— Народ, я не понял, какого хрена охрана Чонгука меня чуть ли не силком тащит со съёмок промо-ролика и притаскивает сюда?
— Скажи спасибо, что мешок на голову не надели, — фыркает Чонгук, сложив руки на груди.
— Спасибо, твою мать, — размахивает руками Хосок, потом быстренько пишет смс продюсеру, чтобы его не теряли и не вызывали полицию. Затем он оглядывает всех присутствующих. — Вас точно так же привезли?
— Да, — кивнули Намджун и Сокджин, сидя на лавочке около стены.
Хосок закатил глаза, а потом ими же пытался просверлить дыру в макнэ, уперев руки в боки. В следующую минуту они наблюдают то, как Тэхёна под локоть заводит в здание высокий секьюрити.
— Блять, да убери ты руки от меня! Отрастил ручища, синяк поставишь, — вырывается Ви, настырно дёргаясь. Он замечает ребят и подходит к ним ближе. — Кто из вас будет отвечать за эту вот хрень? — тычет он пальцем в сторону телохранителя.
— Я, — поднимает руку Гук, стоя поодаль. Он кивком отпускает мужчину и всё поглядывает на наручные часы.
Сейчас середина мая и на улице уже тепло, но сегодня облачно и обещали дождь, так что все одеты если не в пуловер на голое тело, как Чонгук, то в лёгкие кофты на замке, как Джун и Джин, которые их тут же снимают, понимая, что похоже, они здесь надолго, а Хосок всё ещё стоит в кардигане горчичного цвета с боевым макияжем на лице, так как «амбалы» Чонгука даже не дали ему умыться.
— Та-а-ак, — тянет Тэхён, расстёгивая свою джинсовую куртку. — Я тебя слушаюсь только во время съёмок, но сейчас я на правах старшего надеру тебе задницу, Чон Чонгук! Что это значит вообще?
— А он не говорит, — подаёт голос Джин, выглядя как возмущённая мамочка, которую дети отвлекли от важной готовки на кухне.
— Я вам всё объясню, только дождёмся Чимина, — выставляет руки Чонгук в успокаивающем жесте, а потом видит, как в холл вбегает взволнованный блондин. — О, а вот и он!
Все обернулись и теперь смотрели на Чимина, который выглядел, примерно, как Хоби, тоже накрашенный, но не так ярко, зато костюм был точно не из повседневного гардероба. Больше походил на концертный наряд, но в этом разбираться хёны не стали, их больше волновало то, на какой хер макнэ собрал их всех в одной точке.
— Чонгук, — громко басит Чимин и подлетает к своему парню, начиная трогать его везде и спешно осматривать. — У тебя что-то болит? Что случилось? Почему твоя охрана говорит, что ты просишь приехать в больницу? Почему мы в клинике? Ты поранился?
— Нет, всё нормально, — отмахивается Гук, мягко касаясь рук старшего.
— Не ври мне! — Пак снижает голос и тихо произносит, скромно опуская глаза: — У тебя всё-таки болит бедро из-за того, что мы тогда с кровати упали?
— Нет, — так же тихо отвечает Чон с улыбкой, обнимая парня за талию и прижимая к себе. Ему приятно, что Чимин так волнуется за него. Чонгук берёт ручку Чимина в свою и подносит к губам, трепетно целуя. Он всегда так делает, чтобы успокоить своего мальчика. А у самого всё внутри трясётся от осознания, что Чимин сегодня может его возненавидеть.
Остальные разинули рты от такой картины.
— Кхм, я чего-то не знаю? — привлекает внимание Сокджин.
Тэ улыбается, как чеширский кот:
— Хе, они уже давно встречаются. Чонгук тоже играет за нашу команду.
— Еб вашу… заберите меня кто-нибудь из этой голубой лагуны! — возносит взгляд Джин к небу, а точнее, к потолку.
Хосок выставляет руки в разные стороны:
— Мне щас вообще всё пофиг, у меня там съёмки и репетиции. Чонгук, мы вроде все здесь, так что давай, быстро говори, чё у тебя болит, и мы все поедем по своим делам!
Чонгук выпускает из рук Чимина, хлопающего ресницами, и глубоко вздыхает, понимая, что наступил тот самый момент, когда надо сознаться, когда надо открыть правду тем, кто действительно её заслуживает знать. Этот секрет Чонгук почти год оберегал. Его наверняка осудят и будут правы.
— Фух, сейчас… — собирается с мыслями Чон. — Ребят, простите меня, пожалуйста. Я не мог вам сказать раньше, правда, не мог… Я пойму, если после этого вы закидаете меня камнями, потому что вы сильно страдали. Но сейчас наступил тот самый день, когда я могу раскрыть тайну.
