Леший

      Тэхён обидчиво хмурился, почти злился, снова и снова сдувая с лица пряди лезущих в глаза волос, а ещё стирал со лба пот и вновь брался за притащенный откуда-то топор. Он не нуждался в еде и во сне, но всё равно был до ужаса похож на обычного человека, пусть даже его тело не было таким крепким и покрытым мышцами, как у остальных мужчин в деревне.       Руки у Тэхёна были худыми по самые локти, а спина — ровной и широкой, с выпирающими позвонками и необычными ямками у самого копчика. На груди не кудрявились чёрные волосы, а кожа казалась какой-то удивительно мягкой, похожей на бархат, какой Сана однажды видела на прилавках городского рынка. Такую бы тронуть, прикоснуться самыми кончиками пальцев, чтобы огладить живот и задержать взгляд на выпирающих тазовых косточках и редких волосках под пупком.       Тэхён снова опустил топор на полено, и то раскололось лишь на половину, заставив Лешего недовольно зафыркать, а Сану — улыбнуться, пряча нижнюю часть лица в ладони.       Наверное, — думалось ей, — было неправильно вот так подглядывать за ним из окна дома. Только тот наверняка знал об этом и не говорил ни слова против. Просто было что-то очень приятное в том, чтобы наблюдать за тем, с каким интересом Тэхён пытался соответствовать человеку. Будто самый настоящий любопытный ребёнок, учащийся чему-то новому и интересному. Но улыбка стёрлась лица Саны, а сердце громко ударилось о рёбра, стоило ей вспомнить о том, как обнимал этот ребёнок, как стискивал в своих руках и жался к её телу, словно бы дыша одним только этим.       Тэхён вдруг оглянулся, вынимая топор из полена, и посмотрел прямо на девушку, заставляя её смутиться и резко повернуться спиной к окну, задушено выдыхая и хватаясь за грудь. Там, внутри, быстро и громко билось сердце, а Сана готова была саму себя звать громким «Дура!», понимая, что за одну лишь седмицу прикипела к Лешему, который был слишком добрым и ласковым. Только нельзя было этого делать, потому что пора уходить настала уже давно, а она всё не могла набраться сил вновь попросить Тэхёна показать путь к какой-нибудь деревушке.       К обеду Леший всё же управился, разулыбался довольно и счастливо, показывая зубы, и упёр руки в бока, громко дыша и выгнув колесом блестящую от пота грудь. Его пришлось вести к бочкам с водой, чтобы отмыть, а тот от холодной воды весь встрепенулся, снова зафыркал и взъерошился, как пёс, разбрызгивая всё вокруг. Тэхёна на одном месте удержать было сложно, он всё пытался разогнуться, не давая смыть пот со спины, а ещё хватал Сану за одежду, которая и без того успела намокнуть.       — Да что ж ты такой нетерпимый!       — Холодно! — фыркнул он, едва ли не отпрыгивая в сторону, и снова весь заерошился, заставляя Сану прикрыться от летящих в неё капель воды. — Тэхён не хочет мыться!       — Тогда ты будешь грязным, — постаралась терпеливо произнести она и вздохнула, оттягивая от тела промокшую насквозь рубаху, — и ужасно вонять. И никто даже не станет разговаривать с тобой, потому что ты будешь вонючкой. Тебя так и будут называть все — не «хозяин», а «вонючка».       Леший глянул на неё исподлобья, переступив с ноги на ногу, и ладонью коснулся своей мокрой груди, вздрогнув от насквозь пробравших мурашек.       — Ведьма хорошая, ведьма не станет обзываться.       — Да я первая перестану с тобой разговаривать, — хмыкнула Сана, скрестив перед собой руки. — И всегда держаться буду за три шага, потому что пахнуть от тебя будет грязью... Почему ты вообще больше не превращаешься? Только ворчишь постоянно, что люди слабые.       — Потому что глупая ведьма боится.       — Я не глупая!       Сана нахмурилась, потому что было до жути обидно, а Тэхён только поднял голову навстречу поднявшемуся ветру и, коротко прикрыв глаза, слишком довольно улыбнулся. Её юбка, бывшая некогда платьем, взметнулась вперёд, волосы растрепались, закрывая глаза, и девушка посетовала в очередной раз на изменчивую погоду, поднимая руки, чтобы отодвинуть рыжие пряди от лица. Только Тэхён тогда же оказался слишком близко, напугав неожиданным появлением, и ладонью накрыл щёку, поднимая её лицо навстречу своему.       Он был таким большим, высоким, что рядом приходилось теряться и задерживать дыхание, судорожно вглядываясь в тёмные глаза напротив. Такие таинственные, иногда заставляющие сердце сжиматься в страхе, а иногда вынуждающие верить и желать оказаться ещё ближе. Тэхён гладил скулы, всё продолжал безмолвно смотреть, а Сане с каждым мгновением становилось всё труднее дышать, пока ветер не утих, а Леший не подался вперёд и не уткнулся в её висок, снова прижимая к себе и стискивая в объятиях.       — Ведьма не глупая, — произнёс вдруг он, соглашаясь. — Молодая, дикая, свободная.       — А ты уверен, что старше, чтобы так говорить? — хмыкнула она, чуть отстраняясь, но не убирая ладоней с мокрого обнажённого тела, которое почти пылало жаром и правда казалось мягким.       — Тэхён слышал, как ведьма родилась, — Леший наклонил голову к плечу, а Сана невольно вздрогнула, вспомнив россказни деревенских, какие дедушка говорил не слушать. — Тэхён видел красную луну в ту ночь и слышал, как плачет в люльке брошенное дитя. Тэхён старше и умнее, родился с лесом и с лесом умрёт.       — Быть не может...       Деревенские звали Сану дьявольским отродьем и тыкали пальцами, ругали дедушку, что приютил и вырастил, говорили, будто бы он навлёк на всю деревню беду, притащив из леса ребёнка, а он просил её не верить злым языкам, что жалили больнее ос. Они болтали про красную луну, про родинки, которые с возрастом появлялись на теле, хватали за рыжие волосы и угрожали отрезать их. А потом всё равно снова и снова молили о помощи, словно пользуясь тем, что Сана никак не могла найти сил отказать, жалея и сочувствуя каждому.       И теперь стало страшно от того, что они могли быть правы. Равно как и Тэхён, снова обнявший и прижавший к своей груди, будто пряча от вновь поднявшегося ветра.       Он был сильнее, порывистее, заставлял дрожать и прятать лицо в чужом теле. А глаза вдруг наполнились слезами, и Сана зажмурилась одновременно с тем, как с неба упали первые капли дождя, бессмысленно разбиваясь о землю.       — Надо в дом, — тихо произнёс Тэхён. — Ведьма промокнет и замёрзнет.       — Ничего.       Леший, однако, потянул её за руку в нужную сторону, а Сана двинулась вслед за ним, чувствуя, как волосы закрывали лицо, лезли в рот, а юбка мешала свободно идти, влезая между ног. Враз стало слишком холодно, пасмурно, а небо, на которое девушка коротко подняла взгляд, оказалось сплошь затянуло невесть откуда взявшимися тучами, и сердце как-то странно сжалось в груди.       В доме, конечно, было теплее, мыши тут же оказались под ногами, попискивая и опираясь лапами о щиколотки, пока Тэхён не посмотрел на них непривычно сурово и не угомонил одним взглядом, усаживая её в кресло и опускаясь на пол у самых ног. Он прижался к ним всем телом, ладонями забрался под юбку, чтобы обхватить тёплыми пальцами щиколотки, и положил голову на колени, смотря с волнением, переживанием и невиданной прежде ни в ком ином чуткостью. Такой милый, добрый, что Сана просто не могла не поймать его лицо в ладони и не отвести от глаз волосы, оголяя широкий красивый лоб с густыми бровями.       