Life goes on

Слэш
NC-17
Завершён
582
автор
Размер:
216 страниц, 16 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
582 Нравится 121 Отзывы 340 В сборник Скачать

Часть 6

Настройки текста
      Все социальные сети завалены непрекращающимся обсуждением произошедшего восемь месяцев назад. Общественность всё никак не утихает и продолжает строить догадки и версии. К этому моменту собралось уже миллионы «пруфов», доказывающих различные варианты событий в день аварии Юнги. Самоубийство. Подстроенная смерть. Убийство. Несчастный случай, как и было сказано в официальных документах правоохранительных органов. Фальсификация доказательств по делу и обвинения в сторону всей компании «Big Hit» в том, что лишили их одного из самых востребованных артистов. Многие из фанатов молят вернуть группу BTS назад, пусть и без Шуги. Некоторые оставляют комментарии на страничках каждого из ребят с просьбами, чтобы те продолжали карьеру артистов. Стало даже известно, что несколько сасэн-фанаток покончили с собой, оставив предсмертную записку с именем, застывшим на их губах. «Мин Юнги».       Электронная почта Чимина, казалось, вот-вот изрыгнёт всеми десятками, сотнями тысяч писем, что ему присылают каждый день. Стоит зайти в твиттер и можно увидеть кучу комментариев под последней записью. От тёплой поддержки до обвинений в смерти несчастного мембера. А кто-то вовсе выражал безразличие. Но это ещё цветочки по сравнению с тем дерьмом, которое выливают на Чимина те поклонники, у которых Юнги был биасом. Читая всё это, хотелось побежать и выброситься в реку Хан.       Чимин смахивает слезу, шмыгает красным носом и отчаянно пытается взять себя в руки. Чонгук выхватывает у него телефон и отбрасывает на заднее сидение машины. Пак вопросительно глянул на брюнета.       — Прекрати читать то, что не является правдой. Хейтеры всегда будут, и не стоит обращать на них внимание, ты же знаешь.       Чимин сглотнул и закивал, соглашаясь со словами младшего. Он глянул в окно и набрал побольше воздуха в лёгкие. Чонгуку было больно смотреть на поникшего Чимина, с опущенными плечами и красными от слёз глазами. Чон очень хотел, чтобы его драгоценный хён больше никогда не плакал, чтобы не верил всем тем, кто его не любит. Гук готов сделать всё, что угодно, лишь бы никогда не видеть его слёз, как знак того, насколько Чимин разбит, насколько он раздавлен.       Чонгук аккуратно руки старшего касается и робко их пальцы переплетает. Чимин, не поворачиваясь к нему лицом, отвечает, нежно сжав руку Чонгука. Последний прикрывает глаза от кайфа, потому что этот невинный жест значит для него очень много — Чимин потихоньку, не спеша, впускает его в своё пространство, и это уже маленькая победа. Обнимашки, подколы, дёргания за воротник — ничто по сравнению с тем, что они делают сейчас. Дело в том, что Чонгук не раз пытался взять Чимина за руку, но тот часто не отвечал ему взаимностью. Всегда одёргивал руку, смеясь, а потом сам же шёл к Юнги и держался с ним за ручки. Гука это бесило. Очень. Он злился на то, что ему не давали такой возможности, не позволяли быть близко, ближе всех остальных. Взять за руку, похоже, для Чимина было чем-то интимным, раз он не давал Чонгуку делать это часто. И сейчас, когда Чим даёт насладиться прикосновением, Чонгук готов расцеловать эту маленькую, хрупкую и нежную ладошку. Коснуться языком, облизать каждый пальчик, согревая горячим дыханием. Затем закатать рукав пальто Чимина, покрывать поцелуями венки на запястьях и подниматься всё выше и выше… от одной мысли у Гука судороги и пожар в груди. Чонгук шумно выдыхает, он эту ладошку из руки ни за что не выпустит. Не-а. Будет держать до последнего.       Чимин чувствовал себя опустошённым, но что-то тёплое и едва ощутимое всё же просачивалось в его нутро с того момента, как он начал жить в квартире друга. Он держал Чонгука за руку и ему было спокойно, невесомое ощущение безопасности было приятным. Затем Пак глаза на чужую ладонь опускает и видит на костяшках татуировки с буквами ARMY. Он судорожно в себя воздух втягивает и поглаживает подушечками пальцев краску на коже. Эти буквы заставляют бабочки порхать в животе, невероятное чувство просыпается, видя напоминание о той семье, что он вместе с ребятами нажил за эти годы. Чимин был благодарен АРМИ за каждую минуту, проведённую с ними в этом весёлом безумии, что творилось тогда.       Сегодня день рождения Юнги. И они не могли не поехать на кладбище, чтобы почтить его память. После встречи с Тэхёном, Чонгук быстро забрал из дома Чимина, затем они заехали в цветочный магазин и вот уже минута, как прибыли на место.       Чимин высвобождает свою руку, берёт с заднего сидения букет белых роз и выходит из машины. На улице стояла мрачная погода, небо было серым, нагоняло тоску, а ветер колыхал чёлку на лбу, не желая давать тепло. Джипы с охраной каждого из ребят стояли у ворот, из которой вышло несколько высоких мужчин, тщательно контролировавших безопасность бывших айдолов.       Увидев около ворот Хосока и Намджуна, Чимин тут же побежал к ним с распахнутыми объятиями. РМ коротко обнял Чимина, затем поприветствовал Чонгука, пока Хосок прижимал к себе Пака и шептал ему на ушко, что всё будет хорошо. Хоть в это и трудно было поверить. Всё было хорошо. Тогда. Восемь месяцев назад, когда вместе с ними на одной сцене стоял Юнги и одним своим присутствием и лёгкой улыбкой делал всех счастливыми.       