Око за око

      Кэролайн ушла домой вскоре после того, как так и не смогла дозвониться до своих друзей. Поэтому Клаус уже час скучает в одиночестве. Его паранойя из-за сложившейся ситуации с проклятым лекарством только усугубляется. Не может расслабиться или же переключить внимание на что-то другое — вскоре все мысли возвращаются к вопросу: что будет, если Елена со своими приятелями доберутся до лекарства и засунут ему его в глотку?       Появление Элайджи конечно немного успокоило нервы, но вместе с тем, добавило определённые неудобства. Он уверен, Ребекка с радостью во всех красках расскажет брату, об их «разногласиях» за последнее время, да и момент с кинжалом она вряд ли забудет. Возможно, для убедительности даже пустит слезу. Следовательно, по возвращении Элайджи стоит ожидать долгую, утомительно скучную нравоучительную речь. Боже это последнее, что сейчас нужно! К тому же, он не забыл и тот немаловажный факт, что дорогой брат не так давно на полном серьёзе собирался его убить. Так что рассчитывать на радостное семейное воссоединение слишком наивно.       Пребывая в такого рода размышлениях, Клауса неожиданно посещает пугающее предположение: у Елены кол из белого дуба, а что если они умудрятся убить Элайджу и Ребекку, пока он беспомощно торчит тут? В таком случае он действительно останется один в этом мире. Эта мысль ужасает настолько, что с трудом делает вдох и в бессилии сжимает кулаки. В груди зарождается тянущее щемящее ощущение, и гибрид устало проводит ладонями по лицу, в надежде прогнать пессимистичные догадки вместе с неуместными эмоциями.       — Бред… — вслух рассуждает Клаус и обращает взгляд к потолку, созерцая люстру. — Предательница сестра сдружилась со Стефаном, а Элайджа не такой импульсивный дурак, как Кол, чтобы глупо поддаться эмоциям и недооценить противника. Хотя его закалывали уже дважды, так что и в этом нельзя быть уверенным на все сто. Повезло с семейкой, ничего не скажешь!       Бездумное просиживание дивана быстро наскучивает и Никлаус, встав, начинает неторопливо мерить шагами комнату. В попытке отвлечься, насвистывает весёлый мотив старой ирландской песни. На втором куплете, до его сверхъестественного слуха доносятся отчётливые звуки шагов снаружи у входной двери. И что странно — эти шаги не похожи на топот восхитительных ножек Кэролайн. Гибрид замирает и прислушивается. Различает какое-то бормотание, а затем слабый лязг поворота ручки входной двери и щелчок.       «Кого ещё нелёгкая принесла по мою душу?» — с раздражением думает Клаус. Неужели Локвуд вернулся, чтобы ещё позлорадствовать на прощание?       Шарканье в прихожей кажется совершенно незнакомым и шанс того, что вернулся Тайлер, улетучивается. Спустя мгновение в проёме, ведущем к кухне, появляется смуглая пожилая женщина лет шестидесяти пяти, которую Клаус видит впервые. На ней вязаное тёмно-бардовое пончо и широкая, почти до пят, серая юбка. В густые слегка волнистые чёрные волосы вплетены несколько пёстрых лент. На шее круглый амулет с причудливым резным орнаментом. Женщина останавливается и пронзительными зелёными глазами оценивающе рассматривает гибрида.       — Ты еще, чёрт возьми, кто такая? — всплеснув руками, недовольно ворчит Клаус, делает шаг ближе. Улавливает исходящий от гостьи запах кофе и ветра. Только занудной старухи-цыганки ему и не хватало. Сбивает с толку то, что незнакомка не удивлена и не испытывает страха, глядя на него, хотя логично предположить, что она осведомлена о том, кем он является. Боится или нет, для запоздалого ужина она в любом случае сгодится — решает гибрид и, в предвкушении трапезы, облизывает губы.       — Видимо, все манеры в вашей семье достались старшему брату, — приятным, на удивление мелодичным, для её возраста голосом, заявляет женщина. Фраза звучит не как вопрос, а скорее похожа на утверждение. Она добродушно усмехается, при этом, в уголках её глаз появляются морщинки. Затем уверенно входит в кухню и ставит на стол громоздкую из грубой кожи коричневую сумку, которую до этого сжимала в руках, держа перед собой.       — Зато мне перепало всё обаяние, — в привычной манере, с дерзостью отшучивается Клаус и с интересом следит за каждым движением незнакомки. Вряд ли это дальняя родственница Гилбертов, решившая внезапно погостить. Да и на одну из закадычных подруг Елены или Кэролайн она совсем не похожа, хотя того же сказать о братьях Сальваторе он наверняка не может. Замечает необычный, выглядящий очень старым перстень на её указательном пальце. Крупный круглый кроваво-красный камень, украшающий его, покрыт неизвестной гравировкой. Широкий медный браслет на запястье, с магическими знаками на внешней стороне, даёт подсказку, касательно природы этой незнакомки — она ведьма. Гибрид, сопоставляет все аргументы, и очевидный вывод напрашивается сам собой. Он самодовольно ухмыляется:       — Значит, это тебя прислал Элайджа?       — Верно. Меня зовут Гелла. Твой очаровательный брат вкратце описал насущную… проблему.       Дама начинает рыться в сумке и неторопливо доставать оттуда разные предметы, ставя их на стол: широкая жестяная миска, украшенная искусной резьбой, кусок мела, два пучка каких-то, ужасно воняющих трав, маленький стеклянный флакон с зеленоватой жидкостью. Затем из тёмного матерчатого мешочка высыпает на ладонь мелкораздробленные камушки неизвестного происхождения и со звоном отправляет их в миску. В завершении, туда же выливает из флакона вязкую жижу и кладёт два пучка приготовленных трав. Она внимательно осматривает приготовленные ингредиенты и, довольно кивнув, подходит к Клаусу.       — Заклинание не сложное, необходимо несколько компонентов и два абзаца нужных слов. К счастью, и того и другого у меня в избытке, дорогой, — Гелла останавливается на расстоянии вытянутой руки от гибрида: — Покажи, где начинается граница барьера?       Никлаус протягивает к ней руку, и ладонь врезается в невидимую преграду.       — Постарайся не двигаться, — женщина без заминки бесстрашно касается пальцами его раскрытой ладони и закрывает глаза.       Никлаус сразу же ощущает лёгкое покалывание от контакта — магия невидимой густой наэлектризованной пеленой окутывает его, вызывая отвратительное покалывание вдоль позвоночника.       Спустя минуту ведьма одёргивает руку, хмыкает себе под нос и подходит к столу. Она задумчиво смотрит перед собой, касается пальцами подбородка, но не предпринимает никаких действий.       Клаус, не отличающийся терпением, драматично выдыхает и не выдерживает повисшей тишины:       — Долго ещё?       — Не торопи меня! — сварливо огрызается на его реплику женщина. — Я не для того тряслась полдня в душном автобусе, чтобы выслушивать твои капризы, Никлаус. Ведьма, наложившая это заклинание, использовала не привычную для меня магию — не хочу ошибиться.       — Они называют это экспрессией, — с ухмылкой поясняет гибрид и отворачивается, заложив руки за спину. Он искренне надеется, что Элайджа не просчитался и эта ворчливая старуха покладистая в колдовстве, а не какая-нибудь дилетантка, умеющая лишь зажигать дрова в камине.       — Именно, — Гелла вынимает из сумки ступку, пестик, бумажный пакетик с сухими корешками и ещё несколько матерчатых мешочков с желтым порошком. Порошок высыпает в миску, а коренья кладёт в ступку.       Никлаус понимая, что все эти приготовления займут какое-то время, решает, как истинный джентльмен, вести светскую беседу, а заодно разузнать стратегически важную информацию:       — И так, как давно вы с моим братом знакомы?       — Очень давно, — загадочно произносит ведьма, пожимает плечами и принимается тщательно измельчать корешки пестиком.       — Ах, Элайджа и его ведьмы… — даже не скрывая колкого сарказма, вздыхает Никлаус, на губах появляется задорная ухмылка. В памяти всплывают все неудачные романы брата: — То ведьмы, то двойники. У него всегда был дурной вкус в женщинах.       — Это обидно. Не всегда же я была такой старой и сморщенной. Во времена молодости мне нравились галантные и опасные мужчины, а твой брат оказался в нужное время в нужном месте, с определёнными потребностями… — ведьма коварно подмигивает и с намёком приподнимает бровь.       Клаус брезгливо морщится. Женщина, видя его реакцию, довольно усмехается и поясняет:       — Потребностями в заклинании.       — Ох, хорошо, а то я думал, ты безвозвратно сломаешь мою хрупкую психику, — Клаус нетерпеливо шагает вдоль невидимого барьера, прислушиваясь к звонкому постукиванию при контакте пестика о ступку.       — Тысячелетний извращенец, — шутливо упрекает его ведьма, хихикает и, закончив перемалывать корешки, высыпает их в миску. Принимается чертить на столе мелом треугольник окружённый колдовскими символами. — Хотя, конечно, потом мы с Элайджей сошлись во мнении, что совместить приятное с полезным не помешает. Ну а дальше…       — Избавь от подробностей, иначе меня будут мучить кошмары, — весело смеётся Никлаус и в примирительном жесте поднимает руки.       — Не будь таким ханжой, — беззлобно журит его ведьма, старательно выводя знаки на поверхности стола: — Не все наделены бессмертием и вечной молодостью.       — Так чего не попросила Элайджу обратить тебя? Уверен, с его слабостью к красивым мордашкам не отказал бы.       — Заманчиво, но я ценила и ценю эту жизнь среди живых. Без обид, — ведьма отряхивает ладони и убирает в сторону мел.       — Какие обиды, дорогуша, — гибрид взволнованно переминается с ноги на ногу. Ему не терпится покинуть этот злополучный дом, в котором он засидевшийся гость.       Ведьма неопределённо кивает. Располагает ладони по обе стороны от миски, закрывает глаза и начинает произносить заклинание. После нескольких предложений содержимое посуды вспыхивает, синим холодным пламенем, и воздух наполняется очень резким специфическим ароматом. Клаус морщится, старается дышать ртом — для его обоняния этот букет запахов слишком едок и неприятен. По комнате проносится слабый ветерок, свет несколько раз моргает. Огонь неестественно высоко взмывает вверх, почти достигая потолка, а затем внезапно вовсе исчезает, не оставив после себя даже дыма. Ведьма произносит последние слова и открывает глаза — выглядит она уставшей, а на лбу проступает испарина.       — Готово, — Гелла делает глубокий вдох-выдох, тяжело опирается рукой о край стола и с любопытством смотрит на гибрида. — Попробуй выйти?       Клаус осторожно делает шаг и, не наткнувшись на барьер, удовлетворённо выдыхает:       — Надо же, получилось!       — Всегда, пожалуйста, — ведьма небрежно высыпает на столешницу из миски остатки ингредиентов, которые превратились в серый почти невесомый пепел. Затем начинает суетливо собирать принесённые вещи обратно в сумку.       — Та ведьма, что практикует экспрессию, играет с огнём.       — Это уже её проблемы, — Клаус безразлично следит за действиями женщины, которая торопится собрать свои пожитки. — А что будешь делать ты?       — Дождусь Элайджу, — Гелла застёгивает сумку и, схватив её, направляется к выходу. — У нас есть незаконченное дело. Надеюсь, сегодняшняя помощь тебе станет финальным аккордом в наших с ним взаимоотношениях, растянувшихся на сорок пять лет.       — Что ж, удачи тебе с этим, — Клаус коварно ухмыляется. Раз эта ведьма ведёт дела с Элайджей, он решает, что её убийство сейчас лишено всякого смысла. Неторопливо подходит к женщине и радостно добавляет: — А я тем временем, пойду кого-нибудь съем! Знаешь ли, проголодался.       Он с вампирской скоростью проносится мимо престарелой ведьмы и исчезает. Гелла осуждающе качает головой и, что-то проворчав себе под нос, тоже покидает дом, захлопывает за собой дверь.

