Дочь Тича

      — Подъем, морские крысы! — надрывался старпом с утра пораньше, не жалея глотки. — Если пошевелитесь и не будете халтурить, к вечеру будем на острове!       Сказанное поддержали одобрительным гомоном полусонных голосов, а через пару минут сверху уже раздались первые нетвердые шаги. Корабль просыпался, а вместе с ним и команда, приступившая к рутинной работе. Обычно, они позволяли себе немного дольше оставаться в своих каютах, но новость о приближающейся суше всегда действовала на этих морских волков благотворно. Поплавав на корабле почти год, я сама о этих слов испытывала небывалый эмоциональный подъём.       На мгновение забывшись, по привычке попробовала торопливо встать, чтобы не разморило и я опять не погрузилась в сон. Было со мной такое пару раз. События, произошедшие вчерашним днём, вылетели из привыкшего к частым побоям сознания, уже просто их не замечающему. Мгновение, и попытка приподняться на локте, чтобы встать, закончилась таким ярким приступом тупой боли, что рука подогнулась и я просто упала обратно на матрас. Полузадушенный стон пришёлся в отсыревшую от влаги подушку, ещё больше глуша непрошенный звук, а на глазах навернулись слезы. Пульсирующая в такт сердцебиения рассечённая спина фантастически оживила воспоминания о произошедшем, а новые краски добавила присохшая к ранам за ночь ткань одежды. Даже такая небольшая попытка подняться изрядно потревожила спину. Корочка треснула, высвобождая рваные края некогда приличной майки зелёного цвета. Ощущения были такие, что я надолго замерла, не смея даже вздохнуть поглубже. Ком встал в горле, не давая больше издать ни малейшего звука, хотя наружу так и рвались еле сдерживаемые рыдания. Было так больно и плохо. А ещё страх сдвинуться хоть на миллиметр и опять испытать эту невыносимую боль.       Он меня убьёт. Просто убьёт, выкинет за борт, придушит своим фартуком, зарежет кухонным ножом если я не появлюсь в ближайший час. Ему плевать на мои страдания. Всем им. В экипаже нет ни одного адекватного человека, только конченные ублюдки, помешанные на силе и выживании. Чтобы понять, как всё плохо в этой отчаянной команде, хватит услышать, что у них нет полноценного врача.       На Гранд Лайн. На корабле. Нет. Полноценного. Врача.       Поэтому, люди в экипаже делились на пару тех, кто знает в этом деле достаточно, чтобы бороздить моря много лет и до сих пор остаться при большинстве своих конечностей и, что немаловажно, жизни, тех, кто просто знает больше других и умудряется ещё плавать под этим флагом и тех, кто знает недостаточно и в конце концов просто сдохнет. Ничто не ценится здесь так, как опыт. В первую очередь потому, что благодаря нему, ты остаешься чуть дольше на этом свете и в этой жестокой команде.       Вот и выходит, что при любом ранении, каждый сам за себя и выкручивайся как хочешь. Исключением была только болезнь всего экипажа. Капитан на такие случаи хранил все необходимые лекарства у себя и выдавал только тогда, когда понимал, что если не принять меры, болезнь может поразить всю команду. А в море, особенно Гранд Лайн, недееспособность почти всех на корабле — смерть.       Хоть это пираты понимали.       У меня тоже была своя небольшая аптечка. В неё входила бутылка рома такой крепости, что вне зависимости от способа применения к херам выжигала любую заразу, несколько рулонов чистых бинтов, мазь от ожогов, сделанная самостоятельно по подслушанному у бывалых пиратов разговору и кокаин. Его было удобно таскать с собой, ром хранился исключительно в каморке в трюме. И того и другого на корабле было вдоволь и прикарманить себе небольшую часть было плёвым делом. Главное знать, где, когда и сколько брать, чтобы было незаметно. Не жадничать у меня получалось хорошо.       На этот раз поднималась я в тысячу раз медленнее и надолго замирала, когда многострадальное тело прошивала боль. Поставив ноги в потрепанных ботинках на пол, что у меня просто не было ни сил, ни желания снимать вчера вечером, зависла, вперив мутный взгляд в стоящую прямо на полу в самом углу темную бутыль. Кокаин был ближе, лежал в одном из кармашков набедренной сумки, что всегда была при мне, но для нынешней ситуации явно не подходил. Пришлось собраться с силами, прежде чем привстать и трясущейся рукой подтащить к себе наполненную больше чем наполовину двухлитровую тару.       