аgape: я никуда не уйду.

Mother Mother — Verbatim

Недавно купленные конверсы неприятно шаркают по ещё не прогретой солнцем земле, а их владелец, кажется, игнорирует всякий холод. Сейчас самый студень зимы, без снега, но морозно. А парень только сильнее кутается в чёрное, длинное пальто, и прячет нос в бордовый шарф, желая скрыться от встречного ветра. Его конечности мёрзнут так, что уже не чувствуются, а единственным желанием становится - скорее дойти домой. Тот рядом, буквально пару поворотов и ты уже на злополучной улице района Доя-гаи. Чуя знает этот путь на зубок, он живет тут уже целых три года, а потому неудивительно. Удивляет скорее то, почему парнишка выбрал именно эту однушку на окраине города, с видом разве что на мусорные баки. Ответ прост: творца никто не поймёт. Чуе с детства чужда роскошь, поэтому как только появляется возможность скорее съехать от матери, тот мчит со всех ног и выбирает то, что по карману. И в целом ему нравится его выбор. Пусть квартира однокомнатная, вмещающая в себя только спальню среднего размера и небольшую кухню с ванной, зато все достаточно уютно и не завалено хламом. Места на все вещи спокойно хватает, а для живущего в одиночку Чуе этого более, чем достаточно. К Накахаре ведь все равно никогда не наведывались гости, а разве было кому? Друзей у него близких не было, все ограничивалось знакомыми. Пары и подавно не намечалось, оставались только родители, хотя кого-кого, а их он видеть точно не хотел. К слову о родителях. Чуя слабо помнит свои четырнадцатилетние года, все-таки прошло целых шесть лет, но день суда он не забудет точно. Впервые он видел столько родственников и как же грустно, что именно по такому поводу. Он вообще толком не помнит подробности, у него тогда были свои проблемы, но в памяти точно остаются фрагменты где мать отчаянно плачет. Неизвестно, то ли от грусти к прежней любви, то ли ради жалости других. В любом случае ему было мерзко, не горестно. И ещё он помнит как неуверенно отвечал на вопросы взрослых дядь, именуемых юристами и судьей. По итогу, из двух зол, он выбрал меньшее и встал на сторону матери. Родителей развели, а отец так больше и не появился в жизни юного Накахары. Не то, чтобы он был удивлён. Совсем нет, Чуя прекрасно понимал всю истинную любовь отца к нему. Вся загвоздка была в том, что любви этой не было. Наверное вы спросите, тяжело ли признавать тот факт, что появился на свет случайно? Что тебя совсем не желали? Скорее просто больно, чем тяжело. Этот груз правды на Чую обрушился когда тому было всего пятнадцать. Мать в одной из своих истерик, перестала контролировать поток слов и вывалила все на сына. Чуя тогда не утешал ее и не пытался успокоить, он пустым взглядом смотрел куда-то вверх, моля слёзы не течь по щекам. А после, зайдя в свою комнату, он дал волю чувствам, правда кое-чего очень не хватало. Точнее кое-кого. Жизнь с матерью не была сказкой, скорее наказанием за грехи прошлой жизни. Та имела два состояния и в обоих искренне бесила Накахару. То она, напившись, начинала причитать о том, какая у неё тяжелая судьба. То приводила домой мужчин сомнительного характера, видимо, пытаясь эту судьбу изменить. «Какая же ты глупая, если думаешь, что наличие мужчины в твоей жизни сможет все изменить» — однажды Чуя выпалил и такое, у него просто накипело. Живя в постоянном стрессе, одиночестве и злости на всех, Чуя очень быстро абстрагировался от общества. В конце средней школы он начал ходить к школьному психологу, но кроме как обесценивая своих проблем, он не получил ровным счётом ничего. Развод родителей, отвратительное поведение матери и потеря смысла слова «семья»? Да, все это было. Но Чуя искренне пытался быть как все, однако, выходило плохо. Он пытался дружить с одноклассниками, но те всегда сторонились взрывного характера Накахары, который в карман за словом не лезет. И Чуя отчасти их понимал. Он боялся быть добрым к кому-либо, боялся показать свои истинные чувства, показать, что и ему бывает больно. Все, что он мог — надевать на себя маски. Потому что единственный, перед которым Чуя был как раскрытая книга — ушёл. Как жаль, что среди всех подобных масок, не было гримасы счастья. Она бы рыжеволосому не помешала. Время шло, за средней школой пришла старшая и тогда все и обернулось в точку невозврата. У Чуи полетела крыша, он не знал что правильно, а что нет; и не было кого-то, кто бы мог его наставить. Так, ко второму году обучения, Чуя скатился по оценкам. Затем и вовсе стал прогуливать большую часть уроков. Учителя пытались первое время вразумить его, вернуть старого старательного ученика, но по итогу – сдались. Из старых знакомых, на удивление, он подружился с Тачихарой. Вот с кем-кем, а с ним точно не ожидал. В общении Тачихара был неплохим парнем, такой же побитый судьбой подросток максималист. Они и правда оказались похожи. Пристрастий к семнадцати годам жизни у Чуи было много. Грубо говоря, вагон и маленькая тележка. Он выпивал, но каждый раз, когда у него появлялось желание напиться до потери сознания, он вспоминал мать. А ещё пару осуждающих его, но таких родных глаз. Неужели так и выглядела совесть? Нет, так выглядела тоска. С курением дело задалось у Накахары лучше, если так можно сказать. Сейчас, когда ему уже двадцать лет от роду и он учится на втором курсе университета, парень так и не избавился от этой дурной привычки. Несколько сигарет в день, и становится немного легче. Быть может от того, что смерть ближе? А вообще, нервы Накахаре очень как нужны. Начав обучение на художника-иллюстратора, Чуя никак не мог подумать, что его вдохновение начнёт сдавать. В тяжёлые