Они прошли к небольшому памятнику из камня, у которого под землёй покоилась урна из бежевого фарфора. Вокруг лежало несколько букетов цветов с записками от преданных фанатов, которые очень скучают. На памятнике было написано только имя, две даты через тире и фраза снизу: «Те, у кого нет мечты, всё хорошо. Это нормально, если у вас нет мечты. Вы просто должны быть счастливыми».       — Даже не верится, что уже столько времени прошло, — тихо говорит Хосок, склонив голову. Он поёжился от холода ветра, поправляя шарф. — Будто всё только вчера произошло.       — Да уж, — вздыхает Намджун и прячет руки в карманы длинного плаща иссиня-чёрного цвета. — Но такова жизнь. И ей плевать на наши чувства, у неё на каждого свои планы.       Чимин молча подошёл к памятнику, присел на корточки и дрожащими руками положил на землю букет белых роз. Он смотрит на имя, выбитое на камне, закусывает губу, чтобы опять не разрыдаться, и протягивает руку, касается пальцами твёрдой материи, словно сам себя убеждает, что это правда, что пора смириться с тем, что его больше нет. Что больше никогда его руки не прикоснутся к нему, никогда эти губы не будут нашёптывать на ухо слова любви, а глаза искриться в немой поддержке. Но вместе с этим на душе тяжёлым грузом лежит обида за измену с Тэхёном. Юнги не заслуживает оправдания, однако, Чимин ничего не может сделать с собой и со своим израненным сердцем. Пак пропускает мимо ушей разговор друзей о том, что Сокджин не пришёл. Хосок фыркает, мол, Джин теперь, похоже, очень важная фигура с плотным графиком, но даже будучи в группе у него всегда находилось время для близких людей.       А в это время, в двадцати метрах от ребят за высоким памятником какому-то знаменитому лётчику прячется русоволосая макушка. Тэхён смотрел на своих друзей, выглядывая из-за камня, будто он шпион какой-то. Он бы и рад подойти, только разумно ли делать это сейчас. Чимин был совсем рядом. Друг, которого он предал. Его пухлощёкий ангел, который мог одной улыбкой сделать день светлее. Тэхён стоял на месте, пряча дрожащие руки в карманы куртки. Он до боли прикусил губу и прислонился затылком о холодный камень, дав волю слезам. Казалось, даже сердце перестало биться от страха, от ноющей в груди боли. Он так сильно тосковал по другу, так сильно, что сейчас едва держался, чтобы не броситься к нему и не обнять. Эти минуты были для него настоящей пыткой. Тэхён всхлипывает, сам на себя злится, мокрые щёки рукавом куртки вытирает и закопать себя на этом месте хочет.       Тэхён снова на ребят смотрит и застывает на месте, потому что совсем не ожидал увидеть родного брата Юнги. Тот подходит к столпившимся у могилы и что-то говорит Чимину, на что Пак растерянно опускает взгляд в землю, а Чонгук будто с цепи срывается, кидает пару фраз, явно нелицеприятных, судя по мимике. Брат Юнги ещё что-то им говорит, но не успевает договорить, как получает кулаком в челюсть. Чонгук набрасывается на него и бьёт, бьёт, у брюнета будто давно кулаки чесались, и он решил всю злость на старшего выплеснуть. Старший Мин не отвечает, словно мордобой вообще удел дворовой шпаны, поэтому лишь позволяет Хосоку и Намджуну оттащить от него разъярённого Чонгука. Чимин всхлипывает и обнимает Гука, ещё раз наброситься на мужчину не позволяет. Тэхён прикладывает кулак ко рту, наблюдая за всем этим. Похоже, брат Юнги как-то оскорбил Чимина. Если бы не нужда быть незамеченным сейчас, Тэхён бы с радостью помог Чонгуку и разбил бы лицо старшего в сопли, чтобы даже не смел на Чимина рот разевать. Чимин не достоин едких и, уж тем более, обвиняющих фраз в свой адрес.       Когда брат Юнги уходит, запрокинув голову и придерживая разбитый нос, остальные переговариваются ещё минутку, Джун что-то втирает Чонгуку, словно школьника отчитывает, а затем они уходят к своим автомобилям, припаркованным за воротами.       Дождавшись, когда они уедут, Тэхён подошёл к могиле Юнги.       — Смотрю, даже после смерти все только тебя и обсуждают, — Тэхён говорит негромко, смотрит на оставленные Чимином цветы и горько ухмыляется. — Он тебя всё ещё любит. Интересно, ты его любил? Когда спал со мной и говорил, что только я позволяю тебе дышать полной грудью.       Ким ещё раз смахивает с века слезу и продолжает:       — Ненавижу себя за глупость. Я был идиотом, когда позволил себе влюбиться в тебя. Ради собственной прихоти обманывал лучшего друга, врал ему, глядя в лицо, лишь бы быть с тобой, купаться в твоей ласке. Блять, как же я тебя, нахуй, ненавижу, Мин Юнги, ты бы знал! Постоянное «ах, если бы» в голове мне покоя не даёт. Ты столько боли причинил мне, я столько слёз из-за тебя пролил, пока ты на моих глазах Чимина обнимал и целовал. А я стоял в углу без возможности заявить на тебя права. Из-за тебя я чувствую себя последним дерьмом, ничтожеством. Как я вообще согласился в любовницах ходить? Ох, зато жизнь меня научила. Ты меня научил. Теперь я подобного не совершу. Нахуй все чувства, никогда больше не буду разрушать чужие отношения. Ты меня слышишь? Я вот тут, около твоей могилы, клянусь, что больше не буду спать с теми, кто уже занят!       Тэхён глаза к небу поднимает, клянётся всем богам, что больше никогда не будет дрянью и что очень постарается перестать любить Юнги, потому что он этого не заслуживает после всего обмана, после всего, что они творили за спиной Чимина.

