Саламандра 2. Новые горизонты.

Предаться милому семейному разврату не удалось. Слуга сразу сообщил, что вечером в честь гостей будет пир, а потом повел в глубину дворца. Лекс оглядывался и сравнивал. С дворцом Шарпа их объединяли только габариты помещений и высота потолков. У Шарпа был белый гладкий мрамор, струящиеся драпировки, скульптуры и цветы в вазах. А здесь были песочно-желтые и красные стены, если не в резьбе, то в мозаике из цветных камней. Вместо светлых штор вышитые гобелены, вместо статуй замысловатые светильники с различными висюльками и сквозными дырочками. Цветов не было, но в воздухе все равно слышались запахи благовоний, сладких и тяжелых. Сканд с каждым шагом был все смурнее и задумчивее, а перед дверью в комнату вообще остановился, как вкопанный. - Не думал, что когда-нибудь еще переступлю порог этой комнаты, - сказал здоровяк и с интересом присмотрелся к двери, - помню, выбил ее плечом, аж щепки в разные стороны полетели! - Оу, - восхитился Лекс, - мой многомудрый братик поселил нас в моих старых комнатах? Сказать, чтобы нам нашли другие апартаменты? - Не стоит, - муж отмахнулся от воспоминаний, как от мух, - я не боюсь теней прошлого. Главное, чтобы тебя это не смущало. - Я все равно не помню, что здесь было раньше, - Лекс подошел, положил руку на грудь Сканду и с интересом заглянул в глаза, - ты же понимаешь, о чем я говорю? - Да, - Сканд будто очнулся и робко улыбнулся, - ты не прежний гадкий Качшени, ты мой Лекс, подарок богов для «дырявого сапога». - Что ты, что Ламиль, - Лекс закатил прекрасные глаза и цыкнул зубом, - он тоже раз за разом нарывался на наказание, чтобы проверить, насколько хватит запасов моего терпения и любви. Так вот, хочу тебя предупредить, у меня бесконечный запас терпения для тех, кого люблю. Можешь не пытаться меня провоцировать, я не сорвусь и не буду кричать, доказывая то, что ты и так уже знаешь. - И что же? - глаза Сканда заискрились лукавством, он подошел ближе и обнял Лекса за талию, - скажи тихо, я услышу. - Ты самый грубый, жесткий, неотесанный, дерзкий, наглый, толстокожий, бесцеремонный, невыносимый, бесстыжий, нахрапистый, сиволапый ящер! Но я тебя люблю. И мне все равно, что говорят за нашими спинами, я тебе доверяю бесконечно и без оговорок. Ты – мой единственный родной человек в этом мире, и я всегда прикрою твою спину, потому что верю, что ты меня не предашь. - Если я такой плохой, - Сканд нахмурился и надул губы, ну точно как Ламиль, - так за что ты меня тогда любишь? - Я тебя люблю не за что-то, а просто так, - Лекс улыбнулся и прижался к мужу крепче, - ты моя половина. Ты – часть меня, а себя я люблю без раздумий. Просто люблю – и все. И не спорь со мной! - Ладно, не буду, - рассмеялся Сканд и поцеловал вредину в лоб. Тут слуги, кряхтя, затащили в комнату сундук. И все. Лекс прислушался, но в коридоре было тихо. - Так, я не понял, а где еще два? И куда Ламиля поселят? А монахи где? - из-за двери показался человек в низком капюшоне и показал два пальца, - ладно, двое здесь, а где остальные? Монах жестом показал куда-то за спину. Сканд с сожалением разомкнул объятия и поправил ремень с портупеей. Сразу послышался тихий шелест шагов и перед дверью замер слуга в обнимку с бутылью масла. - О! - обрадовался муж, - нужная вещь, и, главное, с размером не промахнулись! Пойду разберусь, что и где. Пришлю слуг, чтобы помогли тебе переодеться к пиру. - Угу, - согласился в спину Сканду рыжик и задумался. Вся одежда и украшения были именно в том сундуке, который выпотрошил Ламиль. И что делать сейчас? Объявить всем, что у него нет одежды на смену? И тогда все зададут себе вопрос, а что же у него в трех оставшихся, если не наряды? И зачем смущать чужой мозг ненужными мыслями, они ведь нечаянно и до правды могут додуматься, и тогда сундуки точно умыкнут. А вот расставаться со своим сокровищем Лекс не собирался. Значит, надо