Where did I go wrong? I lost a friend Somewhere along in the bitterness Где я ошибся? Я потерял друга, Его я лишился где-то в горести.
Утро принесло конец суновским «каникулам». Шиноби Конохи должны были собраться у восточных ворот в полдень, и оттуда начать свой долгий путь домой, взывая ко всем божествам-патриотам Конохи, что в отсутствие Хокаге и самых элитных деревенских ниндзя ничего не произошло. Но Сакура не ждала похода домой с нетерпением. Сейчас она ощущала сильнейшую скованность в спине и болезненность между ног, из-за которой трудно было ходить. Она проснулась с чувством, будто прошлой ночью Цунаде подвергла её очередной суровой тренировке — из тех, что обычно приковывали её к постели на весь следующий день. Однако всё было не так уж и плохо, о чём свидетельствовало то, как быстро ей удалось вскочить с кровати в тот момент, когда в комнату вошёл Саске и уставился на неё и Наруто типичным взглядом Учиха. — Оставил тебя на одну ночь… Вероятно, он был ироничен и не совсем серьёзен, но с бывшим психопатом никогда не хотелось рисковать, поэтому Сакура быстро исчезла, чтобы одеться, и оставила Наруто разбираться с Последним Выжившим Занудой. Её утро не стало лучше, когда она вспомнила, что у неё есть серьёзная проблема, о которой нужно позаботиться. Как бы сильно она ни хотела вычеркнуть имя Какаши из своей памяти, она не могла избежать того факта, что прошлой ночью у неё был с ним незащищённый секс, и он кончил в неё. Сакура не отслеживала собственный цикл достаточно внимательно, чтобы быть уверенной, но она подозревала, что это, вероятно, было худшее время месяца, чтобы рисковать. Хоть Сакура и была вполне открыта идее завести детей в какой-то момент, «в какой-то момент» не означало «в ближайшее время». Ей нужно было сосредоточиться на работе и учёбе, и денег, что она зарабатывала, всё ещё хватало только, чтобы прокормить себя. Беременность была не вариантом. И какой бы милой ни была мысль о маленьких детях с пушистыми белыми волосиками, тогда как Какаши даже отношений не хотел, было сомнительно, что он захочет детей. Однако эта мысль была совершенно удручающей, и поэтому Сакура быстро отправилась на поиски ближайшей аптеки. Её утру было суждено стать ещё более мрачным, когда она обнаружила, что в аптеке не было нужных таблеток. На самом деле, ни в одной из них. — Это постановление даймё страны Ветра, — сообщил ей мужчина за прилавком. — Видите ли, малонаселённость… Противозачаточные запрещены. Сакура сердито заёрзала. Всё было совершенно неправильно. — Это тот же даймё, который сократил финансирование Суны и передал большинство миссий иностранным деревням ниндзя? — Этот самый, — кивнул фармацевт. — Вы должны убить его, — совершенно серьёзно сказала ему Сакура. — О, мы так и сделали, — ответил он довольно весело. — Вообще-то, вскоре после инаугурации Гаары-сама. Но очевидно, что мы всё ещё проясняем некоторые моменты с новым даймё, так что пройдёт некоторое время, прежде чем всё изменится. Приходите в следующем году, и я, возможно, смогу вам помочь. — К тому времени может быть немного поздно, учитывая, что мне нужно, — сказала она ему категорично. — О, да, точно, — он пожал плечами. — Простите. Сакура решила, что, раз так, хорошо, что она возвращается в Коноху в этот же день. Она немного сердилась на себя за то, что у неё не хватило предусмотрительности написать сложный свиток транспортного дзюцу, подобный свитку Джина, который мгновенно вернул бы её в Коноху и избавил бы от трудного пути. К тому времени, как Сакура вышла из аптеки, время близилось к полудню, и она направилась обратно в отель, чтобы собрать сумку. Много времени это не заняло, так как она принесла не так уж много, но закрыть сумку стало несколько сложнее, чем раньше, из-за всех бесплатных гостиничных штуковин, которые она в неё запихнула. Когда Сакура двинулась, чтобы забрать неиспользованный блокнот со старого стола в углу, её рука задержалась на отмеченной царапинами поверхности. Он был практически идентичен тому, на котором у неё с Какаши был… Она сжала руку в кулак и прижала к бедру. Думать об этом было больно. В каком-то смысле она хотела забыть о прошлой ночи, но и её физическая, и эмоциональная боль служили лишь постоянным напоминанием. Она начинала сожалеть об этом. Глубоко. Но не о самом поступке она так сильно сожалела, а о том, что произошло после него. Сакура задавалась вопросом, кого нужно было в этом винить. Себя за то, что слишком остро отреагировала на уклончивый ответ на важный вопрос? Или Какаши за то, что он был таким раздражающе отчуждённым в самый интимный момент её жизни? Медленно пробираясь к месту встречи у восточных ворот, Сакура внимательно искала его глазами, хотя и не совсем понимала, хочет ли она избегать его или нет. Когда она прибыла, большинство шиноби Конохи уже были там, собираясь парами или группами везде, где была тень. Она заметила сидящих под навесом витрины магазина Наруто и Саске — Наруто оживлённо разговаривал, размахивая руками, в то время как Саске оставался типично бесстрастным. Но Какаши в поле зрения не было, поэтому Сакура направилась к своим бывшим товарищам по команде, подозревая, что он просто снова опаздывал. Но на её пути встала Ино. — Сакура, — рявкнула она, скрестив руки на груди и глядя на неё свирепо. Тот факт, что она использовала настоящее имя Сакуры, а не её нелестное прозвище, был верным признаком того, что она была серьёзна. — Это правда? Можно было задаться вопросом о том, что она имела в виду. Глаза Сакуры мгновенно нашли Кибу, который до этого момента, казалось, смотрел на неё, но в тот момент, когда в его сторону начали двигаться волны намерения убить, он внезапно погрузился в подсчёт количества песчинок у своих ног. Виновником явно был он. Ино раздражённо вздохнула. — Сакура, я очень тобой раздосадована, — сказала она. Сакура посмотрела на свои ноги. — Ты наконец-то переспала с Какаши-сенсеем и не пришла рассказать мне об этом! Сакура бросила на неё недоверчивый взгляд. — Прости. Не знала, что это было обязательно. — Всё в порядке. Если скажешь мне кое-что… — Что же? — с опаской спросила Сакура. — Насколько он был большой? Серьёзно. Сакура поперхнулась и стала ярко-красной. — Я не собираюсь тебе этого говорить! — А… значит, он был несколько мелковат? — хитро сказала Ино. — Ну, не волнуйся — размер — это ещё не всё. — Ино! — прошипела она. — Он не был маленьким! — По сравнению с чем? С ёршиком? Сакура вновь покраснела. — Если хочешь знать… — быстро и скрытно оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что никто не смотрит, она кратко показала Ино примерный размер руками. Ино ахнула и удивлённо поднесла пальцы к губам. — О, Сакура… — игриво прошептала она. Сакура неуверенно произнесла: — Он сказал мне, что это не такой уж большой… — Больше тех, с которыми получаю возможность поиграть я, так что неплохо. Неплохо, — Ино выглядела так, словно наслаждалась очень приятной мысленной картиной. — Совсем неплохо… Сакура почувствовала укол ревности, но это было обычным делом рядом с Ино, да и она была уверена, что Ино никогда не воплотит свою фантазию в реальность. — Сколько людей знают? — тихо спросила она. — Ну, я