Причуды тёмного гения

- Дазай-сан, слюни подберите, - ехидно тянет Ацуши, проходя мимо и прослеживая взгляд своего наставника. - Кто бы говорил, - на автомате с усмешкой парирует Дазай, но даже не думает отрываться от замечательной картины, что разворачивается перед ним во всей своей необузданной красе. А картина такова, что Чуя в спортивных штанах и чёрной майке носится по всему тренировочному полигону с такой скоростью, что только забранные в высокий хвост отросшие волосы мелькают то тут, то там огненной полосой, смазанной в пространстве. Дазай бы предпочёл, чтобы он немного замедлился, позволил рассмотреть себя со всех сторон, в каждом движении, но вот незадача: Чуе на его желания наплевать. Чуе наплевать и на его присутствие на этой тренировке. Сколько времени прошло с того момента, как Дазай вернулся с миссии и завалился в зал? Он уже и душ успел принять, и поспать на сложенных стопкой в углу матах, и перехватить вишнёвой газировки, купленной в автомате четырнадцатью этажами ниже, а Чуя всё прыгает и скачет, уворачивается и перекатывается по полу, без устали уходя от чёрных лент «Расёмона» и только изредка смахивая стекающий по вискам и блестящий в ложбинках острых ключиц пот. Подобрать слюни? Облизнув сухие губы, Дазай усмехается. Что ж, может, Ацуши не так уж и неправ. Вот только поделать с собой Дазай ничего не может. Невысокий и кажущийся субтильным, но бесконечно выносливый, сильный и стойкий Чуя, с азартом отдающийся любому бою, будь то настоящий или тренировочный, завораживает его. А то, что Чуя тоже является альфой, только подливает масла в огонь. Ещё в пятнадцать Дазай задумался о том, что его способность не зря носит в названии слово «неполноценный». Она была единственной в своём роде, но жуткой по своей сути: она пожирала. Сам Дазай тоже отличался от всех людей вокруг себя: он жил, но хотел умереть. Мир вокруг не был ему интересен. Он не боялся смерти. Единственное, что стояло у него на пути, это боль. Её Дазай ненавидел во всех проявлениях, потому и не мог никак шагнуть в желанные объятия Смерти. Помимо этого у него были проблемы с выражением своих эмоций, отсутствовали как таковые интересы и увлечения, и Дазай не видел никакого смысла в большинстве вещей, понятий, связей и законов, принципов и схем, по которым кто-то или что-то работает, из-за чего его называли странным и не от мира сего. Дазай держался в стороне от общества, а общество, в свою очередь, не принимало его. Даже Мори, наставник и учитель, несмотря на их схожесть, едва ли понимал, что творится у Дазая в голове. Наверное, именно поэтому лекция по половому воспитанию в итоге превратилась в дешёвый фарс. Мори был как никогда серьёзен. Дазай же только потешался над ним и разбрасывался ехидными колкостями. Омеги никогда не привлекали Дазая. Совершенно. Ни в четырнадцать, когда произошла первая гормональная перестройка. Ни в пятнадцать, когда он был вынужден бродить по всему городу по делам Порта и так или иначе сталкивался с людьми вокруг, среди которых, разумеется, были и омеги. Ни в шестнадцать, когда началась вторая гормональная перестройка, сопровождающаяся вспышками полового влечения. Точнее, у Дазая никаких вспышек не было. Разве что вспышки головной боли из-за обострившегося обоняния, улавливающего сотни самых разных запахов, от каждого из которых ощутимо подташнивало. Ни сводящий каждые полгода с ума гон, ни самые приятные ароматы - не казавшиеся такими Дазаю - не могли этого исправить. Мори предполагал, всё это из-за того, в каких условиях Дазай вырос и продолжал расти: агрессивные альфы, кровь, пытки, убийства. Он предполагал, что всё это сказалось на Дазае и его восприятии, непринятии того, что не сможет выжить в таких условиях, станет лишь помехой, и в некотором смысле Дазай был с ним согласен. Дазай и в самом деле терпеть не может омег. То, чем с древних времён восхищаются через искусство, вызывает у него только жалость и отвращение. Омеги слабые: и физически, и эмоционально. Их легко принудить. Их легко подчинить. Их легко сломать. Неважно, женщина-омега или мужчина-омега - это всегда достаточно хрупкое - тонкое, костлявое - телосложение, миловидные черты лица, широкий спектр сладких ароматов - от лёгкого флёра до тяжёлой приторности - и эмоциональная нестабильность в обострённом проявлении реакций. Может, изящные щиколотки на картинах и воспетая в поэмах тронутая лунным светом белоснежная кожа - это и прекрасно, но только не в реальной жизни. Жизнь для омег - суровое испытание даже в цивилизованном обществе. Глупо ждать чего-то иного от альф, в инстинктах которых подчинение и собственничество, и от омег с их течками, в периоды которых у людей обостряется сексуальное влечение, начинают выделяться определённые феромоны для привлечения альф, а у мужчин-омег ещё и происходят определённые физиологические изменения. Суды на тему «кто кого изнасиловал, и было ли это изнасилованием, если имела место быть течка» не прекращаются никогда. Многие назвали бы Дазая циником, но он предпочитает считать, что просто озвучивает неприглядную правду, на которую все остальные закрывают глаза. Сколько ни наряжай животное в милые костюмчики и ошейники с бубенцами, это не значит, что оно не укусит или не загрызёт вашего ребёнка. Потому что оно - животное, со своими инстинктами и реакциями на определённые раздражители. Так и с обществом. Да, альфы и омеги равны. Да, последние занимают высокие должности, поднимаются по карьерным лестницам, и давно уже минули времена, когда омеги были лишь красивыми игрушками для развлечений. Дазай этого и не отрицает. Этого никто в современном обществе не отрицает. Но почему-то сами омеги отрицают, что становятся похотливыми животными в течку, готовыми подставить течные задницы и вагины каждому желающему. И, к слову, обычно подставляющие, чтобы после кричать на каждом углу, как их грязно использовали для своих утех те или иные альфы. Лицемерие в чистом виде. Дазай пробовал спать и с женщинами-омегами, и с мужчинами-омегами. Когда у него начался первый гон, Мори силком запихнул его в машину и отвёз в один из борделей Коё, где о нём «позаботились»; заботились до самого утра. Но пусть тело получило желаемое, морально Дазай ощущал себя выпотрошенным, пока остервенело отмывался от запаха течных омег в душе практически