— О чём ты? — спрашивает Чимин, вообще не понимая, о чём идёт речь.
— Я… идите за мной.
Все парни в недоумении пошли вслед за макнэ, который вёл их по коридору клиники. В ней никто из мемберов ни разу не был раньше. Они все удивились, когда их привезли по одному к высокому медицинскому центру в районе города, который тщательно охраняется столичной системой безопасности.
Чонгук останавливается около нужной двери, ещё раз оглядывает друзей, взволнованно вздыхает и открывает дверь в палату, запуская их внутрь.
Все, зайдя и столпившись у входа, зачарованно смотрят на парня в светло-бежевом спортивном костюме, который стоит к ним спиной и смотрит в окно. Затылок кажется им до боли знакомым, но никто не смеет и голоса подать.
— Хён, какого хрена ты встал? Тебе нельзя перенапрягаться, — подрывается Чонгук, разворачивает брюнета за плечи и подхватывает на руки.
— Эй-эй, так, тихо! — шипит Юнги, но раздосадовано вздыхает от того, что его всё-таки взяли на руки и теперь несут на кровать, он зажмуривает глаза, хватаясь за шею младшего. — Гук, ты заебал со своей заботой. Ещё этот врач пиздабол, говорил, что через неделю погулять позволит, а хуй там!
— Не ворчи, как старый дед, — Чонгук кладёт его на постель, как фарфоровую куклу, являвшейся ценнейшей реликвией, а уже потом смотрит на мемберов.
Все пятеро стоят вдоль стены напротив больничной койки и теряют дар речи, ничего произнести не могут. Увиденное лишило их всех чувств. Сокджин хватается за сердце, РМ стоит как вкопанный, раскрыв рот. Хосок, наоборот, закрывает рот руками и теперь пятится к стене, начиная лить слёзы, ему хочется громко рыдать, но он настолько теряется в собственных ощущениях, что думает, будто его только что бульдозер переехал. Вся авария тут же проносится ярчайшими и в то же время ужасающими кадрами перед его глазами, да и у остальных тоже.
Юнги смачивает губы, а потом тихо говорит:
— Привет, ребят.
Мин глядит на то, как Тэхён смотрит в его глаза. Челюсть Ви трясётся, он хочет что-то сказать, но не выходит. Шуге хочется тут же подойти к нему, обнять и пообещать, что больше никогда не оставит своего медвежонка, как он ласково его называл. Затем Юнги встречается с глазами Чимина и видит застывшую в нём боль и бушующее смятение.
Чимин отводит взгляд, не в силах смотреть на него, ему кажется, что он во сне. Точно, ему это снится, потому что такого не может быть. Нет. Этого не происходит! Столько боли испытать, столько в себе сломать, лишь бы от страданий избавиться, чтобы сейчас в одну секунду рассыпаться от взгляда того, кого забыть пытался.
Чимин чувствует, как его тело слабеет, а глаза закрываются, будто его засасывает в глубокий сон. Он непроизвольно хватается за рукав джинсовки Тэхёна и падает в обморок. Тэ успевает среагировать и тут же подхватывает Чимина, не дав ему удариться головой о паркет.
— Чимин, Чимин, очнись! — сбивчиво говорит Ви, хлопая его по щекам, но Чим совсем без чувств лежит на его коленях, плотно закрыв глаза и расслабив все конечности.
Чонгук подбегает к ним и пытается поднять Чимина, просит Джуна позвать врачей, РМ отмирает от шока и идёт в коридор, чтобы позвать на помощь. Юнги наблюдает за всем этим, но встать не может, да ему и не дадут влетающие в палату врачи, потому что он уже гулял сегодня по палате, на сегодня лимит исчерпан, ему надо беречь себя, потому что организм после комы не так-то быстро восстанавливается.
Вскоре Чимина приводят в чувство. Он открывает глаза, потому что к носу подносят вонючую ватку, потом смотрит на лицо Тэхёна, который сидит перед ним на корточках, пока Пак лежит на маленьком кожаном диванчике.
Чимин резко хватает руку Ви и чуть сжимает, спрашивая, глядя в глаза:
— Тэ, это не сон?
Тэхён счастлив, что дорогой ему человек сейчас так крепко держит его руку, совсем не хочется её отпускать.
— Это не сон, — отвечает Ким. — Он жив.
Чимин всхлипывает, затем принимает сидячее положение, держась за руку Тэ. Они оба садятся на диванчик. Остальные же давно расселись по стульям вдоль стен, Хоби сидел у окна и рыдал в собственные ладони, пока Чонгук стоял около кровати Юнги.