никому не говорила и — нет, не смотри на меня так — я никому не говорила. Единственная причина, по которой я знаю, это то, что я подслушала, как Киба говорил об этом с Хинатой. Хотя я не знаю, слышал ли кто-нибудь ещё… Подозреваю, что таких довольно много, так как Киба разговаривает не совсем тихо, если ты понимаешь, о чём я. — О, боги, — захныкала Сакура, прижимая руки к лицу. — Ну, честно говоря, тебе не о чем беспокоиться, Сакура, — сказала Ино, пожимая плечами. — Людям все равно, с кем ты спишь. Мы ниндзя. Наш девиз — брать то, что можешь получить, всякий раз, когда можешь получить это. Мы все можем умереть завтра и всё такое — особенно ты со своей неуклюжестью. Но если ты можешь найти настоящую любовь, и вы оба действительно дороги друг другу, какое право кто-то имеет говорить, что это неправильно? Сакура немного ошеломлённо уставилась на неё. — Ино… это прозвучало почти глубокомысленно. — Я лишь говорю… — сказала Ино с лёгким раздражением. — Люди не будут доставать тебя с этим. А если и будут… пошли они к черту. Кроме того, как только они поймут, что вы серьёзно относитесь друг к другу, они просто научатся принимать это. Я имею в виду… ты серьёзно относишься к нему, не так ли? Ты сказала, что любишь его, верно? — Да, но… Пока Сакура изо всех сил пыталась найти способ объяснить то, чего даже сама не понимала, она услышала слева от себя шум. Она сразу узнала голос Цунаде, и по её резкому, громкому тону было понятно, что она недовольна. Возможно, это было как-то связано со сгрудившейся вокруг неё дюжиной или около того чуунинов, пытавшихся сунуть ей под нос документы. — …ну, откуда, чёрт возьми, мне знать? — Хокаге выглядела так, словно её достали, и Сакура видела, что она, вероятно, была в пятнадцати секундах от того, чтобы схватить и придушить ближайшее горло. Прежде чем Сакура успела выйти из поля зрения, её заметили. — Сакура! — Цунаде властно щёлкнула пальцами. — Иди сюда сейчас же. Ино одарила Сакуру довольно сочувственной ухмылкой и быстро ретировалась, оставив Сакуру держать ответ. — Сегодня, Сакура, — вышла из себя Цунаде. — Давай, девочка. Тектонические плиты сдвигаются быстрее, чем ты ходишь. Сакура неохотно наклонилась, зная, что её вот-вот заставят взять на себя минимум половину рабочей нагрузки Хокаге. Цунаде безапелляционно сунула ей в руки по меньшей мере три документа, как только она подошла, а затем вернулась к своему спору с представителем Суны. — Говорю же, я не несу ответственности за такие вещи. Вы должны обсуждать это с ним самим, — рявкнула Цунаде. — Мы бы рады, только мы не можем его найти. Он выехал из отеля прошлой ночью, — слабо ответил взволнованный суновец. Очевидно, он не справлялся с задачей соответствовать характеру Хокаге. — Хорошо, тогда где же он? — потребовала Цунаде, оглядываясь вокруг. — Кто-нибудь! Найдите мне Какаши. В животе Сакуры образовался холодный комок. — Что случилось? — тихо спросила она. Цунаде издала звук раздражения, но на вопрос не ответила. — Ты проверила его, как я просила? — она посмотрела на Сакуру таким взглядом, который был скорее обвиняющим, чем каким-либо ещё. — Да, — твёрдо ответила Сакура. — Что не так с Какаши? — Будто я знаю, — коротко сказала Цунаде, посмотрев на свои часы. — Если он не будет здесь через пять минут, мы уходим без него, и мне плевать, если… — Цунаде-сама! Запыхавшись, подбежала Шизуне. Она помахала листком бумаги. — Сообщение для вас, Цунаде-сама, — выдохнула она. Цунаде схватила его и прочитала, прищурив глаза. Её губы сжались, уголок рта опустился, и через мгновение она смяла записку в кулаке и зашагала прочь. — Мы уходим. — Счета! — крикнули ей вслед представители Суны и чуунины. — Отправьте их мне — мне плевать! — крикнула в ответ Цунаде, не сбавляя шага. Сакура побежала за ней, что отнюдь не помогло её затёкшим мышцам. — А как же Какаши? Разве мы не ждем его? Не говоря ни слова, Цунаде передала ей смятую записку, которую принесла Шизуне, и Сакура остановилась, разглаживая её, чтобы прочесть. Она мгновенно узнала знакомый чёткий и аккуратный почерк Какаши.…
Глубокоуважаемая Годайме-сама, Я возвращаюсь в Коноху пораньше. Пожалуйста, передайте мои извинения моим ученикам и персоналу отеля. Я возмещу всё позже. И приношу вам свои извинения за причинённые неудобства. Спасибо, (здесь он вставил одноглазый смайлик)Какаши
…
Возместит…? Сакура посмотрела на три документа в своей руке. Первый оказался счётом из отеля, в котором они остановились. Они хотели возмещения ущерба, причинённого комнате 4J. Комнате Какаши. Сакура прочитала список повреждённых товаров в счёте. Одна разбитая лампа, один перегоревший электрический предохранитель, один сломанный стул, один сильно повреждённый стол, одно разбитое окно, две сломанные тумбочки и три вмятины на стенах. Первые несколько пунктов она могла объяснить. Казалось, она помнила, как опрокинула лампу, когда они с Какаши… и она также вспомнила, как он рассказывал ей о том, как сломал стул. Но когда она вышла из его комнаты прошлой ночью поздно вечером, она могла поклясться, что всё остальное было нетронутым. — Сакура-чан! Она в замешательстве подняла глаза и увидела машущего ей Наруто. — Ты идёшь? — закричал он. Она слабо кивнула. — Точно…***
Обратный путь был по меньшей мере в десять раз хуже, чем путь туда. Песка, казалось, было вдвое больше, чем она помнила, и, если уж на то пошло, он был горячее. Не помогало и то, что у неё адски болели спина и ноги, и было трудно идти по прямой, не переваливаясь. И если люди и не заметили, что она ходила так, словно у неё между ног вбили клин, они, вероятно, заметили синяки — синяки, которые Сакура обнаружила только сейчас, когда присела, чтобы затянуть ремни на сапогах: серию отчётливых фиолетовых отметин на бедре, которые могли бы соответствовать кончикам пальцев большой мужской ладони. Если бы целебное дзюцу могло убрать синяки, Сакура применила бы его немедленно. Но всё, что она могла сделать, это выпрямиться, стянуть штанины шорт как можно ниже и надеяться, что никто не смотрит слишком пристально на её зад. Но требовать этого от некоторых людей было чересчур. — Что за синяки? — спросил Наруто, указывая на её ногу. — Ударилась о дверь, — коротко сказала она резким тоном, который намекал, что ему следует оставить эту тему. — А, хорошо, — сказал Наруто, поняв намёк. — Итак… как сегодня Какаши? Сакура бросила на парня встревоженный взгляд. Что это должно было означать? Знал ли он? Кто ещё знал? Все ли знали? Скольких людей ей придётся убить? — Откуда мне знать? — рявкнула она, защищаясь. — Я его не видела. — О… просто… — Наруто взъерошил волосы. — Он уже очнулся? В последний раз, когда я видел его, он был в коматозном состоянии, и ты присматривала за ним. Мы ведь не оставили его там, правда? То есть, при всём уважении к Гааре, но Суна — довольно жестокая деревня. Стоит ли нам оставлять его там без присмотра? Досадуя на себя за то, что слишком остро отреагировала, Сакура вздохнула и покачала головой. — Нет… Он очнулся вчера и ушёл домой раньше. Наверное, уже вернулся в Коноху. Нет нужды беспокоиться о нём. — Как его Шаринган? — задал вопрос Саске, что было более безопасным способом спросить: «Как Какаши?» — Зрение ослабло, но в целом он в порядке. Как минимум сражаться ещё сможет, — прямо сейчас Сакура не хотела говорить о Какаши. Она даже думать о нём не хотела. При одном только звучании его имени у неё в груди всё сжалось, а в горле образовался комок. Он причинил ей боль. И чем больше она думала о нём, тем больнее становилось. Отказы Саске хотя бы были последовательными. Он никогда ни на чуть-чуть не давал ей ложную надежду, поэтому окончательное осознание того, что он никогда не будет любить её так, как она любила его, было постепенным и вообще-то совсем не удивительным. Его окончательный отказ не разрывал её сердце так, как отказ Какаши сейчас. Что пугало её больше всего, так это то, что Какаши даже не пришлось много делать, чтобы раздавить её. Ему нужно было только быть самим собой. Давать уклончивые ответы на важные вопросы и буквально уйти из города, ничего ей не сказав. Что она должна была подумать? Как она должна была себя чувствовать? Хотел ли он причинить ей боль? Знал ли он вообще, как это больно? Волновало ли его это? Может, ей следовало винить только себя? Он снова и снова предупреждал её, но она никогда не слушала — была слишком поглощена собственными представлениями о любви, чтобы даже подумать о том, насколько это невозможно. Она никогда не заглядывала в будущее и не представляла себе, какими будут романтические отношения между ними. К своему мучительному горю, она ничего не видела. Она не могла себе этого представить. Будущего не было. Он предупреждал её, а всё, что она сделала, это углубилась в это так сильно, что пути назад не было, как и возможности восстановить жалкие остатки того, что когда-то было драгоценной связью. Может, было бы лучше, если бы она просто никогда больше не заговаривала с ним и не смотрела ему в глаза. Тогда, возможно, то, что осталось от её хрупкой самооценки, уцелело бы под обманутой верой в то, что он просто придурок. Лучше избегать его и жить в ложной надежде, чем встретиться с ним лицом к лицу и осознать, что, возможно, она была наивной идиоткой… не он. Эти мысли преследовали её на протяжении всего путешествия. Даже когда группа остановилась, чтобы перекусить и дать генинам отдохнуть от перехода, она не могла перестать думать об этом. Каждый раз, когда она мысленно побуждала себя двигаться дальше и думать о чём-то другом, её неизбежно тянуло обратно к Какаши. Какаши и его далёкому духу, и тёплым губам, и тому, как он выглядел и звучал, когда склонился над ней и отдался удовольствию. Глубоко в животе Сакуру пронзила острая мука возбуждения, и она неосознанно сжала бёдра. Но потом это прошло, и она почувствовала себя такой же холодной и замкнутой, как всегда. Саске заметил её беспокойное молчание. — Ты в порядке? — спросил он, потягивая воду из фляжки так, будто это был дорогой церемониальный чай. Раньше он так не пил. Сакура подозревала, что он либо научился этому у Орочимару, либо это была просто такая эксцентричность, которую люди приобретают, когда понимают, что они в чём-то последние. — В порядке, — тихо сказала она, сжимая собственную фляжку так сильно, что её суставы побелели. Краем глаза она увидела, как Саске обменялся с Наруто нечитаемым взглядом. Она ненавидела, когда они так делали. Это означало, что они знали что-то, чего не говорили, и один молча просил у другого разрешения заговорить. Это оказался Наруто. — Почему Какаши отправился обратно раньше? — спросил он слишком небрежно. Они понимали, что что-то случилось, и поскольку благодаря Кибе несколько их сверстников уже знали, что произошло, было лишь вопросом времени, когда они точно поймут, что её беспокоит. Наруто и Саске были самыми дорогими её друзьями… но были некоторые вещи, которые она не могла объяснить. — Наруто говорит, что причина, по которой ты была в его постели прошлой ночью, заключалась в том, что ты была расстроена. Сакура посмотрела на Саске широко раскрытыми глазами. — Я не была расстроена, — тщетно запротестовала она. — Ты плакала, — заметил Наруто. — Да, но это не… — она не знала, как закончить это слабое оправдание. Они обменялись ещё одним взглядом и, со своим обычным идеальным взаимодействием и командной работой, вдруг стали близки к убийству. — Что он сделал с тобой, Сакура? — Можешь рассказать нам, Сакура-чан. Она запаниковала, поняв, что они пришли к худшему выводу, который только могли себе представить. — Ничего он со мной не сделал! — сказала она с растущим чувством безысходности, проводя рукой по волосам. — Ничего такого, чего бы я не хотела, чтобы он сделал… Растерянное молчание мальчиков было почти болезненным. — Тогда, — нахмурившись, начал Наруто, — почему ты плакала? Сакура покачала головой. — Я же говорила тебе. Я всё испортила. Всё пошло не так, и последнее, что мне сейчас нужно, это чтобы вы двое устраивали мне допрос с пристрастием. Пожалуйста. Не спрашивайте больше ни о чём. Они были в ярости. Она могла видеть это по тому, как пристально Наруто смотрел на дрожащую в его руке коробку бенто, которая начала издавать треск, когда он сжал её слишком сильно. Гнев Саске был гораздо более замкнутым, но она всё равно заметила, как нахмурилось его лицо, и он уставился вдаль, на далёкий горизонт. Выражения лиц двух людей, обдумывающих убийство. — Прекратите это, — резко сказала она, удивив их обоих. — Это моя проблема, а не ваша. Вы не должны мстить Какаши. — Он заставил тебя плакать! — запротестовал Наруто. — Грустные книги заставляют меня плакать! Резка лука заставляет меня плакать! — огрызнулась она. — Саске заставлял меня плакать, и, чёрт возьми, даже ты иногда заставлял меня плакать, Наруто! — Но… — Не вмешивайтесь! Вы только усугубите ситуацию, и я не прощу ни одного из вас, пока жива. — Сакура-чан! — Наруто громко запротестовал. — Можно нам просто немного поколотить его? — Нет. — А наорать на него? — Нет! — выдавила она. — А что, если мы украдём его книги и закопаем их в лесу? Сакура открыла рот, чтобы машинально отказать ему, но быстро передумала. — Хорошо, это можете сделать. Но больше ничего, хорошо? Вы даже не должны говорить с ним об этом. Не хочу, чтобы он думал, что я пришла плакаться к вам двоим, потому что я этого не делала. Саске вздохнул и покачал головой. — Не понимаю, что ты в нём нашла, — прямо сказал он. — Я тоже, — прошептала она. Она правда больше не помнила.***
