The Void

      Лондонский конец июля почти такой же жаркий, как и флорентийский апрель. Ева наслаждается обедом из тоста с ветчиной и сыром на теплой скамейке в парке Сейнт-Джеймс, всего в нескольких минутах ходьбы от здания СРС. Она смотрит на Парк-Лейк, на видневшуюся вдалеке заднюю часть Букингемского дворца.       На работе все хорошо; летом политика не дремлет, а Мэтью Дженкинс повсюду таскает ее с собой, постоянно давая задания и отвлекая от развода.       На следующий день после возвращения из Италии Ева, наконец, перешла Рубикон и сделала неизбежное: она пошла домой и поговорила с Нико. Он с большим пониманием отнесся к ее мыслям и чувствам, потому что, в конце концов, они двигались в разных направлениях уже больше года, даже несмотря на то, что они пытались с этим справиться, пытались с этим жить. Весь разговор прошел в достаточно вежливой манере и закончился тем, что Нико потребовал продать дом, потому что она в нем жить не хотела, а одному ему нет смысла жить в доме такого размера, так что теперь, пока риэлтор выставил его на продажу, они приобрели собственные дома на противоположных концах Лондона.       1 июня Ева переехала в очаровательный двухэтажный дом в Ламбете, расположенный недалеко от ее работы. Теперь у нее есть почти четыреста квадратных футов свободного пространства, которые она может заполнить интересующими ее вещами. Она хорошо спит по ночам, не забывая открывать окно, чтобы не оставаться одной в мертвой тишине. Она привыкла к легкому храпу рядом с ухом, но его больше нет - никого больше нет - поэтому она прислушивается к другим убаюкивающим звукам, при этом сильно скучая по Нико, но зная, что она приняла правильное решение.       Елена настояла на том, чтобы помочь ей украсить новый дом, и она ей это позволила. Кенни и Ева стояли в тихом ужасе, пока Елена красила одну из стен в черный цвет.       - Под цвет твоей душе, - со всей серьезностью объяснила Елена. Ева усмехнулась и согласилась с аргументацией, лежащей в основе выбора цвета. Черная стена стала ее «стеной мыслей», местом, куда она вешала все новостные статьи и дела об убийствах, которые привлекали ее внимание и щекотали воображение.       Рядом со скамейкой, на которой она обедает, гаркает стая каких-то гусей, и на мгновение она подумывает бросить им кусочек своего тоста, но к ней вернулся аппетит; она снова хорошо питается, всегда остается сытой, и поэтому, глядя на птиц, она съедает все, что осталось от ее обеда, и чувствует себя немного невоспитанно.       Две недели назад Ева получила записку и гордый хлопок по плечу от Мэтью; покойный Томас Даукса - Казимирас - был найден в Инсбруке, Австрия, недалеко от кладбища в Прадле. Его тело было оставлено на улице, прислонено к стене, и в отчете патологоанатома упоминалось, что причиной смерти стала сильная кровопотеря; на его теле обнаружилось два пулевых ранения - одно в ногу и одно в живот. Стреляли с близкого расстояния, глубокой ночью. Никаких признаков физической борьбы. Ева не может знать наверняка, но все это кажется слишком уместным, и, прежде чем отчитать себя за такие мысли, она улыбнулась экрану компьютера, улыбнулась от иронии произошедшего.       «Ла Вилланель» лежит в ее сумке. Ева носит парфюм с собой, боясь, что в определенный момент она почувствует непреодолимую потребность отправиться в путешествие по переулку памяти, но не сможет сделать это без любимого аромата Оксаны.       Духи - единственное, что осталось ей от Оксаны. Переехав в новый дом, она избавилась от всего остального: от одежды, записей, оригинального файла Казимираса с почерком Оксаны - даже от бриллиантового колье за 2000 евро, которое она получила в качестве подарка на свой день рождения, - но она оставила «Ла Вилланель», потому что это единственное, что ей действительно нужно.       Ева научилась контролировать образы, которые вызывает в воображении «Ла Вилланель». Она больше не видит галлюцинации с Оксаной; Оксана не является к ней ни в какой форме, но если она на работе и ей нужно взбодриться и сосредоточиться, запах парфюма помогает ей в этом. Если она дома, в постели, и ей не хватает успокаивающего тела Оксаны, запах парфюма позволяет ей попробовать Оксану, почувствовать ее так, будто она действительно лежит рядом.       