— Так ты всё это время был жив? — спрашивает Джин, ероша свои волосы. — Вы разыграли нас или что? Я не понимаю.
— Подожди, — выставляет руку Намджун. — Пусть они сами объяснят, что это всё значит.
Чонгук прикрывает веки и рассказывает ребятам обо всём, что было в день аварии и после неё. Всё то, о чём он поведал Юнги, выложил на плечи каждого, чтобы сейчас с полной кашей в голове хёны пытались осмыслить услышанное.
РМ после его рассказа прочищает горло и говорит:
— Ты хоть понимаешь, что ты наделал? — смотрит он на макнэ.
— Не вини его, — встаёт на защиту Юнги, останавливая Гука, чтобы тот не наговорил херни. — Он это сделал, чтобы защитить меня и всех вас. Это было заказное убийство, мать его! Если бы обо мне узнали, думаю, в лёгкую добили бы потом, а я был в коме, к тому же могли напасть на вас. Полагаю, целью был распад BTS.
— Нет, — говорит Хосок. Он отрывает от лица ладони, на Юнги с горечью смотрит, затем к нему подходит и на колени перед кроватью опускается. — Я… Прости меня! Прости! Это я виноват! Прости меня, хён! Прости!
— Э-эй, ты чего? — Мин запаниковал, не ожидав такую реакцию. — Что с тобой?
Тэхён поджимает губы и тоже идёт к ним, встав на колени рядом с Хосоком:
— Нет, Хоби-хён, это я виноват, я! Я сподвигнул его тогда поехать, — Тэ теперь плачет вместе с ним, цепляясь пальцами в края постели.
Чимин одну руку на диван опускает и часть веса на неё переносит, теряя взгляд на полу, он вообще ничего не понимает, жуткий туман в голове.
— Да это я виноват, охрану тогда не отправил с ним, — подаёт голос Намджун и тоже подходит к ним, но упасть с остальными на колени ему не даёт Чонгук.
— Ну ты то куда, а?! Да вы с ума все посходили?! Или я чего-то не знаю?
Чон усаживает лидера на место, а потом смотрит на Джина, который слёзы запястьями вытирает и качает головой.
— Успокойтесь, вы чего? — Юнги гладит Хосока и Тэхёна по волосам, но те, как провинившиеся котята, смотрят в пол, и громко плачут.
Требуется ещё какое-то время, чтобы заставить хёнов рассесться по местам и выпить по стакану воды, которую принесла медсестра, сама чуть в обморок не грохнувшаяся, увидев мировых звёзд всех вместе.
— Я… теперь моя очередь рассказать, как всё было, — часто дышит Хосок, стягивая с себя кардиган, потому что в нём уже жарко.
— Походу, будем по очереди объясняться. Хосок-хён, начинай, — даёт слово Джун, сбрасывая звонки менеджеров и выключая телефон нафиг, потому что сейчас есть более важные дела.
Чон-старший потирает красные щёки и начинает:
— За неделю до аварии я ездил в «SM», так как их директор очень просил о встрече. Мы поговорили, он предложил сотрудничество, ну я сказал, что подумаю, чтоб не обидеть. Я вообще не собирался с ними работать. Когда шёл на первый этаж, услышал за одной из дверей знакомый голос. Он сказал: «Надо убрать Мина как можно быстрее». Я насторожился, хотел открыть дверь, но тот человек сам её открыл. Это был Сухо из группы ЕХО. Он тут же смекнул, что я всё слышал. За дверью был ещё один человек, охранник. Они тут же схватили меня и затащили в ту комнатку, кажется, это была гримёрка, я не особо разглядел, было темно. Тот телохранитель, несмотря на то, кто я такой, прижал меня к стенке и начал душить. Когда я почти задохнулся, Сухо приказал отпустить меня. Я жадно глотал воздух, у меня вся жизнь перед глазами пронеслась. В общем, Сухо сказал, чтобы я молчал в тряпочку. Я, естественно, заявил, что его посадят даже за угрозу, за покушение на убийство, это же так называется? Ну, а он пригрозил мне, что если я хоть слово об услышанном и увиденном скажу, то моя семья… — на этих словах Хоуп обрывается, шмыгает носом и продолжает: — то моя семья встретит следующую неделю на небесах. Вы бы испугались? Я знаю, что я трус. Я обдумывал его слова и на следующий день хотел идти к господину Бану за защитой, но не дойдя до его кабинета я получил смс с фотографией, где был изображён пистолет в руке, а мушка направлена на двери магазина, которым владеет моя сестра. Ах... тогда я окончательно поверил, что всё не просто так. Я неделю был, как на иголках. Не мог есть, спать, я только и думал об этом, не зная, что сделать. Пойти и попросить помощи я не мог, потому что люди Чун Мёна ни раз напоминали мне о моём молчании, хм, они ведь ещё приезжали и припирали меня к стене. Били больно, но специально в те места, где следов не остаётся. Спецы какие-то, что ли, я тогда не мог понять. В конечном итоге, я тайно отправил к своей семье охрану, но мне прислали по смс ещё одно фото, где главный безопасник лежал в мусорном баке с дырой в голове. Я метался между тем, чтобы всё рассказать и спасти Юнги, и вероятностью потерять свою семью навсегда. Но приняв тот факт, что мне так и будут продолжать угрожать и возможно убьют всех вообще, я решил сначала рассказать всё Шуге-хёну, ведь он мог найти решение.