под кипятком, растирая кожу так сильно, что она начала саднить. Ему было шестнадцать, это был его первый - в общем смысле, не по количеству раз за ночь - секс, и он окончательно - на практике - убедился, что омеги не для него. Удовольствие тела не стоит истрёпанных нервов, а нервов у Дазая за ту ночь поистрепалось достаточно. Его раздражало всё: вскрики от «чересчур грубой» хватки, обилие гадко - для него - пахнущей естественной смазки, абсолютно животный скулёж, порождающий отвратительные ассоциации, и... Да всё. В своей голове, пока какой-то смазливый паренёк насаживался на его член, сменив такую же смазливую партнёршу, Дазай сбежал из комнаты, в которую его заволокла Коё, раз сто, не меньше. Повезло, что в мафии нет омег. Совсем. Они бы просто не выжили в этой прослойке общества, в которой постоянный стресс, эмоциональное давление, драки и распри за положение на ступенях иерархии и общая обстановка мрака, боли и крови. Омеги - существа нежные, домашние, ласковые. Как садовые розы, за которыми нужно ухаживать, которые нужно беречь от холода, которые нужно кормить и поить только самым лучшим и укутывать самыми изысканными тканями от ветра. К тому же, что бы омеги ни говорили, а течка - штука, по всей видимости, бесконтрольная. Иначе не было бы столько криков о том, что кого-то изнасиловали по пути в аптеку из-за так не вовремя закончившихся дома таблеток и подавителей. Просто смешно. Всё равно, что диабетик без вечного запаса инсулина под рукой. Как вообще, зная о своей природе, можно не следить за циклом, датами и наличием в доме и в сумке нужных лекарств? Идиотизм чистой воды. Помимо того, что Дазая раздражают физические и эмоциональные показатели омег и их полнейшая неприспособленность к защите самих себя, его раздражает также то, что в голове каждой омеги, и неважно, женщина или мужчина, заложена мысль о продолжении рода. Неважно, кроткая это домашняя омега или же карьерист, идущий по чужим головам, рано или поздно мысль о детях вспыхивает в каждой омежьей голове. Вероятно, это естественно. Секс изначально - не возможность получить удовольствие, а возможность получить потомство. Гон, течки, все эти заморочки природы - всё это существует с одной целью: продолжение рода. Вот только Дазай не хочет продолжать свой род. Всё, чего он хочет, это найти безболезненный способ самоубиться и окунуться наконец-то в блаженное забытьё. Семья - это понятие для Дазая в целом пустое, а в частности так и вовсе имеет множество минусов. Семья - это слабость. Семья - это рычаг давления. Семья - это лишняя нервотрёпка. Семья - это нежеланные привязанности, так или иначе возникающие между её членами. Семья - это ответственность и дополнительные обязанности. Дазай понимает Мори, единственная привязанность которого - белокурая синеглазая Элис, являющаяся своевольной, обладающей собственным разумом способностью. Элис для Мори и семья, и помощница, и дочка, и нежная юная возлюбленная в том самом возвышенном смысле, когда любование запястьями и как солнце золотит кожу эфемерным переливающимся светом. Дазай понимает и Коё. У женщины-альфы семьёй являются работники её борделя, о которых она заботится и защищает, но которые в целом не являются чем-то незаменимым. Буквально. Повезло, как считает Дазай, и Акутагаве. Пусть у этого хилого от рождения альфы с бесконечной вереницей болезней в медицинской карте и невероятно сильной и разрушительной способностью действительно есть семья в лице сестры, ему свезло. Гин пусть и девушка, но оказалась альфой. К тому же, способной - в настоящем - за считанные минуты вырезать в одиночку небольшую шайку матёрых альф. Тут и волноваться не о чем. Такая сестра и защитится, и сама защитит, если потребуется. Совсем не нежный цветочек. У Дазая же никого нет, и его это вполне устраивает. Ему не нужны омеги, не нужны никакие связи, не нужны дети и не нужна семья. Жизнь - подарок весьма сомнительный, кто бы что ни говорил, и, подарив его однажды, обратно не заберёшь. Дазая вот тоже какая-то омега родила. Может, мать-омега. Может, отец-омега. Спасибо, удружили. Да так, что теперь никак не получается вернуться к забвению, из которого когда-то был вытолкнут силком на свет. Дазай понятия не имеет, как на самом деле обстояли дела у его родителей, потому что память о детстве в трущобах как отрезало, а после его нашёл Мори. Он-то и стал для него своего рода отцом, заботливым дядюшкой. Таким, который появляется раз в сто лет, дарит самые лучшие подарки, рассказывает захватывающие истории о своих приключениях и обещает взять с собой, как только подрастёшь, а после исчезает ещё на сто лет. Существующий, но ненавязчивый. Самый подходящий для любящего тишину и одиночество Дазая расклад. Правда, однажды Дазай попробовал от скуки построить отношения с бетой. Беты - третья каста в обществе. Люди, лишённые феромонов и гормональных перестроек для разделения полового направления на альф и омег. У бет не бывает течек и гона, они не обладают никаким запахом кроме естественного запаха человеческого тела, и в их психике не заложена предрасположенность к доминированию или подчинению в угоду заскокам природы. Дазай считал, что беты - идеальные люди для отношений. Это ведь замечательно, когда тебя не бесит чей-то запах, когда ты не зависишь от чьего-то цикла, когда можно не опасаться нападок со стороны «цивилизованного общества». Вот только беты предпочитают заводить отношения с другими бетами, что гарантирует более стабильные и долгие отношения. Но Дазаю, как часто бывает у него по жизни, почти сказочно повезло. Так уж совпало, что его заинтересовал человек из низов мафии, Ода Сакуноске, и они как-то совсем незаметно для Дазая сблизились, став хорошими приятелями, а после и друзьями. Они двое, и был ещё Сакагучи Анго, третий член их компании. Информатор мафии был единственным близко знакомым омегой Дазая, и не сказать, что Дазай относился к нему предвзято. Его непринятие омег в целом не распространялось на людей вокруг в частности. Дазай не брезговал общением с омегами, если это требовалось, не кривился, не морщился, не унижал и не ставил себя выше них. Он просто предпочитал не видеть омег рядом с собой, по большей части из-за их запаха и манерных повадок, но Анго пил подавители и в целом казался человеком рациональным, расчётливым, дальновидным