***
Начало марта, десять месяцев до релиза «Порчи» Чуе все еще пятнадцать, но никто особенно не заботится об этом. Он живет в комнате общежития один — в здании, принадлежащем PMR, — почти без надзора. В основном он волен делать все, что ему заблагорассудится. Конечно, он проводит большую часть своего времени в PMR, но у него никогда не было строгого расписания (кроме тех случаев, когда Коё хочет, чтобы он появился в нужном месте). Вот почему его чертовски удивляет тот факт, что ему назначили репетитора, который будет сопровождать его в турне. Ну, не настоящего учителя — ему назначили Хиротсу, — но все же… — Было бы не очень хорошо, если бы Port Mafia Records поощряла прогулы, Чуя, — невинно сказал Мори. Как будто он хоть раз за те полгода, что они знакомы, упомянул о школе. Чуе удалось избежать этого дерьма во время перелета из Лос-Анджелеса в Сингапур. Хиротсу довольствовался тем, что молча читал книгу, сидя в своем кресле в передней части самолета PMR. К несчастью, Чуя оказался рядом с Дазаем. Они попеременно спорили, спали и играли в постоянно обостряющуюся «Правду или действие» (которая на самом деле состояла только из действий, и после того, как Дазай почти разрушил одну из ванных комнат в самолете, их разделили до конца полета). Теперь, когда они прилетели, он под наблюдением Хиротсу делает математику в гостиничном номере, вместо того чтобы спать, чего он отчаянно желал. Коё проверяет звук на месте проведения концерта, а остальную часть команды PMR, которая прибыла вместе с ними, он не знает достаточно хорошо. Дазай тоже исчез, бормоча что-то о завершении песни. Чуя не посещал регулярно школу с тех пор, как ему исполнилось тринадцать. Его приемным семьям было глубоко наплевать, если он уходил, до тех пор, пока никто не беспокоил их по этому поводу. Потом, когда он начал жить один, школа перестала быть для него приоритетом. Остальные члены Овец тоже не очень-то любили посещать это учебное заведение, большую часть времени проводя в различных забегаловках, дабы поработать над музыкой. Теперь он достаточно отошел от пребывания в Овцах, чтобы понять, что их музыка… Ну, в общем, хвастаться было нечем. Тогда его это не волновало. Он просто был взволнован игрой. Чуя скучает по ощущению присутствия на сцене, по энергии, которая приходит от музыки, которую ты играешь со своими лучшими друзьями. Но он не любит думать о Ширасе и других. Чуя все еще зол на них из-за того, что они посчитали его способным на предательство. Он не хотел потерять их. Но, как обычно, он не получает того, чего ожидает. Хиротсу прочищает горло и возвращает внимание Чуи к его рабочему листу (где, черт возьми, они вообще его взяли). Чуя закатывает глаза, но снова сосредотачивается на текущей проблеме. Он вроде как благодарен, когда Дазай прерывает его, распахивая дверь с такой силой, что та ударяется о стену. Однако он пытается выглядеть раздраженным. Хиротсу просто подносит руку ко лбу и ничего не говорит. — Вот ты где, Чиби! — Дазай входит в комнату, запрыгивает на стол, за которым сидел Чуя, и расплывается в широкой улыбке, когда бросает взгляд на его рабочий лист. — Твой ответ на четвертый вопрос неверен. — Убирайся, — Чуя пытается воткнуть Дазаю карандаш в руку, но тот легко уворачивается. — Мне будет очень скучно, если тебе придется учиться все время, — хнычет он. — Мы должны исследовать город. Дазай, к ярости Чуи, получил аттестат, когда ему было четырнадцать, и был избавлен от чрезмерной заботы PMR о своих молодых сотрудниках. Он рассмеялся Чуе в лицо, когда узнал, что у того будут уроки во время турне. — Ты думаешь, я хочу этим заниматься? — спрашивает Чуя. Он сердито тычет пальцем в лист, не заботясь о том, что может обидеть Хиротсу. — Это чертова трата времени. — Тогда просто получи аттестат, как я, — Дазай говорит так, будто это легко. Чертовы гении. — Я не сдам, — огрызается Чуя. Он никогда раньше не стыдился того, что