— А мне почему не рассказал? — возмущается Намджун, которого бесит поведение мембера.
— Потому что хотели убрать не тебя, а Юнги, — отвечает ему Хосок. — Если бы я рассказал всё тебе, ты бы всех на уши поднял. Я не хотел никого из вас подвергать опасности. Пока вы ничего не знали, вы были в безопасности. Ащ… я ехал в тот день в студию, потому что знал, что Юнги постоянно там зависает допоздна. А по пути увидел на дороге ДТП. Я не знал, что всё случится именно в тот день… Я вытащил Юнги из машины, отнёс подальше, а в следующую минуту его машина взорвалась. Я положил его на землю, хотел уже вызывать «скорую», но на меня напали, как я потом выяснил, люди Сухо. Они ввели мне какой-то усыпляющий препарат, потому что потом проснулся я оттого, как меня в общаге будит Седжин, а сам я одет в другую одежду и на мне даже копоти от огня нет, только ссадины на руках. Мою машину отогнали на парковку офиса «Big Hit». Всё скоты подчистили. Тогда Седжин сообщил мне, что Юнги мёртв. Я… я не мог в это поверить, но… Позже я виделся с человеком Сухо, он приказал мне сидеть тихо как мышка, потому что моя семья всё ещё под «надзором». После похорон и официального заявления о распаде группы я решил, что во что бы то ни стало найду доказательства и посажу Сухо за убийство. Для этого я устроился в «SM» под видом сольного артиста, когда в это время мой человек из полиции искал доказательства.
— Нашёл? — спрашивает Чонгук, ходя из угла в угол.
У Юнги от этого мельтешения перед глазами кружилась голова, но он не подавал виду, лишь держал за руку Тэхёна, что теперь сидел на краю его койки, опустив плечи. Мину сейчас жизненно необходима была поддержка со стороны возлюбленного. Тэ всё ещё не мог поверить, что любимый жив, что он вновь может к нему прикоснуться, дышать с ним одним воздухом и видеть его целым и почти здоровым. Но ещё он боялся поднять взгляд на Чимина, всё ещё чувствуя давление, будто Юнги до сих пор принадлежит Паку, а не ему, словно Тэ вообще не имеет право на Мина. Они с Чимином всё ещё держатся на расстоянии, но после мотогонок был некий прорыв и Тэ осмелился написать Чимину, спросив, как тот себя чувствует. Чимин ответил, что всё хорошо, и точно так же поинтересовался, как дела у Кима. Возможно, это была банальная вежливость, а может, ему не всё равно. Тэхён не знает. После этого Ви не настаивал на общении. А сейчас он всеми силами пытается не нервничать, когда Шуга гладит его костяшки подушечкой большого пальца, успокаивая и внушая одно единственное «я живой, рядом с тобой».
— Нашёл, — кивает Хосок. — Я позже привезу документы, если надо. В общем, Сухо заплатил семье того водителя грузовика, что врезался в Юнги. У него был приказ сбить Юнги насмерть, но так получилось, что Шуга-хён сам врезался в него. Но сути это не меняет. Счета о перечислении средств и их связь с Сухо могут быть приобщены к делу, которое возбудят совсем скоро.
— Я нашёл другое, — качает головой Чонгук. — Наш министр Чин нашёл тех, кто подчистил следы преступления. Они все указали лишь на одного человека. Член Правительства Мун Чжи Сок. Он поспособствовал аварии и надавил на полицию, заставив закрыть дело за отсутствием состава преступления.
— Мун Чжи Сок? — переспрашивает Хосок и усмехается. — Хм… это родной отец Сухо. Вот и сложился паззл.
— Отец? Я думал, у него по-другому отца зовут.
