les Misérables (Отверженные)

Эммарентия Забини была богиней среди смертных, неприкасаемой силой среди мужчин и женщин, даже если ей было всего на несколько лет больше, чем Эпонине. С тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет, девочка начала создавать себе репутацию, которую никто и ничто не могло легко испортить. Эпонина почти не общалась с девушкой, хотя они учились в одном классе в Хогвартсе и на одном факультете, главным образом потому, что Эпонина чувствовала себя невероятно запуганной ею. По тому, как Эммарентия шла по коридорам, высоко подняв голову, ни в малейшей степени не сгорбившись, она была человеческим воплощением власти, и Эпонина не хотела вставать у нее на пути. Не говоря уже о том, что ее родители предупреждали ее из подслушанных историй, чтобы она остерегалась ребёнка Забини. Говорили, что когда ей исполнилось тринадцать лет, Эммарентия решила убить собственного отца. Очевидно, в их семье произошел бытовой спор между родителями, который перерос в насилие и привел к тому, что ее отец наложил руки на мать Эммаренции. Но не только, ведь он практически задушил ее, и это не стало неожиданностью для большинства, так как многие утверждали, что у мужчины был ужасный характер и такая же сила. Эммарентия была свидетелем всего этого, и, чтобы спасти свою мать, она взяла палочку своего отца и выбросила мужчину из ближайшего окна, в конечном счете отправив навстречу смерти. Он сломал себе шею в их саду. Ее мать овдовела, но в глазах Эммарентии мать была свободна, но оставался еще один последний шаг. Она уговаривала свою мать вернуть ей девичью фамилию Забини, чтобы освободиться от человека, который причинил им столько боли. Эпонина удивилась такой истории, не уверенная, что это была полная правда, пока она не была подтверждена в «Ежедневном пророке», с этого момента Эммарентия создала себе имя. Вероятно, в ее намерения не входило привлекать столько внимания к своим действиям, но она тоже не жаловалась. Ее мать смогла выздороветь, и они вдвоем жили вполне счастливой жизнью вместе в своем доме. Эпонина должна была признать, что, просто стоя перед девушкой, она чувствовала себя слабее, чем обычно, поскольку Эммарентия несла в себе такое… Никогда бы за миллион лет она бы не поверила, что Эммарентия захочет завести с ней разговор, хотя эта тема была менее чем желательной. Девушка наблюдала, как Эпонина протянула руку, чтобы коснуться части спины, прежде чем снова посмотреть на нее. — Мой хребет там, — прошептала Эпонина, выглядя совершенно сбитой с толку, но это только заставило Эммаренцию усмехнуться, прежде чем покачать головой. — Я говорю не о твоем физическом хребте, я говорю о твоем ментальном и эмоциональном. Та, которая не позволяет людям ходить за тобой повсюду, Эпонина. Отведя взгляд, Эпонина нервно сглотнула, прежде чем выглянуть в ближайшее окно, конечно, ей просто повезло, что, выглянув наружу, она увидела Регулуса, разговаривающего с Эйвери и Малкибером. Она вдруг почувствовала себя в ловушке, из которой нелегко выбраться, оставив ее лицом к лицу с Эммарентией, даже если ей было неловко от этого разговора. — Видишь ли, это идеальный пример того, о чем я говорю, — сказала Эммарентия, поднимая руку и указывая ею на Эпонину. — Тебе сейчас неудобно, и все же ты ничего не скажешь, не так ли? Ты просто будешь стоять там, потому что, по-твоему, именно этого от тебя ждут. Ты должна быть хорошей маленькой девочкой, которая делает все, что тебе говорят мама и папа, чтобы произвести хорошее впечатление. Но я буду первым, кто скажет тебе, милая Эпонина, что ты производишь не очень хорошее впечатление. Ты выглядишь слабо. — Я-я? — Безусловно. Эммарентия подошла и взяла Эпонину под руки, чтобы увести ее подальше от места, где были все взрослые, но, казалось, никто этого не заметил, так как они были так погружены в себя. Они прошли по одному из коридоров, прежде чем выйти наружу. Эммарентия села на край одной из каменных ступеней, а Эпонина стояла прямо перед ней. В лучах солнечного света, заливавшего Эммарентию теплым сиянием, она выглядела в эти мгновения еще более божественной. Ее темная кожа казалась такой мягкой на ощупь, что Эпонина впала в транс, желая провести кончиками пальцев по ее гладкости в надежде, что она сотрется на ней. Темнота ее глаз притягивала всех, кто смотрел в них слишком долго, и Эпонина на несколько минут потеряла счет времени. Легкий ветерок снаружи добавлял дикости тугим вьющимся волосам Эммарентии, развевая их так, как будто они длинные травинки в поле. Она была