Долг превыше чести

Think of me when you close your eyes, But don't look back when you break all ties… Думай обо мне, когда глаза сомкнёшь, Но не смотри назад, коль связи оборвёшь…

      На следующее утро Сакура вышла из своей квартиры пружинистой походкой. Она одаривала прохожих непрошеными улыбками, совершенно сбивая с толку большинство из них и откровенно пугая остальных. Некоторые из них предположили, что эта девушка от души наслаждалась прекрасной, умеренной погодой в Конохе после того, как последние несколько дней страдала от невыносимой жары пустыни. Другие предполагали, что она просто с кем-то переспала. Никто из них не поверил бы, что прошлой ночью ей фактически вырвали сердце и растоптали его.       Она бы солгала, если бы сказала, что Какаши не сделал ей больно, но чего он не понимал, так это того, что невольно открыл для Сакуры окно возможностей. Потому что путь к сердцу Копирующего ниндзя лежал не через его штаны, а через дружбу.       Формально, она предполагала, что уже завладела его сердцем; или, по крайней мере, зарезервировала его. Её имя было напечатано на этом органе жирным шрифтом, но Какаши не собирался сдаваться без боя. Ему нужно было время, чтобы понять, что он может вверить ей своё сердце и что ему самому можно доверить её сердце в ответ. Всё, что им было нужно, — это точка соприкосновения — фундамент, на котором можно было бы начинать строить. Дружба.       Однако дружбу Какаши было нелегко завоевать. Даже сейчас у неё были сомнения в том, что он считал её другом в том смысле, в каком понимали это слово большинство людей. У него были знакомые и коллеги, начальники и подчинённые, но все эти люди держались им на расстоянии вытянутой руки. Какаши был совершенно дружелюбным человеком, который мог легко поладить практически с кем угодно, но, казалось, он боялся сближаться с другими, подобно ипохондрику в лепрозории. Насколько она знала, он никогда никому не предлагал стать ему «другом». В своей спешке вернуть их отношения на безопасную территорию он ненамеренно подарил ей именно то, о чём она просила.       Даже если на это уйдёт десять лет, она докажет ему, что у них может что-то получиться.       Но ей действительно было нужно всего лишь три дня.       Сакура видела множество фильмов и сериалов и прочитала десятки книг на тему любви, так что знала множество способов, которыми можно соблазнить мужчину. Казалось, в основном это подразумевало носить поменьше одежды, вести себя как совершенно другой человек и наклоняться в провокационных позах, флиртуя с другими мужчинами в попытке пробудить ревность.       Сакура знала, что если бы она действительно захотела, то могла бы заставить Какаши рухнуть к её ногам, всего лишь поманив его пальчиком. Прошлой ночью он доказал, насколько мало сопротивлялся её телу. Возможно, ей всё ещё не хватало того опыта, который был у кого-то вроде Какаши, но это, похоже, не имело значения. Если она достаточно его спровоцирует, он ответит соответствующим образом.       Но Сакура уже делала всё это и знала, что это не способ что-либо решить. Всего несколько дней назад она предполагала, что секс — это решение; что если бы она могла просто подтолкнуть его достаточно, чтобы он забыл о своих причинах и ограничениях, он был бы её.       Теперь она была немного мудрее. Секс был просто сексом, а не крайней степенью любви, как она считала. Или, по крайней мере, так Какаши видел вещи. Сердце и тело его находились в двух совершенно разных местах, как и в случае большинства образцовых ниндзя, которые могли освободиться от приземлённых ограничений этой докучливой вещи под называнием «эмоции». В то время как Сакура считала любовь и секс почти одним и тем же (и считала по-прежнему, несмотря на всё, что произошло), для Какаши физическая близость не затрагивала близость эмоциональную. Чтобы он полностью открылся ей, Сакуре придётся подойти к нему с чисто платонической точки зрения.       Завоевать доверие Какаши будет непросто. Флиртовать с другими мужчинами и наряжаться, чтобы привлечь его сексуально, будет лишь контрпродуктивно. Кроме того, она была не так уж уверена в своих навыках флирта и была слишком застенчива, чтобы открыто выставлять напоказ своё тело. В сексе она не была как рыба в воде. Однако в том, чтобы быть другом, она преуспела. С таким учителем, как Наруто, она могла с уверенностью сказать, что училась у лучших.       Сакура подошла к двери жилого дома Какаши и осторожно нажала кнопку вызова господина «Такахаши» из шестой квартиры. Конечно, квартира господина Такахаши на самом деле принадлежала Какаши… Ему просто ещё предстояло найти время (с тех пор как он переехал сюда десять лет назад), чтобы сменить имя рядом со звонком. Она нетерпеливо подпрыгнула на носочках и уставилась на утреннюю толпу на улице, ожидая ответа. Времени прошло много. И как раз в тот момент, когда Сакура собиралась снова позвонить, в динамике раздался треск, за которым последовал грубоватый голос, звучавший так, словно его владелец только что встал с постели и не успел прочистить горло.       — …Мм?       Какаши был не таким уж жаворонком, как она думала. Хотя, по её мнению, это была, вероятно, первая ночь, в которую он нормально поспал с тех пор, как попал в больницу. Неудивительно, что его голос звучал грубо.       — Привет, это я, — радостно сказала она. — Одевайся. Мы идём в больницу.       На другом конце провода повисло долгое, неясное молчание. Сакура почти видела, как он, со своими растрёпанными после сна волосами, в пижаме прислонился к стене гостиной, в замешательстве и страхе уставившись в пол. Или, возможно, он не носил пижам. Может, он был голый?       Ух…       Динамик снова затрещал.       — Чего?       — Больница: мы идём туда, — сказала она более медленно. — Тебе нужно проверить глаз.       Снова повисла тишина, а затем…       — Чего?       Сакура вздохнула.       — Если ты не спустишься через пять минут, я ворвусь внутрь и потащу тебя туда, Какаши. Ты знаешь, что я так и сделаю.       — Сакура, — прохрипел он через домофон, — не думаю, что это разумно…       Она была готова к этому и выстроила непроницаемую линию обороны, которой научилась у Наруто.       — Какаши, как твой друг, — сказала она, подчеркнув ключевое слово, — я беспокоюсь о тебе. Пожалуйста, пойдём в больницу, чтобы тебя можно было осмотреть и убедиться, что всё заживает так, как надо?       Это было грязно и коварно — играть на его собственном желании, чтобы они были просто друзьями, чтобы принудить его. Друзья ведь беспокоились друг о друге, так? Конечно, она, как друг, имела полное право сопроводить его в больницу, где могла бы задрать ему рубашку и проверить сердцебиение? Может, настоящие друзья и не воспользовались бы возможностью поглазеть на его тело, но это уже детали…       — Хорошо, — устало прозвучал его голос. — Дай мне пять минут.       Он спустился через пятнадцать, по всем признакам выглядя как человек, смирившийся с тем, что отправляется на плаху. Этот образ не сильно улучшился, когда в тот момент, как он взглянул на неё, его плечи опустились — от ещё большего поражения.       — Мне нравится эта твоя… шляпа.       — О… — сказала она, застенчиво касаясь убора точно так же, как она сделала это в лифте в Суне. — Просто часть униформы медика…       Ладно, возможно, она и должна была подойти к нему с платонической точки зрения, но не помешало преподнести ему небольшое напоминание …       Она не понимала, почему Какаши находил её униформу возбуждающей. Она была довольно консервативной: юбка, которая вообще-то была длиннее обычных шорт, которые она носила под ней, и сшитый на заказ жакет, который скреплялся с одной стороны и оставлял воображению абсолютно всё. Её руки были прикрыты, воротник плотно застёгнут вокруг горла, не давая ни малейшего намёка на декольте, которое частенько преподносила вымышленная униформа медсестёр Джирайи, а её медицинская шапочка была просто старомодным женским эквивалентом капюшона, который приходилось носить мужчинам-медикам. Сакура смотрелась в зеркало тем утром: она никогда в жизни не чувствовала себя такой несексуальной.       Но по какой-то причине этот образ зацепил Какаши… а раз так, она надела его снова. Просто посмотреть, как его лицо исказится от отчаяния, если не больше.       — Идём, — прощебетала Сакура, без разрешения просовывая свои прохладные пальцы между его тёплых и мозолистых, прежде чем вытащить его на улицу в направлении больницы. Из милосердия она отпустила его, едва он начал двигаться в удовлетворительном темпе, так как она чувствовала напряжение, исходящее от него в точке их соприкосновения. Она попыталась лучезарно улыбнуться ему, но, к её огорчению, он не смотрел. Его поглотили поиски чего-то — он похлопал по жилету и карманам и заглянул в подсумки на поясе.       — Что-то потерял? — спросила она из любопытства.       — Свою книгу… — пробормотал он, становясь всё более неистовым в своих поисках.       — О, — Сакуре хватило порядочности прикусить губу и виновато отвернуться.       Какаши моментально переключился на неё.       — Что ты сделала?       Она бросила на него оскорблённый взгляд.       — Я? Я ничего не делала! — запротестовала она. — Это Наруто и Саске.       Какаши выглядел растерянным.       — Зачем им…       — Потому что они знают, что произошло, ясно? — прямо сказала Сакура. Её лицо вспыхнуло, и ей пришлось отвернуться и сделать вид, что она рассматривает здания с другой стороны улицы. — Они не были в восторге, как ты можешь себе представить, поэтому пообещали поквитаться с тобой. Ты должен быть благодарен, что они не выполнили свою первоначальную угрозу избить тебя до полусмерти.       Прожигающий взгляд сверлил дыру в её затылке, но Сакура не осмеливалась встретиться с ним глазами.       — Ты рассказала им? — тихо спросил Какаши.       — Нет, — так тихо ответила она. — Они сами выяснили. А даже если бы не выяснили, они бы в конце концов узнали, потому что, уверена, теперь полдеревни знает благодаря Кибе.       — Ты рассказала Кибе? — спросил он.       — Нет! — она сердито повернулась к нему. — Я никому не говорила! Они все сами поняли! И какое это имеет значение? Теперь всё кончено. Это в прошлом. Эта глава в нашей жизни закрыта, и мы движемся дальше. Много воды утекло.       В этот момент у Сакуры закончились эвфемизмы для слова «отвергнутая», и она сжала губы, сплетя вместе пальцы в ужасном проявлении вины. Но в чём она должна была чувствовать себя виноватой? Она никому не рассказывала, и даже если они знали, она твёрдо решила, что это не будет иметь значения. Потому что, если бы это имело значение… что ж, тогда Какаши был бы прав, и у них ничего не получилось бы.       