***
Так называемый media day дался удивительно легко, хотя иногда Джорджу продолжало казаться, что это все — очень реалистичный сон, в котором чем ближе к кульминации, тем выше шансы проснуться разочарованным. Впрочем, сон не заканчивался, репортеры наседали, спортивные каналы снимали интервью, параллельно в гаражах «мерседесов» шла полным ходом переделка болида Льюиса, в который Джордж с его ростом и размером ноги не влезал от слова «никак», из Европы летели новый шлем, сделанный менее чем за сутки, и новый комбинезон. Снова море информации, постоянное присутствие Вольффа, зримое и незримое, инженеры, постоянно что-то уточняющие и делающие с болидом невозможное. — Вы общались с Льюисом после того, как узнали, что будете его замещать? Джордж порадовался, что на нем маска и никто не видит его лица. Обычно его мимика выдавала его с головой. — Нет. Мне кажется, что сейчас он общается только с мистером Вольффом. Мысленно Джордж вздохнул. Его сообщение, как он пару раз мельком успел проверить, так и осталось непрочитанным. Льюису настолько плохо, что ему не до телефона? Но нет, с Тото же он общается. В перерыве между съемками и интервью Джорджа вызвали в гаражи, в голову полился новый поток информации, вытеснил собой все посторонние мысли, и Джордж был этому даже рад. Инженеры «Мерседес» сотворили чудо. Если первая попытка уместиться в болиде Льюиса оказалась почти провальной, то после всех переделок там даже можно было немного шевелиться. Джордж прекрасно понимал, что этот на первый взгляд небольшой дискомфорт за часы тренировок выльется в очень большую проблему, но… он готов был вытерпеть и не такое. Столько людей стараются обеспечить ему максимум комфорта, он справится и не подведет. Необходимость надевать ботинки на размер меньше угнетала особенно сильно, волшебники из гаражей «Черных стрел» оказались не всемогущими. Джордж не смог сдержать улыбку, когда вспомнил, как Боно в шутку предложил укоротить ему пальцы, но к таким радикальным мерам решили все-таки не прибегать. Вернувшись в номер снова ближе к ночи, Джордж попытался собраться с мыслями. Льюис так и оставался вне доступа, дергать его во время болезни не хотелось, да и было категорически неправильно. «Квартет» звал стримить, потому что «отвлекись уже от своей черной подружки!» и «увел у чемпиона тачку и зазнался, что ли?» Джордж решил, что отвлечься не помешает. К тому же его друзья были так уверены в нем и в том, что он способен побороться не только за очки, но и за подиум и за победу, открыто говоря об этом в интервью, что оставлять их без внимания было неправильно.***
Во время тренировок на следующий день Джордж откровенно наслаждался. Это было очень странное наслаждение, приправленное неумолимо нарастающей болью в ногах, плечах и всем теле, но эту боль он ощущал, только когда заезжал в бокс и ждал там следующего выезда на трек. Поступающая информация неплохо отвлекала от неприятных ощущений, Джордж продолжал путаться в кнопках на руле, который не подходил ему по размеру, Боно, терпеливый, как ангел, все разъяснял уже непонятно по какому разу, и Джордж казался себе полным дурачком, неспособным запомнить простейшие вещи… А потом приходило время вновь покинуть бокс, адреналин захлестывал с головой, смывая все неприятные ощущения, и Джорджу хотелось кричать от восторга. Круг за кругом он уверялся, что в будущем хочет сидеть за рулем болида только этой команды. — Джордж, лучшее время у тебя, — голос Боно в наушниках пробился через круговерть мыслей, и Джордж закричал от радости. Быть сдержанным не получалось никак. Он не чаял услышать такое еще как минимум год. И услышал то же самое через несколько часов, когда во время второй тренировки снова показал лучший результат. Когда Джордж окончательно выбрался из болида, он понял, что у него болит все. Вообще все. И непонятно, как получается ходить. Адреналин постепенно уходил, оставляя после себя отекшие суставы и стремительно темнеющие синяки на плечах, которые с трудом умещались в тесный, рассчитанный совсем на другого человека кокпит. Джордж потянулся, чтобы пожать руку Тото Вольффу, и скривился так, что это было заметно даже под маской. Вольфф нахмурился: — Есть кому этим заняться? У Льюиса свой физиотерапевт, и она тоже в изоляции. Джордж снова скривился, но уже не от боли и как можно более незаметно. Да-да, Анжела, все знают Анжелу. Она действительно чудо, и Льюис в надежных руках, но… он мысленно мотнул головой, отгоняя эти совершенно ненужные и неуместные сейчас мысли. — Я думаю, мой физиотерапевт из «Вильямс» поможет мне. Вряд ли у Джека в моей машине столько проблем, — Джордж широко улыбнулся, Тото удовлетворенно кивнул и отошел решать какие-то другие неотложные дела. Врач Джорджа, разумеется, не отказал в помощи и плясал вокруг него несколько часов, только что не причитая в процессе. В итоге Джордж получил дополнительную экзекуцию массажем — клин клином, или как там? По крайней мере, один вид боли сменился другим, хоть какое, а разнообразие. В красках рассказав «квартету» о своих впечатлениях о W11 и выслушав поток поздравлений и язвительных замечаний Ландо, который просто не мог не, Джордж уже совсем было собрался спать и даже нашел более или менее комфортное положение, в котором болело хотя бы не все сразу, когда телефон пискнул о полученном сообщении. — Кому там не спится? Обсудили же все уже, — тихо пробурчал Джордж, размышляя, имеет ли смысл тянуться за телефоном или ну его, завтра прочтет. Смысл был, потому что звук сообщения напомнил о том, что беззвучный режим не помешает. Сообщение было от Льюиса. Короткое и лаконичное, как и предыдущее. «Я смотрел тренировки. Молодец, Тото не ошибся». Джордж сжал в руке телефон, не зная, что ответить… через пару минут он набрал такое же лаконичное: «Спасибо, Льюис. Я стараюсь». Убедился, что сообщение отправлено, но не доставлено, положил телефон, прикрыл глаза и… проснулся по будильнику. И почти сразу же проклял все — встать с кровати оказалось настоящим подвигом. Скрипя зубами и пытаясь потянуться, Джордж добрался до ванной, усмехнулся, что с ванной комнатой загадочно связано не одно большое событие в его жизни, хотя так низменно, как было со звонком Вольффа, произошло, пожалуй, впервые. Мысли об этом развеселили и слегка отвлекли от неприятных ощущений, а еще напомнили о том, что безмолвный телефон остался под подушкой. Охая и постанывая, как старый дед, Джордж вернулся после водных процедур к кровати и пробудил экран. «Доброе утро. Захвати, пожалуйста, сегодня Роско с собой в паддок. Он наш талисман и должен быть в гаражах. Не бойся, он не заразный и