***
— Почему так долго? — интересуется человек за рулём, даже не отрывая взгляд от экрана телефона. — Преследуемый оказал сопротивление при задержании, — парень скидывает тело прямо на капот, зачёсывая свисающую на глаза чёлку одним лёгким движением руки. — Чонгук, ну твою ж мать, — вздыхает водитель, поворачиваясь. Его лицо обезображено шрамом. Он выглядит недовольным. — Сколько раз учить? Рассчитывай силу, блять. — Прости, шеф. Он сильно сопротивлялся, — трёт грязную щёку ладонью. Мужчина на капоте тихо стонет, крепко удерживаемый рукой молодого оперуполномоченного. — Грузи его давай, поехали. Жрать охота, — Юнги заводит мотор подержанной Audi.***
— Товарищ капитан, — обращается мрачный парень к своему начальнику, — нет новостей по делу…? — Нет, — грубо обрывает его Мин, стаскивая с себя куртку. — Если будут — я сообщу, не еби мозг. — Понял, — хмурясь кивает Чонгук, и зарывается в бумаги, стопками разложенные перед ним. Юнги устало приземляется на скрипящий стул и рассматривает своего младшего коллегу. Скользит взглядом по серьгам в ушах, по виднеющимся на сбитых костяшках татуировкам. Ловит момент, как парень откидывает свисающую на глаза чёлку. Воспоминания налетают вихрем, услужливо подгоняемые ощущением надвигающихся неприятностей, которое не покидает его весь сегодняшний день. Юнги привык доверять своей интуиции. Зрачки расширяются, окуная его в события прошедших лет.***
Пять лет назад Чонгук пришёл в отделение полиции проходить практику по распределению от своего института, где Юнги работал опером. Совсем ещё зелёный, но уже тогда въедливый, дотошный. У этого мальца горели глаза. Ему было ни черта не понятно, как и любому практиканту. Он уже был разочарован делом, в которое ввязался, осознавая степень абсурда, на котором строилась работа полиции, но его глаза продолжали гореть. У него была цель - дикая, сжирающая изнутри и одновременно толкающая его вперёд, в эту прогнившую давно систему. После практики парень продолжал заходить в отдел в свободное от учёбы время. Зависал в документах, когда разрешали, помогал с бумажной работой, был мальчиком на побегушках, но ни разу не жаловался. Порой приходил, чтобы молча сидеть возле Юнги, вникая в суть того, что бормочет себе под нос молодой тогда ещё оперативник. Ничего не просил, не обижался, если на него срывались, часто хмурился, жевал губы, молча и самостоятельно изучал детали работы, но продолжал ходить. На следующую практику Мин уже сам похлопотал, чтобы Чонгука отправили к ним в отдел. Он делал работу и за себя, и за своего тогдашнего начальника, и от лишней пары рук решил не отказываться. Когда оперуполномоченный Мин Юнги получил капитана, праздновал это событие вместе с выпуском лейтенанта Чон Чонгука из института МВД и поступлением его на должность младшего сотрудника в их отделение. Брюнет со шрамом на лице неоднократно прокручивал в голове события того периода, пытаясь понять, чем зацепил его молодой, обрастающий татуировками с течением лет, редко улыбающийся пацан. Почему взял этого птенца под своё облезлое, недружелюбное ни черта, крыло? Интуиция быстро маякнула — свой. Юнги "принюхался" и понял — свой, точно свой. На дне чёрных глаз, что порой будто зависали в пространстве, отчётливо мелькали демоны, уж слишком знакомые Юнги. Они были такие же ядовитые, кровожадные, терзающие, как и у самого обладателя шрама на пол лица. То ли демоны эти сильно тянулись друг к другу, то ли ещё что, но однажды... Юнги, методично напиваясь прямо на рабочем месте, поднял красные от непролитых слёз глаза, увидел стоящего перед ним