совершенно ошеломляющей, и те, кому позволялось находиться в ее присутствии, были практически парализованы, что делало их легкой добычей. Однако Эммарентия не была хищницей, когда дело касалось Эпонины, она не видела в девушке добычу, даже если считала ее слабой. Она видела в ней девушку, которая нуждается в помощи, когда дело доходит до того, чтобы постоять за себя. Они выросли в одном и том же социальном кругу, и Эммарентия почти всегда была свидетельницей того, как все практически толкали Эпонину в разные стороны, и все же она никогда не отступала. Теперь, когда все действительно могли видеть, насколько красива эта девушка, все как будто внезапно поняли, что она личность, но Эпонина едва ли считала себя одной из них. Она была единственной, кто мог дать отпор, как только она достигла критической точки, и это было не совсем здорово. Эммарентия хотела научить Эпонину искусству самоутверждения, чтобы она жила более счастливой жизнью. Протянув одну руку, она нежно схватила Эпонину за подбородок и приподняла голову девушки так, чтобы они снова встретились глазами. Если бы кто-нибудь схватил Эммарентию таким образом, она превратила бы их жизнь в сущий ад, но Эпонина, казалось, привыкла к этому жесту, поскольку просто стояла там с любопытным взглядом. — Тебе нравится, когда я вот так прикасаюсь к твоему лицу? — спросила ее Эммарентия. Произнося свой ответ, Эпонина снова отвела взгляд и посмотрела в сторону. — Я бы не сказала, что мне это особенно нравится, но… — Эпонина, это простой вопрос. Да или нет. Тебе нравится, когда я вот так прикасаюсь к твоему лицу — Нет. — Итак, скажи мне это ещё раз. Все время, пока они разговаривали, Эпонина не могла не задаваться вопросом, не было ли все это уловкой, и она обнаружила, что немного напугана тем, что сделает Эммарентия, если она не согласится с тем, о чем ее просили. Если у девушки не было проблем с тем, чтобы отправить своего отца в окно, то неизвестно, что она могла сделать с Эпониной. — Мне не нравится, когда ты так прикасаешься к моему лицу, — прошептала Эпонина. Внезапно Эммарентия рассмеялась, опустила руку обратно на бок и покачала головой. Эпонина не знала, что было так забавно, потому что в том, что происходило между ними, не было ничего смешного, и в последние минуты никто не рассказывал анекдотов. Однако, прежде чем Эпонина успела даже подумать о том, чтобы спросить, над чем смеется девушка, рука Эммарентии метнулась быстрее, чем атакующая змея, и снова схватила ее за подбородок, только на этот раз ее хватка была намного сильнее. Почти сразу же Эпонина убрала руку девушки от лица и сделала шаг назад. — Только... какого черта! Ты думаешь, что делаешь?! — Эпонина зарычала, потирая подбородок снизу. — Не прикасайся ко мне! — Вот тот огонь! — радостно воскликнула Эммарентия, поднявшись со ступеньки и грациозно встав на ноги. — Боже, мне было интересно, как далеко мне придется зайти, прежде чем я это услышу. — Ч-что? О чем ты говоришь?! — спросила Эпонина с озадаченным выражением лица. — Что? Ты проверяла меня? — Конечно! Я пыталась понять, сколько времени тебе потребуется, чтобы отчитать меня. Я спросила тебя, не нравится ли тебе это, и ты практически прошептала мне, что нет. Кто воспримет тебя всерьез, когда ты говоришь как мышь, особенно когда тебя окружают волки, которые любят слышать свой вой? Несколько мгновений Эпонина молчала, не зная, что ответить, потом убрала руку от лица и уставилась на Эммарентию. Она помнила все времена, когда люди просто чувствовали, что имеют право прикасаться к ней, хотя она ненавидела это. Когда она впервые встретила Вальбургу, эта женщина прикасалась к ее лицу, все время; когда она была даже в компании Эрнеста Нотта, и он прикасался к ее лицу, даже не спрашивая. Когда Эммарентия схватила ее во второй раз, чтобы получить реакцию, девушка получила реакцию, которую Эпонина всегда хотела дать, но всегда слишком боялась из-за последствий. — Это был первый урок, — сказала ей Эммарентия с сияющей улыбкой, — и нам предстоит много работы. К счастью, как только начнется учебный год в Хогвартсе, мы будем часто видеться друг с другом, и это будет не в компании всех этих ужасно скучных людей. Тогда мы еще поработаем над тобой. Эпонина потеряла дар речи, когда Эммарентия прошла мимо нее и направилась обратно внутрь, однако, прежде чем девушка вошла, она окликнула ее. — Означает ли это, что ты действительно захочешь, чтобы тебя видели со мной в Хогвартсе? Наконец, настала очередь Эммарентии быть застигнутой врасплох вопросом, и она застыла на