Сон в красной комнате

Энергия Ки никак не желала находиться, сколько бы Фандорин ни пытался отыскать её. Казалось, она закралась в самые глубины естества, и упрямо притаилась. Эраст Петрович, вместо того, чтобы ощутить её прилив, ощущал злость. И спустя пару дней занятий должен был признать, что вернуть расположение Ки ему пока не удастся. Придётся справляться своими силами. Если физически Фандорин испытывал усталость, то морально он был раздавлен и уничтожен. В тот день, вернее, утро, когда Бриллинг ушёл, статский советник несколько раз перечитал его письмо, испытывая только лишь боль и горечь. Потом, вдоволь напоив себя ядом этих слов, он вплёл пальцы в волосы и замер, глядя в одну точку. Из полного ступора его вывел Маса. — Усёл он, да? Заль-заль. Он мне нравился. Формы у него пости как у Люси-сан… Задумчивый голос японца звучал очень участливо. Но это не уберегло его от ярости Фандорина. — Принеси мне чай! — чуть ли не заорал он, с трудом сдерживаясь, и проклиная энергию Ки. — Немедленно! Маса вздохнул, поцокал языком, и сказал по-японски: — Ох уж эта любовь! А потом покорно пошёл за чаем, не особенно при этом торопясь. Эраст Петрович понимал, что теряет драгоценное время расследования, и вместо того, чтобы искать преступницу, на след которой уже явно вышел, пошло предаётся любовным страданиям. Понимал, но ничего не мог и не желал менять. Всё время думал о Ване, вспоминал пылкие соития с ним, такие гармоничные и нежные, что слегка кружилась голова. Принимал ванну со льдом, делал физические упражнения на выносливость, но Бриллинг прочно засел в его мозгу и сердце, и уходить оттуда никак не желал. И пусть Фандорин осознавал, что всегда чувствовал шаткость этого романа, всегда отдавал себе отчёт в том, что Ванечка что-то темнит, больно было как никогда. Грудную клетку жгло, мир казался невероятно тусклым и раздражающим, аппетит напрочь исчез. И вот, спустя несколько дней заключения и мытарств в четырёх стенах, статский советник решил поехать к Бриллингу. Но вовсе не для того, чтобы объясниться: он был в таком негодном состоянии, что едва ли смог бы вести толковую беседу. Конечно, он поговорит с Иваном, но позже. Когда хотя бы немного возьмёт себя в руки. Когда придумает, что именно будет говорить. А пока было достаточно обычной слежки. В седьмом часу утра, после бессонной ночи, Фандорин вышел из своего дома на Английской набережной и поехал на службу к Бриллингу. Затаившись чуть поодаль, на лавочке, обдуваемой холодными осенними ветрами, он цепко следил за зданием петербургского сыска. Он увидел, как приезжает Иван и торопливо поднимается на крыльцо, чтобы тут же скрыться. Сердце зажгло ещё пуще, и Фандорин медленно, судорожно выдохнул. «Ваня», — мягко и нежно проплыло в мозгу. Эраст Петрович хотел было укорить себя за сентиментальность, но тут же вспомнил, что он гармонический человек, стало быть, он не должен бежать от своих чувств и желаний, а должен принимать их. В этом вся суть жизни в гармонии с собой. «А вдруг у него кто-то есть? Нет. Немыслимо. Он ведь сразу сказал, что одинок. Но он мог солгать. Зачем? Чтобы выведать что-то для расследования. Быть может, он просто хотел узнать, кто убийца, чтобы самостоятельно поймать преступника. Что ж, в глубине души я был к этому готов. Разве нет?». Был. Не особенно думая об этом, но понимая, что Иван всегда может исчезнуть, как первые лучи солнца в зеркальном преломлении. Он был слишком опытным и зрелым мужчиной, чтобы безоглядно и безоговорочно поверить даже тому, в кого безбожно влюбился. И Фандорин ничуть не злился на Ваню, скорее, ему хотелось узнать, что произошло, что так тяготило временами начальника сыскной полиции, что он захотел уйти. Если там есть другой человек, то… «Дуэль», — ревниво вспыхнуло в мозгу. Фандорин поморщился. Докатился! Думает в таких категориях! Мысль о том, что у Бриллинга кто-то есть, оказалась настолько удушливой и болезненной, что он решил гнать её ещё в самом зародыше. Статскому советнику и без того было крайне тяжело переживать разрыв, и ревность лишь сильнее разрывала его сердце. За своими страданиями Эраст не сразу заметил Ивана, который вышел из здания сыска, и направился прочь, торопливо ступая по лужам. Фандорин тут же последовал за ним, сорвавшись с места. Путь Бриллинга лежал на соседнюю улицу, там он сел в ожидающий его экипаж и поехал прочь. Эрасту Петровичу ничего не оставалось, кроме как поторопиться к стоящей неподалёку коляске. Дремлющий кучер вздрогнул и приосанился, когда Фандорин обрушился на него со срывающимся: «Н-немедленно вон за т-тем экипажем. О цене б-беспокойтесь!». Бриллинг приехал на Стремянную. Это была тихая и почти забытая богом улочка, дома на ней располагались разрозненно, на приличном друг от друга расстоянии. Летом их практически не было видно из-за пышной изумрудной зелени деревьев, но сейчас, по осени, серые каменные строения прикрывали только голые ветки. Фандорин немного удивился тому, что Иван в