и неглупым. Таким и оказался в итоге. Жаль только, что помимо этого он оказался ещё и предателем. А вот с Одой Дазай постепенно заскучал ещё до начала истории с «Мимик». Изначально ему был интересен этот человек, его рассуждения о жизни, его взгляды на общество и положение вещей в теневом мире. Но чем дольше они были знакомы, тем больше выцветали краски. То, что изначально казалось интересным, после стало скучным и даже начало раздражать. Будучи преемником Мори и одним из Руководителей, Дазай не понимал, что Ода забыл в Порту со своими пацифистскими настроениями. Понятно, что его скорее всего притащили силком в своё время, узнав о специфической способности, но Дазай знал, слова о том, что бывший мафиози - мёртвый мафиози, не совсем верны. Были люди, что уходили из мафии. Они оставались связаны с ней, становились информаторами, отмывали деньги или же оказывали время от времени какие-то услуги, но могли начать спокойную мирную жизнь, скрыв тёмное прошлое за белоснежной ширмой. Ода ничего не делал для изменения своей жизни. Он только любил поговорить на эту тему за стаканом виски в «Lupin», при этом ничего не меняя в своём застоявшемся болоте. Их «отношения» так и не зашли дальше нескольких поцелуев по-пьяни, пусть поцелуи эти и были развязные, сладкие, обжигающие и в целом довольно интригующие, обещающие не менее горячее продолжение. Но то ли Ода видел в нём слишком юного мальчишку, хотя и был старше всего на четыре года, то ли его отвращала пропитавшая Дазая кровь и его откровенная любовь к своей работе и Порту в целом, то ли Дазай просто не интересовал его ни в романтическом, ни в сексуальном плане: так тоже бывает. В любом случае, к тому моменту, как Ода погиб в стычке с лидером «Мимик», отношения между ними совсем охладели. Они всё ещё оставались друзьями, но Дазай выучил Оду, изучил его, узнал его со всех сторон, и в том не осталось ничего занимательного или привлекательного. Из-за потери интереса к Оде как к личности, пропал и всякий романтический и сексуальный интерес. Их отношения ощущались Дазаем как прочитанная книга, поначалу интригующая, но закончившаяся банально и даже скучно. Сплошное разочарование. - Неужели не злишься, Дазай-кун? - поинтересовался Мори, когда история с «Мимик» закончилась. - А должен? - уточнил Дазай, принимая из его рук чашку с чаем и вдыхая приятный аромат кардамона, терпкий и насыщенный. - Вы - Босс Порта, Мори-сан. Вам виднее, как действовать, какие методы выбирать и кого пускать в расход ради достижения целей, ведущих к благу организации. Теперь у нас есть лицензия на работу с одарёнными. Разве это не повод для празднования? Вероятно, Мори ждал какой-то другой реакции. Дазай даже знает, какой именно. Мори всегда любил проверять его границы, его терпение, его эмоциональные отклики. Вот только связь между ним и Одой, которую Мори по каким-то причинам посчитал угрозой и потому вплёл того в свои планы, никогда ни к чему не вела. Изначально. Быть может, они поиграли бы какое-то время в отношения и разошлись. Быть может, Дазай потерял бы запал намного раньше, даже если бы Ода ответил взаимностью. Когда Ода погиб, Дазаю было искренне жаль. Он сожалел о том, что произошло, ведь не лгал, называя Оду своим другом, но это мафия. Люди теневого мира постоянно стоят на границе жизни и смерти, и только вопрос времени, когда их качнёт в сторону небытия. К тому же, у Оды был выход. Он мог уйти намного раньше и заполучить своё «долго и счастливо», попивая кофе на веранде домика у моря с ноутбуком на коленях в процессе написания своей книги; но не сделал этого. Слова, слова, пустые слова - вот и всё, что у него было. Так что Дазай не удивился, когда, сопоставив все факты, узнал правду обо всей истории с «Мимик» и о том, что Ода погиб. Хотел бы выжить, хотел бы уйти, хотел бы начать всё сначала - сделал бы это. А раз не сделал, так о чём тогда говорить и зачем вообще говорить? Пустое. После смерти Оды Дазай зарёкся пытаться строить какие-либо отношения, даже из исследовательского интереса. Омеги его не привлекали до раздражения, отвращения и мигреней из-за запаха, а бетам не хватало индивидуальности, эмоциональности, порывистости и огня. Не было никакой искры, которая могла бы заразить, увлечь, привлечь, утянуть за собой. Даже за самыми скучными омегами увивались альфы, потому что их вела природа. Бетам скрыть свою серость и унылость было сложнее, потому что они не обладали дурманящими разум феромонами. А даже если интересные кадры и находились, Дазай терял интерес почти мгновенно. С его умением читать людские души поток людей вокруг казался смазанной грязно-серой лентой с редкими цветными проблесками, тут же теряющимися в общей массе совершенно одинаковых для Дазая лиц. А потом всё изменилось, потому что аккурат после восемнадцатого дня рождения на горизонте жизни Дазая неожиданно снова замаячил Накахара Чуя. История их знакомства довольно занимательная сама по себе и началась она в далёкие для обоих пятнадцать лет. Тогда Дазаю пришлось вместе с одним из Руководителей, Рандо, расследовать дело о появлении убитого Мори предыдущего Босса Портовой мафии. Воскресший мертвец, которому Мори перерезал глотку на глазах у Дазая - о, это будоражило кровь юного альфы и казалось ему очень занимательным. Так уж вышло, что в процессе расследования начали попадаться и упоминания дьявольской силы, явления Бога хаоса, которого прозвали Арахабаки, и всё это так завертелось, что окончилось в итоге смертью оказавшегося двойным агентом Рандо и появлением у Дазая напарника. Когда Дазай явился в кабинет Мори и увидел стоящего перед его столом подростка, попутно уловив краем уха «вы с Дазаем-куном отлично сработаетесь», его ощутимо передёрнуло; стоило подойти ближе, так и вовсе перекосило от раздражения, и скрыть это не получилось ни от Мори, ни от новоявленного обернувшегося к нему «напарника». Не то чтобы Дазай вообще собирался скрывать свои эмоции. Когда Коё вскользь упомянула, что у неё появился ученик, которого Мори хочет поставить с ним в пару, это и без того не очень-то сильно обрадовало любящего своё уединение и независимость Дазая, а уж когда он увидел кандидата, внутри и вовсе поднялась обжигающая волна непринятия. Невысокий, узкоплечий и тонкий. Волосы рыжие, огненные, пылающие. Глаза