не закончил школу, но весь этот опыт заставляет его чувствовать себя неловко. По сути, учеба не имеет значения, ведь чтобы играть музыку, не нужно знать алгебру, но он ненавидит выглядеть… Ничтожеством. — Конечно, ты сдашь, — Дазай звучит уверенно — достаточно, чтобы Чуя остановился и задумался. — Я буду тебя учить. Я знаю, что ты не настолько глуп, как хочешь казаться. — Черта с два ты будешь! — ему и так было достаточно плохо, когда Дазай исправлял его высокие ноты во время пения. Он оглядывается назад, дабы выяснить, что обо всем этом думает Хиротсу. Тот наблюдает за обменом репликами с почти пустым выражением лица, но его губы приподнимаются в легкой улыбке. Инстинкты Чуи вопят о том, что это плохая идея, еще сильнее. — Тогда давай заключим пари, — предлагает Дазай. Он опирается подбородком на один из своих кулаков, глядя на Чую с ухмылкой. Чуя, встретившись с ним взглядом, пристально щурится. Пари — это серьезная вещь между ними. Когда один из них предлагал настоящий вызов, другой никогда не отступал. И Чуя не собирается начинать сейчас. — Я в деле, — говорит он. Дазай кивает в знак согласия, довольный тем, что его предложение приняли. Хиротсу вздыхает позади них, но Чуя не обращает внимания. Старик довольствовался тем, что был зрителем, до этого момента, и время высказать свое мнение прошло. Следующие две недели жизни Чуи — это туман от излишка кофеина, запасы риса и морепродуктов, вспомогательные карточки, оскорбления Дазая, первые концерты Коё, сломанная мебель в отеле и больше песен о науке, чем он когда-либо хотел узнать. В конце концов, к тому времени, как они уезжают на Филиппины, Чуя получает аттестат и хроническую головную боль. От перспективы больше не иметь с ними двумя дело Хиротсу выглядит счастливейшим человеком на Земле. — Знаешь, — говорит старик, возвращая Чуе телефон с результатами теста. — Если бы ты действительно хотел выиграть пари, то мог бы провалить задания нарочно. — Я… — Чуя запинается. Он думал об этом, но ему показалось неправильным потерпеть неудачу только потому, что он мог. Дазай проводил бессонные ночи (хотя это было обычным делом для него), насмехаясь над Чуей, но при этом давал больше знаний, чем когда-либо школа. Провалиться нарочно было бы все равно что солгать. Может быть, Дазай и лжет, но Чуя — нет. — Не волнуйся так сильно, Чуя, — говорит Хиротсу, улыбаясь гораздо добрее, чем за последние пару недель. — Убирайся отсюда и не увеличивай ущерб, причиненный нашему гостиничному бюджету. Чуя издает смешок и машет ему через плечо: — Да, да, старина. Увидимся на сегодняшнем шоу! Дазай уже ждет его у дверей отеля.***
Конец марта, десять месяцев до релиза «Порчи» Впервые это происходит, когда они плывут на пароходе из Филиппин во Вьетнам. Это ночной паром, и вся команда турне вместе с двумя третями их оборудования занимает большую часть корабля. Чую затолкали в комнату с полудюжиной кроватей, которую заполнили сотрудники PMR. Коё настаивала на том, чтобы они путешествовали морским путем, утверждая, что это более цивилизованно, чем на самолете, и если учесть время полета, посадку и все остальное, даже не намного медленнее. Чуя считает, что это полная чушь, но он не собирается сейчас переходить дорогу Коё. Она достаточно страшна и дома, когда высыпается и они спокойно беседуют за чаем. Чуя не может видеться с Коё так часто, как ему хотелось бы, но он знает, что она изо всех сил старается проводить с ним время. Он завтракал с ней несколько раз. Она взяла его с собой, чтобы проследить все этапы концерта, дабы оно оказалось достойно PMR. Они пели вместе, чтобы помочь ей разогреться перед некоторыми из ее выступлений. Теперь, когда он не учится так, как будто от этого зависит его жизнь, он смущен тем, как сильно скучает по ней. И ее дурацкому чаю. У него также был абсолютно сумасшедший график сна во время учебы, в котором непосредственно сон практически отсутствовал, а