рабочее время отправляется явно по неформальному делу. Но вот он уже поднялся на крыльцо двухэтажного особняка, постучал в дверь, и вскоре скрылся за ней. Эраст Петрович протянул кучеру купюры. Тот присвистнул от его щедрости: «Благодарствую, господин! Обождать вас?». — Н-нет. Поезжай, — хмурясь, Фандорин двинулся в сторону дома, в котором сейчас находился Бриллинг. Цоканье копыт растаяло в завывании ледяного ветра. Сделалось тихо. Взгляд статского советника скользнул по окнам. Все они были плотно зашторены тёмными шторами. Стараясь не добивать себя догадками, что может делать здесь Иван утром, во время рабочего дня, статский советник прошёл мимо крыльца, намереваясь изучить особняк с другой стороны. Проникать в него через парадную дверь он не был намерен. Вскрыть потайной вход оказалось несложно. Фандорин шагнул в полутёмный коридор. Он слышал гулом раздающиеся шаги, знал, что они принадлежат Ивану, и с затаённым дыханием шёл на звук. Поворот, ещё один, и вот мужчина оказался в коричневом холле, широкая лестница которого была услужливо покрыта ковром и приглашала на второй этаж. — Ваня! — статский советник даже не думал, что его голос может звучать так чувственно. Скрытая полумглой фигура Бриллинга остановилась. Начальник сыскной полиции медленно повернулся к Фандорину. Он так и не успел ступить на первую ступеньку. — Ваня, нам н-нужно объясниться. Фандорин был взбудоражен. Лицо Бриллинга отразило нечто странное. Будто бы это был не человек, а восковая фигура — Эраст видел возлюбленного в таком состоянии впервые. — Какого чёрта вы здесь делаете? — холодно и грубовато спросил начальник сыскной полиции, почти не размыкая губ. — П-почему ты ушёл? — пропуская эти безмерно болезненные слова мимо ушей, но не мимо души, которая заболела сильнее, вопрошал Фандорин. — Так надо. — К-кому? Бриллинг сморгнул. Выражение его лица стало ещё более смурным. — Фандорин, вы бы лучше занялись поимкой убийцы, чем устраивали мне допрос! Мы ведь оба знаем, кто виноват во всех злодеяниях. — Равно как и то, что ты с ними заодно. Т-тебе нужна помощь, — как же Фандорину хотелось приблизиться к мужчине, обнять его и прижать к себе как можно сильнее. — Я никогда вас не любил и не полюблю, — пристально глядя в карие глаза, отчеканил Иван Францевич. — Оставьте меня в покое! Прощайте! И он ушёл вверх по лестнице, а статский советник остался стоять внизу, чувствуя себя уничтоженным. Припав плечом к ближайшему мраморному столбу, мужчина прикрыл глаза, чтобы немного прийти в себя. Ему нужно было принять важное решение… И через несколько мгновений он его принял. Второй этаж. Коридор, ещё один, бочки с вином, и вот Эраст Петрович оказался в какой-то нише. В широкую щель он видел большой, освещённый свечами, «мраморный» зал. На длинном деревянном столе лежал молодой человек с прыщавым лицом и чуть вьющимися каштановыми волосами. Одетый в довольно дорогой коричневый сюртук и старомодную блузу с жабо, он как бы заявлял о своём статусе. Глаза юноши были закрыты, а ресницы подрагивали. Стол замыкали в кольцо люди, лица которых скрывали чёрные маски, в которых было четыре отверстия: для дыхания и глаз. Каждый присутствующий сжимал в руке толстую чёрную свечу. И вот дверь распахнулась, в помещение стремительно вошёл человек. На нём тоже была маска, только не чёрная — красная. Крепко сложенный, резкий в движениях, он поднял руки, и все собравшиеся словно в напряжении, замерли. — Готов ли ты принести себя в жертву, ничтожный? — жёстко спросил незнакомец, прикладывая остриё кинжала ко лбу лежащего на столе молодого человека. — Отвечай! Голос звучал зычно и раскатисто. — Готов… — пролепетал тот. — Прими наш дар, прими наш дар, — вскричал мужчина и резко поднял кинжал, начиная странно и жутковато рассекать им воздух, обращаясь при этом к небесам. Собравшиеся повторяли его движения, орудуя свечам, что-то шепча на весьма непонятном языке. Голоса сливались в один, становились громче и почему-то проникали в душу, наводя гипнотическое состояние. Если доселе лежащий на столе был вполне спокоен, то теперь он слегка дёргался, словно по его телу проходили ритмичные разряды тока. «Ваня…» — подумал Эраст Петрович, делая шаг назад. Присмотревшись, оценив весьма хилую стену, он ударил по ней ногой. Ещё раз. Деревяшки разломались, сыплясь. Фандорин оказался в полутёмном зале, и, ловко вытащив револьвер, выстрелил в потолок, прерывая бесовские крики, уже ставшие диким гвалтом, напоминающим какое-то живое существо. Только звук выстрела, совершенно шальной, смог прервать этот противный зудящий звук. На Эраста Петровича уставились чёрные лица. Тот, чьё лицо скрывала красная, и кто явно являлся лидером, сделал пару шагов вперёд. — Фандорин, какой сюрприз, — протянул он елейно. — Чем обязаны такому визиту? Впрочем, я понимаю… Наверное, вы пришли за Иваном? Бриллинг, будь добр… Тут к тебе пожаловали. Одна из фигур сделала шаг вперёд. И вот маска была снята. Фандорин не был удивлён. Уже.