голубые, яркие, непривычные своим цветом, вызывающие. В кабинете Мори были подняты заслоны на окнах, и в свете яркого дневного солнца Дазай отлично рассмотрел и миловидное лицо, и пухловатые щёки, и тонкие бледно-розовые губы, и светлую, даже на вид нежную кожу. Запах новичка терялся в густом, терпком, насыщенном аромате Мори, пропитавшем весь кабинет, но Дазай со своим обострённым обонянием уловил сладкую вишню, и это стало последней каплей. - Мори-сан, я, конечно, рад, что вы так обеспокоены моим психическим состоянием в аспекте отрицания естественного влечения между полами, но это не повод назначать мне в напарники омегу. Если я всё-таки захочу заняться сексом с омегой, то обращусь в один из борделей Коё-сан. - Ты кого омегой назвал, ублюдок бинтованный? - раздался низкий грудной рык. Дазай не смог скрыть своего удивления, когда понял, что этот голос принадлежит тому самому новичку. Мори даже не попытался скрыть гадкую насмешливую улыбочку, подтверждающую, что его ученик крупно ошибся в своих выводах. Вероятно, мысленно он делал ставки, обманется Дазай внешностью своего нового напарника или нет, и в итоге сорвал джек-пот. Вот только Дазай всегда славился умением не только отключать эмоции, но и быстро брать их под контроль. Поэтому он только издевательски усмехнулся, обходя подобравшегося новенького по кругу, а после заглянул ему в лицо и ехидно протянул: - Альфа? Ты? Серьёзно? А почему тогда похож на омегу, коротышка? Молока мало пил в детстве? Такой маленький и хилый. Тебе не в мафию, тебе в бордель Коё-сан дорога. В тот день Дазай отправился на больничную койку. Не обращая никакого внимания на Мори, не боясь показать свой характер и проявить насилие в кабинете Босса Порта пред его же очами, «маленький и хилый» новенький молниеносным, невероятно сильным ударом ноги по солнечному сплетению отправил Дазая в полёт до ближайшей стены. Ближайшая стена в огромном кабинете Мори находилась в десятке метров, не меньше, и только поэтому Дазаю не было стыдно за то, что он отключился от этого удара. От такого удара отключился бы любой, даже какой-нибудь амбал под два метра ростом из группы поддержки, а Дазай, несмотря на свои издёвки, не то чтобы так уж сильно на тот момент отличался внешне от новоявленного напарника. Накахара Чуя - так звали новичка - оказался альфой. Да, внешне он очень напоминал омегу. Своей хрупкостью. Своей миловидностью. Своей внешностью. Рыжие волосы, пышные, вьющиеся, очень мягкие, и голубые глаза, сверкающие, яркие, завораживающие - очень редкое сочетание само по себе. В комплекте со светлой кожей и едва заметными веснушками, показывающимися на переносице в самую жаркую солнечную погоду, Чуя напоминал Дазаю не то что омегу даже, а какого-нибудь сказочного персонажа, потерявшегося на дороге жизни и чудом заблудшего в Японию из какой-нибудь Ирландии. Вот только Накахара Чуя был альфой и не раз доказывал это. Хрупкость Чуи оказалась обманчивой. На деле уже в свои пятнадцать он был сильным, выносливым, гибким и изворотливым. Конечно, он не мог похвастаться ростом и бугрящимися мышцами, но это не отменяло самого факта наличия мышц и клокочущей в теле Чуи силы. Его удары были быстрыми, точными и очень, очень болезненными. Дазай не раз становился свидетелем того, как Чуя ломал рёбра противникам намного крупнее его, не применяя в процессе своей способности. На своих рёбрах он тоже не раз ощущал крепкие удары, оставляющие трещины и жуткие гематомы. Что поделать, если Чуя оказался эмоциональным, вспыльчивым, наглым, заносчивым и высокомерным засранцем? И пусть все вокруг говорили, что Чуя совсем не такой, что это всё из-за провокаций Дазая, вот уж нет. Ему, как напарнику этого гнома, лучше знать! Они грызлись, постоянно. Неважно, в процессе совещания, миссии, зачистки или просто случайно встретившись в коридоре. Дазай изводил его ехидными замечаниями и постоянно высмеивал омежью «Чуя, ты уверен, что тебе не нужно ещё раз пройти тест распределения половой принадлежности?» внешность, не забывая проходиться и по ужасным вкусам. Чуя везде таскал вручённую ему Мори шляпу Рандо, из-за которого и оказался втянут в Порт, и не было ни дня, чтобы Дазай не отпустил по её поводу новую шпильку. То, что он ни разу не повторился, только выводило Чую ещё больше из себя. Помимо этого Дазай с радостью придирался к запаху Чуи, который не был истинно запахом альфы. Будь в его окружении другие подростки, Дазай бы знал, что запахи юных альф и омег сочетают в себе обе острые ноты, разделяясь окончательно лишь со временем, но рядом был только Чуя. И пах он помимо терпкого пряного цитруса и гвоздики ещё и сладкой спелой вишней, от которой Дазаю хотелось чихать, кривиться и отпускать всё больше и больше шуток о чужой «ты точно ничего от меня не скрываешь, Чуя?» природе. Но, несмотря ни на что, Чуя был альфой. Стопроцентным. Помимо этого он, подобно Дазаю, будто был рождён для того, чтобы стать мафиози. Верный Порту и Мори, Чуя выполнял свою работу быстро и качественно. В меру жестокий, в меру хладнокровный, он не понимал любви Дазая к пыткам и ненавидел в целом только одну касту людей: предателей. С ними он никогда не церемонился, с радостью соглашаясь прогнать по всем кругам Ада ещё на земле. Чуть позже Дазай узнал и правду о чужой тёмной природе. Когда они достаточно притёрлись и отпраздновали один за другим шестнадцатилетие, Мори вручил Дазаю папки с материалами по делу Арахабаки. Интерес, вспыхнувший после этого в Дазае по отношению к Чуе, был подобен разрушительному цунами. - Оставь меня в покое, мумия, - не выдержав, припёр его однажды к стене Чуя, прижимая нож к горлу и сверля взглядом пылающих глаз разве что не со стрекочущими молниями в радужках. - Чего ты ко мне прицепился? Мы не друзья, придурок. Ты мне никто. То, что мы работаем в паре, абсолютно ничего не значит. Перестань увиваться вокруг меня, или однажды в доках найдут твой обезображенный труп! Вот только Дазай не мог оставить Чую в покое. Альфа с внешностью омеги и переменчивым запахом. Ровесник с ужасным стилем и вкусами, в идиотской шляпе и с явными проблемами по управлению собственным гневом и эмоциями в целом. Человек-сосуд для древнего божества, внутри которого скрывается «Порча», из-за которой Мори и поставил их работать вместе. Многогранный, вспыльчивый, порывистый, переменчивый, как