и смутные периоды своей жизни, он рисовал постоянно, создавая все новые и новые работы. Не зря говорят, депрессия – лучший друг творца. Вот и у него так вышло, хоть какой-то плюс. Сейчас же, когда дедлайны горят, а Чуя не успевает с очередным проектом: он сильно нервничает и хочет уже избавиться от этой ноши. По окончанию старшей школы, когда вопрос об поступлении встал ребром, Чуя долго не думал, он сразу решил, что хочет поступить. Во-первых: общежитие лучше, чем дом родной. Во-вторых: у него есть талант и способности, большое портфолио из разных работ и какие-то намеки на светлое будущее в этом деле. С матерью он не советуется, считает, что ее мнение – пустой звук. Но решает поделиться мыслями с Юан. Та поступает совсем в другое место и несмотря на то, что их отношения заметно ухудшились, поддерживает Чую и желает ему удачи. Накахара ненавидит себя все больше. Почему-то так получается, что он теряет все то, чего не хочет терять. Кого любит и кем искренне дорожит. Так и происходит с Юан. Если повернуть в прошлое, то когда все случилось именно так? После того признания они так же общаются, Юан поддерживает его перед судом и Накахара находит в ней своего слушателя. Хотя он снова молчит о многом, но так становится немного легче. А после, когда они оба идут в одну старшую школу, парень неожиданно решает, что девушка ему нравится. Признаться в чувствах выходит решением спонтанным, Накахара думает, что девушка уже потеряла к нему интерес. Однако, та принимает его чувства и они начинают встречаться. Можно ли назвать это полноценными отношениями? Конечно, нет. Чуя часто пропадает и не появляется днями, где-то ошиваясь, в то время как девушка переживает за него. У них нет нежных слов, долгих свиданий или хотя бы милых прозвищ. Юан хочет всего этого, но Накахара, не имеющий представления об отношениях в целом, не может ей этого дать. Он только изредка, в момент сердечной нехватки, льнет к девушке, крепко обнимая ее. Или же на очень занудных уроках, посапывает у девушки на плече. Она в такие моменты всегда смущается, а со временем становится смелее и проявляет свою инициативу. Юан первая зовёт Чую на свидание и то проходит более, чем хорошо. Парень наконец-то улыбается. Однако, пусть с того дня их отношения переходят на новый этап, где пара уже не стесняясь флиртует и по долгу целуется, у них так и не появляется главного: доверия. Спустя два месяца таких отношений, Чуя понимает, что просто ее не заслуживает. Она – красивая девушка, с очаровательно высоким голосом и отличной смекалкой. Она чертовски милая, яркая и будучи немного ниже Чуи выглядит с ним весьма красиво. Однако, она слишком хорошая, словно терпящая все выходки тяжелого характера Накахары. И этим она напоминает мать самого Чуи, которая так же терпела отца. От мысли, что Чуя ведёт себя идентично этому отбросу: ему становится противно. Но изменить себя он просто не может, продолжает бежать от проблемы и избегать любых серьезных разговоров с девушкой. Максимум, они планируют совместное будущее и пусть Чуя внимательно слушает воодушевлённую девушку, он этого будущего не видит. Парень вообще не имел привычки планировать хоть что-то. Его жизнь это дикий поток реки, в котором Чуя бьется об камни. Спустя практически год, девушка таки не выдерживает и признаётся Чуе в том, что полюбила другого парня. И Накахара ее совсем не осуждает, его былая симпатия прошла, осталось лишь желание удержать девушку возле себя, потому что никого кроме неё у Чуи не было. Они расставались, обещая забыть все то, что выходило за грань дружбы и оставаться столь же близкими. Вот только это было ложью и оба это понимали. Юан так и не смогла больше взглянуть в глаза некогда любимого, постоянно избегая его, а Чуя и вовсе последние месяца третьего года обучения пропустил. Больше они не виделись. Он уже тогда начал подрабатывать в небольшой кофейне, элементарно чтобы были деньги на художественные нужды. И тут, впервые в жизни, ему улыбнулась удача. Рисуя в свободные часы на работе, он случайным стечением обстоятельств был замечен владельцем рекламного агентства. Те как раз-таки искали талантливого художника и предложили работу Накахаре, причём с довольно неплохим окладом. Чуя, проживающий тогда в скудном общежитии и соседствующий с тараканами, сразу же согласился. И вот сейчас, ему двадцать лет, он учится на втором курсе и работает все остальное свободное время. Денег на себя одного в целом хватает, параллельно Чуя берет платные заказы с интернета. Однако и тут встаёт препятствие, которое сам парень зовёт принципом. Он не рисует портреты. Никогда и ни за какие деньги. Все остальное — легко. Это ставит палку в колёса его делу, но он продолжает отмахиваться и причитать, что портреты не его, а вот что-то абстрактное – совсем другой разговор. Выходные становятся единственными хорошими днями. На них Чуя смотрит фильмы, иногда выходит погулять или направляется на какую-либо вечеринку в городе. А ещё, бывает, посещает выставки, где застревает часов на пять. Но лучшие выходные — выходные в парке. Зимой, в самый студень, там особо не посидишь, но вот стоит прийти весне, как Чуя мчит на всех парах в парк. Парк находится достаточно далеко, в центре города и обычно, в тёплую погоду, как сегодня, пестрит людьми. Пусть на часах только одиннадцать утра, этот парк очень популярен. Здесь часто гуляют семьями, собираются уличные музыканты и художники. Чуя пусть и не уличный художник, но никогда не откажет себе в том, чтобы порисовать на природе и насладиться атмосферой. Это успокаивает, тем более когда за спиной уже не горят дедлайны и есть время на досуг.