— Его воспитывал отчим, а этот Чжи Сок его биологический отец, который бросил его мать, когда та ещё была беременна, однако, он тайно поддерживал с ними связь, особенно с сыном, когда тот стал айдолом.
— Блять!
— Мой мозг сейчас взорвётся, — трёт виски Сокджин. — Так кто виноват?
— Ну, получается, что Сухо и его родной отец. Оба организовали и скрыли преступление, — подводит итог Чонгук. Он кидает взгляд в окно, за которым уже темнеет и в небе появляется луна. — С доказательствами, которые на руках у меня и у Хоби-хёна, мы посадим их за решётку, только надо обратиться к господину Бану и рассказать ему всё, чтобы он подключил все службы. Этот волевой мужик перевернёт всё с ног на голову за нас.
— Это точно, — соглашается Намджун. — Ещё я согласен с Тэхёном, который обещал, что надерёт тебе задницу.
— Поддерживаю, — поднимает руку Сокджин.
— Да вы чего все против него ополчились? Он правильно сделал, — встревает на этот раз Хоуп. — Я знаю, на что способны эти люди, я видел трупы людей, которые защищали меня, а если бы они узнали о том, что Юнги жив, то точно бы прикончили его, чтоб наверняка. Кстати, Шуга-хён, ты не знаешь, почему Сухо тебя так ненавидит?
Юнги некоторое время мечется глазами из угла в угол, а потом отвечает:
— Думаю, из-за того, что он украл у меня пять песен и задолжал круглую сумму. Я собирался рассказать о краже моих треков, но это бы навсегда уничтожило его репутацию, как артиста. Ха, его после такого даже официантом бы не взяли работать. Видимо, он не хотел этого и мог пойти на всё. Вот и организовал это покушение. Ну, по логике, получается так.
— Блин, из-за каких-то песен… из-за какой-то репутации… люди ничем не брезгуют, — высказал своё мнение Джин, потирая красные глаза.
— Теперь это дело я возьму под свой контроль, — заявляет Намджун. — И даже не спорьте! Я подключу своих людей, господину Бану я сам всё сообщу, до Президента, блять, дойдём, чтоб этих тварей по всей строгости наказали. На пожизненное, нахуй, сядут!
Следующий час парни посвящают Юнги. Они говорят, как сильно его любят, как умирали без него, как тосковали и скучали. Все уже немного пришли в себя, Хоби успел тысячу раз попросить прощения, но в ответ от Юнги получал лишь слова благодарности, что вытащил его тогда из горящей машины, тем самым спас ему жизнь. Все сначала, конечно, обиделись на Гука за то, что скрыл Юнги и им ничего не сказал, но в то же время они прекрасно понимали, что это было необходимо, потому что они бы таскались сюда к Шуге постоянно, это бы заметили и правда бы вскрылась, тем самым дав повод преступникам, организовавшим покушение, скрыться до того, как на них заявят в полицию.
А потом в палате полился смех от нелепых шуток, как в старые добрые времена. Юнги видел неподдельную радость в мокрых глазах друзей, он видел то, как сильно они им дорожат, это было написано у них на лицах. Они рассказывали ему о том, что произошло в мире, куда подевались их хорошие знакомые из стаффа, рассказывали о том, кто чем занимается. Юнги их слушал, но главное для него было видеть их лица, слышать их голоса, ведь он чувствовал, будто он спал полжизни и успел так сильно соскучиться по своим мемберам.
Вот только не поддерживал общее веселье Чимин. Он так и сидел на диванчике с серьёзным видом. Его глаза не раз встречаются с глазами Юнги. Столько невысказанных друг другу слов в этом взгляде. У Чимина слеза по щеке катится, на струнах его души будто смычком красиво, но так больно играют. И кажется, надо радоваться, но внутри такая печаль, что даже на искусственную улыбку сил нет. Юнги тоже взгляд не отводит и чувствует ком в горле, его собственные веки мокрые капли сдерживают. Чимин хмыкает, будто они одними этими взглядами поговорили и этого достаточно, чтобы всё понять. Но нихера не понятно, чёрт возьми!
Чонгук замечает их взгляды, зубы сжимает, а потом видит, как Чимин выходит за дверь, и бежит за ним.
— Чимин, — догоняет его Гук в коридоре.
Пак уходит от объятий, отталкивает от себя чужие руки:
— Не трогай меня! — он тяжело дышит и смотрит в глаза парню напротив, начиная всхлипывать. — Я думал, мы доверяем друг другу.
— Чимин, я не мог, я же объяснил… Прости, но я правда не мог рассказать.