послушный. Будет ждать тебя внизу, в холле отеля». Джордж зажмурился, открыл глаза, перечитал. Нет, не показалось. «Без проблем. Будет кому за мной присмотреть». Тут Джордж решился на подмигивающий смайл. Для разнообразия «отправлено-доставлено-прочитано» уложилось в несколько секунд. «Он присмотрит». И смеющийся смайл. Джордж забыл, что у него вообще что-то болело… ровно до того момента, когда понадобилось надеть форменную футболку. Впрочем, его внутреннюю радость это никак не омрачило. Ему нравился представительный и одновременно дурашливый бульдог Льюиса, а тут такое доверие. Льюис же мог попросить кого угодно из команды, а Джордж в гаражах «мерседесов», по сути, вообще случайное лицо… Ко времени отправления на трек Роско действительно сидел в холле отеля в своей шлейке в сопровождении кого-то из служащих и задумчиво чесал задней ногой за ухом. Когда Джордж подошел и взял в руки поводок, ему показалось, что бульдог окинул его оценивающим взглядом. В сочетании с тем, что после этого Роско поднялся на свои кривоватые лапы, фыркнул и потянул его в сторону выхода из холла, видимо, это значило: «Так уж и быть, присмотрю за ним». Уже сидя в трансфере и почесывая развалившегося на сиденье пса за ушами, Джордж отчитался: «Я взят под опеку». И снова почти мгновенный ответ. «Отлично. Удачи!» «Спасибо!» Отправлено. И все. Джордж вздохнул, пожал плечами, потрепал Роско по голове и поплотнее прижал к лицу маску. — Так и живем, друг… Тот в ответ чихнул и прикрыл глаза. В гаражах потискать Роско сбежались, как показалось Джорджу, все. Бульдог вальяжно давал лапу, фыркал, принимал поглаживания по голове и спине, а когда ему надоело, просто развернулся и уковылял в дальнюю часть помещения, где его уже ждали подстилка и миска с водой. — Ну вот, талисман с нами, теперь можно и работать, — Боно поправил очки и посмотрел поверх них на Джорджа, будто только сейчас вспомнил, что в болид сядет все-таки не Роско. — Надеюсь, он принесет удачу и мне, — Джордж глянул в сторону талисмана, который уже успел заснуть и развалиться кверху пузом. Развернулся, чтобы идти переодеваться, и неожиданно для себя столкнулся с Валттери. Джордж вдруг понял, что за три дня, проведенные в этой команде, он ни разу не поговорил с финном. Да, они позировали вместе для фото, снимались в интервью, отвечали на вопросы — и ни разу не общались друг с другом. — Привет! — Валттери улыбнулся и протянул руку для пожатия. — Не ожидал, что Роско приведешь ты. — И тебе привет! Я тоже не ожидал, если честно. Но отказаться от такой чести не смог, сам понимаешь, — Джордж пожал протянутую руку и улыбнулся. — Понимаю. Удачного дня. — И тебе того же. Разговор вышел странный. Джордж стоял, глядя в спину уходящему в свой гараж Валттери, и гадал, зачем тот вообще подошел. Вспомнились возникающие то тут, то там слухи, что под финном якобы «горит» место и ему ищут замену. Джордж в эти слухи не верил. В Валттери он видел опытного хладнокровного гонщика, который каждый раз выкладывался на трассе по полной. Ошибки допускали все, даже Льюис был в этом плане не безгрешен, и говорить о том, что опытного стабильного пилота выгонят из команды за несколько неудачных заездов, было просто глупо. «А ведь он, возможно, видит в тебе конкурента…», — пришла в голову непрошеная мысль, когда, кривясь от накатившего на все тело дискомфорта, Джордж шнуровал гоночные ботинки, они же орудие пыток номер один. Валттери, как и сам Джордж, был одним из подопечных Вольффа, а про босса команды говорили, что он пристально следит за каждым, в ком заинтересован. Джордж мог это подтвердить лично — Вольфф курировал его с семнадцати лет, постоянно незримо присутствуя во всех карьерных продвижениях. Пожалуй, напроситься к нему на встречу с той презентацией было самой удачной авантюрой из всех, что когда-либо предпринимал в своей жизни Джордж. Он застегнул комбинезон, поправил маску, бросил взгляд в зеркало, подхватил шлем и, мысленно матерясь и стараясь не хромать, пошел к болиду. Да, определенно, это была пока что его лучшая авантюра. Вопрос, во что она выльется. К болиду Джордж подошел с выпрямленной спиной и широкой улыбкой, которую не могла скрыть даже маска. Он сделает все, что от него зависит, чтобы оставить о себе не просто хорошее, а самое лучшее впечатление. — Готов? — Боно протянул ему наушники. — В этот раз не гонись особо за временем. Нам нужно качество. Пробуй трассу и повороты, прислушивайся к машине и к рулю. Впрочем, что я тебе объясняю, ты не первый год этим занимаешься. — Боно хлопнул его по плечу, и Джордж от неожиданности все-таки охнул. Выезд на трассу снова вызвал выброс адреналина, Джордж забыл про дискомфорт и боль и сосредоточился на указаниях с мостика, круг за кругом доводя прохождение трассы до идеального, чтобы потом не ошибиться там, где потребуется выжать из болида и из себя все. В гаражи «мерседесов» допустили врача Джорджа, который после тренировки провел еще один сеанс шаманских плясок и причитаний со льдом и массажем, и если из болида после тренировки Джордж выбирался с мыслью «всех ненавижу», то обратно он сел уже с ненавистью к одному конкретному человеку, из-за которого у него продолжало все болеть, хоть и по-другому. — Ну… погнали, — сказал Джордж сам себе. Раньше для него все чаще всего заканчивалось на втором сегменте, и пока более быстрая половина пелетона бодалась с «мерседесами» за первый ряд, Джордж обычно уже общался с прессой, работал с инженерами или сразу уходил отдыхать. — Это третий сегмент, ты прошел дальше, — голос Боно в наушниках звучал, по мнению Джорджа, слишком спокойно. Да, они с Вольффом много раз говорили, что от него не ждут звезд с небес, но звезд очень хотелось. Джордж снова закричал от радости. Третий. Такой недоступный для него раньше третий сегмент. Выплеснув радость, он искренне понадеялся, что никого не оглушил своим воплем. Сердце колотилось как бешеное, самое главное было впереди. Короткие круги, микроскопически малые разрывы по времени. Джордж вспомнил о Валттери. Опытный Валттери в идеально подходящем ему болиде, который просто не может себе позволить, чтобы его обошел какой-то мальчишка. Злющий Макс, который спит и видит себя на поуле впереди «мерседесов». Будет тяжело. Очень. Отдельно Джордж порадовался за прошедшего в третий сегмент Шарля. Красным в этом году тяжело давалось все, Шарль весь сезон изо всех сил держал лицо, но Джордж знал, насколько его другу трудно. Каждый проход в десятку для него был выстрадан, иначе и не скажешь. — Джордж, это Тото, — внезапно раздалось в наушниках. — Покажи все, на что ты способен. И ни на кого не оглядывайся. — Сделаю все, что смогу! — дождавшись сигнала, Джордж выехал на питлейн.***
