Ты не вынесешь правды

Нового Шэнь Цинцю золотой дворец встретил с распростертыми объятиями, бурно и громко. Теперь его домом могла стать любая комната, на которую он только пальцем покажет. Прощай, холодное подземелье. На свадебной церемонии его дорогой учитель блистал, как никогда за последние годы. Он снова, снова был богом! Таким невероятным, радующим взгляд. Красота Шэнь Цинцю затмила каждую предыдущую девицу, которую Ло Бинхэ брал в жены. Он с легкостью мог устыдить даже его самого, так ему шел красный цвет. Его божество снова стояло на двух ногах, могло говорить. Ло Бинхэ про себя ухмылялся своей предусмотрительности. Он абсолютно точно поступил мудро, оставив руки, ноги и язык учителя себе. Как знал, что пригодятся. Жаль, в запале глаз он все-таки раздавил. Шэнь Цинцю пришлось обработать оставшуюся рану и сшить веки. Поразительно, что даже столь явное увечье на видном месте не делало его некрасивым. Более того, отвращения шрам на месте глаза не вызывал. Наоборот, Ло Бинхэ просил не скрывать его повязкой. Теперь Шэнь Цинцю любил его. Демон с непривычки мог нагрубить ему, однако не получал в ответ тех же колкостей и оскорблений. Только полный непонимания и слез взгляд. На самом деле это поведение учителя часто заставало его врасплох и приводило в полнейшее замешательство, потому что он привык к гордому, хладнокровному и лицемерному ублюдку. Теперь же он мог заставить свое божество плакать по десять раз на дню своей нерасторопностью. Шэнь Цинцю молчаливо сбегал в свои покои и запирался там, пока Ло Бинхэ не приходил извиниться. О, конечно же, он прощал его! Демон и бог любили друг друга. Хороша сказка! Ло Бинхэ был слишком увлечен новым учителем, потому откладывал совместные ночи с какой-либо из жен на потом, пока совсем про них не забывал. Они с учителем вместе читали книги, добровольно делили трапезу и постель. Небожители, учитель сам брал его за руку! Невинных коротких прикосновений хватало, чтобы Ло Бинхэ сходил с ума весь день. Шэнь Цинцю не боялся его, улыбался, как ему самому когда-то глава Юэ. Ло Бинхэ действительно верил в счастье, которое, трепеща, попало ему в руки. Используя то заклинание, он был преисполнен уверенности, что с Шэнь Цинцю они будут трахаться. В любых позах и местах, как только захочет повелитель Трех миров. Он был готов получить послушную куклу, раздвигающую ноги и целующую его на ночь, а получил...это. И это было в сотни...нет! В тысячи раз лучше! Такого учителя Ло Бинхэ в прямом смысле таскал на руках день и ночь, кормил и сжимал в объятиях. Даже ложе они разделили лишь через три месяца после свадьбы, что, несомненно, удивительно. Ло Бинхэ был слишком окрылен этой любовью. О том, что он обманывает и себя, и свое божество, говорил лишь отсутствующий глаз и кривая светлая полоска на его месте.

///

На людях его дражайший супруг звал его лордом, своим господином и повелителем, наедине — стесняясь, снисходил до краткого неуверенного "муж". Ло Бинхэ ощущал, как кружится его голова, а нутро сжимается от нежных порывов в сторону этого человека. Новый Шэнь Цинцю был таким хорошим... Таким покладистым. Заклинание предполагало и перепись воспоминаний, что уж говорить об искоренении не самых неприятных. Прекрасное божество любило его до беспамятства. Точнее, считало, что любит. Презрение, зависть, ненависть, обида, страх и...боль. Ло Бинхэ пришлось изрядно постараться, чтобы их запечатать. Вбить в голову Шэнь Цинцю противоположное вытесненным чувствам было невозможно. Оставалось лишь построить новое за счет нового. Его сознание справилось и без сторонней помощи. Теплые воспоминания — теплые чувства. Они словно поменялись местами. Ло Бинхэ в глазах учителя олицетворение справедливости и благородства. Шэнь Цинцю видел в нем не просто очаровательного ребенка, он видел того, кто вырос из наивного ученика в зрелого мужчину. Однако главное — он видел в нем достойную пару. Шэнь Цинцю хотел быть рядом с демоном, который некогда едва не перегрыз ему глотку! Забавная штука жизнь, так лихо делает из черного белое, а из дождевых червей — птиц. Издревле боги считались умными, а демоны — хитрыми. Как же так получилось, что кристально чистые мысли и незапятнанный рассудок мог подвести бога в подобной войне? Дело, быть может, в парадоксе: победу одержит тот, на чьей стороне искусная ложь и хитрость. Прикажи Ло Бинхэ своему учителю лечь под него — он ляжет, прикажи уйти — уйдет. Разум божества в смятении от большой любви. Она так хороша на вкус.