Чонгук делает шаг к блондину, но тот делает два шага назад, выставляя руку вперёд, останавливая.
Гук кусает губы и вздыхает:
— Ну хочешь, ударь меня! Я не знаю, что мне сделать, чтобы ты простил и понял меня.
Чимин подходит к нему ближе и с размаху ударяет по щеке, залепив звонкую пощёчину, что аж проходящий мимо медбрат вздрогнул. Гук пальцы к месту удара прикладывает, а потом с сожалением смотрит на Пака.
— Не помогает понять, — говорит Чимин, глазами испепеляя. А потом разворачивается и идёт на выход из здания.
Чонгук опять поспевает за ним:
— Ты куда?
— Ночевать домой не приду, — не поворачиваясь, произносит Пак.
— Чего? Ты в своём уме? Вернись сейчас же!
Но Чимин даже бровью не повёл, он сдерживал свои завывания, которые рвались наружу, и выбежал из здания. Гук успел кивнуть охраннику, чтобы тот присмотрел за Чимином ради его же безопасности. А потом вернулся в палату.
***
— Прекрати, — пытается остановить парня Чонгук, но его отталкивают. Он не в силах видеть всё это, то, что сейчас происходит, ломает весь их уют. — Зачем? Чимин, ну зачем?
Но Пак не слушает. Он только и делает, что со слезами на глазах собирает свои вещи. Он вытаскивает из шкафа одежду и обувь, не особо разбираясь, всё скидывает в большой чемодан, с которым он сюда заехал. Ему необходимо как можно скорее покинуть это место, он задыхается здесь.
— Не надо! Зачем съезжать от меня? Ты ведёшь себя по-детски.
— Что? По-детски?
— Да. Мы можем просто поговорить, — Гук снова подходит к старшему и вырывает у него из рук рубашку, чтобы вернуть его обратно в шкаф.
— О чём говорить? Смысл в этом, а?! — кричит навзрыд Чимин, зарывается пальцами в светлые волосы, а потом продолжает скидывать вещи в свой чемодан. — Ты мне врал. Не доверял? Думал, я разболтаю?
— Нет. Просто я знал, что ты бы не выдержал и около его койки сидел бы сутками. Тебя бы засекли, это было опасно, говорить кому-то из вас.
— Ты видел, как я страдаю, во что я превратился, из какой дыры я, блять, вылезал, но ты всё равно продолжал врать мне!
— А ты уже забыл, кто тебе помог вылезти из этой самой дыры, а?! Тебя съедала депрессия. Если бы не я, ты бы так и сдох в своей комнате от страха выйти на улицу.
Теперь очередь Гука бросаться резкими фразами и смотреть мокрыми глазами на возлюбленного. Он шмыгает носом и понимает, как океан эмоций льётся наружу, омывая его щёки солью.
Чимин ещё раз всхлипывает, на губах собственные слёзы чувствует и на Чонгука, повернувшись боком, смотрит:
— Думаешь, я не понимаю, для чего это было? Ты хотел, чтобы я как можно скорее забыл Юнги, и тогда мы бы с тобой…
— Что? — поражённо выдыхает Чон, ощущая, как он начинает задыхаться. — Да я любил тебя, я как пёс бегал за тобой, ты всю мою кофту слезами пропитал, а теперь говоришь… Блять, почему ты такой идиот?!
— А ты эгоист! — кричит на него Чимин, бросая последнюю вещь из гардероба в чемодан. — Ты думал, что я к Юнги мог вернуться, да?
— Да!!! Потому что ты бы тут же побежал к нему, если бы я рассказал. Думаешь, я не видел, как ты продолжал его любить, даже узнав, что он тебе изменял с лучшим другом?!
— Ах, значит, ты такого обо мне мнения? Я просто хотел…
— Вот! Опять! «Я хочу», «я желаю», «мне обидно», «меня предали». Ты только и делал, что ныл, как тебе больно. Я люблю тебя, я пытался разделить эту боль с тобой, чтобы тебе было легче. Ложь была во спасение, а ты даже этого понять не хочешь. Только о себе и думаешь! А ты хоть раз спросил, каково мне было? Постоянно слышать от тебя, Юнги то, Юнги сё, а потом… Может, ты меня не любишь вовсе, а? Чимин, вот сейчас скажи правду.
Чимин тяжело дышит, его грудная клетка так сильно вздымается, что кажется, будто ему не хватает кислорода. Он вытирает слёзы рукавом бомбера, переминается с кроссовка на кроссовок и отвечает:
— Я… для того, чтобы это понять, чтобы разобраться в своих чувствах, я переезжаю к себе на квартиру. Я хочу побыть один, я задыхаюсь здесь.