***

      — Зачем ты вообще на него накинулся? — ворчал Чимин, пока судорожно наливал дезинфицирующее средство на вату.       — А что, надо было молча слушать, как он тебя оскорбляет? — Чонгук шипит, как только ватка касается его разбитых костяшек на правой руке, но тут же успокаивается, как только Чимин дует на царапины. Брюнет ёрзает на стуле и продолжает: — Никто не смеет называть тебя шлюхой и обвинять в смерти Юнги, ты понял меня?! Я этого не допущу.       Чимин продолжает обрабатывать ранки раствором и думает о том, что ему всё же было приятно, когда Чонгук за него вступился. Брат Юнги сегодня не стеснялся в выражениях и облил Пака помоями, но его можно было понять, ведь это было чистой воды отчаяние, потому что он, как никто другой, знает, как сильно он любил своего младшего брата, всегда его поддерживал и помогал, несмотря на то, что их родители были категоричны. Старший из братьев Мин не знал, что Юнги и Чимин были в отношениях, он вообще не знал, что Юнги был геем. Пожалуй, это та важная деталь, о которой он, похоже, решил скрыть от своего хёна. Боялся осуждения с его стороны и презрения. Чимин чувства Шуги уважал и молчал, а когда «добрые люди» накануне похорон раскрыли их секрет семье Мин, то Чимин отрицать не стал. Он не хотел врать семье любимого, поэтому покорно склонил голову и ушёл на какое-то время в тень. Сейчас же, когда Чонгук с усилием вытаскивает Пака из его кокона, очень трудно не реагировать на оскорбления людей, которые в курсе их мелодрамы, но удивляет то, что они молчат и не уносят сор из избы в массы.       Когда Чимин закончил с обработкой ран, он убирает аптечку обратно в шкаф, но голос Чонгука позади его останавливает:       — Ты перенервничал сегодня. Я знаю, что ты почти не спишь ночью. Это плохо для твоего организма, поэтому выпей снотворного и нормально поспи, завтра ведь выступление Хосока.       Чимин соглашается, ведь Гук прав, он действительно уже двое суток не может уснуть, всё боится провалиться в сон, снова увидеть Юнги и рассыпаться на тысячи бусинок, потому что собирать себя воедино каждое утро очень сложно.       После душа и вкусного ужина Чимин выпивает снотворное и ложится спать в выделенной ему комнате. Организм, получив хоть какую-то пилюлю, быстро ослабевает и погружает Пака в глубокую дрёму.       Чонгук сидит на диване в просторной гостиной с шикарным видом на ночной город и пьёт из бокала соджу.       — Нашёл? — спрашивает он помощника, держа телефон около уха.       — Да, нашёл. Вы не поверите, но в кандидаты на должность менеджера господина Пака пришло уйма заявок. Я отобрал несколько кандидатов, но проведу ещё дополнительное собеседование с ними, — говорит Гону на том конце провода. — Один из них меня заинтересовал, Чхве Даниэль. Довольно шустрый парень, опытный для своих лет, ему всего двадцать два года. Он учился в Сеульском университете, окончил программу менеджмента, работал в «DSP Media» и завёл хорошие связи с рекламодателями.       — В «DSP Media»? Почему сейчас не работает?       — Не сказал. В его личном деле написано, что ушёл по собственному желанию.       — А вот это уже подозрительно, учитывая масштабы этой компании и её доходы, — Чон глотнул ещё алкоголя. — Ладно, проводи своё собеседование, и к понедельнику уже предоставь достойного менеджера, который готов помочь Чимину вернуться в медийную жизнь.       Попрощавшись с Гону, Чонгук отложил телефон на журнальный столик и устремил глаза в окно, задумываясь. Каждый день Чон проживает с одной и той же мыслью, как сильно он влюблён в Чимина, как задыхается от чувств к нему, а Чимин даже и не смотрит в его сторону. Каждый день Гук просыпается от будильника и понимает, что всё реальность. Та реальность, в которой он не хочет быть просто заботливым другом. Чимин не понимает, как сложно Чонгуку сдерживать себя и не подойти, чтобы обнять, как парня, как собственность, как возлюбленного. Уже на протяжении двух с половиной лет он так хочет прошептать ему на ухо, как сильно он любит. Хочет увидеть искреннюю и радостную улыбку на пухлых губах и поцеловать их. Он каждый день, до всей этой трагедии, мечтал об этом, но не мог...       За окном ночь и Чонгук пытается погрузиться в забвение уже битый час или два, заливая сознание алкоголем. Вот только оно не помогает нихера. Из головы не выходит Чимин, стоит плотнее закрыть глаза. Он бы мог отвлечь себя работой, но лучше проверять сметы по съёмкам на трезвую голову, а пока… пока у Чонгука есть возможность побыть немного не в адеквате и списать все свои пошлые мысли и чувства на алкоголь. Он осушает стакан до дна и идёт в комнату Чимина.       Чимин тихо спит на спине. Снотворное хорошо подействовало на ослабленный организм. Чимин настолько милый и уязвимый, что у Чонгука ноет в груди. И страшно до жути. Не оправдать подаренное ему доверие, разломать всё одним неосторожным словом или жестом, взглядом, полуулыбкой. Но смотреть, как подрагивают во сне длинные ресницы, как сочные губы, созданные исключительно для жарких поцелуев, причмокивают, а маленькие ручки слегка сжаты в кулачки — настоящее счастье.       Он садится на край кровати и смотрит в приоткрытое окно, прислушиваясь к звукам тишины вперемежку с ветром и пытается успокоиться. У Гука сердце делает нервный кульбит, потому что спящий Чимин такой… восхитительный, фантастически красивый и такой пугающе сексуальный, что Чонгук растекается лужицей. Чонгук вообще до Чимина, кажется, не знал, что такое желание, именно этот парень внутри такую бурю вызывает, что плевать, где и чем занят Гук, одна мысль о нём — и рука сама к члену тянется. Чонгук им одержим, и сегодня ночью он свою одержимость покормит, отыграется хоть немного, потому что слишком долго ждал, терпел, пока Чимин с Юнги в серьёзные отношения наиграется. Чон слишком долго своё желание в узде держал и к Паку, который его своим братиком считает, не подходил.       