Кажется, после таких интенсивных упражнений из ран снова пошла кровь, горячими ручейками стекая вниз. Отчего-то, такие же ручейки ощущались и на лице. Дрожащей рукой проведя по нему сверху вниз, поняла, что это всего лишь сорвавшиеся с ресниц слёзы, появлению которых я совершенно не уделила внимания. Кому какое дело до солёной влаги, когда у тебя на спине разворачивается настоящий ад? Это осознание, что на лице была не кровь, как сперва подумалось, странно успокоило, на какое-то время притупляя и так еле сдерживаемую истерику и придало сил для дальнейших действий.       Крышка, закупоривающая бутылку, полетела на пол. Поудобнее перехватив ром, облокотила ходящее в ослабших руках ходуном горлышко о нетронутое розгами плечо. Не глубоко вздохнула и сжато выдохнула сквозь плотно стиснутые зубы. Резко зажмурившись, задрала тяжёлую бутыль выше, не давая себе время на раздумья.       Алкоголь обильно потёк вниз и спину нестерпимо, просто чертовски запекло и защипало. Долго я не продержалась под напором охвативших меня болевых ощущений. В ушах, явно от перенапряжения, стоял противный звон, мешающий связно думать, а в паре с ним шли черные мушки, своими плясками не дающие нормально сфокусировать на чём-то взгляд. Состояние было крайне паршивое и тело, от охватившей его на какой-то момент легкости, было готово опять завалиться на постель. Его явно клонило назад и та часть меня, что ещё хоть что-то осознавала, была категорически против касаться спиной хоть чего-то. Последние силы ушли на то, чтобы слегка выровняться, а потом корпус плавно наклонился вперёд и лоб упёрся в сцепленные на горлышке бутылки руки, что была зажата между колен. Тело пылало и, кажется, меня мелко трясло. Весь мир померк, стоило только прикрыть глаза и сосредоточился на одном ощущении легкой прохлады, что дарила стеклянная бутылка, которую я держала в руках. Было так приятно, что я не заметила, как её прохлада перестала касаться потных ладоней, обволакивая уже пылающее и припухшее от слёз лица. От этого стало настолько легче, что мысль о повторе процедуры чуть не заставила заскулить также, как когда я вылила алкоголь на спину в первый раз. И чем дольше я вот так сидела, предаваясь отголоскам приятных ощущений и стараясь отогнать те, что разрывали спину, тем меньше у меня оставалось воли завершить начатое. Я до слёз боялась повторить эту боль.       Я никогда не хотела её. Не просила. Почему я должна терпеть это? Переживать опять? Переживать снова и снова. Страдать. Почему я должна страдать? Чем я это заслужила? Почему меня забросило именно на этот корабль? Я устала. Это так больно. Хочу домой. Так сложно постоянно терпеть. Почему я должна это терпеть? Так одиноко. Почему я не ломаюсь? Может сломаться? Так будет легче. Я устала. Мне плохо. Хочу к маме. Это не заканчивается. Почему не могу просто остановиться? Почему я всё ещё продолжаю подниматься.       Потому что у меня всё ещё есть силы это сделать.       Этот ответ вспышкой озарил затуманенное отчаянием сознание, вытесняя всё.       Как всё оказалось просто. Не для чего, а почему. Я просто ещё могу это сделать.       Ненавидя в этот момент весь мир, перекинула полегчавшую бутылку к себе на другое плечо.       От таких манипуляций присохшая ткань стала податливее и мне удалось буквально содрать её с себя. Правда, для этого сначала пришлось щедро хлебнуть из горла. Гадость. Как пираты пьют эту дрянь для удовольствия, а не чтобы облегчить боль или обработать раны, я явно никогда не пойму.       А ведь раньше мне это даже казалось крутым.       Последний раз плеснула на голую спину темно-коричневую жидкость, что постепенно впитывалась в пожелтевший от времени матрас. Осталось не так много, как хотелось бы. Позже, мне явно понадобится больше. Надо будет раньше закончить с обедом и пока большинство на камбузе, спуститься на склад. Из-за прибытия на остров, там будет полный бардак. На пропажу одной бутылки и внимания не обратят. А сейчас оставалось каким-то образом перевязать чистыми бинтами спину.       Провозилась я прилично. На бинты ушло почти всё допустимое время. Некогда приличная майка теперь годилось только палубу драить, что определённо расстраивало. Это было моей первой качественной вещью, полученной за всё время пребывания на корабле. А всё из-за торгового судна, которому не посчастливилось встретить на своём пути пиратский корабль. В основном там были предметы роскоши для знати, что было богатым, но редким уловом. Но нашлось и несколько простых детских шмоток, что не несли никакой ценности. Мне они и перепали.       