ветер. Накахара Чуя был самым ярким, живым и необычным человеком в жизни Дазая, и он просто не мог заставить себя держаться подальше. Его охватила одержимость. Дошло до того, что когда у Чуи во время возвращения с очередной зачистки неожиданно начался первый вспыхнувший раньше выведенных Мори сроков из-за бурлящего в крови адреналина и обострения во время битвы всех инстинктов альфы гон, Дазай по дороге сменившегося курса в сторону одного из борделей Коё попытался ненавязчиво его облапать. Просто из интереса! Внешность Чуи слишком разнилась с его запахом и повадками, а ещё Дазаю было любопытно, что случится, если альфу в гоне коснётся другой альфа. Как оказалось, случится перелом лучевой кости. Реакция у Чуи даже с затуманенным сознанием осталась на высоте. К сожалению - а может, к счастью, потому что Чуя был готов убить Дазая и за меньшее - продолжить эксперимент не удалось. Как-то так вышло, что сначала затишье в теневом мире Йокогамы развело «Двойной Чёрный» в разные стороны индивидуальной работой, а после Чуя и вовсе начал разъезжать по командировкам, как самый ответственный и способный из подчинённых Мори. К тому же, он рвался стать одним из Руководителей. Мори всячески поощрял его рвение, вот только это означало бесконечную работу, и из-за этого Дазай почти не видел Чую, а после тот и вовсе исчез с радаров, мотаясь по другим городам, а после и странам. Когда он неожиданно объявился в «Lupin», где Дазай в унылом настроении пил за смерть Оды, ему показалось, Чуя спустился к нему по лестнице в неземном сиянии. Поначалу Дазай даже не поверил своим глазам и решительно отодвинул от себя стакан с виски, но Чуя не исчез. С ухмылкой на губах, сверкая лазурью глаз из-под полей своей дурацкой шляпы, он подошёл к нему и уселся на соседний стул, тоже заказывая себе виски. Не то чтобы он красовался, но и начинать разговор не спешил, позволяя изумлённому Дазаю изучить себя. Что ж, Дазай не упустил свой шанс. За пролетевшее время Чуя едва ли изменился в плане комплекции. Он подрос, но совсем немного, оставшись всё таким же коротышкой, что на фоне резко вытянувшегося Дазая было особенно заметно с учётом того, что они были ровесниками. Зато Чуя раздался в плечах, и его лицо растеряло подростковую нежность и округлость. Черты заострились, показались скулы, и линия челюсти стала такой, что коснёшься и порежешь палец. Ещё у него немного отросли волосы и в очередной раз сменился - на этот раз на костюм-тройку - «рабочий наряд». Единственное, что на самом деле ярко изменилось в Чуе, это его запах. Нота сладкой вишни стала тише, незаметнее. На первый план вышла та самая пряная терпкость цитруса и гвоздики, а ещё Чуя начал курить, из-за чего острый и многогранный запах табака въелся в него неотделимым шлейфом, становясь связующим звеном между кислой нотой цитруса, пряностью гвоздики и сладостью вишни. Несладкий запах, очень яркий и острый, бьющий по обонянию, но в то же время вдохнёшь поглубже, и будто шёлк растекается по лёгким, обласкивая их изнутри. Дазай надышаться не мог, когда они наконец-то обменялись колкими любезностями, и Чуя начал рассказывать о городах и странах, в которых успел побывать. Собственно, изменившийся запах Чуи и стал для Дазая началом конца. Как оказалось, Чуя совсем не изменился. Может, и стал немного серьёзнее, повзрослел самую малость, но всё это терялось рядом с Дазаем, который и мёртвого вывел бы из себя, будь такая нужда. Чуя был всё таким же шумным, наглым, заносчивым, взрывным и порывистым. Он всё так же бросался в драку, с радостью вступал в перепалки и не чурался кататься с Дазаем по полу в безобразных драках даже тогда, когда к девятнадцати годам Мори сделал-таки его Руководителем. Как-то незаметно они - «Двойной Чёрный» - вновь стали, да так и остались козырной картой Порта. Яркий свет и всепоглощающая тьма. Милосердие в виде одной пули в голову и кровавая расправа через жесточайшие пытки. Беснующийся яростный огонь «Порчи» и поглощающая его вечно голодная бездна «Исповеди». Эмоциональный, темпераментный, яркий Накахара Чуя с глазами цвета ясного неба и бродящий в окружении леденящей душу мрачной ауры отстранённости Дазай Осаму с глазами цвета запёкшейся крови. Две идеальные сами по себе половины, рождающие при объединении сносящую всё на своём пути неудержимую силу. Да, они стали легендой. И так уж получилось, что в какой-то момент Дазай осознал, что его неудержимо тянет к Чуе. К этому любителю стрёмных шляп, крепких сигарет и, как оказалось, хорошо выдержанного дорогого вина, к которому Чуя пристрастился, пока был в Италии. И тянет не как в прошлом, когда просто было скучно и хотелось эту скуку развеять, заодно получив удовольствие от игры на чужих нервах, а на совершенно новом уровне. Гормональном. И, разумеется, у Дазая тут же начались проблемы, потому что объект его воздыхания при всей своей красоте - без шуток, за неё Чую наверняка из деревни лепреконов и выгнали - и миниатюрности был таким же альфой и на заинтересованные взгляды Дазая мгновенно начинал скалить клыки и нехорошо похрустывать костяшками пальцев. Как бы часто Дазай ни шутил о чужой внешности, он долго не мог понять, почему его начало тянуть к Чуе. В целом тот был обычным альфой: сильным, в меру агрессивным, в меру давящим своей аурой. Пусть он и выделялся из-за своей внешности ярким пятном на фоне остальных мафиози, это не меняло того, что он был хладнокровным опасным убийцей. Их отношения тоже не предполагали зарождение каких-либо чувств. Пусть работа «Двойного Чёрного» всегда была слаженной, и Чуя и Дазай доверяли друг другу на поле боя, вне миссий и зачисток их даже друзьями можно было назвать лишь с большой натяжкой. У Чуи были свои приятели, Дазай предпочитал одиночество, а если они и встречались в коридорах, весь штаб ходил ходуном из-за их ссор, склок и драк. Только когда во время разборок с одной организацией, решившей заняться подпольной продажей омег, Дазай увидел, как Чуя скривился, когда они вместе с группой Хироцу нашли заброшку, в которой держали похищенных, и у одной девчонки-омеги внезапно началась вызванная стрессом течка, на него свалилось простое в своей банальной истине осознание. Просто Чуя был его, Дазая, идеальным типом. Он был очень красивым, подобно омегам, очень безразличным