Дальше они шли в тишине, пока Какаши не выдержал:       — Тогда… что они сделали с моей книгой?       — Книгами, — поправила она. — Ну, э-м-м, думаю, они могли закопать их в лесу.       Какаши на мгновение задумался.       — Вокруг много лесов…       — Просто позови Джирайю-сама, — указала Сакура. — Он умеет вынюхивать порно подобно ищейке, — это был навык, с которым могла посоперничать лишь способность Саске с пятидесяти шагов распознавать химический состав средств по уходу за волосами.       — Отличное умение, — признал он. — Но там не всё порно, чтобы ты знала.       Сакура недоверчиво фыркнула, заработав недоумённый взгляд.       — Это правда! — запротестовал Какаши. — У Джирайи есть несколько очень остроумных и острых социальных комментариев, проходящих сквозь всю серию.       — Так ты над ними всё время хихикаешь? — она недоверчиво подняла бровь.       — Я не хихикаю, — возразил он немного более низким голосом, чем обычно.       — Хихикаешь. Как девчушка, — Сакура чуть было не рассмеялась над его надутыми губами. — Потому все генины так боятся тебя. Не потому, что ты тиран или крутой — дело в твоём хихиканье. Его достаточно, чтобы заставить любого намочить постель.       — Теперь ты просто смеешься надо мной, — вздохнул он.       Сакура демонстративно сдвинула большой и указательный пальцы:       — Немного, — призналась она.       Какаши покачал головой.       — Помнишь время, когда ты меня уважала?       — Хмм? — она игриво толкнула его в бок. К его чести, он лишь слегка споткнулся. Иногда она проделывала то же самое с Наруто, и бедняга улетал. — Я всё ещё уважаю тебя. В некоторые дни больше, чем в другие.       Вчера, например, уровень был довольно низок.       — Понятно, — задумчиво произнёс Какаши.       К тому времени они уже были в больнице. Сакура завела его в здание и остановилась у стойки регистрации, чтобы взять чистую карту и проверить списки. Смотровая номер двенадцать на четвёртом этаже была пуста, поэтому Сакура бесцеремонно поманила Какаши следовать за ней к лифту.       Нажав кнопку вызова лифта, она запоздало вспомнила, что именно Какаши рассказал ей о том, как в последний раз застрял в лифте с ней, одетой в свою униформу…       Украдкой брошенный на Какаши взгляд мало что сказал ей. Когда двери с вежливым звоночком открылись, они оба вошли внутрь и развернулись, чтобы посмотреть, как те снова закрываются. Хотя этот лифт был по меньшей мере в два раза просторнее, внутри не хватало зеркал, как тогда, в гостинице, и сильно пахло дезинфицирующим средством. Сакура украдкой уставилась на облупившийся на пальцах ног лак, в то время как Какаши глядел на камеру наблюдения в углу над собой.       — Я знаю, что ты делаешь, — тихо сказал он.       Сакура подняла взгляд, но только до панели с кнопками на стене.       — Хорошо. Терпеть не могу, когда мне приходится объяснять пациентам процедуры.       Она знала, что он не это имел в виду, но пока не собиралась сдаваться. Кроме того, он на самом деле не знал, что она делает. Лишь думал, что знает. Реальность того, что она пыталась достичь, была кое-чем более сложным, чем дерзкое маленькое напоминание об одной из его фантазий.       В тот момент, когда двери снова открылись, Сакура вышла и направилась прямо в смотровую комнату. В конце коридора стояла Цунаде, рядом с которой была Шизуне, и просматривала чью-то медкарту. Заметив Сакуру и Какаши, она слабо кивнула в знак приветствия и вернулась к своему разговору.       Сакура указала на дверь двенадцатой комнаты.       — Можешь подождать внутри. Мне нужно кое-что взять.       — Мне ведь не нужно ничего снимать? — сухо спросил Какаши.       — Иногда тебя трудно остановить, — весело поддразнила она, направляясь к шкафчику для хранения вещей. Проходя мимо Цунаде и Шизуне, она услышала, как её шишо отчётливо вздохнула.       — Столько воспоминаний, Шизуне, — сказала она, отступая в сторону, чтобы пропустить Сакуру к шкафчику.       — Цунаде-сама? — спросила Шизуне. Сакура рассеянно слушала, обыскивая полки в поисках нужных вещей.       — Приводишь своего любовника на работу, чтобы поиграть в настоящего доктора, — сказала Цунаде, забавляясь. — Все мы так делали.       — Цунаде-шишо! — прошипела Сакура, поворачиваясь, чтобы окинуть Хокаге недоумённым взглядом, с её рук свисала манжета для измерения кровяного давления. К счастью, Какаши исчез в смотровой, но это всё ещё не было гарантией того, что он их не услышит.       — Что? — невинно спросила Цунаде. — Не вижу в этом проблем, Сакура. Главное, прибирай за собой.       — Но… я… мы не… шишо! — Сакура схватила запасной оптометрический набор и прижала его к груди. — Я просто осмотрю его, вот и всё!       — Да, раньше я проводила Дану старый-добрый осмотр, — ностальгически вздохнула Цунаде, обращаясь к рассеянно улыбающейся Шизуне. — Иногда я позволяла ему играть доктора, но он постоянно путал ярёмную вену с подключичной. Это очень раздражало, и после такого я больше не разрешала ему делать это.       Лучше всего было просто похватать всё, что ей было нужно, и быстро сбежать. Хотя, уже торопясь обратно в смотровую, она подумала, что это было хорошо. Цунаде явно понимала, что что-то происходит, и восприняла всё это спокойно. Сакура надеялась, что и остальная часть Конохи восприняла это так же хорошо, как и она.       Она могла лишь мечтать, чтобы её родители отнеслись к этому хорошо. К счастью, они не вращались в тех же социальных кругах, что и ниндзя, так что маловероятно, что они узнают, а Сакура не собиралась их просвещать… по крайней мере, до тех пор, пока не будет назначена дата свадьбы.       Когда она вернулась в комнату, Какаши сидел на застеленной бумагой койке у стены. Вся его одежда по-прежнему была на нём, к её большому разочарованию, но чего она ожидала? Полностью раздетого Копирующего ниндзя, ожидающего её с розой в зубах?       — Я хочу взглянуть на твой глаз, — сразу сказала Сакура, расстёгивая молнию на наборе для оптометрии. — Так что долой хитай-ате.       Какаши был не самым простым пациентом на свете. В то время как его высокая терпимость к боли временами была даром божьим, содействовал осмотру он ужасно. Когда она направила фонарик в его глаза, он прищурился и попытался отвернуться.       — Не будь ребёнком, — коротко приказала она, схватив его за подбородок, чтобы повернуть лицо обратно. — Сосредоточься на стене позади меня.       — Твоя голова мешает, — указал он.       — Притворись, что это не так, — сказала Сакура, пожимая плечами. — И перестань моргать.       — У меня от этого глаза болят.       Нанесите мужчине несколько ударов ножом в грудь, и он отмахнётся от этого как от раны плоти. Посветите ему в глаза маленьким фонариком, и он буквально расплывётся в слезах — хотя, справедливости ради, у многих людей слезились глаза во время осмотра такого рода. Сакура не торопилась: навела линзу на Шаринган и его обычный глаз, сравнивая их. Ей пришлось наклониться очень близко, чтобы сделать это, и она поняла, что Какаши перестал дышать. Ему не нравилось пристальное внимание в любой форме, но у неё было такое чувство, что это было больше связано с тем, что он не хотел вдыхать её мыло и шампунь больше, чем это было необходимо.       — Хорошо, — сказала она, подаваясь назад, когда заставила его позадерживать дыхание достаточно долго. — Твой правый глаз в порядке. Двадцать-двадцать, как обычно. Шаринган, однако… что ж, ситуация ухудшается. Ты заметил, что становишься всё более близоруким?       Он оглядел комнату, закрыв один глаз, затем другой, сравнивая.       — Немного… — тихо сказал он, что, вероятно, означало «сильно».       — Если продолжишь использовать Мангекё, будет только хуже, — сказала Сакура, прикусив губу. — Более того, ты можешь даже спровоцировать дегенеративное заболевание, которое ослепит тебя полностью, независимо от того, используешь ты его или нет.       — Знаю, — сказал он беспечно, как будто ему было всё равно.       — Ты должен использовать его только в чрезвычайных ситуациях, Какаши.       — Думаешь, я делал иначе? — бросил он ей. — Думаешь, спасение твоей жизни — это не чрезвычайная ситуация?       Сакура надулась на него.       — Я не прощу себе, если ты потеряешь из-за этого свой глаз.       Он долго смотрел на неё, прежде чем отвернуться.       — Это не мой глаз.       Вздохнув, Сакура отошла за стетоскопом и прибором для измерения артериального давления.       — Чей бы он ни был, ты должен заботиться о нём. А теперь подними кофту, мне нужно послушать твоё сердце.       Ну, это было не совсем так. Она была почти уверена, что с его сердцем всё в порядке, но это был стандартный осмотр, и она имела полное право попросить его раздеться как можно больше.       Бросив на неё слегка неприязненный взгляд (и, вероятно, точно зная, что она задумала), Какаши расстегнул молнию на своём жилете и снял его. За ним последовала его чёрная кофта, и, в ответ на её подбадривающую улыбку, то же самое сделали его нейлоновая безрукавка и маска. Сакура одарила его весёлой, платонической улыбкой и согрела стетоскоп в ладонях, прежде чем приложить тот к его груди.       Его сердце билось в её ушах сильно и громко. Непоколебимый ритм, что вёл непоколебимого человека. Сакура могла заснуть, слушая этот звук: каждый глухой удар создавал ощущение тепла и уюта, заставляя её закрыть глаза и тихо вздохнуть, когда она горько пожалела, что он не позволил ей ещё немного полежать с ним в той гостиничной кровати, чтобы она могла прижаться ухом к его груди и послушать этот чудесный звук.       Через мгновение Сакура поняла, что слушает слишком долго, и испытала резкую душевную встряску. Она переместила стетоскоп вниз к его животу и под мышку.       — Повернись, пожалуйста, — сказала она ему, и он несколько натянуто подчинился. Оказавшись лицом к его спине, она прижала стетоскоп слева от его позвоночника и наклонилась достаточно близко, чтобы ощутить тёплый терпкий запах его кожи. — Кашляни, пожалуйста.       — Кхм.       — Сильнее.       — Э-КХЕМ.       Казалось, всё было в идеальном рабочем состоянии, но Сакура немного задержалась, блуждая глазами по его спине. Это был поистине великолепный пример совершенной мужской особи. Не так давно она залечила неприятный ожог возле его плеча, но теперь там не было ничего, кроме безупречной кожи. Она должна была восхищаться делом своих рук… хотя куда больше восхищалась им.       Её взгляд скользнул ниже по его спине, где что-то привлекло её интерес и заставило нахмуриться: справа вокруг его талии проходила длинная бледно-белая линия, испещрённая точками с обеих сторон. Шрам был не менее пятнадцати сантиметров длиной, и не было никаких сомнений в том, что он был хирургическим. Если бы Сакура не придумала ничего лучше, она бы решила, что у него была операция на почке.       