Эта майка была последняя и самая любимая. Вещи зелёного цвета мне всегда нравились.       Было пасмурно, а по палубе стелились остатки белого туман. Но впереди он всё ещё был довольно плотным, из-за чего капитан лично вышел на палубу, направляя корабль. Изредка, он размыкал тонкие губы, громко отдавая команды суетящимся матросам. Тогда можно было увидеть его ровные, несмотря на возраст, белые здоровые зубы, без той желтизны, свойственной курящим людям. Капитан Николас никогда не злоупотреблял ни табаком, ни алкоголем, предпочитая в любое время дня и ночи сохранять ясный ум. Чего точно не скажешь о старпоме. Тот себе не отказывал в разных удовольствиях и мог частенько перебрать, а о его страсти к курению чуть ли не легенды слагали. Как говорили другие члены команды, с курительной трубкой он не расставался даже во сне и в этом случае я была склонна им верить. Увидеть старпома хоть раз без данного атрибута не получилось ни разу.       Сейчас, стоя рядом с капитаном у штурвала, он одной рукой придерживал карту, а другой встряхивал куда-то в сторону содержимое своей трубки. Набив её по новой, он ловко чиркнул спичкой и дождавшись, пока пойдет дымок, с удовольствием затянулся. Карту, для удобства сунутую под мишку во время набивания трубки, он с шелестом расправил, с озорством всматриваясь в блёклые линии и с довольной улыбкой что-то говоря капитану. В другом настроении, увидеть старпома было такой же редкостью, что услышать искренне одобрение капитана. И то, и то сравнимо с находкой дьявольского плода.       — Энди! Нужна помощь!       Старпом, которого оторвали от разговора с капитаном, заинтересованно повернулся в сторону голоса. Пару человек из команды толпились у трюма, пытаясь затащить на палубу большую деревянную коробку. Судя по тому, как мужчины кряхтели от натуги, ноша была для них слишком тяжела. Старпом, второй по власти человек на этом корабле, окинув быстрым взглядом развернувшуюся картину, явно пришел к тому же выводу.       С такого расстояния слышно не было, но Энди что-то быстро сказал капитану. Тот кинул незаинтересованный взгляд в сторону возникшей проблемы и склонил голову, обозначая лёгкий кивок. Старпом улыбнулся ещё шире, пружинистым шагом направляясь к трюму.       Попадаться ему на пути не хотелось. Прозвище Энди — «Улыбчивый», слишком смягчало, приуменьшало и вводило в заблуждение. Было обманчиво, как и всё в этом пирате. Первое время на корабле я думала держаться около него, полагая, что хоть он не обидит, а возможно и защитит от постоянных нападок остальной команды, но как-то слишком быстро пришлось в этом разувериться.       Вот ты стоишь, моешь столы на камбузе и раз — ощущаешь такую лёгкость на голове, что первое время просто стоишь и пытаешься осознать, что же не так. Сквозняк от открывшейся двери холодит затылок, и ты неосознанно тянешься к месту на шее, где побежали мурашки. Но вместо привычной косы под пальцами ты касаешься покрытой мурашками кожи. А потом рядом с тобой опадает черная змея, что ещё мгновение назад была той самой косой и болталась за спиной.       Под оглушающий хохот и одобрительные восклицания в адрес Энди, который слегка брезгливо отряхнул руку от оставшихся на ней волос, я обливалась обжигающими лицо слезами, осознавая, пытаясь принять произошедшее. Я стояла, опустив лицо, а соленые капли падали вниз, на уже помытый до блеска стол. Меня охватил такой шок, что пришлось для надёжности упереться об деревянную поверхность руками, сжимая мокрую тряпку. В себя пришла, услышав предложение и вовсе побрить меня налысо, крепче смыкая пальцы на грязной ткани. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не кинуть её шутнику в лицо и не скатиться в банальную истерику, кидаясь на всех подряд. Тогда я уже знала, что за этим последует что-то посерьёзнее отрезанных волос.       