к отношениям и сексуальным связям, подобно бетам, и очень яростным и сильным, неудержимым и напористым, бесстрашным подобно альфе. И запах, запах Чуи, с возрастом утративший сладость, обрётший глубину и обострившийся в терпкости, постоянно волновал Дазая, которому порой казалось, что он подсел на феромоны Чуи как на наркотик. - Чуя, мне нужно кое-что проверить, - не желая откладывать, зажал Дазай после окончания всех разборок Чую в одной из подворотен по пути в штаб. - И для этого мне нужно, чтобы ты со мной переспал. Вероятно, Чуя услышал что-то вроде «мне нужно кое-что проверить, сломай мне два ребра, пожалуйста», потому что именно это он с грудным рычанием и сделал, оставив задохнувшегося от прошившей всё тело боли Дазая валяться на земле за своей спиной. Но, разумеется, Дазая это не остановило. И пусть пришлось потратить целых два года на то, чтобы добиться от Чуи именно такого внимания, Дазай всё равно одержал победу в этом противостоянии, хотя Чуя и рычал, и огрызался, и избивал, и ломал кости, и один раз в порыве ярости почти отправил его на тот свет, придушив. Хорошо, что всё произошло в штабе, и Дазая быстро откачали и поставили на ноги в медицинском крыле, куда Чуя тут же доставил своего отбитого на всю голову напарника. Вздохнув, Дазай перекатывается по матам на другой бок и снова впивается взглядом в беснующегося на тренировочной площадке Чую. Какой же он всё-таки красивый. Дазай никогда не скажет этого вслух - вот ещё, повышать чужую самооценку - но он может смотреть на Чую часами. Неважно, спит ли тот, пускает ли пьяный слюни на барную стойку, заполняет ли с сосредоточенным видом отчёты, курит ли, задумчиво глядя вдаль, или же уничтожает врагов, ломая кости, проливая кровь и сжигая всех вокруг в огне ярости «Порчи». Чуя всегда остаётся Чуей: яркие волосы, сияющие голубые глаза, дерзкая ухмылка и громкий голос с рычащей «р». И запах, пленяющий запах альфы, терпкий и пряный, удушающий, обволакивающий, топящий с головой. Поглубже вдохнув жаркий спёртый воздух полигона, Дазай едва сдерживает урчание, тихо вздыхает от удовольствия и снова перекатывается по матам, укладываясь на живот. Однажды Мори сказал ему, что у любви нет пола. Дазай не считает, что любит Чую, но лишь потому, что это слово слишком пустое, затрёпанное, потерявшее свою магию. Связь между Дазаем и Чуей куда глубже, чем у простых возлюбленных. Они связаны красной нитью судьбы. Между ними нет нежностей и романтики, нет трепета и бережной заботы. Даже спустя четыре года после возвращения Чуи в жизнь Дазая они только и делают, что соревнуются друг с другом и спорят, дерутся и пытаются друг друга подставить, стараются обойти друг друга, преуспеть больше, поднять очередную планку выше. Их чувства выражаются только в одном проявлении: Дазай больше не задерживает деактивацию «Порчи», из-за чего Чуя в прошлом превращался в жалкий кусок мяса, неспособный стоять на ногах, а Чуя перестал ломать Дазаю рёбра, не желая больше причинять ему лишнюю, так ненавидимую им боль. Единственное, в чём они оба позволяют себе грубость и несдержанность, это секс. Дазай уже как год перебрался в квартиру Чуи, не желающего разгуливать по съёмным халупам младшего...

- Всего на месяц, Чуя. Мелочь ведь. Такая же, как ты. - Заткнись, придурок!

... альфы, и с тех пор спальня Чуи, ставшая общей, превратилась в поле боя. Сколько раз они ломали кровать, и не сосчитать. Даже самая последняя, массивная дубовая кровать не выдержала напора. Пришлось менять сломанную хваткой Чуи спинку. Впрочем, Дазая это только заводит. Нет, не боль и синяки от цепкой хватки, и не ноющая, несмотря на использование лубриканта, задница, а то, что Чуя принадлежит ему. Весь такой правильный альфа, к ногам которого готовы пасть по щелчку пальцев, который мог заполучить себе любого или любую омегу, выбрать самое лучшее, выбрал в итоге его, Дазая. Такого же альфу, раздражающего и характером, и природой, и вечными бинтами на теле, и их стерильным запахом, искажающим естественный запах Дазая. Впрочем, и запах Дазая Чую тоже не то чтобы сильно привлекает. Холодный и едва уловимый, смешавший в себе терпкий травяной аромат растёртого ликориса и запах стылой мёрзлой земли, феромон Дазая вызывает ассоциации с кладбищем. И пусть этот запах как никогда подходит ему и весьма красноречиво характеризует его, это не меняет того факта, что Чуя только отфыркивается от этого аромата и принимает его лишь во время секса, когда к привычному запаху начинают примешиваться ноты мускуса, кардамона и металлические ноты раскалённого железа - или крови - приятно волнующие агрессивную часть сущности альфы и заставляющие выпускать клыки. - Ты укусил меня! - удивлённо и вместе с тем восторженно крутился Дазай перед зеркалом, не стесняясь своего голого зада и вовсю рассматривая след от зубов в месте, где шея перетекает в плечо. - Чуя, ты укусил меня! Пусть след и не останется надолго, но он есть! - Долго ещё вопить собираешься? - скривился развалившийся на подушках Чуя, накидывая на бёдра простынь и прикуривая сигарету; затягиваясь с удовольствием, отпечатавшимся благодушной кривой улыбкой на губах. - Я - альфа, если ты успел позабыть. Это в моей природе. Подумаешь, укусил. Сам же сказал, скоро пройдёт, так какая разница? - Но я тоже альфа, - обернулся к нему сверкающий глазами Дазай и тут же оказался рядом, сдёргивая простынь ко всем чертям и седлая чужие бёдра. - Я тоже альфа, Чуя, и не должен вызывать у тебя таких желаний. Но ты укусил меня! Ты меня пометил! Будто свою омегу, свою собственность! Ах, это признание? - Я сейчас сигарету о твою ляжку затушу, - пригрозил Чуя, недобро щуря глаза. Дазай только отмахнулся и растёкся по нему, притираясь носом под подбородком и счастливо вздыхая. - Теперь могу всем говорить, что я - твой, - промурлыкал он и даже тихонько рассмеялся от счастья. - Боги, какой же ты отбитый, - с жалостью протянул Чуя. Но всё равно зарылся пальцами в кудри Дазая, всё равно подставил горчащие из-за сигареты губы под начавший вылизывать их язык и всё равно позволил оседлать через несколько минут свой член. Потому что больше не было смысла притворяться: метка стала самым красноречивым знаком того, что Чуя наконец-то сдался. Изначально он оправдывал свои порывы алкоголем и любопытством, тем, что Дазаю