«Двадцать шесть тысячных, ну кааак?!» — страдал в чате «квартета» Алекс, очень переживавший за своего друга. «Ну, вот так. У Валттери, в отличие от меня, больше опыта и меньше проблем с обувью». Джордж отправил в чат ржущий смайл и со стоном вытянул ноги. Скоро должен был снова прийти физиотерапевт и устроить очередной сеанс пыток, чтобы привести его в порядок к завтрашнему Гран-при, а пока что можно и поразмышлять. Двадцать шесть тысячных. Он и сам не знал, как так. И, по сути, не мог себе вообразить этот промежуток времени, на который он отстал от Боттаса, когда такой близкий и манящий поул ускользнул от него в черную арабскую ночь. — Ты заставил меня понервничать, — не скрываясь, заявил Валттери после завершения квалификации, и это был неплохой комплимент. — Видимо, недостаточно. Они посмеялись, стукнулись кулаками и на этом разошлись. Чат «квартета» переключился на четвертое место Шарля, точнее, не столько на него, сколько на то, как офигевший от своего результата Шарль завершил на этом все попытки и свалил в ночь. Замигало уведомление о сообщении в другом чате. Джордж не поверил своим глазам. Льюис. «Я смотрел квалификацию и снова убедился, что Тото сделал наилучший выбор. Не переживай из-за поула, это не та трасса, где он имеет значение. У Валттери опыт и болид, который делали для него. Сосредоточься на завтрашнем дне». Льюис писал короткими сообщениями, и Джорджу представилось, что если бы тот говорил, то прерывал бы так фразы из-за нехватки воздуха. «Я все это понимаю. Просто расстроен. Спасибо за поддержку, Льюис. Мне это важно». Подумав, он решился и дописал: «От тебя — особенно важно». Доставлено. Получено. Тишина. Джордж вспомнил, как после квалификации получил очередное сообщение от Льюиса. «Когда вернетесь в отель, напиши мне, пожалуйста, из холла и довези Роско до десятого этажа, а там просто выпусти из лифта, дальше он сам найдет дорогу». Ни слова ни о тренировке, ни о квалификации. Джордж тогда подумал, что Льюис, наверное, ее и не смотрел. Отчитавшись о прибытии и доставив Роско на нужный этаж, он наблюдал, как тот ковыляет по коридору к приоткрытой двери одного из номеров и протискивается в щель, радостно пытаясь вилять обрубком хвоста. Лишь после того, как дверь за собакой закрылась, Джордж отступил обратно в лифт и отправился к себе. В дверь постучали — пришло время мучений. Этим вечером сеанс экзекуции оказался особенно жесток, но зато отвлек от разного рода размышлений, большей частью все-таки наполненных азартом и предвкушением, частью невеселых, а местами… таких, о которых расскажешь далеко не каждому, а после Джордж в очередной раз уснул мертвым сном. — Чтоб я так спал каждый раз, когда нервничаю… — пробормотал он, тыкая утром в будильник в попытке его отключить. — Но нет же… Осталось выдержать один день. Самый важный день. Джордж не мог припомнить, как давно такое было, что перед ним на старте свободная трасса и никого нет, о чем он даже искренне сказал в интервью, и собирался извлечь из этого все, что возможно. Если, конечно, сможет добраться до гаражей. Как он и ожидал, боль накапливалась каждый день, и игнорировать ее становилось все сложнее. — Я смогу, — твердо сказал Джордж своему отражению. В этот раз Роско в гаражи, видимо, сопровождал кто-то другой, потому что когда Джордж пришел на место, бульдог уже спал на своей подстилке в излюбленной позе. «Так и мазохистом можно стать», — думал Джордж, пытаясь устроиться в болиде в последний за этот уикенд раз. Предвкушение, азарт, восторг и боль во всем теле смешались в совершенно феерический коктейль ощущений, который заставлял Джорджа чуть ли не вибрировать от нетерпения, когда болиды, наконец, выстроились на решетке после прогревочного круга. — Я смогу, — беззвучно шевельнул он губами за мгновение до того, как погасли красные огни и все понеслось по почти девяти десяткам кругов… наверное, очень странного, но все-таки персонального рая Джорджа Расселла, рая, ограниченного тесным кокпитом болида Льюиса Хэмилтона. Рая, который под конец обернулся адом. И, что самое обидное, не по его вине.***
Соцсети снова взорвались и бурлили. Отовсюду на Джорджа смотрело его собственное лицо с подписью «Гонщик дня по мнению фанатов», перемежающееся зацикленным душераздирающим видео, как он ложится на газон. На Джорджа снова сыпались посты, сообщения, комментарии, отметки… от которых хотелось спрятаться подальше. Ему казалось, что он не справился, несмотря на все сказанное Тото, Боно, друзьями, родными, родителями… Да, не его вина, да, стечение обстоятельств, да, ошибка команды, не его ошибка, он не сделал ошибок… но и не оправдал ожиданий. Прежде всего, своих. Команду, как оказалось, оштрафовали, и Джордж точно знал, что за подобное штрафуют не только денежно, но судьи почему-то сохранили ему эти выстраданные три очка… пожалели, не иначе. Макс в интервью (да и не упустив случая сказать это лично) язвил, что Джордж выбрал идеальный момент, чтобы прилечь перед камерами. Джордж мог бы ему ответить, что он ничего не выбирал и просто хотел уйти, но было нельзя (точнее, можно, если ты Кими… но Кими может быть только один), а ноги после всего пережитого тем вечером уже просто не держали. Но Макс все равно не поверил бы, поэтому Джордж предоставил терзать Макса «квартету», тем более что друзья особо и не спрашивали разрешения, а сам просто лежал и мечтал, чтобы все это ему все-таки приснилось. Наверное, он просто неудачник, и этого не исправит даже самая лучшая машина. Телефон продолжал раздражающе вибрировать и попискивать, Джордж потянулся за ним, чтобы выключить звук и сунуть его подальше. «Это не последняя твоя гонка. И в ее результате нет твоей вины. Возможно, потом я пересмотрю и изменю мнение, но пока что в тех обстоятельствах, что сложились у тебя, скорее всего, и я бы не проехал лучше. Поэтому выше нос и только вперед». Более увесистого одобрения Джордж, пожалуй, представить себе не мог. Все еще хотелось плакать, да и чертовы слезы текли сами собой, стоило мысленно вернуться в тот ад, в который превратился для него Гран-при. Но если Льюис это серьезно, то… Джордж понял, что этой ночью он, пожалуй, все-таки сможет заснуть. И вибрирующий телефон перестал раздражать. И он поверил во все те теплые слова, что сыпались на него из постов, сообщений и комментариев. Иногда, чтобы стало лучше, нужно очень мало. Или очень много, смотря как расценивать. «Спасибо. Мне очень важно было это услышать». В этот раз Джордж не стал дописывать «от тебя». Отправлено. Доставлено. Прочитано.***
