***
— Чун Юнь, вот эта подойдёт? Син Цю протянул парню коробку для валентинок, специально большую, украшенную, выглядевшую, как сладкая конфетка на фоне других однообразных соперниц в этом отделе. Даже спереди было написано: «Почта», достаточно миленько и канонично, именно поэтому выбор пал на неё. Ходить по канцелярским магазинам было страстью Син Цю, он глаз не мог оторвать от различных ручек, блокнотов, была бы его воля, он бы все карманные деньги спускал на всякий радующий душу хлам. Чун Юнь же достаточно равнодушно проходил мимо стеллажей, бросал незаинтересованный взгляд и продолжал следовать за своим гидом в этом канцелярском безумии. Единственное, что его волновало, это когда же они наконец выйдут из магазина и пойдут в сторону фудкорта. Настоящий трудяга! По правде говоря, Син Цю мог справиться и один с этим заданием, его освободили всего на одну пару, чтобы съездить до магазина, купить коробку и вернуться, рассчитывая на доверие учителей, отпустивших его, что всё пройдёт хорошо. Чун Юня он взял просто за компанию, аргументировав это тем, что по пути они могут закупить что-то ещё. Но покупка осталась неизменной, из магазина парни вышли лишь с одной коробкой для валентинок. В торговом центре было оживлённо, Син Цю терялся в мыслях, и даже не заметил, как прошёл уже один урок с их отъезда, а это означало, что им следовало спешить обратно, но Чун Юнь, как истинный трудяга, который так упорно выбирал коробку, потащил нового друга перекусить. Конечно же, он намекнул на то, что старосте следует угостить своего помощника, а он, пока тот закупает еду, любезно подержит коробку. Настоящий трудяга! — В следующий раз один поеду, — нахмурился Син Цю, усевшись за стол. Его икры даже после физкультуры так не зудели, как же торговый центр выматывал, поэтому вместо фастфуда парень взял себе простое пирожное, чтобы окончательно тело не разморило после тяжёлой еды. — Приятного тебе, — добавил староста, увидев, как его собеседник без стеснения налетел на бургер, картошку, заполняя щёки, как голодный хомяк. Признаться, забавное зрелище, но Син Цю спрятал свою улыбку за книгой, кивнув на ответные пожелания Чун Юня. Староста вспомнил, как давным-давно ходил с отцом в подобные центры погулять, развеяться, конечно же, после того, как Син Цю проявил себя в учёбе или творчестве. В детстве он был очень разносторонним ребёнком, но потом ушёл в себя и, как говорят многие, стал книжным червём, что стало его проклятьем, а никак не достоинством. Когда ещё мальчишкой он шёл с папой гулять, мужчина часто сидел в телефоне, не обращая внимания на сына, мол, развлекай себя сам, я лишь составляю компанию. Иногда поглядывая на скучающий вид Чун Юня, Син Цю винил себя за то, что не мог оживить диалог, ему это давалось с трудом. Навыки оратора и лидера никак не работали наедине с тем, о ком ты знаешь ровным счётом ничего. Неловкость росла, и парню всё сильнее хотелось отложить книгу, потому что между строк он видел призыв наконец заговорить с собеседником. Последней каплей стала фраза, прочитанная старостой с явным недовольством: «Да сделай ты это уже!» И он сделал: отложил книгу, скрестил руки на груди и взял пирожное. Для начала стоило поесть. — Ты наешься этим? — первым начал Чун Юнь, не стесняясь своей несвязной речи из-за наполненного едой рта. Он всё ещё выглядел, как голодный хомячок. — На обед я в основном ем что-то сладкое. Люблю его просто. — Понятно, почему такой худой, — пожал плечами парень, вновь куснув бургер. — Не в обиду, просто язык за зубами не умею держать. — Да уж, я заметил, — стрельнул глазами Син Цю и передал собеседнику салфетку, чтобы тот вытер рот и не позорился своей неряшливостью. Тот с благодарностью принял, а вишнёвое пирожное вдруг перестало быть таким сладким, как в первый раз. — Сейчас доедим и поедем обратно. — Так нас же на одну пару освободили. — И? — Значит, подождём, пока она закончится и поедем. — Нет уж, так не прокатит, — усмехнулся Син Цю, хлебнув глоток зелёного чая. — Мы не могли одну пару искать подходящую коробку. — Ты ведь