«И пусть удача всегда будет с вами!»
ПанСаРейх — страна с новым-старым устоем. Тоталитарное государство, поглощающее всех своих врагов и ведущее войну с большей частью мира. Большинство не понимает новую власть в стране — это было ожидаемо абсолютно для всех. Намджун, на самом деле, не переживает: часть на его стороне, и никто не вправе и слова против говорить об этом. Они кричат, что это — «преступление против человечества», но Ким любит напоминать всем, что и Мины шли против человечества, отправляя детей на смерть. Намджун детей на смерть не отправляет. Он сводит счёты. Крепко держит в одной руке топор, а в другой — договор о мирном соглашении. Чанёль любезно помогает, направляет дуло пистолета в сторону чужих голов, Чонгук держит всех на мушке, а Хосок подписывает документы о казни. Намджун прекрасно понимает, что справляется на славу. Он вспоминает всех выходцев своего дистрикта, которых ждала ужасная участь на бойне, всех, кто погибал от рук миротворцев и в шахтах после длительных изнурительных работ, и гордится самим собой. Он смотрит на небо, застланное алым, кровавым — его цветом, и действительно считает, что он поработал на славу. Альфа сидит в своей новой квартире, вертит в руках бокал крепкого коньяка, никак не ударяющего в голову, глядит на огромную плазму, подвешенную на стене в гостиной, отделанной полностью тёмными тонами. На экране Мин Юнги бежит подальше от развернувшейся кровавой битвы, где, кажется, умерло уже четыре человека. Альфа не закрыл глаза, когда показали убийство маленького мальчика, не закроет и сейчас, полностью принимая и осознавая последствия своих действий. В Европе что-то говорят о его психологических проблемах, упоминая, что именно из-за этого он и решил отыграться на невинных детях Капитолия, всем сердцем желая Мин Юнги увидеть в первых рядах пушечного мяса, но Намджун на это лишь смеётся громко, называя такие высказывания чушью. Он, честно, такого ажиотажа вокруг их страны не понимает: тут зверства и до этого происходили, так почему сейчас их стало заботить? Но ответ в голову приходит сразу же: европейские государства потеряли слишком много с этим переворотом, ведь всем политикам известно, что происходило в мире на самом деле, где каждый толстосум связан с другим, оказывая поддержку во всём. Намджуну же на Мин Юнги плевать. Мальчику не повезло родиться в семье ублюдков, и мальчик — единственный выживший из Минов — отныне обязан за грехи отца расплачиваться. И мужчина полностью понимает всю абсурдность фразы «платить за грехи родителя», но его народ — нет. Людям плевать, кто мальчишка — альфа, омега или бета, им плевать, сколько мальчишке лет, какой он характером, насколько он невинен и добр. Мальчик — Мин, дальше люди разбираться не хотят. Глаз за глаз, кровь за кровь, сын за сына. Дисктрикты ежегодно теряли по двадцать три ребёнка, а сейчас былой Капитолий потеряет своего ребёнка. — Где Чонгук? — его из мыслей вырывает голос друга, рассевшегося в соседнем кресле. Чанёль не в костюме-тройке и не в военной форме, отчего слишком непривычно видеть его в таком расслабленном образе. — Отказался смотреть на Игры, — пожимает плечами, откидываясь на спинку дивана. — А ты разве не должен быть с тем мальчишкой? — вспоминает невежливого мальца, которому недавно сам же вручал золотую карту, дающую пропуск почти всегда и везде. — Должен, — кивает, не отрываясь от экрана. — Но его желания для меня — приоритет, а видеть он меня сейчас не желает, — иронично высказывается, хватая рюмку и по очереди заливая в себя шоты. Намджун хмыкает, качая головой: его друг слишком сильно помешался на том, кто уже давно закопал себя прошлого. Он в этом сам убедился: Бэкхён перед ним был хладнокровен, немногословен, уничтожал одним взглядом. Если в детстве этот ребёнок постоянно крутился под ногами и болтал, не обращая внимания на течение времени, заставляя иногда весь дистрикт думать, что мальчик пародирует радио, то сейчас от него одно слово веками вытаскивать можно. — Кстати о нём, — вспоминает немаловажное событие, заставившее его задуматься часом ранее. Чанёль вмиг переводит на него взгляд, слушая внимательно. — Он встретился с Мином за пару минут до начала Игр, — Намджуну этот факт безразличен, но считает, что он, как друг, обязан сообщить, предупредить, но всё же: две омеги, пусть и сильные духом, пойти против системы не смогут. — Советы раздавал, про какой-то долг болтал, — пожимает плечами. — Знакомы они были, может, даже близки, — за реакцией альфы наблюдает. Чанёль хмурится, отвлекается от просмотра Игры и друга, агрессивно о чём-то размышляя. Что может быть общего у Бэкхёна и Мина? Зная Бёна, тот бы лично убил сына Джоёна — это неопровержимый факт. Бэкхён, как и все сопротивление, ненавидит это общество, был рад перевороту и многочисленным казням. Но понять поступок омеги сейчас Чанёль не в силах. Он поджимает губы и устало выдыхает: — Я спрошу у него об этом. — Уж потрудись, — не отвлекается от экрана Ким. — Что-то мне не очень хочется видеть их дружбу, — от одной мысли уже блевать хочется, что уж говорить о воплощении её в реальность. А потом сам хмыкает: о какой дружбе речь? Мин Юнги не переживёт Голодных игр. Юнги торопливо пробирается сквозь заросли, стараясь обращать внимание на каждый шум: то ли хруст ветки, то ли дуновение ветерка. Он дышит размеренно, восстанавливаясь после длительного бега: всё вокруг погрузилось в необычайную тишину, хотя ещё семь минут назад началась кровавая бойня, с которой омега сразу же ретировался, рассчитывая, как и советовал Бэкхён, отсидеться где-нибудь, пока пекло не утихнет. Конечно, ему не стоило рассчитывать, что все противники просто перебьют друг друга сами, но