Мило, сложно, невозможно

Куроо и планы       Репутация лучшего бро на свете давила на совесть. Куроо недовольно поморщился. С Бокуто они сдружились мгновенно — за пару секунд после обмена безумными улыбочками при знакомстве на вводной лекции. А когда выяснилось, что и в университетскую команду по волейболу оба попали в основной состав… Чёрт! Сама судьба свела их в одной точке вселенной, подарив Куроо бессменного напарника, а Бокуто — понимающую родственную душу.       Вот только под конец второго года обучения Бокуто понимания в душе Куроо больше не находил. Точнее, это Куроо в упор не понимал сердечных терзаний друга. И было бы на кого! Запал на какого-то литературного ботаника, от которого за километр веяло мерзлотой бескрайних ледников. Бр-р-р, жуть.       Куроо передёрнул плечами. Но спасать Бокуто, который и слова не способен молвить в присутствии предмета обожания, надо. Срочно! Мозг Куроо, заработавшего репутацию не только лучшего бро на свете, но и сущего кошмара универа, заскрипел шестерёнками на полную мощность.       Неопределённо хмыкнув, каверзные планы, плавно перетёкшие к извращениям в стиле БДСМ, Куроо с сожелаением всё-таки отмёл, лишь на секунду представив, что угадал с пристрастиями «ботаника». Бокуто стало жалко. Нет, нужно быть проще.       Подстроить свидание на горячих источниках? Столкнуть «ботаника» с лестницы в объятия бро? Врезать обоим, чтоб в медпункте встретились? Подключить Ойкаву и организовать похищение инопланетянами?       На последней мысли Куроо замер, кивнув самому себе: привлечь к мозговому штурму Ойкаву — прекрасная идея. Он улыбнулся, но тут же схватился за волосы и потянул в стороны. Чё-о-орт! Ойкава под асфальт его скорее закатает, чем сподобится помочь.       Проигрывать никто не любит, а Ойкава спор проиграл! Ему — Куроо, ещё и прилюдно. За что должен именно сегодня поплатиться, исполнив «очередную-тупую-шуточку-да-пожалуйста!» Что же делать?! Куроо замер на месте и тихонько выматерился, а потом вскинулся, сверкнул по-кошачьи жёлтым взглядом и упрямо поджал губы. Всё. Хватит!       Так. Ойкаву на мыло (кровавыми слезами умоешься, чучело!), бро и «ботаника» запереть на пару дней в аудитории (знает он тут одно заброшенное местечко), план «столкновения и водворения» разработать и воплотить в жизнь, прикупить жратвы и привлечь к делу Кенму. Друг детства уж точно никогда не откажет! Куроо и «воплотить в жизнь»       — Да нет же, бро! — окончательно психанул Куроо, в пятый раз объясняя маршрут. — Вот сюда спускаешься, сюда поворачиваешь и в третью дверь слева. Понял?       Бокуто кивнул. Но в глазах у него отсвечивал настолько явный географический кретинизм, что Куроо не выдержал — выдрал очередной лист из конспекта и нарисовал, даже стрелочки для наглядности заштриховал.       — А потом? — всё-таки не сдержал любопытства Бокуто, хоть и доверял Куроо безоговорочно.       — А потом сюрприз! Ты же любишь сюрпризы?       Куроо радостно оскалился в ответ на частые кивки, хлопнул Бокуто по спине, подмигнул и скачками отправился в раздевалку «издеваться» над Ойкавой.       Бокуто ещё раз внимательно рассмотрел куроовские каракули, пожал плечами, положил листок на скамейку у своего полотенца и направился в душ.       — Обойдёшься! Никаких отмазок! — Куроо давил и играл на публику. — Напялишь на себя и пройдёшься по универу!       Ойкава, отточено-верным движением пальцев смахнув с красивого лица отросшую чёлку, гордо распрямил плечи и вскинул подбородок, всем видом демонстрируя королевское презрение.       — Да и пройдусь! Где там твой шикарный парик?       — Пять минут, и всё в ажуре!       Куроо вылетел из раздевалки — уродский парик с короной он забыл в сумке, небрежно скинутой у скамеек в спортзале. Роясь в беспорядочно сваленных шмотках, Куроо с трудом отыскал нужное и тут же подпрыгнул, задавленный панической мыслью: Кенма! Он не успел подговорить Кенму!       «Коронованный» парик полетел на скамейку, прикрыв записку для Бокуто.       Куроо испарился из спортзала со скоростью звука. Быстрее, быстрее!       