последующие тринадцать часов проводились на ногах — больше он не выдерживал. Добавьте к этому смену часовых поясов и получите тело, полностью вышедшее из строя. Когда Чуя падает на свою кровать, это первый раз, когда он чувствует, что его мозг и разница во времени сотрудничают. Вот почему так неприятно просыпаться спустя всего пару часов. Чуя автоматически хочет ударить того, кто его разбудил, еще до того, как глаза привыкают к темноте и видят Дазая, скорчившегося рядом с его кроватью. В потемках трудно разглядеть выражение чужого лица. — Ты что-то бормотал во сне и казался очень расстроенным, — шепчет Дазай. Чуя проглатывает гневное обвинение, которое собирался высказать, и трет глаза, пытаясь привести голову в порядок. Он знает, что ему снятся кошмары. Они у него уже много лет. Со всем дерьмом, через которое он прошел, это вроде как данность. Но одно дело, когда Юан легонько встряхивает его за плечо и будит. Ее глаза всегда смотрели на него с должным сочувствием, никогда не переходящим в жалость. Она также никогда не спрашивала, о чем они, просто сидела рядом с ним, пока он не успокаивался настолько, чтобы снова попытаться заснуть. Иногда это было невозможно, и они слушали музыку до тех пор, пока он не вырубался. Время от времени Ширасе играл с ним в видеоигры до восхода солнца. В редких случаях вся группа проводила ночь, просто возясь со своими инструментами, никогда по-настоящему не пытаясь что-то сыграть. Дазай — совсем другое дело. Чуя может проводить с ним больше времени, чем кто-либо другой, но на самом деле он его не знает. Дазай ему не позволяет себя узнать. И Чуя чертовски не доверяет ему. Он также не верит, что Дазай не будет мудаком по поводу кошмаров. — Извини, что разбудил тебя, — бормочет он, даже не смотря на того. У Дазая есть способ видеть истинное состояние Чуи сквозь все его оправдания и фальшивую уверенность. Сейчас это только помешает. Дазай тихо хмыкает, но больше ничего не говорит. Некоторое время они сидят молча, но потом становится ясно, что Дазай не собирается уходить. — Тебе что-нибудь нужно? — Чуя говорит тихо, но недобро. — А тебе? Это застает его врасплох. Он переводит взгляд на Дазая и видит, что тот все еще сидит на корточках, не поменяв позы. Его пустое выражение лица теперь легче разглядеть. Но на нем нет осуждения, насмешки или предложения доброты. Чуя качает головой и снова отводит взгляд: — Я в порядке. Иди спать дальше, идиот. — Тогда сведи метания к минимуму. Если бы кто-то другой сказал это, Чуя ударил бы его. Вместо этого он лишь слегка кивает. Дазай встает и идет обратно к своей кровати, находящейся в нескольких шагах. Он не оглядывается, легко передвигаясь в темноте. Чуя наблюдает за ним, пока тот не ложится обратно и не исчезает из виду, и тихо вздыхает, пытаясь снова устроиться поудобнее. Он долго лежит без сна. Он винит во всем этот дурацкий паром. Когда они снова прибывают на землю, Чуя тащится вместе с Коё на пару собеседований. Он не избегает Дазая, он просто не ищет его. Во всяком случае, ни один из них не говорит по-вьетнамски, им понадобится помощь, чтобы сориентироваться. Имеет смысл проводить время с Коё, пока он может. — Тебя что-то беспокоит, Чуя? — интересуется она, как только второй репортер покидает комнату. Один из помощников Коё готовит следующего, убеждаясь, что вопросы одобрены PMR (в смысле, Мори). Другой пододвигает к ним две чашки медового, ванильно-ромашкового чая. Чуя хватает одну из чашек и дует на нее. Он все еще не может пить чай обжигающе горячим. — Просто немного устал. Я плохо спал на корабле. Должно быть, виноваты волны. Коё начинает смеяться, и это не ее обычный сдержанный смешок, а настоящий, громкий смех. Чуя оборачивается и видит, что она схватилась за бок и пытается остановиться. — Что? — спрашивает он, чувствуя, как его лицо становится все более и более красным. — Этот чай предназначался для репортера, — Коё едва