уменьшить процент своей смерти он был обязан, а то, что минимизировать её поможет принцип «тише воды, ниже травы», он не сомневался. Парень крепко сжимал в своей напряжённой руке камень, свято веря, что при столкновении с другим трибутом, это ему поможет, продолжая двигаться в южную сторону, как и велел Бён. — Боже, ну Вы только посмотрите! Всё, что у него есть, так это камень! — Это даже смешно! Феликс, ты так подготовил своего подопечного? Когда Юнги, тщательно следивший за тем, чтобы не оставить за собой поломанные ветки и следы грязи, понял, что он слишком дотошный и сосредоточенный на этом, было уже поздно. Омега не заметил копошения слева в кустах, оттого, когда на него выскочила и столкнула с ног маленькая фигура, он опешил и был уже готов начать читать молитву с поднятым над головою камнем в руках, но остановился перед ударом, заметив, что этот кто-то лежит так же, как и он секунду назад, на траве с зарёванным лицом и наполненными страхом глазами. Перед ним тот самый омега из Первого Дистрикта, который на жатве разрыдался и начал кусаться, дерясь с военными и отчаянно отказываясь верить в происходящее. Пятнадцатилетний мальчик отшатывается от него, как от опасного тигра, готовящегося напасть, судорожно дыша и оглядываясь по сторонам в поисках шанса на побег. На его щеках кровь, видимо, кого-то прирезали прямо на его глазах. Он трясется, как лист во время шторма, и смотрит напуганными огромными глазами-капельками, понимая и принимая тот факт, что сейчас ничего сделать не сможет: — По-пожалуйста, — шепчет сипло, его почти неслышно, но Юнги слово различает прекрасно. — Я не хочу так умирать, — говорит, но самому себе, захлёбываясь в слезах, что градом льются из глаз. Юнги понимает: вот-вот и тот начнёт кричать. Мин расслабляется, не сжимает больше так крепко камень, оглядывается по сторонам, надеясь, что больше незваных гостей не будет. Мальчик перед ним совсем кроха: ему пятнадцать, он не понимает, как тут оказался, почему его заставляют проходить через такое. Он послушно замолкает, когда принц прикладывает указательный палец к губам, прося помолчать, но уже через секунду всхлипывает, не сдержав истерику. — Успокойся, — Юнги продолжает стоять, не знает, что ему сделать: молча уйти или успокоить потенциального соперника. — Ну вы посмотрите! Какая драма! — Такая мразь, как Мин, уж точно убьёт бедного мальчика, нанеся тому удар в шею во время объятий, я уверен! Юнги глядит на пацана, раздумывает пару секунд и тяжело вздыхает, показательно бросая камень куда-то в сторону и садясь перед омегой. Тот весь встрепенулся, намереваясь дёрнуться от предполагаемой опасности куда-нибудь в сторону, но замер, почувствовав доверие к принцу словно из ниоткуда. — Я тебя не трону, успокаивайся, — Юнги старается выдавить что-то наподобие улыбки, всё ещё предусмотрительно держа расстояние от трибута. — Вот идиот, блять, — хрипло вздыхает Бэкхён, с агрессивным непониманием смотря на экран телевизора. — Как дал бы тебе, — бьёт крепким кулаком в подушку. Мальчик смотрит на него с надеждой, дышит уже не загнанно. Видит перед собой уже не потенциального убийцу себя же, а спасителя и доброго омегу. Он садится ровнее, поджимает в страхе, который в этом ужасном месте ни за что его отпустит, губы и тоже оглядывается по сторонам: они глубоко в лесу, вокруг одни деревья и заросли, там, чуть позади, наверняка кто-то ещё борется за жизнь, а кто-то под натиском обстоятельств, ужасающих и политических, её отнимает. Ни Юнги, ни омеге думать об этом не хочется, но не получается. Мальчик только хочет что-то сказать, как Мин его обрывает: — Уходи, — кивает в сторону тропинки, кажущейся безопасной. — Старайся не наследить, иначе нагонят, — встаёт, хватая всё тот же камень. Он уже разворачивается в противоположную сторону, намереваясь в таком же темпе идти в сторону Юга, как его окликают: — У меня тут, — мальчик судорожно набирает воздух в лёгкие: боится показаться навязчивым. — Я, правда, не знаю, как Вас ещё отблагодарить… — мямлит, ища что-то в карманах и, наконец, находя. Юнги заинтересованно смотрит на небольшой кинжал: — Вряд ли поможет, но хоть что-то… — смотрит куда-то в траву, боится и глазу поднять на принца, отказавшегося нападать на такого слабака, как он. — А ты? — наклоняет голову. Отказываться от уже предложенного оружия будет крайне глупо, поэтому Юнги, не намереваясь ожидать ответа на вопрос, подходит и с благодарностью принимает кинжал. Бегать с камнем в руках на Голодных Играх — глупейшая затея из всех существующих. — Я успел ухватить два, — он икает от страха и тут же снова под взглядом Мина тушуется, кажется, уменьшаясь в размерах. — Ладно, — омега кивает, удобнее хватая кинжал, чтобы, в случае непредвиденной ситуации, быть готовым к атаке. — Спасибо тебе, — проговаривает, ещё раз обращая внимания на брызги крови на щеке младшего. Выглядит ужасно, но, Мин уверен, наверняка то, что этот мальчик видел там, хуже в тысячи раз. — Я пошёл. Он отходит назад, направляясь в противоположную сторону от мальца, как его во второй раз отвлекают: — Моё имя! — уже громче проговаривает трибут, вставая с земли и оленьими глазками следя за развернувшимся к нему лицом Юнги. — Меня зовут У Ён У! — проговаривает и видит немой вопрос во взгляде напротив. Названный Ён У на этот раз не боится, смотрит прямо и глаз не думает сводить. Объясняет то, от чего Юнги бросает в дрожь: — Не хочу умереть безымянным, — он посмеивается, а Мин продолжает молчать. Всё вокруг замирает в эту секунду, а Юнги среагировать должным образом не успевает, он может лишь потянуться вперёд, к маленькому мальчику, который был ещё минуту назад напуган до смерти и трясся. У Ён У достаёт