Кенму он догнал на выходе из кампуса. Уф. Повезло. Кенма и «Да понял я, понял»       Меньше всего ему хотелось потакать капризам Куроо! Но эта пиявка прилипла настолько прочно, что Кенма и сообразить не успел, как опять оказался в универе: в незнакомом пыльном коридоре у тусклого окна.       Да и чёрт с ним. Консоль-то у Кенмы никто не отбирал, можно пэкашить дальше: настроение с утра паршивое, хотелось убивать… Что Кенма благополучно и делал весь день, к вечеру загремев в анти-топ, где он ещё до ночи намеревался занять первое место.       — …Бокуто. Ты же помнишь Бокуто?       Кто-то — ах да, Куроо! — потряс его за плечо. Кенма недовольно зыркнул исподлобья на этого… возмутителя. Дропнуть его, что ли?..       — Здоровый белобрысый парень с безумной причёской.       Кто бы говорил насчёт причёски. Кенма слабо дёрнул губами в намёке на улыбку и, казалось, в сотый раз кивнул.       — Если спросят — а они обязательно спросят! тут такой лабиринт! — подробненько распишешь им, куда надо топать. Понял?       — Кто спросит? — реально удивился Кенма, сходу не сообразив, почему Бокуто вдруг в «они» превратился.       — Кен-н-нма-а-а! — Куроо затрясло; не выдержав, он заорал: — Бокуто и его «ботаник»!!! Бокуто — здоровый бело…       — Это я запомнил.       — «Ботаник» — чуть пониже, чернявый, глаза светлые, рожа вот такая.       Куроо изобразил. Кенма моргнул, понимая, что не просто запомнил — эта рожа ему по ночам сниться будет.       — Отправишь их…       — Вниз по лестнице, повернуть два раза направо и в третью дверь слева.       — Охо-хо! Слава богу!! Понял!!!       — Да понял я, понял. Куроо и последний шаг       — Эй, ты! Как там тебя?..       — Акааши, Куроо-сан.       Знатно так удивившись, Куроо приподнял брови и на секунду задумался, но переспрашивать «ботаника» о его осведомлённости не стал — время поджимало.       — Оя-оя! Точно. Вот, — втиснул он в руку Акааши смятый листок. — Тебя Некомата-сэнсэй попросил принести учебные пособия из старой аудитории. Сказал, что папки на столе за дверью комнаты отдыха.       — А-а…       — Всё. Я передал! Ойкава и чувство юмора       Да он издевается! Мало того, что пришлось ждать в раздевалке, так ещё и полчаса спустя вынужденно признать перед хихикающими сокомандниками, что в который раз попался на удочку Куроо, став разменной монетой идиотского чувства юмора.       Подхватив сумку, Ойкава вышел из раздевалки, громко хлопнув дверью и сделав вид, что дружный ржач ему померещился. Гр-р-р. Он эту курятину на бульон пустит!       Ойкава чертыхнулся и присел на скамейку — шнурок развязался.       Фанаткам своим скормит!       Взгляд зацепился за кем-то забытое полотенце и лежащий рядом с ним парик.       Без соли!       Дыхание перехватило, ужас забился в горле. О боже. О господи. О всевышний.       Ни за что! Он это не наденет!       Рука невольно потянулась к кошмару всея жизни: выбеленный, местами с желтушными пятнами, всклоченный парик даже торчащими во все стороны залакированными прядями не скрывал издевательски приклеенной практически надо лбом крохотной короны.       Ойкава сглотнул. Зажмурился и потряс головой. Но время вспять не повернулось — спор он проиграл. Что ж… Резко выдохнув, Ойкава напялил на себя парик, развернув корону к затылку. А что? Уточнений по поводу и без от Куроо не поступало. Значит, остальное на усмотрение Ойкавы.       Дыхание вновь перехватило. Вот же гад! Записку, кошак драный, оставил. Наверное, с теми самыми уточнениями. По ходу расшифровки куроовской клинописи Ойкава с каждой секундой удивлялся всё больше и больше. Не по универу прогуляться? Дойти до складских помещений и найти богом забытую аудиторию? Странно. Но для Ойкавы выгодно — никто его в таком прикиде не увидит.       Со злорадной усмешкой вытащив из сумки ручку и дописав: «Считай, что сделал!» — Ойкава поспешил к выходу из спортзала: быстрее закончит, быстрее вернётся домой и захейтит Куроо в лайне так, что тот месяц из общаги не покажется.       А пока — бежать и успевать щёлкать камерой, увековечивая собственный позор для фотоотчёта. Гр-р-р! БокуАк и «похищение»       Этот корпус заколдован. Пусть всего лишь складские помещения и комнаты для не особо популярных клубов, но ведь хоть кто-то живой на пути должен был попасться! Акааши нервничал и мысленно чертыхался — тренировку волейбольной команды он как пить дать пропустил. А это значит, что сегодня он не увидит Бокуто-сана.       