Интересно…       Она с любопытством коснулась шрама и почувствовала, как он вздрогнул. По её лицу медленно расплылась улыбка.       — Кажется, ты говорил, что не боишься щекотки?       — Не боюсь, — подтвердил он.       — О? — произнесла Сакура, затем быстро провела пальцем от основания его позвоночника вверх. Какаши охнул, и его спина резко выпрямилась в попытке избавиться от этого ощущения. Сакура лишь улыбнулась его встревоженному выражению лица и отошла, чтобы положить свой стетоскоп. — Похоже, ты в хорошем состоянии, — сообщила она ему, облокотившись на стол напротив его койки. — У тебя были какие-нибудь головные боли?       — Была разок, но болело не сильно, — признался он.       — Кровотечения из носа ещё были?       — Ещё? — он выглядел озадаченным.       — Когда ты упал без сознания, у тебя было заднее носовое кровотечение, вероятно, вызванное гипертонией, — сказала она ему. — Довольно сильное. От него у тебя глаза налились кровью.       Какаши уставился на неё, явно потрясённый.       — Что?..       — Понимаешь, в тяжёлых случаях кровь из носа проникает через носовые пазухи и заливает глаза, — объяснила Сакура, указывая на своё лицо. — Я беспокоилась, что ты полностью повредил глаз, но, к счастью, это было лишь твоё зашкаливающее кровяное давление. Ты, наверное, просто снова увидел мои трусики, вот и всё.       Бедняга выглядел так, словно она ударила его по голове клюшкой. «Трусики» были для него деликатной темой, и когда он изо всех сил старался сохранить между ними некоторую профессиональную дистанцию, его бросало в дрожь всякий раз, когда она бросала ему что-то очень непрофессиональное.       — Это шутка, Какаши! Боги, ты оставил своё чувство юмора в постели этим утром? Так и знала, что слишком быстро вытащила тебя за дверь, — прощебетала она, сияя. — Теперь можешь снова надеть одежду. Ты свободен.       Она отвернулась, чтобы нацарапать бессмысленную статистику в карте — вся она говорила «отлично». Позади неё Какаши оделся, и только когда Сакура услышала, как застёгивается молния на его жилете, она обернулась. Он настороженно посмотрел на неё, когда она одарила его очередной улыбкой, хотя она не винила его. Для девушки, чьё сердце он разбил, она, несомненно, вела себя очень мило. Он раскусил её… но ему ещё предстояло это выяснить.       Сакура потянулась за спину, чтобы взять со стола контейнер.       — Это за то, что ты такой хороший пациент, — поддразнила она, протягивая банку леденцов.       — Э-э, спасибо, но нет, — любезно отказал он ей.       Сакура пожала плечами.       — Многое теряешь, — сказала она, выбирая одну для себя и засовывая её в рот. — Так куда ты сейчас направляешься?       — Направляюсь… куда-то, — сказал Какаши, глядя на неё прищурившись. Казалось, его особенно интересовало то, как она сосала свою конфету: способом, включавшим в себя толкание ту назад и вперёд во рту. — Я должен… э-э… тренировать мелких…       Сакура с громким хлопком вытащила леденец изо рта, не в силах понять, что в нём такого интересного.       — Своих учеников? — потом она вдруг вспомнила: — Ой! Ты идёшь сегодня вечером на празднование?       — Какое празднование? — он медленно двигался к двери, пятясь через комнату, словно не хотел поворачиваться спиной к грозному противнику.       — Саске сдал, помнишь? — сказала Сакура, ухмыляясь. — Сегодня вечером у нас в баре ещё одно празднование.       — А что было не так с первым?       — Меня там не было, и, очевидно, его прервал комендантский час, поэтому они хотят повторить попытку.       — А.       — Ты собираешься прийти? — спросила она, умоляюще глядя на него и посасывая леденец ещё немного.       Какаши выглядел растерянным. Он видимо сглотнул под маской.       — Я подумаю об этом, — уклончиво сказал он голосом, который был немного выше, чем обычно.       — Какаши, — тихо сказала она, пристально глядя на него серьёзным взглядом. — Пожалуйста, не отказывайся приходить из-за меня. Ты учитель Саске… для него будет много значить, если ты придёшь. Я знаю, он этого не показывает, но ему действительно не всё равно, что ты о нём думаешь.       Какаши вздохнул, отводя взгляд. После минутного раздумья он кивнул.       — Хорошо… Я приду.       Сакура не солгала. Саске действительно питал к Какаши определённое уважение, которого не удостаивался никто другой из ныне живущих. Тот небольшой факт, что это не ослабило его намерения убить Какаши после того, как он узнал о том, что произошло между ним и Сакурой, был просто придиркой. С достаточным количеством алкоголя все снова станут друзьями, и через пару дней, когда Какаши будет именно на том месте, где этого хотелось Сакуре, все они научатся принимать. А если они не захотят этого принять, кулаки Сакуры могли быть ужасно убедительными.       — Хорошо! — сказала она, улыбаясь. — Тогда увидимся там.

***

      Когда Сакура вернулась домой, первое, что она сделала, это сняла эту безобразную униформу и бросила её на пол. Она была на полпути к своему шкафу, когда зазвонил телефон.       Это была её мать.       — Сакура, — сказала она прежде, чем Сакура смогла даже произнести «Привет», — я очень обеспокоена тем, что я слышала. Мать Ино рассказала мне сегодня утром кое-что очень интересное.       О нет…       Это было слишком рано! Дата свадьбы ещё даже не была назначена, а её мать уже пронюхала!       — Да, мам? — спросила Сакура, стараясь говорить невинным, ничего не понимающим тоном. Её лицо было искажено, и она кусала губу, но, по крайней мере, голос её не изобличал.       — Это правда? — спросила её мать приглушённым тоном. — Ты… ты действительно встречаешься с Какаши-сенсеем?       Сакура поморщилась.       — Просто зови его Какаши, мам.       — О, небеса, это правда.       — Мам…       — Не могу выразить, какое я испытываю облегчение.       — …мам?       — Я была немного обеспокоена, когда ты сказала мне, что хочешь получить одну из самых мужских работ. И ты всегда общаешься с мальчиками, а не с девочками, а потом ты начала поднимать тяжести — помнишь? После того мальчика, Саске, ты, казалось, никогда не интересовалась тем, чтобы завести парня, поэтому я, естественно, начала предполагать, что ты…       — Мама! В последний раз! Я не лесбиянка!       — Я бы не возражала, будь ты ею, милая, я просто очень надеялась, что в конце концов у меня появятся внуки. Теперь эта надежда воспряла! Я всегда знала, что ты, скорее всего, предпочтёшь кого-нибудь постарше. Ты всегда стремилась к зрелости, Сакура, даже когда была маленькой девочкой. Знаешь, ты больше похожа на свою бабушку, чем думаешь? Твой дед был на двадцать лет старше её, когда они поженились.       Сакура с тихим вздохом опустилась на кровать.       — Знаю… — она не знала, радоваться ли ей реакции матери или сердиться. Серьезно, ей было всего восемнадцать. Ведь не стоило слишком сильно беспокоиться из-за того, что у неё ещё не было парней?       — Сакура, милая… у нас с тобой ведь был «разговор», да?       Раздражающе. Определённо раздражающе.

***

      Бар был переполнен, когда пришла Сакура. Она не хотела так опаздывать, но её матери удалось затянуть их разговор более чем на час. Сакура повесила бы трубку, но повесить трубку при разговоре с этой женщиной было всё равно, что ударить дракона по морде лопаткой: наступил бы временный момент тишины, а затем сам ад вырвался бы на свободу, и Сакура была бы подвергнута лекции о проявлении уважения к женщине, которая перенесла тридцать часов родовых схваток, чтобы дать ей жизнь. А, учитывая, что она была родственницей Сакуры, яд лился бы рекой.       Но даже несмотря на то, что Сакура опоздала более чем на полчаса, она всё равно прибыла раньше Какаши. Она небрежно огляделась в его поисках, поздравила Саске, обняла его и купила следующую порцию напитков на всех. Она устроилась в кабинке с командой Гая и коктейлем со вкусом вишни, и, несмотря на то, что была совершенно внимательна к разговору, не могла перестать блуждать глазами по помещению в поисках Какаши.       Вероятно, он просто опоздал, но её бы не удивило, если бы он передумал ставить себя в ситуацию, когда был вероятен контакт между ними двумя. Или, может быть, он вспомнил, что Саске и Наруто страстно желали задушить его его же собственными внутренностями, и передумал приходить? Но ему не стоило беспокоиться. Придя в бар, Сакура довольно резко предупредила двух мальчиков, что они должны хорошо себя вести по отношению к Какаши, если он появится. Они неохотно согласились, хотя некоторая враждебность по отношению к их бывшему учителю ослабла, когда они увидели, что Сакура была в гораздо лучшем настроении, чем вчера.       — Эй, Сакура, — сказала ТенТен, отвлекая её внимание от входа в бар. — Так что там такое между тобой и Какаши-сенсеем?       — Какое — такое? — спросила она, ей было любопытно узнать, что, по мнению людей, происходит.       — Я слышал, он приставал к тебе, — сказал Ли.       — Нет, ты спишь с ним, да? — подсказала ТенТен.       — Мне всё равно, — вздохнул Неджи, потягивая свой напиток.       ТенТен проигнорировала его.       — Так что же происходит?       — Кое-что действительно произошло, — честно ответила Сакура. — Но мы решили, что будет лучше, если мы останемся друзьями.       — Ах! — лицо ТенТен вытянулось. — Почему?       Сакура уставилась на неё.       — Он не считает правильным встречаться с бывшей ученицей.       — И что? — ТенТен это нисколько не смутило.       — Неужели он не понимает красоты и жизненной силы любви и молодости? — спросил Ли.       Сакура пожала плечами.       — Очевидно, нет, — медленно сказала она. — Но ты не находишь это странным? Я имею в виду, он немного старше…       — Немного… — призналась ТенТен. — Но он симпатичный, так почему бы и нет?       — Симпатичный? — Сакура бросила на неё ошеломлённый взгляд. — Откуда ты знаешь? Ты же не видела его лица, так?       — Нет, я имела в виду, он кажется симпатичным, — быстро сказала девушка, как будто на мгновение испугалась за свою жизнь. — А что? Ты видело его лицо? О–о — продолжай! Как он выглядит?       Сакура мечтательно вздохнула.       — Как… модель нижнего белья.       Тентен повторила её вздох.       — Мне не нужно было это знать, — пробормотал Неджи.       — Могу я забрать его, Сакура-чан? — спросила её ТенТен. — Пожалуйста? Он прямо вон там — может, если я куплю ему выпивку или две?..       