Чувство неудовлетворенности никуда не уходило. «Я могу лучше», — думал Джордж. Все, чего он хотел на Рождество, это еще один шанс. Льюис больше ему не писал, гоночный мир замер в ожидании, Тото и Боно постоянно были на связи, шли разговоры о дальнейшей «подгонке» болида Льюиса под Джорджа. Второй шанс маячил на горизонте и нервировал Джорджа до крайности. Он боялся надеяться, боялся предвкушать, боялся… что Льюис болеет тяжелее, чем Тото рассказывает прессе. И одновременно стыдно надеялся, что он проболеет подольше. Двойственные чувства раздирали изнутри, Джорджу они не нравились, он раздражал сам себя тем, что вообще может думать такое про Льюиса… Во вторник вечером тот объявился в инстаграме, и Джордж возненавидел себя еще сильнее, противоречивые чувства стали раздирать его с удвоенной силой, вплоть до того, что ему захотелось заболеть самому, чтобы все это просто закончилось и перестало его мучить. А Льюис… Льюис выглядел… обычно. Не больным. Он больше не написал ни одного сообщения, и Джорджа это угнетало… «Дай хоть знать, как ты себя чувствуешь, что ты планируешь, ты сказал всем… черт, черт, черт… дурацкая надежда, лучше бы и дальше все болело, хоть как-то отвлекло бы…». Джордж мучился неизвестностью. Ни Вольфф, ни Боно ничего не говорили, обсуждали с ним только технические вопросы и задачи. Утечки информации что ли боялись… ну так Джордж вроде показал, что умеет молчать, еще на прошлой неделе, уже за сутки до официального объявления зная, что именно он заменит Льюиса. «В четверг с нами ты. Еще ничего официально не решено. Будь готов». Вольфф с его четкостью и лаконичностью. Чем дальше, тем больше зрело дурацкое ощущение, что его дразнят. Что на самом деле уже все давно решено, как на прошлой неделе решили с ним, но на media day должны присутствовать два пилота от команды, а Льюис, наверное, просто не успевает… Джордж гипнотизировал телефон, огрызался на друзей, за что отгреб от Ландо «променял нас на новую машину», от Шарля — сочувственное молчание, а от Алекса — поток утешений и виртуальных обнимашек. Пришлось извиняться, причем прежде всего перед Алексом, которому самому требовалась поддержка в сложившейся вокруг него ситуации, а про Ландо Джордж знал, что тот за него тоже переживает, только выражает это весьма специфическим образом, к которому просто надо привыкнуть. В четверг вечером, наконец, анонсировали Льюиса, и маленькая предрождественская сказка для хорошего, но очень неудачливого мальчика Джорджа Расселла подошла к концу. Его продолжало разрывать от радости, что Льюис в порядке настолько, что может сесть в машину, и от злости, что все так быстро закончилось и придется… тут Джордж взял себя в руки. «Вильямс» были его второй семьей, он ни разу не кривил душой, когда он говорил об этом. Это ЕГО команда, там его любят, там ему тоже дали шанс попробовать себя в другом месте, помогали как могли, предоставили физиотерапевта, когда он думал, что не сможет встать от боли, и это уже достаточный повод для того, чтобы быть благодарным и делать для них все, на что он способен. Даня как-то раз упоминал русскую поговорку «в гостях хорошо, а дома лучше». Льюис возвращался в свой дом, а Джордж — в свой. И это было правильно. Призрачный шанс окончательно растаял на горизонте. Джордж влез в свой бело-голубой комбинезон, сфотографировался и… «Черт подери, сколько можно реветь, хорошо, меня никто не видит… — он хмыкнул и мотнул головой. — Да, если бы меня сейчас увидел Ландо, точно всю жизнь бы это припоминал… и был бы прав». В инстаграм улетел очередной пост, Джордж скинул комбинезон, вытянулся на кровати… и проворочался полночи, раздираемый все теми же двойственными чувствами, которые только сделали вид, что его покинули. «Да твою ж мать… что у них там распыляли в гаражах, что я спал как труп? Мистер Вольфф, а можно мне пару-тройку доз до конца уикенда?»***
«Машина не в том состоянии, в котором я ее оставил. Баланс нарушен, и мы никак не можем привести ее в порядок». Джордж раз за разом перечитывал интервью Льюиса и кусал себя за нижнюю губу, пока не прокусил ее до крови. Здравствуй, новое чувство вины, он еще и машину Льюису испортил. Он откинулся на кровать и снова принялся жевать губу. Эти слова так не вязались с тем, что Льюис ему писал весь прошлый уикенд. От температуры, что ли, у него тогда крыша поехала, что он такой доброжелательный был? Еще одна надежда махнула хвостом и скрылась в черной арабской ночи. Джордж чувствовал себя выжатым, разочарованным в жизни и в людях и никому не нужным. Тренировки шли через одно место, после «мерседеса» его родной «вильямс» казался просто неуправляемым, несмотря на все усилия. Как оказалось впоследствии, именно обломок его собственного болида проткнул ему в Сахире колесо. Комбо. Если бы можно было напиться, Джордж бы это сделал. Но, увы, завтра квалификация, и нужно будет снова всеми силами продираться во второй сегмент… Джордж вздохнул, поднялся с кровати и вышел в коридор.***
— Кто там? — Джордж за лаем Роско едва расслышал голос Льюиса. Лай, впрочем, был, похоже, радостный, и то хорошо. — Это Джордж… — он вздохнул и продолжил. — Я хочу извиниться. За машину. Он очень хотел увидеть Льюиса не издалека, как сегодня днем в паддоке, когда не было времени не то что подойти к кому-то на другом краю питлейна, а даже с Ники парой слов перекинуться, а так, чтобы посмотреть в глаза. Джордж не понимал, чем заслужил такое отношение. Да, по сути, Льюис не сказал ничего обидного, просто констатировал факт, но это задело за живое. Испорченная машина. Самое важное, что есть у гонщика. И виноват в этом Джордж. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и первым Джордж увидел Роско. Тот уже не лаял, дружелюбно вилял своим подобием хвоста и сопел. — Ты ему нравишься, — хмыкнули из-за двери, и проем открылся шире. — Заходи, коридор — не лучшее место для извинений. Джордж все-таки присел на пару секунд потрепать Роско по холке и зашел в полутемный номер, прикрыв за собой дверь. Несмотря на поздний вечер, Льюис не спал. Кровать была не разобрана, а островок жизни сосредоточился у стола, рядом с которым стояло кресло. Там горела лампа, лежала обложкой вверх раскрытая книга и стояла чашка с чем-то недопитым. Джордж принюхался, но ничего не почувствовал. Льюис снова опустился в кресло, а Роско уковылял в дальний угол и вытянулся на подстилке. — Тебе не за что извиняться, — внезапно произнес Льюис. Джордж вздрогнул от неожиданности, а тот продолжил. — Это все технические моменты, которые были необходимы и не оставляли выбора. Я просто констатировал факт, что после переделок