Просьба

       — Хэй, Ди, ты впорядке? — в коридоре раздаётся недовольный голос брата и мальчик тут же в страхе отдёргивается от скомканного одеяла.       В голове непрестанно шумело, во взгляде гулял расфокус, а губы меланхолично прикусывались. Интуитивно. От боли и страха. — Что ты там делаешь?        Дилюк чуть ерзает, оглядывается по сторонам, ищет куда спрятаться, но единственным убежищем был стол, под которым можно было свернутся клубком неопознанных мыслей и исчезнуть. О боги, как ему хотелось исчезнуть именно в этот момент, как же хотелось, чтобы брат не видел его приступа. Ему давно ещё врач прописал нюхательные травы, таблетки внутрь, но...мальчик врал, они не помогали. Лишь раздражали и так воспалённую нервную систему.        Он с грацией картошки падает на пол с кровати и ползёт под стол. Ему плохо. Очень плохо. Так, что даже живот скрутило в спазме, а дойти до туалета не представлялось возможным.        Дверь медленно скрипит, сначала появляется тонкий и слабый лучик жёлтого света от лампы. Он неверный, раскачивается туда-сюда, но Кэйя все равно заходит, бесшумно притворяя за собой дверь. Зорко глядит вокруг, но брата сначала не замечает. А мальчика под столом уже начинает тихонько подергивать, словно его ударяли легкими разрядами тока. Тревожность. Ему надо было ухватиться за что-то.        — Ди, не прячься, я же знаю что тебе...нужно… — чужие слова замедляются как в тумане и Дилюк перестаёт слышать что-либо вокруг себя. Не слышит он, как сам тихо и протяжно скулит, словно собака на привязи. Ему плевать, внутри все рвётся на мелкие кусочки и от этого хочется плакать. — …хэй, ты чего…        Руки интуитивно ползут к лицу, закрывают его, желая спрятаться в темноте. Пальцы зарываются в челку, натягивают ее до рези по коже, хотелось бы вырвать этот сгусток. Прочь. Прочь.        Он видит чужие ноги, колени, слышит или лишь пытается как что-то говорит ему брат. А затем перед ним опускаются на колени и смотрят ласково, с лёгкой улыбкой. Дилюк хнычет от страха и сворачивается клубочком, отворачиваясь к стене. Как же тяжело.        — ...да ты маленький ещё какой… — раздаётся неожиданно ласково и он чувствует, как рядом с ним садятся, позволяя вцепится в чужое предплечье. Обнять, спастись, успокоится, зарыться сморщенным лбом в чужое плечо, вытереть об него слёзы.        В такие моменты Дилюк мог позволить себе все, словно отключая какой-то звоночек в своей голове и превращаясь в обычного, слабого и желающего любви ребёнка. А Кэйя был абсолютно таким же: все их существо кричало и просило дать им это чувство, поселить навсегда в их душах, но искать в других сердцах было бессмысленно. Поэтому они путались друг в друге, срастались в один большой одинокий организм, и видимо уже не такой одинокий, раз их было двое. Но не всегда Дилюк позволял им быть «вдвоём». Не всегда «опускался до уровня своего глупого брата», который тем временем также же жил с этой пустотой внутри. Они оба…        — Спаси меня, спаси от этого чувства… — голос Рангвиндра младшего дрожит в страхе, он сжимает пальцы на чужой руке до синяков и трется щекой о шелковую ткань. И ощущает, как волосы его начинают нежно лелеять зарывшимися в них руками, как плавными круговыми движения притупляют страх смерти. — ...только не говори никому, пожалуйста, мне страшно...мне очень страшно…        Дилюк будто разговаривает с пустотой. Не получая ни отклика, ни слов, ни даже реплик подбодрения… он скрещивает свои руки на затылке и закрывает уши локтями, словно что-то изменится. И правда, он больше не чувствует тяжелую руку у себя на голове, больше не видит дальше стола прутья клетки, но все равно скорчивается от зыбкости этих чувств и, зажмуриваясь, отворачивается в другую сторону. Он лежит на боку, поджав колени к груди, тяжело дышит открытым ртом и жмурится до белых пятен на внутренней стороне век.        Но внезапно он чувствует, нет, даже будто видит, сверху на него осторожно заползает чужое тело, заключает в недо-капкан без выхода. Кэйя стоит над ним на четвереньках, крепко поставив высокие столбы рук по обеим сторонам чужого лица и внимательно вглядываясь в черноту подстольного пространства. Они оба так близко друг к другу, что даже невольно становится ещё страшнее — воздух спертый и душно до стекающего пота на висках. Дилюк боится, что он умрет прямо здесь, от обычного приступа. Даже смешно — он через пару дней как новый капитан Ордо Фавониуса, а сейчас задыхается от страха смерти, который ничем не обоснован. Возможно он слегка переусердствовал с документацией и всякими взрослыми причудами в таком юном возрасте, но как же мечта стать гордостью отца…        — Ты слишком много взваливаешь на себя, ты же ещё маленький и глупый. Твой мозг не выдерживает такого штурма, вот поэтому и вводит тебя в такие пограничные состояния… — Кэйя знает и понимает, что его не слышат, но он говорит это таким тоном, будто в волнительно-романтичной обстановке признаётся новой даме в чувствах. Голос слегка подрагивает, губы улыбаются, но все это так волнительно говорить… Ведь в реальной жизни он был бы уже труп за такие слова — слишком Дилюк трясётся над своими достоинствами и недостатками.        