порядочный, тебе все поверят. Можем сказать, что пробки были. — Во время рабочих часов? Не смеши меня, ты даже врать не умеешь. — Ты тоже не умеешь. — Да прям-таки. — Тогда скажи, кому ты будешь дарить валентинку. Син Цю и правда опешил, потому что не ожидал такого вопроса, как грома среди ясного неба, и то — это было бы вероятней. Парень потёр подбородок и задумался, а нужно ли ему её вообще кому-то дарить? Членам студсовета по доброте душевной? Или какой-нибудь красивой девочке из класса? Син Цю не создан для такого, он проводит это мероприятие не потому, что оно ему так нравится, а потому что Нин Гуан попросила как-то оживить школьную жизнь, вот парень и взялся. Ему вдруг захотелось рассмеяться от мысли, что долгое время ему никто так и не нравился толком. Работа, книги и учёба — это была его компания, и с ними он проводил свидания каждый день, поэтому для Чун Юня пришлось честно помотать головой. — Даже ребятам из студсовета? — Я думал об этом, но скорее всего просто куплю нам торт, после учёбы чай попьём. — Просто чай, как неинтересно, — хмыкнул парень. — Оргии у нас по четвергам, извини уж, — собеседник усмехнулся со слов Син Цю, которому уж очень хотелось размыть границы между ними и поговорить, как с обычным человеком, без статусов, как будто они случайные знакомые, которые только что встретились и после обеда никогда больше не увидятся. — А ты будешь кому-то отправлять? — Мне никто из девушек не нравится. — Вот как. Значит, вновь одинокий день святого валентина. — Почему одинокий? — изумился Чун Юнь. — Ты можешь прийти ко мне фильм посмотреть. Пиццу закажем. — Мальчишник предлагаешь устроить? — А почему нет? — Забились. Они стукнулись кулаками и остались сидеть за пустым столом ещё какое-то время. Син Цю напрочь забыл о времени, разговаривая со своим новым другом, который был как новая книга, с красочной обложкой и богатым внутренним миром. Староста мог хоть обчитаться, но так и не дойти до финала, потому что автор ещё не решил, чем закончится эта история. От того было и интересно разговаривать с ним о всякой всячине, как ни с кем другим. Так пролетел ещё один урок, а отмазку для учителей Син Цю так и не придумал. Пришлось сказать: «Мы в пробку попали», потешив самолюбие Чун Юня.***
— Чжун Ли вернулся? — Син Цю чуть не выронил учебники, узнав такую счастливую новость прямо накануне дня валентина. Забавно, если глава студсовета вышел с больничного, чтобы посмотреть, как школа наполнится позитивом, романтикой и, возможно, неестественным запахов каких-то масел. — Он уже в кабинете? Тарталья остановил парня и, взяв за плечи, развернул к себе, смотря на друга неловким взглядом. Он не знал, как подступиться, что сказать, чтобы Син Цю понял его без лишних слов и подробностей, и из-за того, что рыжий юноша молча шмыгал носом, собеседник продолжал невинно хлопать глазками и привлекать внимание проходящих учеников. — Понимаешь, они там сейчас с Нин Гуан… Немножко хотят поговорить. — Это ты теперь так называешь? — нахмурился Син Цю и скинул руки со своих затёкших плеч. — Я понял, зайду за вещами и пойду в другое место работать. — Я знаю, что тренажёрка пустая и свободная. Остальные кабинеты все заняты, кружки же, — Тарталья шмыгнул вновь, и Син Цю не удержался, передал другу платок, на который тот посмотрел, как на святое подношение. — Я тебе валентинку подарю, обещаю! — Только не с сопливым платком, — с улыбкой добавил парень и двинулся в сторону тренажёрки, в которой обычно пахло потом, железом и бинтами. Это место никак по-другому назвать было нельзя, как не «комната пыток». Когда на улице было слишком холодно, многие классы занимались с тренажёрами, а учителя ещё сильнее гоняли бедолаг. Син Цю до сих пор помнил, как вышел из кабинета с дрожащими коленями, спорт — это всё-таки не его стезя. Единственное, что ему было под силу, как считал сам парень — учиться, руководить, исправлять ошибки и слушать чужие проблемы. В этом он был хорош. Син Цю работал мозгами и гордился этим, а нагрузка, пускай и незначительная, его утомляла, иногда парню было за