Ей было страшно от того, как в голове снова и снова появлялись воспоминания едва ли не о каждом «Ведьма», выплюнутым со злостью и ненавистью. Но было и спокойно от того, как Леший смотрел словно в самую душу, оглаживая ноги и сжимая иногда под коленями, странным образом успокаивая одним своим взглядом. Будто волшебство какое-то. Будто та самая магия, в какой винили именно её.       За окном вдруг свернула молния, заставив Сану напугаться и вздрогнуть, а потом страшно громыхнуло одновременно с жутко завывшим ветром. Каким-то неправильными, чёрствыми, чужими. Ветки растущих вокруг дома елей забили по открытым окнам, которые и без того тряслись в ставнях, а Тэхён подпрыгнул на ноги и обернулся в сторону разволновавшегося леса.       Сану от одного взгляда туда же пробила дрожь, не позволившая подняться, а по телу разлилось что-то горячее, мерзкое, противное, заставившее схватиться за горло и во все глаза уставиться на темнеющий лес в нескольких шагах от дома.       — Дремучий.       Девушка вздрогнула снова, услышав голос словно бы иной — ниже, глубже, страшнее, и посмотрела на Тэхёна, который по-волчьи скалился, подняв верхнюю губу. Было жутко, неправильно, вязко и душно, а ветви снова застучали по окнам, словно желая проникнуть внутрь и вновь оплести её руки.       — Что происходит?       Сана не узнала и свой голос, удивилась тому, как слабо и нелепо он прозвучал, а потом отчего-то захотела отстраниться, когда Тэхён снова посмотрел на неё. Так пристально, почти щурясь, что холодное и липкое, будто в противовес горячему и тяжёлому, коснулось поясницы.       Он вдруг дёрнул её за запястье, заставляя подняться, и резко схватил за ворот рубахи, оттягивая его в сторону от правого плеча, где всё не сходил след от раны, грозясь, кажется, навсегда остаться шрамом.       — Тэхён...       — Учуял, — выдохнул Леший, будто не размыкая губ, а потом придержал девушку за талию, когда за окном снова страшно прогрохотало, и стало ещё темнее. — Да кто б не учуял...       — Ты можешь сказать, что происходит?       Сана поймала его за плечо, жалея, что на смуглом теле не было рубахи, в которую можно было бы вцепиться, а Тэхён только кинул:       — Жди меня здесь, — и отстранился.       Его слова странно отозвались внутри, заставив замереть в напряжении, и сам Леший застыл на несколько мгновений тоже, будто осознавая, что сказал что-то не то. Не так. Сана отшатнулась, коленями врезаясь в кресло, а Тэхён посмотрел странно, совсем неправильно и улыбнулся. Тоже непривычно, без широко открытого рта и сжатых между собой зубов. Всего лишь медленно поднял самый уголок губ и почти шикнул в странном довольстве:       — Вот же ведьма.       Он тогда же выскочил из дома, оставив дверь открытой, и буквально через пару шагов обратился вдруг вороном, взмахнул большими крыльями и устремился вверх. А девушка в растерянных чувствах плюхнулась обратно на кресло и едва нашла в себе силы снова задышать, хватая со спинки мягкое чистое покрывало, укутываясь в него полностью и прижимая к себе ноги.       Дверь захлопнулась с удивительным грохотом, заставившим вскрикнуть и накрыть уши ладонями, а следом позакрывались все окна, стоило только подумать о том, что в доме стало слишком холодно и страшно. Захотелось плакать, потому что там, снаружи, всё ещё было темно, а в голове снова стояли крики деревенских, что гнали её в чащу леса этим обидным «Ведьма!»       — Не плачь! Хорошая!       — Не плачь! Не плачь!       