Кэйя, хоть и был всего на пару месяцев старше, но вот понимал в отличии от брата гораздо больше, чем хотелось бы им обоим. Поэтому он прячет все в себе, обзавёлся уже множеством тайн и предпочитает всегда говорить неопределенные и странные вещи, чем сказать правду в лицо. Да, он знал правду. Лучше, чем кто-либо другой.        — Я сейчас умру… просто умру без воздуха...задохнусь… — Дилюк сипит болезненно, пытаясь напрячь свои пересушенные связки, но получая лишь доступный минимум. Ему действительно становится страшно, что он не сможет больше вдохнуть свежего воздуха и даже хватается одной липкой рукой за горло...но тут же замирает, вытянувшись стрункой.        Глаза приобретают фокус, рот слегка приоткрывается и парень делает глубокий, содрогающийся вздох. Медленный, тягучий, он нащупывает желанную прохладу, которую даёт ему брат и притирается к ней всем телом, все ещё держа лицо в оцепенении. Кэйя с мягкой улыбкой дул ему на взмокший лоб, мимолетно убирая слипшиеся пряди волос и склоняясь ещё ниже — прямо к чужому лицу.        — О боги… — задушено выдаёт Рангвиндр, прежде чем в легкой судороге закатить глаза и намертво вцепится в чужую спину руками. Во всем этом молчаливом и сопящем безумии Альберих падает на бок и, моментально обличая уставшее, но довольное выражение лица, прижимает к себе перегревшуюся голову сводного брата. — ...ты сведёшь меня когда-нибудь с ума…        — Это ты сведёшь нас всех с ума своими приступами. — в ладони у Кэйи начинает кристализироватся небольшой шарик, от которого сразу вокруг полился мягкий бирюзовый свет. Дилюк смотрел на новый источник прохлады завороженно, будто загипнотизированный. Он даже как-то качнул головой вперёд и странно замычал, будто прося показать поближе диковинку.       Но внезапно свет оказался слишком близко и исчез, небольшой шарик затолкали ему за щеку и прикрыли рот двумя пальцами. Парень снова замычал и слегка затуманенным взглядом поглядел на брата, который будто только этого и ждал: влажные от потекшего пота, все искусанные и пышущие жаром, его губ осторожно коснулись чужие. Они были такими же холодными и обжигающими, как ледяной шарик за щекой, но отрезвляли намного лучше. Кэйя все так же едва заметно скользнул ими по скуле, довёл до самого уха и принялся шептать всякие глупости. Тихо, медленно и с придыханием, которое остужало висок и от чего постепенно Дилюк начинал различать вокруг знакомые очертания комнаты.        Руки парня теперь уже вместо того, чтобы стальной хваткой цепляться за чужую скомканную рубашку, плавно переместились и уперлись в грудь, ненавязчиво пытаясь оттолкнуть Кэйю. Чисто интуитивно, Дилюку это необходимо на подсознательном уровне: отойти, закрыться, отвернуться, но… его снова целуют нежно, но с уже большим напором, чем раньше. Чужая рука хватает его за затылок и уверенно притягивает ближе, нога Кэйи внезапно оказывается у него на бедре и оба они слегка ерзают, пытаясь найти удобную позу.        — Кэйя, прекрати, я уже в порядке… тебе не стоит больше так делать… — все таки толкнув чуть сильнее, Дилюк успевает обронить эту скупую попытку избавится от брата, но тут же он чувствует, как холодный язык проходится по его губам и чуть касается кончика носа. — Ты дурак? Перестань это ребячество, мы же не дети малые!        Лицо Кэйи, почти что нависшее над ним, нагло отодвигают и Рангвиндру на секунду получается высвободиться из цепких объятий. Но он тут же наталкивается на препятствие в виде чужих ног и, вместо того чтобы встать, лишь сильнее путается и вновь сваливается на пол. Лопатки больно стукнулись о паркет и парень тут же свернулся на бок, в противоположную от брата сторону.        — С тобой точно все будет хорошо? — на холке он чувствует чужое дыхание и от этого по всей спине пробегают мурашки. Даже больше чем от поцелуев, ведь сейчас это звучит так… заботливо? Мерзость.        — Оставь меня одного, тогда будет ещё лучше… — шепчет он в ответ, слегка повернувшись, но снова будто цепенеет: по рёбрам в него скользнули чужие руки, цепляя своей приятной прохладой и выпрашивая лёгкий изгиб в отдельных местах.        — Ты все ещё горишь, давай я помогу тебе… — Кэйя не знает границ, у него принципов или каких-то моральных устоев, он может позволить себе делать что хочет. Так с завистью думает Дилюк, когда чужие пальцы проходятся ему по груди, чуть задевая ногтями кожу и продолжая гладить кругами, будто вводя в транс.        На секунду парню даже показалось, что стало опять душно, так что он закусил губу почти до крови и снова зажмурился. Но ничего не происходило — руки брата не двигались, аккуратно расположившись на животе. А их хозяин также медленно дышал в затылок, не говоря ни слова, но они оба прекрасно поняли друг друга.        Дилюка наконец отпустило.       Закрадывалась отвратительная мысль, что без брата он бы давно помер во мраке собственных кошмаров.