из второго кармана кинжал, крепко сжимая тот в руке, и приставляет его к животу. Мин делает три больших шага к трибуту, но уже после — замирает, в шоке смотря на рукоять, торчащую из живота пятнадцатилетнего омеги, чья одежда стремительно окрашивается в красный, а сам он, шатаясь по сторонам, падает снова на колени. У Ён У смотрит в глаза принца пристально, не моргая, передавая всю боль, кажется, ментально. Боль такую, что Юнги понимает: сам в ней тонет какой месяц ежедневно. Всё, что делает, так это стоит. Тело перед ним уже валяется, мёртвые глаза так же уставлены на него, а омега всё стоит, кинжал из жутко трясущихся рук выпадает, а эмоции в голове бьют штурмом: он не в состоянии взять себя в руки. « — Моё имя! Меня зовут У Ён У! Не хочу умирать безымянным», — в голове на всю мощь без перерыва произносятся слова истеричным голосом пятнадцатилетнего мальчика. — У Ён У, У Ён У, У Ён У, — шепчет тихо, так, что камере, снимающей его, приходится подобраться поближе, чтобы в хорошем качестве все в мире услышали. — У Ён У, У Ён У… Бэкхён прикрывает глаза ладонями, тяжело вздыхая, даёт пару секунд, чтобы прийти в себя после жуткой сцены, и уже спустя короткое время снова, грызя ногти, смотрит на экран, в котором Юнги до сих пор стоит и не движется, как умалишённый повторяя чужое имя. — Хватит, болван, — шепчет, обращаясь к парню, надеясь, что тот его услышит: — Бери второй нож и уходи немедленно, ты всё ещё слишком близок к основной арене. Бэкхён понимает: весь мир замер от такой сцены. Самоубийства на Голодных играх не редкость: почти каждый год кто-то да убивает себя, либо рыдая, либо проклиная Капитолий. Бён всегда надеялся, что такие сцены заставят мир задуматься, мол: посмотрите, что происходит в Корее, пожалуйста, подумайте, одумайтесь, начните говорить. Но ничего не происходит. Люди нормализовали жестокость, привыкли к ней, сделали её неотъемлемой частью своей жизни, и от этого слишком тошно. Юнги на экране весь трясётся, на нём нет лица: глаза уставлены на бездыханное тело мальчика, а вся его сущность, Бэкхён чувствует, истошно вопит изнутри. — Возьми нож, — продолжает шептать, когда Мин делает шаг назад от тела. — Возьми чёртов нож! И Юнги, дыша через раз, старательно пытаясь подавить подкатывающие к горлу тошноту и истерику, медленными шажочками подходит к теплому телу, в котором отныне никакой жизни, и наклоняется, пальцами обхватывая деревянную рукоять. Место раны под давлением его руки начинает хлюпать, кровь вытекает ещё сильнее, пока сам омега слабеет с каждой секундой от того вида, что он лицезреет. Совсем маленький паренёк отчаялся настолько, что ему проще было вонзить в себя клинок, но не бороться за жизнь, которую отобрали ради возмездия и чувства удовлетворения. Мин слишком громко всхлипывает, но вовремя зажимает свободной рукой рот, второй вытаскивая кинжал из тела мальчика. Кровь, потеряв единственное, что её сдерживало, начала стремительно вытекать, заливая всё вокруг — от одежды до земли — бордовым цветом. Юнги этот бордовый ненавидит. Порой человек в стрессовой ситуации задаётся вопрос: это ли реально? Мир ведь огромен, а вселенная ещё больше, так подобное просто не может быть реальностью. Человек начинает сравнивать себя с маленькой пылинкой, говорит самому себе, что сейчас проснётся и всё наладится, но проснуться никак не получается. Единственный выход: посмотреть этой ситуации прямо в лицо, а как ты её встретишь уже не важно. Хочешь — забейся в угол и трясись крупной дрожью, отрицая происходящее. Хочешь — стой смирно и взглядом дави весь мир. Юнги, кажется, выбирает первый вариант. Он не был готов к такому. Человек вообще как-то редко готов принять подобную перемену в своей судьбе. Раз — ты Бог, сам Принц Капитолия, который, казалось бы, ни в чём не виноват. Два — один из трибутов, который будет бороться за свою отныне никчемную жизнь на арене с такими же трибутами, у которых такая же никчёмная жизнь. Юнги отходит на пару шагов назад с двумя кинжалами в руках и глядит на лежащего омегу перед собой, чьи глаза устремлены в пасмурное небо. Закрывать их не хочется. Пусть мальчик продолжает смотреть на небо.☾ ☾ ☾
Бэкхён прикрывает ладонями глаза, жмурясь изо всех сил. Казалось бы, наблюдать за чьей-то смертью впиталось в этот народ с молоком родителей, но каждый раз — как в первый. К смерти нельзя привыкнуть. Её можно ждать, можно представлять, бояться и надеяться, но в каждый раз, когда руки, окутанные тьмой хватают тебя за горло, остаётся только одно — отчаяние. Люди говорят, любовь самое сильное чувство во вселенной. Люди еще никогда так сильно не ошибались. Когда Бэкхёна опрокинули на землю, занеся нож над его головой, он не думал. В его голове не было ни единой мысли. Были только чувства. Любовь к родителям, проигравшим в борьбе за хлеб и кров в их бедном дистрикте, счастье от воспоминаний об одном альфе, постоянно бурчащем на него. О том мужчине, который любил сцеловывать все его слёзы, который клялся, что защитит, что каждому обидчику переломает руками шею. Чанёль невероятный, и Бэкхён его любит слишком сильно. Когда он вспомнил любовь и счастье, вслед за ними пришла и их сестра. Та, что окутала разум в мгновение ока. Его нож всё ещё был в воздухе, рука всё ещё занесена, лицо врага всё ещё было искажено в яростно-ненавистной гримасе. И он всё ещё слишком сильно боялся. Совсем юный мальчишка. Всё, чего ему хотелось за всю жизнь, так это вернуться в чужие-родные объятия и вздохнуть от облегчения и чувства безопасности, но не этого. Юнги на экране его телевизора мчится изо всех сил. Бэкхён знает, что этот юный мальчишка куда сильнее его самого. Чанёль и остальные из нового правительства уверены, что Мин лишь остаток алчной крови его родителя и брата, что проблем он им не доставит, но, кажется, один Бён знает всем ненавистную правду.☾ ☾ ☾