выговаривает слова из-за смеха. Чуя запинается и быстро ставит чай обратно на стол, проливая немного на руку и обжигаясь. — Черт, — автоматически выдыхает он. Оба помощника оборачиваются и смотрят на него со смесью ужаса и неодобрения. Репортер пытается сохранить нейтральное выражение лица, но его недоумение очевидно. Коё смеется еще громче, вытирая пару слезинок. Иногда легко забыть, что Коё всего на четыре года старше него. Она держится с такой грацией и зрелостью. Но Чуя предпочел бы не вспоминать о том, как близки они по возрасту, в ущерб своему достоинству. Он неловко встает. — Э-э, извините, — после чего топчется на месте, не зная, что делать дальше. — Я принесу еще чаю, — помощник, поставивший чашки на стол, выбегает из комнаты, бросив сердитый взгляд на Чую, прежде чем уйти. Чуя чувствует легкое раздражение: будто он нарочно. Он снова садится рядом с Коё, притянутый ею за руку. Она заставила себя посерьезнеть, однако на ее лице все еще остается намек на улыбку, когда она с поклоном приветствует репортера. — Извините за это. Это мой протеже, Накахара Чуя. У него лучший голос в Port Mafia Records, он также очень любит чай. Чуя слегка улыбается в ответ на похвалу, но старается выглядеть хотя бы немного профессионально. — Очень приятно, — репортер явно не знает, что делать с этой информацией, но протягивает ему руку. Чуя берет ее и пожимает так крепко, как только может. — А когда мы можем ожидать от вас музыки, Накахара-сан? — О, не скоро, — отвечает Коё, прежде чем он успевает открыть рот. Чуя кивает, хотя сам уже начал сомневаться в этом. Но он не собирается спорить с Коё в присутствии репортера (или в идеале вообще). — Вьетнам абсолютно прекрасен. Из какого вы района? — спрашивает Коё, уводя разговор в сторону со своей обычной невозмутимостью. Чуя устраивается поудобнее и молча слушает интервью, потягивая украденный чай. Черт, ему нужно поспать. В тот же вечер он приезжает в отель, готовый свалиться в любую минуту. Он берет у портье ключ от номера и поднимается на лифте на верхний этаж. Он не готов к тому, что его комната не пустует, когда открывает дверь. — Наконец-то, — Дазай сидит на одной из двуспальных кроватей, работая на ноутбуке. Он отключает звук барабанного боя, играющего из динамиков, когда Чуя входит в комнату. — Ты закончил повсюду таскаться за Коё? Ты еще даже не выпустил ни одной песни, тебе не нужно подлизываться к журналистам. — Какого хрена ты торчишь в моей комнате? — Чуя не двигается со своего места возле двери. Может быть, он сможет развернуться и уйти, чтобы получить новый номер. — В нашей комнате. Мы довольно часто спали в одном номере, пока я пытался сделать тебя не таким идиотом, как они предполагали. Хиротсу сказал, что предпочел бы получить ущерб только за одну комнату. Он настоящая королева драмы, согласись? — Смешно слышать от тебя, — сдается Чуя, плюхаясь на другую кровать лицом к Дазаю. — Над чем ты работаешь? — Ничего такого, о чем стоит говорить. Чуя считает забавным то, что Дазай проводит большую часть своего времени, работая над музыкой, которая даже не нравится ему. Когда он появлялся на концертах Коё, то почти не обращал на нее внимания. Это почти оскорбительно, но Коё это не волнует, поэтому Чуя ничего не говорит. — Пойдем, — Дазай спрыгивает со своей (уже не было смысла ссориться) кровати и подходит к Чуе, предлагая тому руку, чтобы помочь подняться. Чуя отмахивается от него. — Куда? Я очень устал, Дазай. — С чего это? Ты сидишь весь день, — Дазай наклоняется и дует ему в лицо. — Мы находимся в новой стране и почти ничего не видели. Перестань быть отстоем. — Черт возьми, ладно, — Чуя вздыхает и встает с кровати, игнорируя удовлетворенный взгляд Дазая. — Сначала мне нужна еда. И кофе, — он хватает ключ от номера и пиджак. Переодевание сейчас кажется слишком большой работой. — И никаких твоих гребаных выходок. Я действительно хочу сегодня поспать. — Клянусь, Чуя. Дазай