You Broke My Heart Again — Teqkoi ft Aiko.

Свежий воздух пробирает легкие и Накахара, найдя своё излюбленное местечко, возле небольшого пруда, расставляет все необходимое, чтобы под рукой было. Он не ставит себе определённых рамок, рисуя все то, что придёт в голову. Это особенность его стиля: сочетать несочетаемое. За таким процессом Накахара может убить не один час, а целый день. Он, удобно устроившись на специальном стульчике — сидушке, наслаждается тем, как тонкая, полупрозрачная рубашка колышется на ветру. Время сдвигается к обеду, то становится понятно только из-за томящего солнца и не сильной духоты. Как на зло, Чуя сегодня надел прилегающие к ногам чёрные брюки, которые неприятно пекут на жаре. Однако, красующийся на его голове берет, мало-мальски, но спасает парня от солнечных лучей. Он продолжает вдохновленно работать, иногда уходя в свои мысли и бормоча что-то под нос. Спустя некоторое время, Чуя тыльной стороной ладони утерев выступающий пот, взглянул на часы и невольно ахнул. Сейчас уже целых три часа дня, а ещё сегодня весьма примечательное число. Двадцать девятое апреля. Сегодня ему официально двадцать лет, примечательно, но он и забыл об этом. И если бы не случайное стечение обстоятельств — не вспомнил бы. — Подумаешь, обычный день, — вслух заверяет Чуя, однако сердце неприятно колит и Накахара, смотря в одну точку, а конкретно: на камни у самого пруда, начинает углубляться в воспоминания. Семь лет назад. Это кажется очень много, как половина накахаровской жизни. Ровно семь лет прошло, как он ушёл. Как растворился в пространстве, став простым воспоминанием. Он говорил, что через секунду забудется, но, видимо, соврал. Потому что Чуя никогда не забывал его. Осаму Дазай просто не выходил из его головы. Чуя помнит, как сорвал голос, отчаянно крича в день пропажи Дазая. Как его пытались привести в себя мать и откуда-то появившаяся Коё. И он помнит, как сильная истерика обессилила его и заставила погрузиться в долгий сон. Разве он не должен был все забыть? Этот вопрос и юному Накахаре не давал покоя. Он все думал, почему Осаму не исчез из памяти. Чуя верил словам воображаемого друга, да и наблюдая за другими детьми сделал вывод: они забыли, все до единого. А чем же отличался он? Почему он не забыл, почему был вынужден жить с этими воспоминаниями? «Привязанность — это на долго». Так гласила злополучная записка из кулона. Теперь Чуя осознал все значения этой фразы. Никто, абсолютно никто из его сверстников не был так привязан к воображаемому другу как Чуя. У тех были и другие друзья, а кто был у Чуи? Один единственный кареглазый шатен, пропавший без следа. И эта привязанность не была односторонней. Дазай ронял слёзы, когда уходил, он говорил, что не хотел. Именно их чувства заставили воспоминания Чуи остаться при нем, и пока было не ясно, хорошо то или плохо. Дазая больше не было рядом. Никто больше не читал Чуе на ночь, не обсуждал с ним фильмы, не доставал глупыми шутками. Вокруг него царила тишина и она давила. А ещё непонятное чувство холода постоянно окутывало парня. Он невыносимо скучал по Осаму. Просыпаясь каждый день, тщетно надеялся увидеть того рядом, но этого не происходило. Засыпал, прося чтобы от кошмаров его пробудила чужая тёплая ладонь, как и было тогда. Но ничего не осталось. Ничего, кроме чувства сожаления. Чуя только раз в жизни нарисовал чей-то портрет, который стоял на самом видном месте в квартире и постоянно цеплял к себе внимание. Но чем больше Чуя смотрел на старый рисунок, тем незнакомей ему казались черты лица на нем. Словно это просто какая-то картинка, а не портрет «живого» человека. И каждый раз, когда подобные мысли закрадывались в голову парня, он понимал: он сам не хотел забывать Осаму. Пусть тот останется всего-то воспоминанием, но пусть только останется. Пусть будет бурной фантазией, странным видением или просто фрагментом детства. Чуя не отпустит его, потому что привязанность — это на долго. Нет, не так. Привязанность — это навсегда. Наконец-то отвисая из своих мыслей, Накахара снова берет в руки кисть, однако, неясное чувство снова нахлынывает на него, словно погружая парня в меланхолию. Он прижимает свободную руку к груди, нащупывая кулон и обхватывая его крепко, словно вот-вот и он тоже исчезнет. Этот подарок от Осаму сейчас единственное, что даёт Чуе сил и желания идти дальше. Единственное, что доказывает самому парню о существовании некогда воображаемого друга. Чуя ведь не сошёл с ума? Хотя этим можно было бы многое объяснить. В словарях такое называлось зависимостью, Чуя характеризовал это как неподдельный интерес. Но факт оставался фактом, Накахара был помешан. Он вечно выискивал знакомую макушку в толпе, надеялся услышать знакомые шаги где-то за спиной или хотя бы почувствовать запах Осаму. Но ничего ровным счётом не происходило. Чуя изучал всю возможную информацию о «воображаемых друзьях», однако кроме как детской шалости, это никак не именовали. Он прочёл кучу сайтов, перешерстил весь интернет и однажды наткнулся на кое-что интересное. Статья была о некогда гениях, умерших слишком рано и среди всех этих имён красовалось «Осаму Дазай. Писатель». Чуя тогда так взбудоражился, пытаясь