Плохо. План «остаться наедине» провалился. Акааши неделю готовился, даже Ивайзуми уговорил помочь, но… Что за невезение! Почему судьба к нему так жестока?! Грусть накатила с новой силой, в хлам испоганив остатки позитивного настроения. Вяло передвигая ногами, Акааши даже по сторонам не оглядывался, наугад толкаясь во все двери, попадавшиеся на пути.       Розыгрыш он заподозрил после пятого поворота, оказавшись у знакомой лестницы. Но всё же шанс оставался… Может, стоит спуститься? Вдруг он этажи перепутал. Акааши тихо вздохнул и, в который раз уставившись на записку, шагнул к лестнице. Чёрт! Ступенька!       Бокуто заблудился. Ему казалось, что даже заштрихованные стрелочки над ним издевательски подхихикивали. Да где эта чёртова аудитория?! Может, по лестнице надо было подняться? Он завернул за угол и, запнувшись о ступеньку, рванул наверх.       — Оп-ля! — Бокуто покачнулся под тяжестью свалившегося на него тела, хватаясь рукой за перила и немного сдавая назад. — А я тебя поймал. Чего такой торопливый? Ауч… э-э… я-а-а…       Он наконец-то разглядел, кого обнимает. Руки сковало льдом, язык прилип к нёбу, а сердце заколотилось так, что… Акааши выгнул брови и удивлённо прислушался, постепенно заливаясь краской смущения.       — П-прошу прощения, Бокуто-сан. Я был невнимателен. И спасибо.       Он попытался отстранится — бесполезно: руки Бокуто намертво сцепились, прилипнув к спине. И выпускать в ближайшее время он его явно не собирался. Акааши вздохнул и осторожно похлопал Бокуто по плечу.       А у того в голове птахой в клетке билась единственная мысль: «Акааши знает его имя!» Видимо, что-то такое отразилось и в мимике Бокуто, раз Акааши закатил глаза, вновь вздохнул и спокойно пояснил:       — Разумеется, я знаю ваше имя. Я люблю волейбол.       «И волейбол любит!» Бокуто совсем поплохело, он окончательно размяк и поплыл, неосознанно сдвигая руки на задницу Акааши. Тот поджал губы, прищурил глаза и наступил ему на ногу. Ойкнув и отмерев, Бокуто шумно задышал, отпрянул в сторону и выпученными глазами уставился на вкрай заалевшего Акааши.       Так они и стояли друг против друга: молчаливые, красные, не знающие, что делать дальше. Что-что… Бежать! Как и всегда, на волне паники Бокуто реагировал лишь в два направления: отступление или атака. Акааши пугал до дрожи, притягивал до выпирающего стояка и просто сводил с ума. А потому…       — Стоять.       Конечно-конечно, не вопрос. Бокуто даже лапу готов подать и хвостом вильнуть, а уж про команду «лежать» и говорить нечего. Внезапно Акааши приблизился и взял его за руку — прощай разум. Бокуто опять поплыл в страну розовых пони и семицветных радуг.       — Бокуто-сан! — встряхнул его Акааши, привлекая внимание, и медленно заговорил, будто решившись на что-то очень для себя важное: — У меня есть два билета на горячие источники. Знакомый, с которым я должен был ехать, отказался в последний момент. Не хотите… со мной? Правда до вокзала мы едва успеваем и то, если прямо сейчас отправимся.       Глядя на до сих пор пребывающего в прострации Бокуто, Акааши постепенно затихал, сухо сглатывая и заметно волнуясь. Но тут Бокуто чуть ли не в прямом смысле этого слова засиял, вспыхнув глазами, улыбкой, аурой.       — Да я… да мы… С тобой хоть на «Титаник»!       Поразившись резкой перемене, Акааши невольно улыбнулся в ответ, с восхищением разглядывая этот сгусток энергии и мысленно закипая восторгом: он смог! он сказал! его не отвергли! и они целых полтора дня проведут вместе!       Ох. Ещё бы Бокуто успокоить, а то вон как трясёт бедолагу.       — Только сначала в медпункт заглянем, — мягко направил его Акааши в нужную (он надеялся) сторону, потянув за собой. — Вы руку поранили. Наверное, о перила поцарапались.       До одури счастливый Бокуто хвостиком шагнул следом, но тут же остановился, хлопнув себя по лбу.       — Ауч! Мне ещё поручение Куроо выполнить надо.       — Что за поручение? — недобро прищурился Акааши, леденея взглядом и скатываясь в подозрения о пресловутом совпадении.       — Да вот…       Бокуто протянул записку. Акааши прочитал. Сосчитал до десяти — туда и обратно. А потом успокаивающе заглянул Бокуто в глаза и покачал головой.       — Не надо. Смотрите.       Разгладив листок, он ногтем подчёркнул явно сделанную на скорую руку приписку: «Считай, что сделал!»       — Охо-хо! Здóрово! Опаздываем, говоришь? Тогда побежали!       Уже в поезде, почёсывая зудящую кожу вокруг пластыря на ладони, Бокуто спохватился и настойчиво затормошил дремавшего на его плече Акааши. Тот с трудом разлепил веки, зевнул в кулак и вопросительно уставился на Бокуто, судорожно сжимавшего в руке телефон.       — Слушай, а что мы своим скажем?       — Ничего, — мстительно припечатал Акааши.       Он мягко разжал пальцы Бокуто, отобрал телефон и отключил, забросив к себе в сумку рядом с таким же потухшим и безмолвным — собственным.       — Пусть думают, что нас инопланетяне похитили. Кенма и «белобрысый» с «ботаником»       Получай! Кенма яростно вдавил кнопку большим пальцем, указательным и безымянным подхватывая посекундный ритм нажатия, выдавая потрясное комбо. Думаешь, если читеришь, так на тебя управы не найдётся?       — Прости, ты не подскажешь…       Затуманенный предвкушением победы взгляд мазнул по крепко сложенному брюнету. Ага, «ботаник», наверное. Да и рожа вроде подходящая. Куроо там ещё что-то про глаза говорил, но Кенма в упор не помнил. Да и чёрт с ним, вряд ли чернявые «ботаники» тут толпами ходят.       — Вниз-по-лестнице-повернуть-два-раза-направо-и-в-третью-дверь-слева, — скороговоркой выдохнул Кенма и добил-таки читера.       На него тут же посыпались подкрепленные угрозами в общем чате вызовы. Обнаглевшие нубы! Ха. Не дождётесь. Он уже разогрелся. Слабó впятером? Ну держитесь…       — Эй!       На периферии зрения в фокус попала безумная причёска с выбеленными прядями, торчавшими во все стороны.       — Вниз-по-лестнице…       — Э-э, спасибо.       «Обязательно рассказать Куроо о вежливом Бокуто», — отправил удивительное в кэш подсознания Кенма и окончательно отключился от реала. ИваОй и химия       На кой чёрт Некомате-сэнсэю сдались эти пособия? Старьё, хранящееся в богом забытом архиве среди складских помещений и клубных комнат. Тьфу. Ещё бы архив этот долбаный найти!       Ивайзуми злился на неточные инструкции, на лабиринт из поворотов и лестниц и на проклятое невезение, заставившее пропустить тренировку волейбольного клуба. А ведь ещё и Акааши обещался помочь, да и Ойкаву до дрожи в пальцах хотелось увидеть.       Нет, в отличие от Акааши, он так и не решился на действие-признание, но упустить возможность облизать хотя бы взглядом боль влюблённого сердца Ивайзуми не мог. Твою мать. Все планы полетели к чертям!       Злобно пнув очередной угол поворота в никуда, Ивайзуми неожиданно остыл, с удивлением заметив у запылённого окна странного типа. Вот она! Жертва допроса! Хотелось схватить за грудки и потрясти, выколачивая правду жизни, но Ивайзуми быстро взял себя в руки и вежливо поинтересовался:       — Прости, ты не подскажешь…       Тирада инструкции намертво впечаталась в память. Ивайзуми попятился, настороженно следя за проворно порхающими по кнопкам игровой консоли пальцами. Странный парень оказался телепатом! Ну его к чёрту. Главное, даже не дышать, а то вдруг…       Лестница напомнила о себе ступенькой, чуть было не отправив Ивайзуми в полёт. Вернув равновесие, он пулей спустился и занялся подсчётом поворотов. Ага, вот и нужная дверь! С облегчением провернув ручку-замок и влетев внутрь, Ивайзуми, автоматически обернувшись на звук хлопка, чуть не поседел: ни замка, ни ручки с обратной стороны не наблюдалось.       Коротко взвыв и долбанув по двери кулаком, Ивайзуми носом прижался к узкому прямоугольнику толстого стекла, пытаясь в безмолвной пустоте высмотреть признаки жизни (он даже на того самого телепата согласен). Чёрта с два! Выдохнув сквозь зубы, Ивайзуми огляделся.       На аудиторию непохоже, скорее клубная комната: длинное окно под потолком, парты-стулья, одинокий шкаф с забытыми брошюрами и тетрадями, затёртые временем плакаты… Ивайзуми прищурился — в полумраке и не сразу разглядишь неземные образы пришельцев. Тьфу! Где тут свет включается?       