легче «дать», чем терпеть его постоянные приставания, но правда в том, что в целом Чуе было наплевать на половую принадлежность Дазая. Детей он с ним не планировал, ни о какой сопливой романтике речи не шло, и они оба могли в любой момент сдохнуть, словив шальную пулю в череп. К тому же, Дазай был единственным раздражителем, способным пробить все барьеры Чуи и достучаться до самой его сути. Дазай волновал - неважно, приятно или нет - и Чуя не мог не откликаться, не мог не реагировать, не мог не замечать. Можно сказать, что их борьба, соперничество и желание уделать друг друга просто перетекли в иную плоскость. Доминирование и подчинение у двух альф не перестают быть доминированием и подчинением даже в постели. Обычно ведёт Чуя, считая, что раз Дазай - отбитый альфа, ведущийся на других альф, то его задница и должна страдать из-за всего этого бедлама, но иногда они меняются местами. Передавать кому-то контроль над собой по-своему приятно и заводит, а уж с какой радостью Чуя отбивает Дазаю рёбра, если считает, что самодовольная сволочь не слишком-то бережно обращается с его задницей. М-м-м, истинное удовольствие! Словами не передать. Единственный камень преткновения, оставшийся между ними - период гона. У Дазая этот период длится всего два-три дня, и он предпочитает проводить его за зачистками, выплёскивая свой гормональный бунт и раздражение на врагов Порта. Секс с Чуей, если тот оказывается рядом, немного расслабляет, но лишь немного. Тело в обход сознания требует омегу, требует влажной тесноты, которую можно терзать часы напролёт, и принимающая роль не приносит облегчения, как и мастурбация, а свою задницу, само собой, Чуя на растерзание альфе в гоне не отдаёт. Разумно. А вот Дазай был бы не против провести с Чуей его гон, но не срослось. В период гона запах другого альфы, смешанный с мускусным запахом возбуждения и желания, доводит Чую до слепящей ярости. Пара сложных переломов заставила Дазая смириться с тем, что во время гона Чуе намного лучше не у него под боком, а в борделях Коё посреди омег, способных утихомирить его природу и инстинкты. И ничего с этим не поделаешь. - Перерыв! Громкий окрик Чуи заставляет вынырнуть из очередной волны воспоминаний. Встрепенувшись, Дазай садится прямо и приветственно взмахивает рукой, стоит только Чуе наконец-то обратить на него внимание. Вальяжной походкой тот неторопливо подходит ближе, и Дазай жадно отслеживает каждый его вдох, каждый жест, каждый шаг. К двадцати двум годам Чуя окончательно расцвёл, созрел. Теперь его не спутаешь с омегой, даже несмотря на невысокий рост. Запах, повадки, хищные черты лица, подавляющая аура. Ни отросшие волосы, ни пижонский костюмчик, ни миниатюрность никого больше не обманывают. Разве что самых тупых качков из других банд и группировок, которые осознают, с кем столкнулись, только тогда, когда Чуя начинает без всякого применения способности эспера ломать позвоночники двухметровых бугаев о своё колено. Каждый раз, когда Дазай становится свидетелем подобного, у него становится тесно в штанах. Да, Чуя вне всяких сомнений альфа во всех смыслах этого слова, и Дазаю это нравится, почти сводит его с ума. - Всего лишь перерыв? - недовольно ноет он и приобнимает подошедшего Чую за бёдра, притираясь лицом к его животу. - Вы здесь сколько уже? Два часа? Три? Откуда у Акутагавы такая выносливость? Он со своим плевритом должен уже после первого часа в таком темпе валяться на полу, задыхаясь от нехватки воздуха. - Потому и не задыхается, что повышаем его выносливость, - закатывает глаза Чуя и зарывается пальцами в его кудри. - Тренировки для того и существуют. Тебе бы тоже не помешало не только дрыхнуть на матах. Одна кожа да кости. При твоих гениальных мозгах мне нужно всего несколько секунд, чтобы уложить тебя на лопатки. - Чтоб ты так в спальне торопился, - вздыхает Дазай; и тихо шипит, когда его дёргают за волосы на макушке, кусает в отместку за тазовую кость. - К тому же, Ацуши ты почему-то так не гоняешь. - Потому что это ты притащил сопляка в Порт и ты же являешься его наставником, - напоминает Чуя, предупреждающе впиваясь пальцами в чужие плечи, когда Дазай задирает майку на его животе и начинает вылизывать отчётливо проступившие после нагрузки мышцы пресса. - Акутагаву я у тебя забрал, потому что ты чуть не прикончил его, придурок. Ацуши с его способностью все твои пинки и тычки нипочём, и... Дазай! - Ну что? - недовольно зыркает на него Дазай, продолжая тянуть ткань спортивок и резинку нижнего белья вниз. - Я не видел тебя трое суток из-за отъезда. Вы тут, по всей видимости, продолжите разносить полигон ещё часа три, не меньше, а мне скучно. - И поэтому ты решил мне отсосать? - Почему нет? Я хочу, ты на взводе. Не ломайся, Чуя, не омега. Стоит только подколоть на эту тему, как Чуя рычит и сам притягивает его за затылок, почти утыкая лицом себе в ширинку. Дазаю только этого и надо. Усмехнувшись - Чуя всегда ведётся, как в первый раз - он приспускает его штаны вместе с боксерами и обхватывает за бёдра, жадно облизывая оголившуюся, чувствительную, такую горячую кожу косых мышц и ниже. Чуя после тренировки солёный, горьковатый, терпкий на вкус. Тяжёлый запах забивает обоняние, на языке собирается слюна, и Дазай обхватывает начавший наливаться кровью член губами, жадно посасывая и облизывая, сжимая под головкой до тех пор, пока Чуя со стоном не толкается ему в рот окончательно затвердевшим членом. И делает он это ни капли не нежно. От резких движений бёдрами неприятно саднит уголки губ, никуда не делся рвотный рефлекс, и почти сразу начинает затекать челюсть, но Дазай только жмурит глаза и сильнее сжимает бёдра хрипло стонущего над его головой Чуи, потому что ему всё это нравится. Не боль и дискомфорт, но осознание, что Чуя рядом, что он получает удовольствие от него, что стонет из-за него, шипит и матерится, и вплетает пальцы обеих рук в его кудри на затылке, то ласково оглаживая, то грубо толкая себе навстречу в попытке урвать больше удовольствия. Что больше не отталкивает. И неважно, что у Чуи всё в порядке с восприятием омег, и что он проводит свои периоды гона в борделях Коё. Главное, что всё остальное время он смотрит только на Дазая и видит только его, дарит ласку только ему и принимает прикосновения тоже только от него. У Дазая от всего