Ева счастлива большую часть времени, но она живет с тем, с чем не ожидала столкнуться: с отсутствием физического присутствия Оксаны и с возбуждением, которое Ева испытывала, зная, что скоро увидится с ней. Там, где были эти чувства, теперь огромная пустота - огромное, совершенно пустое пространство. Она носит его с собой, словно черную дыру, и ничто - даже «Ла Вилланель», даже самые лучшие мечты, не в состоянии ее заполнить. Она и не осознавала, сколько места Оксана заняла в ее физическом теле. Все, что она может делать, - это чувствовать и надеяться, что, возможно, однажды ткань вокруг этой пустоты срастется, и она пойдет на поправку.       Все еще сидя на скамейке, она достает сумку и сжимает пальцы вокруг круглого флакона. Он там, как и всегда, настоящий и прочный. Еве хочется вспомнить смех Оксаны - отчетливо услышать его в своей голове - но большая тень падает на пустое пространство рядом с ней, и потому она опускает флакон, а затем поднимает взгляд.       Она саркастично смеется, потому что не может ничего с этим поделать. Если раньше она считала, что ее жизнь похожа на плохой фильм, выходящий из уст Эллисон Перри, то только что все стало еще хуже - гораздо, гораздо хуже.       Рядом с ней на скамейку приземлилась фигура, одетая исключительно в тяжелый черный костюм, хотя сейчас июль.       Еве удается, наконец, взять под контроль свой смех, и затем она фыркает и снова смотрит на воду.       - Да ты, блять, издеваешься? - вздыхает она; уголки рта все еще подергиваются, потому что серьезно, но потом она успокаивается, и в голову приходит ужасная мысль: - Ты пришел сообщить мне, что она мертва?       Константин Васильев качает головой. Ева видит это движение краем глаза.       - Нет, - говорит он и складывает на коленях руки в перчатках.       Ева смотрит на него, но он больше ничего не говорит: он просто изучает заднюю часть Букингемского дворца, выглядя довольно увлеченным этим занятием. Ева закатывает глаза.       - Как твоя дочь? - спрашивает она, поскольку не знает, что еще сказать.       - Ирина жива, - с грубым русским акцентом говорит Константин, устало улыбаясь, а затем смотрит на Еву. - Это все, на что я могу надеяться, - очередная долгая пауза, а затем: - Вилланель мне как дочь.       - Она стреляла в тебя! - восклицает Ева, глядя на него круглыми глазами.       - А ты ее пырнула, насколько я слышал, - Константин очень самодовольно поднимает брови. - Как думаешь, от этого она стала любить тебя больше или меньше?       Ева закусывает губу.       - Я не знаю, что она почувствовала, - признается она, думая, что если бы Оксана ее любила - действительно любила - возможно, она не позволила бы Еве уйти. Это было бы ее естественной реакцией - желание причинить боль Еве или кому-то из ее близких, если ее уход от Оксаны задел ту так же, как и давний отказ Анны... но после побега из тюрьмы пять лет назад Оксана не пошла за Анной, и Ева все еще жива, как и все ее знакомые. Поэтому она толком и не знает, что думать, но, может быть, может...       - Не разбивай мне сердце, - бормочет Константин, и Еве требуется пара секунд, чтобы понять, что он цитирует Оксану, как раз перед тем, как она в него выстрелила. - Это было за нас обоих.       Ева вздыхает и щурится на яркий солнечный свет.       - Кстати об этом: почему ты, черт побери, все еще жив?       Она своими глазами видела, как Оксана выстрелила в него.       - Я сбежал, - пожимая плечами, объясняет Константин.       Ева чувствует, как подкрадывается очередной приступ смеха.       - Вау, - усмехается она, глядя на его полированный костюм. - Я и не знала, что можно сбежать, если ты работаешь на организацию, которая убивает людей ради заработка. Какое прекрасное время для жизни.       - Боже мой, ты и впрямь такая же раздражающая, как я помнил, - ворчит он, не глядя на нее.       - Этого тебе, должно быть, в жизни хватает: быть в окружении раздражающих женщин, - говорит Ева, все еще широко улыбаясь, но потом она слишком ярко вспоминает Москву, вспоминает Оксану, приставившую пистолет к голове Ирины, и чувствует легкий укол печали в груди.       Она должна спросить. Пару месяцев у нее все было хорошо, но Константин здесь, и его появление - слишком удивительная случайность, поэтому она не может не спросить.       - Как она? - бормочет она, и как только эти слова покидают ее уста, она понимает, что, должно быть, именно эти чувства испытывала Анна; она хотела ненавидеть Оксану за то, что она сделала, но та по-прежнему была ей глубоко небезразлична, несмотря на прошедшее время.       - Откуда мне знать? - говорит Константин. - Я сбежал.       Он смотрит на Еву и, должно быть, замечает разочарование - проблеск надежды - в ее глазах, потому что он драматично вздыхает и потирает свою белую бороду.       - Она вышла из игры.       Колотящееся сердце уходит в пятки.       - Что? Серьезно? Погоди, откуда ты знаешь?       - Враг моего врага - мой друг, - говорит Константин. - Когда будешь в моем возрасте, у тебя будут связи на всю жизнь. На данный момент она не работает. Она выживает.       Глаза начинает щипать, и она судорожно вздыхает. Оксана вышла из игры.       - А ты, э-э... ты ее видел?       - Не вблизи, - говорит он, наклоняя голову, - но она снова делает свое дело. Тренируется. Думаю, она поправляется. Слышал, у нее свежие раны.       Сердце будто расширяется, в груди так тепло и приятно.       - Ты знаешь что-нибудь о смерти Казимираса?       Константин фыркает.       - Как я и говорил, она делает свое дело.       Это ни «да», ни «нет», но явно скорее первый вариант, и, боже, она не должна так радоваться тому, что Оксана кого-то убила, но она убила Казимираса. Она сделала это ради Евы, которая теперь испытывает странную смесь противоречивых эмоций.       - Ты сказал, что она вышла из игры. Думаешь, она...       - Впервые, когда я встретил Вилланель, - перебивает он, улыбаясь самому себе, - она была такой странной. С ней было так трудно. Я не мог до нее достучаться. Было очевидно, что она другая; она очень отличалась от той девочки, которую я изначально забрал. Вилланель показала именно то, что я ожидал обнаружить: беспощадная женщина, рожденная убивать, но, знаешь, когда она немного разогрелась, я понял, что она очень забавная.       Ева это знает, потому что Оксана правда забавная. В горле встает ком.       - Ты знал, кем она была, когда ты встретился с ней впервые?       - Не полностью, - признается он, и его улыбка угасает. - Первый человек, который ее обучал, сказал мне, что она была психопаткой, когда я пришел за ней. Разумеется, у него было разбитое лицо, так что, возможно, он был не особо объективным.       Ева искренне улыбается, потому что, конечно, Оксана разбила ему лицо. Не дай бог, кто-то попытается ее чему-то научить, и не дай бог, кто-то назовет ее «психопаткой».       - Ты хотела бы снова увидеться с ней? - спрашивает Константин и смотрит ей прямо в глаза.       Тогда сердце полностью останавливается, и она поворачивается, чтобы встретить его взгляд, но выражение его лица скорее задумчиво, он ни на что не намекает; он ничего не предлагает, а просто хочет услышать ее ответ.       - Нет, - тихо говорит она, и затем из горла вырывается низкий смешок. - Боже. Скорее всего, я сойду с ума и выброшу свою жизнь на помойку, а мне все это вроде как нравится... эта тихая и спокойная жизнь, которая у меня есть, так что нет. Не особо.       Она много об этом думала, но ее ответ кажется верным и неизменным.       - Думаешь, она придет навестить тебя? - спрашивает он тогда.       Ева думала и об этом: она думала о том, что бы произошло, если бы Оксана каким-то образом узнала о том, что полицию предупредил Кенни, но в нее стреляла личная охрана генерала Романо, а не итальянские карабинеры. Ева не позволяет себе слишком много об этом думать, иначе потеряет сон.       - Я попросила ее не делать этого. У меня такое ощущение, что она будет уважать мою просьбу, или, если... если она придет увидеть меня, то, скорее всего, она сделает это так, чтобы я ее не увидела.       Примерно месяц назад она испытала ощущение, похожее на воспоминание; воспоминание о том, как Оксана смотрела на нее, но самой ее нигде не было видно. Ева до конца дня не чувствовала, будто ее преследуют, так что в итоге она спустила это призрачное чувство на тормозах.       - Ты же знаешь, что ты жива только потому, что она этого хочет? - небрежно спрашивает он, словно это самый нормальный вопрос в его мире.       - А она жива только потому, что я спасла ее, - отвечает Ева, тем самым заработав впечатленный взгляд Константина. - Она это знает.       У Оксаны теперь три шрама от Евы: колотая рана и две пулевые, которые Ева обработала и зашила.       Оксана будет помнить, кто сохранил ей жизнь.       Константин, кажется, соглашается, потому что он кивает, а затем поднимается, выглядя совершенно нелепо в своем темном костюме, который, скорее всего, прожигает его изнутри в такую жару. Ева нисколько ему не завидует.       - Приятно видеть, что у тебя все еще есть жизнь, - говорит он и сует руки в карманы. - Очень немногие, кто встречался с Вилланель, выживают, чтобы рассказать эту историю.       - Кстати говоря об историях, - быстро говорит Ева, потому что эта мысль только что пришла ей в голову. - Каролин умерла. В январе. Ты знал об этом?       Константин гримасничает и поднимает глаза на чистое небо.       - Да, я слышал. Это, э-э... - он прочищает горло. - Обидно.       Ева недолго изучает выражение его лица, а затем говорит:       - В МИ-6 завелась крыса. Она работает на «Двенадцать». Вилланель мне рассказала, - Ева потратила много времени, пытаясь вычислить этого человека, но ничего не добилась, и даже учитывая все то, что она оставила в прошлом, она хочет его поймать. Она хочет поймать этого человека за то, что он предал Эллисон Перри. - Ты знаешь, кто эта крыса?       Константин разражается настоящим, сердечным смехом, полным ликования.       - Откуда мне об этом знать?       - Враг моего врага - мой друг, - отвечает Ева, цитируя его недавнюю фразу. Он явно работает на кого-то другого, раз он жив и пришел сюда, к ней. - «Двенадцать» приказали Вилланель выстрелить в тебя. Теперь они твои враги.       Он медленно качает головой, натянуто улыбаясь.       - Ева Поластри, - медленно говорит он, - ты так раздражаешь. Но еще ты такая умная. Ты слишком умная для своего же блага.       Ева чувствует себя победительницей, чувствует, что Оксана бы ей гордилась.       - Так ты знаешь, кто эта крыса?       Константин бросает взгляд через плечо на других людей, наслаждающихся солнечным светом, а затем приподнимает бровь.       - Отличное местечко для обеда. Ты сделала хороший выбор.       С этими словами он кивает и начинает удаляться.       Ева не сводит с него взгляд до тех пор, пока он не исчезает за живой изгородью, пропадая из вида. Она поворачивается, чтобы посмотреть на Парк-Лейк. Она знает, что увидит его снова. Так или иначе, она вычислит крысу.       Девочка бросает в озеро плоский камень. Он трижды подскакивает на поверхности воды, а затем его путешествие заканчивается, и он опускается на дно.       Ева чувствует, как и ее озеро медленно заполняется новыми водами, как она и предполагала. Она добавляет в одно место немного синего цвета, в другое - теплый бриз. Она изо дня в день собирает деревянные части плота, когда находит для этого время. Она крепко связывает веревки, чтобы они выдержали самые сильные штормы.       Иногда она видит туман. Иногда воздух чистый, словно она посреди океана. Иногда она сидит одна, а иногда с ней сидит Оксана, спокойная и настоящая, улыбающаяся и приятная, положив голову на колени Евы, пока волны медленно покачивают их маленький плот, подталкивая их тела друг к другу. Оксана больше не разговаривает с ней в этих мечтах. Теперь она просто существует.       И это все, чего может желать Ева - существования Оксаны.       Ева доедает свой бутерброд, а затем возвращается к работе.

КОНЕЦ