Помнишь Тьму?

       Trahit sua quemque voluptas

Каждого влечет его страсть

      Я уже бывала пару раз в Санта-Мария-дель-Фьоре — великом соборе, достроенным на деньги деда Лоренцо, и чьи полы омыты кровью Джулиано Медичи — брата Лоренцо два года назад. Сейчас и не скажешь, что в пасхальный день в этом самом зале было нападение заговорщиков и смерть от девятнадцати ножевых, до сих пор непонятно, как спасся сам Лоренцо, видимо, весь удар на себя взял Джулиано.       — Владислава, — моего локтя осторожно касаются, выводя из тяжелых мыслей. В последнее время они не редкость, чаще — о Дракуле, но иногда бывают и такие. Клариче мягко улыбается, от чего мне хочется подарить улыбку в ответ. Эта добрая девушка всегда была приветлива со мной и добра, даже когда заставала меня и своего полураздетого мужа во время осмотра. Болезнь Лоренцо не уходила, но довольно сильно ослабила свои клещи, из-за чего Лоренцо вновь смог вернуться к своим делам, особенно сейчас, когда папа Сикст IV всячески старается насолить негласному правителю Флоренции. — Иди первая, у меня пока дела, я должна обговорить поставки еды в монастырь для прихожих.       — Да, конечно.       — Если закончишь раньше, не жди, тебя проводят мои люди, — снова подарив мне улыбку, жена Лоренцо уходит, оставляя меня наедине с… Богом.       «Только есть ли он?»       Возведение глаз к плафону кафедрального собора и созерцание на нем ликов святых, не возымело во мне никакого чудодейственного эффекта. Наоборот, великие картины омрачились ясным пониманием, что о существование Бога мне никто не предоставит доказательств, а вот на существование Дьявола мне открыл глаза сам Дьявол.       «Пусть не кровоточащие, и не на тех местах, но стигматы, оставленные им на моем теле, говорят сами за себя…»       Заняв свое место в отдельной кабине исповедальни, я дожидаюсь, когда вторая ее часть будет занята святым человеком. Он появляется быстро:       — Господь да будет в сердце твоём, чтобы искренно исповедовать свои грехи от последней исповеди…       — Моя последняя исповедь была месяц назад. С тех пор мои грехи остались неизменны. Он все так же зверем приходит ко мне во снах, а я, словно овечка, поддаюсь на его змеиный язык и обжигающую ласку. Сейчас похоть наивысший мой грех, даже алчность ей уступает…       — Не должна смиренная жена отдаваться прелюбодействию с чужими мужами, — хрипло отвечают мне. Странный ответ, обычно я не смотрю на того, кому исповедуюсь, но эта фраза заставляет всмотреться сквозь соты, разделяющие меня и священника.       — О чем вы? У меня нет мужа, — мужчина в соседней кабинке молчит. Он не смотрит на меня, лишь слегка склонил голову в мою сторону. Видно плохо, едва ли разбираю силуэт собеседника, но меня отвлекают вопросом:       — Кто приходит к тебе во снах?       — Зверь. Он терзает мое тело и вырывает душу. Мне кажется… нет, я уже уверена в том, что она чернее сажи в камине и липкая, как смола, но не это главное. На утро или прямо посреди ночи я просыпаюсь в поту, желая, чтобы… желая, чтобы он пришел ко мне в реальности… Раньше я отвергала его, но, — я умолкаю, пытаясь найти правильные мысли и облечь их в слова, но в голове все скачет ходуном. Даже здесь, прямо в исповедальне, я горю. Думала, что смогу погасить этот пожирающий огонь сексом со Львом, но не вышло. Мне уже не помогает самоудовлетворение или холодные ванны. — Иногда меня посещают мысли просто забыться в борделе…       — Ты поддаешься им, дитя мое?       — Нет.       — Скажи, ты сейчас изнемогаешь?       — Что? — мне и без вопросов тяжело говорить, а тут еще и это. — Я не понимаю…       — Тому, кто приходит к тебе по ночам, ты отдаешься добровольно или он силой берет тебя?       — Я… я…       Щеки опаляет жар, но не от стыда. Я давно распрощалась с ним. Меня окутывает пламя другого характера. Низ живота ноет, бедра под юбками прижимаются друг к другу сильней. Дрожь пробегает по всему телу, а грудь опадает быстрее. Если бы не плотная ткань, то все бы в церкви видели вставшие соски. Губы сохнут от частых вздохов, и мне приходится пройтись по ним языком.       