Чонгук подходит к нему вплотную, притягивает за талию к себе и склоняется лицом, чтобы вблизи смотреть на пухлые губы, а носом втягивать аромат сладких духов.
— У нас всё было хорошо. Что вдруг поменялось? Что меняет тот факт, что Юнги жив?
Чимин не отталкивает, он сам уже парня в ответ обнимает, потому что какая-то волшебная тяга к нему отойти не позволяет:
— Ох, Чонгук… я же говорил, что испорчу тебе жизнь. Но ты упрямый! Я должен всё понять, ну дай ты мне ещё время!
— Я тебя несколько лет ждал, а теперь ты опять меня отталкиваешь. Блять, неужели я настолько никому ненужный придурок?! Моя любовь тебе не нужна? Ты бросаешь меня, да?
— Нет-нет-нет, ты что? — блондин в свои ладошки лицо парня берёт и в губы кратко чмокает. — Мы всё ещё встречаемся, просто дай мне побыть одному. Я хочу собрать мысли в кучу, нам обоим надо отдохнуть. Нам нужен перерыв в отношениях. Пауза. Мне нужно побыть вдали от тебя, чтобы понять, что я чувствую. Отпусти. Не дави на меня! Я просто поживу пока в своей квартире. А ты разберись со своими чувствами, хорошо?
— Всё сейчас выглядит так, будто мои чувства тебе нахуй не нужны, — с горечью шепчет Чонгук, медленно убирая руки с чужой талии. — Катись, куда хочешь!
Чонгук выходит, как подстреленный, из спальни, оставляя Чимина. Пак зажимает рот рукой, сильно зажмуриваясь, потому что новые рыдания вот-вот начнутся, он оседает на пол, поджав колени и хватаясь другой рукой за край кровати, где лежит чемодан. Прекрати, Чимин! Надо держаться. Все слёзы и истерики потом. Дома. Чёрт! А что, если дом уже не там, а здесь? Что, если Чимин совершает ошибку? Хватит! Надо обо всём подумать, со всеми связь на пару дней оборвать, чтобы осмыслить всё это. Чимин поднимается, еле сглатывая ком в горле, застёгивает молнию на чемодане, забирает гитару Юнги и его подушку и несёт багаж на выход. По пути в прихожую бросает взгляд на закрытую дверь в комнату Чонгука, понимает, что он там сидит, возможно, плачет, но Чим решает, что это им обоим пойдёт на пользу, и покидает квартиру.
Чонгук слышит глухой звук хлопнувшейся входной двери, вздрагивает и теперь даёт волю слезам. Он сидит на полу, прижавшись спиной к стене, и за свои волосы хватается, длинную кудрявую чёлку сильно оттягивает, себе боль причинить хочет, чтобы душевную заглушить. Так и знал, что всё так будет. Предполагал. Стоило Юнги вновь появиться в их жизни, и всё, снова преграды на пути к Чимину. Когда же Гук сможет быть счастливым? Толку от всех его способностей, от внешности, если самый любимый человек от него ускользает?! Он теряет Чимина, остановить не может. Он ушёл. Он всё-таки хлопнул дверью. Может, и вправду не любит, раз так легко оставил его здесь подыхать, как побитого пса.
Уже вечером Чонгук сидит на постели — на их постели — и глядит в стену, кончиками пальцев ощущая мягкость покрывал, которых касалась кожа Чимина. Чон другой рукой бокал вертит, ещё глоток «джина» делает, себя потопить в алкоголе пытается, свои воспоминания выжечь хочет, да только запахом Чимина вся квартира пропиталась, даже рубашка, что сейчас на Чонгуке надета, им пахнет и этот блондин о себе в каждой вещице напоминает. Так легко ушёл. Исчез. Сбежал, прихватив с собой сердце Чонгука. На его теле давно раны, нанесённые ножом, зажили, полосы красные исчезли, да только теперь так сильно чувствуются, будто по ним же снова острием прошлись, кожу до мяса вспороли, чтобы как можно больнее было сделали. Нет-нет. Он не справится с этой болью сам. Почему он один? Почему Чимин его оставил? За что? За то, что оберегал его же, да даже его парня, блять, который как настоящий мудак с ним поступил, он и его оберегал, защищал, и вот она благодарность?! Чонгук ещё и виноватым остался? Пиздец, логика!