машина стала другой, а не обвинял тебя. — Он улыбнулся. — В конце концов, это же не ты решил самовольно залезть в мой болид и все там поменять. — Нет, не я… — Джордж сглотнул. — Это Тото зачем-то решил меня туда засунуть. — Тогда за что ты собирался извиняться? За то, что ты такой, как есть? Льюис улыбался, эта улыбка обезоруживала и успокаивала. «Я сам себя накрутил, он не имел в виду ничего такого», — подумал Джордж. — Тогда извини за то, что я к тебе приперся в ночи и мешаю отдыхать… — Джордж снова сглотнул и решился. — Как ты себя чувствуешь? Льюис пожал плечами: — Могло быть хуже. Я считаю, что отделался легким испугом, хотя, если честно, мне давно не было так паршиво. Редко болею. Но метко, как оказалось. Джордж понял, что прислушивается к тому, как Льюис говорит. Не оставляло ощущение, что с ним что-то не так. Вроде бы привычные интонации, привычно текущая речь… и паузы. Паузы между фразами. Джордж понял, что Льюис еще до конца не восстановился и ему, похоже, тяжело даже разговаривать лишний раз, а он тут приперся со своими ненужными извинениями… — Я очень рад, что тебе стало лучше. Извини, что потревожил. Я пойду, наверное… — Как твои плечи? И пальцы с коленями? — Вопрос застал Джорджа врасплох, он уставился на Льюиса, не веря, что тот может этим всерьез интересоваться, а тот продолжил. — Ты какие-то ужасы в интервью рассказывал, и в самом деле так тесно и неудобно было? — Было. — Джордж повел плечами и поморщился. — И до сих пор есть. Мой физиотерапевт устраивает надо мной шаманские ритуалы каждый день, так что ноги уже более или менее, а вот плечи… лучше даже не спрашивай. — Не буду. — В полумраке сверкнула белозубая улыбка. — Могу вместо этого предложить руку помощи. Две. Тем более раз уж вы с моей машиной друг от друга пострадали. Что ты на меня так смотришь? — Да так, ничего. Льюис Хэмилтон предлагает сеанс массажа. Мне нужно это осознать. Джордж ерничал, пытаясь скрыть растерянность и непонимание. Наверное, он там, у себя в номере, просто заснул, а Льюис — это плод его больной фантазии. Ну, потому что такого не может быть. Плечи между тем предательски заныли, требуя принять предложение немедленно, а Льюис рассмеялся его словам… и внезапно закашлялся. Приступ прошел быстро, несколько частых вдохов и выдохов, и он снова с улыбкой посмотрел на Джорджа — Извини. Я не заразный, мне сказали, что это последствия и они меня будут преследовать не меньше месяца. Веселее всего будет, если мне прямо перед гонкой намерят температуру. — Кошмар… — Джордж поежился. — Врагу такого не пожелаю, — согласно кивнул Льюис. — Знаешь… Если бы это была середина сезона, я бы отлежался еще минимум неделю, и ты бы снова поехал за меня. Я догадываюсь, что тебя никакая боль не остановит, да и Тото рассказывал, что ты очень упертый и перфекционист, хорошие, кстати, качества, оба. Джордж снова растерялся от таких откровений. — Но сейчас ты уже все выиграл, зачем тебе этот Гран-при, тем более если ты себя плохо чувствуешь? — А если это мой последний Гран-при? Мой контракт действует до конца года, новый я пока не подписал, а у Тото теперь есть отличный вариант на замену. — Льюис подмигнул Джорджу. — Плохой Хэмилтон не дал хорошему мальчику Расселлу второй шанс, ах он негодяй! — Льюис расхохотался, в этот раз обошлось без кашля, и приглашающе махнул рукой, указывая на ковер у своих ног. — Джордж, у тебя и без того большие глаза, ну не надо так смотреть. Предложение обеих рук все еще в силе. Джордж сделал пару шагов и уселся спиной к Льюису на ковер. Происходящее продолжало напоминать сон, только он стал еще и абсолютно сюрреалистичным. Смеющийся Льюис, полутемный гостиничный номер, сильные пальцы, разминающие многострадальные плечи. Джордж за много лет столько всего думал про эти пальцы, и не только про пальцы, и сейчас мог только радоваться, что в комнате темно и, может быть, Льюис не заметит, насколько охотно он принял его предложение. А Льюис продолжал говорить, не прекращая разминать плечи Джорджа. — Есть такой немаловажный момент в нашей работе. Не всегда, и «Макларен» тому пример, но чаще всего фанатам не нравится, когда у гонщиков в команде все ровно и спокойно. Люди в своем большинстве хотят зрелищ не только на трассе, но и за ее пределами. Соперничества, искр, грызни, всего того, что вызывает эмоции. — Как было у вас с Нико… — тихонько пробормотал Джордж, млея от того, что творил Льюис с его плечами, но все же стараясь держать в голове нить разговора. — Да, как было у нас с Нико. И как нет у нас с Валттери. — К чему ты это? — Джордж охнул, когда Льюис как-то хитро сжал ему шею и болевшую несколько дней мышцу, наконец, отпустило. — К тому, что, возможно, в будущем ты станешь моим напарником. И все те, кто меня ненавидит, будут тебя любить. Даже просто потому, что когда-то давно я не дал тебе шанса, а ты все равно смог. — Это будет очень странная любовь. И не очень правильная. — Безусловно. Но такое всегда добавляет адреналина. Я же не говорю, что мы с тобой реально должны быть врагами и грызть друг другу глотки. Мне бы этого не хотелось. — Ты так говоришь, будто я уже твой напарник. — Еще нет. Но начинать подготовку лучше все-таки не в последний момент. Джордж снова охнул — еще одна доставляющая мучения мышца расслабилась и перестала болеть. — Ты не только на трассе волшебник. — В этом я еще пока только ученик. Настоящая волшебница застряла в Бахрейне. Джордж очень надеялся, что в полумраке и со спины было незаметно, как он поморщился. — Она в порядке? — В полном. Отдохнет немного. У нее бессимптомное течение, но мне кажется, ее замучил я. Ты же знаешь, как мужики болеют простудой. Джордж вспомнил, как мама обычно бегала вокруг внезапно рассопливившегося отца, и тихо засмеялся. Льюис меж тем продолжал разминать ему плечи и не спешил прекращать это занятие. Джордж, расслабленный его действиями, не то чтобы задремал, он не мог сказать, что ему снился сон, скорее разыгралось воображение… полутемный номер гостиницы и Льюис с его массажем вызывали из глубин подсознания все самые потаенные и смелые мысли и фантазии, которым, как Джордж всегда думал, никогда не суждено стать реальностью. Хотя вот… гонку на мерседесе Льюиса он уже проехал. Сидит ночью у него в номере и наслаждается самым потрясающим в жизни массажем. Наверное, арабские ночи и в самом деле волшебные. Как и почему он вдруг потянулся к руке Льюиса, Джордж не осознал. Из мира грез его вывело то, что тот прекратил разминать его плечи и вместо этого совершенно недвусмысленно поглаживает большим пальцем тыльную сторону его кисти. Джордж понял, что краснеет — и от того, что сделал, и от того, как Льюис на это ответил. — Ммм? — донеслось сверху вопросительно, и Джордж оглянулся назад и вверх, невольно упершись из-за этого затылком Льюису в бедро. Тот улыбался… и не прекращал гладить его руку. «Вот сейчас я точно сплю». Джордж облизнул губы, Льюис почти одновременно сделал то же самое и склонился к нему ниже: — Если что, это не входит в обязательную программу отношений между напарниками. Но мы пока и не напарники. Когда Льюис его поцеловал, Джордж решил, что нет, он не спит. Он уже умер, разбился к черту в Сахире на том «мерседесе», прошел через чистилище и попал в рай.***