Юнги едва может дышать, он бежит Бог знает, сколько времени, отказываясь останавливаться. Тело ребёнка осталось вдалеке, а вокруг — одни лишь леса и птицы, летающие над его головой. Солнце медленно уходит из зоны его видимости, всё темнеет, Юнги уже не разбирает дороги, но если остановится — умрёт. Он не думает, что нужно вступать в бой, с двумя ножами это будет ужасным поражением и прекрасной сценой по телевидению. Но так думает только он. Там, в нескольких милях, бойня продолжается: дети визжат, слёзы застилают всем глаза, они хаотично хватают в ладонь всё, до чего дотянутся. Их рубят, перерезают глотки, камнем размаживают череп. Из четырнадцати в живых осталось восемь. Детей убили первыми: те в панике, не понимали, куда бежать, что делать, а когда перед ними появлялись другие трибуты, те, что постарше, те, что понимали смысл всего этого, выхода им просто не оставалось. На всю округу прогремела очередная пушка — ещё один пал. В сражении или в страхе — неважно. Юнги прислоняется к дереву, тяжело дыша. Он наконец остановился, и сейчас его голова ходит кругом, ноги не держат, но в одном он уверен точно: он далеко от арены, до него доберутся нескоро. «Не останавливаться», — в голове набатом, но Юнги всё ещё стоит. У него горит всё тело, дышать с каждой секундой становится всё сложнее. « — Меня зовут У Ён У!». Юнги его слышит. Маленький мальчик стоит перед ним весь окровавленный, в животе у него нет ножа, оттого кровь рекой стекает по чужому телу. «У Ён У!». Юнги помнит, он будет помнить. Но сейчас он не может дышать. В голове становится слишком шумно, после длительного бега он и так был весь в поту, но сейчас покрывается им ещё сильнее, хватаясь за горло. Конечности сковывают будто цепями, он не может двинуться и даже попытаться самого себя успокоить, в его голове — шёпот смерти. — Боже, у мальчика паническая атака, — один из ведущих ведет глазами по экрану. — Посмотрите на его медицинские данные, да его сердце сейчас разорвётся! — на экране по всей стране выводят показатели омеги. — Бедолага, — хмыкает второй. Шрамы на теле горят адским пламенем, а в глазах темнеет, ещё чуть-чуть и он просто рухнет на землю. Юнги хватается за кору дерева, стараясь удержаться. Здравый смысл орёт, что нужно немедленно взять себя в руки, но у него не получается. Голоса становятся громче. Юнги слышит голос брата и отца, они зовут его, просят прийти в себя, быть сильным, справиться со всем, но у омеги не получается. Его к этому не готовили, он не знает, как бороться, что делать, как убивать и как выживать. Крик с именем погибшего мальчика острым клинком пронзает его сознание, и Юнги сгибается пополам. Дерево позади уже не может его удержать, он оседает на землю, хватаясь за голову, дышать он всё ещё не может. Как же ему тяжело. — Помогите, — шепчет едва слышно. — Пожалуйста, помогите, я вас прошу. «Это конец, это конец».☾ ☾ ☾
Бэкхён, замерев, пялится на экран, где крупным планом показывают Мина, потерявшего сознание в тёмном лесу. «Пожалуйста, помогите, я вас прошу» — громко отдаётся в комнате, и Бён прикрывает глаза. Он не до конца понимает, что делает, когда хватает телефон, набирая номер одного из руководителей Игр, и точно также не понимает, что говорит тому в трубку. Но одно знает точно: этот мальчик на Играх умереть не посмеет.☾ ☾ ☾
— Боже, как его жаль, — Сувон прикрывает глаза, отказываясь смотреть на плазму. Хосок на это молчит, лишь хватает бутылку коньяка, опрокидывая весь остаток алкоголя в себя. Он знал, на что шёл. Мальчик на экране тому подтверждение. Тэхён стоит позади, поджав губы и внимательно разглядывая данные Юнги, всплывшие на экране. Бета переводит взгляд на напряжённую спину Чона и выдыхает: — С ним всё в порядке, — проговаривает утешительно, не отводя глаз от альфы. — Это просто паника, он ведь ещё и пробежал столько, по пути увидев не самую приятную сцену, скоро должен прийти в себя. — Бедный мальчик, — омега продолжает наседать, и Тэхён на него зло зыркает. — Хватит его жалеть, — грубо отрезает Чон, смотря на мужа. С Сувоном они в браке уже несколько лет, Хосок его уважает и ценит: омега мил характером и лицом, добр и дружелюбен, и он был единственным из близкого круга, кто Хосока в перевороте не поддержал. Мужчина же в ответ хмыкает: — Я говорю лишь правду: его действительно жаль. Потерял всё, вытерпел издевательства в Дистрикте, стал участником первых новых Игр, так ещё и на Играх ему досталось. — То ли ещё будет, — пожимает плечами Тэхён. В отличие от добродушного и мягкого Сувона его ситуация с павшим принцем никак не трогает. — Игры только начались, живо ещё восемь, — аргументирует. — Восемь сильнейших и хитрейших, прошу заметить, — добавляет. — Удивительно будет, если Мин из этого ада выберется живым. — Довольно, — Хосок, слушавший всё внимательно, ударяет ладонью по столу. На экране начинают транслировать уже другую бойню, но на неё никому в комнате смотреть неинтересно. Альфа встаёт с дивана, хватая пачку сигарет и направляясь на лоджию. Там прохладно, свежо, и Хосок только надеется, что это его остудит. — И всё же Вам его жаль, — позади слышится голос помощника. — Он ведь был Вашим другом. — «Был» — это ключевое слово, Тэхён, — закуривает, прикрывая глаза. — Не хотите отправить ему помощь? — спрашивает, доставая телефон из кармана костюма. — Я могу распорядиться, чтобы ему прислали что-то получше двух ножей. Молчание в ответ заставляет остановиться, и Тэхён вопросительно смотрит на обтянутую чёрной футболкой мускулистую спину. Альфа думает, и бета ему не мешает. Хосок