Чонгук тянет руку к светлой чёлке и бережно убирает прядки со лба, затем пальцы сами ползут по линии лица, скул, подбородка, потом губ, которые очень хочется ощутить на вкус. Страшно, сердце заходится в бешеном ритме, потому что «а вдруг проснётся» в мыслях мелькает. Но уже достаточно опьяневший мозг команду «взять» даёт и Чонгук покорно подчиняется. Он забирается на кровать, откидывает одеяло в сторону и видит милых котиков на пижаме Чимина. Хлопковая рубашка чуть задралась, и теперь видно пупок на крепком прессе. И о чём этот парень вообще говорил, когда сказал, что он потерял форму?! Его тело божественно. Чонгук через бёдра Чимина ногу перекидывает и сверху над спящим нависает, упираясь ладонями в подушку, по обе стороны от головы. Чонгуку жарко в чёрной водолазке с горлышком, брюках, в которых теперь становится узко. Он ещё не переоделся после поездки на кладбище, даже в душе не был, всё сидел и думал, а когда думать стало невыносимо, сюда пришёл. Он склоняет лицо всё ниже и уже бледную кожу дыханием обдаёт. Чимин чуть-чуть ёрзает, не просыпаясь, и Чонгук весь дрожит. Он так слаб, что даже сейчас не в силах оторваться. «Любовь причиняет боль» — именно так поётся в их песне. Гук размышлял на эту тему столько раз, что сбился со счёта. Всё повторяется вновь, будто ничего и не происходит. И дни поглощают их, разделяют и указывают, что Чонгук должен вести себя, как друг. Знать своё место. Но Чонгук не может подчиняться, он не может не думать о Чимине. Он не из тех, кто быстро сдаётся. Шли годы, а он всё ждал, старался из кожи вон вылезти, быть лучшим во всём, будь то стрельба из лука или же крутое танцевальное выступление, всё для того, чтобы Чимин заметил его, оценил и понял, наконец, что он гораздо лучше Юнги, что Мин недостоин столь прекрасного во всех смыслах Чимина, но который, чёрт возьми, как слепой котёнок идёт только на уже знакомый запах и пьёт молоко только из одной полюбившейся миски.       Чонгук почти невесомо касается губами шеи Чимина, замечает, что тот спит крепко и, судя по дозировке снотворного, проснётся он либо утром, либо от выстрела из травмата. Чон не может отказать себе в слабости и проводит языком по бархатной коже, чувствует восхитительный вкус, втягивает носом сладкий аромат геля для душа и нотки кондиционера для волос. Чонгук пьян, очень пьян, раз позволяет себе сейчас делать то, на что не решался все эти два с половиной года. Рука с ссадинами на костяшках уже сама ползёт по ткани пижамы, отчего подушечки пальцев чувствует теплоту чужого тела. Гук смотрит на лицо Чимина, тот спит ангелочком, посапывая в обе дырочки, и даже реснички не дрожат. Чонгук хочет вылизать каждый сантиметр этого божественного тела, оставить свои метки, которые долго будут сходить.       — Хочу тебя! — тихо говорит в ключицы, смакуя кожу губами. — Сильно хочу. Любого за тебя порву. Любого убью, лишь бы ты был моим. Юнги больше не будет стоять между нами. Ты только мой! Блять, какой же ты прекрасный.       Он расстёгивает пуговки на ночной рубашке и открывает себе доступ к тёмным соскам, к которым, ну никак нельзя не прикоснуться. Язык жжёт в предвкушении и Чонгук позволяет себе слегка увлажнить маленькие горошинки слюной. Ох, как бы он хотел слышать, как Чимин давится стонами от этой ласковой стимуляции. Сколько раз Чонгук представлял это податливое и отзывчивое тело, как оно просит ласки и трепетного отношения к себе, как Гук целует каждую его частичку, но приходилось лишь предаваться этим мечтам, подолгу надрачивая в душе между тренировками и обедом. Чонгук спускается мокрыми поцелуями к татуировке на рёбрах, обводит языком чёрные буквы, написанные дерзким почерком, что никак не вяжется с мягкой натурой Чимина. Иногда кажется, словно в нём живут две личности. Одна прячет за мягким медведем детскую улыбку, а вторая пошло раздвигает обтянутые кожаными штанами ноги и смотрит таким развратным взглядом, что любой потечёт.       Чонгук спускается к животу, проникает кончиком языка в пупок и смотрит, как Чимин во сне губки облизывает и дальше спит.       — Люблю тебя, — говорит, утыкаясь подбородком в резинку пижамных штанов. — Только ты делаешь меня счастливым, — берёт маленькую ладошку в свою и целует, как и хотел тогда в машине.       Он мог бы штаны вместе с трусами с него снять, аккуратный член облизать и между половинок мокрую дорожку провести, но не будет. Пусть это останется на потом, тем интереснее будет в дальнейшем. Чонгук рычит, мысленно обещает выебать до потери сознания, когда придёт время, когда Чимин сам позволит. А пока можно немножко схитрить, обыграть, чтобы дотронуться, и ни одна сука ему не помешает.       Чонгук никогда не считал себя геем, он думал, что с ним всё в порядке, что он и так же будет любить противоположный пол и растворяться в их красоте, заведёт жену и детей, но всё вмиг рухнуло, когда сердце на Чимина показало и само к нему в ручки прыгнуть захотело. Когда бессонные ночи с мыслями о нём потом негативно сказывались на выступлениях.       Чон тихонько и скромно целует через ткань соблазнительную выпуклость в области паха, тепло губами сквозь хлопок чувствует, мысленно себя по башке кувалдой бьёт и подтягивается вверх, на бок рядом с Чимином ложится. Чимин так и спит невинным сном, пока тут Чонгук с ума сходит. Он хочет в него. Сильно хочет. Аж пальцы дрожат, как в ломке. Так сильно хочет, что боится отключиться от желания. Упирается носом в место за ушком, вдыхает, нюхает, одной рукой по обнажённой груди водит в то время, как вторая локтем в подушку упирается. Затем рука уже по своей ширинке водит, возбуждение подпитывает. Чонгук сам себя мучает, хнычет, но остановиться не может. Ему хорошо. Лежать рядом с Чимином, вдыхать его запах и трогать, целовать, хоть и хочется большего — кусать, стоны вырывать, засосы оставлять, чтобы весь чёртов мир знал, кому этот парень принадлежит.       — Мой маленький хён, всё будет хорошо, — на ушко обещает, против своей воли рубашку на спящем парне обратно застёгивает и в душ освежиться уходит.