Сакура резко развернулась на своём месте и увидела человека, которого искала весь вечер. Он стоял возле бара, разговаривая с Саске, который выглядел по обыкновению угрюмым, но настороженным, и, как это обычно бывало, когда она смотрела на Какаши, её сердце окутало знакомое тепло. Только вид Какаши вызвал в ней такую реакцию, и она надеялась, что волнение от простого взгляда на него никогда не пройдёт.       — Извините, — сказала она остальным за своим столиком, вставая. Какаши показал Саске большой палец и повернулся к бару, собираясь заказать выпивку. Сакура подошла к нему как раз вовремя, чтобы услышать, как он просит у бармена сётю и воды.       — Не думала, что ты появишься, — радостно сказала она.       Он мельком взглянул на неё.       — Я не пробуду здесь долго. Мне нужно заполнять отчёты.       Она кивнула, рассеянно оглядываясь через плечо туда, где Наруто и Саске бросали на неё очень недобрые взгляды. Она показала им язык, заставив Наруто ахнуть, и повернулась обратно к Какаши.       — Не хочешь угостить меня выпивкой?       — Не особо, — быстро ответил он.       — Что ты за друг? — спросила Сакура, надув губы. — Я уже купила на всех, так что у меня не осталось денег.       Какаши выглядел растерянным.       — Чего ты хочешь?       — Вишневый коктейль.       — Девчачий напиток, — отметил он.       — Я же девочка, — объяснила она.       С тяжёлым вздохом Какаши уселся и провёл рукой по лицу в маске. Сакура окинула его взглядом, задаваясь вопросом, не её ли присутствие навлекло на него это утомление. Но это не входило в план. Как бы сильно тот ни состоял в том, чтобы взять его измором, всё дело было в том, чтобы подбодрить его. Она должна была вселить в него уверенность, внушить доверие и заставить его понять, что быть с ней не так уж плохо. Если всё, что он чувствовал рядом с ней — раздражение и страдание, её план не сработает.       Такими темпами это может занять чуть больше трёх дней…       Три года звучали в самый раз.       Когда принесли её напиток, Сакура уселась рядом с ним и начала задумчиво посасывать соломинку.       — Откуда у тебя этот шрам? — спросила она.       Он моргнул, глядя на неё.       — Какой шрам?       — Этот, — сказала она и ткнула его в бок, получив в ответ такую же судорогу, как та, которую она видела в больнице. — Похоже на хирургический шрам.       — Так и есть, — сказал он, положив ладонь на свой чувствительный бок, защищая его. — У меня украли почку.       — Что?! — рот Сакуры открылся, и она в ужасе уставилась на Какаши. Затем она поняла, что он собирается сделать глоток своего очень алкогольного напитка, и потянулась остановить его. — Что ты делаешь? У тебя только одна почка, и ты всё ещё восстанавливаешься после серьёзной травмы! Ты не будешь пить…       — Я вернул её, — сказал он так, будто речь шла не более чем о потерянном ботинке. — Я выследил ублюдков и принёс её домой в коробке для завтрака. Всё там, где и должно быть, и всё, что осталось, — это шрам. Могу я теперь получить свой напиток обратно, доктор Харуно?       Она на мгновение замолчала, обдумывая его рассказ, а затем смягчилась. Какаши с достоинством сделал глоток через маску, прежде чем поставить свой стакан, вероятно, прекрасно понимая, что Сакура тупо смотрит на него. Его единственной реакцией стало начать ковырять этикетку на бутылке с сётю.       — Ты никогда не говоришь о таких вещах, — сказала она в конце концов.       — Каких? — тоскливо сказал он.       — У каждого свои истории. Маленькие глупые истории и анекдоты о странных вещах, которые с ними случались. Держу пари, у тебя таких куча, но ты никогда их не рассказываешь, — она откинулась на спинку стула, балансируя на двух ножках. — Если мы собираемся быть друзьями, тебе придётся развлечь меня.       — Тебе что, пять? — риторически спросил Какаши.       — Возможно, мне придётся начать плакать, если ты этого не сделаешь, — предупредила Сакура.       — Ну, я бы этого не хотел, — серьёзно сказал он. — Вокруг дети. У них будут кошмары.       — Как будто тебя когда-либо заботили детские кошмары, — обвинила она. — Раньше ты бросал в нас кунаи, пока мы спали.       — Тренировка, — пожал он плечами. — Половину времени вы даже не просыпались.       — Да, я помню, — мрачно сказала Сакура. — Тогда ты прибегал к наливанию воды в наши спальные мешки. В то время ты говорил, что это формирует характер.       — Это сработало, так ведь? У тебя есть характер.       Она фыркнула.       — В отличие от некоторых.       — Хочешь сказать, у меня нет характера? — спросил Какаши, приподняв бровь.       — Конечно, есть, — сказала она, кивая. — Просто немного исковерканный.       У него вырвался тихий смешок, и хотя тот был коротким и немного едким, это вселило в Сакуру надежду. Он выпил только треть своего напитка — ещё было время вразумить его.       — Итак… откуда у тебя другой шрам? — медленно спросила она. — Тот, что у тебя на лице?       Какаши устремил на неё выжидающий взгляд.       — Уверен, что у тебя есть какие-то теории.       О, у неё их были миллионы!       — Раньше я думала, что ты дальний родственник Учиха или что-то в этом роде — эдакая бледная версия белой вороны, — призналась она. — Но я видела твою медкарту, так что я знаю, что Шаринган — трансплантат. Так что, думаю, вопрос в том… как ты потерял свой глаз и как именно ты заставил Учиха пожертвовать своё самое ценное оружие?       — Ты права. Вопрос именно в этом, — но он не стал вдаваться в подробности.       Сакура прикусила губу.       — Знаешь… в тот раз, когда ты сказал, что неразумно бегать с ножницами… Это ведь не…       — Нет, — коротко ответил Какаши. — Я потерял его в бою во время войны. Мой лучший друг был Учиха. Это его глаз.       — О… — этого знания Сакуре было достаточно. Она понимала, что подобное пожертвование не было бы сделано здоровым человеком. Отказываться от одного глаза, чтобы у кого-то было два, не имело смысла. Единственный раз, когда ты извлекаешь у кого-то жизненно важные органы, это когда он мёртв или при смерти.       Что могло бы объяснить, почему Сакура никогда раньше не слышала об этом друге из Учиха.       — Каким он был? — тихо спросила она, прикусив кончик соломинки.       Она скорее услышала, чем увидела его внезапную улыбку.       — Полным придурком, — сказал Какаши, делая очередной глоток своего напитка. — Он всегда попадал в неприятности и делал всё неправильно. Причина, по которой я потерял этот глаз, заключается в первую очередь в его некомпетентности. Но… он вернул мне в два раза больше… и ещё немного.       Сакура улыбнулась.       — Он не похож ни на одного Учиха, которого я знаю.       — М-хм, — произнёс Какаши. — Надо сказать, его моральная целостность была выше среднего для этого клана.       — Как его звали?       Какаши долго ждал, прежде чем ответить, будто не решаясь признаться.       — Обито, — он сказал это так, словно говорил это часто.       — Обито… — она задумчиво попробовала имя на вкус. — Хотела бы я знать его.       Покачав головой, Какаши бросил на неё удивленный взгляд.       — Ты бы придушила его, если бы знала. Серьёзно. Большую часть времени он довольно сильно бесил.       — Сомневаюсь, что кто-то может быть хуже Наруто.       — Ну, был случай во время одной из наших первых совместных миссий…       И в этот момент он открылся ей. Какаши, казалось, не заметил, и Сакура поначалу тоже — она была слишком увлечена его историей, в которой девятилетний Обито с помощью хенге-но-дзюцу заставил себя выглядеть как Какаши, чтобы приударить за другим их товарищем по команде — девушкой по имени Рин.       — Конечно, она купилась на это, — объяснил он. — И вот так я остался с заискивающей передо мной девочкой и огорчением всех людей, которых Обито намеренно разозлил, пока носил моё лицо, включая сенсея. Но я отыгрался, когда сбросил его со Скалы Хокаге.       Сакура ахнула.       — Я думала, он твой лучший друг!       — Как Наруто для Саске.       — О… Понимаю. Ожесточённое соперничество с гомоэротическим подтекстом?       — …или… что-то в этом роде, — Какаши прочистил горло. — В те дни мы не особенно хорошо ладили. Я сделал ему много гадостей, а он сделал много гадостей в ответ. Но в глубине души мы всегда были дороги друг другу, хотя ни один из нас не потрудился признать это, пока не стало слишком поздно. Но с другой стороны, так всегда и бывает, понимаешь?       Она вроде как поняла. Наруто и Саске были способны на ужасную жестокость по отношению друг к другу, но лишь потому, что их связь была такой яростной и сильной. Лично она не понимала, как можно причинять боль людям, которых любишь.       Должно быть, это было свойственно мальчишкам.       Сакура обернулась и увидела сидящих за столом позади них Наруто и Саске. Оба выглядели особенно пьяными, и Наруто, казалось, выпаливал слова в попытке найти то, которое заставило бы Саске рассмеяться. Пока что «шмель» вызвал лёгкую ухмылку. Ни один из них, казалось, больше не был заинтересован в том, чтобы приглядывать за ней и Какаши.       Когда она повернулась к Какаши, его маска была стянута на шею, и он делал большой глоток своего напитка, очевидно, уверенный, что, раз он повернулся спиной к помещению, никто не мог его видеть. Когда он сглотнул, Сакура мельком заметила знакомую ямочку на его щеке. Не в силах сдержаться, она ухмыльнулась.       — Что? — спросил он, заметив её кошачью улыбку.       — Сто лет не видела твоих ямочек на щеках, — сказала ему Сакура. — Я уже начинала скучать по ним.       — У меня на щеках есть ямочки? — спросил он, приподняв бровь. Хотя, скорее всего, он просто разыгрывал её.       — Ага. Две. Прячутся под твоей маской вместе с бородавкой.       — Родинкой. Это родинка.       — Ты знал, что у тебя есть ямочки на щеках?       — Подозревал, когда брился.       — Они есть, — сказала она, приложив палец к двум точкам на обеих его щеках. — Одна здесь, и одна здесь.       Какаши уставился на неё сверху вниз своими непроницаемым тёмным глазом.       — Не думал, что они настолько заметны.       — Сильнее всего они проявляются, когда ты улыбаешься. Причём не фальшиво. Я имею в виду настоящую улыбку, когда ты счастлив.       Когда она заговорила, уголки его губ приподнялись, и, подтверждая её слова, под кончиками ее пальцев залегли ямочки. Её собственная улыбка стала шире в ответ.       — Видишь? — спросила она.       Его пристальный взгляд задержался на ней, и постепенно улыбка сошла с его лица. На мгновение Сакура задумалась, не зашла ли она слишком далеко, когда он поднял руку и осторожно положил ту поверх её ладони, убирая её от своего лица. Но он не пытался дистанцироваться от неё. Вместо этого он просто держал её руку в своей большой, тёплой ладони, в то время как изучал её лицо, словно искал какой-то признак обмана.       