Когда Сакура вошла в ворота, она намеревалась отправиться домой, распаковать вещи, немного поплакать, посетить купальню, чтобы смочить ноющие мышцы, вернуться домой, ещё немного поплакать, а затем заснуть, размышляя о множестве способов, которыми можно было бы выпотрошить Копирующего ниндзя без того, чтобы он по-настоящему помер. Но у Цунаде были другие планы. — Сакура. Идём, — приказала она, ещё раз щёлкнув пальцами, чтобы привлечь внимание девушки. Это было либо признаком того, что Цунаде чувствовала себя особенно раздражённой в этот день, либо просто потому, что Сакура выглядела особенно медлительной и тупой. Какова бы ни была причина, Сакура неохотно последовала за щёлкающими пальцами в башню Хокаге, где её бесцеремонно завалили горой бумаг. — Это нужно сделать к завтрашнему дню, иначе старейшины шею мне намылят, — резко объяснила Цунаде. — Я не справлюсь с этим сама. Сакура в отчаянии осмотрела работу, чувствуя себя так же далеко от священности своей квартиры и кровати, как и в Суне. Такими темпами она никогда не доберётся домой. — Вы не можете позвать кого-нибудь другого на помощь? — спросила она своего учителя. — Может, Котецу или Изумо? Я действительно устала, Цунаде-шишо. — Я тоже, но ты же не слышишь, чтобы я жаловалась, — ответила женщина. — И нет, я не могу просить о помощи кого-то другого. Ты одна из немногих людей, которым я могу безоговорочно доверять, а эти документы носят очень конфиденциальный характер. Я бы попросила Шизуне, но уже заставила её работать над кое-чем другим. Сакура вздохнула. — Ты бледная, — сказала Цунаде, проницательно глядя на неё. — Ела сегодня? Сакура на мгновение задумалась. — Нет. — Ты же не пытаешься снова сесть на диету, а? Помнишь, я говорила тебе о том, что жировые отложения накапливаются быстрее, как только ты начинаешь морить себя голодом… — Да, я помню, и нет, я не на диете, — тяжело сказала Сакура. — Я просто устала. Цунаде одарила её застывшей улыбкой. — Ну, чем быстрее ты будешь работать, тем скорее вернёшься домой. Логика Хокаге была ужасающей, но Сакура была не в том положении, чтобы спорить. Она устала, тело ныло, её тошнило, потому что она весь день забывала поесть, но у неё не было оправдания, чтобы отлынивать от работы. Потеря девственности не была уважительной причиной для того, чтобы взять отпуск по болезни. Сакура с сожалением взяла ручку и выглянула из окна кабинета Цунаде, чтобы посмотреть на родную деревню. Небо быстро темнело, и она могла видеть мерцающие уличные фонари — пятнистые оранжевые и розовые точки между тусклыми крышами. Где-то там, внизу, был Какаши. Где именно, оставалось только гадать. У большинства людей, которых знала Сакура, были свои частые прибежища в деревне. Наруто в любое время можно было найти либо у него дома, в Ичираку, по пути в вышеупомянутые места, либо на тренировке на одном из полигонов. Саске был менее предприимчив, так как у него был строгий распорядок дня, которому он следовал. С полуночи до завтрака он будет дома. Начиная с завтрака, будет тренироваться, пообедает с Наруто в двенадцать, а затем вернётся к тренировкам, пока не придёт время ложиться спать. Иногда его распорядок дня менялся, но это был основной план его дня. С другой стороны, Какаши, как известно, было очень трудно отследить. В то время как большинство людей могли найти Наруто и Саске в течение получаса, поиск Какаши был задачей, которая иногда занимала большую часть дня, и даже тогда было гораздо более вероятно, что он найдёт вас первым. В один день он стоял у кенотафа, а на следующий валялся на крыше пекарни с книгой на лице. Как-то его нашли болтающимся у левой ноздри Сандайме на Скале Хокаге. Когда его не было дома, он мог быть где угодно. Когда Команда Семь впервые встретилась, он довольно расплывчато объяснил, что у него много хобби, и по прошествии лет оказалось, что эти хобби в основном состоят в том, чтобы много ходить и избегать всех, кто хотел заманить его в ловушку и заставить выполнять какую-то работу. Если он знает, что для него хорошо, он будет дома и даст отдых своей голове. Кома была большой проблемой, какой бы краткой она ни была, и если он не выспится как следует, то лишь навредит своему здоровью. И кстати о здоровье… — О! — Сакура едва не подскочила со своего места. — Что? — спросила Цунаде, поднимая глаза. Сакура посмотрела в сторону окна, и её озарение быстро прошло. — Ничего… — пробормотала она, снова переводя взгляд на документы. Теперь не было смысла беспокоиться о противозачаточных. Магазины уже должны были закрыться, и вряд ли они снова откроются до следующего понедельника. К тому времени будет уже слишком поздно.***
После того, как она дважды заснула на своей удивительно мягкой груде бумаг, Цунаде стала недовольной настолько, что отправила её домой. Она не устроила Сакуре неприятности из-за этого, но Сакура знала, когда её наставница разочаровывалась в ней, но она, честно говоря, ничего не могла с этим поделать. День был долгим и тяжёлым: физически, эмоционально и умственно. Сакура направилась к себе в квартиру, вычёркивая большинство пунктов из своего списка дел, пока у неё не осталось лишь одного желания. Кровать. Но в тот момент, когда она вошла в свою квартиру, она поняла, что что-то не так. Обычно, уходя на несколько дней, она возвращалась в холодную комнату, где слабо пахло пылью и пустотой. Сегодня вечером всё, что она чувствовала, это запах Какаши. На мгновение она подумала, что это её нос снова играет злые шутки с её разумом, но прежде чем она успела потянуться к выключателю, она заметила на своей кровати знакомый силуэт. Сакура позволила своей сумке соскользнуть с плеча на пол и прислонилась спиной к двери. Не было никакого смысла включать свет. Лунного света из окна было достаточно, чтобы увидеть всё, что ей было нужно. При виде его не было никакого облегчения. Просто нарастающая нота страха и ужаса, которая усиливалась с каждым мгновением тишины. Прямо сейчас всё, чего ей хотелось — это растаять и лужей уползти под щель своей двери, надеясь, что он не заметил. Разговор с Какаши или противостояние ему в тот момент не входили в список её приоритетов… отчасти потому, что она надеялась отложить это как можно дальше. Всё, чего она хотела, это лечь в постель, но это было бы несколько проблематично, пока он сидел на ней. — У меня был очень плохой день, — она ненавидела то, как слабо прозвучал её голос. Каким надтреснутым и разбитым он вышел, словно она была близка к тому, чтобы расплакаться. Она решительно собрала волю, чтобы усилить свой тон и разрядить обстановку в комнате. — Мне должно казаться жутким, что ты сидишь один в моей квартире с выключенным светом? — спросила она с фальшивой небрежностью. — Пытаешься создать настроение или что-то в этом роде? Его фигура слегка пошевелилась. — Не смог найти выключатель. — О… — Сакура указала через комнату на стену рядом со своим шкафом. — Он вон там. Но ты, вроде как, должен прикоснуться к стене, прежде чем коснёшься выключателя, иначе тебя ударит током. Так что… возможно, это хорошо, что ты не нашёл его… э-м-м… — Интересно, — сказал Какаши таким тоном, который подразумевал, что на самом деле это было не так. — У меня для тебя кое-что есть. У Сакуры едва не остановилось сердце. У него был для неё подарок? Было ли это его извинением? Он держал в руках коробочку — недостаточно большую, чтобы вместить шоколад или цветы, но определённо достаточно большую для украшений. Что он ей купил? Ожерелье? Серьги? Кольцо? Он собирался попросить её выйти за него замуж? — Ты собираешься стоять там как истукан всю ночь? — подсказал он, когда она не пошевелилась. Сакура нерешительно подошла к кровати и протянула руку, чтобы взять коробочку. Её холодные пальцы коснулись его тёплой руки, что вызвало покалывание, пробежавшее вверх по её руке прямо к сердцу. Либо дело было в нём, либо она находились на ранних стадиях остановки сердца. Когда она прочитала тиснёную надпись на коробке, которая заиграла в лунном свете, её сердце упало. — Я знал, что ты не