затягивается снова, в голове слишком много мыслей и воспоминаний: от милой дружбы с добреньким пацаном до своего же предательства. Чон перебил свою же семью без капли сожаления, так почему, смотря на задыхающегося от паники Юнги, становится тошно? Он поворачивается, оглядывая Тэхёна с телефоном в руке, который с него глаз не сводит. Тэхён в костюме, как и всегда, не отходит от него ни на шаг, выполняет любое поручение, и Хосок его слишком сильно ценит. — Отправь бутыль с холодной водой, этого будет достаточно, — проходит мимо, не сводя глаз с прекрасного мужа, которого Хосок любит. Любит-любит-любит. По крайней мере, он старается вбить это себе в голову каждый раз, когда встречается взглядом с Тэхёном. — Анонимно, никто не должен узнать, кто покровитель. Ким смотрит на подошедшего к Сувону Хосока, который целует мужа в макушку и усаживается на мягкий огромный диван рядом с ним. — Понял.☾ ☾ ☾
Юнги приходит в себя слишком долго, его тошнит от всего: ситуации, крови на себе, мерзких ощущений в желудке и лучей солнца, пробивающихся сквозь огромные многочисленные деревья. Он шумно дышит, подрагивающими руками сжимая траву рядом с собой, и пытается собраться с силами. Омега без понятия, сколько он пролежал так без сознания, но ему чертовски повезло, что убежал он далеко, и его во время его беззащитности не нашли другие. Глаза цепляются за рюкзак и стоящую рядом с ним бутылку с водой, к обоим привязаны две красные ленты, и глаза омеги от удивления расширяются. Покровители. Юнги, опираясь о землю, наконец садится, не веря в происходящее. К рюкзаку привязан маленький клочок бумаги, и омега подцепляет её дрожащими руками, разворачивая и вчитываясь в слова. В глазах всё ещё двоится, но Юнги старательно сосредотачивается, наконец разбирая напечатанные буквы: — Ещё раз упадёшь в обморок, и я тебя убью, гадёныш, — прочитывает вслух, хмурясь. — Сам ты гадёныш, понял, Бэкхён? — проговаривает куда громче, чтобы до Бёна точно дошло. — Нет, гадёныш — ты, — фыркает омега по ту сторону, подхватывая пиццу из коробки. Бэкхён чувствует невероятное облегчение, он дышит свободно и теперь, когда волнение за младшего чуть-чуть сбавилось, он, наконец, может поесть.☾ ☾ ☾
— Вы, видимо, не один такой добродушный, — хмыкает Тэхён, оглядывая расслабившегося Чона. — Умолкни.☾ ☾ ☾
— Это было неожиданно, — Намджун, выпивая, смотрит на застывшего Чанёля, приподнимая брови. — Что скажешь? — Чанёль, сидящий напротив, с экрана глаз не сводит и отвечать отказывается.☾ ☾ ☾
Юнги, найдя в рюкзаке острый длинный кинжал, чувствует небольшое успокоение. Он встаёт с земли, засовывая два маленьких в карманы на ногах, а тот, что прислал ему Бэкхён, держит при себе. Мин старательно открывает банку с консервой мелким ножом, кряхтя, а, когда добирается до еды, мигом подносит её ко рту. Бэкхён, кажется, прислал всё для выживания: консервы, злаковые батончики, воду, мази и ножи. Юнги, съедая часть, почти готов разреветься от благодарности, но держит себя в руках, отказываясь на этой арене проявлять эмоции. Он окружён, почти сломлен духом, на него пялится весь мир, но Мин лишь прикрывает глаза после того, как поел и выпил воду. Ему нельзя думать о лишнем и расслабляться. Он поднимается с земли, отряхивая одежду от пыли и веток, и укладывает всё в рюкзак. Солнце уже во всю освещает весь лес, и ему пора выдвигаться. Юнги не знает, сколько пушек он пропустил. До того, как он тут чуть ли не откинулся, в живых оставалось восемь, но сейчас — неизвестно, возможно, что за это время, пока он провалялся в пыли, остался лишь один, возможно, чуть больше, но точно без убитых не обошлось. Омега натягивает на себя рюкзак и, покрепче обхватив нож, быстрым шагом идёт дальше — в сторону шумящей недалеко реки. Он постоянно оглядывается назад, следит, чтобы после него не осталось надломанных веток и других деталей, которые могут вывести трибутов прямо на него. — Умница, — шепчет Бэкхён, сцепив ладони в замок и поднеся их к губам, словно молясь. Юнги, направляясь к реке, вокруг которой лес и огромные валуны, за которыми легко, если что, спрятаться, слышит очередную пушку, и вздрагивает. Их осталось мало, поэтому нужно поторапливаться. Мин ускоряется, чувствуя прохладу от стремительно текущего ручья, и, спустя некоторое время быстрой ходьбы, замирает на выходе из леса. Хон Кимсу — его напарник из Седьмого Дистрикта — пялится на него, сидя на берегу и набирая в бутыль воды. Юнги, покрепче сжимая кинжал, благоразумно пятится назад, ближе к деревьям. Омега лихорадочно думает над путями отхода и шумно сглатывает, когда альфа поднимается на ноги. — Успокойся, — проговаривает тот, делая шаг навстречу Юнги. Хон держит руки поднятыми, в безобидном жесте, медленно наступая. — Не смей подходить! — рычит, вытягивая нож. — Иначе я тебя прирежу, — шипит, паника подкрадывается резко, обхватывая дрожью конечности: тело трясётся так, что даже Кимсу, находясь в нескольких метрах, это видит. — Я тебя не трону, обещаю, — альфа, завидев состояние Мина, отступает, опуская руки. Больше попыток приблизиться к трибуту он не совершает. Юнги ему не доверяет, он держится на расстоянии, считает в уме сколько у него шансов выжить в битве с ним: крепким и вооружённым. Нападать и провоцировать самому — не вариант, это будет просто попытка суицида, а не битва, так что омега отходит. Река и стратегически верное место ему уже не важны, он собирается уходить. Альфа же хмыкает, разворачиваясь и возвращаясь к делу. Он наматывает на верёвку небольшое копье, не обращая на Мина никакого внимания. Так легко повернулся к нему спиной, что Юнги теперь стоит в сомнениях. Его учили этому. Как метать ножи. Расстояние между ними не такое