как-то вывернуться. Он заметил замершего у двери слугу и поманил его ближе. - Передай Чаречаши, что я хочу наряды местного фасона, пусть пришлет мне несколько на выбор. И не забудет передать мои украшения. И пусть не думает упираться! Я точно знаю, что Сканд их оставил здесь. Так что хочу видеть свою шкатулку здесь и сейчас. Лекс прикинул, что если Качшени был младшим, примерно, как Ламиль, а у того уже есть внушительный ларец с украшениями, то у Качшени, который по словам свидетелей обожал драгоценности, шкатулка должна быть не меньше, чем у Ламиля. А это значит, что сегодня на пиру он лицом в грязь не ударит, и это будет даже пикантно. Чани поселил его в старой комнате, а он наденет старые украшения и по возможности оденется, как одевался его младший брат. Так что братцу прилетит бумерангом желание укусить. Пусть сам вспомнит, что потерял. Ведь Лину как-то спрятали, а его тушку защищали только старая кормилица с дочкой. Слуга понятливо оставил бутыль у двери и молча бросился куда-то вглубь коридора. Лекс осмотрелся. Комната была большой и, естественно, застелена коврами. Ну да. Откуда-то ведь Сканд утащил свой боевой трофей, который уже не один год валяется на полу кухни во время штормов. Низенький столик, светильники по углам, подушки, разложенные вдоль стен и кругом вокруг столика. Широкое окно за тяжелыми гобеленовыми шторами. За окном замысловато выстриженные кусты. Высокие резные колонны, между которыми, к удивлению Лекса, натянуты большие полотнища вроде парусов, но только с орнаментом из цветов. Это у них что? Для тени что ли? А хотя, если представить, что у них здесь, считай, пустыня, то откуда взяться тени? Только что навесы делать для прохлады. Тогда молодцы, вывернулись… Лекс подошел к окну и уже примерился к высоте подоконника, чтобы спрыгнуть на улицу и посмотреть на кусты вблизи. Похоже, они там в больших горшках, потому что вокруг каждого растения подозрительно одинаковые бордюры по периметру, как будто горшки притопили в землю. Но окно достаточно высоко над землей, и если спрыгнуть легко, то вот забраться обратно не факт, что получится. По крайней мере без того, чтобы снизу подсадили. Но это сейчас и не важно, он здесь как бы любимый родственник и сейчас важнее с нарядами разобраться. С правой стороны находится еще одна дверь. Там, оказывается, еще одна такая же большая комната. А в ней громадная кровать, и опять светильники, от которых несет приторно-сладкими благовониями, подушки, и на кровати, и кучками просто по полу. Сундуки… в которых обнаруживаются явно куски ткани. Стоило достать один, как стало понятно, что один угол богато расшит стеклярусом и какими-то блестками. А сама ткань подозрительно тонкая, совсем как тот наряд, что как-то достался от Киреля и был благополучно разорван в куски ревнивым чудовищем. Ага! Так, похоже, гардероб прежнего тела так и лежит в этих сундуках! Лекс с интересом открыл следующие два. Там тоже куски ткани, а еще маленькие топики. Точно! Помнится, когда он очнулся, на нем был именно такой топик. В голову сразу пришли картинки, как он мочил его из фляги и пытался накрыть голову. Все ткани и топики были белые или очень светлых оттенков. Кажется, на момент пленения на нем были какие-то голубенькие шароварчики. Он тогда так и не разобрался, как найти ширинку, и тихо разорвал между складок, чтобы помочиться, а когда оказался во дворце Шарпа, то с него попросту срезали те лохмотья, что остались к концу пути. Лекс достал ближайший отрез, и разобравшись, что к чему, приложил к бедру, чтобы определиться с длиной, а вернее, с шириной отреза. Сразу выяснилось, что ноги у Качшени были явно короче, и это правильно, ведь он основательно вырос после третьей линьки. И если те шароварчики были прежнему телу до щиколотки, то теперь едва достигали середины икры. За этими примерками его застукал монах, который вежливо похмыкал, привлекая