вернёшься до закрытия магазинов, поэтому купил это для тебя. — Когда Асума и Куренай ссорились, он обычно приносил ей цветы, — тихо сказала Сакура, теребя края картонной упаковки. — Шикамару дарит Темари ленты, а Наруто покупает Саске рамен. А что приносишь мне ты? Ты приносишь противозачаточные! Гнев, кипевший внутри весь день, вырвался наружу: она бросила упаковку в Какаши. Он отвернул голову, когда коробка отскочила от его груди и упала на покрытый циновками пол. Досадно, но она не смогла задеть его. Прошлой ночью это было так легко, но сегодня его окутывало спокойствие, как надёжное одеяло, сквозь которое не смогли бы проникнуть даже обвинения в извращениях и признания в отсутствии нижнего белья. Это было знакомо. Так он вёл себя с ней раньше… До того, как начал хотеть её. Какаши медленно наклонился и поднял упавшую коробочку с таблетками. — Ты поблагодаришь меня завтра, когда поймёшь, что магазины закрыты на выходные. К понедельнику будет слишком поздно. Он снова протянул ей коробку, и на этот раз она посмотрела на ту с каменным выражением лица. У неё возникло желание снова швырнуть её в него — на этот раз в лицо, — но из-за его разумного терпения она почувствовала себя незрелой. То, как он смог изменить ситуацию и заставить её почувствовать себя маленькой, инфантильной и мелочной, когда она имела полное право на своё возмущение, приводило в бешенство. Это раздражало её ещё сильнее, потому что она знала, что он делал это не намеренно. Он таким был. Со всем спокойствием, на какое была способна, Сакура снова взяла коробку и забралась на кровать позади него, чтобы положить её на подоконник. Затем без дальнейших церемоний она плюхнулась на свой успокаивающе знакомый матрас и свернулась калачиком у стены спиной к Какаши. — Теперь можешь идти, — коротко сказала она, хотя тихий голос внутри неё умолял его остаться. Глаза начали щипать слёзы, но ей каким-то образом удалось сохранить спокойный голос. — Спасибо тебе за подарок. Какаши долгое время не двигался и ничего не говорил. В комнате стало невыносимо тихо, пока звук её собственного дыхания, казалось, не нарушил эту тишину. Но ей больше нечего было сказать, и Какаши просто должен был решить, что делать дальше. Сакура почувствовала, как он пошевелился на кровати и медленно вздохнул. — Ты ненавидишь меня? Это был простой вопрос, но ответ был слишком сложным, чтобы определить его одним «да» или «нет». Да, она ненавидела его, потому что в тот момент хотела причинить ему боль больше, чем кому-либо другому, кого она когда-либо знала. Ей хотелось пинать и царапать его и говорить ужасные вещи, пока, возможно, он не почувствует вкус той боли, которую она испытывала. Но как можно по-настоящему ненавидеть кого-то, когда любишь его слишком сильно, чтобы совершить такое возмездие? Её неспособность ответить, казалось, сказала Какаши всё. Матрас прогнулся и заскрипел, когда он поднялся на ноги. — Мне жаль, — вот и всё, что он сказал. — Надеюсь, однажды ты сможешь оценить, насколько сильно. Сакура резко повернулась и увидела, как он идёт к двери. Её сердце сжал страх: прямо тогда она была абсолютно уверена, что в тот момент, когда он выйдет из этой комнаты, вся эта разрушительная и волнующая глава её жизни будет закрыта навсегда. Если он выйдет за эту дверь, другого шанса никогда не будет. Она резко села, по её щекам текли слёзы. — Ты любишь меня? Какаши остановился, но не оглянулся на неё. — Это простой вопрос, — тихо сказала она ему. — Я на него уже ответила, так что теперь твоя очередь. Он повернулся к ней, засунув руки в карманы, и невесело рассмеялся. — Это не простой вопрос. Это самый сложный и трудный вопрос за всю историю вопросов. — Только для таких людей, как ты, — язвительно заметила она. — Таких людей, как я? — тихо повторил Какаши. — Ты имеешь в виду ниндзя. Глаза Сакуры сузились, глядя на него, но он не смотрел. Вместо этого он с любопытством водил пальцем по её книжной полке, изучая названия в лунном свете. — Любовь — это мимолётная эмоция, Сакура, — сказал он, останавливая палец на экземпляре справочника по биологическому вливанию чакры. — Она никогда не длится долго. Всё, что она делает, — это создаёт связи, которые неизбежно будут разорваны, и тогда люди будут страдать. В этом нет ни смысла, ни причины, — его внимание переключилось на следующую книгу на полке, и он вытащил её, чтобы рассмотреть обложку. Это была её любимая книга «Величайшая любовь», потрёпанная за годы чтения. Это была классика. Но, судя по равнодушному взгляду Какаши, он не был согласен. — Нет смысла, нет причины… они не нужны шиноби. Она не могла до конца поверить слетевшим с его губ словам. Это действительно был тот человек, который ценил жизни и благополучие своих товарищей выше миссий? Сколько она его знала, он никогда не был приверженцем правил (разве только тех, что сам придумывал). Правила шиноби не имели для него никакого значения, и она всегда думала, что он твёрдо верит в человеческую сторону того, чтобы быть ниндзя. Почему вдруг он начал нести всякую чушь, которая была бы уместна в Справочном руководстве Ниндзя Конохи? — Ты серьёзно так думаешь? — прошептала поражённая Сакура. — С каких это пор любовь стала слабостью? Какаши бросил на неё удивлённый взгляд, будто он только что понял, что она была там. Его видимый глаз затуманился смесью того, что было похоже на вину и неуверенность. Сакура ошеломлённо наблюдала за ним, не в силах понять, о чём он думает. Он медленно поставил её книгу на полку и задумчиво провёл пальцами по губам в маске. — Ты веришь в проклятия? — спросил он. Это было несложно. — Нет, — прямо сказала она. — Я тоже, — пробормотал он. — Только как же ты объяснишь, почему все люди, которых я любил, мертвы? Мой отец, мой учитель, мой первый и последний лучший друг… они все ушли. Как ты можешь говорить, что любовь не причиняет людям вреда, когда я расплачиваюсь за неё всю свою жизнь? Сакура не знала, что ответить. Её сердце сжалось от сочувствия к нему, но она не могла сказать ничего, что могло бы исправить ту боль, которую он терпел всю жизнь. «Мне жаль» казалось жалким и недостаточным. Она даже представить себе не могла, каково это — потерять людей, которых она любила, так как Сакура была одной из немногих счастливых ниндзя, у которых всё ещё были все, с кем она начинала. Её мать и отец были живы и здоровы, её друзья были сильными и способными, и хотя в своё время она бывала близка к потере, они все ещё были рядом. На глаза навернулись новые слёзы, пока она боролась со своим расстройством. Она хотела убедить Какаши, что может быть его другом. Что она сможет вынести его любовь и что никогда его не подведёт, но он в это не поверит. И она просто не могла подобрать слов… Внезапно Какаши оказался перед ней и протянул руку, чтобы вытереть слёзы тёплым хло́пком своих перчаток. — Не плачь, — тихо сказал он. — Это не твоя проблема, а моя. Прости, что заговорил об этом. Сакура громко шмыгнула носом, прерывисто дыша и подаваясь к нему, чтобы почувствовать его руки на своём лице. Эта мягкость потрясла её. После всей боли и неуверенности, которые она испытывала со вчерашнего вечера, всё, что потребовалось, — это одно доброе