***

      Следующий день проходит вполне спокойно. Чимин адаптируется к домашней обстановке в квартире Чонгука, готовит еду из тех продуктов, что привозит курьер, слушает музыку и читает книжки. Он уже спокойнее реагирует на новостные ленты в интернете, старается обходить стороной обсуждения его личности в жёлтых газетёнках и улыбается с каждого комментария, где АРМИ пишут о том, что очень скучают по нему.       Сегодня утром, проснувшись, Чимин зашёл в твиттер и увидел, как много фанатов ответили на его комментарий, что он оставил под постом Намджуна, говорившего о стремлении к мечте. Чимин написал, что он хочет найти новую мечту, и его комментарий больше всего залайкали. Пользователи писали просьбы вернуться на сцену, всячески поддерживали Чимина словами, просили не сдаваться и идти дальше по стезе артиста, писали о том, как хотят услышать его сольный альбом, как мечтают увидеться с ним. Всё это настолько вдохновило Чимина, что сначала он полчаса ревел в душе, а потом, после завтрака с Гуком, спешащего на работу, Чимин решил позвонить Сондыку и попросил предоставить ему танцевальную студию в «Big Hit», конечно же за арендную плату. Обычно тем, у кого нет контракта с компанией, такую возможность не предоставляют, но для Чимина руководство, благодаря Сондыку и Седжину, сделало исключение. Поэтому уже через два дня Чимин будет тренировать своё тело и приводить себя в норму, как человека и как артиста.       Чонгук приходит домой ближе к вечеру, когда солнце за окном стремилось к горизонту, окрашивая небо в ярко-оранжевый цвет. Зайдя в комнату соседа, Чонгук увидел сидящего на кровати Чимина, будто это Юнги играет на гитаре, если вообще можно это неуклюжее бряканье Пака назвать игрой.       — Привет, — постучал в косяк Чонгук и с улыбкой подошёл к кровати, усаживаясь на мягкую постель.       — Привет, — отвечает Чимин, сидя по-турецки и пытаясь плавно перебирать пальцами струны. — Как дела на работе? Всё готово к съёмке?       — Да, я проверил локации. Актёры реплики выучили, через четыре дня начнём снимать.       — Хорошо, я рад.       Чимин ещё пару минут пытается запомнить комбинацию из статьи для новичков, которую нашёл в интернете, но кроме простых громких звуков ничего не получается.       — Ащ, почему не получается?! Я же всё, как по инструкции, делаю, — ворчит парень, повторяя движения рукой снова и снова.       Чонгук усмехается, а потом озвучивает вопрос, внезапно пришедший ему в голову:       — Это всё ради него? Потому что Юнги играл, ты решил научиться и сам?       — Не знаю. Просто хочу научиться, — украдкой взгляд на друга поднимает Чим.       Чонгук несколько секунд молчит, грустный взгляд на гитару опускает, а потом говорит:       — Ты неправильно к ней относишься. Ты же видел, как Юнги играл на ней. Со всей душой, со всей трепетностью и аккуратностью, будто это его маленькая дочь. А ты, Чимин, грубее струны дёргаешь.       Пак со вздохом откладывает гитару в сторону и ёрзает на попе.       — Я хотел научиться играть на ней, даже сам его просил, но Юнги всё откладывал. Может, я и вправду растерял себя, как музыканта.       — Не говори ерунды! Ты силён в другом. Лучше пой и танцуй, так я вижу тебя настоящего. Ты раскрываешься на выступлениях.       — Да, ты, наверное, прав, — соглашается Чимин, кивая головой и с улыбкой вспоминая просьбы поклонников вернуться на сцену.       — Только не переусердствуй. Я могу полностью ощутить, что ты чувствуешь, когда дело доходит до твоего тела. Я могу понять, — Чонгук кладёт свою руку поверх руки Чимина и внимательно на него смотрит. Тот снова не отталкивает его руку, а отвечает, переплетая пальцы. Пусть, это необходимо Чимину, как поддержка в трудные времена, пусть ему нужна мужская опора, Чонгук готов стать для него этой опорой, поддержать, приласкать, подставить плечо, позволив слезам впитываться в его рубашку, всё, что угодно, лишь бы снова не быть отвергнутым, лишь бы снова не потерять эту тонкую ладошку из своих рук.       — Я там пулькоги с рисом заказал, сам я их готовить не люблю. На кухне разогрей.       — Хорошо, — отвечает Гук с улыбкой. На секунду в его голове мелькнула мысль, будто он разговаривает со своей второй половинкой, с которой он уже давно в отношениях и которая ждёт его с работы, пока на столе стынет вкусный ужин. Он наслаждается этим иллюзорным мгновением, чуть не тянется к щеке Чимина для чмока, но вовремя себя останавливает, вместо этого друга по плечу хлопает и идёт в свою комнату переодеваться в домашнюю одежду.