***

      — Не будь мы бессмертные, я бы сказала, что со всей этой затеей потеряли несколько дней жизни, — безрадостно усмехается Ребекка и обходит высокий конусообразный муравейник, расположившийся по пути их следования к пляжу.       Гилберт идёт рядом с Сальваторе и старается игнорировать Майклсон. Ранее они обыскали брошенный лагерь и постройки, но никого не обнаружили. Теперь по импровизированной тропинке, возвращаются на берег, всё ещё надеясь найти там Деймона, Бонни и Джереми.       — Мне любопытно… — не унимается Ребекка и мельком смотрит на своих спутников, бредущих следом. — Раз с лекарством ничего не вышло, что думаете делать с Клаусом? Вы же понимаете, он не может вечно сидеть в доме Елены.       — Без понятия, — честно отвечает Елена, раздражённо отмахивается от комаров, пожимает плечами и смотрит себе под ноги, ступая по сухой траве. За всё это время, что они находятся на острове, она не задумывалась о последующей реакции Клауса из-за убийства Кола. До последнего надеялась, что удастся найти лекарство и превратить гибрида опять в человека, тогда все их проблемы испарились бы сами собой. Теперь же, когда всё изменилось, и весь план рухнул, она не представляет, как поступать далее: — Вся надежда была на лекарство, а теперь, когда его нет... Найдём Деймона, Бонни и тогда решим, как быть и что делать. К тому же, у тебя теперь есть кол из белого дуба.       — Я, конечно, зла на Ника, но не собираюсь убивать его, если ты на это намекаешь, — серьёзность в тоне Ребекки, злит Елену ещё больше чем, её ехидные комментарии, которыми Майклсон охотно делилась по пути сюда. — Да и не забывай, если умрёт он, умрёте все вы.       — Мы помним, — чувствуя накал атмосферы, вмешивается Стефан и ускоряет шаг. — Никто не собирается убивать Клауса.       — Вы его нет, но вот, он вас под большим вопросом… — Ребекка останавливается и дожидается, пока парочка поравняется с ней, при этом всем своим видом источает какое-то подобие сочувствия. Она как никто другой знает, каким жестоким и изощрённым может быть её брат, когда касается мести или наказания других: — Я тоже его взбесила, но что он мне сделает? Самое худшее — кинжал в сердце и на полвека в гроб. А вас он может разорвать на мелкие кусочки, и предчувствую, сделает он это очень медленно и мучительно.       — Давайте не будем думать о негативном, хорошо? — Сальваторе проходит мимо Майклсон и перешагивает через ствол поваленного дерева. Его примеру следуют и девушки.       Он с самого начала считал, что убийство Кола скверная идея с непредсказуемыми последствиями, но к его мнению Елена тогда не прислушалась, убедив всех в удачном исходе собственной затеи. Теперь же они остались и без лекарства и без запасного плана по сдерживанию Клауса. Остаётся мизерная надежда на то, что у Бонни достаточно сил, чтобы успешно противостоять гибриду в случае его нападения на них… Хотя, если быть откровенным и этот вариант не вселяет оптимизма — скоропостижная кончина профессора Шейна, от потери головы, лишила Беннет единственной помощи с её обретенными новыми навыками.       Миновав последние деревья у границы с пляжем, Елена обходит низкорослые кустарники и, ступая по песку, делает несколько быстрых широких шагов в направлении воды. Перед ними пустой берег и только привязанные к сухим деревьям, оставленные ими лодки.       — Их здесь нет, — Гилберт, всплеснув руками от разочарования и бессилия, пинает трухлявую корягу.       «Ну, конечно, их тут не будет» — Ребекка подавляет смешок, поражаясь наивности Елены. Не сказать, что сильно удивлена, никого не обнаружив на пляже. Неудачи, преследовавшие их на острове, не могли просто взять и появиться из воздуха — к этому явно кто-то приложил руку. Поэтому найти тут пропавших друзей и брата Елены было бы, слишком просто. Ребекка обращает внимание на Стефана, который сунув руки в карманы куртки, с тревогой и сочувствием смотрит на свою бывшую девушку.       Майклсон недовольно кривит губы, собирается присесть на сухой ствол поваленной несколько лет назад сосны неподалёку и выслушивать очередную слезливую тираду Елены, но замечает какое-то движение в стороне. В сотне метрах от них, у берега пришвартован, непонятно откуда взявшийся, белый катер с синей узкой полоской через весь борт. Но это не то, что ввергает её в замешательство. На берегу почти у самой кромки воды стоит Элайджа, Кэтрин, мать её, Пирс и какой-то мужчина, а рядом с ними на коленях сидят Джереми и какой-то парень.       «Клаус послал за мной Элайджу?!» — про себя негодует Ребекка. Подсознательно понимает, что Элайджа не причинит ей вреда… под стать Нику, естественно не засунет в гроб, но учитывая обстоятельства, на радушное приветствие рассчитывать так же глупо. И если за себя она не переживает, то с твёрдой уверенностью сказать тоже самое о сохранности здоровья и жизни своих спутников она не может. На Елену, конечно, плевать, а вот чтобы пострадал Стефан, ей не хочется, всё же за последнее время они сблизились. Бросает испуганный взгляд на Сальваторе — он, не замечая команду у катера, продолжает обеспокоенно пялиться на Елену, а затем, вздохнув, и видимо, чтобы утешить бедняжку, шагает к Гилберт.       — Стефан! — Ребекка за мгновение оказывается рядом с ним и, останавливает, схватив за рукав куртки.       Сальваторе вопросительно приподнимает бровь, Ребекка кивком указывает в сторону. Проследив её взгляд, он напрягается, и сердце начинает выбивать более быстрый ритм. Тандем Кэтрин и Элайджи — последнее, что Стефан рассчитывал увидеть здесь. И если мотивация Майклсона ему ещё понятна, то, что тут делает Кэтрин, он не представляет совершенно. В любом случае, их присутствие повод для беспокойства… как и связанный, как ему кажется, Джереми. Всерьёз начинает опасаться за Деймона, задаваясь вопросом: могла ли Кэтрин или Элайджа убить его? И где Бонни?       — Это не хорошо, — пальцы Ребекки, будто в подтверждении слов, сильнее сжимаются вокруг его запястья.       Сказанное девушкой лишь усиливают неприятное предчувствие, разрастающееся внутри Стефана. Он реалист и в данный момент ясно осознает, в каком они невыгодном положении. Шанс справиться с одной Кэтрин при помощи Ребекки есть, но одолеть ещё и Элайджу задача невыполнимая. Да и Ребекка не бросит вызов своему брату, не ради него и уж тем более не ради Елены.       — Будь осторожен, — дрогнувшим, как ему кажется, голосом шепчет Майклсон. Стефан еле заметно кивает.       — Элайджа… а с ним Кэтрин? — одними губами тихо произносит Елена, когда замечает Майклсона и на её лице появляется выражение искреннего удивления. Увидев в живых брата, она с облегчением выдыхает:       — Джереми!       Елена, словно не услышав предостерегающие слова Ребекки, решительно направляется в сторону давних знакомых, оставляя Стефана позади.       Ребекка старается не заострять внимания на появившемся гадком ощущении в животе и, отпустив руку Стефана, следует за Гилберт, в сторону брата. Брата, которого здесь быть вовсе не должно! По мере приближения к Элайдже, её тревога и нервозность усиливаются. Клаус, должно быть, рассказал ему всё об её участии и, наверняка, приукрасил с присущим ему излишним драматизмом. Поэтому, она уверена, старшему брату есть, что ей сказать. Эту гипотезу подтверждает его взгляд, прикованный лишь к ней, не к Стефану, не к Елене, а к ней. Даже с такого почтительного расстояния, видно, Элайджа смотрит на неё слишком пристально и слишком знакомо. Разочарование, осуждение, боль — всю эту палитру она с лёгкостью читает в его взгляде, когда подходит достаточно близко. А он последний в этом мире, кого она хотела бы расстроить, но так вышло, что смерть младшего брата как раз повод, чтобы расстроился старший. Ребекка понимает, что склонность Элайджи винить себя во всех земных бедах, вкупе с его чрезмерной преданностью их семье, может привести к весьма драматичной развязке всего происходящего на этом острове. Поэтому его появление не сулит ничего хорошего никому из них.       В груди всё неприятно сжимается, а к горлу подступает вязкий комок. Немного успокаивает лишь то, что старший брат не испытывает к ней ненависти, которая сочится обычно во взгляде Клауса и в его ядовитых словах, которыми он нарочно делает ей больно.       «Я всё объясню, он поймёт» — мысленно приободряет себя Ребекка. Расправляет плечи, стараясь выглядеть более уверенно, и приближается к брату. Элайджа выглядит уставшим и немного помятым. По его одежде, по не идеально отглаженным стрелкам на брюках и появившимся складкам на тёмной рубашке, можно судить, что находится он на острове дольше, нежели пару часов. Ну конечно, теперь всё встаёт на свои места: Сайлас, мёртвый Шейн и прочее дело рук Элайджи и… Кэтрин. Хотя, какого чёрта тут понадобилось Пирс, Ребекке не ясно, да и не особо интересно. Видимо запудрила мозги Элайдже, преследуя собственные цели, а он, как и все остальные идиоты до него, развесил уши, повёлся на её чары. В принципе, ничего нового. Куда более тревожно то, что Джереми Гилберт с кляпом во рту и связанными руками за спиной стоит на коленях. Позади пленников возвышается широкоплечий высокий мужчина, по мнению Ребекки очень похожий на араба. Из под расстёгнутой коричневой кожаной куртки которого, виднеется наплечная кобура с выглядывающей рукоятью пистолета. Он внимательно и настороженно смотрит на подошедших. Другой же так же связанный, стоящий на коленях, как и Гилберт, светловолосый парень Ребекке не знаком.       — И снова здравствуйте, — Элайджа вежливо кивает в знак приветствия, засовывает руку в карман брюк, переводит своё внимание с сестры на Елену и Стефана. Когда троица оказывается на достаточном расстоянии от них, Майклсон жестом руки призывает их притормозить:       — Достаточно, ближе не стоит подходить.       По его команде все трое останавливаются в нескольких метрах и удивлённо переглядываются. Лицо Елены выражает замешательство. Элайджа выглядит почти так же, как в последнюю встречу у неё дома, когда он приезжал забрать тело Клауса, только сейчас стрижка немного короче. На нём черное пальто, под которым синий костюм.       По мере их приближения всё внимание Элайджи было приковано к Ребекке и нужно быть слепым, чтобы не заметить в его глазах крайнюю степень недовольства действиями сестры. Как только внимание Майклсона переключается на неё и Стефана, выражение его лица изменяется, превращаясь в непроницаемую маску с холодным взглядом, по которому невозможно ничего понять. Такого рода неопределённость ужасает Елену не меньше, чем внезапное осознание того, что перед ней сейчас тот, чьего брата они не так давно убили.       