месте, держась рукой за ручку двери. Несколько секунд спустя она повернулась лицом к Эпонине, которая терпеливо стояла, ожидая ответа. Как бы это ни было печально, Эпонина задала этот вопрос не просто так, потому что, хотя некоторые дети разговаривали с ней вне школы, внутри стен замка была совершенно другая история. Эммарентия не принадлежала к числу таких людей, поскольку раньше она почти никогда не приближалась к Эпонине, главным образом потому, что девочка всегда была рядом с родителями, а в школе она всегда пряталась, даже когда они жили в одном общежитии. Но когда она появилась на церемонии, Эйвери и Малкибер обсуждали девушку, говорили о том, какое у нее сейчас лицо, когда прыщи исчезли. То, что они говорили, было абсолютно отвратительно, они оба говорили как бешеные животные. После всех ужасных вещей, которые они наговорили девушке в лицо и за ее спиной, теперь, когда прыщи исчезли, они внезапно возжелали ее самым ужасным образом. Эммарентия надеялась, что Регулус подойдет и что-нибудь скажет, если услышит, как его друзья так отзываются о девушке, на которой он должен был жениться. Но Эммарентия была сосредоточена на том, чтобы помочь Эпонине самоутвердиться до того, как она пострадает. У Эпонины было лицо задолго до того, как прыщи исчезли, у нее тоже был голос, но он был подавлен годами, когда все просто игнорировали ее или говорили ей, чтобы она замолчала. Она видела, как Регулус и Эпонина приехали вместе, и они действительно казались счастливыми в компании друг друга, к ее большому удивлению. Но как только Регулус объявил, что уходит со своими друзьями, Эммарентия увидела разочарование, усталость и слезы на лице Эпонины. И все же девушка ничего не сказала, она просто позволила этому случиться. Она не сказала Регулусу, что предпочла бы, чтобы он проводил с ней больше времени. Не то чтобы она действительно имела какое-то право голоса по поводу того, что делал Регулус, однако, возможно, если бы она высказалась против того, чтобы он проводил время с парнями, которые только и делали, что постоянно мучили ее, он бы подумал о том, чтобы остаться с ней. Но она просто позволила ему уйти, в то время как сама просто стояла бы рядом, пока кто-нибудь не сказал бы ей, что делать дальше. — Конечно, — в конце концов ответила Эммарентия, — мы будем проводить гораздо больше времени вместе. Если хочешь, мы даже можем посидеть вместе в поезде. — Правда?! Она ненавидела то, как взволнованно выглядела и звучала Эпонина, когда кто-то был в ее компании, как будто то, что она бы посидела в купе с девушкой, было каким-то благословением. — Да. Взволнованная мыслью о том, что у нее, возможно, появился новый друг, Эпонина в конце концов вошла внутрь, когда церемония должна была начаться. Всем нужно было найти свои места, и пока девушка входила в гостиную, она высматривала своих родителей, гадая, где они сидят. Она могла видеть семью Блэков, Регулуса, сидящего со своими родителями, и он, казалось, тоже оглядывался по сторонам. Неужели он искал ее? Одна мысль об этом заставляла что-то в ее груди трепетать, как испуганная птица, ищущая спасения. Однако ее размышления были прерваны, когда кто-то схватил ее за запястье. Мгновенно она оглянулась и увидела Эрнеста, стоящего рядом с ней, с улыбкой на лице и длинными пальцами, обхватившими ее запястье. — Привет, Эпонина, — поздоровался он с ней, — твои родители сидят рядом со мной. Мы как раз там. Я мог бы привести тебя к ним, если хочешь- Высвободив запястье и руку из его хватки, Эпонина убрала руки подальше, чтобы он не мог дотянуться до них снова. — Э-э, спасибо, мистер Нотт, — ответила она, — но на самом деле я… Вообще-то, я… Она зацикливалась на своих словах, особенно чем дольше он смотрел на нее. Она хотела сказать ему, что собирается посидеть с Регулусом, что она хочет посидеть с ним и его семьей, но даже не смогла полностью сформулировать предложение. Эрнест воспринял это как идею о том, что она просто была смущена атмосферой свадьбы и просто нуждалась в небольшом руководстве. Он снова потянулся, чтобы схватить ее за запястье, но на этот раз его хватка была перехвачена другой рукой, блокирующей его. Они оба удивленно подняли глаза и увидели, что рядом с ними стоит Регулус. На его лице снова появилось суровое выражение, и он снова уставился на Эрнеста Нотта, когда тот подошел слишком близко к Эпонине. Он протянул руку, прежде чем бросить быстрый взгляд в ее сторону, давая ей понять, что, вероятно, это к лучшему, если она возьмет ее. Не было никаких колебаний, и она быстро схватила