лейтенанта в неизменно чёрной футболке и джинсах. — Вставай, я отвезу тебя домой, — Чонгук протянул руку, обходя стол, чтобы помочь теперь уже начальнику, а не просто старшему коллеге, поднять пьяное тело. — Не поеду, — рыкнул Мин. — Уезжай отсюда. Оставь меня в покое. Чон смотрел на него несколько минут. Мин допивал бутылку коньяка не закусывая. Лейтенант внезапно наклонился и коснулся губ Юнги. Это был какой-то непонятно безобидный чмок. Мин опешил от такого. Чонгук, кажется, тоже, испуганно глядя в расширившиеся от неожиданности глаза начальника. — Извините… — прошептал младший, отстраняясь и пятясь назад. Но Юнги ему этого сделать не дал. Жёстко схватил за руку, дёргая обратно к себе, положил тяжёлую ладонь на затылок, склоняя к своему лицу, и накрыл грубым поцелуем мягкие губы, проталкивая свой язык. Алкогольный туман рассеивался, быстро уступая место похоти. Мин усадил парня на стол перед собой, задирая его чёрную футболку, вгрызаясь зубами в кубики пресса, что так красиво напрягались на каждой тренировке. Чонгук, впервые такой нежный, тянулся за поцелуями, как ребёнок за объятиями матери. И Юнги давал ему то, о чём парень безмолвно просил. Он просил, чтобы в нём нуждались, и Юнги нуждался. Они просили, чтобы их демонов, дерущих изнутри душу на куски, заткнули хоть ненадолго. Просто дайте подышать. Свободно, легко, без привкуса горечи. Тяжёлое дыхание опаляло плечо Чонгука, пока его хён, его наставник, входил в него резко, негрубо, глубоко, приятно, вырывая стоны удовольствия сквозь плотно сжатые зубы, заставляя болезненно ноющий член истекать влагой, пачкая стол начальника. Чон отвёз его домой, сразу же после. Юнги вырубился, как только сел в машину. Открыл глаза так же резко, как и уснул, когда подъехали к его дому. — До завтра, — кивнул, выходя из машины, ни слова не говоря о произошедшем. На следующий день Мин ожидал увидеть обиду или разочарование в глазах Чонгука. Даже, возможно, заявление об увольнении. Но когда через неделю Гук по-прежнему спокойно вёл себя, будто между ними ничего не произошло, даже не намекая на откровенный разговор, Мин понял, что пацан надолго задержится в его отделении, а их демоны ещё дадут им возможность раствориться друг в друге. С тех пор иногда, крайне редко, оба позволяли себе просить быть принятыми друг другом. Без обязательств. Без слов. Спустя почти год таких странных недоотношений, Чонгук рассказал. Мало, не всё. Но суть была ясна. Между строк Мин читать и слышать умел, не зря слыл лучшим опером их области, и понял, что точно не случайно они встретились на пути друг друга. Он смотрел на своего подопечного и понимал, что их демоны сразу почуяли друг друга.***
Ощущение не подвело, чуйка не обманула. Неприятности начались на следующий же день. — Да вы издеваетесь? — взревел Юнги, не сдержав рвущиеся лавиной эмоции. — Капитан Мин Юн Ги, не забывайтесь, — голос, пропитанный ядом, желчью, заставил остановить поток брани, готовой сорваться в ответ на только что услышанное. — У меня есть время подумать? — хрипло, давя ярость. — Завтра надо дать ответ.***