Всю ночь я проплакала, сжимая начавшую распускаться косу в руках, а ранним утром еле разжала охваченные судорогой пальцы, чтобы с непонятным чувством наблюдать, как длинные темные пряди скользят по ладони вниз, в безмятежные морские волны, что только начавшее вставать рассветное солнце окрасило в золотистые тона. Коса исчезла в море, а вместе с ней и моя вера во что-то хорошее на этом корабле. А образ Энди что стоял, довольно пыхтя трубкой и вальяжно поигрывая одним из своих парных кинжалов, что задорно сверкал в свете зажженных ламп, надолго засел в голове.       Его я стала презирать. Когда он ловил на меня Морского Короля — ненавидеть. Опасение появилось во время одного из его представлений, как это все называли. Обычно старпом их устраивал, когда кто-то ему не угодил или просто настроение такое было. Так, я участвовала в них четыре раза. Но по сравнению с Юсифом это были мелочи: глубокие царапины, которые, правда, подолгу заживали, а некоторые, как и одежду, приходилось зашивать. Первый раз накладывать швы самой было просто отвратительно. Я примерно представляла, как надо делать, потому что когда-то мне их уже накладывали на ногу, когда дома я сильно порезалась об острый камень, упав с дерева. Доктор, пока зашивал, все уши прожужжал, как жизненно необходимо такие раны обрабатывать и что если не накладывать швы, заживать будет дольше, а ещё будет не красиво и вообще, оказывается даже от маленькой ранки можно на тот свет отправиться. Страху он нагнал своими нравоучениями, жуть вспоминать, но именно из-за этого я всегда старалась хоть как-то обработать свои травмы. Особенно, после того как своими глазами увидела, что люди без рук и ног остаются или и вовсе умирают, если не следят за своими ранами.       Вот так и произошло, что после первого участия в представлении Энди пришлось научиться зашивать не только одежду, но и кожу.       Но даже так, для меня старпом, несмотря на причиняемые им проблемы, не был самым страшным человеком на корабле. Самым страшным злом был Юсиф. Кок силы не жалел и последствий от его побоев в работе по кораблю было больше. После Энди были только такие неудобные порезы и сильный стресс.       А кто не испытает хоть мало-мальское потрясение, когда в него метают ножи, приставив к стеночке перед всем экипажем? Все боялись, когда оказывались на этом месте. Но уже почувствовав, что значит настоящая боль, это казалось цветочками, даже несерьёзно как-то. Накосячить перед Юсифом казалось самой настоящей катастрофой, издевательства старпома стали восприниматься как неизбежное зло, которое надо перетерпеть. И вот так, страх с каждым новым представлением Энди начал отступал.       Вот только в день, когда я полностью перестала бояться, Энди это почувствовал и моя ладонь оказалась пришпилена к деревянной стене.       Это был урок. Не бояться Энди нельзя. Страх других питал его. Всё, что с связывало со страхом, радовало его. Физическая и моральная боль других заставляла этого слегка полного, но довольно высокого мужчину, заливаться одним из самых радостных смехов в мире, потому что она вызывала в других то чувство, что так ему нравилось и эта боль помогала подпитывала ему страх в людях.       Тогда Энди и его клинки стали сниться мне в кошмарах, и я стала каждый раз вздрагивать, стоило только завидеть, что они не висят у него на поясе, а в причудливых узорах мелькают между мозолистых пальцев. Для него это была привычка, так с ними играться, а я вся внутренне сжималась и не могла оторвать взгляд, боясь, что он в любой момент их метнёт.       После этого случая я особенно сильно старалась избегать Энди. Настолько, насколько это вообще было возможно, учитывая, что мы плавали на одном корабле.       Вот и сейчас, временно забыв о дискомфорте, я быстро юркнула к ящикам, что уже вынесли к левой палубе. По виду, они напоминали те, что стояли на складе и которые служили для хранения некоторых продуктов. А ещё были знакомые ящики для рома.       Команда проводила ревизию имеющегося и прикидывала, чем нужно затариться на острове, к которому мы уже сегодня причалим. Юсиф отдал соответствующие распоряжения ещё вчера, которые команда кинулась выполнять в первую очередь, вынося опустевшие ящики. И судя по всему, пираты уже закончили с заданием кока, раз начали копошиться около трюма. Вовремя же я вышла.       Пришлось немного изменить курс и устроиться за ящиками так, чтобы часть команды, что пыталась достать что-то тяжёлое из трюма и Энди, который уверенно шёл в их сторону, не видели меня с того ракурса.       