звучит совершенно искренне, чему Чуя не верит ни на секунду. Однако он позволяет утащить себя в ночь. Когда через два часа они возвращаются в отель, на Чуе уже нет ни пиджака, ни нижней половины левой штанины, а Дазай тащит за собой огромный гобелен, который они были вынуждены купить, потому что повредили. Из-за пролившейся выпивки Чуя местами липкий, Дазай же не перестает напевать какую-то вьетнамскую песенку, которую они услышали, хотя ни один из них не знает слов, и это даже не входит в первую пятерку причин, по которым Чуя хочет ударить его. Когда они входят, Хиротсу сидит в вестибюле. Выражение его лица показалось бы пустым любому, кто не провел последние несколько недель, сталкиваясь с его неодобрением. Он переводит взгляд с одного на другого и только поднимает одну бровь. — Добрый вечер, Хиротсу! — Дазай звучит бодро. Он роняет дорогое произведение искусства к своим босым ногам (Чуя даже не заметил, когда он потерял ботинки), широко улыбаясь. — Есть ли причина, по которой вы двое не отвечали на звонки? — Мой телефон отрубился, — Чуя проводит рукой по своим сальным волосам. Фу, ему нужно принять душ. — Мой сломался, — Дазай демонстрирует то, что раньше было его мобильником. Чуя пристально смотрит на него, прежде чем снова повернуться к Хиротсу. Мужчина, похоже, ничему не удивляется. — К завтрашнему утру тебе приготовят новый телефон, — Хиротсу поднимается на ноги — его задача выполнена. — Постарайтесь больше ничего не сломать до нашей следующей встречи. — Мы не сломаем, — машинально отвечает Чуя. — Ничего не обещаю, — одновременно с ним говорит Дазай. Чуя наступает ему на ногу, что должно быть больно, потому что Чуя не тупица и все еще в обуви. Дазай издает вопль, хватаясь за стопу и надувая губы. Чуя не обращает внимания, беря гобелен и начиная тащить его к лифту. — Эй, это мое, — протестует Дазай. Он хромает вслед за Чуей. И он притворяется, потому что Чуя не давил так сильно. — Мне не нужен этот кусок дерьма, — тот нажимает кнопку верхнего этажа и приваливается к стене. Он думал, что был измотан, когда они уходили, но теперь он двигается на одной только силе воли. Доверившись Дазаю, который превратил ночь в катастрофу с минимальными усилиями. — Это не кусок дерьма, — говорит Дазай, такой же энергичный, как всегда. — Я повешу его в своем кабинете, когда мы вернемся. — У тебя же нет кабинета? — Чуя примет душ, а потом сразу ляжет спать. Ему плевать, что будет делать Дазай. — Вообще-то, есть. Там просто душно и скучно, — Чуя тупо уставился на него. Дазай серьезен. Это означает, что у ублюдка есть кабинет, в котором Чуя его никогда не видел. Они добираются до своего этажа, и Дазай хватает другой конец гобелена, начиная тянуть Чую за собой. Тот отпускает его, как только они оказываются за дверью гостиничного номера. Он ставит телефон на зарядку, не обращая внимания на болтовню Дазая за спиной. Затем идет в ванную и снимает свою теперь отвратительную одежду. После того, как он очистился и снова почувствовал себя человеком, Чуя возвращается в темную комнату, ковыляя к кровати и забираясь внутрь. Он слышит достаточно ровное для спящего дыхание Дазая, и не задумывается, притворяется тот или нет, вместо этого закрывая глаза и еще глубже зарываясь в одеяло. Хиротсу говорил, что ему трудно спать в гостиничных номерах, что он не любит расставаться со своей кроватью в Лос-Анджелесе. Чуя провел большую часть последних двух лет, спя на кушетках или на полу, так что подобные вещи его действительно не волнуют. Кровать есть кровать. Он засыпает с легкостью. И просыпается от того, что кто-то грубо трясет его за плечо. На улице уже не совсем темно, но солнце еще не взошло. Чуя прищуривается и открывает глаза, чтобы увидеть Дазая, стоящего на коленях возле его кровати. Растрепанные волосы свидетельствует о том, что он спал. Чуя также замечает бинты (ему всегда было интересно, спит ли в них Дазай). Тот