отыскать информации как можно больше. Но по итогу, все что у парня было, это пару фактов. Жил некогда Осаму Дазай в одном из пригородов Японии, писал книги, но успел выпустить только одну при жизни. Был увлечен литературой и пользовался уважением в кругу писателей. Умер от болезни. И это было все, больше ни сведений, ни фотографий. А он искренне понадеялся. Помнится, в детстве Чуя не любил спать. Но вовсе не потому что был непоседлив как все остальные дети. А просто потому что он боялся своих снов. Они приходили к нему очень часто, показывали все так реалистично, что Накахару пробирала дрожь. Он не понимал к чему эти сны, ведь там все было словно в иной вселенной. Однако, после того дня, Чуя неожиданно полюбил свои сны. Потому что теперь он не был там один, рядом всегда оказывался столь родной человек. Его сновидения было тяжело разобрать, однако Накахара пытался их записывать и запоминать, а иногда даже изображать в скетчбуке. Запомнить все не удавалось, но отрывками Чуя помнил многое. Например: шум поезда, который преследовал его в одном из снов. Или момент, когда он сидит в окружении большого количества людей, незнакомых ему ранее, но сзади на его шее повисает Дазай. И так было в каждом сне. То Чуя находился в каком-то шумном и темном месте, напоминающим клуб, и стоило ему обернуться, как с барной стойки ему подмигивал Дазай. То он просто отчаянно бежал куда-то, а потом оказывалось, что от кого-то и стоило только обернуться и он снова видел его лицо. Это какое-то безумие. Быть может, Чуе не помешал бы психолог. В ситуациях душевных терзаний, самое верное решение — обратиться к нему. Но Накахара боялся, что ему не поверят. Что посчитают каким-то обезумевшим подростком под чем-то. А потому и не шёл, все больше вырывая себе яму. Единственное, что спасало в такие моменты — рисование. А потому и сейчас, парень отмахнувшись от всех накопившихся мыслей, снова взялся на краски и принялся малевать.

Mr.Loverman — Ricky Montgomery

— Вау, ваши картины прекрасны, — за спиной послышался топот и Накахара невольно отвлёкся. Он ненавидел когда кто-то отвлекал его от работы, потому что это нарушало весь настрой. Вот и сейчас Чуя был готов послать незнакомца в пешее эротическое, однако, стоило ему обернуться и взглянуть на нарушителя спокойствия, как все слова исчезли. Он только удивленно разинул рот, уставившись вперёд и роняя из руки кисть с палитрой. — Простите мое невежество, вы обронили, — тонкие и изящные руки потянулись к упавшим предметам и незнакомцу пришлось сесть на одно колено перед художником, дабы достать до них. — Спа…сибо, — Чуя все ещё не отводил изумлённого взгляда от незнакомца, чисто автоматически забирая принадлежности из чужих рук. И кажется теперь незнакомец понимает Накахару, иначе почему он с таким же изумлением смотрит на парня, словно разглядывая. На лице Чуи выступил румянец, а он все никак не мог опомниться, в целом как и человек напротив. Казалось, что эта долгая тишина повисла над ними, хотя прошло буквально пару минут. Ему не кажется, это не помутнение рассудка, не детская фантазия. Перед ним точная копия Осаму, буквально он сам. Такого же роста, все ещё кажущимся высоким, таких же черт лица. Его причёска идентична, шатенистые кудри обрамляют лицо, а губы привычно содрогаются. Разве бывают такие похожие люди или это все очередной сон? Чуя не верит и неуверенно тянет ладонь, тыкая незнакомца пальцем в щеку. Осязаемый. Такой же тёплый, как в ту злополучную ночь. — С вами все хорошо? — обеспокоено спрашивает шатен и, черт возьми, даже его голос абсолютно такой же, в той же тональности. Речь его никак не изменена, это Осаму Дазай, но разве может такое быть? Наряду с этими мыслями, Чуя понимает, что все ещё держит руку у чужого лица и что это как минимум невежливо. Он резко отдёргивает ее, отводя взгляд куда-то в сторону. Становится неловко и стыдно, а слов, чтобы объясниться, не находится. — Извините, я просто задумался, — начинает было Чуя, но его прерывают одним взглядом заинтересованных глаз. Парень по-лисьему щурится, разглядывая не доделанную работу за спиной рыжеволосого. — Нравится? — поднявшись и отойдя в сторону, Чуя позволяет разглядеть свою работу, хотя ранее он никогда так не делал, считая, что незаконченное не стоит демонстрировать. — Невероятно красиво, — спустя пару минут разглядываний отвечает парень и переводит взгляд на все ещё потрясённого художника. — Меня зовут Осаму Дазай и я писатель. У меня есть для вас некоторое предложение, быть может, выпьем кофе и обсудим? Чуя клянётся, его сердце забилось так, как никогда. Мало абсолютно идентичной внешности, у них ещё и одно имя. Нет, это не тот Дазай, которого знал Чуя буквально недавно. Но он абсолютно такой же, словно человека просто клонировали. Или, быть может, то перерождение души? Звучит как бред какой-то. В очередной раз встречая Дазая, у Чуи куча вопросов к нему. И он обязательно все для себя выяснит, он просто не может упустить этот шанс. Поэтому, недолго думая, Чуя соглашается на чашечку кофе в ближайшей кофейне. В тёплый весенний день, двадцать девятого апреля, две потерянные души снова встретились друг с другом. Оставался лишь один вопрос: зачем?