По закону всех подлостей, свет включаться отказался. Пощёлкав тумблером и окончательно убедившись в собственной невезучести, Ивайзуми, наконец, обратил внимание на спрятавшуюся за шкафом дверь. Удача?!       Конечно-конечно, разве это не удача — продавленный диван, круглый стол и туалет? И даже вода в бачке оказалась, и раковина работала, правда, только с холодной водой дружила, обломав с кипяточком. Ха-ха-ха.       Сбросив нервным смехом напряжение, Ивайзуми успокоился и принялся планировать освобождение: перво-наперво — разобраться с входной дверью… С открытой входной дверью и с пинка вломившимся в помещение лохматым белобрысым типом.       — Стой! Придер…       Мольбы о спасении заглохли на корню, стоило только Ивайзуми рассмотреть вошедшего. И пусть схлопнутся все двери мира! Пусть никто и никогда больше сюда не зайдёт! Пусть. Упускать подарок судьбы он не собирался.       — Та-а-ак, ну и что дальше, прекрасный незнакомец?       Развязно-манерное обращение немного покоробило, но подоплёки Ивайзуми не понял. С независимым видом усмехнувшись, он упёрся задницей в ближайшую парту, сложил руки на груди и пофигистически выдал:       — Обустраивать место ночёвки.       — Размечтался, — фыркнул Ойкава и зарылся в сумке, отыскивая телефон. — Подожди, — вскинулся он, — какая ночёвка?       — Дверь открывается только снаружи, если не заметил. — Ивайзуми искренне постарался сдержать восторг в голосе. — Единственный, кто знает о том, что мы здесь, странный парень у окна…       — Это не парень, это Кенма, — отрешённо перебил его Ойкава, отыскивая в сонме контактов номер Куроо. — Сейчас разберёмся.       Боже, если ты существуешь (а Ивайзуми в это уже почти поверил), не позволь случиться непоправимому!       — Слушай, ты-ы-ы! Какого хре…       Как оказалось, «Боже» всё-таки существовал: телефон жалобно пиликнул и отрубился. Ивайзуми мысленно двадцать пять раз посетил храм; Ойкава вслух послал сучность бытия в километровые дали.       — У тебя что, нет телефона? — обратился он к Ивайзуми.       — В сумке, — флегматично пожал тот плечами. — А ты что, причёску сменил?       Ойкава не просто покраснел — он за секунды перелинял во столько оттенков, что Ивайзуми восхищённо присвистнул, насмешливо проследив за полётом отброшенного в сторону парика. Перехватив злобный взгляд, он тут же выставил вперёд руки и с многозначительной улыбочкой пресёк жажду убийства:       — Могила. Но только если ты дотянешься до окна и откроешь.       Ойкава заценил масштаб проблемы, подвинул к стене с окном парту и водрузил на неё стул.       — Подержишь?       Не дожидаясь ответа, он забрался на шаткий стул, налёг на ручку, намертво впаянную в растрескавшуюся раму, и попытался повернуть. И пока Ивайзуми горящим взором фиксировал в памяти картину «вид Ойкавы снизу вверх», тот изо всех сил старался несчастную ручку хотя бы на миллиметр сдвинуть.       Чуть не навернувшись, Ойкава экспрессивно напомнил о поддержке и продолжил бесплодные попытки реализации плана по освобождению. Ивайзуми украдкой облизнулся и… поддержал: взобрался на парту, уселся поудобнее и крепко сжал руки на бёдрах Ойкавы, истово борясь с желанием переместить ладони на обтянутые джинсами ягодицы.       — Вообще-то, я про стул.       — Вообще-то, уточнять надо.       Скользнув руками по ногам, Ивайзуми ухватился за стул и невозмутимо поморгал, приподнимая бровь в ответ на обернувшегося с поджатыми губами Ойкаву.       — Слушай, ты откуда такой непонятливый взялся?       Окончательно убедившись в бесполезности «вскрытия», Ойкава ловко спрыгнул на пол и навис над спустившимся со стола Ивайзуми.       — Химфак, второй год. Ивайзуми Хаджиме, если тебе интересно.       — Что ж, — неопределённый хмык, — теперь ясно, почему мы раньше не встречались.       Ивайзуми отвернулся и направился в сторону комнаты с диваном: хотелось пить, а вода, помнится, только в кране.       — Встречались. И не раз, — бросил он через плечо. — Просто за толпой фанаток ты меня не замечал. — Ивайзуми тут же отмахнулся, заметив, что Ойкава приоткрыл рот: — И не надо представляться. Волейбол я тоже люблю.       — Тоже?       — После химии… и реакций.       