Грубая подушечка его большого пальца коснулась её костяшек, а затем Какаши наклонился к ней. Он резко остановился, его губы были всего в нескольких сантиметрах от её: так близко, что она почувствовала слабый аромат сётю в его дыхании, смешивающийся с тем божественным мужским запахом, присущим Какаши. Одна только близость заставила внутренности Сакуры сжаться от желания, её глаза закрылись. Ей было всё равно, кто это видел и что они подумали, потому что в этот момент она больше всего на свете хотела поцеловать этого мужчину. Звуки бара становились все более и более отдаленными, будто само время замедлялось.       Расстояние сократилось, и его губы коснулись её губ. Глаза Сакуры распахнулись, и она поспешно отпрянула, увидев удивление и замешательство, омрачившие лицо Какаши. Бар, мгновение казавшийся немым, вернулся к полной громкости, и время набрало прежний темп. Всё, что она могла ему предложить, — это слегка извиняющаяся улыбка и беспомощное пожатие плечами.       — Ты уж определись, Какаши, — тихо сказала она ему.       Он отстранился, смущённо оглядывая комнату и снова надевая маску на лицо. Казалось, он на мгновение забыл о своей верной клятве в платонической дружбе, и это было всё, что сегодня было нужно Сакуре.       Допив остатки коктейля, она вздохнула.       — Завтра я возвращаюсь в список готовых к миссиям, так что мне, вероятно, следует лечь пораньше, — сказала она, делая вид, что смотрит на несуществующие часы на своём запястье. — Увидимся завтра, хорошо? — Чтобы заинтриговать его, она подскочила и громко, дружески чмокнула его в щёку в маске, прежде чем соскользнуть на пол. — Спокойной ночи, Какаши.       Она направилась к выходу, проходя мимо двух чрезвычайно пьяных бывших товарищей по команде — один из них пытался подавить хихиканье, в то время как другой неоднократно выкрикивал «бугорок!». Она не позволяла своему беззаботному виду улетучиться, пока не вышла на улицу, на прохладный вечерний воздух.       По правде говоря… уклонение от этого поцелуя, вероятно, причинило ей боль сильнее, чем Какаши…       Слегка покачав головой, Сакура направилась домой, усталая и обеспокоенная, но в то же время уверенная в себе. За последние пять минут она узнала о Какаши больше, чем за последние пять лет. Конечно, он просто рассказал ей о бывшей команде… но это было больше, чем он обычно кому-либо давал, и потому она знала, что была особенной, по крайней мере для него. И Какаши был далеко не такой уж «эмоциональной пустыней», как он думал.       Придя домой, она сняла обувь и направилась прямо в ванную, горя желанием встать под струи душа и смыть накопившуюся за день боль. Она сбросила одежду в беспорядочную кучу за дверью, включила водонагреватель и выбрала немного более прохладную температуру, чем та, которую использовала прошлой ночью, принимая ванну. В тот момент, когда Какаши покинул её квартиру, она побаловала себя приятным долгим купанием, чтобы успокоить накапливающиеся боль и напряжение. Но сегодня боль в мышцах и болезненность между ног уменьшились, и Сакура была настроена только на быстрый душ, поэтому, как только включился нагреватель, она подцепила насадку для душа на самый высокий крючок на стене и включила его.       Пока она стояла там, проводя грубой губкой по коже и наблюдая, как мыльная вода стекает по полу в канализацию, она начала планировать следующий шаг. То, что Какаши, спровоцировал поцелуй без подсказки, было неожиданно, но не нежелательно, и всё безусловно, двигалось в том направлении, в котором она того хотела. Правильно ли она поступила, что отстранилась? Он довольно быстро замолчал, но тогда это было просто в стиле Какаши. Она не собиралась позволять ему держать её на расстоянии вытянутой руки и целовать украдкой всякий раз, когда ему этого захочется. Он не мог установить для неё правила, а затем изменить их, даже если она очень сожалела о том упущенном поцелуе…       Хотя, возможно, через несколько дней после чуть более нежных уговоров она бы…       Сакура напряглась. Порыв холодного сквозняка обдал её спину и ноги, тёплый воздух и пар начали рассеиваться. Кто-то стоял в дверном проёме позади неё, позволяя теплу вырываться наружу. Но Сакура не запаниковала. Она настолько привыкла к его присутствию, что узнала его исключительно по тёплому трепету, который начал разгораться глубоко в её животе.       Прижав руки к груди, она неловко полуобернулась к двери, не совсем убеждённая в том, что у неё хватит уверенности быть такой непринуждённой, как ей хотелось. Какаши никогда не видел её полностью обнажённой, и, честно говоря, Сакура надеялась, что, когда придёт время раздеваться перед ним, как минимум, будет выключен свет. Но здесь, в этой светлой, тесной ванной, всё её тело было освещено для его пристального внимания. Вероятно, он мог видеть старый ожог на её бедре, который она получила от случайного Катон-дзюцу, а также коричневое родимое пятно, которое окрашивало кожу под рёбрами, не говоря уже о каждом недостатке в её размерах и формах. Он мог видеть каждый изъян и несовершенство.       Вода заливала Сакуре глаза, затуманивая зрение, и она старалась откинуть мокрые волосы с лица, одновременно пытаясь прикрыть грудь. Но он смотрел не на её тело. Его пристальный взгляд был прикован только к её лицу, молча рассматривая её, будто не было ничего странного в том, чтобы заходить к людям, когда принимали душ.       — Ты впускаешь холод, — произнесла Сакура, не зная, что более глубокомысленного можно было бы сказать.       Какаши медленно кивнул, сделал шаг вперед и потянулся за спину, чтобы закрыть дверь. Это было не совсем то, о чём говорила Сакура, но, по крайней мере, сквозняк прекратился, хотя теперь она слегка дрожала от холода.       Со всем достоинством, какое только мог проявить человек, стоящий перед аудиторией замерзший, мокрый и голый, она вздёрнула подбородок.       — Не мог бы ты передать мне полотенце, пожалуйста? — попросила она, кивнув на полку рядом с ним. И пока он был занят тем, что доставал бледно-розовое полотенце из стопки, Сакура поспешно потянулась, чтобы выключить воду и нагреватель. Когда она повернулась к Какаши, полотенце было у него в руке, но он не сделал ни малейшего движения, чтобы отдать его ей.       Он был таким странным человеком…       Как тёмное пятно в её девственно белой ванной, он выделялся, впитывая свет и тепло. Он казался неуместным, но в то же время будто тут и должен был быть. Сакура знала, что ей придётся полностью повернуться к нему и подойти, если ей нужно это полотенце.       Не желая показаться застенчивой, она отбросила свои опасения и быстро повернулась, направляясь к нему. Она потянулась, чтобы взять полотенце, но прежде чем её пальцы смогли ухватиться, он распахнул его и накинул ей на плечи так быстро, что она оказалась прижатой к нему спереди, прежде чем поняла, что он сделал. Влага с её обнажённой груди впитывалась в его одежду, но Какаши, казалось, не замечал этого или не обращал внимания. Сакура застыла в шоке, не совсем понимая, что делать с этим поступком мужчины, которого пришлось буквально принуждать к проявлению какой-либо сексуальной инициативы.       Не то чтобы ей это не нравилось. Что могло не понравиться в том, чтобы быть прижатой к тёплому, твёрдому телу божества во плоти? Его руки по-прежнему крепко сжимали полотенце, удерживая Сакуру прижатой и неспособной вырваться, но она не отодвинулась бы, даже если бы он сказал ей. Прижатая так близко, всё, что она действительно хотела сделать, это наклониться и потереться носом о его одежду, вдыхая этот чудесный мужской запах, от которого она никогда в жизни не устанет. Это было неловко, сбивало с толку и одновременно возбуждало. Она никогда раньше не была полностью обнажена перед мужчиной, и ощущение всех грубых и шершавых краев его одежды её мягкой, влажной кожей, безусловно, было возбуждающим опытом.       Сакура неуверенно подняла голову и встретилась с ним взглядом.       — Я почти уверена, что друзья не должны прерывать других друзей, когда те принимают душ, — сухо заметила она.       Какаши слегка покачал головой, внимательно изучая её лицо.       — Мы с тобой никогда не сможем быть друзьями, — его голос был низким и далёким, словно его тут не было.       Сакура сморщила нос от его слов.       — Нет, сможем, — просто сказала она.       — Нет, не сможем, — прошептал он более твёрдо.       — Нет, сможем. — Не потребовалось столько мужества, как она думала, чтобы протянуть руку, нежно провести влажными кончиками пальцев по его маске и стянуть её вниз. Зная, как он к ней относится, это было почти так же, как если бы это было её личное право — встать на цыпочки и прижаться тёплым, влажным поцелуем к его губам. — Мы всё ещё можем быть друзьями, — прошептала она, покрывая лёгкими поцелуями его подбородок и челюсть. — Мы просто должны делать такие вещи почаще. — Она поцеловала его родинку — которая на самом деле была милой, несмотря на её поддразнивания, — а затем переместилась к кончику его носа. — Я всё ещё могу быть твоим другом… потому что я думаю, что это то, что тебе нужно больше всего. Друг. Но я могу быть им и даже больше, если ты просто позволишь мне…       Какаши вздохнул, его глаз закрылся, он наклонился вперёд и коснулся её лба своим.       — Как ты это делаешь? — спросил он, подчёркивая осторожный вопрос столь же осторожным поцелуем в уголок её рта. Он спустился ниже, вдоль её челюсти, и поцеловал местечко под её ухом, облизывая и посасывая кожу, словно она была восхитительна.       Глаза Сакуры почти закатились, когда вверх по позвоночнику пробежала сильная дрожь удовольствия.       — Как я делаю что? — рассеянно спросила она, надеясь, что он просто продолжит целовать её в шею вот так. Полотенце соскальзывало, и через мгновение оно должно было оказаться на полу, но Сакура больше не волновало смущение.       — Как ты открываешь рот и говоришь то, что имеешь в виду? — шёпот его голоса в её ухе опьянял сильнее, чем десять бутылочек саке. — Когда я вижу тебя, я никогда не могу придумать, что сказать или сделать… А потом ты открываешь рот, и всё будто так просто.       — Я болтаю, — прошептала Сакура, слегка покраснев. — Ты заставляешь меня нервничать, когда ничего не говоришь.       — Мне нравится твоя болтовня, — сказал Какаши. — Она милая.       — Как и твоя бородавка.       — Эй… — в его голосе отчётливо слышалась обида. Сакура хихикнула и обхватила руками его шею, чтобы сильнее прижаться к нему, потягиваясь в чисто кошачьем удовольствии. Полотенце полностью свалилось на влажный пол, но Сакура заметила это только тогда, когда почувствовала, как руки Какаши скользнули по гладкой коже её спины. Её отчасти раздирал вопрос: то ли смущённо отклониться от прикосновения, то ли прижаться к его рукам, поощряя восхитительные чувства, которые он вызывал. Не то чтобы он не прикасался к ней раньше, но в последний раз она была по большей части одета, и в комнате было довольно темно.       — Ты такая красивая… — пробормотал он, сцеловывая влагу с её плеча.       Охваченная очередным румянцем, Сакура удовлетворённо вздохнула.       — Значит ли это, что ты готов быть со мной больше, чем просто другом?       — Я не знаю, что ещё с тобой делать, — Какаши поднял голову и прижался губами к её губам в обжигающем поцелуе, от которого у неё подогнулись пальцы на ногах. Это был всепоглощающий жар, движущийся к ней поток — она ничего так не хотела, как броситься в него. Сакура знала, к чему это приведёт, если ни у кого из них не хватит ума всё остановить, и в глубине души это её беспокоило. Но она решила подумать об этом, когда до этого дойдёт, а пока позволила увлечь себя ленивой страстью этого глубокого поцелуя.       — Вероятно, это не очень хорошая идея, — пробормотал Какаши ей в губы почти неразборчиво.       — Возможно, — согласилась она, проводя рукой по его волосам, чтобы получить желаемое и лучший ракурс. Она не хотела, чтобы поцелуй заканчивался. Он отличался от всех остальных. Он был лучше. Какаши не сдерживали ни колебания, ни чувство вины. Ни гнев. Он никогда раньше не целовал её просто для того, чтобы насладиться ею: доминировать над ней, извиняться перед ней и утешать её — да, но никогда не потакать себе.       Хотя, возможно, по его собственному признанию, их первый поцелуй был чисто по его желанию, без её ведома…       — Мы могли бы в конечном счёте пожалеть об этом, — сказал он, покусывая её нижнюю губу.       — Могли бы, — пробормотала Сакура, откидывая голову назад, чтобы дать ему доступ к своему чувствительному горлу. Честно говоря, она не очень-то слушала его. Всё, что имело значение, это то, что он был с ней, делал с ней такие чудесные вещи, и она не могла поверить, что так долго ждала, чтобы открыть их для себя.       Затем его блуждающие по её заду руки скользнули между её ног, подобравшись достаточно близко к её лону, чтобы заставить её замереть. Она не собиралась вздрагивать — просто контакт застал её врасплох, и инстинктивная паника от прикосновения в таком месте нахлынула на неё прежде, чем она смогла её контролировать. Его сильные объятия внезапно поймали её в ловушку, и она потеряла ощущение контроля над ситуацией. Сакура стала сопротивляться, пытаясь оттолкнуть Какаши…       Он мгновенно отпустил её, понимая, что что-то не так.       — Что такое? — Но по выражению его лица она видела, что он уже подозревал.       Чувство вины и гнев терзали её изнутри. В тот момент, когда он отпустил её, она горько пожалела о собственной реакции. Какаши был не виноват, что она ненавидела, когда к ней прикасались там… это просто слишком сильно напомнило ей о том, как прижимал её к себе Мацура, а она не могла отдалиться, и это было больно…       — Мне жаль, — быстро сказала она, зная, что испортила настрой. — Дело не в тебе, просто…       — Это не имеет значения, — сказал Какаши хрипло. На мгновение Сакуре показалось, что она всё испортила, что он внезапно поймёт, какую огромную ошибку совершает, и повернётся, чтобы уйти.       Но вместо этого он нежно взял её за руки и подвёл обратно к себе, а затем снова медленно накрыл её губы своими. На этот раз поцелуй был более медленным, терпеливым и нежным.       — Я не причиню тебе вреда, — сказал он, перебирая пальцами её влажные локоны. — Никогда. Обещаю.       Ей почти захотелось закатить глаза. Что ж, она, очевидно, это знала! Какаши никогда бы никому не причинил вреда намеренно — будь то любовница или случайно пролетевшая бабочка. Хотя триста пятьдесят четыре умерших жертвы убийства этого человека могут не согласиться с этим…       — Кроме того, — добавил он, — я сделаю так, что ты научишься любить всё, что я с тобой делаю.       Его губы опустились к её ключице, так что он, вероятно, не заметил жаркого румянца, разлившегося по её щекам. Честно говоря, это звучало так, будто он намеревался сделать это обычным делом…       Ход мыслей Сакуры быстро сошёл с рельсов, когда его рот накрыл сосок. Острое удовольствие хлынуло до самой глубины ее живота, от чего она застонала, а её колени мгновенно ослабли и начали подгибаться. Он словно знал, насколько её пронзило удовольствие; опустившись перед ней на колени, он спустился губами по её ребрам к животу. Сакура просто не могла поверить, как ему удавалось возбуждать её, независимо от того, что он целовал. Её живот должен был быть наименее чувствительным местом на теле, но когда его язык погрузился в её пупок, ее руки взлетели, хватая его за волосы: её пронзила очередная острая боль возбуждения — пронзила прямо между ног.       А его губы опустились ещё ниже, так низко, что он коснулся копны розовых кудряшек, которые…       — Какаши!       Она слишком поздно поняла, что он собирался сделать. Краска бросилась ей в лицо, и она тут же попыталась одновременно оттолкнуть его голову и отступить. Но, похоже, он предвидел это движение, потому что обхватил её сзади за колени и сделал подсечку. Сакура приземлилась задницей на холодный мокрый пол, вытянув руки, чтобы удержаться, но её глаза оставались прикованными к Какаши. Она почти испугалась бескомпромиссного блеска в его тёмном глазу.       Какаши схватил её за бёдра и притянул к себе. Она попыталась отползти, но ей мешал скользкий пол. Она попыталась сомкнуть ноги, но Какаши достаточно легко раздвинул их и развёл в стороны, оказавшись между ними.       — Подожди! — взмолилась Сакура, чувствуя себя крайне неловко из-за того, что была так открыта его взгляду. — Это странно!       — Через минуту ты не будешь так говорить, — и без дальнейших церемоний он склонил голову и прижался к ней губами.       Сердце Сакуры едва не остановилось от шока. Внезапная волна удовольствия была почти невыносимой, и её тело резко застыло от напряжения, будто оно не могло решить, придвинуться ближе или отстраниться. У неё изо рта вырвались беспомощные тихие звуки, а её руки так сильно вцепились ему в волосы, что было удивительно, как он не жаловался. Это было уже слишком. Его язык безжалостно кружил, гладил и ёрзал, заставляя её ноги трястись и дрожать. Она осознавала сухие рыдания, вырывавшиеся из её горла, а также свои тщетные мольбы о том, чтобы он прекратил пытку. Её бёдра беспокойно двигались, но он не удерживал их. Вместо этого он просунул под них руки, чтобы приподнять её для лучшего доступа.       — Я тебя за это убью, — прерывисто выдохнула Сакура, когда острое, как бритва, удовольствие разрезало её на куски. Она больше не могла видеть. Она едва могла слышать из-за стука собственного сердца. Рука, что не перебирала беспокойно его взъерошенные серые локоны, шлёпала по лужицам вокруг неё, вероятно, ища что-нибудь, чем можно было бы ударить его по голове.       Именно тогда, когда она почувствовала, как он погрузил в неё большой твёрдый палец, она полностью развалилась на части. Её внутренние мышцы конвульсивно сжались вокруг вторгшегося пальца, и пружина удовольствия, которая сжималась под его натиском, резко выстрелила.       Он удерживал вздымающееся девичье тело своей рукой, пока её неконтролируемые крики и вздохи наполняли маленькую ванную комнату. Его рот оставался прижатым к ней, впитывая приливные волны ощущений и продлевая их, пока они постепенно не успокоились, превратившись в мягко кружащиеся водовороты. Тем не менее, случайные приступы удовольствия и под конец заставляли всё её тело содрогаться.       Сакура едва могла пошевелиться. Какаши сел, его волосы почти комично перекосились, а хитай-ате теперь защищал его ухо. У него хватило наглости облизнуть губы и вытереть их тыльной стороной ладони, как будто он только что насладился своим любимым блюдом.       — Что там было насчет того, чтобы убить меня? — спросил он.       Может быть, позже… когда она снова сможет ходить…       — Зачем ты это сделал? — она задыхалась, её сердце всё ещё колотилось под рёбрами в быстром ритме.       Его тёмный глаз изучал её.       — Тебе ведь понравилось, так?       Сакура покраснела.       — Ну, да… Но…       — Ты бы видела, как прекрасно ты сейчас выглядишь.       — О, боги… — она прикусила губу, чтобы подавить застенчивый смешок.       Сакура смутно знала о подобном сексуальном акте, но давным-давно решила, что это не для неё. Когда она едва могла вынести смущение от того, что он смотрел на неё там, внизу, казалось непостижимым позволять какому-либо мужчине соваться туда своим ртом.       Но теперь, после одного из самых сильных оргазмов в своей жизни, она не могла собраться с силами, чтобы беспокоиться о своей скромности. Её застенчивость сменилась чувством уютной фамильярности. Её ноги по-прежнему были раздвинуты перед ним, и его руки по-прежнему собственнически скользили по её бёдрам, которые начинали высыхать. Она испытывала чувство полного самодовольства, к чему легко могла привыкнуть.       — Я сделал это, потому что хотел, чтобы ты была как можно более влажной, — наконец объяснил он.       — Но зачем? — спросила Сакура немного наивно. Но ей было трудно представить, как можно быть ещё более влажным, когда только что вышел из душа.       Какаши протянул ей руку, за которую она ухватилась, и поднял в сидячее положение. Однако вместо того, чтобы отпустить её, он направил её ладонь и положил прямо на твёрдую выпуклость в штанах. Заторможенность Сакуры, казалось, мгновенно испарилась, когда верх взяло любопытство. Она наблюдала за реакцией на лице Какаши, когда её пальцы инстинктивно обхватили горячий член, оценивая его размер и форму, а также то, как у Какаши перехватило дыхание, когда она сжала его.       Подумать только, он уже был в ней однажды… она не совсем понимала, как ему удалось поместиться. Это казалось анатомически невозможным. И хотя здравый смысл подсказывал ей, что будет лишь больно, если они попытаются снова, её предательское тело, казалось, уже забыло о боли, и низ живота скрутило в нетерпеливом ожидании.       Она, должно быть, сошла с ума…       Её пальцы тут же потянулись расстегивать его штаны, чтобы больше почувствовать его, но рука Какаши сомкнулась на её запястье.       — Не здесь, — коротко сказал он.       Сакура уставилась на него снизу вверх, какое-то давно дремлющее сексуальное влечение превратило её в пещерную женщину, способную изъясняться едва ли не односложно.       — Постель, — сказала она. —  В постель, живо.       