Гилберт трёт внезапно вспотевшие от волнения ладошки о джинсы и бросает испуганный взгляд на Джереми, стоящего на коленях с кляпом во рту. Девушка нервно облизывает губы и вновь встречается взглядом с Первородным. Его дежурная улыбка одними губами, скорее из вежливости, кажется почему-то пугающей и вызывающей ещё больший дискомфорт у Елены.       Позади в шаге от Элайджи стоит Кэтрин и самодовольно ухмыляется, взирая на всех своим фирменным полном презрения взглядом.       — Кэтрин, — хрипло бормочет Стефан.       — Привет, любимый. Скучал? — Пирс игриво наматывает прядь волос на палец и улыбается.       — Элайджа, что это значит? — Гилберт, не желая выслушивать обмен колкостями со своим очень дальним предком, указывает на своего брата, который выступает в роли пленника.       Она хочет подойти к нему, но, вспомнив предупреждение древнего вампира, решает не испытывать судьбу и лишний раз не рисковать. Более разумно будет поговорить, тем более Элайджа, пожалуй, единственный из всей ненормальной семьи Майклсон с кем можно попытаться договориться. К тому же то, что Джереми живой и без ранений, вселяет в неё уверенность на благополучный исход этого… «недоразумения».       — Ребекка, садись в лодку, — игнорируя вопрос Елены, настойчивым голосом произносит Элайджа и смотрит на сестру строгим, не терпящим возражений, взглядом. Он испытывает облегчение, когда видит живой и невредимой сестру, но это подобие радости, ни сколько не умаляет того, как он разочарован. Немного удивляет, что Стефан, Ребекка и Елена пришли на пляж одни. Учитывая, как долго они дожидались их появления тут, Элайдже пришлось выслушивать нытьё Кэтрин о горячей ванной и свежей одежде. Значит ли это, что Деймон ещё не очухался после сломанной шеи, а ведьма Бонни заблудилась в лесу? Оно, наверное, и к лучшему, меньше шансов, что всё пойдёт не по плану из-за импульсивности старшего Сальваторе и неконтролируемых сил Беннет.       Ребекка открывает рот, хочет что-то сказать, но не произносит ни звука. Дерзить в данной ситуации, как ей кажется, не самый удачный ход. Брат продолжает сверлить её взглядом, под которым она чувствует себя маленькой, ничтожной, словно провинившийся ребёнок. Она прочищает пересохшее горло и намеревается ответить, но не успевает.       — Повторять дважды не стану, — требовательный тон Элайджи заставляет её непроизвольно вздрогнуть. Ребекка смотрит на Стефана: в его глазах сочувствие вперемешку с тревогой.       Девушка вздыхает и, не видя смысла спорить, бодро шагает по песку к катеру. Сама не зная зачем, сжимает пальцами материал куртки как раз там, где за поясом спрятан кол из белого дуба. Этот жест не остаётся не замеченным Элайджей, он останавливает её, как только она равняется с ним:       — Что там у тебя, сестра?       Ребекка недовольно щурит глаза, расстёгивает молнию куртки и распахивает её.       — Надо же, какая удача, — воодушевлённо заявляет Элайджа, быстрым движением забирает кол и, мимолётно взглянув Ребекке в глаза, небрежным жестом руки даёт ей знак следовать в лодку. Теперь, когда оружие способное убить Первородного у него, Элайджа чувствует себя более уверенно, а это значит, сдерживающих факторов больше нет. Нет смысла идти на компромиссы и быть дипломатичным. Не ясно как Ребекке удалось заполучить кол, либо украла, либо просто отдали для него не важно, важно лишь то, что теперь у Гилберт нет рычагов давления.       Ребекка одаривает брата обидчивым взглядом, но предпочитает не делать никаких комментариев. Утешает её лишь то, что лучше кол пусть будет у него, чем у Ника или Елены с Сальваторе. Проходя мимо Пирс, девушка специально грубо задевает её плечом и, не извинившись, запрыгивает в катер. Кэтрин на эту детскую выходку только фыркает.       Старший Майклсон с тоской смотрит на кол, который до сих пор наполовину окровавлен и сильнее сжимает его пальцами. Оружие, которое запятнано кровью его младшего брата, сейчас в его руках и это пробуждает волну самых неуместных эмоций, которые он не намерен выставлять на всеобщее обозрение. Элайджа делает глубокий вдох и сосредотачивается на насущной «проблеме».       — А это кто? — решив разбавить повисшую тишину, Стефан указывает на связанного охотника рядом с Джереми. Парень почему-то с нескрываемым презрением во взгляде всё это время смотрел на них с Еленой.       — Это Гален Вон — охотник на вампиров, — поясняет Элайджа, устало проходится ладонью по лицу и возвращает своё внимание к Елене и Стефану, которые по прежнему стоят перед ним. Майклсон мельком смотрит на охотника и его губы дергаются в почти незаметной ухмылке: — Именно ему мы обязаны за избавление от Сайласа.       — Видимо поэтому он пленник? — грустно усмехается Сальваторе.       Ещё один охотник — это уже не случайность и не удачное стечение обстоятельств, всё напоминает тщательно спланированную акцию. Будто прочитав его мысли, Кэтрин коварно скалится. Да и глупо надеяться, что Элайджа из тех, кто будет рассчитывать на случайности или верить в удачу. Стефан уверен у Майклсона был и есть какой-то план, которого он придерживается. Остаётся лишь уповать на то, что в этом плане нет кроваво-красного финала и расчленённых тел.       