Как не хочется признавать горькую правду, но:       — … я сама тянусь к нему первая, — тихий шепот, едва различимый мной же, но у священника отменный слух.       — Он дает тебе то, что ты так желаешь? Он дает тебе… себя?       — Д-да…       — Тогда вернись к нему…       — Что?..       — Вернись ко мне…       Резкий поворот головы и меня обжигают два алых глаза. Мне нужны доли секунды, чтобы отпрянуть к противоположной стене, прижавшись к ней спиной. Он призраком просачивается через перегородку, врезая руки, закованные в черные перчатки, в дерево около моей головы. Кабинка маленькая, едва можно развернуться одному человеку, но сейчас мы были в ней вдвоем, почти прижатые друг к другу. Его лицо настолько близко ко мне, что я ощущаю чужое дыхание на своей разгоряченной коже.       — Вернись ко мне, и я дам тебе всего себя, Владислава, — шепчет он мне в губы, а я затравленным зверьком жмусь к деревянной стене.       «Дракул! Здесь Дракул! В храме! Так… близко…»       Его манящие губы изгибаются в ленивой, но коварной улыбке. Сейчас и всегда он — живой грех! Не знаю, есть ли на самом деле Люцифер, но не удивлюсь, если Дракул затмит его в искушении.       — Ты фантазируешь обо мне ночами, Змейка, — мое прозвище он произносит низким хриплым голосом, от которого у меня екает сердце.       «Нужно собраться! Нужно вернуть контроль над эмоциями! Ну же!»       Но попытки проваливаются, стоит Дракулу пошевелиться и вдохнуть воздух.       — Ты пахнешь, как грех, Владислава. Я рад, что не даю тебе спать по ночам, но все же предпочитаю изматывать тебя в постели в живую, а не в мелких фантазиях.       — Уходи…       — Нет…       — С чего ты вообще взял, что я о тебе?       — Потому что нет еще одного Зверя, кроме меня.       — Ты — Дьявол!       — Ш-ш-ш, дьявол в церкви, понимаешь, насколько абсурдны твои слова? Думаю, прихожанинам вряд ли придется по душе девушка, говорящая с Темным князем, — он снова ухмыляется, но теперь оскаливаясь, обнажая свои клыки. — К тому же мне нет дела до душ других, мне интересна лишь одна…       — Ты не получишь ее, — шиплю в ответ.       — О, думаешь, что исповеди помогут? Он глух к нашим мольбам, и слеп к нашему горю. Я знаю это, потому что был брошен им. Каждый воскресный день молился в церкви, любил Бога, и самозабвенно думал, что любим им, я поклонялся ему, внимал его словам, но когда мне была необходима его поддержка — даже одна из самых набожных женщин всадила мне клинок в грудь. Во имя Господа меня хотели убить, но не смогли, — звенящая сталь так и слышится в его голосе, мужчина не просто приоткрывает свои тайны, — он бьется с ними. — Я даю тебе шанс, Владислава. Шанс осознать, что все это время ты была не хорошим человеком, а слабой. Шанс выпустить наружу все то, что ты так долго держала в себе и боялась.       — Посмотри на меня и скажи, я похожа на ту, кто боится тебя?       — Ты похожа на ту, что стремится к моей силе… а значит — ко мне.       Прикусываю губу до крови. Не знаю, что пытаюсь этим добиться: отрезвить свои мысли или возбудить Дракула запахом крови. Выходит второе. Князь передвигает руки ближе к моей голове, он двигается, от чего двигаюсь и я. Как итог: его колено опирается о сидение между моих ног.       Его голос был тихим, как шуршание пера:       — Ты чувствуешь меня. Я могу приходить к тебе чаще, но жалею тебя…       — Так пожалей сильней!       — Не могу, ты сама взываешь ко мне. Оглушительным и сладким стоном, будто мы снова на Лите. Тогда от наших криков дрожали сами небеса, помнишь?..       — Ты монстр, Дракул.       — И в тебе я взращиваю монстра, подобного себе.       — Я рассказала о тебе священнику! Все, что ты делал со мной! — он скалится, но я не понимаю: в улыбке или злости.       — Как думаешь, его возбудили твои рассказы?       — Он сказал, что тот, кто делал это со мной… сын дьявола!       