руку, переплев свои пальцы с пальцами Регулуса. Это заставило Эрнеста опустить глаза, но прежде чем мужчина успел заговорить, Регулус опередил его. — Спасибо, что нашли Эпонину, мистер Нотт, я искал ее повсюду. На самом деле она будет сидеть со мной и моей семьей во время церемонии. Больше нечего было сказать, и Регулус направился обратно туда, где он сидел со своими родителями. Орион и Вальбурга велели им двоим быстро сесть, так как все вот-вот должно было начаться. Эпонина выглядела так, словно вот-вот умрет, и ей хотелось этого, она верила, что вполне возможно умрет от смущения. Однако Регулус не мог удержаться от нервного смешка, пока мать не отругала его, чтобы он молчал. Но он действительно ничего не мог с собой поделать, потому что они вдвоем чаще всего были просто полным беспорядком друг с другом, но в хорошем смысле. Когда церемония началась с того, что Люциус занял свое место на алтаре первым, Эпонина почувствовала, что расслабляется, поскольку ее прежние чувства чистого смущения начали исчезать. Она видела, каким счастливым выглядел Люциус в этот момент, и когда Нарцисса направилась к нему, Эпонину охватило чувство радости, которое, казалось, охватило всю комнату. То, как Люциус смотрел на свою будущую жену в те моменты, когда они обменивались клятвами, не было похоже ни на что, чему Эпонина когда-либо была свидетелем раньше. Когда она присутствовала на свадьбе Беллатрисы и Рудольфуса, не было ничего по сравнению с тем, что она наблюдала в те моменты. Беллатриса и Родольфус выглядели так, как будто им было наплевать на то, что у них свадьба, но Нарцисса и Люциус, все в их общих моментах говорило о таких прекрасных отношениях. Любовь и взаимное уважение, которые они испытывали друг к другу, легко слышались в их клятвах, и по тому, как они смотрели друг на друга, Эпонина чувствовала, что вот-вот растает. Когда они разделили первый поцелуй, который назвал их мужем и женой, Эпонина могла сказать, что ни один из них не хотел отстраняться от этого момента, но они должны были помнить о своих гостях. Однако платье не имело значения, потому что Люциус в любом случае видел ее красивой, и не имело значения, кто пришел, а кто нет, пока они двое присутствовали, они были счастливы. Когда они взялись за руки и были впервые представлены как Люциус и Нарцисса Малфой, все поднялись со своих мест, прежде чем они направились туда, где должен был состояться прием. Остаток дня и вечер были посвящены празднованию для пары, с едой, напитками, разговорами, смехом и танцами. Как бы сильно Эпонина ни боялась предстоящего лета, свадьба показала, что все оказалось далеко не так плохо, как она ожидала. Она действительно ладила с Регулусом, даже если их общение было странным или неловким, она действительно подружилась с Эммарентией, пообещав посидеть с ней в поезде, и она была свидетельницей прекрасной свадьбы, которая дала ей чувство надежды. Войдя в гостиную, не потребовалось много времени, чтобы услышать музыку и увидеть взрослых, пьющих вино. Эпонина снова заметила своих родителей и направилась к ним, но остановилась, увидев Эрнеста в их компании, и нахмурилась. Она просто хотела, чтобы этот человек исчез, чтобы она могла хоть на минуту успокоиться и по-настоящему поговорить со своими родителями. Она была удивлена, что они даже не потрудились найти ее, и хотя бы поздороваться. Однако все это должно было подождать, ведь у нее за спиной послышался кашель. Слегка подпрыгнув, Эпонина повернулась и увидела Регулуса. — Ну? Он начал смотреть на нее так, словно чего-то ждал. Она внезапно пришла в невероятное замешательство, прежде чем поняла, что он, вероятно, хотел сказать «спасибо» после того, как снова спас ее от таких, как Эрнест. — О, верно, спасибо тебе за то, что ты сделал, я действительно ценю это. Внезапно Регулус смутился. — Э-э… Эпонина, я не думаю, что ты слышала хоть слово из того, что я сказал. Я спросил тебя, не хочешь ли ты потанцевать. Ее глаза расширились, и из нее вырвался тихий писк. — Ты хочешь потанцевать со мной? Регулус покраснел, несмотря на то, что не хотел этого, он пытался оставаться спокойным и собранным, но то, как она смотрела на него, и то, как она усомнилась в его предложении, заставляло его нервничать до предела. — Ну, да... это свадьба, Эпонина! Вот что люди делают в таких случаях. — Ты уверен? Потому что больше никто не танцует… — указала она, и услышала разочарованный звук, сорвавшийся с губ Регулуса, прежде чем она полностью повернулась к нему лицом. — Но я бы с удовольствием потанцевала… с тобой.