Он кивнул и помог ей подняться. Хотя она слегка пошатывалась на ногах, ничто не помешало бы ей отправиться в спальню. Кровать была небольшой — всего лишь односпальная, и одеяло было всё ещё смято с тех пор, как она спала под ним прошлой ночью. Какаши притянул её к изножью и поцеловал. Она ответила с тем же пылом и начала дергать за молнию его жилета. Если они собирались сделать это, он должен был быть полностью обнажён. Лишь так было справедливо.       По мнению Сакуры, потребовалось слишком много времени, чтобы избавить его от жилета, перчаток, кофты и безрукавки. А ещё пришлось побороться с его сандалиями и штанами. Сакуре не хватило смелости снять с него нижнее белье, поэтому он сделал это сам, и долгое мгновение Сакура могла только стоять и смотреть.       Определённо очень большой.       Но с другой стороны, она видела только лишь ещё одного мужчину в состоянии возбуждения, и, честно говоря, даже хомяк выглядел бы хорошо одарённым по сравнению с Мацурой. Особенно после того, как она разделалась с ним.       Тем не менее, некоторая нервозность, должно быть, отразилась на её лице, потому что Какаши сочувственно коснулся её плеча.       — Мы не обязаны этого делать.       Но он действительно хотел этого, судя по его довольно очевидному состоянию возбуждения. И она не могла отрицать, что была в таком же положении. И если не сейчас, то когда? Если у них когда-нибудь всё получится, они должны были разобраться с этим.       Она робко протянула руку, чтобы прикоснуться к нему. Она никогда раньше не видела и не ощущала его так сильно, и была вынуждена узнать его должным образом. Она была удивлена тем, каким мягким он был на ощупь и в то же время невероятно твёрдым. Он также был толстым, и ей едва удалось обхватить его пальцами. Когда она снова пробно сжала его, Какаши застонал и потянулся к ее плечу. Он казался таким чувствительным даже к легчайшему прикосновению к своей длине. Сакура не могла не задаться вопросом, какие звуки он издаст, если она оближет его…       — Могу я попробовать тебя? — спросила она, вежливо глядя на него снизу вверх.       Какаши резко втянул воздух.       — Эм… — он возразил: — Может быть, в следующий раз. И это не продлится долго, если ты будешь продолжать спрашивать такие вещи.       — Какие, например? — она надулась, находя глубоко несправедливым, что ему разрешили попробовать её на вкус, но ей не разрешили отплатить ему тем же.       — Такие, словно ты тайная нимфоманка номер один в Конохе.       — О… — Сакура не совсем знала, что на это сказать, поэтому вместо этого просто притянула его к себе для очередного поцелуя. Её уверенность росла. Каждый раз, когда она прикасалась к нему, это, казалось, становилось всё более естественным. Когда его руки обхватили её, чтобы притянуть ближе, она смогла лишь вздохнуть от удовольствия, хотя обжигающая твёрдость, прижимающаяся к её животу, несколько настораживала. И снова она почувствовала панический трепет при мысли о том, что он проникнет в неё, но это удалось преодолеть благодаря тёплому удовольствию от его поцелуя и осознанию того, что это был мужчина, который любил её. Единственный мужчина, который когда-либо любил её.       Какаши поднял её, заставив пискнуть и инстинктивно обхватить ногами его талию. Их поцелуй даже не прервался, когда он опустил её на кровать и прижал к матрасу, их ноги переплелись в пуховом одеяле у их стоп. Сакура закрыла глаза и позволила эйфорическим ощущениям захлестнуть себя. Всего лишь слегка сдвинув бедра, он прижался длиной к её промежности, что вызвало у него тихий вздох, заставивший её выгнуться дугой. Она почувствовала, как Какаши над ней колеблется, и открыла глаза, чтобы осторожно взглянуть на него.       — Ты уверен в этом? — спросила Сакура, беспокоясь за него. — Если ты не готов, я пойму. Мы не обязаны делать ничего такого, что вызывает у тебя дискомфорт…       — Ты меня дразнишь, да?       — Ну, да…       Какаши улыбнулся ей, и она ответила ему застенчивой улыбкой. Затем он внезапно перевернул их обоих так, что она оказалась сверху. С её лица исчезло всякое выражение, когда она обдумывала эту новую позицию и его намерения, стоящие за этим.       — Вот так? — прошептала она.       — Не могу утруждать себя выполнением всей работы, — сказал он, пожимая плечами.       — Ты такой ленивый, Какаши, — поддразнила она, хотя могла бы догадаться, почему он хотел сделать это таким образом.       Сверху она могла контролировать их темп и скорость. Потеря контроля, которая так напугала её, могла бы быть не такой уж плохой, раз она была той, кто был у руля.       Или просто он действительно был самым ленивым гадом в Конохе. Безусловно, было множество других доказательств, подтверждающих этот вывод.       Тем не менее, его забота очаровала Сакуру, и она удостоила его нежного поцелуя в губы.       — Я люблю тебя, — сказала она ему.       — Мм. — Его глаза закрылись, и он не смог сформулировать ответ, потому что её бёдра начали тереться о его.       — Ты любишь меня? — застенчиво спросила она.       Какаши положил руки ей на бёдра и выгнул таз навстречу.       — Ты знаешь, что да, — хрипло пробормотал он.       — И это то, чего ты хочешь? — настаивала она, её собственное дыхание становилось немного тяжелее, когда восхитительное трение между её ног усилилось.       Из горла Какаши вырвался тихий стон.       — Да, очень похоже на то.       — И всё, что к этому прилагается? — ей нравилось наблюдать за жаром, который она могла вызывать в нём одним своим телом. Ей нравилось, как быстро двигалась его грудь, а его большие руки сжимали её бёдра, в то время как он подчинялся каждой её прихоти. Но как бы сильно она ни хотела принять его в себя и увидеть ту же полную самоотдачу, которую видела в том тёмном маленьком гостиничном номере… она должна была знать, что он понимает, что это значит. Если бы он позже оглянулся назад и назвал этот чудесный момент очередной потерей разума, это разбило бы ей сердце. Снова.       Когда он не ответил на её вопрос, она остановила свои движения и подождала, пока он встретится с ней взглядом.       — Чего ты хочешь от меня, Какаши? — спросила она. — Зачем ты сюда пришёл?       — Как ты можешь продолжать говорить в такой ситуации? — поинтересовался он, явно сбитый с толку. — Я едва могу связать мысли воедино.       — Какаши! — резко бросила Сакура. — Чего ты от меня хочешь?! Потому что, если ты здесь только для того, чтобы снять напряжение, можешь убираться туда, откуда пришёл…       — Ты очаровательна, когда злишься, — перебил он. — Но прежде чем ты начнешь бить меня, я должен сказать тебе, что пришел сюда только за одним.       Челюсть Сакуры напряглась, и она задалась вопросом, подходящее ли сейчас время, чтобы увековечить свой титул Оскопительницы Мужчин.       — И что бы это могло быть? — коротко спросила она.       Он легонько качнул головой.       — Всё.       Она уставилась на него на мгновение.       — Это больше, чем одно, — указала она в замешательстве.       — Да, но я пытался звучать основательно, — вздохнул он.       — Что ты имеешь в виду под «всем»? — пробормотала Сакура, хмуро глядя на него.       Мгновение он выглядел терзаемым.       — Нам обязательно обсуждать это сейчас, просто я думаю, что мои яйца посинеют через минуту…       — Мне всё равно. Объясняй сейчас.       Какаши чуть не рассмеялся.       — Я не могу этого объяснить. Я этого не понимаю. Только каждый раз, когда ты садишься рядом со мной, я чувствую себя счастливее. И чем счастливее я себя чувствую, тем больше чувствую себя виноватым. А я больше не хочу чувствовать себя виноватым. И, вероятно, это очень плохая идея, и твои чувства могут перемениться и ты влюбишься в кого-то другого уже завтра, или возненавидишь меня за то, что я украл эту часть твоей жизни, которая обычно посвящена алкоголю и мальчикам, но я не знаю, что ещё делать, потому что сидеть в одиночестве, когда я знаю, что мог бы быть здесь с тобой, — это мучение.       — О, — пробормотала Сакура, и её сердце забилось сильнее, она наклонилась вперёд, чтобы обнять его лицо и поцеловать в нос, как могла бы это сделать с раненым щенком. — Значит, ты мне доверяешь?       — Ты пугаешь меня, — тихо сказал он. — Но да. Думаю, да.       Мягкая улыбка заиграла на её губах, когда она выпрямилась и снова намеренно прижалась бёдрами к его бёдрам, наслаждаясь удовольствием, излучаемым от места их соприкосновения почти так же сильно, как и тем, как он охнул.       — Хорошо. Тогда мы на равных.       Он поймал её за бёдра, побуждая её продолжать двигать ими в этом медленном, потирающем ритме.       — Не все нас примут, — отметил он.       Будь проклят этот голос разума.       — Это не их дело.       — Наруто и Саске действительно могут убить меня.       — Я прослежу, чтобы они положили что-нибудь красивое на твоё надгробие.       — И ты, вероятно, в конце концов устанешь от меня. Все устают.       — Если ты не устанешь от меня раньше.       Спина Какаши выгнулась дугой, а глаза зажмурились.       — Сакура…       На самом деле он никогда бы не стал умолять, но был чертовски близок к этому. Эрекцию, настойчиво давящую у неё между ног, было трудно игнорировать, и если она в ближайшее время ничего не предпримет, то, вероятно, окажется так, что она уступит своё место сверху отчаянному Копирующему ниндзя.       И всё же… Сакура нервничала.       Не говоря ни слова, она приподнялась и взяла его длину в руку, чтобы направить толстый тупой кончик к своей промежности. Сейчас, конечно, это ощущалось приятно, и её кровь, возможно, пульсировала так же сильно, как и его, но она прекрасно знала, что через мгновение всё, вероятно, изменится. Её тело просто не соглашалось… но в каком-то смысле это, наверное, было хорошо. У неё никогда не хватило бы смелости опуститься на него, если бы её тело не было захвачено обманчивым обещанием удовольствия.       Она делала это медленно, но это по-прежнему причиняло боль — хотя и не такую сильную, как она помнила. Возможно, потому, что она уже пережила это однажды, она знала, чего ожидать, и поэтому страх, который так сильно повлиял на её страдания в первый раз, отсутствовал. Теперь Сакура контролировала ситуацию. Жжение растянутой плоти казалось терпимым, хотя некоторая болезненность от их первого раза всё ещё присутствовала.       Сантиметр за сантиметром она вбирала его, всё время прикусывая губу, пока, в конце концов, полностью не уселась на него, завладев им так глубоко, как только могла. Болящие мышцы затрепетали вокруг его вторгающейся длины, и она с удовлетворением наблюдала, как его рот открылся в тихом стоне, когда он вцепился пальцами в её смятые простыни в попытке контролировать себя.       — Дай мне минутку, — сказала она, морщась от дискомфорта.       — Бери две, — предложил Какаши, выглядя слишком нетерпеливым, чтобы получить возможность проявить свою выносливость.       