снова смотрит на Чую сверху вниз со своим осторожным, пустым выражением лица. — Тебе каждую ночь снятся кошмары? — спрашивает Дазай. В его голосе слышится больше любопытства, чем озабоченности. — Обычно нет, — Чуя заставляет себя сесть, чтобы Дазай не нависал над ним. — Тебе не нужно было будить меня. Дазай забирается на его кровать, скрещивая ноги. Он одет в старую черную футболку и фланелевые пижамные штаны — самое подростковое, что Чуя когда-либо видел на нем. Это как-то облегчает диалог. — Я думал, ты слишком устал для этого, — тихо произносит Дазай, хотя их только двое. — Может быть, разговор поможет? Чуя отмечает формулировку: не «хочешь ли ты», а «поможет ли это». Он представил себе, как рассказывает Дазаю то, что ему обычно снится, и эта мысль вызвала у него отвратительное чувство страха и паники. — Нет, — твердо говорит он. Дазай не выглядит удивленным, он просто кивает, будто это был ответ, которого он ожидал. — Я серьезно, тебе не нужно будить меня, если ты можешь спать дальше, — Чуя проводит рукой по волосам, — это не имеет никакого значения. — Я не возражаю, — Дазай жмет плечами. Теперь Чуя точно уверен, что тот тоже только что проснулся. Он менее резок, и его слова менее продуманны. — Как скажешь, — Чуя ложится обратно и отворачивается от Дазая к стене. Он чувствует, что должен быть смущен. Он, вероятно, будет утром. Сейчас он слишком устал. Однако он не настолько устал, чтобы проигнорировать залезающего под одеяло его кровати Дазая. Тот не останавливается, небрежно поправляя вторую подушку. — Какого хрена ты делаешь? — шипит Чуя. — Спи, Чиби. Слишком много возни, — Дазай встречается взглядом с Чуей, повернувшегося к нему лицом. — К тому же, мне больше не придется вставать, если ты начнешь шуметь. Чуя спорит полсекунды, прежде чем решить, что он слишком устал. Он издает что-то вроде кряхтения и отворачивается обратно, засыпая почти мгновенно. Когда он снова разлепляет глаза, Дазая уже нет. Чуя берет с тумбочки свой телефон, чтобы посмотреть, который час. Уже почти одиннадцать — он проспал гораздо дольше, чем обычно, — и у него куча непрочитанных сообщений. Одно, пришедшее в шесть утра, от Коё, которая интересуется, позавтракал ли он. От Хиротсу час назад, велевшего ему взять машину и быть на стадионе в три. И оставшиеся сообщения с неизвестного номера. [8:22 утра, неизвестный номер]: чуууууя~ хиротсу — злой человек, который заставил меня завести новый номер [8:23 утра, неизвестный номер]: он еще пытался вернуть мой гобелен, но я остановил его [8:23 утра, неизвестный номер]: : D [9:15 утра, неизвестный номер]: коротышка тратит день впустую [10:02 утра, неизвестный номер]: ты такая медленная маленькая собачка Чуя закатывает глаза и быстро набирает ответ. [10:16 утра, Чуя]: Я думаю, что вы ошиблись номером [10:16 утра, Мудила]: ты проснулся! [10:16 утра, Мудила]: поторопись и собирайся. Я хочу манговый торт Чуя прочитывает сообщения, но не отвечает, уже готовясь принять душ. Он был прав, смущение настигло его. Но чем больше он думает об этом, тем более странным и менее неловким это становится. Дазай не использовал ни одного из своих обычных трюков. Он просто сделал самый минимум, чтобы Чуя не слишком шумел. Это было более прилично, чем тот ожидал. Чуя все еще мог представить себе взгляд Дазая. В глазах Юан было гораздо больше тепла, но они всегда безмолвно вопрошали. Она никогда не спрашивала вслух, но Чуя мог с уверенностью сказать, что Юан хотела знать. Она просто ждала, что он сам захочет рассказать ей. Дазай, казалось, вообще не был заинтересован в объяснении. Юан много раз предлагала ему спать рядом. Чуя всегда говорил ей «нет». Приняв душ, он быстро надевает костюм без дырок или пятен, застегивает на шее чокер и поправляет волосы. Они начинают становиться длиннее, и ему, наверное, стоит постричься. Он ожидает, что Дазай заговорит о произошедшем, когда тащит его за десертом, или во