***

Billie Eilish — all the good girls go to hell

— Чем ты там занимаешься? — Накахара откидывается на кровать, сгибая ноги в коленях. Ему сейчас совсем нет дела, что кроме безразмерной рубашки, застегнутой на одну пуговицу, на нем нет ничего. Ему прекрасно, для полного счастья не хватает разве что сигареты, но это так, традиция. — Меня посетило вдохновение и я пытаюсь понять: каково это рисовать под ним, — парень, удобно устроившись на творческом месте Накахары, раскидывает широко ноги и тянет мольберт ближе, начиная заполнять холст. В отличие от Чуи, на нем есть хотя бы штаны, однако торс остаётся полностью оголенным. В квартире прохладно, им бы одеться, но как-то сейчас обоим не до этого. — Не трать время попусту, болван, — Накахара возвращается в сидячее положение, накрывая ноги одеялом и совсем не обращая внимания на то, как рубашка соскальзывает с плеча, оголяя ключицы. Он неодобрительно смотрит на парня, однако тому видимо совсем по боку, он увлечён процессом. — Меня посетила муза, — отмахивается тот, выделяя это самое «муза». Уж больно любит он называть Накахару так, зная как тот в очередной раз взбесится. И это срабатывает вновь. — Ты меня бесишь, Осаму, — Чуя поднимается и решает сходить в душ, оставив Дазая наедине со своей «музой». Образно говоря, его муза сейчас пошла мыться, но да неважно. Струи горячего душа бодрят, а это сейчас очень кстати. Накахара не спал пол ночи, доделывая проект и матерясь чуть ли не при каждой ошибке. Он все-таки уже на четвёртом курсе, а промашки все равно проскакивают. И как только к трём часам ночи он наконец-то закончил, планируя завалиться спать на долгие часы, его планы нагло прервали. Дазай, который за два года их отношений совсем обнаглел и заимел привычку появляться в доме Накахары когда захочет, очаровательно требовал к себе внимания. И Чуя просто не смог отказать. Теперь же приходится бодриться душем, потому что сегодня ещё важная встреча, а до неё спать никак нельзя. А вообще, ему грех жаловаться, ведь Чуя знал на что идёт. Это дазаевское «удели мне внимание» всегда затягивается на несколько часов, а все потому что Осаму слишком много болтает как в процессе, так и после. Серьезно, тишины в доме не будет, пока тут находится шатен. И , быть может, оно к лучшему. Чуя помнит все детали их знакомства, там в парке, два года тому назад. Он помнит как чувствовал себя неуверенно и словно пытался найти подвох, но его просто не было. Осаму два ноль, как его прозвал сам Накахара, вообще не отличался от некогда воображаемого друга. Он одевался похоже, носил эти жуткие бинты, которые только недавно начал снимать, находясь дома у Накахары. Его голос был таким же, взгляд так же тепло и заботливо смотрел на Чую. Накахара так привык, быть ребёнком рядом со взрослым Дазаем, что первое время перед ним стоял диссонанс. Теперь они ровесники и оба люди. Это не фантазия Чуи, не развитие шизофрении или чего-то ещё. Это реальность, счастливая реальность. Осаму тогда позвал его на чашечку кофе не просто так. Он оказался писателем, что только начинает свой творческий путь и категорически нуждается в иллюстрациях к своей работе. Денег много он не мог обещать, сам был юношей с постоянными подработками, но тут выручило и то, что издательство взялось за Осаму и то, что Чуя оказался очень снисходительным. Но это только на первый взгляд. Накахара всё слушал неумолкающего Дазая, постоянно оценивающе осматривая его, и это не скрылось от проворных глаз шатена. Он стало быть подумал, что заинтересовал Чую. И то было взаимно, буквально с первого же взгляда. Мог ли Осаму предположить, что самым обычным весенним днём, выйдя на прогулку, он повстречает такой шедевр? И он совсем не про нарисованную тогда картину. Чуя выглядел не совсем здорово, однако был в этом и свой шарм. Его стиль был изящным и аккуратным, походка твёрдой, а взгляд сокрушающим. Он определенно покорил сердце романтика писателя. Остринку в нем Дазай разглядел сразу же, пусть в первую их встречу рыжеволосый только молчал и иногда вклинивался в диалог. За первой встречей пошла вторая, а затем и третья. Дазай сразу же выпросил у Накахары телефон и начал заваливать того звонками «по работе». Хотя стоит признать, изначально они и были строго по работе и процессу работы. Они обсуждали обложку, некоторые иллюстрации, но когда Осаму спросил об изображении главных героев: Чуя твёрдо отказал. Сомнения все ещё терзали его. В остальном же их вкусы совпали. Дазай воодушевлено причитал, что благодаря Чуе его книга станет еще лучше и будет хорошо продаваться. А тот только рад стараться, от чего-то за короткий срок их знакомства, Чуя снова обрёл интерес к жизни. Так медленно, но верно, их отношения развивались. Дазай ненавязчиво узнавал у Чуи подробности его жизни, выведал где тот учится и где работает. О себе он всегда говорил охотно, но некоторые темы были для него табу и Чуя там мог только аккуратно прощупывать почву, дабы не задеть. Быть может, Накахара не похож на такого человека, но ему всегда были важны чувства других людей. Если бы Дазая попросили описать Чую красивым языком, тот бы не задумываясь сказал: «Он словно человек агрессивной внешности, носящей в себе большое и доброе сердце». Подбираться к Чуе было как ходить по минному полю, тот был вечно занят и никак не соглашался сходить с Дазаем куда-либо. Ему было легче пригласить парня к себе в квартиру, где ранее никого не было, чем тратить время на поход куда-то. То, что Осаму пытается ухаживать за парнем, тот совсем не понимал. И вот, спустя три месяца такой беготни, Дазай не выдерживает и в очередной визит к Чуе, напрашивается остаться на ночь. Те выпивают и причём пьют не мало, это особенно заметно по душевным разговорам, на которые неожиданно потянуло обоих. Дазай рассказал Чуе о психиатрической больнице, в которой лечился более трёх лет. От чего лечился он так и не уточнил, но то было неважно. По печальным глазам парня было видно, ему пришлось несладко. Чуя же рассказал о своём нелегком детстве, и был искренне удивлён, когда Дазай приблизился и крепко обнял того за плечи. Последний раз так делал… а, точно, это все ещё он. После душевных излияний, им стало странно весело и в ход пошли истории о первых отношениях, друзьях и фильмах. Они были с разных планет, это однозначно. Если Чуя старался скрыться от одиночества, то Дазай словно этому одиночеству улыбался. Если у них обоих, в тяжёлый момент жизни спросить: «Как дела?», то Чуя бы ответил что все хреново, Дазай же засмеявшись сказал, что все нормально. Но несмотря на такую большую разность, было в них что-то, что дополняло их. Словно они оба с детства учились уживаться с характерами друг друга. Вечно злой Накахара, который порой не контролировал эмоции, был как дополнение к вечно беззаботному Дазаю. И пока один того успокаивал, второй пинал и призывал быть более ответственным и серьёзным. В тот алкогольный вечер, Дазай рискнул и притянув к себе Чую, напористо поцеловал его. Он был удивлён, но Накахара совсем не сопротивлялся. Скорее наоборот, позволял многое, только иногда шикая, стоило Осаму немного перегнуть палку. И, быть может, можно было бы все списать на алкоголь, однако когда ты с утра просыпаешься в тёплых объятиях, которые не ощущал прежде семь лет, все остальное уходит на задний план. С того дня они начали встречаться, пусть и не обусловливали этого. Иначе их отношения просто нельзя было назвать. Дазай сделал себе дубликат ключей и постоянно наведывался к Чуе. Они могли подолгу обниматься, Чуя сам прижимался ближе, прося внимания. Могли долго и увлечённо о чем-то говорить, вступать в шуточные перепалки и подстебывать друг друга. Но к чему-то большему они шли долго. Оба не были опытны в этом, однако у Осаму хотя бы был опыт с девушкой, в то время как Чуя был в этом всем нулевым. Его вообще никогда не интересовала романтика, он всегда считал, что не был влюблён так, чтоб по уши. Однако, он ошибался. В какой момент Чуя понял, что гей? Такого момента не было. Он и не был гомосексуалом, и не был бисексуалом. Его просто безумно влекло к одному единственному человеку на всей земле. И сейчас, вернувшись в комнату, он видит то самое влечение безумно сосредоточенным, однако уже на каких-то письменных заметках. Вся спальня Чуи по сути захламлённая комната с кучей бумажек, пометок и прочего. И у каждой такой бумажки тут есть своя ценность, а потому никто из них не смеет что-то выкидывать или хотя бы прибраться в этом творческом беспорядке. Чуе очень жарко после душа, он, обтянув бёдра полотенцем, встаёт где-то у порога комнаты, засматриваясь на Дазая. Тот выглядит прекрасно в любых лохмотьях, и Чуя хотел бы рисовать с него, но он все ещё не рисует портреты. Один единственный нарисованный им портрет сейчас пылится на небольшом балконе, подальше от чужих глаз. — Ну и как дела? — привлекая к себе внимание спрашивает Накахара, загадочно ухмыляясь. Осаму переводит взгляд на него, исследуя буквально всего глазами и тяжело сглатывает. Чуя прекрасно знает этот взгляд. — Уже намного лучше, — баритоном отвечает Дазай и натягивает самую довольную улыбку из всех. Кажется, его творческий процесс может и подождать, Осаму нужна новая порция вдохновения. Чуя не то чтобы сильно против, он скорее просто дразнит Осаму, издевается. Знает, что тот никогда не откажется. И признаться честно, Накахаре очень нравится чувствовать себя любимым и желанным. Ему нравится чувствовать себя рядом с Осаму и знать, что тот никуда не уйдёт. Дазай же зря времени не теряет, притягивает своего парня ближе к себе и втягивает того в поцелуй. Шатен чувствует, что тело под его руками ещё влажное и горячее после душа, а это заводит не на шутку. От сладострастных поцелуев Осаму переходит ниже, прижимает Накахару к стене и покрывает поцелуями шею с ключицами. Рыжеволосый млеет в чужих руках, довольствуется ими на своём теле. Он тянет Осаму за затылок, смотря тому прямо в глаза и утягивает за собой на кровать, седлая сверху. — За истраченные материалы будешь платить натурой, Осаму.