прикосновение, чтобы всё это выплеснулось наружу самым недостойным образом. Как он мог так поступать с ней? Как он мог быть холодным в одну минуту, заставляя её думать, что она всё неправильно поняла, а в следующую — проявлять к ней такую теплоту, что она вспоминала, почему влюбилась в него. — Н-нет, — прохрипела она, ужасно всхлипывая и крепко сжимая тыльную сторону его рук на случай, если он попытается вырваться. — Я хочу, чтобы ты говорил. Хочу, чтобы ты говорил со мной о разных вещах. О чём угодно. Я х-хочу всего, и мне всё равно, если ты не можешь дать мне всё, что я хочу, потому что всё, что мне нужно, — это ты, и я почти уверена, что это строчка из «Величайшей любви», но я это серьёзно, и я не знаю, как заставить тебя понять, что я… я сделаю для тебя что угодно. Даже если это означает просто н-необходимость терпеть тебя. Какаши вздохнул и устало посмотрел на неё. Он опустился перед ней на колени и положил руки ей на плечи. — Ты очень милая девушка. Сакура кивнула с дрожащим всхлипом. — И ты заслуживаешь лучшего, чем терпеть меня. — Ты не можешь просто попробовать? — прошептала Сакура срывающимся голосом. — Это всё, чего я хочу. Какаши отвёл взгляд и начал убирать руки. Сакура схватила их в свои, пытаясь остановить его, но быстро замерла, когда заметила, что тыльная сторона его пальцев казалась необычно грубой. Взглянув на них, она увидела разорванную, зарубцевавшуюся кожу, отливающую в свете окна бледным серебром. Она вопросительно посмотрела на него, но он лишь хмуро опустил взгляд на свои руки, будто они каким-то образом предали его. В каком-то смысле так оно и было. — Ты разгромил свой номер, да? После того, как я ушла? Зачем ты это сделал? Какаши закрыл глаза и ничего не ответил. Сакура в последний раз смахнула слёзы с глаз и грубо взяла его руки в свои. — Не шевели ими, — приказала она, прежде чем положить свои пальцы на тыльную сторону его и позволить чакре течь вокруг точек их соприкосновения. Свечение исцеляющего дзюцу озарило пространство между ними и замерцало в бездонной глубине его глаза. — Ты так и не ответил на мой вопрос, — тихо сказала она, наблюдая за его лицом, а не за своей работой. — Ты любишь меня? — Я же говорил тебе, — устало начал Какаши. — Любовь лишь создаёт уязвимость, которую можно использовать… Поток чакры Сакуры прекратился, и комната снова погрузилась во тьму. Она крепко сжала его руки. — Но ты меня любишь? Его голова слегка наклонилась вперёд, глаз был прикрыт и нечитаем. Сакуру это не устроило. В одно мгновение она протянула руку, чтобы полностью снять его хитай-ате, заметив, что он преждевременно избавился от бинтов, и провела пальцами по его лицу, стягивая маску. Она остановилась лишь на миг, чтобы полюбоваться красотой, заключённой в лице перед ней, затем обхватила его за затылок и притянула к себе для поцелуя. Он не сопротивлялся, хотя и медлил ответить. После одного лёгкого прикосновения ко рту она отстранилась, но ненамного — её губы всё ещё касались и прижимались к его губам, уговаривая. Какаши выглядел непроницаемым, если не сказать немного напряжённым, и поэтому она прижалась ещё одним мягким поцелуем к его рту и нежно коснулась языком его слегка приоткрытых губ, вежливо прося взаимности. Медленно, неохотно он поддался, нерешительно дотронувшись рукой до её подбородка и вернув медленный, напряжённый поцелуй. Она поддерживала его мягким и лёгким, больше с любознательностью, чем с чем-либо ещё, проверяя его реакцию на каждое скольжение губ и прикосновение пальцев к коже. Потому что, хотя голос Какаши мог затихнуть, а глаза могли опуститься в пол, его поцелуи никогда не обманывали. Каждый раз, когда он целовал её, она чувствовала что-то истинное и честное. Невозможно было скрыть чувства, когда его губы встречались с её губами, были ли это чувства страха, облегчения или дикой и неконтролируемой похоти. Она почувствовала извинение за прошлую ночь в нежности его пальцев на своём затылке, пробирающихся сквозь мягкие, тонкие волоски. Она нашла ответ на свой вопрос в том, как эти пальцы незаметно дрожали. Сакура постепенно прервала поцелуй и крепко обняла его за шею, прижавшись лицом к плечу. Его руки мягко коснулись её спины, и на мгновение она просто прижалась к нему, вдыхая его запах и наслаждаясь его теплом. — Почему ты мне не сказал? — прошептала она, едва слышно даже для собственных ушей. Что-то, что было бессознательно туго скручено внутри неё с тех пор, как она отправилась с миссией к Мацуре, наконец-то ослабло. Чувство покоя и умиротворения, которое так долго ускользало от неё, наконец-то было в её руках. Какаши не ответил, но ей было всё равно. — Давно? — неясно спросила она, уткнувшись носом в его шею с маской. Она почувствовала, как он вздохнул ей в волосы и чуть крепче обнял её. — С момента твоей инаугурации. Сакура едва не отскочила от удивления. Она ограничилась тем, что глянула на его ухо довольно шокированным взглядом. — Но… это было больше года назад! — Я заметил, — сухо ответил он. Изо всех сил пытаясь осознать эту мысль, Сакура быстро заморгала. — Но… правда? — Не знаю. Я просто… впервые заметил тебя в тот день, — что-то в голосе Какаши изменилось. В его голосе звучало почти облегчение от того, что он снял с себя этот груз. — Я не сомневался, что ты пройдёшь: ты лучшая куноичи в своём поколении — ой!— деревне — лучшая куноичи в деревне. Сакура разжала зубы на его ухе. — Продолжай. — Я знал, что ты пройдёшь… но, думаю, это всё равно удивило меня. Я не до конца понимал, как далеко ты продвинулась, пока не увидел твоё имя в реестре джоунинов рядом со своим. И ты была прекрасна в тот день. Когда ты улыбалась, всем хотелось улыбаться. — Почему ты не сказал? — прошептала Сакура ему в плечо, в негодовании наклонив голову вперёд. — Что я должен был делать? — спросил он. — Тебе было семнадцать, и ты всё ещё отходила после Саске. Как бы ты отреагировала на то, что твой учитель ни с того ни с сего заявил о своих чувствах к тебе? В любом случае, тогда я не был уверен, что это была любовь. Я решил, что это просто какой-то эффект стресса, связанного с работой, и решил, что если я буду держаться от тебя подальше, то временное увлечение пройдёт. Сакура зажмурила глаза. — Ты избегал меня. Всё это время это было преднамеренно? — в каком-то смысле было больно, когда это давнее подозрение подтвердилось. Никому не нравилось знать, что его избегают. Но, с другой стороны, теперь она знала причину и могла простить его за это. Как бы. — Я не хотел ставить тебя в неловкое положение… — сказал он. — Нет, ты просто заставил меня чувствовать себя нежеланной, — с горечью сказала она. Но даже так она не была настолько безумна, чтобы отстраниться от него. Вместо этого она просто крепче прижалась к нему с твёрдым намерением удерживать его, пока он не закончит исповедоваться. — Это больно, Какаши. — Не думал, что моё отсутствие будет тебя беспокоить, — тихо сказал он ей. — Я не осознавал, что это так, до этой последней миссии. Мне очень жаль. — Однако это не помешало тебе снова попытаться избегать меня, — отметила Сакура. — Я запаниковал, — признался он. — На протяжении всей миссии становилось только хуже. Каждый раз, когда