сжать, лишить воздуха и затолкаться в него, задрав юбку, лишь бы самомý было хорошо и неправильно приятно от крика, что царапал её горло.       Тэхён был совсем другим — мягким и нежным. То ли от того, что не был человеком вовсе, то ли от того, что действительно был умнее мужичья в деревне и понимал многим больше. А ещё звал тихо: «Ведьма», но так красиво, низко, лаская слух, не осуждая и не обижая, что в груди будто распускались бутоны крупных цветов, чьи лепестки трепетали и щекотали всё внутри.       Его пальцы гладили пойманные запястья, даже не сжимали их, только ныряли под рукава рубахи, трогая предплечья, а Сана всё никак не могла оторваться от тёмного взгляда напротив. Продолжала смотреть, даже когда одна из ладоней Тэхёна снова оказалась на груди и мягко коснулась затем шеи, отодвигая ткань в сторону и обнажая красный след, оставленный Дремучим.       — Тебе не мерзко? — тихо спросила она, чувствуя пальцы на своём плече, а у Тэхёна дёрнулись брови. — Даже если ты говоришь, что это станет меткой... сейчас это всего лишь уродливый шрам. Ни один шрам не может украсить женское тело. К тому же, само моё тело...       — Очень красиво, — перебил её Леший, заставив зардеться, и снова наклонился к лицу, чтобы потереться кончиком носа о щёку, будто какое животное. — Я люблю твои волосы, люблю твоё тело, люблю твой запах, люблю твой голос. Я уже говорил, что люблю ведьму.       — Люди не разбрасываются такими словами, — выдохнула она, ладонями поймав его лицо, а Тэхён снова недоумевающе захлопал глазами, так что улыбка сама собой растянула губы. — Не уверена, что смогу объяснить, что значит «люблю», однако... Постой, — Сана нахмурилась, вспомнив его слова, а в горле почему-то пересохло, — откуда ты знаешь о моём теле? Я была обнажена лишь единожды, но ты не мог видеть, потому что обнимал меня, а потом сбежал.       Тэхён сглотнул и улыбнулся вдруг поджатыми губами, усаживаясь над Саной на колени и распрямляясь в спине, позволяя и ей самой приподняться на локтях, догадываясь вдруг о том, о чём раньше допустить мысль казалось глупостью.       — Ты подглядывал за мной? Наблюдал, пока я мылась?       — Нельзя? — Тэхён глупо моргнул, а потом едва слышно рассмеялся, лбом прислоняясь к её собственному и обжигая губы дыханием. — Ладно, я понимал, что нельзя. Но заметил случайно, а уйти не смог. Это было лишь однажды.       — Мне кажется, ты лжёшь, — шепнула Сана и зажмурилась, когда его кончик носа знакомо коснулся щеки, а руки накрыли талию, чуть сжав.       — Твоя кожа мягкая, тонкая, вода на ней кажется такой вкусной, что я просто не могу перестать смотреть, едва замечаю, — выдохнул Тэхён, заставив вспыхнуть даже кончики ушей от осознания того, что он правда видел. — Мокрые волосы липнут к спине, а ты вздрагиваешь от каждого касания ветра. Я люблю твоё тело.       Леший уткнулся в самую шею, заставив чуть приподнять голову, а у Саны грудь поднималась и опускалась слишком часто, выдавая сбитое дыхание. Волнение заставляло пальцы дрожать, а всё тело морозило от его слов и того, как он гладил пальцами талию сквозь ткань рубахи и губами вскользь касался кожи, наверняка даже не понимая, насколько это казалось приятным и нежным.       — Хорошо, давай я разденусь, — на одном духу выпалила девушка и положила руки на плечи Лешего, чтобы чуть отодвинуть его от себя и сесть на кровати. — Только ты тогда разрешишь поцеловать себя. Это не страшно, я просто...       — Поцеловать? — перебил он, и Сана сглотнула, смутившись.       — Да, это когда...       Тихий вскрик разбился о чужие губы, стоило Тэхёну врезаться в её рот, обхватить лицо ладонями и повалить на кровать. Зубы заныли от неожиданно столкновения, а в груди слишком быстро забилось сердце.       Леший громко дышал через нос, вжимаясь в её рот, а Сана самым животом чувствовала его окрепшую плоть, пока он едва не восседал сверху, накрыв своим телом. Она осторожно двинула губами, чтобы обхватить его, только Тэхён отпрянул совсем немного и горячо выдохнул, ладонями с её лица скользнув на шею и ниже, мягко оглаживая груди и вновь сжимая их — на этот раз одновременно и чуть сильнее, заставив выгнуться.       — Ты знаешь, что такое поцелуй, — шепнула она, а пальцы Лешего коснулись завязок на вороте рубахи. — Ты видел?       — Я многое видел. Странно, что людям нравится тыкать друг в друга губами.       Сана чуть улыбнулась, с мурашками думая о том, что голос Тэхёна с каждым мгновением становился всё тише и ниже, а потом сама же потянулась и несмело обхватила его верхнюю губу своими, ощущая, как тот вздрогнул, но не отодвинулся вновь, лишь потянув рубаху на себя, вытаскивая её из-под юбки.       