Сомнений не остаётся — именно «команда» Элайджи и Кэтрин переиграла всех прибывших на этот остров в поисках лекарства. У Стефана возникает целый ряд вопросов: знала ли Ребекка о том, что Элайджа будет тут? Посвящала ли она его в свои планы относительно лекарства заранее или же его появление сюрприз и для неё? Хотя, вспоминая реакцию Ребекки — страх и растерянность, можно догадаться, что она так же как и остальные, меньше всего ожидала увидеть тут брата, тем более в компании Кэтрин. Должно быть, Клаус из-за страха вероятности вновь стать человеком, вызвал и послал Элайджу за ними вдогонку — делает для себя неутешительное умозаключение Стефан, но озвучивает иное:       — Хороша же тогда благодарность.       — Наша сделка с мистером Воном касалась лишь устранения колдуна. Дальнейшая его судьбе не обсуждалась, — Элайджа равнодушно пожимает плечами, при этом не сводит взгляда с Сальваторе: — Поэтому у вас есть последний шанс выказать Галену свою признательность за этот храбрый поступок.       Охотник смотрит на Элайджу полным ненависти взглядом и что-то бормочет сквозь сделанный из плотной ткани кляп.       Спокойная мрачная уверенность в интонации Майклсона вызывает у Елены неприятный необъяснимый холодок по спине.       — Малик, будь добр? — Элайджа лёгким кивком даёт знак своему помощнику.       — Что ты… — нечто в сказанном Майклсоном настораживает ещё больше и Елена запинается, не зная как лучше сформулировать дальнейший вопрос.       Мужчина, стоящий позади пленников, коротко кивает, вынимает из поясной кобуры широкий охотничий нож и, сделав шаг к Галену, одним точным быстрым движением перерезает ему горло от уха до уха. Лезвие входит достаточно глубоко, повреждая гортань, рассекая артерии и вены. Брызнув, кровь из раны начинает заливать охотнику грудь, окрашивая одежду в алый. Гален сипло хрипит, изо рта, даже через кляп, вырываются булькающие звуки вперемешку с кровью, и в глазах мелькает ужас. Малик ещё секунду удерживает его за плечо, а затем отпускает и охотник падает лицом в песок, продолжая издавать глухие звуки. Песок под ним моментально окрашивается в тёмный.       Елена зажимает рот ладонью, подавляя изумлённый возглас. Джереми, видя произошедшее, что-то мычит в кляп и предпринимает попытку встать на ноги, но ему не позволяют — Малик крепко хватает его за плечо, мешая даже шевельнуться.       — Что ты наделал?! — Елена с жалостью смотрит на корчащегося в предсмертной агонии человека. Затем переводит внимание на Элайджу, который так же наблюдает за мучениями охотника, но его взгляд не выражает ничего, кроме безразличия.       Гилберт непроизвольно вздрагивает, так как не видит сейчас перед собой человека, с которым познакомилась несколько лет назад, человека с состраданием и редкой, для вампира терпимостью и уважением к людям. Или же предпочитала не замечать, что перед ней такой же жестокий и безжалостный тысячелетний монстр, как и Клаус? Хотя она и сама не так давно убила охотника, но тогда не было выбора — самозащита. Сейчас же охотник целенаправленно убит, по приказу Элайджи, и судя по всему, этот Малик не вампир, а человек. Значит, это планировалось заранее, был выбран безопасный для Элайджи способ избавиться от охотника, без риска заполучить «Проклятие». Потом взгляд перемещается к Джереми и её заключает в липкие объятия страх — осознание того, что такая же судьба ожидает и её брата вызывает озноб по всему телу и вводит в какое-то подобие оцепенения.       — Всего лишь… — спокойно начинает Элайджа, встречается с Еленой взглядом и сжимает пальцами кол из белого дуба. — Избавился от опасной переменной в уравнении.       Элайджа наблюдает, как Елену начинает трясти, словно в лихорадке, а страх исходящий от неё, кажется, он способен почувствовать физически.       — Элайджа, пожалуйста, мы можем договориться. Чтобы ты не задумал, не надо! — с мольбой, стараясь сдержать растущую панику, говорит Елена и цепляется пальцами за рукав куртки Сальваторе, который остаётся подле неё, сделав шаг ближе, после убийства Галена Вона. То как Первородный обезличивает человека, назвав «переменной», вызывает у Гилберт приступ тошноты, а ноги начинают дрожать.       — Ты же не такой как Клаус?! — пытается поддержать Елену Стефан, понимая, к чему всё идёт. В этот раз преимущество не на их стороне, не численное не тактическое, поэтому старается достучаться до старшего Майклсона таким странным способом, сопоставив с Клаусом.       — Нет, не такой, — с кривой усмешкой произносит Элайджа, не оценив попытку манипулирования от младшего вампира: — Будь я как мой брат, то уже давно был бы на пути в Мистик Фоллс, а ваши останки, разбросанные вдоль берега, клевали бы чайки.       — Пожалуйста, отпусти Джереми, — Елена от отчаяния хочет сделать шаг в направлении брата, но Стефан её останавливает, крепко сжимая ладонь. — Мы… давай заключим сделку?       — Боюсь, Елена, ты исчерпала лимит моей благосклонности. К тому же, тебе нечего мне предложить, — Элайджа ломает зрительный контакт с ней, словно ему внезапно становится стыдно, и смотрит себе под ноги, затем вздыхает и нервно облизывает губы: — Да и не уверен, хочу ли каких-то сделок с вами, в свете недавних событий.       Кэтрин с интересом и разумной осторожностью, стоя в шаге от Элайджи, наблюдает за происходящим. Убийство Галена не стало для неё большим сюрпризом, как никак они договорились с Майклсоном об этом ещё в самолёте, но вот то, что по всей видимости, к такому же финалу, движется и малыш Гилберт, вызывает странное ощущение тревоги. Элайджа ею всегда воспринимался, каким угодно, но не мстительным, и сейчас осознание того, что она ошибалась, порождает вполне обоснованное опасение уже и за свою жизнь. Нытьё Елены выглядит жалким, а то, как Стефан вьётся вокруг неё вызывает у Пирс приступ отвращения.       