это даже стыдно. В школе было три этажа, не считая подвал, и, поднимаясь с первого на последний, староста уже мог попрощаться с ровной дыхалкой, а по пути в кабинет вполне прерваться на отдых: постоять, почитать, помечтать. Иногда Син Цю хотелось бы быть другим: уверенным, сильным, ловким, не таким «идеальным», каким его видели учителя. Они ведь понятия не имеют, какие ученики в реальной жизни, как им трудно после школы выйти в большой мир, где всё работает по-другому. Какая польза в мозгах Син Цю, если он не сможет их правильно использовать? Если он выберет не собственный путь и пойдёт по протоптанной дороге, где меньше риска и эмоциональных затрат. Ему хотелось, чтобы что-то подтолкнуло его действовать, вдохновило на свершение. Но этого чуда всё не происходило, возможно, просто потому что и не должно. Никто никому ничего не должен. Поработать в тишине — тоже одна из форм искусств, в которой мысли работают, как течение воды, постепенно, медленно и ровно. Самая продуктивная работа происходила именно тогда, когда ничто не отвлекало Син Цю от неё, и он думал, что сможет выполнить всё заранее, а завтра уйти на мальчишник к своему новому другу Чун Юню, но, подходя к дверям тренажёрки, парень услышал лязг. Заглянув в окошко, староста увидел, как с белоснежной кожи ученика катится пот, мышцы красиво напрягаются, и вены синие выступают. На щеках Син Цю вспыхнул румянец, когда он встретился взглядом со своим новым другом, и никаких вариантов больше не осталось, как помахать ему и тут же выронить половину тетрадей и папок на пол. Парень присел вниз, спрятавшись от взгляда Чун Юня и стал лихорадочно всё собирать, крутя в голове вид выпуклых мышц на крепких руках. Чун Юнь вышел из тренажёрки с тяжёлым дыханием и бутылкой воды в руках, которую он осушил, казалось бы, одним глотком наполовину. Увидев, как кадык соблазнительно прыгал по потной шее, Син Цю опустил голову, скрывая волосами румянец, не уступающий такому же на лице друга. Только он-то покраснел от тренировки, а вот староста… Даже в мыслях не хотелось заканчивать фразу! — Что-то случилось? — спросил Чунюнь, вытерев лицо белой футболкой и обнажив рельефный пресс. — Или просто мимо проходил? — Я думал, здесь никто не занимается. — Вообще, никто и не должен, — ехидно добавил парень, протягивая другу последнюю папку. — Но я ведь плохой мальчик, поэтому я здесь. — Полиция неуместных пошлых фраз за тобой уже выехала, — буркнул Син Цю, закатив глаза. — Так почему ты здесь? Со всей этой волокитой. — Мне поработать нужно, а кабинет пока занят, поэтому я искал тихое место. — Тише местечка и не найди, так что — заходи, — Чун Юнь распахнул дверь пошире и первый зашёл в зал, в котором, как и ожидалось, пахло потом, железом и бинтами. — Я буду заниматься, а ты работай, хорошо? Через полчаса я всё равно уйду. — Да я тоже как-то не планировал… — Син Цю замолчал на полуфразе, когда Чун Юнь вдруг сел на шпагат, устремил руки вверх, а после прижался пальцами к носочку. Тело парня задрожало от боли, но он сжал зубы, терпя боль как можно дольше, пока побеждённый выдох не вырвался из его уст, похожий на жалобный стон. — Задерживаться… — А, вот как, — с отдышкой вставил Чун Юнь. — Славно. Завтра вместе на классном часу сядем? — Да, давай… Неловко было садиться на скамейку, неподалёку от растягивающегося друга, который, к великому удивлению, имел не только крепкие мышцы, но ещё и неплохую растяжку. Пока Син Цю проходился глазами по документам и подчёркивал маркером нужные строчки, Чун Юнь над ухом тяжело дышал, постанывал, становился в неестественные позы прямо перед старостой, не сказать, что специально, но по-другому, увы, никак не скажешь. На лбу Син Цю вспухла вена, он чувствовал её, как новый орган, постоянно вытирал его рукавом, стараясь глазами не пересекаться с телом Чун Юня. Оно манило к себе, так плохо об этом думать и прикрывать своё удовольствие различными папками. Только они и спасали парня от позора. Почему он просто не отказался и не ушёл работать куда-нибудь в столовую? Конечно, там много людей, шум, но