Его ладони, коснувшиеся живота, показались обжигающе горячими, и девушка тихонько выдохнула в чужой рот, тут же вздрогнув от того, как Тэхён в ответ неумело сжал её губы. У Саны самой не было никакого опыта, помимо того лишь сухого, о каком приезжие барды пели иногда в корчме, и рассказывали хихикающие девки, точа лясы меж собой, но заставляя прислушиваться к разговору всех. И как раз Тэхёна хотелось целовать, никого более, пусть неумело и незнающе, зато со всеми теми особенными чувствами, которыми полнилась грудь.       Его руки под рубахой не пугали, хотя трогали сильно, сжимали кожу, скользя по рёбрам, а большие пальцы водили по горошинам вставших словно от холода сосков. Тэхён дышал громко, почти сидел на её бёдрах, упершись коленями по обе стороны от тела, и нависал сверху, совсем не пугая и не отвращая собой. Целовать Лешего было странно, немного неловко, сжимая его губы и чувствуя под одеждой руки. Они сминали грудь сильно, но словно нежно, а потом скользили по рёбрам, гладя и лаская так хорошо, что хотелось метаться по постели и сжимать бёдра от совершенно странного нетерпения.       — Поднимись, — коротко шепнул он, оторвавшись от губ, и стянул с тела рубаху, чтобы вновь затем вжать Сану в кровать, уткнуться носом под самое ухо и поцеловать вдруг в шею, заставив вздрогнуть. — Снимешь с меня тоже? Так жарко.       Пальцы тряслись, когда она коснулась ткани его рубахи, было отчего-то одновременно волнующе и стыдно вот так тащить её наверх, оголяя смуглое тело, а затем трогать его, всё такое обнажённое, своими ладонями. Скользить по груди, чувствовать гладкость кожи, косточки рёбер, перекатывающиеся на спине мышцы и будто изучать, трогая подушечками пальцев дрогнувший живот и поднимаясь по прямой до солнечного сплетения.       Тэхён вдруг подался вперёд и поцеловал первым, немного влажно ловя нижнюю губу и дёргая вниз пояс юбки, заставляя чуть податься вверх бёдрами, чтобы ту можно было стащить. Её живот тогда же столкнулся с его, кожа к горячей коже, а Сана самым низом вновь ощутила окрепшую плоть Лешего, что замычал прямо в её рот и вдруг потёрся, одной ладонью накрыв алую скулу и мягко огладив большим пальцем.       Так странно было самóй развязывать пояс мужских штанов, путаться дрожащими в нетерпении пальцами в шнурках и словно по-настоящему гореть изнутри, теряясь в чужом дыхании и тихих стонах, которые, однако, будто оглушали, пытаясь лишить сознания. Было душно и жарко, по спине лился пот, делая едва выстиранные простыни мокрыми, а Тэхён гладил бёдра, устраиваясь меж её ног. Просто скользил ладонями от ягодиц до самых коленей и обратно, однако Сане хотелось тонко стонать, запрокидывая голову и кусая губы. Те были заняты чужими — раскрывались по их велению, сжимались вновь, целовали в ответ и дрожали под горячим дыханием и случайными встречами с мокрым кончиком языка Лешего.       Сана чуть вздрогнула, когда ощутила меж ног горячий член, а Тэхён оторвался от её рта и опустил взгляд вниз, где встречались их тела, словно бы правда мог рассмотреть что-то в полумраке комнаты. Его руки были под самыми её коленями, пальцы гладили оказавшееся чувствительным место, а внизу тянуло и ныло, будто молило о том, чтобы Леший оказался уже внутри, а не дразнил вот так, лишь потираясь.       — Я могу...       Тэхён поймал её запястье, стоило потянуться вниз, прижал руку к постели рядом с головой и обхватил член второй ладонью, облизав и закусив нижнюю губу.       — Я хочу сам.       Он снова влажно поцеловал, горячо выдохнув через нос, собственными коленями чуть шире развёл её ноги, провёл ещё членом по промежности, прежде чем толкнуться, и с низким мычанием оторвался от губ Саны, накрыв вместо этого своим телом. Ей захотелось вдруг взмолиться богам, только сил хватило на один лишь стон и зажмуренные в непривычном удовольствии глаза.       — Нет, — выдохнул Тэхён в шею, пальцами одной руки вцепившись в её талию, — не сжимай так.       Но было так хорошо и приятно, мокро между ног, что хотелось ощущать эту наполненность вечность. Леший растягивал будто правильно, губами касался кожи, шепча что-то о том, что ему так «слишком», а сам снова и снова подавался бёдрами вперёд, заставляя тонуть в каком-то вязком, до безобразия восхитительном чувстве. Он двигался медленно, дышал громко, её руку, с сжимаемым запястьем, положив на свою шею. А Сана ощутила странную необходимость коснуться его густых чёрных волос — чуть жёстких и сухих.       