Бессчетное число раз Джордж представлял, как это может быть, и оказалось, что он ошибался каждый раз. Не один раз до этой ночи он целовался, да и не только целовался, с другими мужчинами, и прекрасно знал, что и как представлять, но все равно реальность не шла ни в какое сравнение даже с самыми яркими грезами. У Льюиса были теплые мягкие губы и жесткий и властный язык, которому Джордж не мог и не хотел сопротивляться, позволяя ему делать со своим ртом все, что тот пожелает. Так и замерев в неудобной, перекрученной позе, Джордж боялся шевельнуться и тем самым разрушить то, что с ним происходит, то, что с ним делает Льюис… Но момент все равно в итоге был испорчен. Предательские мышцы шеи прошило внезапной болью, да так, что Джордж дернулся и вскрикнул. Льюис отстранился, и во взгляде его отчетливо прочиталась тревога. — Моя шея оказалась против… — Джордж полуосознанно облизнул губы, будто в попытке почувствовать остатки вкуса этого поцелуя, чтобы запомнить его крепче, не в силах оторвать взгляд от черных бездонных глаз. — Иди сюда, — улыбнувшись, Льюис потянул его к себе. Мгновение, и Джордж понял, что уже сидит лицом к Льюису, оседлав его колени. — Да… так гораздо удобнее, — и об этом Джордж думал очень часто. Арабская ночь оказалась полна чудес и неожиданностей. Таких, например, как руки Льюиса на спине, горячие даже через ткань футболки. Или уже не тревожные, а снова смеющиеся глаза, на дне которых мерещилось что-то такое, за чем хотелось нырнуть и никогда не выныривать. Льюис никуда не спешил и просто молча продолжал гладить его, легко скользя ладонями от плеч до пояса, не опуская руки ниже, давая возможность подумать и решить, как поступить дальше. Джордж решился обнять его за шею. Он все никак не мог поверить, что это происходит на самом деле, что это происходит с ним, что Льюис Хэмилтон, эта мечта, за которой он следовал чуть ли не с детства, ради которой делал все то, что в итоге привело его за руль черного болида с номером сорок четыре в прошлый уикенд, сначала сам поцеловал его, а теперь еще и ласкает, и поза у них при этом абсолютно недвусмысленная… Пальцы Льюиса легко коснулись шеи над воротом футболки, и Джорджа бросило в дрожь. — Если тебе нужно подумать… или что-то не нравится… я не настаиваю. Всегда можно обойтись без этого. — Знаешь… — в ответ на заинтересованный взгляд Льюиса Джордж нервно облизал губы и склонился к нему так, что почти прижался к его лбу своим. — Знаешь, я мечтал об этом лет с четырнадцати… или когда там начинают об этом думать. И пока мы с тобой не напарники, я совершенно точно не хочу обходиться без этого. А потом посмотрим… Льюис улыбнулся и положил руку на затылок Джорджа, привлекая его к себе. От этого снова бросило в дрожь, а от поцелуя — в жар. Джордж пытался отвечать, но даже просто позволять Льюису делать то, что он делал своим языком, было… неописуемо. Обнаглев, Джордж потянул за резинку, стягивающую пучок тонких косичек на голове Льюиса, и сделал то, о чем тоже мечтал уже очень давно, — запустил в них пальцы. — Наглый… — прошептал Льюис в поцелуй. — Это тоже хорошо. — Иначе бы меня тут не было… Джордж охнул, когда Льюис неожиданно крепко сжал его задницу. Он тонул в ощущениях, и попытки шутить были теми единственными соломинками, которые хоть как-то держали его на плаву в полной нереальности происходящего и давали надежду, что хоть что-то из этой невероятной ночи останется в памяти. Например, первое прикосновение пальцев, с которыми было связано столько разных фантазий, когда Льюис повел руками вверх по его спине уже под футболкой. Или прикосновение губ к коже на шее. Легкий невесомый укус, последовавший сразу за этим прикосновением. Ощущение возбужденного твердого члена, через несколько слоев ткани прижимающегося к его собственному. Стояло давно. Стояло так, что было почти больно. И теперь не было необходимости думать, как это скрыть. Хотелось больше. Чтобы не было одежды, только кожа к коже. Ощутить рукой, какой Льюис реальный, не воображаемый. Попробовать на вкус, даже несмотря на то, что ради этого придется перестать целоваться. Это же волшебная ночь, да? В такую можно все. Джордж понял, что бездумно трется о Льюиса, и вспыхнул, хотя, казалось бы, смысл уже в такой ситуации краснеть. — Кресло — это так пошло… Очень возбуждающе, но очень пошло… — Ты уже представил меня стоящим на коленях? — Джордж позволил себе прихватить зубами мочку уха, в которой поблескивали в свете лампы бриллиантовые искорки. Собственная выдержка и то, что он в подобной ситуации способен вообще вести какие-то разговоры, были отдельным поводом для удивления. — Это предложение? — Льюис склонил голову к плечу, подставляясь под ласку. — Ты только что сказал, что это пошло… — Джордж провел языком по тонкой коже за ухом, по которой тянулась татуировка «blessed». Еще одна маленькая мечта стала реальностью, и он с удовольствием отметил, как Льюис вздрогнул от этого прикосновения. — Это не значит, что я откажусь от такого предложения… Вместо ответа Джордж снова соскользнул на пол, чтобы устроиться между расставленных ног и провести ладонью по возбужденному члену, который натянул все еще скрывающую его ткань. — Знаешь… у тебя красивый рот, Джордж… — Так много комплиментов за один вечер… — Джордж потянул штаны Льюиса вниз, высвобождая член, чтобы провести кончиками пальцев по бархатистой горячей коже и увидеть, как Льюис вздрагивает от этого прикосновения. — Он не только красивый, между прочим… — Чем докажешь?.. — Льюис потянулся рукой к губам Джорджа. Вместо ответа Джордж перехватил его руку, лизнул кончики пальцев, прежде чем переплести с ними свои, провел языком вдоль его члена и чуть задержался на самой головке перед тем, как забрать его в рот, настолько глубоко, насколько он был способен. Льюис застонал, и этот стон отозвался обжигающей вибрацией во всем теле. Он с удовольствием ласкал этот член, с трудом помещающийся во рту, и с не меньшим удовольствием наблюдал за реакцией на ласки из-под ресниц. Льюис