***

Imagine Dragons — Demons

— Дазай-кун, ну и что у тебя с рожей? — Чуя находится в приподнятом настроении и решает, что сейчас отличное время, чтобы поиздеваться над Осаму. Того не было весь день, нужно же наверстать упущенное. Признавать факт того, что он скучал, Накахара подавно не собирается. Однако его планы рушатся, стоит ему взглянуть на парня. Чуя внимательно вглядывается в нахмуренные черты лица, а затем и глаза Осаму, которые кажутся сейчас потухшими, и приподнявшись выше, обнимает того за грудь. — Моя рожа как всегда прекрасна, — как-то сыро отвечает шатен, мысли которого явно заняты чем-то другим. Пусть он и ответил в своей привычной манере на подобные вопросы Чуи, однако что-то тут было не так. Дазай элементарно не обнял Чую в ответ, а это уже нонсенс. У них не бывает секретов друг от друга, только вот сейчас вечно болтливый Осаму грустно молчит и это серьезно настораживает. — Осаму, в чем дело? — Накахара переходит в серьёзный тон, намериваясь выведать все из Дазая. Если бы это было так легко. Парень отходит от возлюбленного, скрещивая руки на груди и хмурясь. От проворного взгляда Чуи никуда не деться, он словно пронзает насквозь. В такие моменты Дазай жалеет, что полюбил именно этого чертёнка. — Ты скажешь нет, если я попрошу, — с далека начинает шатен и Чуя готов биться головой об стену, потому что он просто не выносит этого взгляда. Ему уже хочется закричать во весь голос, что он никогда не откажет ни в чем Дазаю, однако,это конечно,неправда. Осаму сейчас точно напоминает голодного бродячего пса, молящего о чем-то. Накахара не озвучивает, но под этим взглядом он точно тает, расплываясь лужицей. — Выкладывай, — Чуя пытается звучать строго, но выходит слабовато. Знает он этот приём Осаму. Тот искусно давит на жалость, когда что-то нужно. — Я хочу чтобы ты нарисовал персонажей к моей книге, — шатен делает паузу, выжидая ответной реакции и продолжает только тогда, когда убеждается, что Чуя не взбешён. — Без этого ее не выпустят, это очень важная деталь. А искать какого-то другого художника я не собираюсь, никто с тобой не сравнится, — и Накахара соврёт, если скажет, что совсем не польщен. Однако, прежний взгляд никуда не девается и рыжеволосый только сильнее хмурится. Он и сам не понимает, почему до сих пор упрямится. Чуя много чего рисовал, а потому колоссальных проблем с портретами быть не должно. Но его табу никуда не девается. Первый и последний портрет он посвятил Осаму Дазаю, и сейчас этот же человек просит его рисовать портреты вновь. Может ли он отказать тому, кого так сердечно любит? — Хорошо, — Чуя выдыхает, и не успевает сказать ещё что-то, как Осаму прыгает тому в объятия, приподнимая рыжеволосого. Чуя бунтует, ибо что за дискриминация по росту, но видя счастье на чужом лице — он тоже становится счастливее. Рисовать не только портрет, а полный дизайн персонажа оказывается задачей не из легких. Отсутствие практики сильно мешает и первые дня четыре, состоящих из постоянных скетчей и перечитывании описания персонажей, кажутся адом. Чуя мечет и злится, что-то устрашающе бормочет и громко вопит. Дазай же наблюдает за столь прекрасной картиной и в его сердце разливается что-то тёплое. Нет, не потому что Накахара психует, а потому что тот искренне старается ради шатена. Все таки он и правда встретил нужного человека. По итогу, несколько дней мучений и правок, утверждение издательства, и персонажи готовы. Чуя был так доволен результатом, что даже нарисовал исходников больше, чем нужно было. И как он мог проходить мимо всего этого? Был глупцом, не иначе. Дазай так же доволен результатом, он буквально светится от счастья. Остаётся только книгу издать и сейчас они оба переживают о многом: о том, продастся ли книга; о том, как хорошо были прорисованы персонажи; и ещё о кое-чем своём. Фортуна не обходит стороной этих двоих и издательство даёт разрешение на печать книги. В этот праздничный день, день когда книга впервые появится на прилавках, Дазай чуть ли не прыгает от счастья, напоминая зайца. Чуя же довольно хмыкает и отмечает, что наконец-то его жизнь налаживается. Он — рождённый по случайности, одинокий и вечно никому не нужный, тоже имеет право на счастье. И он его получает сполна, возмещая все те годы. Они отмечают публикацию за шампанским, а уже через неделю их приглашают на официальное представление книги, как нового бестселлера. И даже тут фортуна не обходит их стороной. Представление книги и правда проходит успешно. Осаму сам удивляется количеству пришедших людей, а Чуя чуть ли не упивается своим самодовольством, когда каждый из присутствующих обсуждает потрясающие иллюстрации к книге. А он их самолично рисовал. Лучшая похвала для творца — восторг, восхищение. Дазай кажется немного нервничает перед выходом на сцену, но стоит ему появиться, а гостям замолкнуть — все проходит отлично. Сам Осаму выглядит с иголочки, в хорошем, пусть и не брендовом костюме. Уложенный, надушенный и разгоряченный. Он говорит уверенно, обольстительно и этим цепляет очень многих в этом зале. Особенно одного юного паренька стоящего где-то у края сцены. Чуя же выглядит подстать Дазаю, все-таки его вкус всегда был отличным, это нельзя отрицать. Пиджак накинутый на плечи, взятый у Дазая, а потому больше на несколько размеров, идеально вычищенная обувь и классические брюки с уже знакомой нам рубашкой. Волосы Накахары длинным хвостом собраны повыше, помниться он как-то хотел их отстричь, но Дазай заверил, что такая длина ему очень к лицу. Оба выглядят одним словом — хорошо. Глаза сверкают от счастья, правда почему-то только у Накахары. Или быть может Чуя себя накручивает? — Осаму, это было великолепно! Потрясающе! — Чуя весь светится, радостно обнимая Дазая за шею и смачно целуя в щеку. Тот подхватывает Накахару и лучезарно улыбается. Сейчас им плевать, что они все ещё в кипе гостей, в большом зале презентаций. Сейчас они оба счастливы. Оба же? — Неужели? — хитро протягивает Дазай, отхватывая щелбан. Он и сам знает, что хорошо справился с задачей и теперь продажи вырастут во много раз. Написать книгу не было его целью, идея посетила его только в более осознанном возрасте, но он счастлив, что не отступился. А о чем мечтал Осаму в детстве? Кажется, он уже забыл об этом, но это не важно. Сейчас счастье у него в руках, низкорослое и прекрасное, словно закат дня. И может ли он удерживать это счастье в сложившейся ситуации? Можешь ли ты, Осаму? Нет.