Нет, конечно, Ойкава привык к двусмысленности в разговорах, но… Сейчас казалось, что не только слова — воздух! — заискрил настолько откровенными намёками, что хребет страхом прошило. Бр-р. Ойкаву передёрнуло.       Правда на первый (и даже на второй) взгляд опасным загадочный Ивайзуми не выглядел. И если не считать ползущего по венам жара и странного желания пристальней всмотреться в глубокую зелень серьёзных, с капелькой веселья глаз, ситуацию вполне можно считать обычной… с учётом куроовского чувства юмора.       Видимо, последнее он произнёс вслух.       — Куроо? — Усевшись на диван, Ивайзуми свёл брови к переносице. — Куроо, Куроо… Лохматый центральный блокирующий с идиотской улыбочкой?       — Бро-о-о! — растёкся в умилении Ойкава, явно кого-то пародируя. — Ты меня понял!       — Может, вернёмся к проблеме? — увернулся тот от наигранных объятий, попутно отводя от себя подозрения. — Скоро окончательно стемнеет…       — Не выйдет, — сухо отрезал Ойкава, доставая из-под стола незамеченную ранее Ивайзуми коробку. — Этот гад всё предусмотрел. Но почему ты? Мы ведь даже незнакомы!       Не собираясь отвечать, Ивайзуми озадачился коробкой: бутылки с водой, чипсы и яблоки. М-да. У кого-то явно нелады с определением понятий «ужин», «калории» и «два здоровых парня в запертом помещении».       Неожиданно Ойкава будто маску скинул: выдохнул, осунулся, плечами поник и плюхнулся на диван.       — Устал. Хочу в душ и рис с креветками.       Сердце дрогнуло. Ивайзуми понял-посочувствовал, но «дивана и Ойкавы» хотелось больше. До утра ведь с ними ничего не случится, верно?       — Могу предложить унитаз и чипсы, — попытался разрядить он обстановку.       — У тебя руки красивые, — не в тему заявил Ойкава, еле ощутимо касаясь пальцами запястья Ивайзуми.       Ауч. Мысли сбились, дыхание перехватило. Ивайзуми тупо уставился на свои руки: узловатые пальцы, огрубевшая кожа, бесчисленные ожоги и мозоли, глубоко продавленные линии… Разве это красиво? Он посмотрел на Ойкаву. А тот, вдруг ставший обычным, нормальным — без манерности — парнем, спокойно улыбнулся и кивнул.       — С таким руками и характером ты был бы отличным асом. — И внезапно с придыханием и абсолютной убеждённостью: — Мы бы с тобой мир порвали!       — Ты и так его порвёшь, — вырвалось прежде, чем Ивайзуми осознал всю горячность утверждения.       Тишина поглотила темноту, наполнив пространство натянутой недосказанностью. Ойкава хрупнул яблоком, вложив другое в ладонь Ивайзуми.       — Химия, мать её… — едва слышно; и тут же с наигранной бодростью: — Чипсы твои, мне нельзя. — Он поднялся с дивана. — В туалет я первый. — И в унисон с хлопком двери: — А Куроо мы убьём завтра! ИваОй и завтра       Утро или день (чёрт его знает!) завалили проснувшегося Ивайзуми непередаваемыми впечатлениями от тяжести придавившего сверху тела. Ауч. Нога затекла, бок кололо, грудь еле вздымалась, в горле першило… Но Ивайзуми лучше сдохнет, чем хотя бы пошевелится!       — Прости. Я не…       — Нормально. Только сползай медленно.       Твою ж! Это он зря. Непродуманно. Ойкава, как и просили, сползал медленно. Вот только стояк наливался кровью раз в сто быстрее. И надо быть полным дебилом, чтоб не заметить!       Дебилом Ойкава, к сожалению (или к счастью?), не был. Но краснел он поразительно пылко: мгновенно, ярко, ощутимым огнём… Ивайзуми прикрыл глаза, для надёжности прижав к лицу ладонь, и неосознанно закусил губу.       — Ты это…       — Заткнись, Дуракава!       — Понял. В туалет…       — Ты первый!       К моменту его возвращения Ивайзуми успел прикончить бутылку воды и пачку чипсов, заменивших полноценный завтрак. Не глядя на до сих пор смущавшегося Ойкаву, он пулей метнулся за дверь и с облегчением выдохнул, с досадой отмечая предательскую дрожь в руках и по-прежнему давивший на ширинку стояк. Чёрт. Надо с этим кончать.       — Ты уже за… кха-кха… — поперхнулся Ойкава, словив раскрытым ртом диванную пыль, куда секундой ранее бросил ящик с остатками провианта. — …кончил?       Ивайзуми моргнул и чуть было не выдал, что да — целых два раза. Хм-м. Некстати в голове прорезалось осознание, что дебилом Ойкава не был. Тишина опять убила. И на этот раз одновременно покраснели оба, через минуту засуетившись и постаравшись не смотреть друг на друга.       