сидел, откинувшись на спинку кресла, и тяжело дышал, бездумно гладя Джорджа по голове, без попыток как-то направлять и принуждать. Иногда он вздрагивал и поддавал бедрами, толкаясь в рот, и Джордж старался запомнить, что из того, что он делает, нравится Льюису больше всего. — Джордж… я… Льюис слегка потянул его за волосы, желая отстраниться, но Джордж снова поймал его руку, сжал ее в своей и продолжил ласкать, дразнить и забирать в рот так глубоко, что почти перехватывало дыхание, пока тот не выдержал. Только после этого Джордж разжал пальцы, медленно выпустил изо рта член и, перекатывая во рту солоновато-терпкий результат своих усилий, снова устроился у Льюиса на коленях. Сглотнул он, лишь дождавшись, когда тот откроет глаза и посмотрит на него. — Доказал? Льюис потянул Джорджа к себе за ворот футболки и поцеловал — жадно, глубоко, буквально вылизывая его рот изнутри. — Доказал… Ты умеешь удивлять. — Если бы не умел, меня бы тоже здесь не было… Джордж уткнулся лицом в шею Льюиса. У него самого стояло так, что было уже не почти, а просто больно, и стоило больших усилий не тереться об него самым неприличным образом. — Я, похоже, очень плохой хозяин… — На мучительно ноющий член легла горячая рука, и Джордж не смог сдержать стон. Вся его выдержка, похоже, иссякла сразу же после того, как он заставил Льюиса кончить ему в рот. — Отвратительный, если честно… — Джордж толкнулся в сжимающую его ладонь и только что не заскулил от сжигающего его желания. — Иди сюда… буду исправляться. — Льюис снова крепко сжал задницу Джорджа, вынуждая его приподняться. Осознав, чего от него хотят, Джордж едва не кончил без посторонней помощи. Держась руками за спинку кресла, Джордж завороженно и ошеломленно смотрел, как Льюис Хэмилтон, семикратный чемпион мира, стягивает с него штаны вместе с бельем и берет его член в свой идеально очерченный, абсолютно порнографический рот. То, что Льюис творил своими губами и языком, не поддавалось описанию. Да, и об этом Джордж тоже мечтал, пожалуй, даже чаще, чем о чем-либо еще, но чтобы это реально произошло, да еще и вот так… Надолго его, ожидаемо, не хватило. Сглотнул Льюис не менее демонстративно. Джордж снова обессиленно опустился на его колени — который раз за такое короткое время, сколько он уже в этой полутемной комнате — и уткнулся лицом в шею. Если отсосать предмету своего обожания еще как-то укладывалось в представлении Джорджа в этот сумасшедший вечер, то сделанное самим Льюисом… — Может, все-таки переберемся в постель? Иначе завтра все будет болеть у нас обоих. — Что? — Джорджу показалось, что он ослышался. Он выпрямился и уставился на Льюиса все еще мутноватым взглядом. — Если ты хочешь, чтобы твои огромные распахнутые глаза мне снились, считай, что ты почти добился своего. — Что? — Ощущение полной нереальности происходящего вновь накатило с удвоенной силой. — А ты ждал, что я тебя выставлю за дверь? — Льюис погладил Джорджа по щеке. — Мы только начали. Нет, конечно, если ты хочешь пойти к себе и лечь спать, никаких вопросов… — Иди ты… — Наконец отдышавшийся и немного пришедший в себя Джордж расхохотался. — Лечь — хочу, спать — это от тебя зависит. Он соскользнул с колен Льюиса, сдернул с кровати покрывало, ничуть не стесняясь под откровенно изучающим взглядом, избавился от одежды и нагло забрался под одеяло. Джордж так до конца и не понимал, как и почему его порыв просто пойти извиниться превратился в то, что произошло и продолжало происходить, и каким именно образом во всем этом заинтересован Льюис, но он совершенно точно собирался взять от этой ночи все. Льюис присоединился к нему почти сразу, задержавшись лишь затем, чтобы допить то, что у него было в чашке, стоявшей на столе. Пока он раздевался, Джордж точно так же неприкрыто его рассматривал. В полумраке Льюис еще больше напоминал ему отлитую из темной бронзы статуэтку, покрытую узорами. Имея перед глазами такой пример на протяжении долгих лет, Джордж не уставал совершенствовать себя самого. Поддерживая образ, Джордж нахально пристроил голову на плечо наконец улегшегося рядом Льюиса, а подумав мгновение, еще и закинул на него ногу. Выгнулся, снова ощутив горячую ладонь на спине, и все-таки задал интересующий его вопрос. — Скажи мне, какой тебе в этом интерес? Со мной, допустим, все понятно. — Он широко улыбнулся. — Фанат дорвался до тела кумира и все такое… Почему ты, скажем так, этого фаната допустил? — Скажем так, мне нравятся нахальные упертые юные перфекционисты. Всегда, знаешь ли, интересно, на все ли распространяется этот перфекционизм. — Льюис подмигнул. — А еще мне нравится все красивое. Такое, чем можно любоваться и получать эстетическое наслаждение наравне с физическим. — Признайся уже, что это твой коварный план! Утопить меня в комплиментах и таким образом все-таки избавиться от потенциального конкурента! — А ты, смотрю, уже собрался составлять мне конкуренцию? — Я нахальный и упертый, не забывай. Джордж очень радовался, что в темноте не видно, как у него горят уши. На самом деле, он абсолютно не был готов к таким словам и шутил, чтобы скрыть свою растерянность и смущение от сказанного. Он не мог поверить, что Льюис и в самом деле про него так думает. — С тобой забудешь… — Льюис погладил Джорджа по бедру и потянул его к себе, вынуждая усесться верхом, чему тот, разумеется, сопротивляться не стал. — Да, ты прав, — Джордж выпрямился и потянулся. — Так любоваться удобнее. Льюис в ответ лишь покачал головой, улыбаясь, повел руками по рукам Джорджа к плечам, вызвав этим сладкую дрожь во всем теле, и внезапно дернул к себе. Джордж уперся локтями в подушку с обеих сторон от головы Льюиса. Их лица были теперь близко-близко, он ощутил горячее дыхание у себя на коже, почувствовал едва уловимый аромат каких-то трав — видимо, от того, что пил Льюис перед тем, как лечь в постель. — Хорошая реакция. — Я уже сбился со счета, жаль, записать, сколько ты мне отвесил комплиментов за один вечер, некуда и нечем. — Я тебе потом все повторю, если захочешь. — А новое придумать? Льюис снова рассмеялся, толкнул Джорджа в плечо, заваливая его на спину, и навис сверху. — Совсем распоясался, я смотрю… Джордж обхватил его ногами, вынуждая прижаться плотнее. — Мне кажется, тебе бы не понравилось, если бы я вместо этого восторженно повизгивал и просил: «Возьми меня, я весь твой!». — Ты знаешь, в этом тоже есть своя прелесть. Не находишь? — Льюис крепко стиснул задницу Джорджа в ладонях, от чего у него перехватило дыхание и мучительно захотелось сказать именно то, над чем он только что пытался пошутить. Льюис, улыбаясь, продолжал его тискать, член