к себе внимание, а потом показал за свою спину. Там толпились миловидные юноши, одетые как слуги, и испуганно таращились карими как зерна кофе глазами. А вот у него, например, голубые глаза… И у Чачи голубые, кстати, и у Лейшана тоже. Он как-то раньше считал, что у всех рыжих здесь голубые глаза. Хотя, если вспомнить кузнеца Броззи, то у него глаза и не поймешь сразу какого цвета. Не голубые, но и не карие, это точно. Ну, неважно… - Прежние наряды мне явно малы, - заявил капитан Очевидность и бросил отрез в сундук, а потом достал из соседнего топик и, развернув, приложил к широкой груди, - и это тоже… Слуги сразу заприседали, залепетали и, благоговейно пришепетывая, стали объяснять, что они все понимают и принесли новые наряды и шкатулку с драгоценностями. Лекс вышел в гостиную и увидел два сундука. В одном лежали отрезы ткани, а вот второй оказался той самой «шкатулкой». Хе-хе! Оказывается, Ламилю далеко еще до Качшени! Хотя тот был старше к тому моменту, как с ним все случилось. У Ламиля еще и первой линьки не было, а у Качшени было уже две. Так что, если судить по скорости выбивания драгоценностей от родни, то шкатулка Ламиля ко второй линьке как раз сравнится с этим сундуком. - Разложите новые наряды на кровати, хочу видеть, что мне прислал брат, - Лекс показал на широкое ложе, - а с драгоценностями разберемся позже. И еще, я хотел бы помыться с дороги. - Помыться! - испугались слуги. И ровно как мыши стали шнырять по комнате от ужаса. - Мы поможем любимому сыну Саламандры привести свое тело в порядок перед пиром, - набрался смелости и заявил один из парней. - Ладно, как тебя зовут? - Как вам будет угодно, - потупился парень и, кажется, покраснел. - Э-э, - Лекс растерялся. Иди знай, какие здесь заморочки, может, свое имя нельзя называть, - какое имя мне назвать, чтобы слуги поняли, что я зову именно тебя. - Рики, - паренек стек на колени и уткнулся носом в ковер, - о, Сиятельное и надменное солнце, встающее над пустыней и дарящее благодать всем мелким и недостойным людишкам. Все слуги как подкошенные упали на ковер и уткнулись носом, ожидая распоряжений, а Лекс опять завис, соображая с натугой. Это они его что, сейчас по имени назвали и сами испугались своей дерзости, что сейчас свернулись в клубочки в ожидании, что их отругают или отпинают? Мда-уж, как все запущено-то… - Теперь меня зовут Лекс, - Лекс остановился над Рики и постучал сандалией в раздумьях. Кстати, вся обувка тоже была в приснопамятном сундуке. - Так, быстро все встали и помогли мне разобраться со всем! Скоро пир, а я грязный с дороги! Рики сразу поднялся и, похлопав в ладоши, стал командовать. Людей добавилось. Кто-то притащил еще бутыльки с маслом, кто-то куски ткани и какие-то мешочки. В спальню затащили несколько деревянных столиков, которые сложились в подобие стола для массажа. Потом добавилось еще два по бокам и это стало выглядеть буквой Т. По всей видимости, для рук, и только приставное изголовье имело выемку с непонятным языком. Белый монах невозмутимо наблюдал за всем, время от времени останавливал слуг и засовывал везде свой нос, проверяя, насколько все безопасно. Лекс разделся и вдруг впервые заметил, что у него очень специфический загар – голова, руки по локоть, ноги в районе лодыжек и ступни. Помнится, отец такой загар называл рабоче-крестьянским. Сканд, к примеру, был загорелым везде, только ягодицы более светлые, а Кирель был беленький везде. Рики, скорее всего, был старшим из присланных слуг, потому что он попросил Лекса лечь, чтобы они смогли «за ним поухаживать». Ничего не оставалось, как лечь животом, куда сказали, и попытаться расслабиться. Его шустро в десять рук намазали маслом и начали массировать. Вначале было даже приятно, а потом его стали буквально скоблить палочками и какими-то камешками. Лекс уже собрался рыкнуть на всех и отогнать наглецов от своей тушки, а потом