Но Энди, судя по насмешливому взгляду, брошенному ровно туда, где я примостилась, приметил меня ещё стоя на мостике с капитаном. К счастью, этим и обошлось. Сейчас, имея цель поинтереснее, он пружинистым шагом уверенно шёл вперёд и быстро скрылся из моего поля зрения, ограниченного потрёпанными деревянными ящиками.       Но только я мысленно обрадовалась, что он прошёл мимо, как лёгкий утренний ветерок сменил направление и нос уловил удушающий запах табака даже с тех двадцати метров, что разделяли нас со старпомом. Отраву он курил знатную и настолько пахучую, что слышно её было, наверное, на всей палубе.       Замутило. Этот запах был тем немногим, к чему привыкнуть так и не удалось.       А ещё я вся пахла спиртом, как и залатанная в некоторых местах серая майка, которую удалось впопыхах отрыть. Эти два запаха, табака и алкоголя, просто сводили с ума и голова, которая и так нещадно трещала, была готова расколоться надвое.       Отвернулась от палубы, в сторону моря, чтобы подышать. Сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, прикрыв слезящиеся глаза. Постояла так немного. Послушала звук плескающихся волн. Вроде полегчало.       Уже хотела оторваться от бортика, к которому неосознанно припала плечом, и пойти наконец на камбуз, как в центр лба словно воткнули раскалённую иглу. Всё скудное содержание желудка резко перекочевало к горлу и я, порадовавшись, что так удачно оказалась у бортиков, с чистой совестью перевесилась через деревянные перила.       Полоскало меня долго и со вкусом. Во всех смыслах данного выражения. Даже удивилась, в перерыве между подходами, откуда столько взялось. Зато, когда перестало тошнить, стало так хорошо! Словно ещё недавно это не я чувствовала себя как разбитая ваза.       От этого совсем никакое настроение даже умудрилось подняться и я, радуясь хоть такому улучшению своего состояния оторвалась от бортика. Повернулась в сторону камбуза да так и замерла.       Капитан Николас смотрел мне прямо в глаза. Ящики прятали меня от команды со стороны трюма и они не видели моего недавнего позорного положения, но капитан Николас видел всё. И продолжал неотрывно смотреть.       Выстоять под любым из его взглядов, было сложно. Комфортно себя чувствовали разве что Энди и Юсиф, остальные их выдержкой похвастаться не могли. Смотря в эти выцветшие от времени глаза создавалось впечатление, что принадлежали они живому мертвецу.       Не выдержав под ними даже пары жалких секунд, поспешно опустила глаза вниз, нервно одергивая майку на несколько размеров больше нужного и быстро, пока вмиг задрожавшие коленки не подвели, засеменила в сторону камбуза.       Под непрекращающимся давлением со стороны капитана, дорога до обители ненавистного кока казалось дольше, чем обычно. Красная дверь, обычно вызывающая чувства обреченности и стойкое ощущение, что выкрашена она была лично Юсифом кровью своих врагов, сейчас казалось, как никогда родной. С пропадающим чувством от чужого пристального внимания, последнее, что я услышала, закрывая тяжелую дверь, было недовольное восклицание Энди:       — Придурки, этот металлолом нужен только через три дня!       На камбузе было шумно и оживленно. Впрочем, как и всегда. Команда Бессердечного насчитывала свыше ста пиратов и еды на них приходилось готовить соответствующе. Нагрузка на коках была огромной, потому здесь постоянно не хватало рук для дел поменьше. Мытье посуды, чистка овощей и рыбы, уборка, вынос мусора, раздача еды. Всех, кто не был особо полезен в других делах по кораблю или накосячил, в первую очередь пристраивали сюда.       Мне была отведена роль посудомойки. Иногда, когда не хватало рук, давали что-то чистить или, что бывало чаще, оставляли мыть весь камбуз.       Но в основном я мыла посуду. Среди пиратов это было, пожалуй, самое нелюбимое и даже унизительное занятие. Чистить рыбу с картошкой и то с большим энтузиазмом шли, потому что не мужское это дело, мыть тарелки, если баба на корабле есть, пусть и такая мелкая.       А мне было абсолютно всё равно что делать, пока на меня не обращают внимание.       В одной из раковин уже успела скопиться разная мелочь, которую следовало помыть. Не медля, пошла туда, старательно огибая суетящихся коков, не замечающих ничего за работой. Время завтрака было уже совсем близко, а на этом корабле любили делать всё вовремя.       