у него снова стоял и упирался Джорджу в бедро, да и сам Джордж уже был возбужден не меньше. — Думаешь? — Джордж выгнулся, облизнул губы, обхватил Льюиса руками за шею, заставляя склониться к себе. — Ну, тогда… трахни меня так, чтобы я запомнил на всю жизнь, чемпион. — Вызов принят. — Льюис широко и плотоядно (что, как успел подумать Джордж, никак не вязалось с его убеждениями) улыбнулся, прежде чем поцеловать его, властно, жадно, не давая опомниться и хоть как то перехватить инициативу. Руки Льюиса, казалось, были одновременно везде, скользя по бедрам, по животу, снова сжимая ягодицы так, что Джордж не мог сдержать стонов. Он только что не извивался под этими ласками в стремлении продлить каждое прикосновение, получить больше и сам ласкал и гладил в ответ, наслаждаясь ощущением перекатывающихся под гладкой кожей мышц, горячего тяжелого тела, вжимающего его в постель, россыпью косичек, которые щекотали кожу и в которые можно было безнаказанно запускать пальцы. Снова все, что он когда-либо себе представлял, оказалось лишь тусклой тенью реальности. — Скажи еще раз, чего ты хочешь, — Льюис прикусил мочку уха, обвел ее языком, и от этого у Джорджа внизу живота все горячо и сладко вспыхнуло. — Я хочу… чтобы ты меня трахнул… — Джордж вцепился Льюису в плечи. — Хочу… чтобы ты меня растянул своими пальцами… а потом почувствовать внутри твой член… Сделай это со мной. Джорджу показалось, что Льюис тихо зарычал после этих слов, но у него так шумело в голове от бьющей в виски крови и от собственной наглости, что он уже ни в чем не был уверен… и не мог остановиться, несмотря на сводящее с ума возбуждение и желание получить все то, чего он потребовал. Он перекатился на живот, подчиняясь Льюису, и тут же снова выгнулся, подставляясь под ласки. — Хочу смотреть на тебя… Когда ты будешь меня трахать… На подушку… и я и у себя посмотреть могу… Джордж ахнул, когда Льюис в ответ совершенно бесцеремонно и довольно болезненно укусил его за ягодицу, а в следующий момент уже чуть не взвыл, потому что, лишь подразнив его пальцами, Льюис стал ласкать его языком. Такого Джордж себе представлять не смел даже в самых смелых фантазиях, сказать, что он был ошеломлен, значило не сказать ничего. Силы для шуток и пикировок у него временно закончились, он мог только стонать и вскрикивать изо всех сил, стараться не кончить уже от того, что Льюис с ним творил своим языком и пальцами. И еще радоваться, что его перфекционизм распространяется на все. Ласки чередовались с легкими и не очень укусами, пальцы скользили внутри, растягивали настойчиво и тщательно. Один, два, три… четыре. Джордж чуть не задохнулся, едва представив, как это выглядит, со стоном подался навстречу… и чуть не заскулил, когда Льюис внезапно убрал руку. Ухо и шею снова обдало горячее, пахнущее травами дыхание, тяжелое, сбивающееся… — Я тоже хочу на тебя смотреть, сладкий… — Извращенец… — смог выдохнуть Джордж, перекатываясь на спину и пытаясь хоть немного отдышаться и успокоиться, но зрелище Льюиса, размазывающего по члену неизвестно откуда (а точнее, просто незамеченно для Джорджа) появившуюся смазку никаким образом этому не способствовало. Заметив взгляд Джорджа, не менее тяжело дышащий Льюис ухмыльнулся: — Ненавижу дрочить на сухую… — Я бы посмотрел, как ты это делаешь… в любом варианте… Льюис снова навис над ним, подхватил под колени, задирая ноги Джорджа чуть не себе на плечи. — И кто из нас после этого извращенец? Ответить Джордж уже не смог, потому что снова взвыл, почувствовав, наконец, в себе член Льюиса, и это было… у Джорджа не нашлось в голове подходящего слова, там вообще на какое-то время ничего не осталось. Он попытался сжать этот член в себе, но это оказалось провальной идеей. Льюис был… большим, и Джордж кайфовал от этого. Он снова обхватил его ногами, подаваясь навстречу в стремлении насадиться еще глубже… Тот не двигался, будто давая ему привыкнуть, и эта пауза позволила Джорджу чуть отдышаться. — Наверное… как-то так могла бы ощущать себя твоя машина… когда в нее сел я… — Ты вообще никогда не затыкаешься? — Льюис поддал бедрами, и Джордж вскрикнул. — Ты всегда можешь меня заткнуть… у тебя есть, чем… Льюис закатил глаза, зажал Джорджу рот ладонью и снова поддал бедрами, а потом еще раз, сначала медленно, но с каждым движением все ускоряясь и с большим размахом. Зажимать ему рот он перестал почти сразу, вновь подхватив под задницу и буквально насаживая на себя, так что Джордж, даже не пытаясь и абсолютно не желая сдерживаться, стонал, вскрикивал, выгибался, подмахивая Льюису, и требовал еще, не стесняясь в выражениях… больше, глубже… Льюис, не переставая двигаться, сжал ладонью его член, и почти сразу после этого все тело скрутило тягучей горячей судорогой. Последнее, что Джордж запомнил — как вскрикнул почти одновременно с ним Льюис. Джордж вынырнул из своего оргазма, как из моря — тяжело дыша и наслаждаясь пережитым. Все тело сладко тянуло, а Льюис лежал рядом с ним и поглаживал его бедру… идеально. — А кто-то жаловался, что плохо себя чувствует… Льюис перекатился на бок, оперся на локоть и, улыбаясь, покачал головой — Ты абсолютно невыносим… Если бы я чувствовал себя хорошо, у тебя бы точно не было сил и времени болтать. — Докажешь? — Мы вернемся к этом вопросу через пару недель, если ты не против. Льюис подмигнул, а Джордж почувствовал себя абсолютно счастливым. Перспектива внезапно расширилась с одного случайного раза до… До чего, он решил пока не думать. Тем более что Льюис, похоже, всерьез не собирался отпускать его из своего номера этой ночью, и Джорджа это полностью устраивало. Засыпать, пристроив голову на мерно поднимающейся груди Льюиса, было гораздо приятнее, чем наедине с фантазиями в собственной постели. Из угла комнаты донеслось сонное фырканье. Джордж хихикнул. — У Роско, оказывается, железная выдержка… Привычный, наверное? — Он просто не ревнивый. — Льюис крепче обнял Джорджа, и желание развить эту тему и испортить волшебство ночи полностью пропало. Сейчас были он и Льюис, и больше никого. А чтобы и дальше оставалось так же, Джордж приложит все усилия.***
Гонка шла полным ходом. В зеркалах заднего вида появилась хищная черная тень, и Джордж, занятый до этого момента попытками удержать болид на трассе и не подпустить к себе ближайших преследователей, внезапно вспомнил недавний разговор, вылившийся в совершенно невероятную ночь. С мыслью «шоу должно продолжаться» и теряя драгоценные доли секунды и метры отрыва от настигающего его такого же аутсайдера, Джордж пропустил опережающий его на целый круг «мерседес». Шоу уже началось и должно продолжаться.