этого голова кругом и моральные оргазмы по три штуки на один физический. В какой-то момент Чуя всё-таки отталкивает его от себя. Жадно проследив повисшую между распухшими губами и ярко-красной головкой члена нить из слюны и смазки, Дазай вскидывает на Чую раздражённый взгляд, но сказать ничего не успевает, потому что на этот раз Чуя не пытается всё прекратить. Вместо этого он падает на маты рядом и затаскивает его к себе на колени, расстёгивая ширинку брюк; и всё разом становится ещё лучше. Потому что теперь Дазай может целовать Чую и, сдёрнув резинку с его волос, зарываться в сырые от пота растрёпанные пряди, вьющиеся вокруг его пальцев медными кольцами. Потому что теперь Чуя совсем вплотную к нему. Его запах отпечатывается на коже, а горячая ладонь шарит под выправленной из брюк рубашкой, оглаживая поясницу, спину, рёбра и низ живота, пока вторая ладонь Чуи надрачивает плотно зажатые его пальцами члены, растирая по головкам вязкую смазку, от чего пальцы на ногах поджимаются от удовольствия. - Ещё немного, - хрипло выдыхает Чуя, вылизывая губы Дазая, кусая и оттягивая нижнюю, и Дазай стонет на выдохе, прогибаясь в пояснице и толкаясь в ласкающую ладонь. Ему тоже нужно совсем чуть-чуть, потому что зрение, слух, обоняние и вкусовые рецепторы, как и чутьё альфы - всё сосредоточено на Чуе. Дазай тонет во всём этом, растворяется. Физическое удовольствие смешивается с моральным. Охватывает полнейший покой, как будто зажатый в хватке порыкивающего в поцелуи Чуи Дазай оказался там, где и должен быть. Всегда. И стоит только Чуе в который раз впиться клыками в его шею, оставляя новый кровящий след поверх почти исчезнувшего старого, как сознание рушится в секундный вакуум, а после всё вокруг взрывается, разлетается на куски волной слепящего удовольствия. Из последних сил Дазай сползает вниз и отпихивает ладонь Чуи, снова обхватывая его член губами. И пусть он терпеть не может сперму на своём языке, это того стоит, потому что Чуя громко стонет, снова вцепляется пальцами в его кудри и смотрит так, будто хочет сожрать. Раскрасневшийся, с растёкшимися зрачками, пропахший Дазаем точно так же, как Дазай пропах им, Чуя жадно следит за тем, как он облизывает распухшие губы, как вылизывает потёки спермы с его члена. Это зрелище явно ему по душе, а Дазаю не жалко. У него ещё полбанки вишнёвой газировки, чтобы отпиться, и всё это в любом случае стоит того, чтобы после ощутить на себе жадную хватку крепких объятий. - Кому и нужно было родиться омегой, так это тебе, - выдыхает Чуя, затащив его к себе под бок и лениво прижавшись губами к виску. - Если бы я родился омегой, то проявил бы намного больше рвения в попытках уйти из жизни, - кривится Дазай и притирается носом к его скуле. - Ты тут ещё долго? Мори-сан звонил. У него миссия для «Двойного Чёрного». Трое суток на то, чтобы подготовить план и всё необходимое, а нам в Сидзуоку ехать. - Чёрт, - морщится Чуя; потягивается и садится прямо. - Тогда нужно закругляться. Найду Акутагаву и... - О, не стоит, - усмехается Дазай и перекатом поднимается с матов, поддёргивая брюки и застёгивая ширинку. - Они с Ацуши сейчас очень заняты, и будет не очень хорошо, если ты вмешаешься. Ацу-тян собственник побольше тебя. Подерётесь ещё. Душевые придётся отстраивать заново. - Какого... Эта хрень что, заразна? - вскидывает брови Чуя и окидывает сыто улыбающегося Дазая подозрительным взглядом. - Может, тебя нужно изолировать, а мы не в курсе? - Ты будешь скучать, если меня изолируют, крошка Чу, - посмеивается Дазай и подхватывает брошенный на скамье плащ и банку с газировкой, залпом допивая остатки. - Просто в Ацуши живёт зверь, который подпустит к себе только равного. Кто же виноват, что «Расёмон» оказался таковым? Уж точно не я. - Ты можешь сколько угодно разыгрывать невинность, но мы оба прекрасно знаем, что ты - грязный манипулятор, интриган и шантажист, - фыркает Чуя и вновь забирает волосы в хвост, чтобы не липли к шее. - Так что я уверен на все двести процентов, что это последствия твоего грязного плана, в котором кроется не менее грязная - возможно, только личная - выгода. Тебе нельзя верить. - Ах! - притворно вскрикивает Дазай, хватаясь за грудную клетку. - В самое сердце! Я никогда не оправлюсь от этой раны! - Не перестанешь кривляться, ещё и разбитый нос придётся лечить, - бросает Чуя и активирует «Смутную печаль». Алое свечение расползается во все стороны, охватывая пол и стены, все находящиеся в тренировочном зале предметы. Пара мгновений, и из ведущего к раздевалкам и душевым коридора по воздуху выплывает спортивная сумка с вещами Чуи и сменной одеждой. Перехватив её за ремень, Чуя деактивирует способность и направляется к выходу, на ходу доставая телефон и кивком призывая Дазая идти за собой. - Давай, пошли. Отправлю Акутагаве сообщение, а душ приму на тренировочном этаже «Чёрных ящериц». - Мне потереть тебе спинку? - мурлычет Дазай, привычно повисая на нём со спины и жадно вдыхая запах его волос. - Лучше купи побольше вишнёвой газировки и подготовь к моему приходу карты Сидзуоки, - отнюдь не нежно пихает его под рёбра Чуя; а на ближайшей развилке и вовсе уходит в другую сторону, чтобы побыстрее добраться до душевых, привести себя в порядок и переодеться. Вздохнув, будто на его плечах лежит вся тяжесть мира, Дазай облизывает всё ещё саднящие после их небольшого развлечения губы и направляется в сторону лифтов. Карты картами, а вот список мотелей на окраине Сидзуоки, пока Чуя отсутствует, нужно посмотреть обязательно. Пусть Дазай и смирился с тем, что Чуя проводит периоды гона в борделях Коё, никогда не знаешь, кто и зачем может подсыпать тебе что-нибудь в чай. У Мори-сана как раз пропала порция нелегального препарата из лаборатории его подпольной клиники. Кто знает, что может случиться? Нужно быть готовым ко всему, и уж кто-кто, а Дазай обязательно позаботится о Чуе. Даже если ему снова сломают рёбра. Даже если Чую придётся связать. Смирение или нет, а тёмный гений Портовой мафии и преемник Мори Огая всегда получает то, что хочет. А хочет он с далёких шестнадцати, пусть и не осознавал этого вначале, одного вспыльчивого, заносчивого, шумного, злобного рыжего коротышку. Коротышку зовут Накахара Чуя, его половая принадлежность - альфа, и Дазаю это нравится, почти сводит его с ума.

|End|