время концерта, или когда они вернутся в свою комнату в конце дня и останутся одни. Но он этого не делает. Дазай пребывает в своем обычном состоянии: меняет маски и бросается оскорблениями. Чуя оскорбляет его в ответ и игнорирует, когда это возможно. Дазай играет в игру на своем телефоне, лежа по диагонали поперек кровати, когда Чуя выходит из ванной той ночью. Он все еще в своей дневной одежде, рукава закатаны, демонстрируя повязки. Чуя заметил их запас в ванной и использованные в мусорном баке, но не осмотрел внимательно. В прошлом он, вероятно, сделал бы это, но он не хочет рушить эту странную версию перемирия, которое они заключили между собой. Если Дазай готов молчать насчет кошмаров Чуи, Чуя может сделать то же самое для его причудливых привычек. Он забирается в свою кровать и берет в руки телефон, дабы завести будильник. Ему действительно нужно попытаться восстановить режим сна, если он не хочет, чтобы его тело рано или поздно отказало. Чуя также решает проверить электронную почту, открыв последние новости по работе. Он слышит, как Дазай идет в ванную комнату, подхватив одежду, в которой спит. Как только тот закрывает за собой дверь, Чуя кладет телефон на стол между их кроватями. Он ставит его на зарядку и выключает свет на своей стороне. Дазай полностью погрузил их комнату во мрак, когда Чуя вышел из ванной прошлой ночью, но он не был таким же мудаком. Он оставил прикроватную лампу рядом с кроватью Дазая включенной, устраиваясь на ночь. Чуя продолжает держать глаза закрытыми и размеренно дышать даже тогда, когда Дазай выходит из ванной. Через минуту лампа выключается. В комнате тихо и совершенно темно, и вскоре Чуя засыпает. Он просыпается от звона будильника, проспав всю ночь без каких-либо перерывов. Чуя чувствует глубокое облегчение — ночные пробуждения не были тем, к чему он хотел бы привыкнуть. Сбоку прилетает подушка, ударив его по голове и мигом разрушив все хорошее настроение. — Чуя, выруби этот адский звук! Тот отбрасывает подушку назад, тыча пальцем в экран своего телефона, чтобы заставить его замолчать. Дазай, не глядя, ловит подушку и кладет обратно на кровать. Он все еще в пижаме, на коленях лежит открытый ноутбук. Чуя видит тумблеры и цифры на экране, использующиеся для редактирования музыки. Он вздыхает и потягивается: — Завтрак? — Я думал, ты ешь вместе с Коё, — отвечает Дазай, не отводя взгляда от компьютера и умело играя с настройками. — Ох, да, — она говорила об этом вчера, после представления. Он не знал, что Дазай был поблизости, когда это случилось. Чуя посылает сообщение Коё, сообщая ей, что проснулся и скоро соберется. Дазай не двигается с места к тому времени, как он готов к выходу. Чуя неловко топчется на месте, прежде чем уйти. Он не знает точно, что хочет сказать по поводу их изменившихся за последние пару дней отношений. Часть его хочет поблагодарить Дазая, но сама мысль об этом ужасает. — Почему ты стоишь там и выглядишь, как идиот? — интересуется Дазай, отрываясь от компьютера. — Беги, маленькая собачка, пока ты не разозлил Коё. — Пошел нахуй! — к черту это, Чуя скорее умрет, чем когда-либо поблагодарит Дазая. Он закатывает глаза и выходит из комнаты, не оглядываясь. Это становится привычной схемой действий для них. Они ведут себя так, будто все по-старому, но в те случайные ночи, когда Чуе снится кошмар, он просыпается от того, что Дазай грубо встряхивает его. Они обмениваются несколькими фразами, и Дазай остается в его кровати. Чуя привыкает спать с другим телом возле себя. Так что, может быть, они кажутся немного менее ужасными друг другу, но это не значит, что они друзья. Чуя все еще считает, что Дазай безумно раздражает, и они спорят почти каждый раз, когда заговаривают. Но он поражен тем фактом, что под всем своим нытьем и позерством (очень глубоко внутри) Дазай видит и чувствует гораздо больше, чем показывает. Это заставляет Чую обратить на него более пристальное внимание, дабы не пропустить другие проблески «истинности». Дазай Осаму — загадка, которую он однажды разгадает.***
