Не слышен их плач

Класс, сохраняя порядок, шёл за учителем. Мальчишки и девчонки, лет от двенадцати до шестнадцати, непривычно молчаливые и серьёзные, глядели по сторонам, на жилые дома с погашенными огнями в окнах. Казалось, что внутри квартир никого нету, лишь сплошной сумрак. На небе мерцали звёзды, проявившиеся после того, как в городе погасли все огни. Нарождающийся серп луны, казалось, слегка дрожал. Здесь дома смыкались, оставляя узкий выезд на ранее оживлённую улицу. — Гляди! — вдруг шёпотом прорезало густую тишину. На небе, светясь всё сильнее, летела по дуге странная звезда. Точнее сказать, падала, и приземлиться должна была где-то впереди... как раз там, куда шли школьники. — Готовсь, — хрипло приказал учитель. Сразу же полетели на землю рюкзаки; дети, мешая рыхлый снег, скатывали его в укрепления, за которыми расставляли небольшие, даже игрушечные гаубицы и пушки. Показались под звёздным светом пластмассовые автоматы и лезвия штыков, кто-то принёс мечи, такие же игрушечные, как и всё остальное в этой сюрреалистичной ночи. Падающая звезда скрылась за домами и мягко ухнула где-то впереди, мягкой волной подняв позёмку. — Стрелять по моей команде, — приказал учитель всем артиллерийским расчётам и бойцам в снежных окопах, — наша задача: сдержать врага, а не перейти в контрнаступление! На снег упал тёплый солнечный свет — загорелись лезвия игрушечных клинков, из дул гаубиц и миномётов потёк светлый дымок. — Первый раз? — спросил один парень у другого, который стоял без движения и явно не собирался обнажать клинок. — Не отвлекай, — учитель появился внезапно и положил ладонь на их плечи. — У него не менее важная задача, чем у тебя... Манок, скоро уже? Стоявший без движения мальчишка вдруг кивнул и показал рукой на проём между домами, в котором кипел мрак. Его щупальца, высовываясь между домами, падали на снег густой сажей, которая потом поднималась в воздух призрачными силуэтами, чем-то отдалённо напоминающих людей. Позади забормотал учитель, что-то вроде «спаси и сохрани». Повеяло ледяным ветром, глухой тоской и чем-то смертным, отчего сжималось сердце. Тени пришли в движение. Они скользили по гололёду, по сугробам, глядели пустыми провалами там, где были бесформенные головы… — Огонь, — с трудом произнёс учитель, и сразу же на несколько метров от окопов упали отсветы вспышек игрушечной артиллерии. Только вот попадающие в тени снаряды из жидкого света были самым что ни на есть настоящими, искренними, яркими и живыми, разрывающими чернильную безнадёжность в клочья, испаряющиеся словно кусок льда на сковороде. Прозванный манком стоял, глядя за тем, как волны тьмы отбрасываются назад, чтобы заново продолжить свою бессмысленную атаку. И снова, и снова летели снаряды артиллерийских расчётов, освещая двор фейерверками. Призрачных теней становилось всё меньше и меньше, но они продолжали плыть, словно не ведая страха. Мрак сполз по домам, сгустился в озеро отвратительной слизи, и наконец поднялся последней волной чёрных теней, плевать хотевших на световые снаряды и протыкающие их насквозь сияющие мины. — Артиллерийские расчёты, назад! Пехота, готовьсь! — в суеверном ужасе выкрикнул учитель, но парни и девчонки будто бы и не испытывали той паники, которая скребла когтями по душе взрослого человека. Манок смотрел на шествующий к ним мрак, вырвавшийся из упавшей звезды, и сглатывал через силу. Ему, в отличие от остальных однокашников, приходилось видеть, с кем они сражаются по-настоящему. Им навстречу шли… Изломанная старуха, которую переехало маршруткой. Болезный искалеченный ребёнок, размазывающий тонкими костлявыми пальцами слёзы и зовущий маму. Раздувшийся пьяница, раздиравший себе горло и моливший о глотке свежего воздуха. Безучастный ко всему чёрный остов, глядящий на то, как с его костей срывается сажа сгоревших рук. И многие, многие, многие другие, ушедшие в своё время и безвременно, по своей воле и внезапно, отчаявшиеся и спокойные, но все, как один, не верящие в то, что действительно мертвы. Почему их поднимали упавшие звёзды? — Мамочка!!! — рахитный плачущий ребёнок шёл к манку, протягивая руки и по-настоящему желая снова увидеть то самое лицо и услышать тот самый голос. — Простите меня, — прошептал прозванный манком. Призраки встали полукольцом, глядя на то, как зовущий их свет развеялся. Замерли, вдруг понимая, что с ними стало и кем теперь являются. Захлебнувшийся пьяница положил на плечо умершего ребёнка руку. Слева от него встала старуха и, помедлив, тоже обняла малыша, беззвучно плача. Скелет сел в позу лотоса и будто бы вздохнул, упершись лбом о ладони. Мальчишка попробовал закрыть глаза, но даже сквозь опущенные веки видел, как по столь реальным — и тёмным — силуэтам проносятся сияющие белизной трещины. Слух обманывал: доносился и плач, и стрекот автоматов, и резкие свисты пламенеющих мечей, и истовая молитва учителя, свернувшегося в три погибели, за своих учеников, которые не понимали, что происходит, и в своём непонимании черпали силу сражаться и стоять против ужасов, которые возвращались в реальный мир из раза в раз, а вместе с этим шелестящее «спасибо», произнесённое скелетом, который склонился над парнем-манком перед тем, как его затопило ослепительным покоем. Мальчишка открыл глаза. Его однокашник вытирал клинок о снег, а рядом расплывался полумрак, исходя чем-то, похожим на умиротворение. Остальные бродили по полю боя и очищали его от скоплений серых миазмов, не дожидаясь, пока те сами истают под солнечными лучами. — Спасибо, — сказал парень. — Чего столбом стоял, а? — мальчишка выглядел и довольным, и немного взвинченным. — А если бы этот теневик тебя коснулся?! — Но ведь не коснулся. — Ага... но будь осторожнее, ладно? — Хорошо... как тебя звать? — Я Асвер, паладин второй яркости, вот! — Тес... Хозяин теней. Только никому не говори. — Что?! Настоящий? — Тсс. Тебе, паладину, это знать можно. А вот остальным… — Так вот почему ты манком был, ахах! А покажешь, как теней вызываешь? Парень вспомнил, что чувствовал при взгляде на жаждущих жизни, и разжал ладонь. Над ней заплясало тёмное пламя. Мгновение, и оно исчезло в свете мгновенно пробудившегося клинка. — Вау... — Асвер заворожено глядел на того, кто, по идее, был его полной противоположностью. — Давай дружить! — Давай. Больше звёзд той ночью не падало...