Мыши лезли наверх, цепляясь лапками за покрывало, носами тыкались в ладони и сами при этом жались ближе, дрожа и пища от каждого нового раската грома. Было страшно, потому что ещё Тэхён был странным, непонятным, каким-то неправильным. Он посмотрел иначе, заставил испугаться, а потом ушёл, оставил одну, сказал, будто бы всё дело было в Дремучем, и стало совсем не по себе.       — Хозяин защитит, — пискнула белая мышь, ткнувшись в мизинец. — Хороший хозяин. Красивый!       Она полезла дальше, выше, пытаясь вместе с пузом затянуть на ладонь задние лапы, хвостом при этом задела по морде сидящую внизу чёрную, и Сана как-то невольно улыбнулась, помогая ей.       Вопросов было так много, но ответы мог дать лишь Тэхён, и обязательно нужно было дождаться его. Перебороть себя, заставить успокоиться, вот так вот прижаться щекой к спинке кресла и закрыть глаза, стараясь не слышать грома и не представлять расчерчивающих небо молний.       — Глупый! Страшный!       — Глупая! Страшная!       Сана на ощупь нашла на собственных коленях вновь сцепившихся мышей, разделила их, придвинув какую-то одну ближе к груди, и сильнее сжала веки, надеясь уснуть и переждать страшную непогоду, оставшуюся там, за дверью и за окнами. И, вправду, проснулась от яркого света солнца и ласкового шёпота ветра, коснувшегося щеки и заставившего разлепить глаза.       Окна снова были открыты, ни одной мыши поблизости не наблюдалось, а снаружи слышно было пение птиц вместе с мягким шелестом листьев, так и манящих выбежать на улицу, чтобы убедиться в том, что всё снова стало хорошо. Только Сана остановилась уже через пару шагов, вспомнив слова Тэхёна, и задумчиво нахмурилась, не уверенная, стоило ли дождаться его или можно было уже выпорхнуть наружу.       И тем неожиданнее было ощутить вдруг на своей талии чужие руки, заставившие Сану вскрикнуть и резко обернуться, замечая поднявшего брови Тэхёна. Снова полностью одетого, со спутанными сухими волосами на лбу и полными удивления глазами. Он хлопал своими ресницами, словно бы не понимал, что не так, а девушка едва нашла в себе силы выдохнуть, расслабляясь.       — Тэхён напугал? — спросил Леший, наклонив голову к плечу, а Сана чуть нахмурилась, вспоминая, что он говорил совсем иначе какое-то время назад. — Тэхён не хотел, Тэхён...       — Ты правда думаешь, что я глупая? — перебила она его, а тот чуть вздрогнул и, вдруг поймав нижнюю губу зубами, отвернулся, заставляя потрясённо выдохнуть. — Так ты правда притворялся?..       — А что ещё мне нужно было делать? — он вдруг фыркнул и приблизился на шаг, заставив её отступить. — Ты росла с людьми и не верила им, испугалась моего обличья, наверняка испугалась бы волка и ворона. Мне нужна была твоя вера, и я получил её. Именно поэтому ты теперь не боишься меня. Пойми, ведьма, — как-то хрипло выдохнул Леший и, коснувшись её щеки, не позволил отстраниться, накрыв другую второй рукой, — я тебе не враг.       Тэхён выглядел словно совсем иначе, а его голос — плавный и низкий — проникал под самую кожу, отравляя сладким ядом и не давая двинуться с места, пусть даже сердце билось в груди раненной птицей, что пыталась вырваться из силков. Тэхён был так близко, что Сана чувствовала его своим животом, а Леший гладил щёки, наклоняясь всё ниже, пока не ткнулся носом в висок, и девушка зажмурилась, точно зная, что он прямо сейчас втянет носом воздух.       — Ты даже не представляешь, как дурманишь собой, — прошептал Тэхён, и руки его заскользили вниз по её плечам, чтобы коснуться затем талии и сжать, притягивая ещё ближе к себе. — А моя человеческая сущность и вовсе... как ты сказала?.. желает тебя.       — Ты лгал.       Язык не слушался, был тяжёлым и плотным, а Леший хмыкнул в самое ухо и снова громко задышал, не позволив ей отойти хоть немного.       — Ничего не изменилось от того, что я знаю человеческую речь лучше, чем показывал прежде.       — Ты казался ребёнком.       Тэхён вздрогнул и чуть отстранился, а потом расплылся в довольной улыбке, поймав её взгляд, и ладонями соскользнул вдруг на ягодицы, сжав и притянув к себе, выбивая из груди воздух.       — Я видел детей, — проговорил он, наклонившись к её лицу, и снова стиснул пальцы, заставив вцепиться в его плечи. — Никто из них не трогает так женщину. Никто из них не желает трогать женщину, как того захотел я... Дремучий пришёл за ведьмой, — вдруг выдохнул он, улыбнулся широко, дурашливо и только глаза его сверкнули из-за длинных волос почти опасно. — Тэхён прогнал Дремучего. И теперь Тэхён хочет награду.       — Отпусти!       Тэхён позволил выскользнуть из его рук, позволил оттолкнуть, упершись маленькими кулачками в грудь, и только повернул голову в сторону, поджав губы и шмыгнув носом. Снова слишком трогательно и ранимо, заставляя Сану обнять себя за плечи, чтобы не сметь прильнуть к нему, поймать лицо и разглядеть в глазах что-то очень важное.       — Вот про это я и говорил, — протянул он, поведя плечами. — Ты боишься меня, потому что я говорю и выгляжу, как человек. Не доверяешь, думаешь, что обижу.       — Я сейчас злюсь на тебя, а не боюсь.       Тэхён повернулся к ней лицом, и оно выглядело таким удивлённым и потрясённым, что руки у Саны как-то невольно опустились вниз, чтобы сжать подол юбки, а сердце громко бухнуло по рёбрам.       — Я не сделал ничего плохого, — пробурчал он и снова отвернулся, нахмурившись. — Я просто заботился о тебе. Я боялся навредить.       Ему верилось, потому что Тэхён правда был мягок и добр, куда ласковее любого другого человека, которого она только знавала, и трепетнее самогó ветра. И он отнюдь не вёл себя иначе — лишь слова его изменились, а оттого казалось, что и сам Леший совсем другой. Взрослый и действительно умный, только по-прежнему хмурящий брови и дующий губы, отчего даже щёки его стали больше.       Сана вздохнула, опустив взгляд, и снова обняла себя руками, потому что сказать в ответ было нечего. Его порыв напугал и напомнил о всех тех мужчинах из деревни, что звали дьявольской шлюхой и пытались снасильничать, больно хватая за волосы и разрывая платье.       Только потом вспомнилось ещё о том, как поймал Леший за щёки и начал извиняться, испугав впервые, а сейчас отпустил слишком легко и даже не смотрел в её сторону, будто бы растеряв то ли решительность, то ли странную весёлость.       — О чём ещё ты наврал? — тихо спросила она, переступив с ноги на ногу, и подняла взгляд на лицо, что по-прежнему казалось красивым. — Скажи честно, чтобы я точно знала, чего ещё могу ожидать.       — Я не врал, — фыркнул Тэхён, — просто сделал вид, что плохо знаю человеческую речь. И я не хотел, чтобы ты думала, будто я — дитя. Я старше, умнее и сильнее тебя.       — Почему постоянно повторяешь, что умный? — Сана совершенно невольно улыбнулась, а Леший снова недовольно и почти обиженно глянул исподлобья. — И неужели ты правда подумал, что я прокляла тебя в тот раз?       Тэхён отшатнулся на целые полшага, и щёки его вспыхнули таким откровенным красным цветом, что девушка смутилась и сама, понимая, насколько неловким всё казалось теперь, когда Леший не просто выглядел взрослым юношей, но совершенно точно являлся стариком, который, однако, совсем не знал человеческой природы. Его глаза бегали по всему дому, словно бы стесняясь её взгляда, а пальцы оказались в волосах на затылке, выдавая всё смущение.       — Мне уже не один десяток веков, и я видел людей, знал их, подпускал иногда близко, притворяясь человеком, — произнёс он, а потом посмотрел на Сану, коротко поджав губы и неловко тронув красные, наверняка горящие уши. — Я просто... Я не знал женщины, находясь в облике человека. Откуда мне было бы известно, что это так больно? И приятно... Я не глупый, ясно? Я просто правда не знал.       Девушка не хотела, но всё равно тихонько прыснула, накрыв рот ладонью и опустив взгляд, а Тэхён в пару шагов вдруг оказался почти привычно близко и подцепил её подбородок, показывая свои опущенные вниз уголки губ и внимательный прищур глаз, заставивший Сану сглотнуть и растерять невесть откуда взявшееся веселье. Просто вдруг стало не по себе — волнительно, но уже не страшно. А в голове снова раздалось то странное: «Тэхён хочет награду», и девушка чуть вздрогнула, ощутив, как знакомые руки накрыли щёки, притягивая ближе.       — Зачем смеёшься надо мной?       — Я не хотела тебя обидеть, — честно выдохнула Сана, а потом чуть вздрогнула, когда Тэхён снова вжал в себя объятиями, и повернула голову, щекой упершись в крепкое плечо. — Мне лишь подумалось, что я поспешила, приняв тебя за другого. Но ты и правда всего-то удивительно хорошо владеешь человеческой речью.       Леший фыркнул в самую её макушку, а потом горделиво произнёс:       — Потому что я умён и стар, — захотелось улыбаться этому совершенно детскому на самом деле тону, но Сана лишь молча сжала рубашку у его локтей, чувствуя жар ладоней на пояснице. — Не бойся меня.       А его и невозможно было бояться, когда он так тепло дышал в волосы и снова гладил, уткнувшись носом в макушку. Леший сжимал талию, вёл руками выше, большими пальцами поигрывая по рёбрам, касался спины, мял, громче втягивая в себя воздух, и заставлял Сану всё сильнее хвататься за его тело, чтобы не упасть.       Ей это почему-то так нравилось, что голова кружилась, а ноги слабели до ужаса. И не было противно и мерзко, от Тэхёна не несло за версту хмелем, он не пах грязью, борода не кололась, а руки, пусть сжимали так бесстыдно и сильно, не торопились задрать юбку да повернуть спиной, чтоб вырываться не смела, вжимаемая лицом в стену. Женщины словно были к такому привыкшими, фыркали и кривились в сторону Саны только сильнее, никак не понимая будто бы, отчего она снова и снова кричала и вырывалась. Царапала мужские лица, лягалась ногами и никак не могла понять, почему они унижали и оскорбляли, а потом вот так вот трогали тело мозолистыми руками и слюнявыми губами, заставляя задыхаться в запахе гнили и нечистот из самого рта.       А Тэхён трогал хорошо и приятно, громко дышал, касаясь носом то виска, то волос, то шеи, заставляя поднимать голову, и Сана отчего-то чувствовала себя совершенно особенно. Тело дрожало, внутри всё волновалось, а пальцы сами собой гладили чужие плечи, разминали мышцы, скользили по груди и не боялись сделать что-то неправильно.       И даже когда Леший потянул наверх рубаху, вытаскивая из-под юбки, Сана только громко выдохнула в его шею и задрожала пуще прежнего от того, как коснулись ладони голой кожи поясницы.       Его пах был напряжён, упирался прямо живот, и девушка чуть отстранилась, чтобы поднять голову и заглянуть в словно ещё сильнее потемневшие глаза. Тэхён смотрел задумчиво, продолжая гладить спину под рубахой, а потом тяжело и громко сглотнул, стоило опустить руки на пояс его штанов и позволить тогда же прижать себя сильнее к мужскому телу.       — Я видел, — выдохнул он и чуть наклонился к её лицу, — когда мужчина помогает женщине, он просит награду. Говорит отплатить ему за спасение, а женщина разрешает много трогать себя. Но ты не такая. Ты испугалась.       — Потому что мужчины сильнее. Женщины боятся их и слушаются во всем, им неприятны их грязные руки и мерзкие слова, но они боятся умереть, поэтому... — Сана запнулась и, коротко облизнув губы, снова подняла взгляд на Тэхёна. — Что ты видел?       — Спаривание.       Уголки губ сами собой поползли вверх, и девушка попыталась её спрятать, заметив нахмуренные брови Тэхёна.       — Близость, — мягко проговорила она и опустила взгляд, вдруг испытав какую-то неожиданную неловкость, — секс или занятие любовью. Люди называют это так.       — Мне очень хочется, чтобы ты меня трогала. Тело чешется и жжётся, — выдохнул Тэхён, кончиками пальцев коснувшись её позвоночника и мягко надавив. — Мне понравилось трогать тебя, когда ты была обнажена, и я почувствовал желание. Я не хотел пугать тебя и злить, я только хотел, чтобы ты показала мне всё.       — Ты хотел близости? — скулы опалило горячим, будто ей было двенадцать, а Сана впервые услышала разговоры девушек у корчмы о том, что секс из себя представлял. — Не знал, как спросить, и поэтому повторил за мужчинами, которых слышал?       Тэхён сосредоточенно кивнул, и девушка упёрлась в его плечо лбом, поднимая ладони чуть выше и накрывая ими низ тогда же дрогнувшего живота. С Лешим этого даже хотелось, внизу было жарко от его рук на своей пояснице и чуть влажно между ног, что и не нужно было никакого снадобья из цветков мистрониса, чтобы не было мучительно больно ощущать в себе мужчину и терпеть, сцепив зубы, сухое трение.       Его, какого-то совершенно особенного, отнёсшегося по-доброму и приютившего в своём доме не столько на правах гостьи, сколько хозяйки, хотелось даже поцеловать. Подняться на носочки, обнять ладонями сильную шею и коснуться губ своими, мягко сжимая и трепетно лелея в груди совершенно особенное чувство. Только Леший вряд ли бы понял, не осознал бы причину странного порыва и его значения, а лишь смутил своим отказом и расстроил.       — Пойдём, — выдохнула Сана и не узнала свой хриплый голос, — я покажу.       Ноги на самом деле дрожали, будто бы готовились к чему-то особенному, а большая ладонь Тэхёна в её ощущалась слишком горячей, смущающей, но очень правильной. Такой же правильной, как постель, которую они и без того делили, словно супруги, и не размыкали объятий даже ночами, как привязанные и зависимые.       — Наверное, ты видел такое только в лесу, но люди обычно не выставляют напоказ свою близость. Когда-то это было таинством, я читала книги, в которых говорилось о единении душ, но сейчас... Сейчас даже незамужние девушки могут оказаться под мужчиной.       — Поэтому кровать? — сглотнул он, позволив усадить себя на перину, а Сана вдруг растерялась, застыв напротив него и не зная, что делать дальше. — Животные думают иначе.       — Животными правят инстинкты.       — А людьми — желание вседозволенности.       Девушка поджала губы, понимая, что он прав, а потом громко выдохнула, когда Тэхён вдруг притянул к себе за запястье и носом вжался в её живот, руками сжав ноги над самими коленями сквозь юбку. Так странно, необычно, приятно, что она, даже не подумав толком, вплелась пальцами в его чёрные волосы, а потом потерялась во взгляде необычных глаз, едва Леший поднял голову.       — В отличие от тебя, я уже знавала близость, — тихо произнесла Сана, — но я растеряна сейчас.       — Просто скажи, что я должен делать. Мне залезть на тебя? Я видел...       — Нет, не нужно, — Сана чуть улыбнулась, думая о том, что Тэхён действительно совершенно особенный, а потом мягко тронула его плечо. — Ты можешь просто лечь.       Леший почти бухнулся на перину, а она снова на мгновение застыла, раздумывая над тем, почему так дрожало всё внутри и волновалось, коли страха и опасений не было. А потом чуть приподняла юбку и на коленях забралась на постель сверху, широко расставив ноги по бокам от Тэхёна. Его грудь поднималась высоко и часто, дыхание было сбитым, а сквозь тонкую ткань широких штанов отчётливо виден был возбуждённый член. Почему-то захотелось накрыть тот ладонью, потрогать прямо сквозь одежду, но Сана одёрнула себя, зацепилась за пояс и потянула его вниз, вспоминая, что медлительность мужчины не терпели.       Юбка натянулась под коленями, и Сана приподняла её, придержав руками, чтобы не мешалась, а потом снова встретилась со взглядом Тэхёна, сжавшего её едва оголившиеся бёдра, и судорожно выдохнула. Его пальцы огладили кожу нежно и трепетно, слишком непривычно, заставив зарумяниться и спрятать лицо под каскадом упавших из-за плеч волос. Член показался горячим, почти обжигающим, и она поджала губы, еле коснувшись его ладонью, чтобы двинуть бёдрами, направляя тот в себя.       Тэхён в то же мгновение удивительно громко выдохнул, зажмурившись, простонал, стоило опуститься на него полностью, и лишь сильнее вцепился в её ноги. Леший казался красивым, раскрытым, а ощущался непривычно мокро и отчего-то даже приятно. Сана ладонями опёрлась о широкую грудь, в пальцах собрала ткань рубашки и, думая, что так могло лишь показаться, двинула бёдрами, тогда же почувствовав, как правильно и совсем не больно член ощутился внутри, а Тэхён простонал громче, запрокинув голову.       — Ещё, — выдохнул он и как-то сам будто толкнулся под ней в нетерпении, заставив вздрогнуть от странного и непонятного, — сделай так ещё, ведьма.       Сана осторожно качнулась, замечая, как хорошо и приятно было Тэхёну. Затем ещё, поведя бёдрами вперёд и назад, заставляя его вдруг шикнуть. И снова, даже не приподнимаясь, не заставляя член проникать в себя, а лишь устроившись чуть удобнее, потому что видеть Лешего таким было приятно.       А потом вновь и вновь, позволяя широкому подолу юбки накрыть тела и почти спрятать её движения.       Тэхён смотрел жадно, дышал приоткрытым ртом, хмурился, но отчего-то казался лишь красивее. Сильно сжимал её ноги чуть выше коленей, не гладил, но приятно впивался пальцами, будто уже немо просил вот так вот продолжать раскачиваться на нём, самой ощущая внутри что-то странное, особенное, словно тепло от костра, нежно касающееся низа живота и надавливающее несуществующей рукой.       Сана даже двинулась чуть сильнее, приподнявшись на коленях, а Тэхён резко дёрнул головой, застонав и толкнувшись в неё снизу. Остро, приятно, горячо, изливаясь внутри семенем и заставляя невольно сжиматься вокруг его члена.       Леший казался ей таким красивым, таким уязвимым, с громким дыханием, приоткрытым ртом и зажмуренными глазами, что его снова захотелось поцеловать. Сана даже наклонилась к его лицу, ладонями опершись о грудь, а Тэхён вдруг раскрыл веки, и она застыла, растерявшись и разволновавшись. Его ладони коснулись щёк, пальцы убирали за уши пряди волос, а он потом притянул ещё ближе, прижал к себе и привычно уткнулся носом в висок.       Рядом с ним казалось безопасно, было тепло и хорошо. А по бедру, стоило пошевелиться, щекотно потекло его семя.