29 апреля, девять месяцев до релиза «Порчи» Чуе исполняется шестнадцать в среду, в столице Китая. Он просыпается один в своей постели, после полноценного ночного сна без перерывов. Это гораздо лучший подарок на день рождения, чем он ожидал. Дазай уже проснулся — как обычно, — тихо работая над чем-то в наушниках. Он не поднимает глаз, когда Чуя начинает двигаться. Звонок телефона не дает ему встать с постели. Раздается мелодия звонка по умолчанию, и это его пугает. У Чуи стоит этот рингтон только на одного человека, и на экране читается босс. Чуя подрывается, дабы поднять трубку как можно скорее. Дазай снимает один из своих наушников и наблюдает за ним с приподнятыми бровями. — Алло? — его голос немного низкий ото сна. Он как можно тише прочищает горло. — Чуя-кун, надеюсь, я тебя не разбудил, — говорит Мори. Он звучит так же весело и жизнерадостно, как и всегда. Мори лишь изредка разговаривал с Чуей, когда они были еще в Лос-Анджелесе, и уж точно никогда не звонил ему. — Конечно, нет, босс, — отвечает Чуя на этот раз нормальным голосом. Лицо Дазая омрачается. Он изображает тошноту и возвращается к работе. Чуя отмахивается от него рукой, не держащей телефон. — Я не буду отнимать у тебя слишком много времени, — продолжает Мори. Мысль о том, что Чуя — самый занятой человек в данной ситуации, забавна. — Я просто хотел позвонить, чтобы поздравить тебя с днем рождения. Шестнадцать — это значительная дата. — Спасибо, сэр. — Чуя не знает, радоваться ему или волноваться. — Как продвигается экскурсия? — Все замечательно. Я многому учусь, — говорит Чуя. В основном это правда. Все то время, что он не проводил с Дазаем, было продуктивным в любом случае. — Приятно слышать. Возможно, мы вернемся к вопросу о том, когда ты начнешь записывать музыку, по приезде. Чуя медлит, не зная, что ответить на это, но Мори снова заговаривает первым: — Ах, Чуя-кун, мне придется прерваться. Элиза только что вошла. Затем на заднем плане послышался девичий голос. — С днем рождения, Чуя! Я скучаю по тебе! Привези мне подарок! — Элиза-чан, у него сегодня день рождения, — радостно поправляет Мори. — Это он должен получать подарки. — Спасибо, Элиза, — говорит Чуя, в основном имея это в виду. — Я обязательно привезу тебе что-нибудь классное. — Желаю тебе хорошо провести остаток дня, — Мори произносит эти слова приказным тоном, а затем вешает трубку, прежде чем Чуя успевает открыть рот. Он смотрит на телефон, качая головой. Это уже самый странный день рождения, который у него когда-либо был. Разговоры с Мори всегда выводили его из равновесия. — Тебе не следует так фамильярничать с боссом, — подает голос Дазай. Теперь оба его наушника сняты и болтаются на шее. Он неожиданно серьезен. — Я не фамильярничаю с боссом, — Чуя отмахивается. Он знает, что Дазай хочет отомстить Мори, но это не его дело. — Чуя. — Тон Дазая заставляет обратить на него внимание. — Он не тот, с кем ты хотел бы быть близок. Чуя не может отрицать, что это заставляет его внутренности скрутиться. Коё часто упоминала то же самое, но опять-таки туманно. — Мы не близки. Он позвонил, чтобы поздравить меня с днем рождения. Дазай немедленно теряет всю свою серьезность. Его выражение лица меняется от удивленного к слишком взволнованному, чтобы Чуя мог чувствовать себя спокойно. — У тебя сегодня день рождения? Именно поэтому Чуя не сказал ему. Или Коё. Или кому-нибудь еще. Мори знал, потому что он знает о Чуе все. Может быть, было бы лучше, чтобы Дазай считал его и Мори лучшими друзьями, которые болтают по телефону каждый день. — Только не говори никому, — Чуя произносит это как угрозу. Он наклоняется, чтобы войти в личное пространство Дазая, и смотрит настолько сурово, насколько может. — Я не скажу. Обещаю, — Дазай поднимает руки вверх, изображая невинность.