огромное, если Юнги постарается — убьёт одним ударом, если нет, то ранит в спину, но никак не промахнётся. — Чёрт возьми, убей его! — разъярённый Бэкхён рычит, откидывая коробку с пиццей в другую сторону. Юнги, кажется, его слышит, но не действует: опускает руку с ножом, но хватку не расслабляет. Всё ещё держа расстояние, наконец подаёт голос: — Сколько пушек прогремело? Альфа всё также занят делом, даже не разворачивается, отвечая: — Десять, — пожимает плечами. — Двойка объединилась, планируют перебить нас, потом заняться друг другом. — Кто это? — всё ещё хуже. Ситуация накаляется, и Юнги едва от страха дышит. — Омега из второго дистрикта и альфа из шестого, помнишь их? — поворачивается, встречаясь с напуганным взглядом. Юнги помнит. Во время жатвы тот омега — единственный из всех трибутов, которому, кажется, всё было нипочём. Он выглядел хладнокровным, спокойным, а когда произнесли его имя, мальчишка и глазом не моргнул. Мин на долю секунды прикрывает глаза, собираясь с духом. Альфа из шестого ещё хуже: невероятно высокий парень с невероятной физической подготовкой. Юнги не удивится, если большинство перебил как раз-таки он. — Как ты выжил? — задаёт чертовски правильный вопрос, отступая ещё на один шаг. — И что ты делаешь? — смотрит на привязанное к верёвке копье. — Как только схватил рюкзак, так сразу побежал, — отвечает сразу. Юнги следит за его руками: он крепко завязывает узел. — Тут пещера недалеко, планировал там спрятаться и устроить ловушку. Вход в неё узкий, если кто-то войдет, тут же перережу верёвку и всё, — омеге отчего-то неспокойно. Кимсу вёл себя дружелюбно, не делал ничего подозрительного вплоть до этого момента, но страх скребётся в самое сознание: Юнги бдительности не теряет. — Ты, кстати, весь в крови, неужто сумел кого-то уложить? Мин зависает. Альфа поднимает взгляд и смотрит внимательно, а омега почти что тушуется. Он оглядывает себя, понимая, что кровь Ён У уже засохла, покрыв его кожу тонкой коркой, но времени думать нет: — Да, убил, — кивает, а руки продолжают трястись. Омега уповает на то, что ему поверят, но его тело полностью его выдаёт. Кимсу понятливо кивает, возвращаясь к делу. — А ты? — Нет, даже по пути никто не встретился, — снова пожимает плечами, хладнокровно оглядывая получившееся оружие. — Понятно, — омега кивает, медленно отходя на несколько шагов сразу. Кимсу это сразу замечает, разворачиваясь. — Ты чего? Я же сказал: не трону. Напряжение в организме кипит, всё доходит до финальной точки, и Юнги запинается о камень, но вовремя удерживается. Кимсу встаёт, поворачиваясь лицом к трибуту. До Мина доходит, хоть и медленно, но он благодарит небеса, что всё же вовремя догадался. Пятна крови на плече Кимсу полностью отрицают все слова альфы. Ужас осознания сразу же хватает за горло, и Юнги вытягивает руку с ножом, направляя ту в сторону Хона. Крепко сцепив зубы и сосредоточившись, тот цедит: — Только подойди, и я тебя убью, — шепчет тихо, но с достаточным страхом и злостью в голосе. Кимсу, сделав шаг, останавливается. Он непонимающе смотрит на принца, но после, словно догадавшись, начинает себя осматривать. Когда он замечает засохшую кровь, он опускает руки и снова смотрит на Мина. И Юнги готов защищаться, потому что во взгляде уже нет умиротворения и спокойствия. Перед Юнги предстал хищник. Кимсу хмыкает, тянясь рукой к карману, и омега готов взвыть, когда видит нож.Lorde — Everybody Wants to Rule the World
— И всё же я был прав, — альфа делает шаг, и Мин, словно в замедленной съёмке, отступаёт назад. Он не сводит глаз с противника, готовится к предстоящему бою и шумно сглатывает. Дрожь в теле отступает, вместо неё приходит адреналин, которого Юнги так сильно не хватало. — Ты выбрал именно тот путь, на который мы так рассчитывали. Всё происходит в одно мгновение, Юнги ничего понять не успевает: он хватается за злосчастное «мы», понимает, что облажался, но уже поздно. Когда из-за камней, расположившихся прямо позади Кимсу, выходят двое, деваться уже некуда. Кимсу не обманул: люди на арене объединились. Кимсу не упомянул одного: он также вступил в союз. Союз по поимке Принца Капитолия. — Это была засада, — Чон Хосок хмыкает, прикрывая глаза: дальше смотреть он не собирается. Альфа встаёт с дивана, направляясь к выходу из гостиной и слыша, как муж позади него всхлипывает. — Это пиздец, — шепчет Бэкхён, ошарашенно смотря на экран. Омега судорожно выдыхает, ему жарко, кровь в теле вскипает, и осознание бьёт ножом в череп: он сдаваться этим мразям не собирается. — Не дай ублюдкам себя доконать! — Бэкхён кричит на весь свой дом, вскакивая с дивана и подлетая к телевизору. И Юнги его точно слышит. В глазах омеги загорается огонь, который намерен сжечь всех дотла. Он в крайне неудобном положении: трое на одного, позади — лес, если постарается, он сможет убежать, но сейчас не время отступать. — Он будет моим, — рычит омега-трибут, набрасываясь первым. Юнги отступает и отступает, он оценивает всю ситуацию: альфы остаются позади, кажется, не собираются в поединке двух омег участвовать. Мин на них внимания перестаёт обращать, концентрируется на противнике, который слишком опасен: тот весь в крови, перебил половину трибутов, у него длинная катана и прекрасная физическая форма. Юнги во всём уступает, но шанс, хоть и мизерный, есть. Когда на него набрасываются, он не медлит, отбивает удар катаны своим кинжалом, но тщетно: хоть и запланированная атака противника не удалась, тот всё ещё силён и гибок. Омега бьёт Мина ногой в живот, а дерево позади удерживает Юнги на ногах. Он делает шаг в сторону, но и враг не отстаёт, продолжая наступать, раз за разом слишком точно размахивая катаной. — Хорошо