я думал, что с тобой что-то произошло, клянусь, у меня случался небольшой сердечный приступ. Мне не нужно было целовать тебя в той галерее. Я знаю дюжину разновидностей гендзюцу ранга А, которые могли бы скрыть нас от посторонних глаз, но… это было первое, что пришло мне в голову, и я должен был отмахнуться от этого, но как только это началось… Мне не следовало этого делать. — Я не возражала, — напомнила она ему. — Вообще-то, я подумала, что на самом деле это было здорово. — А что, если бы ты была против? — указал Какаши. — Я бы разбила бы тебе лицо, прежде чем позволила тому, кто мне не нравится, таким образом воспользоваться мной. Не ты поцеловал меня — я позволила тебе поцеловать меня, — твёрдо сказала Сакура. — Если кто-то начинает приставать ко мне без разрешения, мой обычный метод — отрезать их яйца, так что просто поблагодари свою счастливую звезду. — Это правда, — сказал он, и, к её облегчению, в его голосе прозвучало веселье. — Ты не должен чувствовать себя в чём-то виноватым, Какаши, — серьёзно сказала она. — Я не жалею ни о чём, что произошло между нами. Рука, которая гладила её по затылку, замерла. — А что насчёт прошлой ночи? — спросил он. — Ты сожалеешь о том, что произошло? Сакура закрыла глаза и вспомнила, какое удовольствие он ей доставил. И боль. — Немного… — прошептала она. — Всё было не так, как я себе представляла, но тогда я действительно не знала, чего ожидать. На самом деле у меня не так уж много опыта в… ты знаешь, этом. Я имею в виду, что единственный другой опыт, который у меня есть, — это с Мацурой… — Когда я дотронулся до тебя между ног, — сказал он с такой прямотой, что Сакура не могла не покраснеть, — ты вздрогнула. Это было…? — Это напомнило мне о том, как он прикасался ко мне, — сказала она с гримасой. — Но не волнуйся! Всего на мгновение. Ей показалось, что она уловила, как по его телу пробежала лёгкая дрожь. — Последнее, что я когда-либо хотел сделать, это напомнить тебе об этом человеке. — Ну… быть с тобой — это совсем другое, чем быть с ним, — медленно, задумчиво сказала Сакура. — С Мацурой это было всё равно, как если бы на тебя упал шкаф со всё ещё торчащим в замке ключом. Какаши потребовалось мгновение, чтобы переварить это ужасное сравнение, прежде чем задать вопрос. — А со мной? С её губ сорвался тихий вздох. — С тобой было слишком по-другому, чтобы сравнивать. Мне понравилось, когда всё пошло своим чередом. Но это было больно, а после я была слишком чувствительна, а ты — недостаточно чувствителен, и ещё сыграл тот факт, что я не знала, что ты на самом деле чувствуешь ко мне, и, возможно, всё прошло бы гладко, если бы мы не были так чертовски злы друг на друга, но что сделано, то сделано и… нет. На самом деле я не жалею об этом. Я бы не изменила то, что произошло, ни за что на свете. Уверена, что в следующий раз всё будет намного лучше. Какаши прервал её, высвобождаясь из объятий. — Я думаю, лучше, если следующего раза не будет. Сакура уставилась на него, у неё внезапно перехватило дыхание. — Что? Ему не понравилось? Неужели у неё плохо получилось? Конечно, в какой-то момент она попыталась отпихнуть его, но в конце концов втянулась. — Когда я сказал тебе, что любовь — это слабость, я имел в виду именно это, — Сакура попыталась заговорить, но он снова оборвал её. — Кроме того, я не очень хорош в ней, а ты действительно заслуживаешь кого-то, кто сможет любить тебя должным образом… кого-то, кто видит вещи так же, как ты. Не какого-то старого козла-извращенца, который будет то и дело возвращать тебя на землю и заставит плакать через день. — Но… я не хочу никого другого! — запротестовала она. — Я хочу тебя! Она не могла смириться с мыслью, что можно любить кого-то, но не хотеть быть с ним. Это противоречило всему, что она знала о любви. Иногда в грустных романах не было ничего странного в том, что мужчине приходилось уходить, чтобы заняться каким-то важным делом, прежде чем он мог полностью посвятить себя отношениям. Раньше она приписывала это Саске, уверенная, что если бы она дала ему достаточно времени и пространства для достижения его цели — убийства собственного брата, — возможно, он смог бы посвятить себя любви (и в некотором смысле она оказалась права, за исключением той части, где она была той, кому он посвятил себя). Но у Какаши не было такого предлога. У него не было никаких серьёзных целей или мечтаний, к которым можно было бы стремиться, как у Наруто и Саске, и хотя это было одной из вещей, которые ей нравились в нём, это также означало, что ничто не удерживало его от отношений. Он не питал интереса к затаиванию злобы и выслеживанию старых врагов. Он не стремился стать знаменитым героем. Всё, что он делал, это бродил по городу с книгой в руке и выполнял любую миссию, которая попадалась ему под руку, до того дня, пока не возвращался с неё. Это было его целью в жизни. Почему в этом не было места для неё? Или она просто совершила ту же ошибку, снова перенеся свои романтические идеалы и фантазии на реальную жизнь? Она не понимала причин Какаши, но она редко когда вообще что-то в нём понимала. Она знала, что он думает не так, как она, и иногда забывала, что на самом деле он был мужчиной на четырнадцать лет старше. Он был из совершенно другого поколения, он жил и сражался в войнах, которые были для Сакуры не более чем скучными фактами и датами в её учебниках в академии. Он отличался от неё. Возможно, даже слишком. — Ты понимаешь, правда, Сакура? — осторожно спросил он, прикасаясь к её лицу. Сакура отпрянула от его руки, не позволяя ему ошибиться — она совсем не понимала. — Но ты любишь меня… — прошептала она, уставившись на его руку. — И я люблю тебя. Какаши пожал плечами. — Этого не всегда достаточно. Вот честно, ты могла бы представить нас парой? Я не тот, кого ты ищешь, Сакура. У тебя есть ожидания, которые я не могу оправдать, и я не втяну тебя в это только для того, чтобы ты осознала этот факт позже. Я не могу быть твоим возлюбленным. От волнения дыхание Сакуры участилось, и она поняла, что вот-вот разрыдается. На задворках сознания она была благодарна лунному свету, который скрывал, каким опухшим и покрытым пятнами, вероятно, становилось её лицо. — Ты не можешь просто попытаться? — она умоляла. — Пожалуйста, Какаши. Он покачал головой, и свет упал на его волосы и скулы таким образом, что сделал его невыносимо красивым. Если бы его увидел Кактус Влюблённых, он бы тут же расцвёл в явном волнении. — Я пытаюсь уже более тридцати лет. Всё, в чём я могу преуспеть, — это делать девушек несчастными, а последний человек, которого я хочу сделать несчастным, — это ты. Я не могу изменить того, кто я есть, Сакура. — Какаши, прекрати… — она вцепилась пальцами в ткань его рукава, чувствуя себя так, словно каждое произнесённое им слово было ударом молотка по зубилу возле её сердца. Это было больно. Больнее, чем когда тебя пронзали мечом в грудь. Больнее, чем когда яд медленно разъедал внутренности. Больнее, чем всё, что когда-либо смог причинить ей Саске. — Прошу, не надо… — В АНБУ у нас была такая поговорка: то, что происходит за пределами деревни, остаётся за пределами деревни, — он положил руку ей на колено, успокаивающе