всяко лучше, чем чувствовать напряжение в воздухе в пустом тренажёрном зале вместе с сексуальным другом. Син Цю не мог признаться сам себе, что просто не хотел уходить. Нин Гуан и Чжун явно не чай гоняли в кабинете, Тарталья придавался «плотским утехам» со своим забитым и сопливым носом (угораздило же его так удачно заболеть), неужели Син Цю не мог позволить себе… Чего позволить? Парень шумно закрыл папку, вновь не захотев заканчивать в голове фразу, и отложил её к остальным просмотренным. Пряча глаза под волосами, он не увидел, как Чун Юнь украдкой глядел на него, анализировал движения — интересные, несвойственные старосте. Рваные, нервные, как будто ему просто некуда было деть свою энергию. — Син Цю, — староста вздрогнул от голоса друга, что тоже странно. — Ты подаришь валентинки ребятам из студсовета? — Наверное, а что? — парень завёл прядь волос за ухо, кончик которого был краснее спелого помидора. — Может быть, ещё кому-то? Мне просто интересно, нравится ли тебе кто-нибудь в романтическом плане. Син Цю не желал отвечать на эти вопросы, а особенно слышать их от Чун Юня. Хоть он и говорил, что спрашивал лишь из любопытства, выражение лица было отнюдь не беззаботным и лёгким, хотя, возможно, это из-за тренировки, но старосте казалось иначе. — Даже если бы нравился… Что валентинка изменит? — Ничего, наверное, — Чун Юнь остепенился, осознав, что сморозил чушь. — То есть, в зависимости от того, кому ты подаришь! — Вот и поэтому никому не буду. Мне не нужна невзаимная любовь. И лишние нервы. — Ты и так много нервничаешь, по тебе видно. Весь дёргаешься. — Неправда, — буркнул Син Цю. — И ногой трясёшь, — староста тут же остановился, услышав от друга это замечание, будто ничего и не было. — Знаешь, я иногда смотрю на Тарталью и думаю, этот человек такой счастливый. — Почему? — Потому что он каждый день видит твоё прекрасное лицо, — подмигнул Чун Юнь. — Убил, — театрально схватился за сердце Син Цю и поднёс руку ко лбу, как девушка, теряющая сознание. — Как тебя с таким пикапом ещё девушки не разобрали? — Потому что на очереди сначала парни, — вновь подмигнул Чун Юнь, но в этот раз слишком забавно, и Син Цю не смог сдержать смех, который держал в себе, казалось, лишь для этого парня. — А вообще, ты правда хороший друг, — он встал на трясущихся ногах, попытался их размять, и через время стоять стало легче. — Рад, что ты завтра придёшь. Скинь мне кстати виды пицц, которые ты любишь. Вдруг тебе захочется острого, а я его просто ненавижу. — Хорошо, я скину, — ответил Син Цю, заметив, что Чун Юнь начал собирать вещи. «Хороший друг» — парень прокрутил в голове эту фразу и вновь опустил взгляд на нудный текст с отчётами. «Хоть бы завтра не пришлось таскать много валентинок по классам» — с этой фразой Син Цю попрощался с Чун Юнем и полностью погрузился в работу.***
Син Цю с удивлением и страхом посмотрел на свой рабочий стол, заполненный в день валентина, кто бы мог подумать, горой валентинок. Сначала парень подумал, что их нужно разнести по классам, но ребята из студсовета убедили, что они адресованы именно ему. От последнего урока учеников освободили — хорошая возможность отдохнуть или уйти пораньше, но теперь Син Цю было интересно, от кого всё это. Парень сел на своё место, по привычке развёл кофе в кружке, будто собирался усесться за работу, и нашёл в горе валентинок те, которые сделали его друзья из студсовета. «Оставайся таким же милым и усердным. Не забывай проверять документы!» — гласила валентинка от Нин Гуан. — Что читаешь? — Чжун отвлёк парня от чтения, извинившись с доброй и мягкой улыбкой. Глава был таким высоким, с широкими плечами, неудивительно, что у него столько поклонниц, клюнувших на его внешность и фигуру. После болезни его волосы отросли сильнее, и теперь он заплетал чёрные пряди в аккуратный хвостик. Син Цю обнял Чжуна от радости встречи, всё-таки вчера им увидеться не удалось из-за его «разговора» с Нин Гуан, а сегодня парень был занят уроками, ведь отчётные экзамены перед весной никто не отменял, даже день святого валентина. Чжун