бегаешь, принцесса, — парень хмыкает и замахивается. Мин не успевает сделать ничего: чужая нога попадает прямо в скулу. В ушах шумит, он дезориентирован и теперь на земле, но сознание истошно продолжает вопить: он должен двигаться. Ещё хотя бы одна доля секунды, и острое лезвие точно пронзило бы живот. Юнги больше не думает, полностью поддаётся инстинктам: хватает парня за ногу, опрокидывая на себя же. Катана из его рук выпадает, и омега покрепче сжимает свой кинжал, намереваясь вогнать его в чужую шею, но противник перехватывает руку, коленом давя Юнги на живот. От боли воздух вылетает из лёгких, но хватку он не расслабляет: если не убьёт его сейчас, то вряд ли подобный шанс снова попадётся. Когда раздаётся крик позади, омега разворачивается, отвлекшись, и Юнги вместе с ним: Кимсу стоит над телом убитого альфы с перерезанным горлом, внимательно смотря замерших омег. И Мин этим пользуется: он выхватывает нож из кармана. « — Меня зовут У Ён У!». Секунда и небольшой кинжал торчит в шее омеги, который давится хрипом. Противник больше не смотрит на Кимсу, он поворачивает голову, смотря вниз и встречаясь взглядом с Юнги, и тот цепенеет. Мин ударил точно в шею, ещё секунда, и тот умрёт, но отвести глаз от чужой боли не может: этот мальчик хотел жить. Тело падает прямо на него, и Юнги шумно выдыхает, вытаскивая нож из шеи мертвеца. Кровь фонтаном брызгает во все стороны, заливая и лицо Мина, который хватает омегу за одежду, стаскивая груз с себя. Но и двинуться больше не успевает: Кимсу, вмиг оказавшийся рядом, хватает парня за голову, тут же ударяя её о землю. Тупая боль тут же пронзает затылок, Юнги задыхается. Страшная мысль накрывает его огромной волной: его он убить не сможет. Если предыдущий противник просто отвлёкся, то в этот раз они одни. Два выживших трибута, которым больше никто не помешает. — Какая прелесть, — Кимсу, поглаживает его по лицу, видит, что омега уже без сил, а после удара головой о землю, точно подняться уже и не сможет. — Ты очень мил, когда молчишь, ты знаешь? — Гори в Аду, ублюдок, — выплёвывает, хватая того за плечи. Руки трясутся, но он крепко чужую одежду сжимает, отказываясь верить в свой конец. Потому что он такого не заслужил. Ему слишком много предстоит сделать: отыскать младшего брата, вытащить Джиёна и детей из дистрикта, разбить нос Ким Намджуну, выстрелить в плечо Чон Чонгуку, и это лишь малая часть. Юнги умирать не намерен. Он хочет жить счастливо, и он не обязан расплачиваться за грехи своих предков. Не в этом мире. Юнги рычит, словно дикий зверь, его последний оплот — это точный удар коленом между ног наклонившегося прямо над ним альфы, и тут он преуспевает. Кимсу взвывает от боли, хватаясь рукой за пах, и Юнги этим пользуется, подтягивается на локтях вверх и ногой, обутой в невероятно хорошие ботинки, бьёт прямо по носу. Он слышит хруст и чужой вскрик. — Туда его! — Бэкхён вскидывает руки в стороны. — Хосок! Хосок, иди сюда! Он разбил ему нос, Хосок! — Чёртова сука! — Хон кричит что есть мочи, и Юнги не успевает даже развернуться: его хватают за волосы и тянут назад. Омега рыпается из стороны в сторону, обхватывает крепко держащую его руку, карябая ногтями кожу. — Сколько от тебя проблем! — и тут он ничего не может сделать, потому что его снова прикладывают о землю прямо лицом. Теперь нос ломается и у Юнги. Кровь заливает всё его лицо, стекая по губам и попадая в рот. — Ты ведь знаешь, да? — альфа резко разворачивает его к себе, улыбаясь безумной улыбкой. — С самого блядского начала ты вёл себя как тварь, — шепчет тихо, и Юнги с ужасом осознаёт, что Кимсу рукой вытаскивает его футболку из-под брюк. — Стой! Остановись! — кричит, вырываясь, но тщетно: ткань в руках альфы легко рвётся, и Юнги готов поклясться Богу, что единственное, чего он сейчас хочет, так это чтобы его просто убили. — В чём дело? — Кимсу хватает его за щёки, сжимая и любуясь физиономией омеги. — Кажется, всему миру интересно: девственник ли наш принц? — он грубо отталкивает от себя лицо Мина, опуская руку ниже. Юнги с охватившим его страхом чувствует, как чужие пальцы расстегивают его брюки. — Просто убей меня! Убей! — тихо шепчет, умоляя. Глаза наполняются слезами, а всё тело трясётся. Его собираются изнасиловать, и за этим будет наблюдать весь мир. — Я прошу тебя! — голос срывается на хрип, но альфа его не слушает: сдирает штаны с худых ног, любуясь открывшейся нежной кожей. — Пиздец, — Бэкхён прикрывает глаза, отказываясь на это смотреть. — Я прошу тебя, я умоляю, — рыдает, истерика полностью охватила разум. — Просто убей меня! — Убить? — альфа смеётся, откидывая голову. Его хохот гремит набатом в ушах омеги и всего мира, пугающе отзываясь эхом. — Просто убить того, чья семья разрушила страну? — хватает за волосы. Юнги страшится того, что видит: взгляд альфы ужасает. Хон Кимсу выглядит, как самый настоящий безумец. — Да ты поехавший, — ошарашенно смотрит на расширившиеся зрачки альфы. — Ты поехавший ублюдок, — рычит слова прямо в чужое разъярённое лицо и сплёвывает. Деваться некуда: он здесь умрёт, но так просто не дастся. Хоть сражаться он уже и не может, но запросто выведет парня из себя. — Этот поехавший ублюдок прямо сейчас засадит тебе по самую глотку, принцесса, — Кимсу улыбается, хватая рукой чужое нижнее белье. Тонкие хипсы — это единственное, что отделяет Юнги от позора, но он уже не думает. В тот момент, когда их срывают, он хватает горсток земли ладонью и швыряет её в безумные глаза Хона. Тот от него наконец отрывается и глухо от злости кричит, хватаясь за лицо. Юнги чужой заминкой пользуется, тут же тянясь к лежащему рядом с его головой камню. Он бьёт с размахом по чужому виску, видит, как кожа разрывается