Юнги, ни слова не говоря, хватает Чонгука за рукав неизменной косухи и тянет за собой в маленькую квартирку на окраине города. На скрипучий продавленный диван. В холодный душ с ржавой водой. На балкон, где шатаются перила, могут услышать соседи, зато огни города видно. Города, который жрёт, кромсает и выплёвывает останки, ни разу не давясь. Романтика, мать её. Чон не спрашивает. Прогибается под хёном, разрешает поцелуи оставлять на лопатках. Разрешает использовать его тело, принимая извинения, звучащие хриплым шёпотом, почти беззвучно. — Прости, прости меня, прости… Молчит, глотая слёзы разочарования, отдаёт себя, не обвиняя. Завтра. Он не готов. Он оказывается совсем не готов. И Юнги понимает это. Даёт ему два дня. Все два дня Чон пьёт и не отвечает ни на какие звонки. Воет, ругает себя за слабость, бьёт кулаки в кровь, заставляя собраться, заткнуться эту суку-боль внутри. И ровно через два дня в назначенное время стоит перед подержанной Audi начальника, чтобы уехать туда, куда хотел бы никогда в жизни не возвращаться. — Капитан Мин Юн Ги, по вашему приказу старший лейтенант Чон Чон Гук прибыл для отъезда оперативной группы на… — Остынь, — обрывает его Мин, исподлобья глядя на напряжённого парня. — Мне тоже это не в радость, Чонгук. Я понимаю, но ничего сделать не смог. — Всё в порядке. Это даже к лучшему. Может, удастся узнать что-то, — пожимает плечами, пряча руки в карманы джинсов, отворачивается, лишь бы не видеть вину в глазах Юнги. — Поехали, нам ещё по трассе пилить полдня, — садится в машину капитан, тут же закуривая сигарету.***
Ghostemane - Venom Всю дорогу Чонгук борется с подкатывающей к горлу тошнотой и накрывающими сумраком воспоминаниями. Столько лет прошло, а помнит всё так, будто недавно. И болит так же, будто и не было этих девяти лет. Зажившие, казалось бы, раны снова кровоточат. Память услужливо подкидывает рваные обрывки образов, от которых упорно отказывается, до скрипа сжимая зубы, впиваясь ногтями в ладони, со свистом выдыхая воздух. Он девять лет назад запретил себе всё это помнить, слабый перед всем этим лишь во снах, которые мучали всё это время. Юнги наблюдает, изредка кидая взгляды на бледного лейтенанта через полоску мутного зеркала заднего вида. Видит, Чонгук пытается выиграть войну. С собой, с демоном внутри, с прошлым. Он не сентиментальный ни хрена, но прямо сейчас хочется развернуть тачку, увезти этого двадцатишестилетнего ребёнка подальше от города, где его убили почти девять лет назад. Чонгук будто чувствует, открывает глаза и искусанными в кровь губами уверенно говорит: — Я справлюсь. Я в порядке. — Ни черта ты не в порядке. — Я буду. — Будешь. — Я обязан. Там всё произошло. — Гуки! — повышает голос Мин, строго глядя через зеркало в глаза брюнету. Младшего передёргивает. По лицу бежит судорога, безжизненно бледное лицо темнеет от оскала, будто сейчас кинется, в клочья разорвёт: — Никогда. Так. Меня. Не. Называй, — рычит, головой дёргая, сдерживаясь. Кулаки хрустят, сжимаясь. — Чонгук, — останавливает машину вмиг серьёзный капитан. — Чон, спокойно. Мин поворачивается, поднимая руки в примирительном жесте, хмурится. Ждёт, пока младшего отпустит. Наблюдает, как тот пытается справиться с собой; как рык сменяется протяжным стоном, будто ему больно физически; как кулаки расслабляются, заставляя руки дрожать; как машет головой, прогоняя зверя изнутри. Дыхание выравнивается. — Ты в порядке? — обеспокоенно уточняет Юнги. — Да, поехали. Прости, — шепчет Чон. Спустя время добавляет: — Он называл меня так, — откидывая голову на спинку сиденья, жмурится, в попытке прогнать очередной поток удушающих воспоминаний. — Я убью его, — шипит Мин, сжимая до скрипа руль. — Только после меня, — улыбается слабо лейтенант. Перед зажмуренными глазами вмиг появляется лицо. Красивое, так и не забытое ни на йоту. Лицо улыбается, облизывает губы, наклоняется над Чонгуком, ведёт языком по его щеке, и сладкие, как мёд, а теперь ненавистные всем сердцем губы произносят: «Гуки, малыш». — Я убью тебя, Ким Тэхён, — шепчет беззвучно Чонгук, прежде чем отключиться.