даже смог поднять друга над землёй во время объятий, что повлекло за собой смех с обоих сторон и добрый взгляд глаза в глаза. Син Цю сильно скучал по нему. — По-моему, тебе даже больше прислали, чем мне, — подметил глава, оглядев свой стол, на котором действительно валентинок было меньше. Син Цю аж опешил. — За время моего отсутствия ты стал таким популярным. — Я просто стал чаще ходить по классам и общаться с людьми, выполняя твои обязанности, — староста неловко почесал затылок. — Видимо, приглянулся. — Да я вижу, — хмыкнул Чжун. — Зашёл отдать тебе лично, — темноволосый протянул другу валентинку с золотым бантиком на обложке. Развернув, Син Цю увидел короткую надпись «Ты подобен цветению глазурной лилии». На глазах парень растаял. — Я не мастер в красивых словах, но надеюсь, тебе смог угодить. — Был бы девушкой… — Син Цю умолк, рассмеялся своим мыслям и добавил: — Ну, ты сам понимаешь. — Конечно. Не засиживайся сегодня. Отдохни. — Спасибо тебе за валентинку! Удачной дороги! Парни помахали друг другу на прощание, Син Цю вновь остался один в кабинете студсовета, но на сердце стало ещё теплее. И это лишь от каких-то красивых слов, написанных на бумаге. Это была магия слова. Син Цю несложно было представить, как Чжун Ли произносит эту фразу, и от этого только сильнее хотелось раскраснеться. Умеет же он засмущать, как только Нин Гуан с ним уживается, такая сильная, рассудительная, а рядом с ним маленькая и беззащитная. Интересно, как поменяется Син Цю, когда встретит свою половинку? Осталось лишь гадать. «Оставайся таким же маленьким, мой любимый подлокотник, и пей меньше кофе, он вредит здоровью и зубам. Твой лучший друг навеки, Тарталья» — гласила записка этого, удачно подбирающего слова, юноши. Син Цю не заметил, как пролетел урок, а он всё читал и читал валентинки, прокручивал в голове фразы на них и думал, чем же ему удалось так зацепить его подопечных. Он не считал себя очень уж красивым, даже симпатичным трудно было назвать, потому что вокруг было так много парней, и Син Цю среди них отличался лишь умом. В спорте ему не везло, дружб с девушками не водил, только с Нин Гуан были хорошие партнёрские отношения. Син Цю с ужасом осознал, что одна валентинка пришла от одной первогодки, которая однажды привлекла большую часть парней на физкультуре своим декольте. Старосте стало неловко, и он с румянцем взял в руки последнюю валентинку. «Прозрачная волна у белых берегов, Раскинутых, как белоснежный шарф, Порой бурлит, но к берегам не подойдет, Так — ты ко мне. И полон я тоски…» Парень замер после прочтения, глазами пытался найти отправителя, но послание оказалось неподписанным. Староста разочарованно выдохнул, а в голове пронеслась фраза: «Мой тайный Валентин». Почему же отправитель не захотел, чтобы его узнали? В дверь постучали, и в кабинет заглянула светлая макушка Чун Юня. Он оглядел комнату и, убедившись, что Син Цю один, робко спросил: — Ну что, идём? По дороге пиццу закажем. — Д-да, извини, я задержался, — Син Цю незаметно сложил таинственную валентинку в сумку, но это не спряталось от глаз Чун Юня. Парень довольно улыбнулся и отвёл взгляд.***
Оказалось, вкусы у парней так же различаются, как и увлечения, внешность и мировоззрение. Но всё же, они не были полными противоположностями, скорее, разными оттенками одного цвета. Дом Чун Юня находился в тихом районе, соседи не позволяли себе шуметь, казалось, даже собаки не смели разрывать это спокойствие. Син Цю привык жить в квартирах и уже не представлял жизни на этажах ниже пятого. При переездах его родители постоянно выбирали чуть ли не крышу, чтобы свысока смотреть на всех, или же это просто совпадение. Квартира же Чун Юня находилась на третьем этаже, и когда парень пошёл по лестнице, то стыдно стало вызывать лифт, как бы Син Цю не устал по пути. Дорога от остановки затратила много сил, а поднятие на третий этаж, казалось, хилое тело не осилит и не доживёт до пиццы. Чун Юнь ловко перепрыгивал через несколько ступенек, а Син Цю тяжело переступал на одну, потом на другую. Достигнув нужной