решил, что эксперимент следует довести до конца. И постарался не выдергивать конечности, когда «неприятно» переросло в «болезненно». Ему заодно свели все натоптыши с пяток и мозоли на пальцах и ладонях от лука и кузнечных щипцов. В столичных термах была такая услуга, да и в доме девки делали с определенной периодичностью педикюр и, иногда, маникюр младшему хозяину, но вот ногти до зеркального блеска Лекс не позволял полировать и мозоли с рук сводить, чтобы не мучиться, пока они заново наработаются. Позже Лекса попросили перевернуться, и тот с радостью решил, что экзекуция закончена, но ему распустили косу, а потом вдруг стали лить масло на самую кромку волос. Лекс в очередной раз набрал воздуха в грудь, чтобы поорать, и опять, одумавшись, тихо выпустил его через сжатые зубы. Да, масло вместо воды – это странно, но если вспомнить тех же индусов, с которыми он сталкивался во время работ на буровых, то те в обязательном порядке мазали кожу головы маслом и снисходительно смотрели «на дикарей», которые совсем не понимали, что такое ухоженные волосы. Хотя, те все же хоть изредка мыли волосы, а тут масло вместо мытья… но все же стоит довести эксперимент до конца. Даже интересно, что получится в итоге. За кожу опять взялись с теркой и скребками и даже с лица, казалось, сняли кожу просто до кости. Одно утешало – массаж головы вводил прямо в медитацию. Это было так приятно, что Лекс даже смирился с тем, что ему и на ногах отполировали ногти. Но когда он почувствовал, как пара наглых рук схватилась за его член и явно стала возбуждать, лениво рыкнул. - Руки убрал! Он солнце точно не видел и отшелушивать там нечего! - А вы разве не хотите? - Лекс открыл глаза и увидел голого Рики, который уже готовился вскарабкаться на него. - Я хочу есть, пить и чтобы это все закончилось быстрее. А любви и ласки мне от мужа хватает. Среди слуг раздались смешки, а Рики покраснел и стал стремительно заматываться в тряпочки. Лекс вдруг понял, что не представляет, как именно надевают и носят местную одежку, а поскольку в этом мире он, кроме туники и тоги (рабочие штанишки не в счет), ничего больше не надевал, то стоило озаботиться, чтобы со стороны оценить, что именно ему придется носить и как это выглядит. - Не одевайся, - Лекс вырвал руку, пока ему натирали кисть, и ткнул в сторону паренька, - вернее, возьми эту одежду и надень на себя, хочу со стороны посмотреть, как это будет выглядеть, - все массажисты замерли в ужасе, а Рики побледнел аж до синевы, Лекс сразу насторожился, - что случилось? Одежда отравлена? - Нет, господин… - еле пошевелил губами парень, - с одеждой все хорошо. Просто меня казнят за дерзость. - Но это мой приказ, - не понял Лекс, но Рики так обреченно пожал плечами, что был и без слов понятен ответ, - ладно! Не в эту ткань. Принеси другую. Я только хочу определиться с фасоном. - Благодарю, господин, - расцвел на глазах паренек и быстро что-то просвистел парню, стоящему у двери. Тот сразу метнулся в коридор, а через какое-то время принес кусок длинного полотна. Лексу уже надоело лежать и он, вырвавшись из рук мучителей, сел на лежанке. Он посмотрел, куда именно лили масло, оказывается, под тот самый «язык» подставили таз и масло стекало в него. Но сейчас липкая мокрая масса волос шлепнулась на спину и напрудила лужу масла под попу. Массажисты попытались уговорить его лечь обратно, но Лекс только отмахнулся. Он и так уже весь липкий и мокрый. Массажный стол частично разобрали и Лекс оказался сидящим на деревянной кушетке. Лишнее масло стали собирать скребками, а волосы отжимать и расчесывать гребнями с редкими зубьями. Рики в это время при помощи одного из слуг стал обматывать себя тканью. Лекс с интересом посмотрел на, в общем-то, привычный для глаза по земной жизни женский сари, потом ему показали мужской вариант этой же одежды. Со стороны это выглядело не так изящно, возможно, из-за