Разделив остатки яблок (два Ойкаве, одно — Ивайзуми), они запили нехитрый завтрак (обед?) остатками воды и не сговариваясь рванули к выходу.       Дверь попеременно оказалась пощупанной, побитой, «обласканной» и поставленной в очередь на умертвление. Но никакие угрозы, уговоры и попытки выбить косяк не помогли.       Возвращаться в комнату с диваном они не стали, уселись у двери и разговорились. Ойкава, как со вчерашнего «перелинял» в нормального человека, так и не стал больше выпендриваться и строить из себя невесть кого.       Ивайзуми оценил. Честно! Высказал всё наболевшее по поводу фанаток, опозданий на тренировки, больном колене и… Принял отдачу. Возмущения по поводу давно уже вылеченного колена, виновников-преподавателей, не вникающих в перлы изложения великого гения, и обожаемых фанаток, без которых Ойкава (да! он имеет право на небольшую слабость!) не мыслил своего существования.       — А ещё я хочу нормально поесть! — внезапно вырвалось. — И сладкого!       — Тебе нельзя, — автоматически напомнил Ивайзуми.       — Но если очень хочется, то можно! — не остался тот в долгу.       — Точно! — хлопнул себя по лбу Ивайзуми и полез в задний карман джинсов. — Вот. Держи.       В ладонь Ойкавы он вложил сплюснутый квадратик — буквально на ячейку-деление стандартной шоколадки, — обёрнутый в тетрадный листок. Ойкава посмотрел-посмотрел, развернул, убедился, что да — белый с орехами, и в изумлении заорал:       — Ты не девчонка!!!       Э? Шокированный прозой жизни Ивайзуми постучал кулаком себя по лбу и покрутил пальцем у виска. Совсем плохой, что ли? Утренний стояк тебя не убедил? Но вслух возмутиться не успел — Ойкава затараторил с такой скоростью, что Ивайзуми еле успевал осознавать сказанное:       — Да я эти шоколадки раз в неделю получаю! И ладно бы шоколадки, так ведь нет — по кусочку, будто знает кто, что именно такой и люблю, но мне нельзя! А на Белый день* обёртка с иероглифом попалась. Я и подумал… Сейчас… — Ойкава метнулся до сумки, закопошился и выудил «улику». — Смотри, вот тут.       Ивайзуми даже смотреть не стал — понял сразу: в тот день у него под рукой единственная тетрадь оказалась, а чистых листов в ней не было. Он постарался оторвать уголок, но не заметил, как…       — Видишь? Видишь?! — торжественно, не сбавляя накала, вещал довольный Ойкава. — Написано «Ива»!* Я и решил…       — А сохранил зачем? — глухо спросил Ивайзуми, вплотную прижимаясь к входной двери и стараясь разглядеть сквозь стекло хоть кого-нибудь, кто «отменит» обличающий позор.       — Просто я… просто… Не знаю.       Обыденное «не знаю» и отрешённый голос заставили обернуться. Ойкава стоял, уперев взгляд в пол. В руке он мял предательский обрывок листка и шумно дышал, закусывая губы. Ивайзуми подался к нему, потряс за плечо и попытался заглянуть в лицо.       — Эй. Да всё нормально. Подумаешь… Ну перепутал! — Он привычно попытался скрыть собственные чувства, возвращая всё на круги своя. — Не заморачивайся. Не хотел тебя смущать. Я хотел…       Ойкава в мгновение сжал пальцы на подбородке Ивайзуми, приподнял его лицо, склонился и мягко коснулся почему-то пересохшими губами не менее сухих губ.       Грёбаная тишина! Ну почему?..       — Угадал?       — Нет.       Ивайзуми ответил твёрдо, с той уверенностью, что ломает все преграды. И плевать! Собственническим жестом притянув Ойкаву к себе, стиснув зубы и яростно выплеснув взглядом всё сокровенное, он на короткий миг расслабился, дёрнул в намёке на улыбку губы и поцеловал: так, как мечтал почти два года, практически ощущая вкус белого шоколада на языке.       Ойкава и был шоколадом: сначала твёрдым, напряжённым, но под напором ласки — тающим, соблазняющим сладостью и обещанием большего. Это сводило с ума! Ивайзуми толкнул его к двери, шагнул дальше, не соображая, что давешняя преграда выпустила их на свободу, припёр Ойкаву к стене, прижался бёдрами и углубил поцелуй.       Последней связной мыслью дрожащее возбуждением существо прошило единственно-важное: «Спасибо, Куроо». Куроо и «Твою мать!»       — Бро… Бро, ты меня слышишь? Бро, ты не поверишь! У меня тут такое! Такое!       Улучив минутку, Бокуто включил телефон, дозвонился и тут же завалил лучшего друга безмерным восхищением. Да, Акааши запретил, но поделиться счастьем хотелось до сверхновой перед глазами!       — Бро!!!       Куроо выслушал, многозначительно причмокнул и поздравил, памятником с приклеенной улыбкой и недобритой рожей застывая перед зеркалом. Уставившись на погасший экран телефона, он дотошно прокрутил в голове сказанное Бокуто и заледенел от страха.       — Время, — буркнул Кенма, заходя в ванную. — Вали отсюда.       — Кенма-а-а, — ласково так пропел Куроо, придерживая его за плечо рукой, в которой сжимал бритвенный станок, опасливо приблизившийся лезвиями к горлу друга детства. — А скажи-ка, понятливый мой, кого ты запер в недоступной человеческому восприятию комнате?       Кенма озадаченно склонил голову набок, убрал за ухо заслонившую лицо высветленную прядь и, пожав плечами, напомнил:       — Бокуто и «ботаника».       — Да ну? — с акульей улыбочкой уточнил Куроо.       — Ну да, — инфантильно подтвердил Кенма и потянулся к зубной щётке.       Куроо глубоко втянул воздух в лёгкие, подумал-помолчал, выдохнул, понял, что спорить бесполезно и, наскоро обтеревшись полотенцем, скачкáми помчался из общаги к универу.       Чувствуя себя прóклятым умертвием, обтекая пóтом и мысленно — горючими слезами, он всеми клятвами умолял судьбу сжалиться над ним. Но, видимо, указующий перст этой капризной дамы сегодня оказался направленным не в его сторону.       Осторожно приблизившись к нужной двери, скосив правый глаз и почему-то потянувшись носом, он заглянул в прямоугольник окошка, понял расклад и догадливо провернул ручку, щёлкнув замком.       Незнакомый парень вытолкнул Ойкаву до стены и ухреначил в такой потрясный засос, что стало завидно. Куроо надулся, прищурился, сочинил смешную шутку и… Инстинкт самосохранения подсказал — не рыпайся, заткнись и не отсвечивай.       Понял, не дурак. Своему внутреннему «я» Куроо доверял безоговорочно. Не факт, конечно, что всегда пользовался его советами, но в такие вот моменты… Куроо шмыгнул носом и свинтил куда подальше, окунаясь в водоворот зависти и обиды с полным признанием поражения собственной гениальности.       Твою мать! «Спасибо» для Куроо       — Ива-чан, мы так не договаривались! — злобно прошипел Ойкава, хватая того за грудки. — Слабительное! Помнишь? Ты обещал!       — Отвали, Дуракава! Снотворное круче. — Ивайзуми отпихнул его и одёрнул футболку. — Я просто забыл сказать, что Куроо…       За взрыв эмоций хотелось отомстить. Ивайзуми замолчал и принялся демонстративно стряхивать несуществующие пылинки с вóрота. Ойкава вконец озверел и заскрежетал зубами. Но Ивайзуми предвкушал кайф, прекрасно зная, чем именно оборачивается нереализованный в волейболе всплеск эмоций его парня. А сегодня тренировок нет — выходной.       — Ладно, уймись. Я твоего Куроо — хорошо-хорошо, не твоего — укатал по тому же адресу, так что радуйся.       — Э-э… Ива-чан? — попытался уточнить Ойкава, не в полной мере прочувствовав подлянку для «извечного недруга».       — Ну-у, не только же нам с тобой судьбу искушать. — Ласково проведя тыльной стороной ладони по щеке Ойкавы, Ивайзуми усмехнулся: — У Куроо, между прочим, тоже есть, хм-м, поклонник. Мой хороший знакомый, кстати.       Ивайзуми разулыбался настолько искренне и бесшабашно, что Ойкава невольно восхитился и сжал кулаки: этот образ стрелой въелся в душу, вышибая последние сомнения в правильности выбора.       — Психованный малость, но… — Ивайзуми, будто бы и не замечая метаний Ойкавы, продолжил «оправдываться»: — Думаю, Куроо понравится.       — И до тех пор, пока точно не понравится, — на волне подхватил Ойкава, — чёрта с два мы их оттуда выпустим.       — Согласен!       Знакомая комната, знакомый диван. Убеждённость в закрытой двери и отсутствии телефонов. Мрачно рассматривающий его светловолосый тип с огромными глазами. Звенящие от пинка после «чего расселся, мелкий?» яйца. Стёртая хуком справа ухмылка…       И коробка с бутылками воды и пачками сухого рамена.       Чайника в пределах видимости не оказалось.       Пиздец.