квартиры, староста осознал, какая томная у него отдышка. — Что у тебя по физре? — невзначай спросил Чун Юнь, прокрутив ключ в замочной скважине. — Да я отличник, — выдохнул парень, освободив мокрую шею от шарфа. — А что? Сомневаешься? — Только что убедился. — Какую пиццу будем заказывать? Оказалось, Син Цю любит везде чувствовать сладость и не сильно жаловал морепродукты, а Чун Юнь наоборот их обожал, особенно в холодном виде. Вот и решили заказать две пиццы: одну — со сладким соусом барбекю, а другую — с креветками. Курьер пришёл быстро, парни не успели ещё выбрать фильм и разложить посуду около заранее подготовленного места с мягкими подушками. Не хватало только свечей для настоящего романтического гнёздышка. Чун Юнь реально готовился к этому дню. Син Цю удобно устроился на подушках, взял телефон, чтобы скоротать время, пока парень на кухне готовил чай для старосты, а себе разливал колу со льдом, несмотря на холодную погоду. Кажется, он был слишком закалён для этого мира. Звон в дверь отвлёк Чун Юня, и он, вытирая руки об футболку, последовал встречать, как оба парня подумали, курьера. С коридора запахло ароматной пиццей, и Син Цю вдруг почувствовал, насколько он был голоден. Чун Юнь аккуратно занёс коробки с фастфудом в одной руке, поднос с напитками в другой и положил всё на прикроватный столик, такой широкий, что на нём поместился ещё и ноутбук. Наконец, и сам Чун Юнь уселся, не стесняясь соприкасаться с Син Цю, как бы случайно, коленками, затем плечами, а у старосты голова кружилась. Ему очень не хватало охладить свой мозг колой со льдом. — Хорошо, ужастик тогда, — заявил Чун Юнь, став вбивать какое-то название в поиск. — Тебе сегодня пришли валентинки? Парни глянули друг на друга, оба ошарашенные от услышанного. Син Цю смущённо занял рот пиццей, почувствовав, как по языку размазался кисло-сладкий соус. — Две штучки, по-моему, — ответил честно он. — А тебе, я видел, целая гора, — Чун Юнь хлопнул парня по коленке. — Популярный ты мой. — Я сам не ожидал. Только одна валентинка не подписана. — Какая? — равнодушно спросил Чун Юнь. — Тебе неинтересно? — Просто не понимаю, что ты хочешь от меня. — Там стих красивый, — Син Цю достал валентинку из переднего кармана портфеля и передал другу. — Красиво очень. Только не подписано письмо. — Я знаю этот стих. — Знаешь? В интернете видел? — Нет. Сам написал. — Что? — Прозрачная волна у белых берегов, Раскинутых, как белоснежный шарф, Порой бурлит, но к берегам не подойдет, Так — ты ко мне. И полон я тоски… О нет, наоборот: Увы, не я, а ты, Подобно той волне у белых берегов, Раскинутых, как белоснежный шарф, — Ты никогда не подойдешь ко мне… Син Цю и не думал, что его друг будет посвящать ему такие стихи и дарить неподписанную валентинку. Почему же тогда сразу не признался? Может, быть, стеснялся осуждения? Староста в привычной манере запил ком в горле чаем, от волнения не заметив, как лицо Чун Юня приблизилось к нему. Парень холодной рукой прикоснулся к чужому подбородку и развернул его к себе, приблизившись неприлично близко к горячим губам, но так и не касался их. Присмотревшись, Син Цю увидел персиковый румянец на щеках, слишком очаровательно смотрящийся на бледной коже. Староста сам подался вперёд и коснулся слегка шершавых губ, смачивая их своими, оставив руки на напряжённых ногах Чун Юня. Поцелуй заставлял его дрожать, на деле такого невинного и стеснительного, а Син Цю с каждой секундой чувствовал себя увереннее и увлекал друга всё в новые и новые горизонты удовольствия. Чун Юнь даже не знал, что такое может быть. Староста положил чужие руки на свои плечи, заставил обхватить их сильнее, а сам завалился назад, утягивая друга за собой, и он оказался снизу, на мягких подушках, с взъерошенными волосами и томным дыханием. Этот поцелуй приятно вымотал его, хотелось ещё. — Ты же сказал, что тебе никто не нравится, — выдохнул Син Цю. — Никто из девушек. — Ах да, как я мог забыть? — с лёгкой усмешкой произнёс он, притягивая друга за ткань светлой жилетки. — Красивый стих. — Красивый ты. «Мой тайный Валентин».