Большой металлический таз, что служил мне подставкой, привычно стоял под раковиной. Обычно, достать его было легче лёгкого, но сегодня простой наклон вниз уже был сродни пытке. Опять стало жарко и на таз я встала слегка пошатываясь.       Работа кипела. Мне то и дело докидывали что-то на по-быстрому помыть, а что было уже не нужно, я насухо вытирала и складывала в сторону, чтоб потом было меньше работы.       В один из таких подходов рядом со мной грубо поставили металлическую тарелку с кашей. Есть совершенно не хотелось, но понимание того, что это сейчас просто жизненно необходимо пересилило. Силой запихнув в себя довольно приличную на вкус кашу с мясной подливой, принялась мыть уже свою тарелку.       Постепенно, со стороны столовой начал нарастать гул и Юсиф, что пристально следил за процессом, недовольно цыкнув, начал всех строить.       — Рик, Памо, тащите первую тару с супом на раздачу! Линко, жирный ты урод, сколько можно возиться с остальным?! Один это всё потащишь, может тогда твоя заплывшая рожа станет расторопнее! У остальных всё готово? Так тогда какого хрена это до сих пор не в столовой?!       После таких оров Юсифа, активность на камбузе просто зашкаливала. Все старались всё успеть и побыстрее выполнить все поручения недовольного главного кока, даже если к некоторым они не относились. На камбузе под руководством Юсифа, все эти взрослые мужики из безжалостных пиратов превращались в перепуганных до потери сознания крольчат, когда кок проявлял своё недовольство.       Моё место у раковины было единственным уголком спокойствия в этом хаосе. Стой себе и мой, предаваясь злорадству, пока другие носятся как в жопу ужаленные. Давно заметила, что если ты делаешь всё как надо, Юсиф на камбузе на тебе даже лишний раз взгляд не задержит. Посуду, мне кажется, я уже мыла так, что ко мне даже Посудомоечный бог, если такой есть, не придерётся, не то, что Юсиф. Другое дело — это чистка овощей и рыбы. Стандарты у кока были такие, что под них, наверное, только он сам подходил. Я, до попадания на корабль, совершенно не умела не то, что разделывать, даже чистить рыбу, а картошка после чистки всегда выходила в два, если не три раза меньше изначального размера. Шишки от подзатыльников и ушибы на пальцах были моими постоянными спутниками, и я искренне не понимала, почему мне до сих пор поручают этим заниматься, если результат совсем не тот, что им надо? Несомненно, после того, сколько времени я над всем этим страдала, стало получаться намного лучше, но явно недостаточно для того, чтобы продолжать мне это поручать.       Может, у Юсифа так проявляется его добрая сторона? Ну, что-то типа она и так сирая и убогая, так хоть картошку будет уметь нормально чистить.       Ну точно нет. В этом из доброго, разве что преданность своему капитану. Даже эта черта в нём, что он не бьёт тех, кого просто не за что или тех, кто всё делает идеально, всегда казалась жуткой. Потому что это как-то слишком по-хорошему для него, даже в некоторой степени благородно. Но он же такой садюга, что считай все, кто ему не нравится, так или иначе испытывали на себе эту его сторону.       Руки машинально продолжали делать свою работу, водя губкой по грязной посуде, но мысли мои были полностью сосредоточены на этом парадоксе Юсифа. На заднем фоне продолжали доноситься чьи-то окрики, стук кастрюль и бульканье, а я всё размышляла. Размышляла, прикидывая разные варианты, пока в какой-то момент меня не осенило.       Он же специально заставляет меня делать то, в чём я плоха! Не может придраться в работе к тому, что выходит хорошо, поэтому специально поручает то, за что точно можно наказать. Он так и с другими поступает. Специально встанет на пути, чтобы в него точно врезались. Придерётся, что человек не так на него посмотрел или обращался неуважительно. Если нет косяков, он просто создаст ситуацию для них, если ему это нужно.       От этого презрение к Юсифу поднялось ещё на пару градусов, как и желание поскорее свалить отсюда.       — Сопля! — раздалось прямо над ухом, и тарелка чуть не выпрыгнула из дрогнувших рук.       Резко обернувшись, с опаской уставилась на возвышающегося надо мной Юсифа.       — Уши, блять, прочисти! — орал он мне прямо в лицо, от чего я спиной вжалась в раковину. — Совсем охренела? Думаешь, получила вчера взбучку, так теперь я тебя трогать не буду? Достала голову из жопы и пошла на раздачу!       