от удара и кровь застилает альфе лицо, но тот даже сознания не теряет: одним рывком оказывается сверху, хватая омегу за шею и начиная душить. Юнги хрипит, чувствует, как с каждой секундой кислорода становится всё меньше, его глаза закатываются, но камень всё ещё в руке. Мин снова замахивается, сильнее, чем в прошлый раз, в этот раз точно сработает, но его рука останавливается в миллиметре от чужого кровоточащего виска, а пальцы с шеи пропадают. — Второй раз не прокатит, принцесса, — Кимсу выхватывает камень, швыряя в сторону и его, и последнюю надежду Юнги тоже. Омега хватается за горло, вдыхая как можно больше кислорода и понимая, в какой ситуации он сейчас: абсолютно голый и безоружный против того, чья сила с гневом только крепнет. И оценить ситуацию у него не получается — Хон наваливается сверху, хватая запястья омеги и сжимая их над головой. — Ты посмотри, в каком мы пикантном положении, — альфа смеётся, другой рукой тянясь к своим джинсам. Юнги в огромном страхе извивается под ним, не оставляет попыток и трясётся всем телом. — Тебя разве не возбуждает осознание, что весь мир сейчас смотрит на нас, а? Юнги это не возбуждает. Юнги в ужасе. Он хрипит, слёзы ручьём стекают по лицу, ещё чуть-чуть, и он сойдёт с ума. Омега прикрывает глаза, отказываясь смотреть на омерзительного альфу, который расправляется со своей ширинкой, поворачивает голову в сторону и видит убитого им же омегу, который лежит в нескольких сантиметрах, пялясь на Мина пустым взглядом. Его окатывает ледяной волной мысль, за которую он хватается тут же: он не умрёт. И он не позволит этому ублюдку выжить. Юнги был готов проиграть этому омеге, готов быть убитым милым мальчиком, проткнувшим себе же живот, но умирать от рук настоящей мрази он не хочет. Всё происходит в одно мгновение: его ноги широко раздвигают, и он перестаёт сопротивляться. Альфа с гортанным рыком врывается в него крепко стоящим членом, шумно выдыхая. Тело пронзает адской болью, но Юнги, сцепив зубы, молчит, отказываясь кричать и доставлять тому удовольствие своими муками. Кимсу тут же выходит, ведёт взглядом по лицу Юнги, смотрящего в небо пустым взглядом, и улыбается: — Вижу, тебе нравится, малыш, — и снова резким толчком входит, врезаясь мощными бёдрами в чужие. Юнги не нравится. Но Юнги расслабляется, прикрывая глаза и отказываясь смотреть на небо. Он устал неимоверно, но желание отнять у ублюдка его жизнь куда выше этой усталости. Он буквально всем телом чувствует, как альфа возбуждён, как продолжает его грубо трахать и рвать, но он не дёргается, позволяет пользоваться своим телом, с шумом вбирает воздух в лёгкие и чувствует подкатывающую к горлу тошноту от запаха ириса, который накрывает его с головой. Юнги сжимает зубы крепко, отказывается дышать, раздвигает ноги шире, и альфа на это смеётся: — Чёртова шлюха, — Юнги его не слушает, продолжает ждать, прикрыв глаза. Он не будет смотреть на это небо, он отказывается существовать в этом мире. Мире, где жестокость всегда берёт своё. Кимсу с шумом выдыхает: омега под ним пахнет умопомрачительно. Запах пьяной вишни дурманит голову, и он не сдерживается: зарывается носом в чужую шею, продолжая толкаться в разгорячённое нутро. Омега под ним и правда девственник: кровь сочится по бедрам и стоящему члену, но альфа на это внимания не обращает. Он высовывает язык и с наслаждением проводит им по чужой шее, чувствует, как Юнги расслаблен, как наклоняет голову, дабы дать Хону больше места, и тот рокочет. Он вбивается жёстко, не жалея тела под собой. Думает, какая разница? Как только он кончит, так сразу свернёт ему шею. Наслаждение у альфы бьёт через край, тот закатывает глаза, рукой ведя вниз и обхватывая чужую ягодицу, крепко сжимая. У Мин Юнги невероятное тело, и Кимсу уверен, только что это признал весь мир, уж он-то постарался. Он ведет губами по чужой шее, опускает обе руки на чужую талию и снова толкается внутрь. И Юнги должен потерпеть. Толчок. Терпение — залог успеха. Кимсу громко стонет. Терпеть — это всё, что ему сейчас осталось. Внутри всё болит, Юнги уверен, его порвали. Терпеть. Терпеть. Терпеть. Кимсу шумно дышит от накатившего оргазма, он кончает глубоко внутрь омеги, закатывая глаза и прижимаясь к чужой шее, дабы вдохнуть пьянящий аромат поглубже. Он даёт себе несколько секунд, чтобы отойти от восхитительного секса, запаха и тела, он действительно начинает у себя в голове считать эти секунды, но досчитать до пяти не успевает. Юнги хватает его за волосы, прижимая голову ещё ближе к себе и рывком подрывается. Кимсу досчитал до четырёх. На пятой он должен был подняться и свернуть шлюхе шею. Юнги на четвёртой секунде широко раскрыл рот и вцепился зубами мёртвой хваткой в сонную артерию, прокусывая до самого конца. Он крепко держит альфу за волосы, чувствует сжавшиеся руки на своей талии, чувствует член в себе и то, как сперма из него вытекает, но не останавливается: прокусывает ещё сильнее, вгрызаясь в шею ублюдка, из глаз сочатся слёзы, а в самих глазах — ненависть, злоба и ярость, и всё переваливает через край. Хон Кимсу перестаёт двигаться, его руки падают с тела омеги, но член всё ещё внутри, как и зубы Юнги всё ещё его шее. Мин отрывается от него со всё ещё сцепленными зубами, во рту — чужая кровь и человеческое мясо, в теле — всё ещё естество альфы и его сперма. Бэкхён с широко распахнутыми глазами не смеет отворачиваться, чувствует, как неведомая доселе дрожь пробирает всё тело. Юнги хватает мертвеца за плечи и откидывает тело в сторону, были бы силы — откинул бы ещё дальше, но Мин не может даже пошевелиться. Сознание его темнеет, в глазах мутно, он не разбирает реальности, но чётко слышит одно: звук громко прогремевшей пушки.