Любовь такая сложная штука. Она шрамы побольнее, чем на теле, оставляет. Душа адским пламенем горит, изнутри разрывает, сколько можно издеваться? Чонгук мазохист, сам себя на боль обрёк, сам хлыст Чимину в его маленькие ручонки дал, вот он и ударил. Да так, что Гук теперь сидит, горло терпким алкоголем обжигает, задыхается, когда в телефоне их совместные фотки перебирает, когда жуткое желание смс отправить разрывает, а стоит динамик к уху поднести и голосовое сообщение открыть, так и вовсе под смех Чимина рыдать хочется. Отдохнуть? Да один день без него и Чонгук готов на стенку лезть!
— Достала! — на постель, пропитанную их любовью, злится. Чонгук встаёт с кровати и сдирает с неё всю постель, покрывала, одеяло, до матраса добирается и всё на пол скидывает, сжечь хочет, но ловит себя на мысли, что совсем уже с ума сходит.
Он всхлипывает и дрожащими руками номер друга ищет, а потом через пару гудков знакомый голос слышит.
— Хён… ах… он бросил меня. Он бросил меня! Сказал про какой-то перерыв в отношениях, собрал вещи и ушёл! — орёт Чонгук в трубку, слёзы кулаком вытирая. — Мне так хуёво.
— Я сейчас приеду, — отвечает на том конце Намджун.
— Нет. Тут, блять, всё о нём напоминает. Я с ума сойду. Лучше я к тебе приеду, можно?
— Конечно, я дома сейчас. Приезжай! Если ты выпил, сам за руль не садись, пусть тебя водитель отвезёт. Понял?
— Ага, спасибо, хён, — ещё раз всхлипывает, отключает вызов, берёт с собой початую бутылку и выходит из комнаты.
***
В течение следующих двух дней после ссоры с Чонгуком Чимин размышляет над собственной жизнью. Анализирует свои ошибки, отношения с Юнги, с Чонгуком, ходя по своей квартире, вслух рассуждает, слёзы льёт, но мысленный поток не останавливает. Все звонки и смс сбрасывает (только Чонгук ни разу не звонил и не писал), лишь Даниэля предупредил пока не тревожить его. Он пытается всё расставить по полочкам, понять, что же он чувствует, потому что с одной любви сразу на другую перескочил. Чимин ночью плохо спит, утром просыпается и опять по новой думает, мыслями день заполняет. На третий день, когда под горячим душем стоит, понимает, что без нежных объятий Чонгука вдруг холодно стало, чувствует, как губы по его зубкам истосковались, внутренний зверёк лапкой свои мокрые глазки вытирает и скулит в уголочке, своего волчонка назад просит, к его шёрстке прикоснуться хочет.
В конечном счёте, Чимин правильные для себя выводы делает, уже свободнее дышит, когда никто на ухо не нашёптывает, свои убеждения не навязывает. Чим понимает, что всё время с кем-то жил. Сначала с родителями, потом с другими трейни, в группе — с мемберами, времени для своего уединения было мало, постоянно с кем-то «на привязи». После распада группы Чимин с родителями в своей комнатке медленно угасал, затем Чонгук его наружу вытащил, с собой увёз. Может, он в клетку посадил? Его бурные чувства к Паку нехорошо на него влияли. Да, Чимин сам его принял, навстречу пошёл, но может, он напуган был, что его не отпустят, пока взаимностью не ответит? Нет, он ведь сам мурашки от одного его голоса чувствовал, в объятиях млел и преданно в глаза смотрел. Ох, всё так сложно.
Чимин из ванной выходит и прохладу квартиры чувствует. Он с удовольствием свободно дышит, но по Чонгуку очень скучает. Чимин не хочет к нему переезжать, но отпустить уже сам золотого макнэ не сможет. Уйти не позволит. Не бывает так, чтобы смотреть на то, как любимый спит рядом и как во сне его реснички подрагивают, и не называть это удовольствие от наблюдения спящего человека рядом любовью.
Сегодня Чимин решает себя в руки взять и окончательно порядок в душе навести, чтобы жить с чистого листа. Чтобы с новой страницы свою историю писать. Чтобы слёзы теперь только от счастья были. Он это заслужил, в конце концов. Чимин заслуживает знать правду, у него столько вопросов накопилось, что не счесть. Он сушит волосы феном, одевается, наносит на сухие губы влажный блеск, берёт с собой гитару Шуги в чехле, а подушку от АРМИ в сумку кладёт.
Доезжает до клиники за сорок минут, и вот он уже стучит в дверь нужной палаты, а после входит и видит, как Юнги откладывает блокнот на тумбу. Тот в домашнюю одежду одет, солнечные блики майского солнца падают на его светлую кожу, отчего его более посвежевшим делают.
Чимин закрывает за собой дверь и снимает с плеча ручку от чехла с гитарой.
— Поговорим?