I Hate Everything About You — Three Days Grace

— Ты спать не хочешь? Уже поздно ведь, — Чуя устало тянется к Дазаю, который с момента их возвращения в квартиру, уткнулся в ноутбук и что-то читает. Чуя хочет взглянуть, что же там такого интересного, но Осаму резко закрывает страницу, как-то нервно смотря в сторону. — Осаму? — Чуя, я хочу тебе кое-что сказать, — Дазай отличный актёр, потому как умалчивал о правде несколько месяцев, однако сейчас, когда он сам забит в угол, Осаму не знает куда и деваться. Чуя решает, что ему нужна хоть какая-то опора, облокачиваясь боком об стену, понимая что разговор будет трудным. Осаму никогда не выглядел так подавленно. — Я думаю, нам нужно расстаться. — Прости, что? — Чуя теряет дар речи. Он был готов услышать все, что угодно, но никак не это. Его никогда в жизни никто не бросал. А нет, бросал. Только один человек. — Послушай, просто появились обстоятельства из-за которых мы не можем быть вместе, — Дазай говорит это все очень медленно, словно выдавливая из себя слова, а Накахара на месте закипает и накручивает себя. — Обстоятельства?! — голос сам с собой срывается, дыхание спирает. Однажды он уже чувствовал эту горечь в горле, как печально, что от одного и того же человека. — Какие к черту обстоятельства, Осаму?! — Чуя… — Ты разлюбил меня? — резко перебивает Накахара, но получив отрицательный кивок, немного успокаивается. — У тебя кто-то появился? — и тут тоже нет. Дазай всегда был возле Накахары, разве он мог успеть? Бред. — Я что-то сделал не так? — и снова отрицание. — Так в чем же дело? Осаму молчит, молчит как в тот день, а Чуя кое-как сдерживается от приливов паники. Шатен тянется к ноутбуку и открывает сайт, разворачивая и демонстрируя его Накахаре. Он не хотел говорить ему всю правду, но Чуя бы просто не отступил, а потому нет смысла врать. Да и врать не хочется. Чуя щурится от светлого экрана и только через пару секунд вчитывается «Болезнь Альцгеймера». Он вопросительно смотрит на Дазая, прося объяснений. — Это неизлечимая болезнь, при которой человек начинает в начале терять память, а затем полностью разлагаться как личность. После обнаружения диагноза люди живут около семи лет, но бывает и меньше, — ноги Чую не держат, он немеет от шока и садится на пол, опуская голову на колени Дазая. Осаму все так же сидит на стуле, однако его неровности в голосе выдают его с потрохами. Он с сожалением смотрит вниз, на рыжеволосого и по его щекам начинают стекать слёзы, падая на лицо Чуи. Накахара кажется даже не моргает, он просто смотрит в одну точку. И это пугает ещё больше. — Когда тебе поставили этот диагноз? — все, что может сказать Чуя. Он хочет, чтобы этот кошмар скорее закончился, как жаль, что это суровая реальность. — Я не помню, кажется, это уже стерлось из моей памяти. Мой врач сказал мне, что уже через месяц-два, я начну атрофироваться и стану овощем, — Дазай успокаивающе поглаживает Чую по голове, перебирая пряди, однако ему самому успокоение не помешало бы. — И поэтому ты хотел со мной расстаться? — Чуя отстраняется и поднимается на ноги, стараясь придти в себя. Разве можно придти в себя, когда ты уже не в себе? — Да, поэтому. Ты заслуживаешь счастья, Чуя. Я люблю тебя больше жизни, я не хочу уходить, — Дазай зарывается ладонями в волосы, истерика одолевает его и он громко всхлипывает. — Поэтому давай расстанемся, ты… — шатен не успевает договорить, как Чуя отвешивает ему не сильную, но внушительную пощечину. Дазай удивленно распахивает глаза, щека горит, а он только сейчас видит, какими горькими слезами плачет Чуя. Ему больно больше, чем Дазаю. Потому что от боли Дазая избавит смерть, а что избавит Чую? — Я бы остался с тобой до последней секунды! Я бы никуда не ушёл! Ты идиот! — крик, все, что сейчас может Чуя — это кричать и выплескивать так всю боль от недавней новости. И он ни на секунду не врет, он бы остался, даже если бы Осаму умер на его руках. Чуя бы вновь умер вместе с ним. — Я не хочу такой глупой смерти, — проходит минут десять напряжённого молчания, как Дазай первым подаёт признаки жизни. Им обоим нужно было немного времени, чтобы успокоиться, если в такой ситуации это вообще возможно. — Я не хочу отдавать свою жизнь болезни, не хочу становиться обузой для тебя. Я не хочу так умирать, Чуя, — отчаянно продолжает тот. Накахара находит в себе силы и подходит ближе. Он протягивает руки вперёд и крепко обнимает Осаму, успокаивая его. Так же, как в детстве его обнимал воображаемый друг. — А я не хочу жить без тебя, — тихо шепчет Накахара, прижимаясь ближе. Он все прекрасно понимает и не винит Дазая. Просто фортуна решила, что эта пара ей надоела и пора уходить. Теперь, когда правда узнана, все встаёт на свои места. Потому Осаму был таким грустным и потухшим даже в радостные дни. Потому так долго не выпускал Чую из объятий и старался запечатлеть каждый момент. Потому он решил наконец-то издать книгу, чтобы после него хоть что-то осталось. Ведь у них двоих нет больше ничего, кроме творчества и их общего дела. Ни ценящих родственников, ни каких-либо других людей. Чуя понимает чувства Дазая как никогда раньше и потому его голову посещает глупая, но такая отчаянная мысль. — Я предложу тебе кое-что безумное, Осаму.