И, потеряв ко мне интерес, переключился на следующую жертву.       Ничего другого не оставалось, кроме как молча закрутить кран и пойти куда велели. Слово Юсифа здесь закон и лишний раз пререкаться не стоило, если не хочешь нарваться на неприятности. Неприятностей мне хватало. Это ж надо было умудриться пропустить, что он меня звал! Теперь и спина ещё больше болит, и Юсифу лишний повод для нагоняя.       Наливая в тарелку первую порцию супа, думала, что хуже уже вряд ли будет.       — О, — послышался удивлённый возглас со стороны пирата, первого подошедшего за своей порцией, — народ, смотрите, кто это у нас сегодня на раздаче!       На его возглас стали поворачиваться и вот уже скоро внимание всех собравшихся на завтрак было направлено на нас.       Стараясь выглядеть как можно спокойнее, сунула ему тарелку в руки, сразу наливая следующую. Они всегда веселились, когда видели меня за работой, но на камбузе дальше слов не заходило. Это раньше, на палубе, они могли спокойно развернуть ведро с водой, а тут, им сначала Юсиф головы открутит за беспорядок и испорченную еду, а уже только потом на мне отыграется.       Возможно, в работе под командованием главного кока были и свои плюсы.       Среди пиратов начались непонятные волнения, заставившие насторожиться. Не было слышно сальных шуточек и взрывов смеха в ответ или каких-то других издевательств в мой адрес. Наоборот, смеялись с других членов команды, что сидели с недовольными лицами и кидали презрительные взгляды в мою сторону.       А это ещё что?       — Грэн, не корчи рожу! — громко хохотал огненно-рыжий пират, из-за чего его лицо почти сравнялось по цвету с волосами. — Гони белли раз продул!       — Тц. — скривился Грэн, с раздражением шкрябая отросшим ногтем по своей глазной повязке. Под злорадный хохот Марджо, что явно наслаждался происходящим, на стол упал крупный мешочек. От силы удара, несколько монет выпало, падая со стола, но Марджо на такие мелочи было как-то плевать. Мешочек перекочевал к нему на пояс и он, насвистывая незатейливую мелодию отправился за едой, по пути хлопая таких же счастливчиков, как и он по плечу.       — Мелочь, вот что тебя заставило вылезти из своей норы? — не скрывая раздражения спросил Грэн, но похоже вопрос не требовал ответа, раз почти сразу он задал другой. — Кто из вас придурков сказал, что она еле живая вчера была?       — Э-э-э? Но она реально на отбивную была похожа, — виновато ответил пират с соседнего стола, рассеяно почесывая голову и с таким же видом наблюдая, как другие терзают уже его мешок с белли. — Я лично видел, как она валялась в трюме и тоже поставил на то, что не придёт.       — Так какого хрена она сейчас здесь?! — заорал ещё кто-то, от чего пират, который видимо и заварил это всё, стал выглядеть ещё более расстроено. Но совладав с собой, уже он начал кричать.       — А я почём знаю?! Сам, блять, виноват, что столько бабла поставил, а ещё пытаешься на меня всё спихнуть?!       — Чё сказал…?!       Крики поднялись со всех сторон и многие повскакивали со своих мест, разминая кулаки, а я наблюдала за этим круглыми глазами не до конца понимая, что вообще сейчас происходит.       Они чё, ставки на меня сделали, а теперь ещё и срутся из-за этого? Нет, для пиратов вообще нормально быть слегка в неадеквате, когда они после долгого плавания слышат, что скоро корабль причалит к острову. В море, на самом деле, не часто происходит что интересное, кроме стычек с дозором и грабежа других кораблей. В остальное время на корабле хотелось сдохнуть от скуки. Вот и развлекались все как могли.       И похоже, сейчас им особенно хотелось выпустить пар, раз они решились сделать это в святая святых этого корабля.       — Какого Дьявола вы разорались?!       Вид Юсифа, готового этого самого Морского Дьявола прямо сейчас и загрызть, вмиг заставил уже собравшихся начать мордобой, замереть. Энди, что стоял чуть позади, смотря при этом на развернувшееся с предовольной улыбкой и вовсе заставил драчунов разойтись по разным сторонам.       — Так что, блять, вас так всех взбудоражило? — практически шипел кок, что не терпел беспорядков в своей обители.       Все стояли, понимая, что нарвались. Смотрели кто куда, но только не на кока и когда тот уже начал потихоньку закипать, вперёд вышел Марджо.       — Ты это, не серчай Юсиф, парни просто расстроены что пришлось расстаться со своими белли.       — И отчего же? — всё наседал Юсиф, крайне недовольный тем, что команда тут чуть не устроила.       — Ну-у-у, мы тут сделали ставки, — протянул уже другой пират, отойдя от первого шока. — Слышали, мелочь опять нарвалась, причём серьёзно. Вот мы и решили развлечься.       — Вы и раньше такой хернёй маялись, но почему-то тогда вас не тянуло чистить друг другу морды. И особенно здесь. Совсем берега попутали? — угрозой от Юсифа так и пёрло. Вот они дураки, конечно. Все же знают, что, если что-то случится с его ненаглядным камбузом, он потом ещё долго с этой темы не слезет. — Мне насрать на причины. Если бы я не пришёл, вы, утырки, всё бы тут разворотили! Вам что, новость о том, что мы сегодня причаливаем так в голову ударила что вы уже соображать не можете? Ещё один грёбаный раз и вы все будете питаться объедками! Вам понятно?!       Хор недружных голосов был ему ответом. Ещё раз обведя присутствующих своими налитыми кровью глазами, он уже собрался уходить, как его взгляд замер на мне.       — Ты. Быстро пошла за мной.

***

      — Ну и что ты по-твоему творишь? — первое, что сказал Юсиф, стоило нам выйти в коридор.       Простите?       Недоумение столь ярко отразилось на моём лице, что кок, всем своим видом источая презрение, всё же пояснил:       — Какого хера ты приперлась на кухню, да ещё и на раздачу?       Или не пояснил. Они что, сговорились все сегодня мне это в укор ставить?! Да я вообще не понимаю этих пиратов! Не пришла, плохо, пришла, теперь тоже плохо! Что с ними не так?! Или, он тоже делал ставку и сейчас бесится, что продул?       Всё ещё не понимая, в чём дело, рискнула осторожно возразить:       — Но Юсиф-сан, вы не давали мне выходной, а раз так я несмотря ни на что должна…       В лицо прилетела пощёчина. Не ожидав такого, покачнулась и не устояв на ногах, шлёпнулась на пятую точку, потрясённо схватившись за пылающую огнём щеку.       — Ебаный в рот, если ты больная, то ты мне нахрен не всралась на камбузе! Ты чё, совсем своей башкой не думаешь? Или хочешь, чтобы вся команда из-за тебя слегла, а?       Я молчала. А что говорить, если все ещё не понятно, что происходит?       Но слова про болезнь зацепили. Да, мне плохо после вчерашнего, но Юсиф не мог этого не знать, ведь сам довел до такого состояния. И сейчас он отчитывает меня за то, что не осталась отслеживаться, хотя сам не давал на это разрешение. Да и не впервые раз, что я шла на камбуз, когда всё тело буквально ломит от пережитых издевательств. Тогда может, он имеет ввиду немного другое?       — Н-но я… здорова… — промямлила себе под нос так, что сама еле услышала.       — Ага, как же, — спокойно расслышал кок, издевательски скалясь. — Скажи ещё, что это не ты пол утра блевала в море.       Откуда он знает? Это ведь видел только капитан.       — Капитан считает, что ты могла что-то подцепить и поэтому тебе не следует некоторое время появляться на камбузе, — практически продолжил мою мысль Юсиф, а я слушала и всё больше офигевала от происходящего, — признать честно, ты и правда так себе выглядишь. Да и приказ капитана такой. Короче, — меня, грубо схватили за шкирку, ставя на ноги и также грубо впихнули, что-то в руки, — сейчас ты валишь в трюм и не высовываешься оттуда, пока не станет лучше. А для это будешь жрать что капитан передал три раза в день. Оклемаешься — молодец, а если нет… ну, значит, не судьба. Нам на корабле задохлики не нужны. Ну, удачной дороги.       И чтобы двигалась быстрее, придал мне ускорение в сторону выхода, больно пихнув в плечо.       Шла я как в тумане. По дороге в трюм, беспрепятственно зашла на склад, захватив пару средних бутылок с ромом и также без происшествий дошла до своего уголка. Скинув увесистые бутылки в угол, где валялись всякие ненужные тряпки, плюхнулась на матрас, попутно стаскивая порядком надоевшие сапоги.       Только когда проделала всё это, разжала слегка подрагивающие от усталости пальцы. В руке у меня был небольшой прозрачный пузырек с белыми таблетками. Пораженно уставилась на это явление, не до конца понимая происходящее.       А после заливисто расхохоталась, кидая его в ведро для мусора, где уже валялась так любимая мной зелёная майка.