Тела горячо тёрлись друг о друга, а губы будто сами собой находили на короткие мгновения чужие, чтобы коснуться вскользь, мимолётно, а потом распахнуться встречным стонам, сливающимся в один. Тэхёна хотелось молить о том, чтобы он не смел останавливаться, чтобы обязательно продолжал вот так прижимать к постели и двигаться, снова и снова оказываясь внутри.       Поцелуи казались сладкими, а тела — липкими, только пальцы всё равно цеплялись то за плечи, то за талию, то за шею, то за бёдра. Всё было словно в том самом Хаосе, о каком писали книги, вне времени и вне пространства, с одним лишь Тэхёном над её телом и даже без ощущения кровати под спиной. Глаза не видели ничего, руки ощущали лишь Лешего, а внизу ныло и сладостно тянуло, словно готовило, словно предсказывало большее.       И так горячо стало, когда Тэхён почти зарычал, изливаясь внутри, хрипло застонал в самое ухо, вдруг прикусывая его зубами, что Сана выгнулась, снова невольно сжавшись вокруг его члена, и плечи у Лешего задрожали. Перед глазами вновь предстал знакомый деревянный потолок — вовсе не пустота и не тьма, а Тэхён губами прижался к шее и привычно втянул в себя воздух.       Вспомнилось вдруг то странное чувство, которое почти подтянуло к чему-то особенному, почти заставило ощутить это прежде незнакомое, что захотелось зажмуриться и самой двинуть бёдрами, чтобы почувствовать Тэхёна внутри. Словно бы это помогло ощутить что-то ещё — куда более сильное и мощное.       Леший приподнялся на руках, встречаясь с её взглядом, и мягко отвёл с лица прядь волос, опуская взгляд на губы и вдруг накрывая их большим пальцем. Показалось необходимостью свести ноги, когда он покинул лоно, только его тело всё ещё оставалось между бёдер.       — Я не раз видел охмелевших людей, способных на одно сплошное безумие. Я не пил, но чувствую себя способным на это же безумие. Близость людей так дурманит. И ты тоже дурманишь. Хочу много целовать тебя.       Сана невольно улыбнулась и коснулась его влажных волос, убирая со лба и пропуская пряди сквозь пальцы. А потом коротко пискнула, когда Тэхён вдруг обхватил талию и повалился вместе с ней на бок, заставив сердце застучать чаще привычного. Его грудь была мокрой и чуть липкой, член упирался в бедро, а дыхание щекотало макушку. Только отстраняться всё равно не захотелось.       — Ты сказал, что не понимаешь, что люди нашли в поцелуях, — выдохнула она, поднимая голову, а Тэхён придвинулся ближе. — Соврал снова?       — Всего лишь узнал.       Его губы правда казались вкусными, так приятно было касаться их, ладонями накрывая гладкие щёки, что глаза закрывались сами собой, а сердце почти осязаемо тянулось навстречу. Руки Тэхёна гладили спину, прижимая к себе, носы иногда тёрлись друг о друга, почти нежились, а дрёма влекла в свои сети, уговаривая удобнее расположиться в объятиях Лешего и вслушаться в его тихое:       — Спи, ведьма, спи...       Сквозь сон легко было почувствовать, как тело спрятали под одеялом, уходя вновь и оставляя вместо себя лишь пустоту, но улыбка коснулась губ от ощущения пары коротких поцелуев в макушку и в висок. Сана лишь плотнее укуталась, вжимаясь носом в подушку, а потом уловила вдруг громкое ругательство и подскочила, испугавшись, тут же встречаясь взглядом с пытающимся влезть в штаны Тэхёном. Он уже открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но сбоку что-то мелькнуло, привлекая её внимание, и Сана обернулась к окну, в то же мгновение теряя весь воздух.       Там, снаружи, всё было белым. Снег летел огромными хлопьями, а деревья стояли абсолютно голыми, растерявшими всю свою листву.       — Что?.. Как?..       Сана повернулась к Тэхёну, ожидая, что он обязательно сможет рассказать, что произошло, только тот сам, кажется, не понимал совсем ничего и хлопал ресницами, облизывая губы и сглатывая. На дворе ещё утром было лето — жаркое и солнечное, но сейчас снега было так много, что в нём утонуть казалось возможным по самое колено.       — Рогатый! — послышался вдруг голос откуда-то снаружи, заставив вздрогнуть, а по входной двери застучали так сильно, что девушка смогла лишь плотнее укутаться в одеяло и посмотреть на Тэхёна, который, вопреки ожиданию, только тяжело вздохнул. — Я знаю, что ты здесь, деревянная твоя башка! И член твой деревянный! Твоих палок дело, а?! Выходи давай, бить буду! У меня девки орут, вся вода во льдах! Им как мужиков топить!?       В дверь задолбились вновь, а Сана в себе силы нашла лишь для того, чтобы посмотреть на Лешего и неловко, чуть дёргано улыбнуться. Потому что внутри что-то подсказывало, что дело было не в нём. В ней.