куска ткани, просунутого между ног, чтобы изобразить штаны вместо юбки, но сзади это выглядело вообще нелепо. Потом Рики показал несколько вариантов «штанов» из сплошного полотнища, и среди этих моделей Лекс опознал те штаны-шаровары, что были у него в момент появления в этом мире. - Вот этот фасончик! - показ мод был сразу остановлен, - а теперь разберемся с верхом и расцветочкой! С топиками все оказалось несколько проще. Они были на шнуровке и подгонялись под любой размер… но сам их вид был несколько неожиданным. У топика оказался не только круглый вырез спереди, но на спине было только несколько вышитых перемычек и некие плечики, так, чтобы вся конструкция плавно лежала впереди. Открывать спину не хотелось, ведь даже после линьки там остались следы от шрамов, оставленных кнутом Гаури. Ну да ладно… Его шрамы – это его жизнь, а своей жизни он не стеснялся. На кровати лежали разложенные ткани всевозможных цветов, и даже пара в клеточку. Лекс невольно пересчитал, получилось двадцать. Наверное, чтобы наверняка удовлетворить капризы брата. К каждому отрезу прилагался топик. Некоторые были гладкими, а некоторые замысловато расшитыми и украшенными. Но чтобы насолить брату в ответ, надо было напомнить именно былое. А поскольку в сундуке у прежнего тела были светлые ткани, то… - Я надену белое, - выдал Лекс и встал с сиденья. Слуги к этому времени уже собрали скребками с тела все масло, а потом обтерли вначале грубой тканью, а потом мягкой. Он посмотрел на свои руки. Они были белыми, как живот, и от прежнего загара не осталось даже воспоминаний. И, кроме этого, кожа на ощупь была как бархатная. Слуги все еще возились с волосами, и Лекс велел застелить деревянное сиденье тканью, прежде чем сел обратно. Слуги в очередной раз сменили гребни на более частые зубчики и продолжали медитативное расчесывание его гривы. - А теперь разберемся с украшениями. Выкладывайте на кровать, я скажу, что мне понравится. Украшений было много. Сундук был не меньше того, что в свое время подарил Тили-мили. Лекс потом узнал совершенно случайно, что его зарезали монахи Киреля, когда тот прислал гонца, что едет к ним за помощью. Кирель выслал вперед своих монахов, чтобы они «встретили дорогого гостя», когда те вернулись, то привезли голову бывшего когда-то царьком неприступного города. Монахи сообщили императорам, что на лагерь Теланири напали злодеи и вырезали всех до их приезда. В городе провели церемонию прощания. Голову сожгли на погребальном костре со всеми почестями, и только спустя несколько дней Бэл сообщил, что это сделали братья, выполняя приказ Первосвященника, чтобы избавить империю от ненужных переживаний. Все равно Теланири никто помогать бы не стал, но оставлять в столице недовольного царя – только вносить раздор в Сенат. А там и без этого мира и единства нет. Только переругались бы все, а наиболее злобные стали бы опять подзуживать народ восстать против правящей династии. И все бы опять закончилось резней старых фамилий и потоками крови на улице и во дворцах знати. В этом сундуке не было золотых монет и драгоценных камней, зато были такие же тонкие браслеты, как те, что были у него на руках, когда он сидел в клетке. Лекс протянул руку, и Рики сразу вложил в нее несколько полупрозрачных браслетов. Одни были вырезаны из различных камней вроде малахита или агата, другие просто гладкие, а некоторые с ажурной резьбой. Хм, они ведь хрупкие, хотя, если повесить сразу с десяток, то возможно… Но их размер подразумевал совершенно другую руку. Более тонкую. Сейчас он при всем желании в них не смог бы просунуть свою кисть. Да и запястье у него шире этих самых браслетов. - Соберите все тонкие браслеты отдельно, - Лекс вернул браслеты Рики, - они подойдут Ламилю. А, хотя… пускай братик сам заботится об украшениях своего ненаглядного. Но в любом случае, сложите их в отдельную шкатулку. И все украшения