его сжимая. — Нам не нужно приносить эти проблемы с собой домой. Мы можем забыть о том, что произошло, и просто вернуться к тому, как всё было, когда… — Я не могу забыть! — закричала она, намереваясь ударить его по лицу. Ему пришлось отклониться назад, чтобы избежать пощёчины, и когда она попыталась повторить это другой рукой, то сразу же почувствовала, что её запястья прижаты к матрасу. Какаши наклонился над ней, сдерживая, но не угрожая, и на мгновение Сакура была слишком зла, чтобы сделать что-то большее, чем тихо выругаться и напрячься в его хватке. — Я не могу забыть, и мы не можем вернуться к тому, как всё было раньше! Уже слишком поздно! И я не хочу, чтобы всё снова было так. Сакура замолчала, тяжело дыша, и вызывающе встретила его взгляд. Когда он опустил тот вдоль линии её обнажённой шеи, её глаза сузились. — И ты тоже этого не хочешь, — медленно произнесла она. — Так ведь? — Сакура… Она неожиданно рванулась вверх и прижалась губами к его губам. Он откинул голову назад и отпустил её в удивлении, а Сакура воспользовалась возможностью схватить его за жилет и притянуть назад, чтобы прижаться к нему ещё одним отчаянным поцелуем. — Ну же, — выдохнула она, снова бросая вызов. — Мы можем попробовать ещё раз. Ты всё ещё хочешь меня, не так ли? Какаши изо всех сил пытался удержать её руки от того, чтобы снять с него жилет, а также избежать её губ. — Сакура… не делай этого… — он попытался встать и отступить, но Сакура последовала за ним, увлекая его на пол. Если бы он действительно хотел оттолкнуть её, он легко мог бы это сделать, решила она. Он вёл себя сдержанно, но она знала, как он отреагировал на неё — увидела, как его глаза закрылись, когда она покрывала его нижнюю челюсть горячими поцелуями, услышала, как у него перехватило дыхание, когда она потёрлась о него спереди, и почувствовала, что его пальцы совсем не пытались оттолкнуть её. Сакура действовала инстинктивно, полагаясь на его реакцию, чтобы понять, что действовало на него больше всего. Он чудесным образом судорожно вдохнул, когда она приподнялась и прижалась бёдрами к его бёдрам, расположившись точно над растущей выпуклостью, которую она чувствовала. Но это было неудобно. Возбуждение было сведено на нет жжением всё ещё нежной плоти, и она знала, что если бы они сейчас занялись сексом, это было бы чертовски больно. Но страх перед тем, что произойдёт, если она позволит ему подняться и выйти за дверь заставлял её продолжать. Сакура была в отчаянии. Она была слишком близка к тому, чтобы потерять его насовсем. Какаши издал хрип, схватив её за бёдра, чтобы либо остановить её потирающиеся движения, либо направить их — трудно было сказать. — Если ты собираешься использовать секс как оружие, Сакура, тебе, вероятно, следует сначала овладеть им, — прохрипел он. — Очко за усилия, но гримаса боли выдаёт тебя. Её движения замерли, а лицо исказилось от сотни эмоций, которые она не могла назвать. — Что я должна сделать, чтобы ты любил меня? — сердито потребовала она, дёргая его за ворот жилета. Он покачал головой, и его бёдра многозначительно изогнулись под её. — Это не любовь. С лица Сакуры медленно сошло выражение боли и обиды, и она уставилась на него почти безучастно. Так же медленно она соскользнула с него и села на пол, обхватив колени — это, вероятно, выглядело довольно по-детски, но в тот момент ей было всё равно. Какаши остался на полу и пытался отдышаться, прижав руку к животу. — Я плохо разбираюсь в чувствах, — сказал он в тишине комнаты как ни в чём не бывало. — Я испортил все отношения, которые у меня когда-либо были. Каждая девушка, которую я когда-либо пускал в постель, уходила, ненавидя меня, потому что я неизбежно подводил её в чём-то. И даже если бы мы действительно прошли через это… кто сказал, что это стоило бы того? Учитель не может взять ученицу в любовницы. Люди этого не примут. Как могут развиваться отношения под таким давлением? Как долго ты можешь гарантировать, что твои чувства ко мне продлятся, когда люди будут хмуро смотреть на нас всякий раз, когда нас видят вместе? Голова Сакуры медленно покачалась из стороны в сторону. — Ты неправ, — хрипло прошептала она. — Неправ, неправ, неправ. Мы шиноби. Мы должны брать то, что можем получить, там, где можем получить это, потому что наша жизнь коротка, и если то, что у нас есть, настоящее, то никто не имеет права смотреть на нас и осуждать. В конце концов они примут нас… потому что у меня нет намерения когда-либо разлюбить тебя. — Сакура… — он выдохнул её имя раздражённо, что было немного чересчур. Если у кого-то из них и было какое-то право злиться на поведение другого, так это у неё. — Ты должен дать нам шанс, Какаши, — мягко взмолилась она. — Я не могу обещать, что буду по-прежнему любить тебя в следующем месяце, или в следующем году, или в следующем десятилетии, и ты тоже не можешь. Но разве это не тот риск, на который каждый идёт, когда влюбляется? Какой смысл иметь сердце, если ты не хочешь использовать его на случай, если тебе в итоге будет больно? — Сакура, я беспокоюсь о тебе, — терпеливо сказал Какаши. — Я же сказал, я не могу дать тебе то, чего ты заслуживаешь. Тебе лучше найти кого-нибудь помоложе и более чувствительного, чем возиться с такой эмоциональной пустошью, как я. Любые наши отношения в лучшем случае будут неблагополучными. В худшем случае… травмирующими. Сакура зажмурила глаза, и по её щеке скатилась одинокая слеза. — Ты неправ, — прохрипела она. Он выпрямился. — Неужели? Сакура затаила дыхание и ничего не сказала. Он должен быть неправ. Всё, чего она хотела от него, в чём нуждалась и чего заслуживала, — это чтобы он был рядом и любил её. Это было всё, о чём она просила. Когда ей снились кошмары, она хотела просыпаться рядом с ним, чтобы он мог обнимать её и выслушивать её невразумительные истерики, как это было в той захолустной гостинице во время их миссии. Она хотела снова говорить с ним, обмениваясь шуточками и остротами без страха и сдержанности, как это было до того, как они поняли, что влюблены. Всё, чего она хотела, — это то, что у них было раньше… Прерываемое случайными поцелуями, объятиями и периодической вознёй под простынями, пока они предавались бы любовным занятиям. Всё, что им было нужно, это чтобы он дал ей шанс… — Я бы хотел, чтобы мы снова стали друзьями, — услышала она его слова, вырвав её из раздумий. — Надеюсь, мы сможем. Сакура пристально смотрела на него долгое, тяжёлое мгновение, сжав губы в тонкую линию. Среди бурного замешательства и гнева, которые затуманили её мысли, внезапно возникло новое откровение, и напряжение покинуло её тело, а уголки губ приподнялись в лёгкой улыбке. — Хорошо. — Что? — Какаши моргнул, застигнутый врасплох. — Хорошо, — сказала она, кивнув. — Мы вернёмся к тому, чтобы быть друзьями. Больше не будем избегать друг друга и не будем упоминать ни о чём, что произошло между нами. Он тоже кивнул, но гораздо медленнее и осторожнее. — Верно… — он что-то заподозрил, и, честно говоря, был прав. — Просто друзья. Не учитель и ученица, не командир и подчинённый. Мы будем друзьями. А потом она дала ему три дня. Три дня до того, как он приползёт обратно, нуждаясь в большем.