Ребекка на лодке со скучающим видом созерцает нелепые попытки Елены разжалобить брата. Не то, чтобы она сильно тревожится за сохранность жизни Джереми, ведь он убил её брата, но помня, как Элайджа переживал в прошлый раз из-за своих «злых» действий в отношении Гилберт, ей меньше всего хочется, чтобы он опять начал барахтаться в чувстве вины и нелепых сожалениях… опять из-за Елены. На незнакомца с перерезанной глоткой ей и вовсе плевать. Главное чтобы Стефан не начал геройствовать и не спровоцировал Элайджу, иначе она вряд ли успеет остановить брата от экзекуции.       Элайджа, не дождавшись комментариев, со вздохом нарушает наступившую недолгую тишину:       — Ты разочаровала меня, Елена.       — Добро пожаловать в клуб! — неуместно весело заявляет Ребекка и скрещивает руки на груди. Кэтрин на её высказывание хихикает и задевает носком обуви маленький камушек.       Элайджа бросает в сторону сестры строгий взгляд, а затем, немного помедлив, обращается к Гилберт:       — Я с самого начала нашего знакомства был терпелив и снисходителен. Мы заключили сделку. Елена, у тебя было моё доверие. Позволил тебе остаться дома, жить своей жизнью, вместо того чтобы увезти как можно дальше и спрятать от моего брата. Дал слово оберегать тебя и твоих близких и придерживался этой договорённости. И что получил взамен? Клинок в сердце. Дважды. Затем спас от гнева Ребекки за твоё предательство, рассказал о матери, стараясь не скрывать от тебя ничего. И чем ты отплатила за мою искренность? Лгала, глядя в глаза, и позволила бы умереть всем моим родным, включая меня. Дважды. — Элайджа с сожалением внимательно смотрит на Елену, которая пытается сдержать слёзы и слушает его: — Вы все лицемеры. Не соблюдаете сделок, предаёте, но при этом у вас хватает наглости упрекать в этих грехах других. Я лишь однажды не выполнил своё обещание, спасая самоё дорогое для меня — свою семью.       — Это был сложный, неправильный выбор, продиктованный страхом перед Клаусом! — оправдывается Елена и пытается игнорировать неприятные ощущения вызванные словами Элайджи. Страх за жизнь Джереми, завладевший сознанием, мешает рационально думать. Решает, что должна как-то успокоить Элайджу и готова сказать что угодно: как ей жаль и что случись нечто подобное снова, поступила бы иначе, но не успевает даже начать.       — Теперь всё это не имеет значения, — Элайджа отрицательно качает головой, раздражённо сжимает губы в тонкую линию: — Ты знала моё отношение к семье и, тем не менее, позволила убить моего младшего брата Кола.       — У нас не было выбора… — голос Елены на последнем слове дрожит, и не в силах более сдержать слёз и раздирающих её эмоций, она начинает плакать.       — Достаточно лжи, Елена! Я всё знаю, ты не просто позволила его убить, а предложила это, — в тоне Элайджи различаются нотки гнева, но он быстро берёт под контроль эмоции, возвращая голосу и взгляду спокойствие: — Даже сейчас, тебя переполняет страх и тревога, но я не вижу даже намёка на сожаление. Задумайся, сколько невинных жизней, как людей, так и вампиров были принесены в жертву в угоду твоим эгоистичным желаниям? Я искренне сожалею, что вампиризм убил в тебе человечность и сострадание, Елена.       — Скажи спасибо своей сестре, — подавляет очередной всхлип и зло выплёвывает Гилберт, тыльной стороной вытирает слёзы со щеки.       — Я не в ответе за действия Ребекки, — Элайджа на этот странный упрёк недовольно щурит глаза и даже не оборачивается на возмущённое вздох сестры. Хотя где-то внутри ощущает легкий укол вины, за то, что именно его сестра фактически убила Елену. — Но не стоит забывать, на тот момент она думала, что Никлаус мёртв. Поэтому предприняла самое рациональное решение, чтобы обезопасить себя от Аларика. Не самое мудрое решение, конечно, но это её выбор.       — И не стоит забывать, что всё, что случилось тогда, произошло из-за Клауса, — вмешивается в беседу Стефан, уже не скрывая своего недовольства всем происходящим и темой разговора. Хотя тут весьма двоякая ситуация, и в словах Элайджи и в доводах Елены есть смысл, но одновременно в чем-то они оба не правы.       — К сожалению, это так. Его безумным выходкам нет оправдания, но всё же он моя семья. Я долго оставался безучастным, сохранял нейтралитет, наивно полагая, что так будет лучше для всех… — Майклсон виновато опускает взгляд, делает паузу и, после непродолжительной заминки, продолжает: — Это была ошибка с непомерно высокой ценой и эта ошибка, которую я больше не совершу.       То с какой интонацией, и с каким подтекстом произносит Элайджа последнюю реплику, вызывает у Стефана нехорошее предчувствие. Это уже не похоже на констатацию факта, от его тона веет завуалированной угрозой. Если Майклсон задумал перебить их всех тут, то вряд ли он сможет ему помешать, но тогда почему Элайджа медлил всё это время и к чему разговоры? Или же убивать всех в его план не входит и тут куда более банальный мотив — месть? Эта догадка заставляет Стефана поёжиться. Месть — это скорее в стиле Клауса, но не Элайджи, по крайней мере, он всегда так думал. Если Джереми умрёт — это уничтожит Елену, так как он последний её родственник. Поэтому нельзя допустить подобного.       — С помощью этого оружия лишили жизни Кола, будет ли справедливо, если с его же помощью отнимут жизнь и убийцы моего брата? — с горечью произносит Элайджа и протягивает своему протеже кол из белого дуба. При этом он вынимает руку из кармана брюк, выпрямляется, и его поза уже не кажется расслабленной.       Далее всё происходит слишком быстро. Малик забирает предложенное ему оружие и, сделав шаг к Джереми, одним мощным движением вгоняет кол меж лопаток в спину Гилберту. Джереми издаёт болезненный стон и слегка дёргается в хватке Малика, который крепко держит его за плечо и не позволяет ни упасть, ни вырваться.       — Нет! — не в силах вынести обрушившиеся на неё эмоции и рухнув на колени, кричит Елена. Ей кажется, что она не может дышать, в груди разливается ноющая боль, словно в неё вонзили тысячи раскаленных клинков. Окружение перестаёт существовать, оставляя её в пузыре невыносимой печали и отчаяния — видит только расширившиеся от ужаса и боли глаза Джереми, взгляд которого прикован к ней.       Лицо Стефана моментально меняется, клыки удлиняются, и он с рычанием бросается к Джереми, надеясь разорвать Малика в клочья и вынуть деревяшку из спины Гилберта. Внезапно перед Сальваторе возникает Элайджа, преграждая ему путь и, схватив за горло, с лёгкостью отбрасывает назад. Вампир, от неожиданности не успевает ничего предпринять, пролетает несколько метров и с глухим стоном приземляется на песок.       — Не советую пытаться повторять этот манёвр, Стефан, потому что не уверен, смогу ли не поддаться соблазну и не освежевать тебя на месте, — как ни в чём не бывало, произносит Элайджа и поправляет ворот пальто. Сосредоточенный взгляд, прикованный к Сальваторе и напряжённая поза, буквально кричат о решительных намерениях, в случае любой провокации. И Стефан уверен, что очередная попытка как-то помочь Джереми, может закончиться его вырванным сердцем в руке Элайджи. Стефан встаёт на ноги и бросается к Елене, опускаясь рядом с ней на колени и обнимая её за плечи.       Джереми хрипит — видимо кол не попал в сердце, как планировалось.       — Пожалуйста, Элайджа! — срывается на истошный вопль Елена и пытается высвободиться из объятий Стефана, чтобы попытаться оказать помощь брату. — Позволь помочь ему, дать мою кровь. Ещё есть шанс его спасти…       — Моему брату такого шанса никто не предоставил, — твёрдо произносит Элайджа, оставаясь напряжённым, готовым в любую секунду отразить нападение, либо предотвратить попытку приблизиться к Джереми. Малик тем временем, резко выдёргивает кол из спины парня и отходит на шаг в сторону, передавая окровавленный кусок древесины Элайдже. Джереми валится на бок, продолжая издавать приглушённые кляпом хрипы, и зажмуривается.       «Это было жёстко» — думает Кэтрин и опасливо делает шаг назад, почти упираясь спиной в нос катера. Страх и выброс адреналина заставляют сердце забиться быстрее, а запах крови наполнивший пространство только подстёгивает её инстинкты. Чтобы сейчас не началось, ей придётся выбрать «правильную и выгодную» сторону, так как видимо эта ситуация и есть, как говорится, «точка не возврата». Пирс не уверена, что теперь вообще может быть какой-то диалог и какие-то сделки с Элайджей у Елены или Стефана.       Примитивная месть в исполнении старшего Майклсона вызывает у неё смешанные чувства. Все эти дни Кэтрин терялась в догадках, относительно заинтересованности Элайджи всей суетой вокруг лекарства. Она даже предполагала, что он хочет его принять и снова стать человеком. Но всё оказалось куда проще и банальнее — месть. Не сказать, что она разочарована, но всё же ожидала чего-то более интригующего и «драматичного» в её понимании. Да и вид страдающей Елены приятный бонус за все лишения, что она претерпела на этом проклятом острове.       — Так всё это ради мести? — не выдерживает Сальваторе и сильнее прижимает к себе трясущуюся в рыданиях Елену.       — Иногда месть благородна, Стефан! — Элайджа с усмешкой повторяет фразу, сказанную несколько лет назад как раз этому самому вампиру. Невозмутимо смотрит на осевшую на серый песок рыдающую Елену. Вздыхает, бросает скучающий взгляд на высокие деревья за их спинами и добавляет: — Что может быть благороднее, нежели отмщение во имя семьи?       — Это неправильно, — сквозь стиснутые зубы выдыхает Сальваторе и прожигает Майклсона испепеляющим взглядом.       — Как и геноцид тысяч с вашей стороны, но об этом вы почему-то умалчиваете! Как удобно, видеть неправильность в чужих решениях, но игнорировать её в собственных, — фыркает Элайджа и разочарованно качает головой.       Стефан поджимает губы и, успокаивая, гладит ладонью Елену по волосам.       Элайджа бросает взгляд на Джереми — его сердце издаёт последний слабый удар и останавливается. Майклсон кивком даёт знак Малику уходить и мужчина, забравшись в катер, начинает возиться с мотором. Елена осознав, что её брат мертв, взрывается новым приступом рыданий.       — В качестве жеста доброй воли, предлагаю, чтобы сегодняшняя трагедия, стала точкой в нынешнем нелепом противостоянии, с бессмысленными жертвами с обеих сторон. Живите своей жизнью, не пытайтесь убить моих родных и даю слово, Елена, я и пальцем не трону тебя и твоих близких, — ровным голосом произносит Элайджа и, как кажется Стефану, с сочувствием смотрит на девушку. — Мы понимаем друг друга?       — Да, — с кивком за Елену отвечает Стефан. — Мы всё поняли.       — Уж надеюсь, — Элайджа поворачивается и прыгает в катер. Кэтрин, последний раз одарив хитрым взглядом Сальваторе, следует за Майклсоном. Урчание двигателя разбавляет монотонный плач Елены, и катер, описав дугу, начинает удаляться от берега.