Дракул фыркает, ухмыляясь, а затем обжигает мою шею своим дыханием. Его голос зловещ, но в то же время чертовски чарующ… и грешен:       — Но ведь это ты и сама знала. Сын, отец — кровь одна и плоть одна. Каждый раз, когда стонала подо мной, каждый раз, когда просила глубже и сильней вбиваться в тебя. Когда выгибалась, получая удовольствие…       От его слов тело пробивает дрожь, от которой возбуждение доходит до края. Перед глазами встают все ночные мечтания, все позы и движения сильных бедер. Вспоминая, я снова и снова, как в первый раз окунаюсь в эту страстную и одновременно пошлую сцену, словно это мы с ним трахаемся на сцене, а не актеры! Становится душно, я не могу дышать, мне нужен свежий воздух или этот Дьявол внутри меня! И он слышит мои сомнения:       — Просто коснись меня. Я так близко, весь твой, Змейка, — его губы застывают в миллиметрах от моих, мне даже делать ничего не нужно, лишь немного поддаться вперед. — И эта пытка окончится.       Я хочу. Бог или Дьявол свидетели, но я до смерти хочу коснуться его! Забыть все, что было до этого, все, через что мне пришлось пройти и стать таковой, лишь бы быть в его объятиях… но затем я вспоминаю, что собираюсь забыть! Гнев, такой же яростный, как и похоть к этому мужчине, забирает ровно половину моего разума. И теперь мне хочется не просто взять Дракула, но и причинить ему боль, равную моей! Лишь эта яркая мысль в тягучей тьме заставляет меня прошипеть в открытые губы князя:       — Нет!       — Владисла-ава, — больно тянет он, но когда это я внимала его предупреждениям?       — Я не верю тебе, Влад, сейчас уж точно нет!       — Ты не сможешь быть с кем-то другим. Вся твоя сущность тянется ко мне. Лишь ко мне.       — Мне будет больно, — он рычит, ощущаю эти вибрации своим телом, но продолжаю, — но тебе тоже придется не сладко. Лишь из-за этого я буду всякий раз отвергать тебя, Князь.       Дракул отстраняется от меня, даруя тем самым возможность вдохнуть накалившийся между нами воздух. Мужчина опаляет своим взглядом, алым, как адское пекло, затем изгибает губы, которые я молюсь поцеловать, и произносит:       — Выбор твой, Владислава, если желаешь сыграть в соблазнение, я принимаю твой вызов, — стоило ему окончить речь, как тьма лозами начала обвивать мои ноги. Мне не больно, прикосновения едва слышны, но я чувствую холодок от них, словно чьи-то прохладные пальцы сменяет кубик льда и наоборот.       По разгоряченной коже — это взрыв нервных окончаний! Откинутая голова бьется о деревянную стенку, но я больше ничего не замечаю, сосредотачивая свое ощущение и мысли только на прикосновениях тьмы — его прикосновениях! Так не честно! Это против правил, которые огласила мне Элиз!       «Драк… кул не может коснуться мне, но… ох! Про его силу ничего не было сказано!»       Я действительно ощущаю тьму, как его прикосновения. Вот он поднимает юбку платья, скользя по обнаженной коже, по щиколотке, по лодыжке, по колену, замедляется, чтобы я прочувствовала все возможные оттенки соприкосновения кожа к коже, его и моей. Другой рукой он ласкает шею, задерживаясь на вене, знаю, о чем он думает сейчас:       «Хочу снова почувствовать ее вкус на языке…»       Если наблюдать за зверем, то в конечном итоге начинаешь распознавать его желания, мысли и последующие за ними движения, начинаешь чувствовать его, как себя. Подмечаю удлинение клыков, то, как заостряются его скулы, как он дышит, но самое главное: пока он следит за мной, то не замечает, что сам стал объектом слежки.       «Люди ведут себя по-другому, когда в комнате есть тот, кто имеет глаза. И умеет ими пользоваться. Если тебе кажется, что человек лукавит и меняет маски, подыграй ему, а сама — наблюдай. Лучше всего это делать тогда, когда он думает, что его никто не видит. Запомни, милая Лада, в первую очередь люди не снимают одежды — люди снимают маски, когда остаются одни. Если ты не можешь застать человека врасплох — заставь его заниматься тем, что может отвлечь его от игры с масками. Что-то, что заинтересует его, увлечет, вот тогда есть шанс, что маска сама спадет с лица, ведь её больше ничто не будет удерживать»       Сейчас Дракул занят делом, думая, что под натиском похоти, я ничего не замечаю, — почти правда, но почти не считается. Через вуаль ресниц, с полуприкрытыми глазами, я все же подмечаю, как меняется со мной Дракул. Как крошится его маска!       — Ах!.. — от моего стона его зрачки расширяются, губы слегка приоткрываются, а язык проходится по клыкам, почти открыто демонстрируя мне их. Уверена, что он запомнил, как я отношусь к этому, какое желание заменить его язык своим, вызывает у меня такое зрелище. В ответ, я облизываю нижнюю губу, и он неотрывно наблюдает за этим.       Дракул не остается в долгу, и его «пальцы» легко сжимают мою шею, демонстрируя его силу и власть надо мной. Голова кружится от этих ощущений, память подталкивает к воспоминаниям, когда мы двигались на алтаре: он во мне, а я подстраивалась под бешеный ритм, с таким же украшением на шее, как сейчас.       — Сдайся, — рычит он мне на ухо. — Просто сдайся, и мы повторим это…       Прохладные пальцы касаются края кружева нижнего белья, холод проходится по разгоряченной коже, от чего воздух застревает в моем горле, и я не могу сделать вдох или выдох, от чего ощущаю вкус преисподней на языке. Я жажду настоящих прикосновений его пальцев, губ, члена.       «Так хочу…»       — Просто коснись меня, милая, — шепчет он. Его тьма опускается к груди, стиснутой корсетом, защищенная от посягательств, но в то же время такая открытая, чем он и пользуется.       «Он действительно хочет меня. И я его хочу. Но…»       Рука сама собой тянется к единственному участку его кожи, открытому для меня и такому манящему. Еще чуть-чуть и мы оба получим того, чего так жаждем…       — Синьорина? — стук в кабинку оглушает и отрезвляет. Я одергиваю руку от Дракула, как от чумы, а он резко разворачивается ко входу и рычит, обнажая уже ряды игл, а не зубов. Лишь тогда я полностью понимаю: что почти сделала!       «К нему нельзя прикасаться! Пока не прикоснулась — я в безопасности!»       Дракул возвращает внимание ко мне, его глаза горят яростью и чем-то еще, что пугает меня, но я больше не дрожу. Резко разрываю лозы тьмы и вскакиваю, прижимаясь всем телом к дальней стене кабинки, толкаю дверь и вылетаю из исповедальни, будто она объята пламенем.       — Все хорошо, — бурчу я в ответ одному из служителей храма.       — Итальянский, — сзади меня раздается могильный голос, который заставляет обернуться со страхом на гране обморока. Он уже сидит на моем месте, откинувшись головой на стенку. Тьма пожирает его, от чего алые глаза выглядят кровавее и холоднее. Дракул действительно в этот момент выглядел, как Дьявол. Сейчас я замерла перед ним, как пугливая девчонка, перед чем-то великим и кровожадным, кого может облечь в ярость одно движение дрожащих ресниц. Точно прочитав мои мысли, он сверкает клыкастой улыбкой, как всегда, граничащей с оскалом. — Теперь я знаю, в какой ты стране, Змейка.       Страх плавит пол под ногами, заставляя отступить назад. Неверие, что я так глупо спалилась перед тем, кто даже косвенной улики не должен был получить, окунает в отчаянье и гонит в самое, как кажется, безопасное место — в свою комнату!       — Что-то не так синьорина? — меня легко касаются, но я отскакиваю. — Вы будто демона увидели.       Смех Дракула оскверняет все, во что так верят прихожане этого храма, все, на что понадеялась я.       — Н-нет, все…       — Не говори, что все хорошо, Владислава! Ты солжешь! Никогда не лги — это тяжкий грех. Ложь от дьявола — он отец лжи! — цитата священного письма от Дракула выглядит насмешкой, плевком в Бога, но именно так должен вести себя тот, кто продал душу Тьме, разве нет?       Разворачиваюсь и спешу к выходу, когда мне в спину вонзаются слова Дракула:       — И отпускаю я тебе грехи твои, дитя мое... чтобы ты совершила новые!       Почему это происходит со мной?! Даже когда он показал себя настоящего, меня словно бы не отпускают невидимые нити, которые связали наши тела. Я скованна с ним похотью, совместными тайнами, и обетами. Даже когда он понял, в какой стране меня искать — трясусь от страха и возбуждения?       «Я схожу с ума… Нет! Я уже сошла с ума! Поехавшая, чокнутая! Нимфоманка!»       Даже длинный коридор, ведущий в мою комнату, после контакта с ним потерял все краски и свет. Непривычная темнота накрыла своей мантией, стоило только ступить в эту часть здания. Я быстро перебирала ногами, чувствуя, как становится все сложнее различать дорогу. Едва ли нахожу в себе силы, чтобы не сорваться на бег. Рисковала, очень рисковала, ведь не была уверена: может ли он проследить за мной от церкви до палаццо Лоренцо или нет?       «Что если он уже идёт по моим следам?! Что если прячется в темноте?!»       — Черт! Дьявол! — не могу призвать внутренний лед, он словно бы тает, как только я подзываю его к себе. Всё против меня! Следует остыть, но я лишь продолжаю тонуть в грязи желаний. Ситуация настолько выбивает из колеи, что мне не остаётся ничего, как сползти по стенке, и прижать колени к груди. Пальцы утопают в волосах, сжимают до боли и оттягивают. Я продолжаю осторожно дышать, боясь, что тишину нарушат не только мои вдохи и выдохи. Лев специально побеспокоился о том, чтобы мои покои были в отдалении от всех других, чтобы никто не лез ко мне с расспросами и своей глупой помощью. И в который раз я уже благодарна ему за это. Меня никто не побеспокоит из людей, но Дракул совершенно иное… существо. Для него нет преград, нет границ. — Дьявол…       — Когда кто-то так часто упоминает Дьявола, стоит быть готовым к тому, что он может услышать тебя …       Ошеломленная, подскакиваю и почти врезаюсь в темный силуэт… Надо мной тут же нависает мужчина, сотканный из тьмы и бури. Его крепкое тело с широкими плечами закрывало весь проход, оставляя лишь тщетные попытки просочиться через стену. Он поразительно сливается с темнотой, словно она же его и породила из своего чрева. Чужак, который проник в это место, не мог оказаться здесь случайно. Что-то опасное было в нем, но и такое знакомое, что я даже не сразу нашлась, что ответить, лишь глупо пялилась на то место, где должно быть лицо. Возможно, я действительно поехавшая, но большей уверенности, что он смотрел на меня, не отрываясь, и ухмылялся при этом, у меня никогда не было! Рядом с ним весь мой страх улетучился, хоть я и остро понимала, что он — сосредоточие всего, что необходимо остерегаться, но… именно это и притягивало меня к нему.       — К-кто ты? — не ответив, силуэт лишь медленно поднимает руку к моему лицу. Я чувствую дуновение ветра возле лица, его размеренное дыхание, и пальцы, что касаются щеки!       — Вспоминай, — лишь изрекает нечто.       — Вспомина…       Меня пресекают поцелуем, что сминает губы, и завладевает языком. Жарким, ярким и полностью подчиняющим. Таким, от которого голова кругом идет, таким, которым меня целовал лишь Дракул. Хочется вздохнуть, но из груди выходит лишь стон.       Рядом с ним я слышу странный писк в своих венах, перерастающий в жуткий гул. Он неумолимо влечет меня к этому существу, и я подчиняюсь ему. Отвечаю без лишних вопросов или мыслей, обнимаю мужчинку за плечи, а он горбится, чтобы мне не пришлось вставать на носочки, и притягивает к себе. У него нет лица, но я чувствую губы, язык и нос, скулы и клыки, которые мешают поцелую, но в тоже время делают его более опасным, его ухмылку и радость. Это так странно, но я будто бы уже целовалась с ним когда-то, но когда? Как я могла забыть о таком? Или… он был кем-то другим, имел другую внешность?.. Я снова с темным упоением отвечаю на его дикий поцелуй!       Ответ приходит неожиданно. Я отстраняюсь, чтобы прошептать его, но чужие руки по-прежнему держат, не позволяя отойти:       — Девкалион, — выдыхаю я, когда тьма Дракула позволяет мне сделать его. Не вижу, но чувствую его одобрение.       — Вспомнила. Ну, здравствуй, Владислава…       «Он может достать меня через тебя?       Нет.       Хорошо       Разве что Девкалион, но он не предаст тебя, ты ему понравилась…»        Понравилась… В каком смысле? Что тогда имела в виду Элиз?       — Ты — его Тьма, — произношу первое, что приходит в голову, лишь бы прервать долгое молчание.       — А ты — слабость, — хмурюсь от его слов. Мне не нравится, когда меня так сравнивают. Это отдается уколом, в особенности, когда я сама хочу стать сильной. — Я задел княжну за живое?       Он тихо смеется, словно ничего глупее не слышал. Вместе тем, Девкалион не перестает поглаживать пальцами мою скулу, однако делает это отстраненно. Все его внимание лишь на моем лице, им движет желание насладиться каждой эмоцией, которая может мелькнуть. И от этого «взгляда» хочется скрыться куда подальше. Если во Владе можно найти часть человеческого, то в Девкалионе…вся его суть, сплетена из тьмы. Той, что даёт истинную силу, жестокость, кровожадность, та, что и родила Дракула.       Пусть незваный гость и являлся частью Князя, но сейчас он будто бы соревновался с ним, показывал свою заинтересованность и участие во всем, что происходит с нами. Он та сила, с которой считаются все Темные, то, что смогло побороть даже других Первородных. Девкалион — та сила, к чему я стремлюсь всем своим естеством. Вот почему он меня заворожил на Лите, или почему сейчас я так спокойна в его когтях и даже не думаю о побеге.       — Я не хочу быть слабой, — открыто и добровольно сообщаю свою самую сокровенную мысль.       — Быть слабостью не то же самое, что быть слабой. Твоя сила в том, что кое-кто другой готов быть слабым, во благо тебе, — урчит он, утыкаясь носом мне в щеку. Я прикрываю глаза, наслаждаясь этим прикосновением. Наши губы касаются друг друга, но он меня не целует, просто обдавая прохладой кожу. Трепет и возбуждение вновь опаляют меня, но теперь к самой сущности силы Дракула. То, что именно это находится внутри князя, заставляет пальцы на ногах поджиматься от восхищения. Если с Дракулом меня опаляла похоть, то Девкалион порождал во мне грех алчности. Слишком сильно было желание силы.       — Сила, поначалу, — это сладкий шепот, но постепенно он возрастает, оглушая тебя. Если не приручить, то обратишься в зверя, кой таится в тебе…       Удивительный контраст: то, что я испытывала к самому Дракулу и к Девкалиону. Не знаю, как объяснить это, но к безликому мужчине, рядом с которым выгляжу маленькой девчонкой, я не испытываю дурных эмоций, от которых хочется сбежать. Неведанным образом мое сознание и духовное состояние находятся в единении и умиротворении. Он — игра моего живого и мрачного воображения. И единственное, что мне действительно хочется сделать — обвить шею мужчины руками и прижаться к нему всем телом.       — Если так хочешь — сделай. В этом же вся прелесть быть сильной…       Я обжигаюсь об свою мысль, но не удивляюсь тому, что сначала Дракул, а после и Девкалион смогли прочесть мои мысли. Они кричат настолько громко, что глушат меня саму, дезориентируя и подталкивая к демонам. Это похоже на вечный кошмар, только вот кошмарные сны не длятся вечность. Есть тот переломный миг, когда уже не ты бежишь от монстра, а он от тебя. Когда изменив свое мировоззрение, — меняешься сам, занимая чужое место, а свое оставляешь новой жертве, возможно уже твоей…       Холодные завитки тьмы кружатся вокруг пальцев, сжимают запястья, но мною принято решение больше не бежать, никогда, только если вперед, к своей цели. Как-то мне сказали: жертва всегда смотрит по сторонам, а хищник — в глаза. Сейчас я не отвожу взгляда, а прямо и стойко смотрю на Тьму, в попытке разузнать, что она может предложить мне.       Он высок, выше Дракула, но если Девкалион его сущность, то, как и полагается нечто потустороннему, он должен в разы превышать все факторы силы князя. В момент на Лите, Дракул словно стал больше, мышцы четче очерчивались под кожей, что на несколько оттенков побелела. Глаза налились чернотой, а ярость достигла пика.       