***

      Зал телешоу не такой уж и большой, но достаточно вместительный для полутора тысяч человек. Все зрители уже собрались и стоят в томном ожидании артистов. Софиты направлены на большую сцену, видео-операторы передвигают камеры и настраивают на наилучшее качество, ведь будет вестись прямая трансляция на федеральном канале. Чимин и Чонгук стоят возле ограждения и держатся за перила, пока крепкая охрана сдерживает толпу фанатов, чтобы те не прорвали «оборону» и не залезли на сцену. Хосок, как и обещал, достал своим друзьям пропуски на шоу с возможностью прийти пораньше и занять самое приближённое место к сцене сбоку. Макнэ-лайн так и сделали.       Чонгук поправляет чёрную кепку на голове в то время, как Чимин пытается спрятать половину своего слишком узнаваемого лица за высоким воротом серой невзрачной куртки. Их вряд ли узнают в толпе, потому что всё внимание пришедших зрителей будет направлено на сцену. Чем больше скопление людей, тем легче затеряться. По правую руку от Чимина стоит тройка подружек с плакатом, на котором изображён Хосок и повсюду надписи о любви на разных языках мира. Девушки визжат в предвкушении, громко переговариваются, делятся друг с другом радостными мыслями. В них столько ярких эмоций, что Чимин не может не улыбнуться в ворот куртки, поглядывая на них боковым зрением.       — Ох, я так скучаю по ним, божечки, — протянула одна из девушек с розовым тинтом на губах. — Смотрите, что я взяла!       — Айгу, круто! Как только Хосок-оппа увидит это, он сразу обрадуется, — подхватила её подруга.       Чимин всё же, рискнув быть замеченным, повернул к ним голову и от увиденного ком в горле встал, что дышать стало труднее, грудную клетку словно силками сдавливают и вся влага в глазах скапливается.       АРМИ-бомбочка BTS. Эта девчонка принесла их бомбочку!       Сглотнув сухость в горле, Чимин толкает локтем Чонгука, отрывая его от созерцания обстановки на сцене. Чон вопросительно брови приподнимает, а потом следит за большим пальцем хёна, указывающего на девушек с плакатом. Завидев знакомую вещицу, Чонгук улыбнулся и похлопал Чимина по плечу.       — Они всегда будут помнить о нас, — шепнул он на ухо блондина.       Тот кивнул, поморгал мокрыми ресничками, но не проронил ни одной слезинки. Чонгук взял Чимина за руку, они крепко сцепились пальцами и это была самая нужная поддержка сейчас, в такой волнительный момент. Люди не забывают о них, помнят, любят и всегда готовы поддержать.       Начинается. Все громко завизжали, дым повалил на сцену, прожекторы стали светить на вышедших ведущих — парень и девушка в вечерних нарядах начали приветствовать всех собравшихся в зале и тех, кто смотрел на них через экраны. Вскоре началось шоу, где один за другим выступали певцы. Группа EXO, к примеру, презентовала новый сингл, другие же артисты пели уже известные и гуляющие по музыкальным площадкам треки. Всем было весело, школьницы визжали от восторга, парни подпевали рэперам, а потом весь зал взрывался бурными аплодисментами, когда на сцену вышел Хоуп. Чимин, смотрящий на своего хёна снизу-вверх, не мог нарадоваться. Хосок всё так же светится изнутри и дарит миру веру и исцеление. Хорошо, что он оставил свой псевдоним J-Hope. Не зря говорят, что одного лучика солнца достаточно, чтобы заставить исчезнуть тысячи теней. Хосок был тем самым лучиком, что вновь появился в жизни Чимина и заставил его поверить в то, что даже в этой суровой реальности можно ощутить счастье, если заниматься любимым делом.       Выступление было потрясающим. Хоби пел новую песню так эмоционально, но в то же время профессионально, что дух захватывает. Он полностью отдавал себя зрителю, позволял почувствовать то же, что и он, пока писал эту песню, в которую вложил немало сил и времени. Он не просто блистал, он жил на сцене.       Перед следующим треком Хосок попросил дать ему слово:       — Хочу сказать, что всё, чего я добился, как артист, благодаря мемберам BTS и благодаря любви и поддержке, которую наши АРМИ во всём мире подарили нам. Шуга как-то сказал: «Место с АРМИ – это словно море». Теперь я, как никто другой, понимаю его слова, — на этом моменте Чимин заслонил свои глаза ладонью, чтобы скрыть ту бурю эмоций, что грозились рваться наружу. — Имя J-Hope сделало меня тем, кем я являюсь сейчас. Помните? Я ваша надежда, вы – моя надежда. Я J-Hope! Спасибо!       Радостные вопли заполнили пространство, и под эти крики Чимину пришлось включить всё своё самообладание, чтобы не разреветься на месте. Раны ещё не зажили, он зализывает их каждый день, но они всё кровоточат и не дают спокойно спать. Иногда так хочется заснуть и проснуться в их уютной общаге, где Сокджин печёт панкейки, Джун с Тэхёном приносят из магазина вкусняшки, а Юнги играет с Хосоком в игру на ковре у телевизора и спорит о том, кто мухлюет, пока Чонгук сидит на кухне, пьёт молоко и болтает ногами, зачитывая смешные истории из паблика. Однако, каждое утро возвращает Чимина в суровую реальность, где место для семьи BTS осталось только в тёплых воспоминаниях.       Смесь разных жанров в следующей песне Хосока создавали дичайший коктейль эмоций, который зрители пили залпом и просили ещё. Чимин и Чонгук подпрыгивают, тянут руки вверх и с лучезарными улыбками подбадривают своего хёна выкриками, что он большой молодец. Правда, толпа перекрикивали их полностью, все были настолько счастливыми, будто встретили родного человека после многолетней разлуки, фанаты очень соскучились по своему любимому артисту, по своей Надежде, которая вдыхает в них желание жить и брать от жизни всё самое лучшее.       Однако, всё было замечательно до тех пор, пока на сцене не появились танцоры, среди которых был тот самый Ханбин с татуировкой дракона. Чимин перестал улыбаться и начал заметно волноваться. Он хлопает Чонгука по плечу, тот нахмурился, потому что не до конца верит в этот злосчастный сон Чимина, хоть и в глубине души надеется, мол, а может всё обойдётся.       Наступает момент, когда танцоры, распределившись по позициям, подтанцовывают Хосоку, что способствует усилению восторга от выступления. Поворот, Хоуп забирается на плечи двух парней и зачитывает рэп-часть. Одним из этих парней является Ханбин.       — Смотри, у этого Ханбина ноги дрожат и глаза мечутся, — пытается перекричать толпу Чимин, переговариваясь с Чонгуком.       — Я вижу, но может, он просто волнуется, — предположил Гук, уже и сам начал волноваться, потому что если судороги сводит у одного из танцоров, то может произойти полный крах выступления. Многолетний опыт научил на раз вычислять такие вещи. — Давай подстрахуем!       — Что? — растерянно спрашивает Чимин и видит, как Гук нагло перепрыгивает через ограждение. — С ума сошёл?!       Девчонки и парни, что были рядом, недовольно выкрикивают ругательства и матерятся, мол, какого хрена эти двое творят, когда и Чимин перепрыгивает следом за донсэном. Охранник тут же к ним подбегает и требует вернуться за ограждение, иначе их обоих вышвырнут отсюда.       — Нам можно! — гаркает Гук на охранника, который выше его ростом. Чон снимает кепку и лохматит свои тёмные волосы, пронизывая мужика жестким взглядом. — Узнаешь?!       — А-м… — мужчина растерялся, потом взглянул на Чимина, расстегнувшего куртку.       Охранник отчаянно думал, что делать со столь знаменитыми личностями, ведь если он их выпроводит, его потом уволят без разговоров, ну это в лучшем случае, а о худшем и подумать страшно. Эти парни, можно сказать, под охраной Президента, и перекрыть путь тем, кто уже вошёл в мировую историю, побив почти все рекорды артистов планеты, плохой вариант. Пока он думал, Чонгук глянул на сцену и чудом сгруппировался, чтобы поймать летящего со сцены Хосока. Чимин подлетел мгновенно, и они вместе успели подхватить Хоби под руки и спину. Они втроём упали на пол, ударившись о боковую стенку сцены. Ор беснующейся толпы взрывал барабанные перепонки, все были в шоке от увиденного. Телевизионщики скорее переключают трансляцию и уходят на рекламу.       — Блять, моя нога! — взвыл Чонгук, пытаясь вытащить из-под Хосока свою ногу.       — Хён, ты как? Всё в порядке? Где ударился? Где болит? Встать можешь? — заваливает вопросами Чимин, всё ещё хватаясь за торс парня.       Хосок только хлопает глазами, хватает ртом воздух и смотрит в потолок, находясь в лежачем состоянии на коленях Чонгука.       — Сущий пиздец, — выговаривает Хоуп и начинает хохотать.       Младшие подхватывают его смех и уже вовсю ржут, как придурки, пока к ним не подлетает стафф и охрана, кто-то кричит, чтобы вызвали врача. Каждому из ребят помогают встать и уводят за кулисы, пока все остальные в зале недоумевают, за исключением тех, кто кричит: «Это же Чимин и Чонгук из BTS! Аааааа!».       — Вот сука, а, — ворчит Хосок, пока его осматривает медик, а девушка из стаффа вытирает пот полотенцем. — Ханбин, уёбок, просил же аккуратнее, но он будто специально меня со сцены, как червяка, швырнул! Где этот танцор херов?       — Хосок, его нигде нет, — отвечает запыхавшийся менеджер, поправляя наушник в ухе. — Везде обыскали, похоже, сбежал.       — Найди мне его! Живого или мёртвого, но найди!       — Слушаюсь, — кивнул парень и побежал дальше по своим делам.       Все в гримёрке переполошились, повсюду сновали люди из стаффа, Чимина поили водой и пытались успокоить, медсестра проверяла его зрачки на свет, потому что тот находился в предобморочном состоянии. Он только и делал, что бормотал себе под нос: «Юнги не врал. Сон не врал».       — Ай, больно же! Блин, я как теперь ходить буду? — ворчал Чонгук, сидя на диване, пока его ногу осматривал доктор. — Хён, почему ты стал таким слоном?!       — Ты охуел, Чонгук-и?! Я вообще-то худее тебя, — кинул Хосок, жадно поглощая воду. Ему врач сказал, что состояние в норме, только пара ушибов и царапин, которые он получил при падении, но если бы Чонгук и Чимин его не поймали, то Хосок бы оказался в инвалидном кресле, потому что сцена была слишком высокой, мать её, но макнэ-лайн буквально упали к нему как мягкие подушки безопасности. — Ох, ладно. Спасибо, вы мне вроде как жизнь спасли. С меня обед.       — Нихуя! — донеслось с дивана. Чонгук тыкал пальцем в хёна, отодвигая от себя девушку с полотенцем и кислородным баллоном. — Будешь всю неделю нас кормить едой из ресторана, понял?!       Хоби только нервно хихикнул, его самого трясло от произошедшего. Всё так быстро и внезапно получилось. Ханбин должен был чуть подбросить Хосока вверх, чтобы тот, прыгнув на сцене, смог влиться в бомбический припев. Однако, Ханбин словно специально кинул его не туда, да ещё и с такой силой, будто и в самом деле угробить хотел. В любом случае, Хосок намерен найти эту тварь и всё выяснить. Слишком уж сложно поверить в то, что этот «недоделанный стейдж-дайвинг» чистая случайность.

***

      С ногой Чонгука всё почти в порядке, всего лишь лёгкое растяжение связок, которое пройдёт через несколько дней, однако, доктор на шоу посоветовал поберечь ногу и не нагружать её пару дней, выписал рецепт с мазями и заверил, что уже через неделю Чонгук сможет бегать.       Чимин по пути домой собрал себя в кучу и теперь картинка в его голове насчёт сна с Юнги и его предупреждения сложилась воедино. Ведь всё произошло именно так, как говорил Мин. «Дракон» планировал, если не убить, то явно покалечить Хосока. И от осознания, что всё сказанное во сне оказалось правдой, Чимину было не по себе.       Они с Гуком заходят в квартиру уже поздно вечером. Чимин помогает Чонгуку идти, позволяя опереться на своё плечо, чтобы не нагружать больную ногу.       — И всё-таки Юнги был прав, когда сказал мне во сне, что Хосоку грозит опасность от дракона, — говорит Пак о своих выводах в то время, пока он садит Чонгука на диван в гостиной и помогает снять куртку.       — Да уж, теперь я верю в твои сны, Чимин, — усмехнулся брюнет. — Только вот почему не было предупреждения о том, что пострадает именно моя нога?       — Ой, ладно тебе, не ной! Зато мы Хосоку жизнь спасли.       — Угу, — Чонгук вздыхает, на секунду задумывается и трогает свою шевелюру. — Ащ, кажется, я там кепку потерял.       — О, забудь о ней!       — Блин, она моя любимая.       — Новую купишь, — отмахивается Чимин и уносит куртку Гука в прихожую, где и сам раздевается. Вернувшись, он садится на корточки и снимает с младшего обувь. — Ты в душ сам дойдёшь или помочь?       