раскладывайте по цветам камней. Хочу видеть, что есть и какие именно. Волосы продолжали расчесывать, вводя Лекса в полусонное состояние. Дорога, нервы, усталость, преизбыток впечатлений после почти затворничества в одном городе. Приходилось прилагать усилие, чтобы не улечься на кровать и не послать братика Чани куда-нибудь подальше за горизонт. Одна только мысль о пире и развлечениях навевала желание удавить кого-нибудь… На кровати росли кучки украшений. Это были исключительно золотые украшения, а расцветка золота колебалась от желто-рыжего до соломенного, и даже светло-сливочного. Камни тоже были разные. Поскольку там были в основном кабошоны, то на глаз отличить лунный камень от белого агата издали не получалось. Зато кабошоны рубина спокойно соседствовали с яшмой и это, похоже, никого не смущало. Петя накануне проинструктировал его, что в городе брата цвета имеют сакральное значение, вроде белых тог имперских сенаторов. В этом городе каждый цвет нес свое значение – красный был цветом саламандры, обозначал огонь, любовь и успех. Желтый был цветом денег, богатства и достатка. Зеленый был символом жизни и долголетия, синий – привлекал удачу, поэтому его так любили торговцы. А вот белый говорил о невинности и чистоте помыслов. Хотя в городе брата позволить себе носить белый могли только младшие аристократов, причем белое надевали исключительно накануне помолвки, как показатель, что жених чист и невинен, как младенец. Ну да, если они вместо помывки натирались маслом, то ходить в белом мог только богатый трутень, который ничего не делал и питался исключительно «солнечным светом и цветочной пыльцой». На дне сундука было много браслетов, вырезанных из камня, и, кроме этого, достаточно много украшений из жемчуга. Крупный морской перемежался продолговатым речным и был по большей части собран в длинные нити. Лекс протянул руку и Рики положил в нее длинную нитку очень приличного жемчуга. После пристального рассмотрения выяснилось, что на краях нитей были маленькие крючки, с помощью которых их можно было превратить в петлю и получить бусы или браслет. А еще такие длинные нити вплетали в прическу, хотя в империи жемчуг был почему-то не в чести, младшие мужья и жены украшали волосы бусами из камней или золотых подвесок. - Надену жемчуг, - сообщил любимец богов и поморщился, когда его волосы в очередной раз разделили на пряди и стали протирать тряпками, а потом расчесывать по-новому. - И скоро все закончится? За окном уже стемнело, а вы все возитесь. - Мы готовы, - отозвался Рики и велел принести жаровни с прутками и куски воска, - завивать будем мелко или крупно? - Вообще не будем, - отмахнулся Лекс. Рики замахал руками, чтобы жаровни с термобигудями унесли. Лекс перекинул волосы на грудь и пощупал, что получилось. Мда-уж. Ощущения были неоднозначные. Волосы стали весить намного больше, чем прежде, и на ощупь стали совершенно другие. Не было шелковистой мягкости и непокорных завитков. Теперь они стекали тяжелым шелком как… как у гардинных кистей. Когда длинное, тяжелое и шелковистое, и рука сама тянется пощупать и пропустить между пальцев, настолько приятно. Рики спросил, изволит ли господин украсить лицо, и Лекс с сомнением уставился на местную декоративную косметику. Пудра была похожа на свинцовые белила, а вот помада и румяна были ярко-красными, как киноварь, а поскольку травить себя во имя красоты ни свинцом, ни ртутью категорически не хотелось, то пришлось отказаться. И лишь увидев едва не плачущего Рики, он с трудом согласился, чтобы ему подвели сурьмой глаза. Все же, местные дамы явно были сильны здоровьем, раз пользовались таким хоть сколько-то регулярно. Лишние куски ткани и украшения разобрали по сундукам, а Лекса со всем почтением и восхищенными охами стали заворачивать в ткань, как дорогую вещь в упаковочную бумагу. На ноги полагались шлепки с загнутыми концами, совсем как у