///

Ло Бинхэ лежит, объятый пышными перинами и расшитыми золотом простынями. Он пристально наблюдает, как учитель рядом ловко перебирает струны гуциня своими бледными худыми пальцами. Не пропуская ни одного движения, он ловит горящими глазами каждый щипок, каждый переход. Мелодичное звучание наполняет комнату, льется в уши тягучим медом... Эта музыка должна даровать душевный покой, но Ло Бинхэ чувствует, как что-то внутри него ворочается и мешает обрести равновесие. Но на самом деле ему не так важно собственное самочувствие, как например, атмосфера вокруг и сама ситуация. Учитель каждый вечер играл ему. Это успело войти в привычку, конечно, но Ло Бинхэ не переставал дивиться. Когда Шэнь Цинцю еще именовался хозяином Тихого пика, он никогда не играл ни на каких музыкальных инструментах. Интересно почему? У него определенно талант! Быть может, потому что он считал это не достойным занятием? Или потому что его запястья, вечно скрытые щитками, слишком тонкие и похожие на девичьи? Ло Бинхэ смешно. Шэнь Цинцю боялся, что на него могут глазеть? Довод абсурдный, но заставлял ревность внутри подниматься волнами. Хотя, какая сейчас разница? Все, кто когда-то мог мерить его драгоценного бога бесстыдными взглядами, или хранил нечистые намерения, уже мертвы. Ло Бинхэ в такие мгновения несказанно рад, что непосредственно к смерти главы школы приложил руку. Он усмехается. С начала их совместной жизни прошло почти два года, а он все не устает желать, чтобы Шэнь Цинцю был только его и ничьим больше. Привстав на локтях, он спрашивает: — Споешь мне, Цинцю? Музыка вслед за его просьбой обрывается. Шэнь Цинцю поворачивается к нему. Волосы укрывают его плечи, спину и часть лица со шрамом. На его губах мягкая, полная ласки улыбка. — О чем, муж мой? Бинхэ качает головой. — Этот лор...— он исправился,— этот супруг любит твой голос, поэтому неважно. Даже самая безвкусная песня из уст Цинцю способна сделать меня счастливым. Ло Бинхэ, по правде, не знал, в чем дело. Последнее время он плохо спал, что само по себе уморительно. Возможно, учитель в силах рассеять даже неясного происхождения тревоги. Божество его было сладкоголосым, как соловей. Трудно представить, сколько сердец мог бы покорить этот голос, если бы его обладатель не растрачивал его на крики и ругань. Ло Бинхэ не раз задумывался об этом. Особенно часто эти мысли посещали его первое время, когда к учителю только-только вернулись язык и руки с ногами. Разумеется, после освобождения от заключения Шэнь Цинцю преобразился. Он был почти прежним, однако между тем и этим Шэнь Цинцю повелитель трех миров границы не проводил. Учитель все еще был для него мерзавцем, которого настигло возмездие в его лице. Различие было лишь в том, что раньше он не тешил себя надеждами, будто его искренне любят. Шэнь Цинцю запел и Ло Бинхэ, наконец, закрыл глаза.