Вид сверху-вниз, где у твоих ног сидит Чимин и помогает раздеться, распаляет вулкан чувств. Чонгук заворожённо смотрит на хёна, на красивого и сексуального хёна, пока перед его глазами не машут рукой. Гук приходит в себя и кивает:       — Конечно, помоги. Как я сам то дойду? Теперь будешь за мной ухаживать.       — Обойдёшься, — фыркает Чимин, но друга за локоть всё же поднимает и ведёт в ванную комнату. — Я вообще с завтрашнего дня теперь буду тренироваться. Зови на помощь своего менеджера Гону.       — Айгу, ты что, бросишь своего золотого макнэ, заставишь его ползти до холодильника, чтобы воды попить?       — Ох, — Чимин улыбается его словам. — Ну, макнэ ты и впрямь золотой, так уверенно перепрыгнуть через ограждение, чтобы подстраховать своего хёна.       — А то! Меня ценить и беречь надо.       Чонгук надул губки в своей привычной манере, отчего Чимин засмеялся, его всегда веселила детская непосредственность младшего, но в то же время Пак понимал, что Чонгук уже давным-давно вырос и поступает как взрослый человек.       Они заходят в ванную, Чимин помогает другу снять футболку, тот хохочет, «вдруг я стесняюсь» говорит, на что Пак лишь закатывает глаза, мол, «чё я там не видел». Они, все семеро братьев, видели друг друга голыми, и в этом нет ничего зазорного, только улыбка на лице появляется от воспоминаний, как Чонгук и Тэхён в финской бане во время Бон Вояжа членами мерились, у кого длиннее и толще, а Намджун распихал их в разные стороны, потому что больше всех был у него.       — Чонгук-и, тебя прям как маленького раздевать надо, — хихикает Чимин и тянет руку к ремню на джинсах младшего. Останавливается и не переходит к брюкам. Чимин касается подушечками пальцев татуировки на косых мышцах парня и спрашивает, не поднимая на него взгляда: — Сделал новое тату?       — Ага, — выдыхает Чонгук через приоткрытый рот, потому что волна возбуждения снова накатывает от прикосновений Чимина к его разгорячённому телу, которое только и ждёт, чтобы его потрогали эти тонкие пальчики.       — Это ведь не латынь, верно? Какой перевод у этой надписи?       — Секрет.       — Ну, скажи! Мне же интересно. Какой это язык?       — Расскажу, когда придёт время.       Чимин не настаивает, он лишь узоры на горячей коже рисует, курсив татуированных букв обводит, и только потом глаза на друга поднимает. Чонгук смотрит на него плотоядно, не моргает и глаз не уводит, дышит тяжело, словно задыхается дымом. Чернота его глаз завораживает, к себе на дно утягивает, Чимин не успевает сообразить, как Чонгук его толкает назад и шаг больной ногой делает, но у него ни один мускул не дрогнул от боли.       Прижав Чимина своим телом к стене, он принялся взглядом ласкать так близко оказавшееся лицо. Боже, это лицо снится Чонгуку каждую ночь и каждый раз ему приходится собирать себя по кусочкам, чтобы встать, выйти из комнаты и ни словом не показать, что он давно и страшно проебался.       Трепещущие ресницы, мягкий взгляд ярких глаз. А губы, эти губы хочется облизать, закусать до крови, ощупать языком внутреннюю поверхность, натянуть эти губы на собственный член и смотреть, как они будут напрягаться на каждой вене, растягиваться на выпуклых краях головки.       Чонгук склоняет голову влево, носом сладостный аромат духов Чимина втягивает, зверя внутри себя подкармливает, но тот ещё требует, позволить облизнуть просит. Так вкусно, так сладко, так дико, как даже Чонгук не ожидал. Чимин что-то с чем-то, он не с этой планеты, что-то невероятное, ни в какие рамки не лезущее. Невинный ангел, которого распятого на алтаре в жертву своему внутреннему демону принести хочется.       — Почему ты так на меня смотришь? — дёргаются в стороны уголки губ Чимина, пока руки в плечи Чона упираются.       — Как?       — Так… странно.       Ему страшно. Чонгуку впервые так сильно страшно. Он не боялся, когда той ночью всего Чимина, пока тот мирно спал, собственной слюной увлажнял, поцелуями осыпал, а на утро делал вид, будто ничего не было. Хотя забыть такое даже выпитый алкоголь не позволил. А сейчас страшно потерять Чимина, уничтожить его доверие, пугала неспособность догнать, если Пак захочет убежать. Он увяз в нём настолько, что уже не выбраться, и с каждым днём всё больше в нём пропадает. Чимин не просто чертовски привлекателен, не просто добрый и нежный хён, готовый подарить заботу и внимание, он как глоток свежего воздуха в этой привычной среде. Единственный парень за годы жизни Чонгука, заставляющий его дыхание в его присутствии задерживать, каждый, даже секундный контакт из раза в раз в голове сотню раз проигрывать. Если объятия с ним это, как игла кайфа в вены, то что тогда поцелуй?       Чонгук резко приближается и, переступив через все внутренние барьеры, чужие губы своими накрывает. На протестующее мычание внимания не обращает, на запястья Чимина своими плечами давит, когда собственные руки талию блондина оглаживают, пальцами ткань футболки комкают. Чимин грубо не отталкивает, скорее пытается мягко, мирным путём всё решить, но под влиянием и силой Чонгука выстоять не может. Пухлые губы раскрываются, «остановись» сказать пытаются, но Чон этим нагло пользуется и языком в чужой рот врывается, щёк изнутри касается, зубами верхнюю губу прикусывает, в сладком запахе растворяется и всё же даёт Чимину воздуха глотнуть.       — Что ты… — Чимин говорить не может, все мысли спутались. Он загнанно дышит, под пальцами горячую кожу чувствует и испуганно на друга смотрит. — Что ты сделал? Чонгук, как это понимать?       — Так и понимай, — скалится Гук, сам на себя злится за несдержанность, за похоть, что в его теле бушует, за скачущее в груди сердце. В глаза смотрит, а потом снова в губы поцеловать хочет.       Чимин его в плечи мягко толкает:       — Пусти.       — Уйдёшь? — Чон горько усмехается, глаза на бледные ключицы бросает, свою нижнюю губу от напряжения прикусывает.       — В своей комнате посижу. Нам обоим надо остыть. Пожалуйста, отпусти, — у Чимина голос дрожит, хотя что там, не только голос, но и душа.       Чонгук отпускать не хочет, руками вцепиться и в объятиях задушить желает. Делает глубокий вдох, зажмуривается и отступает на шаг, освобождая из-под натиска. Чимин зайцем убегает из ванной комнаты и оставляет Чонгука разбираться со всей этой херней одного.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.