Маленького Мука в мультике, и они, естественно, были белые под цвет наряда, хотя и маловаты по размеру, и пятка больно нависала над самым краем стельки. Только вот гонять слуг за другим размером не хотелось, да и загнутый носок позволял протолкнуть ногу глубже в обувку. Не страшно, один вечер можно будет и потерпеть. Завязки на топике пришлось растянуть на максимальное расстояние и у слуг едва получилось подвязать всю конструкцию, чтобы она надежно держалась. Потом пришло время жемчуга. Его быстро намотали на щиколотках и запястьях, как толстые браслеты, на шее получилось самое настоящее монисто и осталось еще столько же на кровати. Очень хотелось увидеть себя, чтобы оценить со стороны, что получилось. Лекс покосился на сундук и велел всем слугам встать лицом к стене, заткнуть уши и мычать, а монахам присматривать, чтобы никто не халтурил. Не хотелось, чтобы ушлые люди услышали скрежет замков и считали, сколько раз все должно скрипнуть и щелкнуть. На счастье, именно в этом сундуке были зеркала. Золотое и серебряное. Они были большие для этого мира. Где-то сантиметров по сорок. В красивой оправе от Рарха и в дополнительной деревянной шкатулке, отдельной для каждого зеркала. Они были замотаны в ткань, и шкатулка была обита изнутри тканью с прослойкой шерсти. Очень не хотелось разбить такую красоту во время пути. Лекс достал серебряное зеркало, оно было наиболее объективно в отношении цветности, и закрыл сундук обратно. Он вручил зеркало в руки монаха и стал себя рассматривать, пытаясь понять, правильно ли он выбрал наряд. Белая кожа лица вызвала невольное удивление. Он уже привык к себе загорелому до золотистого цвета, как корочка лепешки… С белой кожей губы стали ярче и контрастнее, и глаза стали выразительней и глубже. Как небо в полуденный зной. Да и волосы стали не медно-красные, а алые, как кровь. И теперь вся эта «кровь» стекала тяжелым водопадом по плечам и спине и заканчивалась ниже ягодиц. Очень хотелось обрезать длину, но у Сканда каждый раз, когда он заплетал его косу, было такое счастливое лицо, что просто рука не поднималась лишить мужа радости возиться с ними. Белый топик явно не был рассчитан на такой разворот плеч, но рукава на завязочках вместо шва несколько сгладили эту проблему. Если, по идее, они должны были укрывать руки до локтя, то сейчас едва прикрывали бицепс. Пусть не такой мощный, как у Сканда, но все равно с явно выраженными мышцами плеча. Вырез был широкий и круглый, и не столько закрывал, а скорее, подчеркивал явно выраженную грудную мышцу, и поджавшиеся соски торчали на натянутой ткани, как спрятанные на подкладке бусины. Белые штаны были хитро закручены, и Лекс вряд ли опять разобрался бы сам, как именно их развязать и распустить. И, кроме этого, они сидели достаточно низко, едва прикрывая ягодицы и открывая лобок, казалось, что они держатся узлом, упираясь в член, и только поэтому не соскальзывают окончательно. Лекс прошелся по комнате, чтобы удостовериться, что конфуза не случится, но ткань держалась на удивление надежно. Даже если поджать ягодицы, ткань не соскальзывала, и Лекс успокоился. В крайнем случае, даже если она и упадет на пиру, то будет что вспомнить! К собственной наготе он уже привык, да и чужая уже давно не вызывала ни болезненного интереса, ни стыдливых позывов отвернуться. Он по привычке закрывал собственное тело, не столько ради собственного комфорта, сколько чтобы не злить лишний раз ревнивого мужа. Рики предложил украсить штаны поясками и подвесками, но Лекс остановился на одной нитке жемчуга, которая легла на талию и подчеркнула бедра, более узкие по отношению к плечам. - И с чего ты взял, что я позволю тебе в таком наряде выйти из комнаты? - рыкнул Сканд от двери. Муж одним хищным шагом оказался за его спиной и, проведя рукой по бархатной коже на животе, разорвал украшение. Жемчужины сыпанулись по ковру в разные стороны.