***

Sleep, sugar — Poets of the fall

С оглушительным треском, кажется, заполнившим всю комнату, миска падает на кафельный пол, раскатываясь и издавая ещё несколько неприятных звуков. Фрукты разлетаются по пыльному полу, и некоторые из них закатываются под кухонный стол, вне зону досягаемости. Женщина громко вздыхает и тянется за упавшей миской, собирая все содержимое внутрь. Она только по своей невнимательности и излишней задумчивости, ударилась об дверной проем и выронила миску. Собрав все назад и отложив подальше, женщина ставит чайник и решает заварить себе кофе. Настроение у неё хуже некуда, но бывшая миссис Накахара старается это подавить. Ожидая пока вода вскипит, она погружается в свои мысли, задумчиво смотря в окно. Пора уже решиться. Давно пора. Ей понадобилось долгих четыре года без сына, чтобы осознать как она все эти годы была не права. Как зациклилась на муже, а затем на разводе с ним, вместо того, чтобы немного уделить внимание Чуе. Как обращалась с ним жестоко, несправедливо. И вот сейчас, когда ей уже за пятьдесят лет, она осталась одинокой и никому не нужной женщиной. Без мужа, без хорошей работы и образования и без сына. А от одной мысли, что ей и умирать придётся одной, все внутри сжималось и выло от тоски. Хотя первое время она злилась на Чую, считала того неблагодарным, потому как сын не соизволил даже предупредить о переезде. Молча собрал вещи, отдал свою пару ключей и ушёл. Ровно точно так же как отец. Он не звонил ей, не писал и не навещал. И сейчас женщина считает, что она все это заслужила. Что будь она внимательнее и добрее, сын был бы рядом. Но прошлое нельзя изменить, можно только попытаться что-то сделать в будущем. И женщина решает, что в этот холодный осенний день, девятнадцатого сентября, она все изменит. Наведается в квартиру Чуи, адрес которой узнала заранее, попросит прощения и поговорит с сыном по душам. Даже если тот ее прогонит, она не уйдёт, пока не получит прощения. Это страшно, признавать ошибки былых лет, но она полностью к этому готова. А пока, попивая уже заваренный кофе, женщина включает телевизор в гостиной, так, чтобы просто шумел на фоне. Кружка с заварным кофе падает на пол, разбиваясь вдребезги и пачкая ковёр. Женщина судорожно смотрит в экран, а перед глазами ее начинает плыть. Она падает на пол, тело ее дрожит, сердце бешено колотиться отдавая в виски. Ещё секунда, как пронзительный писк звенит в ушах и она захлебывается в своей истерике, поджимая колени к себе. Холодно. Диктор продолжает что-то рассказывает на фоне, но сейчас это становится неважным. — Я не успела, — с великим отчаянием шепчет женщина, закрывая глаза. Экстренные новости ранним утром будоражат не только Йокогаму, но и всю страну. История двух парней поражает всех, а в частности тех, кто хоть немного был с ними знаком. Мог ли кто-то подумать, что девятнадцатого сентября, в холодное осеннее утро, по всем новостям прогремит известие об уникальном и ужасающем случае. Недавно ставший известным автор книг Осаму Дазай и известный в своих кругах иллюстратор Чуя Накахара покинули этот мир, совершив так называемое «парное самоубийство». Что стало причиной никто не знает, но это известие ещё долго обсуждается по ТВ. Удивительно, как после смерти оказывается, что за всю твою жизнь у тебя было так много друзей. И как же ценно становится все то, что ты делал. Жаль, что тогда, когда уже не нужно. Им было всего двадцать два года, когда их не стало. Но не они потеряли весь мир, а мир потерял их. *** Чуя широко раскрывает глаза, но в них рябит так сильно, что проходит ещё несколько минут и только тогда картина вокруг начинает проясняться. Место, в котором Накахара находится, оказывается ему не знакомым. Оно пустое, уходящее куда-то вдаль и плохо освящённое. Сам же парень понимает, что сидит на чем-то холодном, позже этим чем-то оказывается скамья. Здесь нет людей, не слышно звуков чего-либо. Здесь холодно, но совсем не страшно. Значит, так выглядит мир по ту сторону? А как же рай, что все так восхваляют и ад, что так корят? А где же сам бог? Неясно. Он оглядывается вокруг и только сейчас замечает, что в паре шагов от него, совсем рядом с концом скамьи, стоит некий человек. Он одет во что-то длинное, его фигура не ясна, а лица и подавно не видно, так как тот стоит спиной. Он высок и худощав, напоминает саму смерть в этой мантии. Неизвестный не подходит ближе, видимо, он даже не дышит. Точно, сама смерть. — Где я? — осторожно спрашивает Накахара, поднимаясь на ноги. Фигура разворачивается на его голос, скидывая с себя капюшон. Его лицо расплывается в довольной улыбке. Это не смерть, это жизнь. — Ты и сам знаешь, Чуя Накахара, — тот отвечает хрипяще, так, словно до этого приходилось долго молчать. Чуя не отвечает, всматриваясь в лицо напротив. И правда, он и сам знает. — Я очень скучал по тебе, Осаму, — тихо признаётся Чуя, падая в объятия того, с кем не виделся долгие годы. Это же тот самый, некогда друг его детства, Осаму Дазай. И тот же, кто отдал жизнь вместе с Чуей. Точнее тот, за кого Чуя отдал жизнь. — Я тоже невероятно скучал, — Дазай крепко сжимает Накахару в объятиях, так, словно ещё мгновение и тот растворится. Но этого не происходит. — Осаму, почему ты тут? — не отпуская не на секунду, спрашивает рыжеволосый. — Я ведь обещал, что никуда не уйду. «Я — Накахара Чуя. Однажды я слышал о том, что дети с детскими травмами забывают своё прошлое. Тогда я пожал плечами и понял, что несмотря на всю тягость моего детства, я помнил все до мелочей. Я жил воспоминаниями. Потому что в них был один очень важный мне человек. Человек, которого я так любил. Однажды, когда мне было ещё совсем мало, мне сказали, что нужно говорить людям то, что чувствуешь к ним. Признаться, осознал я это поздно, тогда, когда говорить было уже некому. Но три простых слова ещё долго вертелись на моем языке. Я мечтал сказать их тому самому важному человеку. Человеку, по которому я так сильно скучал. Время мое неустанно шло, но мне было плевать. Я ненавидел всех и никого не любил. Мой отец был ублюдком, а мать – его жертвой. Мне было немного жаль ее, но я так и не сказал ей об этом. Интересно, осознала ли она свою ошибку? Хотя что за глупости, конечно, нет. Про отца я и вовсе молчу, он неисправим. Впрочем, как и я. Страшно наблюдать, как с годами становишься похож на человека, которого так искренне презираешь. Человек, которого я так ненавидел, был я сам. Я рушил все и все терял. У меня не было друзей, только приятели. Я не мог их удержать, да и не гнался, если честно. И даже единственную в мире девушку, что любила меня, я потерял. Потому что не любил ее так же. Я любил совсем другого человека. Которого уже не существовало, думалось мне, однако в тот знойный весенний день я встретил его. Человека, чьё имя меня никогда не покидало. Я долго сомневался, он пусть и был внешней копией, но не помнил меня, да и живым был. Однако после я понял, что бред о перерождении душ – совсем не бред. И если в этой вселенной у меня есть шанс любить этого человека, я буду это делать. И любил я его всем сердцем, пусть сказал ему совсем поздно об этом. Насколько поздно? В день, когда мы оба решились, что если смерти суждено забрать нас, разлучить, то мы опередим ее. Идея самоубийства была моей, я каюсь. Наверное таки стоило сходить к психологу. Но я не был человеком, которому нужна была помощь. Я был человеком, который не мог без другого человека. Я не помню как умирал, просто темнота вокруг и все. Я даже не знал, в какую секунду я умер. Мы убились смертельной дозой таблеток, оказалось, что мой любимый уже имел в этом опыт, но был спасён. А я стал тем человеком, что вновь его погубил. Говорят, что если все закончилось плохо, то это ещё не конец. Говорят, что любой конец — это начало чего-то нового. И я согласен с этим. Смерть не была нашим концом. Умирая и сжимая его руку в своей, я это понимал. Смерть была нашим освобождением из этого уродского мира. Словно он был Мастером, а я Маргаритой. Хорошо, что я прочёл эту книгу при жизни. И как жаль, что мы оба много чего не успели. Мы не успели напиться где-то в клубе и долго целоваться у стойки. Не успели завести друзей, пережить первые ссоры, расставания и схождения вновь. Я так и не закончил университет, а он так и не начал учиться в нем. Как жаль, что я так и не продемонстрировал весь свой талант миру. Да и он тоже. Книга, что написал мною любимый человек, была только началом. Прекрасным началом и концом. Жаль, что мы оба не дожили до своих хотя бы тридцати. Что так и не съехались полноценно, что не зажили другой жизнью. Если бы у нас был ещё один шанс, я бы все исправил. Я был бы человеком, кто принёс бы нам обоим счастья. Ну, а сейчас, когда я застрял в этом мире неупокоенных душ, я ни о чем не жалею. Он рядом со мной, я рядом с ним. Оказавшись тут, я наконец-то вспомнил все то, что так глупо забыл. Я вспомнил, как умирал в той жизни. Вспомнил, как он был рядом. Вспомнил, как сам стал воображаемым другом для других детей и как сдружился с маленьким шатенистым мальчиком. Мог ли я предположить, что после моего исчезновения, мальчик сойдёт с ума и попадёт в психиатрию? Конечно, нет. Я не хотел ему такого будущего. И мог ли я предположить, что спустя время он встретит вновь меня, но уже живого и реального? И тут тоже нет. Но повторюсь, я ни о чем не жалею. Я никогда не забывал его и в этом была наша разница. Этот идиот словно был подвержен амнезии, стоило нам встретиться в очередной раз. Я же был человеком, что никогда не забывал ни его, ни его имени. Его звали Осаму Дазай: помню до сих пор.»