Сакура заставила себя расслабиться, делая глубокие, контролируемые вдохи. Внутри неё боролись за господство удовольствие и боль. Казалось несправедливым, что ей пришлось страдать от процесса, когда она прочитала так много романов своей матери, в которых секс обычно изображался как умопомрачительное удовольствие от начала и до конца. Никто никогда не говорил ей, что боль выходит за рамки этого самого первого проникновения. Никто никогда не говорил, что она потратит больше времени на попытки приспособиться к его размерам, чем на то, чтобы наслаждаться самим актом.       — Однажды, — пробормотала Сакура, чувствуя, как боль отступает достаточно, чтобы она смогла немного покачать бёдрами. — Однажды мы сможем сделать это идеально. Мы будем настолько гармонировать друг с другом, что ты сможешь взять меня где угодно в любое удобное для тебя время.       — Я же говорил тебе, — грубо сказал он, — это не продлится долго, если ты будешь продолжать говорить подобные вещи.       — Нет, продлится, — сказала она, хотя имела в виду не их текущую ситуацию. — Уверена, так и будет.       В порядке эксперимента Сакура немного приподнялась, чтобы снова опуститься, довольная тем, что при этом не было относительно никакой боли. Она попробовала это снова с растущей уверенностью и почти замычала от глубокого удовольствия, которое доставляло ей медленное движение. Глядя сверху вниз на Какаши, она искала его одобрения.       — Я правильно это делаю?       — Не думаю, что есть неправильный способ делать это, — сказал он, морщась от удовольствия. — Делай, что хочешь, только не останавливайся.       Но его руки переместились на её бёдра, чтобы помочь направить её, побуждая её раскачиваться вперёд и назад каждый раз, когда она опускалась на него. Она двигалась медленно, и он не торопил её. Сначала она двигалась осторожно, опасаясь дискомфорта, танцующего у грани удовольствия, но постепенно, когда она расслабилась, она смогла двигаться более уверенно. Пока её пальцы порхали по его торсу и животу, наслаждаясь лёгким касанием жёстких волос, она осознавала, что её движением руководило нечто большее, чем просто её собственная воля. Это становилось естественным — двигаться таким образом, чувствовать, как он движется внутри неё, подталкивая её к чему-то. Её пристальный взгляд встретился с его: они наблюдали друг за другом, пока она раскачивалась над ним, сообщая сразу всё и ничего. Всё, что можно было услышать в её маленькой, тесной квартирке, — это звук их дыхания, хриплого и с каждой минутой становящегося всё более прерывистым.       Немного быстрее…       Сакура стала тяжело дышать, в ней начали нарастать возбуждение и удовольствие, боль почти забылась.       Быстрее, пока она больше не могла сфокусировать на нём взгляд, и её пальцы не начали скользить по блестящей от покрывающего её пота коже. Какаши подавил стон, на его лице было выражение глубокой сосредоточенности. Волны удовольствия накатывали на неё, казалось, поднимаясь немного выше всякий раз, когда она опускалась на него. Каждый вдох распалял страсть сильнее.       — Какаши, — выдохнула она почти капризно, — это действительно приятно.       — Мм, — больше он ничего не мог сообщить.       — Нет… я имею в виду… действительно приятно. — Её глаза закрылись, и она беспомощно потянулась к его руке, отчаянно желая за что-нибудь ухватиться. — Я думаю… Думаю, я сейчас…       Сакура не могла произнести это вслух, потому что, как бы это ни звучало в её голове, это всё равно прозвучало банально. Но до её оргазма оставались считанные секунды, и этого всё ещё было недостаточно. Он сдерживался, был обходителен и держал себя в узде ради неё. Но сейчас этому не было места. Этого просто было недостаточно.       — Какаши, я не могу…       Он выпрямился прежде, чем она смогла закончить свою мольбу, и резко притянул её к себе, чтобы встретить её рот в почти безумном поцелуе. Сакура обхватила руками его плечи, когда его бёдра начали резко подниматься навстречу её бёдрам, толкаясь так глубоко, что её рот открылся в беззвучном крике, и она едва могла дышать.       Он кончал, как она поняла, когда услышала его глубокий стон у своего уха и почувствовала, как начали дёргаться его бёдра. Ощущения его беспорядочных толчков и влажности его оргазма было достаточно, чтобы свести её с ума. Она укусила его за плечо со сдавленным стоном, её тело тряслось в конвульсиях вокруг его, и она вбирала его по всей длине, покачивая бёдрами.       Даже когда оргазм прошёл, они не шевелились. Просто цеплялись друг за друга, задыхаясь после небольших подёргиваний и пульсаций, как будто было ещё слишком рано возвращаться к своим отдельным «я». И когда они поцеловались, это было медленно и лениво, полно насыщенной страсти и неприкрытой фамильярности. Сакура удовлетворённо замычала, закрыв глаза, когда он поцеловал её в щёку и лоб.       Это было то, к чему она определённо могла привыкнуть.       — Я думала, дамы вперёд? — пробормотала она.       — О, так ты теперь дама? — мягко поддразнил её Какаши. — И в любом случае это твоя вина.       — Моя вина? — недоверчиво повторила она, ёрзая у него на коленях ровно столько, чтобы заставить его бровь дёрнуться. — Как это моя вина?       — Я говорил тебе, что если ты продолжишь так говорить… — он вздохнул. — Двигаться вот так, дышать вот так…       Сакура удовлетворенно улыбнулась и снова положила голову ему на плечо, покрывая усталыми поцелуями его кожу. Именно тогда она осознала шум, к которому до этого момента была глуха. Это звучало как помехи. Повернув голову, она посмотрела на тёмное окно и поняла, что оно залито водой. Казалось, летняя жара наконец-то спала.       — Дождь идёт, — пробормотала она.       — С небом иногда такое бывает, — сухо ответил он, начиная зевать.       Наконец они разделились и устроились на кровати: Какаши лёг позади нее, обнимая её, пока они натягивали на себя смятые одеяла. В этом положении её зад довольно плотно прижимался к его бёдрам. Она почувствовала, как его длина предупреждающе дёрнулась возле неё, а затем утихла. Казалось, его больше устраивало просто лениво водить пальцем по её предплечью.       — Я не держусь за руки, — предупредил её Какаши. — Не целуюсь на людях, и возражаю против того, чтобы меня называли «парнем».       Сакура серьёзно обдумала его слова.       — У тебя не будет никаких коротких путей в карьере. Если хочешь стать элитным джоунином, тебе придётся работать так же усердно, как и всем остальным. Если захочешь вступить в АНБУ, я не стану тебя рекомендовать.       — Я бы всё равно не хотела, чтобы ты это делал, — коротко сказала она. — Какая уважающая себя куноичи добивается желаемого, выпрашивая подачки?       — И интрижки или краткосрочные отношения — это не моё, — продолжал Какаши. — Если это и будет чем-то, то это будет долгосрочным. Это навсегда.       — Навсегда…? — повторила Сакура, почти потеряв дар речи от удивления. — Ты имеешь в виду, типа… остепениться?       — Не обязательно, — сказал Какаши, и она почувствовала, как он пожал плечами у неё за спиной. — Я просто имею в виду, что я в этом надолго. Не меньше.       Сакура медленно переваривала это.       — Так что? — подсказал Какаши. — Ты всё ещё хочешь этого?       — Если ты устанавливаешь основные правила, то и я буду, — парировала она. — Во–первых, ты должен приглашать меня на ужин хотя бы раз в неделю — даже если это просто Ичираку. И тебе иногда придётся платить. Это неприглядно — спихивать счёт на свою возлюбленную на мели.       Какаши недоверчиво хмыкнул.       — И мои любимые цветы — белые лилии, на случай, если ты когда-нибудь сделаешь что-нибудь, что разозлит меня, и тебе нужно будет извиняться. Никогда не покупай мне шоколад.       — …я даже не думал об этом.       — И если Наруто и Саске когда-нибудь доставят тебе неприятности, просто приди и скажи мне, и я с ними разберусь, — Сакура повернула голову, чтобы посмотреть на него. — Ты согласен с этими условиями?       — Если ты согласна с моими, — кивнул он. — Пожмём руки?       Сакура прикусила губу.       — Я бы предпочла, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала она.       Какаши подчинился с мягкой улыбкой и прижался губами к её губам в долгом, ленивом поцелуе. Это было всё, чего она хотела. Что-то простое и естественное. Иметь возможность разговаривать с ним так же легко и непринуждённо, как и раньше, но при этом поддаваться искушению украсть один-два поцелуя, не опасаясь расправы или отказа. Вот каково это — любить мужчину, который любит в ответ. И хотя иногда он мог быть странным придурком, она ведь тоже могла. И если он мог мириться с её эксцентричностью, то она могла бы, по крайней мере, научиться терпеть то же самое с его стороны.       Она не ждала с нетерпением реакции некоторых наиболее консервативных людей в Конохе. Работа рядом с Хокаге означала, что Сакура ежедневно ходила по тонкому льду вокруг таких старейшин и людей, как Данзо. Никто из них не был особенно привязан к Сакуре, если можно так выразиться, и если бы они узнали об этих отношениях, она могла лишь представить, с каким новым оттенком тонко завуалированного презрения они бы насмехались над ней.       Но это не имело бы значения, потому что, как сказал Какаши, это было навсегда. Было достаточно времени, чтобы опровергнуть сомнения людей. И в самом деле, какое тем было дело, кто в кого влюбился? Конечно, это не считалось бы особенно почётным делом — встречаться со своим бывшим учителем и командиром. Но у неё был долг перед людьми, которых она любила, и правило шиноби номер один довольно чётко указывало, что стоит на первом месте, когда речь заходит о долге и чести.       — Ты ведь не пожалеешь об этом, правда? — тихо спросила Сакура, когда их поцелуй прервался.       Какаши медленно покачал головой.       — Я принял решение.       — Хорошо, — твёрдо кивнула она и слабо улыбнулась, прежде чем снова повернуться лицом к окну. — Потому что мне пришлось бы забить тебя до смерти твоей же собственной ногой, если бы ты сейчас сбежал.       Она услышала, как Какаши хихикнул позади неё, и обхватила руку, которая обняла её за талию и прижала к тёплой груди.       В тепле его объятий, слушая сильное биение его сердца и медленное дыхание, оседающее на её влажных волосах, Сакура обнаружила, что отходит ко сну. Она хотела засыпать так каждую ночь, надежно укутанная любящими, собственническими объятиями.       Она почти отключилась, когда почувствовала, как Какаши вздохнул ей в шею и сонно пробормотал:       — Из тебя получилась бы действительно властная жена.

ФИНАЛ

…потому что конец никогда не бывает концом по-настоящему…