Мои подушечки пальцев находят доказательства моей теории: мышцы стальными тросами пролегли под темной кожей, я чувствую их, хоть меня и обдает холодом. Веду выше, по широкой и мощной груди, выше, по шее, удивительным образом нащупывая кадык, выше, к лицу, которое, я уверена, было лишь спрятано от посторонних глаз.       Мой путь пролегает под аккомпанемент урчание большого зверя, который расслабленно наблюдает, не мешая, но при этом контролирует абсолютно любое движение. Я поддаюсь, встаю на носочки, обвивая его руками, он склоняется, но лишь настолько, чтобы наши лица были друг напротив друга.       — Скажи мне, Девкалион, почему меня так тянет?.. — специально не договариваю к кому именно, но он все прекрасно понимает.       — Потому что ты желаешь обладать… нами, жаждешь обладать им, потому что таким образом ты насолишь ему, гордому и непокоренному князю. Хочешь управлять им, потому что этим ты насолишь Батори, что не смогла удержать его подле себя. А меня ты влечешь, чтобы я служил тебе, как цепной пес. Только знай, княжна, даже самого преданного пса нужно задабривать, иначе его исключительное желание служить обратиться в гниль предательства, которая сожрет тебя…       Влад не сказал бы такого о себе, он бы возвысил себя, как полноправного хозяина всех Темных, в его руках власть, статус и сила.       «Ему подвластно все?»       Девкалион громко усмехается. Спустя считанные секунды, я уже прижата спиной к нему, а моя голова откинута. Кончик носа движется по шее, пока не останавливается возле уха:       — В отличие от него, я не лишен возможности касаться тебя. Не находишь это интересным и будоражащим?       Тьма издевается над своим же хозяином, указывая на то, что не доступно Дракулу, а позже и демонстрирует: он потирается бедрами, сводя с ума, и вот я сама копирую его движения, от чего хватка на моей талии становится ощутимее, а грудь сжимают даже через сотню слоев корсета. Ногти скребутся о покрытие стены. Мне приятно, до одури, до мушек перед глазами, горло саднит стон, застрявший в нем, но я не могу соотнести свои ощущения с тем, кто прижимает меня к себе и кто ласкает оголенную кожу, от чьего дыхания за ухом меня лихорадит.       — Элиз сказала, что ты не предашь меня.       — Предать и отдать — разные вещи, Владислава, — он целует мою шею, заставляя меня откинуть голову ему на плечо.       — Я тебе понравилась, — корсет трещит от силы Девкалиона, ткань расходится, освобождая мою грудь, которую тут же сжимает прохладная темная ладонь, вырывая из меня короткий стон.       — Даже слишком, но мне нравится это чувство, наконец-то что-то иное, кроме безумия и жажды убивать. Секс, как оказывается, так же хорош, как и убийство, особенно с тобой…       — Я не была с тобой, — сознание путалось, и если еще не была, то, кажется, сейчас совершенно не против. Тело горит, и он знает об этом. Жажда обняла меня своими жаркими руками, и накрыла черными крыльями, стискивая и обнажая мои мысли.       — Это ты так думаешь, княжна, — его когти рвут юбку и накрывают уже влажное нижнее белье. Он медленно водит пальцами, лаская меня через ткань. — Во время Литы, мы оба были в тебе…       «Оба? Неужели во время нашего с Дракулом соития он тоже все видел и даже участвовал?!»       Мысль о двух мужчинах, пусть и не стандартным образом, двигающихся во мне, вырывается стоном, что только подстегивает Девкалиона к действию. Быстрое движение, и он проникает под ткань кружева, обводя вход во влагалище.       — Я могу завершить то, что не закончил он в храме, — урчит и кусает за мочку уха, а я елозю бедрами, лишь бы его пальцы двигались. — Как неприятно это принимать, но он и я — одно целое, стороны разве что разные…       — Он объявил… охоту на меня, — мое тело ловило каждое редкое движение Девкалиона, но оно так же распалялось от злости.       — Но первым нашел все равно я. Ты моя, мой приз, но, — он почти проникает внутрь меня, но останавливается. — Как ты моя, так и я твой, я соблюдаю традиции коронации и то, что за ней следует… княжна моя. Мною еще не был преподнесён тебе подарок, поэтому, — он проникает в меня сразу двумя пальцами, заставив изогнуться и застонать. — Чего ты жаждешь…       Хочу увидеть его. Изворачиваюсь, приникая ладонью к его «лицу». Страсть и движение внутри меня уносят цепочку здравого смысла, но я стараюсь сконцентрироваться. Я зла — это помогает:       — Будь на моей стороне. Заключи со мной сделку. Я хочу сама управлять своей судьбой, быть… сильной, чтобы защитить себя и того, кто мне дорог…       Он целует меня снова, на этот раз протяжно и медленно, что совершенно не вяжется с тем, как резко движутся его пальцы во мне. Девкалиону приходится сильней прижимать меня к себе, чтобы я не упала.       — Я уже на твоей стороне. Если бы ты только знала, сколько раз восставал против Влада, уступая тебе. А вот на счет сделки… даже не думай, Владислава, иначе тебя просто убьют. Доверься мне, раз просишь меня об этом. Стань сильной с помощью Элиз, она поможет тебе. Она — это я, только для тебя.       Человек, не имеющий ничего — ничего не теряет, но это не по мне! То, что было посажено в замершую землю очень давно — проклюнулось гневом и отчаяньем. Я рычу, получив не тот ответ, который хотела. Отталкиваю Девкалиона, и у меня получается это, чувства, что бурлят внутри, разгоняют кровь, и я выворачиваюсь в руках Тьмы.       «Все указывают, что мне делать или чего делать не должна, но никто толком не может объяснить почему!»       Ты готов обрушить небеса на головы тех, кто тебя не воспринимает всерьез, в этот момент мнишь себя самым сильным, самым умным и праведным, но это обманчивое чувство, когтистая рука, сжавшаяся на моем горле, разбивает эту иллюзию в дребезги. На ухо мне шепчет старинная подруга — ненависть, она наливает силой мое тело и кровавой пеленой глаза, но это лишь потешает Зверя.       — Излишняя ненависть сожжет тебя до тла.       — Хорошо! — выплевываю. — Зато погреюсь напоследок!       Тьма склоняет голову вбок, все так же зажимая мое тело между собой и стеной, он больше не пытается ласкать меня, не считая редких поглаживаний когтем по шее.       — Ты ошибаешься, думая, что только с Тьмой сможешь быть сильной. В крови у каждого живет зверь, можешь запирать его, морить голодом, сажать на самую короткую и крепкую цепь — тщетно все. Он либо заберет свое силой, либо ты отдашь ему сама, но уже больше, чем нужно было ранее, ведь его голод лишь растет. А твой зверь… был в заточении более двадцати лет и только учуял свободу.       Холод пересчитывает позвонки, что-то глубоко внутри меня зазмеилось, будто бы подтверждая слова древней сущности.       — Он пожирал тебя все это время, Владислава. Дай ему выход, иначе одной нехваткой тепла его не унять. Ты ведь уже теряла эмоции, верно?..       Это из-за тьмы внутри меня? Из-за Элиз? Но она же на моей стороне! Или нет?.. Теперь мне страшно, вся моя жизнь до этого — странная, хотя это слово не может описать все случаи, когда я была на грани жизни и смерти, явления, не свойственные обычным людям и многое другое.       «Хотя кого я обманываю? Мне известно, из какого я рода.»       Но это не может никак повлиять на страх, пожирающий меня изнутри. Я боюсь себя.       — Отринь страх. Прими ярость, Владислава, и воздай всем по заслугам. Шрамы уплотняются, становясь твоим панцирем.       «Ему воздастся за все! Это станет молитвой о мести и кровопролитии, обещание Богу, который глух!» — это то, что я запомнила на всю жизнь, слова, брошенные в гневе, страхе и отчаянии.       Такой быть я не хочу! Не намерена! И я сделаю гнев своим другом, с которым уже давным-давно хожу об руку.       Поднимаю глаза на Девкалиона, он обдает меня волной одобрения, кажется, даже улыбается:       — Будь сильной, моя княжна, ведь для этого тебе не нужны сделки, — он опускает руку, которой еще недавно сжимал мое горло, на грудь, — сила у тебя уже есть. Остается лишь принять ее и услышать древний зов…       — Девкалион… — Зверь дергает головой и даже оборачивается, словно слышит то, что не доступно мне.       — К сожалению, мне пора, княжна, — он снова целует меня протяжно и смело, но быстро отстраняется и растворяется во тьме коридора.